Страница:
Младенец у нее за спиной захныкал.
— Мне нужно успокоить ребенка… — Камилла снова попыталась закрыть дверь.
— Ллеу вовсе не безобиден, — с жаром произнес Рис. — Ты слышала о Чемоше, Боге Смерти?
— Я ничего не знаю о Богах, брат, мне на них наплевать! Так ты уйдешь сам или мне позвать городскую стражу?
— Ллеу не женится на тебе, Камилла. Он оплатил место на корабле, идущем в Устричный. Он покидает Новый Порт завтра.
Женщина пристально посмотрела на него. Ее лицо побледнело, губы задрожали.
— Я тебе не верю. Он обещал! Уходи! Просто уходи!
Младенец уже надрывался вовсю. Мальчик как мог пытался его успокоить, но тот не желал успокаиваться.
— Подумай о том, что я тебе сказал, госпожа Камилла, — умолял Рис. — Вы не одиноки. Недалеко отсюда находится Храм Мишакаль. Вы недавно проходили мимо него. Обратись к жрецам Целительницы. Они помогут тебе и твоим детям.
Но Камилла оттолкнула его и ударила ногой по посоху.
— У Ллеу на груди знак, — продолжал Рис. — Отметина, похожая на выжженный отпечаток женских губ. Он попытается заставить тебя отдать душу Чемошу. Не делай этого, госпожа! Иначе ты будешь потеряна навеки! Загляни ему в глаза! — продолжал молить он. — Загляни в глаза!
Дверь с грохотом закрылась. Рис стоял посреди улицы, прислушиваясь к крикам младенца и женскому голосу, успокаивающему его. Он гадал, что теперь делать. Если эта женщина станет жертвой Ллеу, она бросит детей и отправится на поиски Повелителя Смерти.
Потом монах вспомнил предупреждение, написанное на стене храма, и ему стало легче. Он не один сражается с Возлюбленными. Уже не один. Он может попросить о помощи.
Рис вернулся к служителям Мишакаль в их скромный Храм. Паслен со счастливым видом белил стены, Атта лежала под столом, вгрызаясь в кость. Она завиляла хвостом, завидев Риса, но не решилась надолго оставить угощение, чтобы подойти к нему.
— Смотри, Рис, я работаю! — гордо сообщил кендер, взмахнув кистью и окатив себя и пол вокруг брызгами побелки. — Я уже отработал ужин!
— Я говорил ему, что мы даем пищу всем нуждающимся просто так, — сказал Патрик. — Но он настоял. Должен заметить, что он очень необычный кендер.
— Да уж, точно, — согласился Рис. Он помолчал, а затем добавил: — Праведный Сын, я должен переговорить с тобой по очень важному делу.
— Я так и подумал, — сказал Патрик. — Твой друг рассказал нам множество любопытных историй. Прошу, брат, садись.
Галена принесла Рису миску похлебки. Патрик сидел рядом, пока монах насыщался, но не позволил говорить о деле во время еды, пояснив, что это вредно для пищеварения.
Подумав о том, что собирался сообщить, Рис согласился с ним. Вместо этого он попросил Патрика рассказать о себе.
— Мы с женой оба мистики из Цитадели Света. Когда Боги вернулись, главы Цитадели решили, что у всех мистиков должен быть выбор — служить Богам или же оставаться мистиками. Золотая Луна, основательница Цитадели, делала и то и другое, и все считали, что именно этого она хотела бы и от нас. Мы с женой помолились, прося наставить на истинный путь, и каждому из нас явилась во сне Белая Госпожа, она попросила нас следовать за ней, так мы и поступили.
Родом мы оба из Нового Порта. Мы знали, как живет город, и решили вернуться, чтобы помогать, чем сможем. Начали со школы для детей и с госпиталя. Скромное начало, но лучше, чем ничего. Храмов других Богов в городе нет, за исключением Зебоим, разумеется, — добавил Патрик, вздыхая и искоса поглядывая на Риса.
Тот ничего не сказал, занятый похлебкой.
— Люди построили Храм Зебоим последним перед исчезновением Богов, и это был первый Храм, куда они потянулись после их возвращения. На самом деле некоторые и не прекращали туда ходить. Они продолжали нести подарки, год за годом. «Никогда не знаешь, чего ждать от Морской Ведьмы, — говорили они. — Может, она затеяла какую-нибудь игру. Нельзя пренебрегать подобной вероятностью».
Рис посмотрел на Паслена, радостно разбрызгивающего побелку, большая часть которой, тем не менее, все-таки попадала на стену, затем опустил руку и потрепал по голове Атту.
— Прости, что задаю этот вопрос, брат, — сказал Патрик спустя миг, — ты явно монах, но только я не пойму, к какому ордену ты принадлежишь…
— Я был монахом Маджере, — ответил Рис, — но отрекся от него. Очень вкусно, — сказал он Галене, когда она подошла, чтобы забрать миску. — Спасибо.
Патрик, кажется, хотел сказать что-то еще, но потом передумал. Галена отнесла посуду на кухню, потом вернулась и села рядом с мужем.
— О чем же ты хотел поговорить с нами, брат? — спросил Патрик.
— О Возлюбленных, — ответил Рис.
Лицо жреца потемнело.
— Паслен рассказал, что ты преследуешь одного из них, что он здесь, в нашем городе. Это очень скверная новость, брат.
— Будет еще хуже. Возлюбленный познакомился с молодой женщиной. Я опасаюсь за нее. Я пытался ее предупредить, но это вдова с двумя детьми, она в отчаянном положении. Ей кажется, он хочет жениться на ней, поэтому она отказалась слушать меня. Этой ночью он придет к ней. Мы должны его остановить.
— Судя по тому, что нам сообщили из Цитадели, остановить его будет не так просто, — произнесла взволнованная Галена.
— Но все равно надо что-то делать, — сказал Патрик. — У тебя есть какие-нибудь мысли по этому поводу, брат?
— Мы можем попытаться опередить его. Запереть его в тюремную камеру. Он, вне всякого сомнения, сбежит из тюрьмы, — признал Рис. — Замки и железные засовы не смогут его удержать, но женщина с детьми хотя бы будет спасена. Вы могли бы взять их под свою опеку, не давать ей встречаться с ним, пока он не покинет город.
— А когда он уедет?
— Ллеу оплатил место на корабле, уходящем из Нового Порта. Он собирается уехать завтра.
— Но тогда он нападет на кого-нибудь еще. — Патрик нахмурился. — Мне не хочется его отпускать.
— Я постараюсь попасть на этот корабль. Я пойду за ним дальше и буду делать все, что в моих силах, чтобы Ллеу никому не навредил.
— Но мне это все равно не нравится, — сказал жрец.
