Страница:
— Конечно, — отвечала Алейя. — Семь поколений моих предков уже были баронами, когда предки Лодовика Альворанского только-только поступили на службу конюшими тогдашнего правителя.
— Как интересно! Вы столько знаете, — восхитилась Арианна. — Мои учителя за пять лет мучений не рассказывали мне столько поучительного и занимательного, как вы с герцогом за один сегодняшний день.
— Что же ваши прекрасные глазки так погрустнели? — мягко спросила баронесса.
— Мне отчего-то стало тоскливо. Но всего на одну минуту.
— Уж не связана ли эта минута с отсутствием его императорского величества?
Арианна постаралась принять беззаботный вид и ничего не ответила своей новой подруге. Алейя тактично переменила тему, и они разговорились о предстоящей свадьбе, о церемонии бракосочетания, причем баронесса сделала несколько весьма ценных замечаний, которые Арианна постаралась запомнить.
А через некоторое время в предпокое раздался довольно сильный шум. .
— Кто это осмелился повышать голос в покоях невесты императора? — нахмурилась Алейя, и лицо ее тут же стало величественным и жестким.
— Ваше высочество! Ваше высочество! — раздавался в соседней комнате крик фрейлины Эфры. — Ваше высочество! Мне нужно поговорить с вами.
Принцесса побледнела от гнева и сжала губы.
— Ничего не понимаю. Она позволяет себе такие вольности, что ее уже пора отослать не домой, а прямиком в монастырь.
— Арианна, позвольте мне посмотреть на эту особу. Должна же быть какая-то причина ее неслыханной дерзости.
— Если вам так хочется, Алейя, — пожала плечами принцесса. — Мне лично ее истерические крики доставляют мало удовольствия.
— Речь не об удовольствии, — отрезала баронесса Кадоган и негромко хлопнула в ладоши.
Двое гвардейцев тут же возникли на пороге.
— Ее высочество хочет выслушать свою фрейлину и выяснить, насколько оправданно ее возмутительное поведение.
Эфру ввели в кабинет, и она склонилась перед своей госпожой в глубоком поклоне.
— Ваше высочество! Я услышала, что нас отправляют обратно в Лотэр, и не поверила своим ушам. Я так и сказала всем вашим придворным дамам и служанкам: «Этого не может быть». Но вот выясняется, что может. Наша принцесса, достигнув вершин могущества и власти, хочет теперь избавиться от тех, кто был с ней прежде. Так-то вы платите мне за верную службу! Так-то вы вознаграждаете тех, кто был всецело предан вам! Но берегитесь, Ваше высочество, однажды вы очень горько пожалеете о том, что сделали!
Баронесса бросила на Арианну короткий вопросительный взгляд. Бедная девушка находилась в полном замешательстве и смятении. С одной стороны, она была возмущена несправедливыми обвинениями Эфры и ее резкостью; с другой — она уже чувствовала себя и чем-то виновной перед прежними слугами. Алейя Кадоган не стала ждать, когда ложное чувство вины захлестнет принцессу с головой и она совершит какую-нибудь ошибку. Монархи не имеют право на жалость, а исключительно — на милосердие. Этот урок Арианне еще только предстояло выучить.
Алейя Кадоган встала и выпрямилась во весь рост. Она была такой царственно-прекрасной, такой ослепительной, что принцесса залюбовалась ею, а Эфра ощутила явственную угрозу, исходящую от этой необыкновенной женщины.
— Вы свободны. И можете идти на все четыре стороны. Но перед этим запомните: никто и никогда не смеет упрекать императрицу, кроме ее собственной совести и Бога.
Эфра хотела было что-то сказать, но поняла, что перед железной волей баронессы она бессильна. Она бы попыталась разжалобить Арианну, но между ней и принцессой, как несокрушимая крепость, стояла Алейя.
— Прощайте, Ваше высочество, — пролепетала фрейлина и выбежала прочь.
— Вы оказали мне неоценимую услугу, — поблагодарила Арианна. — Сама я бы не справилась с этим положением. Знаете, вам больше подошла бы императорская корона, чем мне. Вы были неподражаемы.
— От этого очень устаешь, милая Арианна, — пожала плечами баронесса. — Мы, жители Гравелота, особенно это чувствуем. Мы слишком отличаемся от всех остальных вельмож двора его императорского величества. К тому же, все Агилольфинги явно благоволили своим гвардейцам, а это не могло не вызывать зависти. Знали бы вы, сколько неприятных минут пережили мы. Каждому приходилось отстаивать свое достоинство и честь. Мужчинам несколько проще: герцога Аластера Дембийского, например, вообще никто не решился бы задеть или оскорбить — слишком опасно. Минутное удовлетворение не стоит собственной жизни — это понимает любой напыщенный князек из тех, кто ищет расположения Агилольфингов. А женщины подпускают такие шпильки своим приятельницам, что впору сравнивать эти словесные баталии со сражением на копьях или алебардах. Вы понемногу привыкнете ориентироваться в любой ситуации. И будете мечтать о том мгновении, когда сможете остаться наедине с близкими людьми, расслабиться и снять маску грозной повелительницы.
— Боже, какая же я еще глупая. Видите ли, Алейя, при дворе моего отца не было людей настолько образованных и тонких, чтобы они могли завуалировать оскорбление и преподнести его как невинную шутку — это я впервые увидела только здесь.
— Да, многие завидуют блеску, роскоши и просвещенности нашего двора, но и здесь приходится несладко. Хотя я не променяла бы Роанский двор ни на какое другое место в мире.
— И даже на Гравелот? — изумилась Арианна.
— Гравелот мы бы долго не удержали, — извиняющимся тоном ответила баронесса. — Мы все равно не смогли бы оставаться полновластными хозяевами этого крохотного государства в государстве, если бы не присягнули Агилольфингам. А так мы свободнее, чем где-либо еще.
— Все это так сложно, — вздохнула принцесса.
— Все куда сложнее, чем вам кажется.
Великан Аластер наткнулся на посла Шевелена и его племянника на одной из лужаек дворцового парка, где оба придворных Лодовика Альворанского увлеченно играли в морогоро за небольшим яшмовым столиком.
В предыдущий приезд Шевелена в Великий Роан герцог обнаружил в его лице блестящего партнера, игра с которым доставляла ему невероятное наслаждение. Поэтому, когда граф вскочил на ноги, здороваясь с командиром гвардейцев, тот не ограничился простым приветствием, а подошел к столику у мраморного квадратного бассейна.
— Разрешите представить вам, герцог, — сказал Шовелен, — это мой племянник, граф Трои Шовелен.
Юноша поклонился герцогу и покраснел от смущения.
