Страница:
* * *
Господин Маарду Лунгарн – один из преуспевающих торговцев Кортеганы – взял это имя только на сто девяностом году жизни. На самом деле он принадлежал к славному и милому племени альвов, и только волею судеб его занесло на этот далекий тропический континент, где чуткому и к тому же покрытому мехом существу жизнь медом не кажется. Но прозябать – а если быть точным, то плавиться – в негостеприимной стране, где многое ему было чуждо, а многое откровенно ужасало, было не в характере альва Таннина из славного рода Воршудов.Когда трикстеры разграбили Эламское герцогство, он вместе с большинством своих родичей отправился искать счастья в Аллаэллу. Семья была глубоко опечалена тем, что кузен Воршуд Книгочей предпочел остаться на месте, а еще одного молодого члена этого славного рода трикстеры похитили во время набега и наверняка принесли в жертву своему зловещему богу Муругану, о котором ходили жуткие легенды.
Аллаэлла приняла беженцев равнодушно. Помыкавшись там около десяти лет и так и не обосновавшись на одном месте, дружное семейство решило попытать счастье за морем. Об Имане говорили много и восторженно: дескать, и земля там плодородная, и жизнь дешевле, чем на Варде, и пространство посвободнее. Рассказывали, правда, и ужасные небылицы, но какой разумный и уважающий себя человек поверит, что короли Кортеганы похищают младенцев по ночам? Да и правду говоря, зла и тьмы хватает везде. И если постараться, то и на Варде можно найти кучу всякой нечисти и мерзости. Рассудив так, те из Воршудов, кто к тому времени остался в живых и находился в добром здравии, купили места на одном из кораблей, спускавшихся по Деру во внутреннее море Хо, а оттуда, через узкий Драконов пролив, – в океан Локоджа.
Об их странствиях можно рассказывать несколько месяцев. Они встретились с пиратами и пережили пару штормов; какое-то время корабль, потерявший управление, носило по океану, пока наконец не прибило к берегу Кортеганы. Воршуды вознесли хвалу милосердным богам и решили больше судьбу не испытывать, а поселиться здесь, справедливо полагая, что дальнейшие странствия чреваты дальнейшими потрясениями.
Год или два спустя милые человечки убедились, что здесь им будет еще тяжелее, нежели на Варде, где у них было много всяких родичей среди представителей Древней расы. В Кортегане же никто слыхом не слыхивал ни об альвах, ни о сильванах.
Однако они не пали духом. А встретив нескольких своих соплеменников, принадлежащих к другим родам, предложили им начать совместное дело. Альвы отличаются упорством, настойчивостью и недюжинными способностями, иначе бы эти мохнатые малыши не смогли выжить в жестоком мире людей и чудовищ, а также беспощадных богов, которые только и занимались переделом Арнемвенда, практически не интересуясь своими подданными.
Через десять лет торговый дом Маарду Лунгарна был известен не только в Кортегане и царстве Тиладуматти, но распространил свое влияние и на Ронкадор, и на Эль-Хассасин. А еще через двадцать лет завел собственное представительство в двух основных городах Тонгатапи, а также в княжестве Цаган и графстве Ятта.
По всей Имане у Маарду Лунгарна были солидные и серьезные связи, а деньги заставили унгараттов относиться к нему так, словно он был вдвое выше. И хотя на западе Иманы более всего ценилось воинское мастерство и грубая физическая сила, великий магистр унгараттов прекрасно понимал, что без развитой торговли, без большого количества денег государство не выстоит. И потому призвал всех жителей всячески поддерживать тех, кто работает на благо ордена и страны, и относиться к ним с почтением и уважением. Таким образом, Воршуды наконец очутились в полной безопасности и смогли спокойно вздохнуть.
Капитан Лоой, знавший Хозяина Лесного Огня под именем Номмо, не считал необходимым упоминать, как зовут торгового агента и банкира Сонандана. С него было достаточно и того, что сородич Номмо – милый и безукоризненно вежливый господин Маарду Лунгарн – взялся вести все банковские дела, не требуя разглашения каких-либо тайн. В его банке деньги хранились надежнее, нежели в подземельях унгараттов, и потому никто особо им не интересовался. Странная привычка, однако, есть у людей – уделять гораздо больше внимания тем, кто доставляет массу неприятностей, нежели тем, кто славится честностью и порядочностью.
То, что произошло, когда Лоой привел своих друзей и спутников в контору Маарду Лунгарна, не мог предвидеть никто.
Пухлый, нарядный альв, одетый в традиционные бархатные панталоны и шитый серебром жилет, степенно вышел навстречу своим клиентам, заготовив милую улыбку крайней степени приветливости: сумма, которую капитан Лоой недавно перевел на свой счет, обязывала ко многому. И поэтому вначале наши друзья не поняли, отчего приветливая улыбка вдруг соскользнула с мохнатого личика банкира, почему он покачнулся, хватаясь за сердце, и закричал громко и пронзительно:
– Мелисса! Мисси! Иди скорей!!!