Галена положила руку ему на плечо:
— Я понимаю, что ты чувствуешь, но подумай о бедной женщине! Мы обязаны спасти ее и детей!
— Разумеется, — тут же согласился Патрик. — Наша главная забота — спасти ее. А потом мы решим, что делать с этим Возлюбленным. Где он сейчас?
— Я оставил его в таверне. Он проведет там весь день, выйдет ближе к ночи.
— А не лучше ли нам схватить его прямо там?
— Я думал об этом, — признал Рис. — Но эта молодая женщина как раз из тех уязвимых людей, каких ищет Чемош. Мы можем остановить этого Возлюбленного, но что если ее найдет следующий? Ее необходимо заставить увидеть опасность своими глазами.
— А эти чудовища действительно бродят целыми толпами? — спросила Галена, пораженная.
— Этого мы не можем знать, — покачал головой Рис. — Но совершенно очевидно, что их число растет с каждым днем.
Паслен подошел к ним, оставляя за собой по всему полу дорожку из белых капель.
— Вчера я видел десять, — сообщил он. — И в доках, и в самом городе.
— Десять! — Галена была в ужасе. — Это просто кошмар!
— Ллеу договорился прийти этой ночью в дом к женщине. Мы сможем схватить его, когда он появится.
— А ты уверен, что он из числа Возлюбленных? — спросил Патрик, пристально глядя на Риса. — Прости, что задаю этот вопрос, брат, но мы опасаемся, как бы случайно не пострадал невинный человек.
— Ллеу… был моим братом, — ответил монах. — Он убил наших родителей и братьев моего Ордена. Он пытался убить и меня.
Выражение лица Патрика смягчилось. Он посмотрел на Риса так, словно теперь многое понимал.
— Мне искренне жаль, брат. И где живет эта женщина?
— Недалеко отсюда. Я не смогу точно описать место. На той улице много домов, и все они совершенно одинаковы. Мне будет проще отвести вас туда. И захватите с собой городских стражников.
— Мы будем наготове, брат.
— Я вернусь с наступлением ночи. — Рис подхватил посох и поднялся на ноги. — Спасибо за обед.
— Тебе не нужно никуда идти, брат. Лучше останься и отдохни. Ты выглядишь совсем измученным.
— Мне бы очень этого хотелось, — сказал монах совершенно искренне. Покой, царящий в этом месте, был настоящим бальзамом для его израненной души. — Но я должен еще раз встретиться с капитаном корабля, попытаться убедить его взять нас на борт.
— Он считает, что кендер на судне к несчастью, — бодро сообщил Паслен. — Я сказал ему, что со мной путешествие станет по-настоящему интересным. Я видел, как души нескольких покойных матросов бродят по кораблю, и сказал ему, что они хотят с ним поговорить. Но он почему-то не захотел их выслушать. И ужасно рассердился, когда я упомянул о мятеже и о том, что он приказал всех их вздернуть на рее. Мне кажется, они до сих пор испытывают к нему неприязнь.
Рис взглянул на Патрика и кашлянул:
— Наверное, вы не захотите, чтобы кендер и дальше оставался с вами…
— Напротив. Он очень помог нам сегодня.
— Он может заодно побелить и пол, — добавила Галена, поглядев на белые следы.
Рис посвистел Атте, которая неохотно оставила кость.
— Я сохраню ее для тебя, — пообещала жрица. Она подняла кость и положила на буфет. Собака проводила ее движение внимательным взглядом.
— Брат, — сказал Патрик, идя с Рисом к двери, — может быть, тебе стоит попросить помощи у жреца Зебоим? Он обладает огромным влиянием среди капитанов. Они послушают его, а он более чем охотно послушает тебя.
— Отличная мысль, Праведный Сын, — согласился Рис. — Благодарю тебя.
— Мы будем молиться о тебе, брат, — произнес жрец, когда монах с собакой выходил.
— Помолитесь об этой молодой женщине, — сказал Рис. — Ей ваши молитвы нужны больше.
Патрик стоял в дверном проеме, глядя, как Рис шагает по улице. Посох монаха стучал по булыжникам. Черно-белая собака бежала рядом.
Жрец в задумчивости вернулся в дом.
— Куда ты идешь, дорогой? — спросила Галена.
— Перемолвиться словечком с Мишакаль, — ответил он.
— Об этой молодой женщине?
— О ней мы и сами сможем позаботиться. — Патрик посмотрел в окно и увидел, как Рис с Аттой заворачивают за угол. — А вот другую проблему в силах разрешить только Богиня.
— О чем ты говоришь? — удивилась его жена.
— О потерянной душе, — сказал Патрик.
Глава 4
Глава 5
— Мне нужно успокоить ребенка… — Камилла снова попыталась закрыть дверь.
— Ллеу вовсе не безобиден, — с жаром произнес Рис. — Ты слышала о Чемоше, Боге Смерти?
— Я ничего не знаю о Богах, брат, мне на них наплевать! Так ты уйдешь сам или мне позвать городскую стражу?
— Ллеу не женится на тебе, Камилла. Он оплатил место на корабле, идущем в Устричный. Он покидает Новый Порт завтра.
Женщина пристально посмотрела на него. Ее лицо побледнело, губы задрожали.
— Я тебе не верю. Он обещал! Уходи! Просто уходи!
Младенец уже надрывался вовсю. Мальчик как мог пытался его успокоить, но тот не желал успокаиваться.
— Подумай о том, что я тебе сказал, госпожа Камилла, — умолял Рис. — Вы не одиноки. Недалеко отсюда находится Храм Мишакаль. Вы недавно проходили мимо него. Обратись к жрецам Целительницы. Они помогут тебе и твоим детям.
Но Камилла оттолкнула его и ударила ногой по посоху.
— У Ллеу на груди знак, — продолжал Рис. — Отметина, похожая на выжженный отпечаток женских губ. Он попытается заставить тебя отдать душу Чемошу. Не делай этого, госпожа! Иначе ты будешь потеряна навеки! Загляни ему в глаза! — продолжал молить он. — Загляни в глаза!
Дверь с грохотом закрылась. Рис стоял посреди улицы, прислушиваясь к крикам младенца и женскому голосу, успокаивающему его. Он гадал, что теперь делать. Если эта женщина станет жертвой Ллеу, она бросит детей и отправится на поиски Повелителя Смерти.
Потом монах вспомнил предупреждение, написанное на стене храма, и ему стало легче. Он не один сражается с Возлюбленными. Уже не один. Он может попросить о помощи.
Рис вернулся к служителям Мишакаль в их скромный Храм. Паслен со счастливым видом белил стены, Атта лежала под столом, вгрызаясь в кость. Она завиляла хвостом, завидев Риса, но не решилась надолго оставить угощение, чтобы подойти к нему.