— Я восхищаюсь вами и вашими воинами, ваша светлость. Они кажутся идеальными, и огромное удовольствие может принести даже простое лицезрение императорской охраны, не говорю уже об оружии и доспехах: они просто неповторимы.
— Надеюсь увидеть вас на ежегодном Роанском турнире, — пророкотал Аластер, милостиво улыбаясь молодому человеку. — Он начнется через две недели. Возможно, вы пробудете здесь достаточно времени, чтобы застать это событие.
— Все зависит от воли короля Лодовика Альворанского, — ответил граф за своего племянника. — Может, вы окажете мне честь и сыграете партию-другую? Я не могу забыть нашу предыдущую встречу.
— С удовольствием, — согласился герцог.
Трои уступил великану свое место, и тот принялся осматривать доску, на которой разыгрывался сухопутный вариант игры.
— Племянник почти проиграл мне, — молвил Шовелен, — Позвольте, я снова расставлю фигуры.
— Напротив, — возразил Аластер. — У юноши настолько выгодная позиция, что было бы несправедливым запретить ему доиграть.
— Не могу с вами согласиться, — с достоинством сказал граф. — Я уважаю вас как блестящего игрока, но эта позиция просто дышит безысходностью.
— Дядя прав, — вмешался Трои. — Я только что собирался признать свое поражение.
— Не вздумайте! — воскликнул Аластер. — Лучше сядьте рядом и смотрите.
Он взял одну из фигурок, стоящих на самом краю доски в полном бездействии, и решительным движением перенес ее в центр.
— Вот так.
— Это безумие… — прошептал Шовелен, нахмурившись.
Всего в игре морогоро с каждой стороны участвовало по пятьдесят фигурок. Они были совершенно отличными по своему значению и силе. Одной из самых мощных фигур защиты являлась Крепость; нападение осуществлялось Генералом, Рыцарями или Наемным Убийцей. Но сильнейшими, вне всякого сомнения, были Маг, Дракон и Император.
Посол Шовелен всегда использовал последние три фигуры, причем так успешно, что противник бывал вынужден сдаться, даже не успев как следует развернуть свои боевые порядки. То же самое произошло и с Троем. Его основные ударные силы остались в стороне: пять Рыцарей, брошенных на произвол судьбы, были заперты в нижнем углу доски; Министр и Висельник составляли странную парочку, которая не могла не вызывать удивления; а Варвары стояли как раз на линии огня своих же Лучников и живым щитом загораживали Наемников соперника. При этом Маг и Император посла полностью контролировали почти всю доску.
Любой серьезный эксперт по игре в морогоро счел бы подобное положение очевидным и даже не стал бы комментировать. Но Аластер перебросил Варваров на правый фланг, полностью переломив ситуацию. Граф сделал ответный ход Императором и опомниться не успел, как его Маг оказался зажатым в тиски между Наемным Убийцей и Рыцарем. Из этого положения еще можно было выйти, и он сделал все от него зависящее, однако Аластер ввел в игру еще одну бездействующую фигуру Троя — Закономерность.
— Обычно никто и никогда не пользовался Закономерностью как активной единицей. Ею укрепляли и поддерживали собственную Крепость. В противном же случае она могла сыграть и против своего хозяина; чаще всего так и случалось. И опытные, талантливые игроки советовали начинающим не рисковать попусту, да и сами не рисковали.
Граф долго и пристально разглядывал последнюю позицию и наконец неохотно признал:
— Сдаюсь. Это просто невозможно, но я сдаюсь. Вы поразили меня еще сильнее, чем в прошлый раз, герцог.
— Просто мы исповедуем разные принципы в этой игре, — пояснил Аластер. — Ваша школа позволяет свободно оперировать невероятными силами Мага, Дракона и Императора и ничего не говорит о том, какая расплата ждет такого отчаянного игрока. Вы как бы предпочитаете забыть об этом, но ведь подобное отношение — отнюдь не выход. И даже не способ выиграть партию. — Тут он обернулся уже к Трою и сказал, внимательно глядя юноше прямо в глаза: — Есть силы, которые лучше не тревожить до самого последнего, самого отчаянного момента. А когда он наступит, следует хорошенько подумать, прежде чем прибегать к этому средству. Иначе на вашем пути появится Закономерность и потребует удовлетворения, ибо игра построена по нехитрому принципу обязательной компенсации: если ты что-то берешь, то обязан что-то отдать взамен. Пустоты мир не терпит.
— Можно, я задам вам один вопрос? — собрался с духом Трои.
— Конечно, мой мальчик.
— Почему в игре морогоро нет фигуры Шута? — и, заметив, как изменилось лицо великана, испуганно спросил: — Я нарушил правила вежливости?
— Нет, нет, конечно. Просто вы первый человек, который меня об этом спрашивает. А между тем, давным-давно такая фигура была, но после ее убрали — она была еще более капризной и сложной в использовании, нежели пресловутая Закономерность.
Затем граф отправил племянника по какому-то делу, а сам обратился к герцогу:
— Сыграем еще?
— С радостью. Кстати, Шовелен, у вас прекрасный племянник, и я думаю, что вы очень беспокоитесь о его будущем. У вас ко мне дело?
— Вы так проницательны, что пугаете меня, право слово. Но это действительно так. И если я не сильно буду докучать вам своими разговорами, то я не желал бы лучшего собеседника и советчика. В том случае, если вы согласитесь дать мне этот совет.
Герцог утвердительно кивнул.
— Я достаточно долго наблюдал двор короля Альворанского, посетил достаточно много других стран, чтобы сделать вывод, что Трою нужно перебираться в Великий Роан. Он не похож на своих соотечественников — слишком мечтателен и непосредственен. Не могу сказать, что он образован, но постепенно начинает понимать, что знания необходимы. И теперь занимается гораздо прилежнее, нежели раньше. Буду откровенным с вами: я мечтаю, чтобы он служил при дворе императора.
— Отчего же вы не поговорите с князем Даджарра? Или с кем-нибудь из других вельмож? Я имею в виду, официально.
Я ехал сюда именно с такой идеей: воспользоваться своим положением, добиться приема у одного из министров, возможно, даже у самого императора, если представится удобный случай. А теперь вот, кажется, цель так близка, а я не могу заставить себя сделать это.
— Почему?
— Мне кажется, что Трои не заслуживает такого отношения. Если он окажется в бесчисленных рядах тех, кто, пользуясь протекцией, рвется к богатой кормушке, ни он, ни я этого себе не простим.
— Разумное решение, — одобрил герцог. — Но ведь мечта осталась?
— Да, — твердо сказал граф. — Мечта осталась. Мальчику нечего делать при альворанском дворе.
— Вы мне очень симпатичны, граф, — молвил Аластер. — И не то чтобы я хотел быть вам полезным, скорее, мне нравится сама мысль, что вы и ваш племянник останетесь здесь. Ортону нужны умные и преданные люди, а в вас обоих я нахожу и то и другое качество. Поэтому я не обещаю ничего конкретного до тех пор, пока не переговорю с князем Даджарра, а после мы продолжим эту беседу.
Посол встал со своего места и отвесил великану герцогу церемонный поклон. Затем удобно уселся и принялся рассматривать доску, чтобы сделать первый ход. Он хотел сыграть как никогда взвешенно, блестяще и неожиданно, но ему не удалось даже сосредоточиться.
К ним подбежал взъерошенный слуга и кинулся к герцогу с невнятными криками:
— Там, ваша светлость, там!.. Пойдемте, умоляю вас!!! Пойдемте быстрее!
Он лежал на боку, неестественно и странно выгнувшись, так что лицо его было обращено к небу. Одну руку он подмял под себя, пальцы другой, прижатой к груди, были стиснуты в кулак. Черные волосы разметались по малахитовым плитам, синие глаза были широко раскрыты, и в них навсегда застыло обиженное выражение.
Император был мертв. Когда Шовелен увидел это изогнутое тело, этот остекленевший взгляд и блеклые, почти белые губы, ему сделалось дурно, будто он нашел здесь не чужого владыку, а своего обожаемого Троя. У него заныло сердце, и он отвернулся, чтобы не смотреть. К его величайшему удивлению, Аластер оставался невозмутимым. Он положил свою стальную ладонь на плечо дрожащего, словно в лихорадке, слуги.
— Тихо, успокойся. И отвечай на вопросы.
— Да, да, ваша светлость.
— Кто еще видел императора мертвым?
— Не знаю, ваша светлость. Он вышел на верхнюю террасу подышать воздухом после малого приема. Велел мне принести сюда шипучего черного и ту книгу, которую он сейчас читает. Когда я вернулся. Его величество уже… уже… — Слуга начал заикаться и захлебываться слезами.
— Тихо, тихо, — еще раз повторил герцог, и Шовелен почувствовал, что и на него действует умиротворяюще этот мощный, бархатный голос.
Тем временем неведомо откуда взявшиеся гвардейцы оцепили лужайку под террасой, встали у дверей, ведущих на нее, а также преградили все входы и выходы из этой части апартаментов. Двое подошли к Аластеру и остановились возле него, готовые выслушивать приказания.
— Этого человека изолировать от остальных, — распорядился герцог, указывая на слугу.
Тот задохнулся от ужаса, но Аластер пояснил:
— Я ни в чем тебя не обвиняю, однако настоящий убийца может захотеть избавиться и от тебя, поэтому лучше тебе побыть под надежной охраной.
— Как прикажет ваша светлость.
— Ступай и будь покоен — император не забудет тебя, если ты ни в чем не виноват.
— Но?! Но как же…
— Ты разве не помнишь, что император бессмертен? — внушительно произнес Аластер. — Ступай, не медли. Впрочем, ответь сразу, какую книгу читал государь?
— Историю принцессы Эмдена и доблестного вождя горцев из Уэста. Государь говорил, что это его любимая трагедия.
— Это книга Айанте? — спросил герцог, демонстрируя свое знание старинной литературы.
— Совершенно верно, ваша светлость. Государь просил том из собрания сочинений, а не отдельное издание, хотя у нас есть одно — очень редкое, с гравюрами.
— Достаточно, — прервал его Аластер. — Можешь идти. Спотыкающегося слугу увел один из гвардейцев.
— А ты, — обратился Аластер ко второму, — приведи сюда Сиварда Ру, Аббона Флерийского и Аббона Сгорбленного. И зайди за шутом Ортоном: мозги этого малого нам сейчас очень пригодятся.
Когда гвардеец отправился выполнять эти распоряжения, герцог обернулся к послу Шовелену:
— Теперь мне необходимо обсудить все увиденное с вами, дорогой граф.
— Нет нужды, — ответил тот. — Я уже понял по тому, как спокойно вы раздаете приказания, что передо мной лежит несчастная жертва — но не император, а всего лишь его двойник. Я прав?
— Совершенно. На сей раз Его величеству повезло. Но вы понимаете, что все-таки необходимо отыскать убийцу — чем скорее, тем лучше.
— Конечно, герцог. И вы можете полностью полагаться на мое слово рыцаря, что я никому не обмолвлюсь об этих событиях. Я слишком хорошо знаю, к какой смуте и панике могут привести необоснованные слухи.
— Восхищаюсь вашим умом, граф, — улыбнулся сдержанно Аластер. — И думаю, что я вполне могу положиться на ваше слово, особенно если император узнает, как вы держались в этой сложной ситуации, и захочет, чтобы такой человек оказался на службе у него, а не у Лодовика Альворанского. Вместе с племянником, разумеется.
Посол Шовелен вспыхнул до корней волос и молвил:
— Если бы я так не уважал вас, герцог, то счел бы, что вы решили меня оскорбить. Даже если бы сейчас мне предстояло изгнание в Самаану или пустынный Йид, я бы и то не стал покупать расположение Его величества таким бесчестным путем. Вы можете быть уверены во мне при любом раскладе.
И герцог молча протянул ему руку. Сивард Ру возник как из воздуха через несколько минут. Он окинул место трагедии одним быстрым и цепким взглядом, встал на колени возле тела, прикоснулся двумя пальцами к сонной артерии.
— Он не просто мертв, его убили. Надо сообщить императору.
— Это сделают, — успокоил его Аластер.
— Господин граф Шовелен, если не ошибаюсь? — Сивард подошел к послу и уставился на него единственным своим глазом. — Человек достойный, из породы победителей, но победителей честных и благородных. Потомок рыцарей и сам рыцарь не только по происхождению, но и по убеждениям. Отличился во время одной неприятной истории подобного же свойства, случившейся в Аммелорде. Уже все понял и во всем разобрался, сочинять для него отдельную версию не имеет ни малейшего смысла. Зато может оказаться неожиданно полезен. Честь имею.
Ошарашенный граф едва перевел дыхание. Сивард Ру знал о нем все — он в этом даже и не сомневался. То, что рыжий начальник Тайной службы не произнес вслух, просто не касалось данного дела. И посол был весьма ему признателен за то, что он умолчал о многом.
— А теперь осмотрим тело.
С этими словами Сивард Ру снова опустился на малахитовый пол возле мертвеца и осторожно разжал его сомкнутые пальцы.