— Смотри, Рис, я работаю! — гордо сообщил кендер, взмахнув кистью и окатив себя и пол вокруг брызгами побелки. — Я уже отработал ужин!
— Я говорил ему, что мы даем пищу всем нуждающимся просто так, — сказал Патрик. — Но он настоял. Должен заметить, что он очень необычный кендер.
— Да уж, точно, — согласился Рис. Он помолчал, а затем добавил: — Праведный Сын, я должен переговорить с тобой по очень важному делу.
— Я так и подумал, — сказал Патрик. — Твой друг рассказал нам множество любопытных историй. Прошу, брат, садись.
Галена принесла Рису миску похлебки. Патрик сидел рядом, пока монах насыщался, но не позволил говорить о деле во время еды, пояснив, что это вредно для пищеварения.
Подумав о том, что собирался сообщить, Рис согласился с ним. Вместо этого он попросил Патрика рассказать о себе.
— Мы с женой оба мистики из Цитадели Света. Когда Боги вернулись, главы Цитадели решили, что у всех мистиков должен быть выбор — служить Богам или же оставаться мистиками. Золотая Луна, основательница Цитадели, делала и то и другое, и все считали, что именно этого она хотела бы и от нас. Мы с женой помолились, прося наставить на истинный путь, и каждому из нас явилась во сне Белая Госпожа, она попросила нас следовать за ней, так мы и поступили.
Родом мы оба из Нового Порта. Мы знали, как живет город, и решили вернуться, чтобы помогать, чем сможем. Начали со школы для детей и с госпиталя. Скромное начало, но лучше, чем ничего. Храмов других Богов в городе нет, за исключением Зебоим, разумеется, — добавил Патрик, вздыхая и искоса поглядывая на Риса.
Тот ничего не сказал, занятый похлебкой.
— Люди построили Храм Зебоим последним перед исчезновением Богов, и это был первый Храм, куда они потянулись после их возвращения. На самом деле некоторые и не прекращали туда ходить. Они продолжали нести подарки, год за годом. «Никогда не знаешь, чего ждать от Морской Ведьмы, — говорили они. — Может, она затеяла какую-нибудь игру. Нельзя пренебрегать подобной вероятностью».
Рис посмотрел на Паслена, радостно разбрызгивающего побелку, большая часть которой, тем не менее, все-таки попадала на стену, затем опустил руку и потрепал по голове Атту.
— Прости, что задаю этот вопрос, брат, — сказал Патрик спустя миг, — ты явно монах, но только я не пойму, к какому ордену ты принадлежишь…
— Я был монахом Маджере, — ответил Рис, — но отрекся от него. Очень вкусно, — сказал он Галене, когда она подошла, чтобы забрать миску. — Спасибо.
Патрик, кажется, хотел сказать что-то еще, но потом передумал. Галена отнесла посуду на кухню, потом вернулась и села рядом с мужем.
— О чем же ты хотел поговорить с нами, брат? — спросил Патрик.
— О Возлюбленных, — ответил Рис.
Лицо жреца потемнело.
— Паслен рассказал, что ты преследуешь одного из них, что он здесь, в нашем городе. Это очень скверная новость, брат.
— Будет еще хуже. Возлюбленный познакомился с молодой женщиной. Я опасаюсь за нее. Я пытался ее предупредить, но это вдова с двумя детьми, она в отчаянном положении. Ей кажется, он хочет жениться на ней, поэтому она отказалась слушать меня. Этой ночью он придет к ней. Мы должны его остановить.
— Судя по тому, что нам сообщили из Цитадели, остановить его будет не так просто, — произнесла взволнованная Галена.
— Но все равно надо что-то делать, — сказал Патрик. — У тебя есть какие-нибудь мысли по этому поводу, брат?
— Мы можем попытаться опередить его. Запереть его в тюремную камеру. Он, вне всякого сомнения, сбежит из тюрьмы, — признал Рис. — Замки и железные засовы не смогут его удержать, но женщина с детьми хотя бы будет спасена. Вы могли бы взять их под свою опеку, не давать ей встречаться с ним, пока он не покинет город.
— А когда он уедет?
— Ллеу оплатил место на корабле, уходящем из Нового Порта. Он собирается уехать завтра.
— Но тогда он нападет на кого-нибудь еще. — Патрик нахмурился. — Мне не хочется его отпускать.
— Я постараюсь попасть на этот корабль. Я пойду за ним дальше и буду делать все, что в моих силах, чтобы Ллеу никому не навредил.
— Но мне это все равно не нравится, — сказал жрец.
Галена положила руку ему на плечо:
— Я понимаю, что ты чувствуешь, но подумай о бедной женщине! Мы обязаны спасти ее и детей!
— Разумеется, — тут же согласился Патрик. — Наша главная забота — спасти ее. А потом мы решим, что делать с этим Возлюбленным. Где он сейчас?
— Я оставил его в таверне. Он проведет там весь день, выйдет ближе к ночи.
— А не лучше ли нам схватить его прямо там?
— Я думал об этом, — признал Рис. — Но эта молодая женщина как раз из тех уязвимых людей, каких ищет Чемош. Мы можем остановить этого Возлюбленного, но что если ее найдет следующий? Ее необходимо заставить увидеть опасность своими глазами.
— А эти чудовища действительно бродят целыми толпами? — спросила Галена, пораженная.
— Этого мы не можем знать, — покачал головой Рис. — Но совершенно очевидно, что их число растет с каждым днем.
Паслен подошел к ним, оставляя за собой по всему полу дорожку из белых капель.
— Вчера я видел десять, — сообщил он. — И в доках, и в самом городе.
— Десять! — Галена была в ужасе. — Это просто кошмар!
— Ллеу договорился прийти этой ночью в дом к женщине. Мы сможем схватить его, когда он появится.
— А ты уверен, что он из числа Возлюбленных? — спросил Патрик, пристально глядя на Риса. — Прости, что задаю этот вопрос, брат, но мы опасаемся, как бы случайно не пострадал невинный человек.
— Ллеу… был моим братом, — ответил монах. — Он убил наших родителей и братьев моего Ордена. Он пытался убить и меня.
Выражение лица Патрика смягчилось. Он посмотрел на Риса так, словно теперь многое понимал.
— Мне искренне жаль, брат. И где живет эта женщина?
— Недалеко отсюда. Я не смогу точно описать место. На той улице много домов, и все они совершенно одинаковы. Мне будет проще отвести вас туда. И захватите с собой городских стражников.
— Мы будем наготове, брат.
— Я вернусь с наступлением ночи. — Рис подхватил посох и поднялся на ноги. — Спасибо за обед.
— Тебе не нужно никуда идти, брат. Лучше останься и отдохни. Ты выглядишь совсем измученным.
— Мне бы очень этого хотелось, — сказал монах совершенно искренне. Покой, царящий в этом месте, был настоящим бальзамом для его израненной души. — Но я должен еще раз встретиться с капитаном корабля, попытаться убедить его взять нас на борт.
— Он считает, что кендер на судне к несчастью, — бодро сообщил Паслен. — Я сказал ему, что со мной путешествие станет по-настоящему интересным. Я видел, как души нескольких покойных матросов бродят по кораблю, и сказал ему, что они хотят с ним поговорить. Но он почему-то не захотел их выслушать. И ужасно рассердился, когда я упомянул о мятеже и о том, что он приказал всех их вздернуть на рее. Мне кажется, они до сих пор испытывают к нему неприязнь.
Рис взглянул на Патрика и кашлянул:
— Наверное, вы не захотите, чтобы кендер и дальше оставался с вами…
— Напротив. Он очень помог нам сегодня.
— Он может заодно побелить и пол, — добавила Галена, поглядев на белые следы.
Рис посвистел Атте, которая неохотно оставила кость.
— Я сохраню ее для тебя, — пообещала жрица. Она подняла кость и положила на буфет. Собака проводила ее движение внимательным взглядом.
— Брат, — сказал Патрик, идя с Рисом к двери, — может быть, тебе стоит попросить помощи у жреца Зебоим? Он обладает огромным влиянием среди капитанов. Они послушают его, а он более чем охотно послушает тебя.
— Отличная мысль, Праведный Сын, — согласился Рис. — Благодарю тебя.
— Мы будем молиться о тебе, брат, — произнес жрец, когда монах с собакой выходил.
— Помолитесь об этой молодой женщине, — сказал Рис. — Ей ваши молитвы нужны больше.
Патрик стоял в дверном проеме, глядя, как Рис шагает по улице. Посох монаха стучал по булыжникам. Черно-белая собака бежала рядом.
Жрец в задумчивости вернулся в дом.
— Куда ты идешь, дорогой? — спросила Галена.
— Перемолвиться словечком с Мишакаль, — ответил он.
— Об этой молодой женщине?
— О ней мы и сами сможем позаботиться. — Патрик посмотрел в окно и увидел, как Рис с Аттой заворачивают за угол. — А вот другую проблему в силах разрешить только Богиня.
— О чем ты говоришь? — удивилась его жена.
— О потерянной душе, — сказал Патрик.
Глава 4
Рис серьезно обдумал совет Патрика навестить жреца Зебоим. Но в итоге решил идти к капитану сам. Ему не хотелось быть обязанным Зебоим еще сильнее, чем он уже был, — во всяком случае, по ее мнению. По правде говоря, он сделал для нее гораздо больше, чем она для него.
Ему пришлось прождать много часов, поскольку капитан судна, готового отправиться в путь, — человек занятой, у него нет времени на разговоры с возможными пассажирами, особенно такими, кто не в состоянии оплатить проезд. Полдень наступил и прошел. Наконец, гораздо ближе к вечеру, капитан сказал Рису, что может уделить ему несколько минут.
В итоге монах убедил капитана взять его с Аттой на борт корабля. Но в отношении Паслена тот был категоричен. Кендер на борту к несчастью. Все это знают.
Рис подозревал, что капитан только что сам выдумал этот предрассудок, но все его возражения пропали впустую. В конце концов, пришлось, хоть и с большой неохотой, согласиться оставить кендера на берегу.
— Мы будем скучать по Паслену, верно, Атта? — сказал Рис собаке, когда они шли обратно к Храму.
Атта посмотрела на него теплыми карими глазами, махнула хвостом и придвинулась ближе. Она не понимала его слов, зато прекрасно чувствовала по тону, что хозяину грустно, и делала все, что могла, стараясь его утешить.
Рис действительно будет скучать по Паслену. Он трудно сходился с людьми, находил успокоение в обществе других монахов, но среди них у него не было ни одного настоящего друга. Он не нуждался в друзьях. У него были его собака и его Бог.
Рис потерял Бога, лишился братьев, зато нашел друга в кендере. Оглядываясь назад, на последние мрачные недели, монах вдруг отчетливо понял, что не сумел бы зайти так далеко, если бы не Паслен, чья жизнерадостность и нескончаемый оптимизм поддерживали его на плаву, когда черные воды уже были готовы сомкнуться над головой. Храбрость кендера и, как ни странно это звучит, если речь идет о кендере, его здравый смысл помогли им обоим остаться в живых.
— Жрецы Мишакаль его приютят, — сказал Рис Атте. — Эта Богиня всегда питала слабость к кендерам. — Он глубоко вздохнул и покачал головой. — Тяжело будет убедить его остаться. Нам придется ускользнуть, пока он спит, сбежать раньше, чем он поймет, что происходит. К счастью, корабль уходит с приливом, а значит, рано на заре…
Задумавшись о Паслене, Рис не обращал особенного внимания, куда он идет, и вдруг понял, что свернул не в тот переулок. Эта часть города была совершенно ему незнакома. Ошибка обеспокоила его, и беспокойство переросло в настоящее волнение, когда он осознал, что уже довольно поздно, гораздо позже, чем он думал. Небо было залито розовым светом, солнце почти коснулось городских крыш. Люди вокруг спешили по домам к ужину.
Испугавшись, что опоздает на встречу со жрецами и городской стражей, Рис поспешно зашагал обратно тем же путем, которым пришел. Ему несколько раз пришлось спрашивать дорогу и у прохожих, но потом они с Аттой снова оказались на улице, ведущей к Храму.
Монах быстро шагал вперед, Атта трусила следом. Рис почти не смотрел, куда идет. Он понял, что не заметил чего-то, когда Атта попыталась заставить его свернуть с дороги, всем весом, навалившись ему на ногу. Собака часто так делала, потому что монах, погруженный в медитацию, запросто мог наткнуться на дерево или свалиться в ручей, если бы она его не пасла.
Ощутив, как собака прижалась к ноге, Рис поднял голову и взглянул прямо на яркий фонарь. Свет его ослепил, он не сразу рассмотрел, в кого только что едва не врезался, увидел только, что это группа человек из шести.
Он неловко шагнул в сторону, чтобы не столкнуться с возглавлявшим шествие человеком, произнеся сокрушенно:
— Прошу прощения, сударь. Я очень спешу, поэтому не заметил…
Его голос затих. Дыхание перехватило. Глаза привыкли к свету, и он совершенно ясно увидел ярко-оранжевые монашеские рясы и розы, символ Маджере.
Идущий первым поднял фонарь так, чтобы свет падал на Риса, который не мог поверить в такое несчастье. Он так старательно избегал встреч с монахами Маджере и вот теперь буквально нарвался на шестерых из них. Хуже того, возглавлявший процессию монах, тот, у которого в руке был фонарь, судя по его рясе, был сам старший настоятель.