— Я так и думал: смотрите, какая забавная вещица. И он протянул на открытой ладони застежку в форме дракона, кусающего себя за хвост. Застежка стоила огромных денег: она была сделана из чистого золота и изумрудов. Алый гиацинт сиял вместо драконьего глаза.
— Человек, убивший императора, относится к ближайшему окружению. Жертва не звала на помощь и до последней секунды чувствовала себя спокойно. Только когда императору стало плохо, он схватился за своего убийцу и, сопротивляясь, сорвал брошку с его плаща. В общем, задача несложная. Нужно выяснить, кто в это время находился неподалеку и у кого была такая приметная застежка.
— Подожди, Сивард, — остановил его Аластер. — Слишком ты торопишься. Тебе ничего не кажется странным?
— Кажется, но я, — тут рыжий хитро подмигнул, — я излагаю самое вероятное развитие событий. Что, не клеится?
— Нет, — откровенно ответил Шовелен.
— Я не ошибся в вас, граф. Действительно, полная чушь. То есть человек действительно был из самых близких, однако… Вот, я убийца, с меня срывают украшение, а я так тороплюсь прочь, что не думаю о том, чтобы это украшение забрать?
— Испуг, — молвил Аластер.
— Исключено. Тот, кто осмелился поднять руку на императора, не станет пугаться мелочей.
Герцог перехватил растерянный взгляд посла и поторопился объяснить:
— Сивард не делает глупостей и не принимает опрометчивых решений, просто у него такая манера — начинать с простейшей версии, а затем возражать самому себе. И так до тех пор, пока возразить будет нечего. Стиль…
— Где же Аббон? — взвился рыжий. — Мне нужно осмотреть тело, а он не чешется.
— Не чешусь, — кротко ответил маг, входя на террасу. — И объясню, почему. Мне нужно делать совсем другие дела, а вот когда мне нужно будет чесаться, я стану чесаться, и…
— Старческий маразм, — тут же отреагировал господин Ру
— Они всегда так, когда волнуются, — сказал герцог. — Давай, Аббон, не томи нас. Осмотри тело.
— Сейчас, сейчас. Не торопи меня. Все требует аккуратности и серьезного к себе отношения. Это никак не может совмещаться с неприличной поспешностью. Та-ак, так, посмотрим. Что вы успели найти?
Пока Сивард коротко, но обстоятельно рассказывал ему о находке и своих выводах, он переворачивал обмякшее, постепенно холодеющее тело и бормотал что-то себе под нос. Наконец положил покойника на спину, закрыл ему глаза и молвил:
— Вот что я думаю. Это яд. Его отравили крохотным шипом или стрелкой — не толще швейной иглы для шелковых ниток. Укол нанесли в основание черепа, потому видимых ран на теле нет. Я уверен, что тот, кто стоял перед императором, сделать этого не мог. Он просто был свидетелем разыгравшейся трагедии. Нужно немедленно отыскать владельца вашей броши и расспросить его. Он должен был видеть хоть что-то. Император падал вот так, прямо на него, и, видимо, схватил за плечо. А тот испугался и дал деру — мерзавец, конечно, но человеку свойственно бояться за свою шкуру. Думаю, он вообще ничего не соображал в тот момент. Может, теперь отдышится и сможет толково объяснить, что здесь случилось.
— Где слуга, который нашел императора? — спросил Сивард.
— Под надежной охраной. Тебя проводят к нему, — ответил Аластер, делая знак своим воинам.
— Ничего себе! — произнес до боли знакомый голос. — Бедняга!
Шут остановился над мертвым телом, наклонился, погладил по руке. Тон у него был обычным, насмешливым, но лицо выражало глубокую печаль.
— Как жаль, — сказал он через минуту. Герцог отвел его в сторону и стал что-то шептать на ухо. — Ты прав, — ответил ему шут вслух. — Императору уже сообщили, и он немедленно отправился к гостям, чтобы предупредить распространение слухов. А я займусь делом.
Аббон Сгорбленный вошел в сопровождении четырех воинов, несших огромный резной ларь. Тело императора погрузили туда, закрыли крышку и вынесли через боковую дверь. Несколько придворных, попавшихся навстречу этой маленькой процессии, ничего не заподозрили. Мало ли что и куда собирается перенести первый министр империи.
— Нужно немедленно выяснить, кто мог находиться на малом приеме, — обратился Шовелен к Аластеру и Аббону Флерийскому, едва они остались втроем на террасе.
— Этим займется шут, — невозмутимо откликнулся герцог. — У слуг и придворных к нему очень странное отношение, и этим следует воспользоваться. Все видят перед собой лицо императора, слышат его голос и уже поэтому невольно прислушиваются к словам. С другой же стороны, они прекрасно знают, что это всего лишь шут — то есть такой же придворный, такой же слуга, как и они сами. И потому они гораздо более откровенны с Ортоном-шутом, нежели с Ортоном-повелителем. Шут сейчас все разузнает, и мы сможем еще немного продвинуться в нашем расследовании. А пока давайте пройдем куда-нибудь, например в парк или в зал, только не стоит торчать здесь, привлекая внимание.
— Вы правы, — согласился Шовелен. А Аббон Флерийский только пожал плечами.
Шут блестяще справился с возложенным на него заданием.
Он застал трех собеседников в парке, где Шовелен и Аластер доигрывали партию, а Аббон с интересом за ними наблюдал.
— Быстро же распространяются у нас слухи, — начал он без предисловий. — Когда император объявил, что собирается пообедать, да еще в обществе принцессы Арианны и десятка-другого величеств, почтивших его присутствием, у нескольких слуг ощутимо зашевелились волосы на голове. Я спросил у одного ненароком, чего это с ним, и он мне ответил, что слышал одну сплетню, которой почти поверил. Но сообщать ее содержание отказался под тем предлогом, что узнал ее не иначе как от безумца, которому непременно выбьет из головы дурь, как только улучит свободную минутку.
— Люди, люди, — вздохнул Аббон. — Ну, а твое предприятие успешно?
— Более чем. На малом приеме Его величеству докучали маркграф Инара, князь Окаванги и король Энфилда со своими советниками. А теперь вспомните, какой герб у маркграфов Инара?
— Щит, разделенный на четыре поля, — ответил не задумываясь князь Даджарра, подходя к своим друзьям. — Правое верхнее поле — алое. На нем изображена латная перчатка, держащая обломок меча; правое нижнее поле — золотая чешуя, по которому бежит черный барс; левое верхнее поле — голубое. На нем рисунок орлиного крыла; а левое нижнее… Да, левое нижнее — черное. На нем зеленый дракон с алым глазом кусает себя за хвост — это обозначает вечность и непреходящесть некоторых вещей. Девиз маркграфов Инара — «Навсегда».
— Как интересно! Вы столько знаете, — восхитилась Арианна. — Мои учителя за пять лет мучений не рассказывали мне столько поучительного и занимательного, как вы с герцогом за один сегодняшний день.
— Что же ваши прекрасные глазки так погрустнели? — мягко спросила баронесса.
— Мне отчего-то стало тоскливо. Но всего на одну минуту.
— Уж не связана ли эта минута с отсутствием его императорского величества?
Арианна постаралась принять беззаботный вид и ничего не ответила своей новой подруге. Алейя тактично переменила тему, и они разговорились о предстоящей свадьбе, о церемонии бракосочетания, причем баронесса сделала несколько весьма ценных замечаний, которые Арианна постаралась запомнить.
А через некоторое время в предпокое раздался довольно сильный шум. .
— Кто это осмелился повышать голос в покоях невесты императора? — нахмурилась Алейя, и лицо ее тут же стало величественным и жестким.
— Ваше высочество! Ваше высочество! — раздавался в соседней комнате крик фрейлины Эфры. — Ваше высочество! Мне нужно поговорить с вами.
Принцесса побледнела от гнева и сжала губы.
— Ничего не понимаю. Она позволяет себе такие вольности, что ее уже пора отослать не домой, а прямиком в монастырь.
— Арианна, позвольте мне посмотреть на эту особу. Должна же быть какая-то причина ее неслыханной дерзости.
— Если вам так хочется, Алейя, — пожала плечами принцесса. — Мне лично ее истерические крики доставляют мало удовольствия.
— Речь не об удовольствии, — отрезала баронесса Кадоган и негромко хлопнула в ладоши.
Двое гвардейцев тут же возникли на пороге.
— Ее высочество хочет выслушать свою фрейлину и выяснить, насколько оправданно ее возмутительное поведение.
Эфру ввели в кабинет, и она склонилась перед своей госпожой в глубоком поклоне.
— Ваше высочество! Я услышала, что нас отправляют обратно в Лотэр, и не поверила своим ушам. Я так и сказала всем вашим придворным дамам и служанкам: «Этого не может быть». Но вот выясняется, что может. Наша принцесса, достигнув вершин могущества и власти, хочет теперь избавиться от тех, кто был с ней прежде. Так-то вы платите мне за верную службу! Так-то вы вознаграждаете тех, кто был всецело предан вам! Но берегитесь, Ваше высочество, однажды вы очень горько пожалеете о том, что сделали!
Баронесса бросила на Арианну короткий вопросительный взгляд. Бедная девушка находилась в полном замешательстве и смятении. С одной стороны, она была возмущена несправедливыми обвинениями Эфры и ее резкостью; с другой — она уже чувствовала себя и чем-то виновной перед прежними слугами. Алейя Кадоган не стала ждать, когда ложное чувство вины захлестнет принцессу с головой и она совершит какую-нибудь ошибку. Монархи не имеют право на жалость, а исключительно — на милосердие. Этот урок Арианне еще только предстояло выучить.
Алейя Кадоган встала и выпрямилась во весь рост. Она была такой царственно-прекрасной, такой ослепительной, что принцесса залюбовалась ею, а Эфра ощутила явственную угрозу, исходящую от этой необыкновенной женщины.
— Вы свободны. И можете идти на все четыре стороны. Но перед этим запомните: никто и никогда не смеет упрекать императрицу, кроме ее собственной совести и Бога.
Эфра хотела было что-то сказать, но поняла, что перед железной волей баронессы она бессильна. Она бы попыталась разжалобить Арианну, но между ней и принцессой, как несокрушимая крепость, стояла Алейя.
— Прощайте, Ваше высочество, — пролепетала фрейлина и выбежала прочь.
— Вы оказали мне неоценимую услугу, — поблагодарила Арианна. — Сама я бы не справилась с этим положением. Знаете, вам больше подошла бы императорская корона, чем мне. Вы были неподражаемы.
— От этого очень устаешь, милая Арианна, — пожала плечами баронесса. — Мы, жители Гравелота, особенно это чувствуем. Мы слишком отличаемся от всех остальных вельмож двора его императорского величества. К тому же, все Агилольфинги явно благоволили своим гвардейцам, а это не могло не вызывать зависти. Знали бы вы, сколько неприятных минут пережили мы. Каждому приходилось отстаивать свое достоинство и честь. Мужчинам несколько проще: герцога Аластера Дембийского, например, вообще никто не решился бы задеть или оскорбить — слишком опасно. Минутное удовлетворение не стоит собственной жизни — это понимает любой напыщенный князек из тех, кто ищет расположения Агилольфингов. А женщины подпускают такие шпильки своим приятельницам, что впору сравнивать эти словесные баталии со сражением на копьях или алебардах. Вы понемногу привыкнете ориентироваться в любой ситуации. И будете мечтать о том мгновении, когда сможете остаться наедине с близкими людьми, расслабиться и снять маску грозной повелительницы.
— Боже, какая же я еще глупая. Видите ли, Алейя, при дворе моего отца не было людей настолько образованных и тонких, чтобы они могли завуалировать оскорбление и преподнести его как невинную шутку — это я впервые увидела только здесь.
— Да, многие завидуют блеску, роскоши и просвещенности нашего двора, но и здесь приходится несладко. Хотя я не променяла бы Роанский двор ни на какое другое место в мире.
— И даже на Гравелот? — изумилась Арианна.
— Гравелот мы бы долго не удержали, — извиняющимся тоном ответила баронесса. — Мы все равно не смогли бы оставаться полновластными хозяевами этого крохотного государства в государстве, если бы не присягнули Агилольфингам. А так мы свободнее, чем где-либо еще.
— Все это так сложно, — вздохнула принцесса.
— Все куда сложнее, чем вам кажется.
Великан Аластер наткнулся на посла Шевелена и его племянника на одной из лужаек дворцового парка, где оба придворных Лодовика Альворанского увлеченно играли в морогоро за небольшим яшмовым столиком.
В предыдущий приезд Шевелена в Великий Роан герцог обнаружил в его лице блестящего партнера, игра с которым доставляла ему невероятное наслаждение. Поэтому, когда граф вскочил на ноги, здороваясь с командиром гвардейцев, тот не ограничился простым приветствием, а подошел к столику у мраморного квадратного бассейна.
— Разрешите представить вам, герцог, — сказал Шовелен, — это мой племянник, граф Трои Шовелен.
Юноша поклонился герцогу и покраснел от смущения.