Настоятель в изумлении глядел на Риса, он не верил своим глазам: перед ним стоял монах в рясе Маджере, но почему-то сине-зеленого цвета Зебоим. Изумление переросло в неодобрение и, хуже того, в узнавание. Настоятель поднес фонарь к самому лицу Риса, так что ему пришлось заслонить глаза рукой от яркого сияния.
— Рис Каменотес, — сурово произнес монах. — Тебя-то мы и искали.
У Риса не было времени объясняться. Ему необходимо добраться до Храма Мишакаль. Он единственный знает, где найти Ллеу, который сейчас уже, наверное, спешит к дому молодой женщины.
— Прошу прощения, Наставник, но я тороплюсь на очень важную встречу.
Рис поклонился и хотел пойти дальше, однако настоятель схватил его за руку, удерживая.
— Прошу прощения, Наставник, — повторил Рис вежливо, но решительно, — я опаздываю.
Он сделал ловкий быстрый поворот, чтобы вырваться. К сожалению, настоятель тоже практиковал искусство «милосердного подчинения», он сделал умелый контрповорот, и Рис снова оказался в его руках. Атта, стоявшая рядом, предостерегающе зарычала.
Настоятель внимательно посмотрел на собаку и поднял руку повелительным жестом. Атта улеглась на живот и положила голову между вытянутыми лапами. Она больше не ворчала. Наоборот, слабо помахивала хвостом.
Старший снова повернулся к Рису.
— Ты бежишь от меня, брат? — спросил он скорее скорбным, чем обвиняющим тоном.
— Прошу меня простить, Наставник, — снова начал Рис. — Я очень спешу. Вопрос жизни и смерти. Прошу тебя, отпусти меня.
— Бессмертная душа гораздо важнее тела, брат Рис. Эта жизнь скоротечна, а жизнь души — вечна. До меня доходят слухи, что жизнь твоей души в опасности. — Настоятель крепко держал Риса. — Возвращайся с нами в Храм. Мы поговорим, найдем способ вернуть заблудшую овцу обратно в стадо.
— О другом я и не мечтаю, Наставник, — чистосердечно признался Рис. — Обещаю, я приду в Храм этим же вечером, но позже. А сейчас, как я уже и говорил, мне необходимо быть в другом месте. В опасности сейчас не моя жизнь…
— Прости, но я не вполне верю тебе, брат Рис, — прервал его настоятель.
Остальные монахи Маджере, столпившиеся вокруг них, согласно закивали головами в капюшонах.
— Члены нашего Ордена обыскали в поисках тебя весь Ансалон, и вот теперь, когда нашли, мы не собираемся тебя отпускать. Пойдем с нами, брат.
— Я не могу, Наставник! — Рис начал сердиться. — Пойдемте со мной, если вы мне не верите! Я направляюсь в Храм Мишакаль. Вместе с ее жрецами я иду по следу одного из Возлюбленных, который собирается отнять жизнь у молодой матери.
— Разве ты — шериф этого города, брат? — спросил настоятель. — Разве в твои обязанности входит предотвращение преступлений?
— В данном случае — да! — взорвался Рис.
Небо уже потемнело, появились звезды. Молодая женщина, наверное, уже уложила детей спать и теперь высматривает, ждет Ллеу.
— Этот Возлюбленный… он был… он мой несчастный брат. Только я могу его опознать.
— Паслен тоже его знает, — невозмутимо парировал настоятель. — Кендер сам сможет указать его стражникам.
Рис был поражен. Кажется, тот знает о нем все.
— Кендер знает Ллеу, но он понятия не имеет, где живет молодая женщина. Я не сказал ни ему, ни жрецам Мишакаль.
— А почему? — спросил настоятель. — Ты мог бы указать на ее дом.
Рис сбивчиво забормотал в ответ:
— Все дома там одинаковые. Было бы непросто…
— Лги другим, если должен, брат Рис. Но никогда не лги самому себе. Ты хочешь быть там. Ты хочешь сам, своими руками уничтожить то чудовище, в которое превратился твой брат. Ты жаждешь личной мести, Рис Каменотес. Ты одержим ненавистью, но… — голос жреца смягчился, — Маджере все равно любит тебя.
Он почтительно дотронулся до посоха, который Рис держал в руках.
И словно молния вдруг прорезала тьму, обратив ночь в жуткий день, Рис ясно увидел себя в безжалостном свете. Настоятель говорил правду. Рис мог бы объяснить Патрику, где живет молодая мать. Он намеренно оставил это при себе. Он хотел сам быть там. Хотел вызвать брата на бой, был готов рисковать жизнью женщины ради собственной ненависти.
Рису хотелось упасть на землю, к ногам настоятеля. Ему хотелось выплеснуть из себя тот яд, который разъедал его изнутри, хотелось молить о милосердии, о прощении.
Настоятель держал его за плечо. Выронив эммиду, Рис вцепился в руку монаха свободной рукой, резко дернул, сбивая его с ног и опуская на землю.
— Атта, сторожить! — приказал он.
Собака вскочила на ноги. Она не нападала на настоятеля, просто стояла над ним, оскалив зубы, и предостерегающе ворчала. Настоятель сказал ей что-то, но у Атты был ясный приказ хозяина, и она не собиралась его нарушать.
— Брат Рис… — начал настоятель.
— Она ничего тебе не сделает, если ты не будешь двигаться, Наставник, — холодно сообщил Рис. Он следил взглядом за остальными монахами, которые брали его в кольцо.
Рис подбросил посох носком ноги и поймал обеими руками. Он с тревогой гадал, станет ли эммида сражаться за него. Все-таки он собирался дать отпор слугам Маджере. Он держал посох перед собой, почти уверенный, что тот сейчас треснет и распадется. Но эммида оставалась целой, от нее Рису передавалось тепло и спокойствие.
— Я не хочу причинять вам боль, — сказал он монахам. — Просто дайте мне пройти.
— Мы тоже не хотим делать тебе больно, брат, — заверил один из них, — но и отпускать тебя мы не намерены.
Они собирались подчинить его, сделать беспомощным. Рис мысленно вызвал образ молодой женщины, представил, какая ужасная судьба ее ждет. Пять монахов бросились к нему, намереваясь свалить на землю.
Рис замахнулся посохом. Он ударил одного из монахов в голову, сбив с ног. Другой конец посоха угодил второму монаху в живот, заставив его согнуться пополам, третьему монаху достался удар по затылку — вся серия движений заняла какие-то секунды.