— Я восхищаюсь вами и вашими воинами, ваша светлость. Они кажутся идеальными, и огромное удовольствие может принести даже простое лицезрение императорской охраны, не говорю уже об оружии и доспехах: они просто неповторимы.
— Надеюсь увидеть вас на ежегодном Роанском турнире, — пророкотал Аластер, милостиво улыбаясь молодому человеку. — Он начнется через две недели. Возможно, вы пробудете здесь достаточно времени, чтобы застать это событие.
— Все зависит от воли короля Лодовика Альворанского, — ответил граф за своего племянника. — Может, вы окажете мне честь и сыграете партию-другую? Я не могу забыть нашу предыдущую встречу.
— С удовольствием, — согласился герцог.
Трои уступил великану свое место, и тот принялся осматривать доску, на которой разыгрывался сухопутный вариант игры.
— Племянник почти проиграл мне, — молвил Шовелен, — Позвольте, я снова расставлю фигуры.
— Напротив, — возразил Аластер. — У юноши настолько выгодная позиция, что было бы несправедливым запретить ему доиграть.
— Не могу с вами согласиться, — с достоинством сказал граф. — Я уважаю вас как блестящего игрока, но эта позиция просто дышит безысходностью.
— Дядя прав, — вмешался Трои. — Я только что собирался признать свое поражение.
— Не вздумайте! — воскликнул Аластер. — Лучше сядьте рядом и смотрите.
Он взял одну из фигурок, стоящих на самом краю доски в полном бездействии, и решительным движением перенес ее в центр.
— Вот так.
— Это безумие… — прошептал Шовелен, нахмурившись.
Всего в игре морогоро с каждой стороны участвовало по пятьдесят фигурок. Они были совершенно отличными по своему значению и силе. Одной из самых мощных фигур защиты являлась Крепость; нападение осуществлялось Генералом, Рыцарями или Наемным Убийцей. Но сильнейшими, вне всякого сомнения, были Маг, Дракон и Император.
Посол Шовелен всегда использовал последние три фигуры, причем так успешно, что противник бывал вынужден сдаться, даже не успев как следует развернуть свои боевые порядки. То же самое произошло и с Троем. Его основные ударные силы остались в стороне: пять Рыцарей, брошенных на произвол судьбы, были заперты в нижнем углу доски; Министр и Висельник составляли странную парочку, которая не могла не вызывать удивления; а Варвары стояли как раз на линии огня своих же Лучников и живым щитом загораживали Наемников соперника. При этом Маг и Император посла полностью контролировали почти всю доску.
Любой серьезный эксперт по игре в морогоро счел бы подобное положение очевидным и даже не стал бы комментировать. Но Аластер перебросил Варваров на правый фланг, полностью переломив ситуацию. Граф сделал ответный ход Императором и опомниться не успел, как его Маг оказался зажатым в тиски между Наемным Убийцей и Рыцарем. Из этого положения еще можно было выйти, и он сделал все от него зависящее, однако Аластер ввел в игру еще одну бездействующую фигуру Троя — Закономерность.
— Обычно никто и никогда не пользовался Закономерностью как активной единицей. Ею укрепляли и поддерживали собственную Крепость. В противном же случае она могла сыграть и против своего хозяина; чаще всего так и случалось. И опытные, талантливые игроки советовали начинающим не рисковать попусту, да и сами не рисковали.
Граф долго и пристально разглядывал последнюю позицию и наконец неохотно признал:
— Сдаюсь. Это просто невозможно, но я сдаюсь. Вы поразили меня еще сильнее, чем в прошлый раз, герцог.
— Просто мы исповедуем разные принципы в этой игре, — пояснил Аластер. — Ваша школа позволяет свободно оперировать невероятными силами Мага, Дракона и Императора и ничего не говорит о том, какая расплата ждет такого отчаянного игрока. Вы как бы предпочитаете забыть об этом, но ведь подобное отношение — отнюдь не выход. И даже не способ выиграть партию. — Тут он обернулся уже к Трою и сказал, внимательно глядя юноше прямо в глаза: — Есть силы, которые лучше не тревожить до самого последнего, самого отчаянного момента. А когда он наступит, следует хорошенько подумать, прежде чем прибегать к этому средству. Иначе на вашем пути появится Закономерность и потребует удовлетворения, ибо игра построена по нехитрому принципу обязательной компенсации: если ты что-то берешь, то обязан что-то отдать взамен. Пустоты мир не терпит.
— Можно, я задам вам один вопрос? — собрался с духом Трои.
— Конечно, мой мальчик.
— Почему в игре морогоро нет фигуры Шута? — и, заметив, как изменилось лицо великана, испуганно спросил: — Я нарушил правила вежливости?
— Нет, нет, конечно. Просто вы первый человек, который меня об этом спрашивает. А между тем, давным-давно такая фигура была, но после ее убрали — она была еще более капризной и сложной в использовании, нежели пресловутая Закономерность.
Затем граф отправил племянника по какому-то делу, а сам обратился к герцогу:
— Сыграем еще?
— С радостью. Кстати, Шовелен, у вас прекрасный племянник, и я думаю, что вы очень беспокоитесь о его будущем. У вас ко мне дело?
— Вы так проницательны, что пугаете меня, право слово. Но это действительно так. И если я не сильно буду докучать вам своими разговорами, то я не желал бы лучшего собеседника и советчика. В том случае, если вы согласитесь дать мне этот совет.
Герцог утвердительно кивнул.
— Я достаточно долго наблюдал двор короля Альворанского, посетил достаточно много других стран, чтобы сделать вывод, что Трою нужно перебираться в Великий Роан. Он не похож на своих соотечественников — слишком мечтателен и непосредственен. Не могу сказать, что он образован, но постепенно начинает понимать, что знания необходимы. И теперь занимается гораздо прилежнее, нежели раньше. Буду откровенным с вами: я мечтаю, чтобы он служил при дворе императора.
— Отчего же вы не поговорите с князем Даджарра? Или с кем-нибудь из других вельмож? Я имею в виду, официально.
Я ехал сюда именно с такой идеей: воспользоваться своим положением, добиться приема у одного из министров, возможно, даже у самого императора, если представится удобный случай. А теперь вот, кажется, цель так близка, а я не могу заставить себя сделать это.
— Почему?
— Мне кажется, что Трои не заслуживает такого отношения. Если он окажется в бесчисленных рядах тех, кто, пользуясь протекцией, рвется к богатой кормушке, ни он, ни я этого себе не простим.
— Разумное решение, — одобрил герцог. — Но ведь мечта осталась?
— Да, — твердо сказал граф. — Мечта осталась. Мальчику нечего делать при альворанском дворе.