Он сразу же понял, что монахи вовсе не так сведущи в искусстве «милосердного подчинения», как их настоятель, потому что двое оставшихся на ногах отступили назад, осуждающе глядя на него. Настоятель, должно быть, попытался встать, потому что Атта залаяла и щелкнула зубами. Рис обернулся и увидел, что монах прижимает к себе окровавленную руку.
Жалея, что попал на эту улицу, что вообще пришел в этот город, Рис надежно уперся одним концом посоха между булыжниками мостовой, взялся за эммиду обеими руками, оттолкнулся и взлетел в воздух. Он пролетел по дуге над головами ошарашенных монахов и приземлился на мостовую позади них. Посвистев Атте, Рис кинулся бежать.
Он рискнул обернуться, опасаясь, что монахи кинутся в погоню, но увидел только Атту, догоняющую его. Двое оставшихся на ногах монахов помогали подняться упавшим. Настоятель нянчил окровавленную руку и смотрел Рису вслед скорбным взглядом.
Рис на бегу отогнал от себя все мысли о совершенных им грехах.
Он добежал до Храма Мишакаль и увидел Патрика, его жену и Паслена, стоящих у дверей вместе с городскими стражниками. Паслен метался взад-вперед, оглядывая улицу.
— Брат, ты опаздываешь! — закричал Патрик.
— Где ты был? — выкрикнул Паслен, вцепляясь в него. — Уже давно стемнело!
— Идемте за мной! — задыхаясь, сказал Рис.
Он сбросил руку кендера и побежал дальше.
Ему пришлось прождать много часов, поскольку капитан судна, готового отправиться в путь, — человек занятой, у него нет времени на разговоры с возможными пассажирами, особенно такими, кто не в состоянии оплатить проезд. Полдень наступил и прошел. Наконец, гораздо ближе к вечеру, капитан сказал Рису, что может уделить ему несколько минут.
В итоге монах убедил капитана взять его с Аттой на борт корабля. Но в отношении Паслена тот был категоричен. Кендер на борту к несчастью. Все это знают.
Рис подозревал, что капитан только что сам выдумал этот предрассудок, но все его возражения пропали впустую. В конце концов, пришлось, хоть и с большой неохотой, согласиться оставить кендера на берегу.
— Мы будем скучать по Паслену, верно, Атта? — сказал Рис собаке, когда они шли обратно к Храму.
Атта посмотрела на него теплыми карими глазами, махнула хвостом и придвинулась ближе. Она не понимала его слов, зато прекрасно чувствовала по тону, что хозяину грустно, и делала все, что могла, стараясь его утешить.
Рис действительно будет скучать по Паслену. Он трудно сходился с людьми, находил успокоение в обществе других монахов, но среди них у него не было ни одного настоящего друга. Он не нуждался в друзьях. У него были его собака и его Бог.
Рис потерял Бога, лишился братьев, зато нашел друга в кендере. Оглядываясь назад, на последние мрачные недели, монах вдруг отчетливо понял, что не сумел бы зайти так далеко, если бы не Паслен, чья жизнерадостность и нескончаемый оптимизм поддерживали его на плаву, когда черные воды уже были готовы сомкнуться над головой. Храбрость кендера и, как ни странно это звучит, если речь идет о кендере, его здравый смысл помогли им обоим остаться в живых.
— Жрецы Мишакаль его приютят, — сказал Рис Атте. — Эта Богиня всегда питала слабость к кендерам. — Он глубоко вздохнул и покачал головой. — Тяжело будет убедить его остаться. Нам придется ускользнуть, пока он спит, сбежать раньше, чем он поймет, что происходит. К счастью, корабль уходит с приливом, а значит, рано на заре…
Задумавшись о Паслене, Рис не обращал особенного внимания, куда он идет, и вдруг понял, что свернул не в тот переулок. Эта часть города была совершенно ему незнакома. Ошибка обеспокоила его, и беспокойство переросло в настоящее волнение, когда он осознал, что уже довольно поздно, гораздо позже, чем он думал. Небо было залито розовым светом, солнце почти коснулось городских крыш. Люди вокруг спешили по домам к ужину.
Испугавшись, что опоздает на встречу со жрецами и городской стражей, Рис поспешно зашагал обратно тем же путем, которым пришел. Ему несколько раз пришлось спрашивать дорогу и у прохожих, но потом они с Аттой снова оказались на улице, ведущей к Храму.
Монах быстро шагал вперед, Атта трусила следом. Рис почти не смотрел, куда идет. Он понял, что не заметил чего-то, когда Атта попыталась заставить его свернуть с дороги, всем весом, навалившись ему на ногу. Собака часто так делала, потому что монах, погруженный в медитацию, запросто мог наткнуться на дерево или свалиться в ручей, если бы она его не пасла.
Ощутив, как собака прижалась к ноге, Рис поднял голову и взглянул прямо на яркий фонарь. Свет его ослепил, он не сразу рассмотрел, в кого только что едва не врезался, увидел только, что это группа человек из шести.
Он неловко шагнул в сторону, чтобы не столкнуться с возглавлявшим шествие человеком, произнеся сокрушенно:
— Прошу прощения, сударь. Я очень спешу, поэтому не заметил…
Его голос затих. Дыхание перехватило. Глаза привыкли к свету, и он совершенно ясно увидел ярко-оранжевые монашеские рясы и розы, символ Маджере.
Идущий первым поднял фонарь так, чтобы свет падал на Риса, который не мог поверить в такое несчастье. Он так старательно избегал встреч с монахами Маджере и вот теперь буквально нарвался на шестерых из них. Хуже того, возглавлявший процессию монах, тот, у которого в руке был фонарь, судя по его рясе, был сам старший настоятель.
Настоятель в изумлении глядел на Риса, он не верил своим глазам: перед ним стоял монах в рясе Маджере, но почему-то сине-зеленого цвета Зебоим. Изумление переросло в неодобрение и, хуже того, в узнавание. Настоятель поднес фонарь к самому лицу Риса, так что ему пришлось заслонить глаза рукой от яркого сияния.
— Рис Каменотес, — сурово произнес монах. — Тебя-то мы и искали.
У Риса не было времени объясняться. Ему необходимо добраться до Храма Мишакаль. Он единственный знает, где найти Ллеу, который сейчас уже, наверное, спешит к дому молодой женщины.
— Прошу прощения, Наставник, но я тороплюсь на очень важную встречу.
Рис поклонился и хотел пойти дальше, однако настоятель схватил его за руку, удерживая.
— Прошу прощения, Наставник, — повторил Рис вежливо, но решительно, — я опаздываю.
Он сделал ловкий быстрый поворот, чтобы вырваться. К сожалению, настоятель тоже практиковал искусство «милосердного подчинения», он сделал умелый контрповорот, и Рис снова оказался в его руках. Атта, стоявшая рядом, предостерегающе зарычала.
Настоятель внимательно посмотрел на собаку и поднял руку повелительным жестом. Атта улеглась на живот и положила голову между вытянутыми лапами. Она больше не ворчала. Наоборот, слабо помахивала хвостом.
Старший снова повернулся к Рису.
— Ты бежишь от меня, брат? — спросил он скорее скорбным, чем обвиняющим тоном.
— Прошу меня простить, Наставник, — снова начал Рис. — Я очень спешу. Вопрос жизни и смерти. Прошу тебя, отпусти меня.
— Бессмертная душа гораздо важнее тела, брат Рис. Эта жизнь скоротечна, а жизнь души — вечна. До меня доходят слухи, что жизнь твоей души в опасности. — Настоятель крепко держал Риса. — Возвращайся с нами в Храм. Мы поговорим, найдем способ вернуть заблудшую овцу обратно в стадо.
— О другом я и не мечтаю, Наставник, — чистосердечно признался Рис. — Обещаю, я приду в Храм этим же вечером, но позже. А сейчас, как я уже и говорил, мне необходимо быть в другом месте. В опасности сейчас не моя жизнь…
— Прости, но я не вполне верю тебе, брат Рис, — прервал его настоятель.
Остальные монахи Маджере, столпившиеся вокруг них, согласно закивали головами в капюшонах.
— Члены нашего Ордена обыскали в поисках тебя весь Ансалон, и вот теперь, когда нашли, мы не собираемся тебя отпускать. Пойдем с нами, брат.
— Я не могу, Наставник! — Рис начал сердиться. — Пойдемте со мной, если вы мне не верите! Я направляюсь в Храм Мишакаль. Вместе с ее жрецами я иду по следу одного из Возлюбленных, который собирается отнять жизнь у молодой матери.
— Разве ты — шериф этого города, брат? — спросил настоятель. — Разве в твои обязанности входит предотвращение преступлений?
— В данном случае — да! — взорвался Рис.
Небо уже потемнело, появились звезды. Молодая женщина, наверное, уже уложила детей спать и теперь высматривает, ждет Ллеу.
— Этот Возлюбленный… он был… он мой несчастный брат. Только я могу его опознать.
— Паслен тоже его знает, — невозмутимо парировал настоятель. — Кендер сам сможет указать его стражникам.
Рис был поражен. Кажется, тот знает о нем все.
— Кендер знает Ллеу, но он понятия не имеет, где живет молодая женщина. Я не сказал ни ему, ни жрецам Мишакаль.
— А почему? — спросил настоятель. — Ты мог бы указать на ее дом.
Рис сбивчиво забормотал в ответ:
— Все дома там одинаковые. Было бы непросто…
— Лги другим, если должен, брат Рис. Но никогда не лги самому себе. Ты хочешь быть там. Ты хочешь сам, своими руками уничтожить то чудовище, в которое превратился твой брат. Ты жаждешь личной мести, Рис Каменотес. Ты одержим ненавистью, но… — голос жреца смягчился, — Маджере все равно любит тебя.
Он почтительно дотронулся до посоха, который Рис держал в руках.
И словно молния вдруг прорезала тьму, обратив ночь в жуткий день, Рис ясно увидел себя в безжалостном свете. Настоятель говорил правду. Рис мог бы объяснить Патрику, где живет молодая мать. Он намеренно оставил это при себе. Он хотел сам быть там. Хотел вызвать брата на бой, был готов рисковать жизнью женщины ради собственной ненависти.
Рису хотелось упасть на землю, к ногам настоятеля. Ему хотелось выплеснуть из себя тот яд, который разъедал его изнутри, хотелось молить о милосердии, о прощении.
Настоятель держал его за плечо. Выронив эммиду, Рис вцепился в руку монаха свободной рукой, резко дернул, сбивая его с ног и опуская на землю.
— Атта, сторожить! — приказал он.
Собака вскочила на ноги. Она не нападала на настоятеля, просто стояла над ним, оскалив зубы, и предостерегающе ворчала. Настоятель сказал ей что-то, но у Атты был ясный приказ хозяина, и она не собиралась его нарушать.
— Брат Рис… — начал настоятель.
— Она ничего тебе не сделает, если ты не будешь двигаться, Наставник, — холодно сообщил Рис. Он следил взглядом за остальными монахами, которые брали его в кольцо.
Рис подбросил посох носком ноги и поймал обеими руками. Он с тревогой гадал, станет ли эммида сражаться за него. Все-таки он собирался дать отпор слугам Маджере. Он держал посох перед собой, почти уверенный, что тот сейчас треснет и распадется. Но эммида оставалась целой, от нее Рису передавалось тепло и спокойствие.
— Я не хочу причинять вам боль, — сказал он монахам. — Просто дайте мне пройти.
— Мы тоже не хотим делать тебе больно, брат, — заверил один из них, — но и отпускать тебя мы не намерены.
Они собирались подчинить его, сделать беспомощным. Рис мысленно вызвал образ молодой женщины, представил, какая ужасная судьба ее ждет. Пять монахов бросились к нему, намереваясь свалить на землю.
Рис замахнулся посохом. Он ударил одного из монахов в голову, сбив с ног. Другой конец посоха угодил второму монаху в живот, заставив его согнуться пополам, третьему монаху достался удар по затылку — вся серия движений заняла какие-то секунды.
Он сразу же понял, что монахи вовсе не так сведущи в искусстве «милосердного подчинения», как их настоятель, потому что двое оставшихся на ногах отступили назад, осуждающе глядя на него. Настоятель, должно быть, попытался встать, потому что Атта залаяла и щелкнула зубами. Рис обернулся и увидел, что монах прижимает к себе окровавленную руку.
Жалея, что попал на эту улицу, что вообще пришел в этот город, Рис надежно уперся одним концом посоха между булыжниками мостовой, взялся за эммиду обеими руками, оттолкнулся и взлетел в воздух. Он пролетел по дуге над головами ошарашенных монахов и приземлился на мостовую позади них. Посвистев Атте, Рис кинулся бежать.
Он рискнул обернуться, опасаясь, что монахи кинутся в погоню, но увидел только Атту, догоняющую его. Двое оставшихся на ногах монахов помогали подняться упавшим. Настоятель нянчил окровавленную руку и смотрел Рису вслед скорбным взглядом.
Рис на бегу отогнал от себя все мысли о совершенных им грехах.
Он добежал до Храма Мишакаль и увидел Патрика, его жену и Паслена, стоящих у дверей вместе с городскими стражниками. Паслен метался взад-вперед, оглядывая улицу.
— Брат, ты опаздываешь! — закричал Патрик.
— Где ты был? — выкрикнул Паслен, вцепляясь в него. — Уже давно стемнело!
— Идемте за мной! — задыхаясь, сказал Рис.
Он сбросил руку кендера и побежал дальше.