— Вы мне очень симпатичны, граф, — молвил Аластер. — И не то чтобы я хотел быть вам полезным, скорее, мне нравится сама мысль, что вы и ваш племянник останетесь здесь. Ортону нужны умные и преданные люди, а в вас обоих я нахожу и то и другое качество. Поэтому я не обещаю ничего конкретного до тех пор, пока не переговорю с князем Даджарра, а после мы продолжим эту беседу.
Посол встал со своего места и отвесил великану герцогу церемонный поклон. Затем удобно уселся и принялся рассматривать доску, чтобы сделать первый ход. Он хотел сыграть как никогда взвешенно, блестяще и неожиданно, но ему не удалось даже сосредоточиться.
К ним подбежал взъерошенный слуга и кинулся к герцогу с невнятными криками:
— Там, ваша светлость, там!.. Пойдемте, умоляю вас!!! Пойдемте быстрее!
Он лежал на боку, неестественно и странно выгнувшись, так что лицо его было обращено к небу. Одну руку он подмял под себя, пальцы другой, прижатой к груди, были стиснуты в кулак. Черные волосы разметались по малахитовым плитам, синие глаза были широко раскрыты, и в них навсегда застыло обиженное выражение.
Император был мертв. Когда Шовелен увидел это изогнутое тело, этот остекленевший взгляд и блеклые, почти белые губы, ему сделалось дурно, будто он нашел здесь не чужого владыку, а своего обожаемого Троя. У него заныло сердце, и он отвернулся, чтобы не смотреть. К его величайшему удивлению, Аластер оставался невозмутимым. Он положил свою стальную ладонь на плечо дрожащего, словно в лихорадке, слуги.
— Тихо, успокойся. И отвечай на вопросы.
— Да, да, ваша светлость.
— Кто еще видел императора мертвым?
— Не знаю, ваша светлость. Он вышел на верхнюю террасу подышать воздухом после малого приема. Велел мне принести сюда шипучего черного и ту книгу, которую он сейчас читает. Когда я вернулся. Его величество уже… уже… — Слуга начал заикаться и захлебываться слезами.
— Тихо, тихо, — еще раз повторил герцог, и Шовелен почувствовал, что и на него действует умиротворяюще этот мощный, бархатный голос.
Тем временем неведомо откуда взявшиеся гвардейцы оцепили лужайку под террасой, встали у дверей, ведущих на нее, а также преградили все входы и выходы из этой части апартаментов. Двое подошли к Аластеру и остановились возле него, готовые выслушивать приказания.
— Этого человека изолировать от остальных, — распорядился герцог, указывая на слугу.
Тот задохнулся от ужаса, но Аластер пояснил:
— Я ни в чем тебя не обвиняю, однако настоящий убийца может захотеть избавиться и от тебя, поэтому лучше тебе побыть под надежной охраной.
— Как прикажет ваша светлость.
— Ступай и будь покоен — император не забудет тебя, если ты ни в чем не виноват.
— Но?! Но как же…
— Ты разве не помнишь, что император бессмертен? — внушительно произнес Аластер. — Ступай, не медли. Впрочем, ответь сразу, какую книгу читал государь?
— Историю принцессы Эмдена и доблестного вождя горцев из Уэста. Государь говорил, что это его любимая трагедия.
— Это книга Айанте? — спросил герцог, демонстрируя свое знание старинной литературы.
— Совершенно верно, ваша светлость. Государь просил том из собрания сочинений, а не отдельное издание, хотя у нас есть одно — очень редкое, с гравюрами.
— Достаточно, — прервал его Аластер. — Можешь идти. Спотыкающегося слугу увел один из гвардейцев.
— А ты, — обратился Аластер ко второму, — приведи сюда Сиварда Ру, Аббона Флерийского и Аббона Сгорбленного. И зайди за шутом Ортоном: мозги этого малого нам сейчас очень пригодятся.
Когда гвардеец отправился выполнять эти распоряжения, герцог обернулся к послу Шовелену:
— Теперь мне необходимо обсудить все увиденное с вами, дорогой граф.
— Нет нужды, — ответил тот. — Я уже понял по тому, как спокойно вы раздаете приказания, что передо мной лежит несчастная жертва — но не император, а всего лишь его двойник. Я прав?
— Совершенно. На сей раз Его величеству повезло. Но вы понимаете, что все-таки необходимо отыскать убийцу — чем скорее, тем лучше.
— Конечно, герцог. И вы можете полностью полагаться на мое слово рыцаря, что я никому не обмолвлюсь об этих событиях. Я слишком хорошо знаю, к какой смуте и панике могут привести необоснованные слухи.
— Восхищаюсь вашим умом, граф, — улыбнулся сдержанно Аластер. — И думаю, что я вполне могу положиться на ваше слово, особенно если император узнает, как вы держались в этой сложной ситуации, и захочет, чтобы такой человек оказался на службе у него, а не у Лодовика Альворанского. Вместе с племянником, разумеется.
Посол Шовелен вспыхнул до корней волос и молвил:
— Если бы я так не уважал вас, герцог, то счел бы, что вы решили меня оскорбить. Даже если бы сейчас мне предстояло изгнание в Самаану или пустынный Йид, я бы и то не стал покупать расположение Его величества таким бесчестным путем. Вы можете быть уверены во мне при любом раскладе.
И герцог молча протянул ему руку. Сивард Ру возник как из воздуха через несколько минут. Он окинул место трагедии одним быстрым и цепким взглядом, встал на колени возле тела, прикоснулся двумя пальцами к сонной артерии.
— Он не просто мертв, его убили. Надо сообщить императору.
— Это сделают, — успокоил его Аластер.
— Господин граф Шовелен, если не ошибаюсь? — Сивард подошел к послу и уставился на него единственным своим глазом. — Человек достойный, из породы победителей, но победителей честных и благородных. Потомок рыцарей и сам рыцарь не только по происхождению, но и по убеждениям. Отличился во время одной неприятной истории подобного же свойства, случившейся в Аммелорде. Уже все понял и во всем разобрался, сочинять для него отдельную версию не имеет ни малейшего смысла. Зато может оказаться неожиданно полезен. Честь имею.
Ошарашенный граф едва перевел дыхание. Сивард Ру знал о нем все — он в этом даже и не сомневался. То, что рыжий начальник Тайной службы не произнес вслух, просто не касалось данного дела. И посол был весьма ему признателен за то, что он умолчал о многом.
— А теперь осмотрим тело.
С этими словами Сивард Ру снова опустился на малахитовый пол возле мертвеца и осторожно разжал его сомкнутые пальцы.