Глава 5
Молодая мать, Камилла, была единственной дочерью зажиточного вдовца, занимавшегося торговлей. Росла она в полном довольстве, упрямой и избалованной и, когда в шестнадцать лет влюбилась в моряка, то, не слушая возражений отца, сбежала с ним из дому и вышла за него замуж. Вскоре у них родились двое детей.
Отец отказался с ней знаться, он даже переписал завещание в пользу своих деловых партнеров. Наверное, время смягчило бы сердце пожилого купца, который на самом деле обожал дочь, но он скончался через неделю после того, как переписал завещание. Вскоре после его смерти муж Камиллы упал с мачты и сломал шею.
Теперь она была вдовой, без средств к существованию, с двумя маленькими детьми на руках. Дуэнья когда-то научила ее шить наряды, и теперь Камилла, спрятав гордость в карман, ходила по домам богатых молодых женщин, к каким некогда причисляла и себя, и выпрашивала работу.
Это занятие почти не приносило денег. И в двадцать один год она осталась одинокой, едва не умирающей от голода, отчаявшейся. Единственное, что несчастная могла еще продать, — собственное тело, и, когда она познакомилась с Ллеу, перед ней стоял чудовищный выбор: сделаться проституткой или смотреть, как дети чахнут от голода.
Со своими учтивыми манерами и приятной внешностью Ллеу мог бы стать ответом на ее мольбы, однако Камилла никогда не молилась. Она слышала о Богах — какое-то невнятное упоминание о том, что они вернулись, после долгого отсутствия, — но и только. Далекие и отстраненные, Боги не имели к ней никакого отношения.
Ллеу казался решением ее проблем. Камилла не любила Ллеу, но, тем не менее, твердо решила выйти за него замуж. Он станет опорой для нее и детей, она же в ответ будет ему хорошей женой. Мысль о том, что он может уличить ее в неискренности, ни разу не приходила ей в голову. Хотя они были знакомы всего два-три дня, он, кажется, успел полюбить ее и детей. Когда она услышала от монаха, что Ллеу купил место на уходящем корабле, Камилле показалось, что ее ударили кулаком в живот, ей было проще убедить себя, будто монах солгал.
Она накормила детей теми крохами, что еще были в доме, не оставив себе ничего, укачала младенца, потом немного поговорила со старшим сыном четырех лет, обещая ему, что скоро у них появится новый папа, который станет горячо их любить, у них будет много еды, теплая одежда, красивый новый дом, где они заживут все вместе.
Мальчик быстро заснул у нее на руках, она отнесла его на соломенную подстилку в углу комнаты, уложила, подоткнула одеяло, потом как могла навела красоту. Она сидела на одиноком шатком стуле, дожидаясь Ллеу.
Он пришел позже, чем она ожидала. Он него несло «гномьей водкой», но он не казался пьяным. Ллеу поздоровался с женщиной с его обычной милой улыбкой, поцеловал ее в щеку. Камилла закрыла за ним дверь и заперла на засов.
Ллеу стоял посреди комнаты, раскинув руки.
— Иди ко мне, моя милая, — позвал он весело.
Она бросилась в его объятия. Он целовал ее горячо и страстно. Однако же, когда его нетерпеливые руки начали все настойчивее сжимать ее, Камилла отстранилась от него.
— Ллеу, нам нужно поговорить. Ты обещал жениться на мне. Я так тебя люблю, что не могу ждать. Обещай, что ты женишься на мне завтра.
— Я женюсь на тебе, но ты должна пообещать мне кое-что взамен, — ответил Ллеу со смехом.
Отец отказался с ней знаться, он даже переписал завещание в пользу своих деловых партнеров. Наверное, время смягчило бы сердце пожилого купца, который на самом деле обожал дочь, но он скончался через неделю после того, как переписал завещание. Вскоре после его смерти муж Камиллы упал с мачты и сломал шею.
Теперь она была вдовой, без средств к существованию, с двумя маленькими детьми на руках. Дуэнья когда-то научила ее шить наряды, и теперь Камилла, спрятав гордость в карман, ходила по домам богатых молодых женщин, к каким некогда причисляла и себя, и выпрашивала работу.
Это занятие почти не приносило денег. И в двадцать один год она осталась одинокой, едва не умирающей от голода, отчаявшейся. Единственное, что несчастная могла еще продать, — собственное тело, и, когда она познакомилась с Ллеу, перед ней стоял чудовищный выбор: сделаться проституткой или смотреть, как дети чахнут от голода.
Со своими учтивыми манерами и приятной внешностью Ллеу мог бы стать ответом на ее мольбы, однако Камилла никогда не молилась. Она слышала о Богах — какое-то невнятное упоминание о том, что они вернулись, после долгого отсутствия, — но и только. Далекие и отстраненные, Боги не имели к ней никакого отношения.
Ллеу казался решением ее проблем. Камилла не любила Ллеу, но, тем не менее, твердо решила выйти за него замуж. Он станет опорой для нее и детей, она же в ответ будет ему хорошей женой. Мысль о том, что он может уличить ее в неискренности, ни разу не приходила ей в голову. Хотя они были знакомы всего два-три дня, он, кажется, успел полюбить ее и детей. Когда она услышала от монаха, что Ллеу купил место на уходящем корабле, Камилле показалось, что ее ударили кулаком в живот, ей было проще убедить себя, будто монах солгал.
Она накормила детей теми крохами, что еще были в доме, не оставив себе ничего, укачала младенца, потом немного поговорила со старшим сыном четырех лет, обещая ему, что скоро у них появится новый папа, который станет горячо их любить, у них будет много еды, теплая одежда, красивый новый дом, где они заживут все вместе.
Мальчик быстро заснул у нее на руках, она отнесла его на соломенную подстилку в углу комнаты, уложила, подоткнула одеяло, потом как могла навела красоту. Она сидела на одиноком шатком стуле, дожидаясь Ллеу.
Он пришел позже, чем она ожидала. Он него несло «гномьей водкой», но он не казался пьяным. Ллеу поздоровался с женщиной с его обычной милой улыбкой, поцеловал ее в щеку. Камилла закрыла за ним дверь и заперла на засов.
Ллеу стоял посреди комнаты, раскинув руки.
— Иди ко мне, моя милая, — позвал он весело.
Она бросилась в его объятия. Он целовал ее горячо и страстно. Однако же, когда его нетерпеливые руки начали все настойчивее сжимать ее, Камилла отстранилась от него.
— Ллеу, нам нужно поговорить. Ты обещал жениться на мне. Я так тебя люблю, что не могу ждать. Обещай, что ты женишься на мне завтра.
— Я женюсь на тебе, но ты должна пообещать мне кое-что взамен, — ответил Ллеу со смехом.