— Я так и думал: смотрите, какая забавная вещица. И он протянул на открытой ладони застежку в форме дракона, кусающего себя за хвост. Застежка стоила огромных денег: она была сделана из чистого золота и изумрудов. Алый гиацинт сиял вместо драконьего глаза.
— Человек, убивший императора, относится к ближайшему окружению. Жертва не звала на помощь и до последней секунды чувствовала себя спокойно. Только когда императору стало плохо, он схватился за своего убийцу и, сопротивляясь, сорвал брошку с его плаща. В общем, задача несложная. Нужно выяснить, кто в это время находился неподалеку и у кого была такая приметная застежка.
— Подожди, Сивард, — остановил его Аластер. — Слишком ты торопишься. Тебе ничего не кажется странным?
— Кажется, но я, — тут рыжий хитро подмигнул, — я излагаю самое вероятное развитие событий. Что, не клеится?
— Нет, — откровенно ответил Шовелен.
— Я не ошибся в вас, граф. Действительно, полная чушь. То есть человек действительно был из самых близких, однако… Вот, я убийца, с меня срывают украшение, а я так тороплюсь прочь, что не думаю о том, чтобы это украшение забрать?
— Испуг, — молвил Аластер.
— Исключено. Тот, кто осмелился поднять руку на императора, не станет пугаться мелочей.
Герцог перехватил растерянный взгляд посла и поторопился объяснить:
— Сивард не делает глупостей и не принимает опрометчивых решений, просто у него такая манера — начинать с простейшей версии, а затем возражать самому себе. И так до тех пор, пока возразить будет нечего. Стиль…
— Где же Аббон? — взвился рыжий. — Мне нужно осмотреть тело, а он не чешется.
— Не чешусь, — кротко ответил маг, входя на террасу. — И объясню, почему. Мне нужно делать совсем другие дела, а вот когда мне нужно будет чесаться, я стану чесаться, и…
— Старческий маразм, — тут же отреагировал господин Ру
— Они всегда так, когда волнуются, — сказал герцог. — Давай, Аббон, не томи нас. Осмотри тело.
— Сейчас, сейчас. Не торопи меня. Все требует аккуратности и серьезного к себе отношения. Это никак не может совмещаться с неприличной поспешностью. Та-ак, так, посмотрим. Что вы успели найти?
Пока Сивард коротко, но обстоятельно рассказывал ему о находке и своих выводах, он переворачивал обмякшее, постепенно холодеющее тело и бормотал что-то себе под нос. Наконец положил покойника на спину, закрыл ему глаза и молвил:
— Вот что я думаю. Это яд. Его отравили крохотным шипом или стрелкой — не толще швейной иглы для шелковых ниток. Укол нанесли в основание черепа, потому видимых ран на теле нет. Я уверен, что тот, кто стоял перед императором, сделать этого не мог. Он просто был свидетелем разыгравшейся трагедии. Нужно немедленно отыскать владельца вашей броши и расспросить его. Он должен был видеть хоть что-то. Император падал вот так, прямо на него, и, видимо, схватил за плечо. А тот испугался и дал деру — мерзавец, конечно, но человеку свойственно бояться за свою шкуру. Думаю, он вообще ничего не соображал в тот момент. Может, теперь отдышится и сможет толково объяснить, что здесь случилось.
— Где слуга, который нашел императора? — спросил Сивард.
— Под надежной охраной. Тебя проводят к нему, — ответил Аластер, делая знак своим воинам.
— Ничего себе! — произнес до боли знакомый голос. — Бедняга!
Шут остановился над мертвым телом, наклонился, погладил по руке. Тон у него был обычным, насмешливым, но лицо выражало глубокую печаль.
— Как жаль, — сказал он через минуту. Герцог отвел его в сторону и стал что-то шептать на ухо. — Ты прав, — ответил ему шут вслух. — Императору уже сообщили, и он немедленно отправился к гостям, чтобы предупредить распространение слухов. А я займусь делом.
Аббон Сгорбленный вошел в сопровождении четырех воинов, несших огромный резной ларь. Тело императора погрузили туда, закрыли крышку и вынесли через боковую дверь. Несколько придворных, попавшихся навстречу этой маленькой процессии, ничего не заподозрили. Мало ли что и куда собирается перенести первый министр империи.
— Нужно немедленно выяснить, кто мог находиться на малом приеме, — обратился Шовелен к Аластеру и Аббону Флерийскому, едва они остались втроем на террасе.
— Этим займется шут, — невозмутимо откликнулся герцог. — У слуг и придворных к нему очень странное отношение, и этим следует воспользоваться. Все видят перед собой лицо императора, слышат его голос и уже поэтому невольно прислушиваются к словам. С другой же стороны, они прекрасно знают, что это всего лишь шут — то есть такой же придворный, такой же слуга, как и они сами. И потому они гораздо более откровенны с Ортоном-шутом, нежели с Ортоном-повелителем. Шут сейчас все разузнает, и мы сможем еще немного продвинуться в нашем расследовании. А пока давайте пройдем куда-нибудь, например в парк или в зал, только не стоит торчать здесь, привлекая внимание.
— Вы правы, — согласился Шовелен. А Аббон Флерийский только пожал плечами.
Шут блестяще справился с возложенным на него заданием.
Он застал трех собеседников в парке, где Шовелен и Аластер доигрывали партию, а Аббон с интересом за ними наблюдал.
— Быстро же распространяются у нас слухи, — начал он без предисловий. — Когда император объявил, что собирается пообедать, да еще в обществе принцессы Арианны и десятка-другого величеств, почтивших его присутствием, у нескольких слуг ощутимо зашевелились волосы на голове. Я спросил у одного ненароком, чего это с ним, и он мне ответил, что слышал одну сплетню, которой почти поверил. Но сообщать ее содержание отказался под тем предлогом, что узнал ее не иначе как от безумца, которому непременно выбьет из головы дурь, как только улучит свободную минутку.
— Люди, люди, — вздохнул Аббон. — Ну, а твое предприятие успешно?
— Более чем. На малом приеме Его величеству докучали маркграф Инара, князь Окаванги и король Энфилда со своими советниками. А теперь вспомните, какой герб у маркграфов Инара?
— Щит, разделенный на четыре поля, — ответил не задумываясь князь Даджарра, подходя к своим друзьям. — Правое верхнее поле — алое. На нем изображена латная перчатка, держащая обломок меча; правое нижнее поле — золотая чешуя, по которому бежит черный барс; левое верхнее поле — голубое. На нем рисунок орлиного крыла; а левое нижнее… Да, левое нижнее — черное. На нем зеленый дракон с алым глазом кусает себя за хвост — это обозначает вечность и непреходящесть некоторых вещей. Девиз маркграфов Инара — «Навсегда».