А затем господин Маарду Лунгарн подошел к одному из посетителей и прыгающими губами прошептал:
– Здравствуй, Воршуд. Здравствуй, братик, – и тихие слезы заскользили по плотному меху.
– Вы что, знакомы? – проницательно спросил Барнаба.
Госпожа Мелисса, пожилая дама со следами былой красоты, пушистая, с мехом редчайшего розово-золотого оттенка, в зеленом платье и дорогих украшениях, спускалась по лестнице, когда увидела, как ее достойный и почтенный супруг горячо обнимается с каким-то альвом. Она прищурила глаза – триста пятьдесят лет не шутка, и зрение понемногу слабеет – да так и застыла на ступеньках, не имея сил сдвинуться ни на шаг.
– Воршуд! – слабо сказала она, но Хозяин Лесного Огня ее услышал.
– Мисси! – бросился он вверх по лестнице.
– Глядите, он и ее знает, – вставил Барнаба.
Когда родичи вдоволь наобнимались и наплакались, они обернулись к своим друзьям, чтобы попытаться объяснить происходящее.
– А мы к вам по делу, – весьма своевременно пролепетал бедный капитан.
* * *
– Никогда бы не подумал, что нас ждет такая странная судьба, – задумчиво молвил Маарду Лунгарн.Они сидели за накрытым столом; заплаканная госпожа Мелисса вовсю командовала служанками. С момента встречи и первого потрясения прошло уже несколько часов, и братьям удалось немного наговориться и вкратце рассказать свои истории. То, что успел за это время пережить Номмо, потрясло почтенного банкира. Но жизнь Воршуда Книгочея ни с чем не могла сравниться. Сам Маарду и Мелисса успели нарыдаться над рассказом Номмо о том, как он встретился с Воршудом в священной роще Салмакиды, и о том, как относится к их кузену сама Богиня Истины Великая Кахатанна. Собственно, именно с этой темы они и перешли на насущные проблемы. По просьбе остальных Магнус коротко познакомил Маарду Лунгарна с последними событиями и отдельно остановился на исчезновении из ресторана «Король Барга» Каэ Рогмо и десяти воинов.
– Да-а, дела, – задумчиво протянул банкир. – Я вам так скажу, молодой человек. Если бы вы всей компанией пришли ко мне, но без братца Воршуда, я бы в жизни не стал ни помогать вам, ни даже рассказывать о том, что знаю, – своя шкура дороже. Но у Воршудов есть своя гордость и честь, ведь так, Мисси? И мы поможем нашему братцу и его великой госпоже, потому что понимаем: весь мир нуждается в ней. Я хочу быть достойным памяти Воршуда Книгочея...
В общем, вы влезли в такую историю, что не поймешь, за какой конец потянуть, чтобы распутать. Вы что же, не слыхали никогда, что западная часть Иманы контролируется орденом унгараттов? Они еще называют себя возлюбленными Смерти. Все подчинено им: и закон, и народ, и сам король. Здесь часто похищают людей и продают великому магистру, с тем чтобы рабы участвовали в гладиаторских боях, ритуальных убийствах и казнях. Так что судьба ваших друзей в руках... Не знаю я, в чьих она руках, но нам нужно поторопиться.
Обычно лучших гладиаторов свозят в Малый Бурган. Там находится один из основных замков, в подземельях которого устраиваются показательные сражения. Если ваша госпожа так хорошо владеет мечами, как вы рассказываете, то, несомненно, она находится там. И надо молить богов, чтобы ее продержали в Малом Бургане подольше, потому что затем ее ждет путь в царство Тиладуматти, а там с рабами обходятся еще страшнее. Корабль готов? – обратился альв к капитану.
– Должен быть готов сегодня к вечеру.
– Вы запаслись всем необходимым? Говорите откровенно, я готов предоставить все, что смогу, а могу я многое.
– Спасибо, все есть.
– Тогда подождите, я сейчас соберусь и пойду с вами. Без меня, без моих знакомств у вас ничего не получится.
– А может, обратиться к королю? – спросил Номмо нерешительно.
– Нет! И не думай! Его величество, будь он неладен, обожает бои гладиаторов. И не упустит такой возможности. То, что они захватили богиню, только пробудит еще больший интерес к сражениям, в которых она должна участвовать. Барга Барипад не побоится гнева бессмертных.
– Он так смел?
– Нет, просто Имана – проклятое место. Я понял это довольно поздно, когда было уже невозможно бежать отсюда куда-нибудь еще.
Господин Лунгарн посмотрел на печальную жену и сказал строго:
– Не реви, Мисси! Если ждать, пока герои соберутся совершать свои подвиги, мир полетит в пропасть. На все напасти не хватит никаких богов и никаких рыцарей. Не реви! Я вернусь, просто не может быть иначе, когда мы все встретились, когда узнали, что с нашей родней. Все будет хорошо, только не плачь, а то мне и так тяжело.
И Мисси старательно улыбнулась сквозь слезы.
* * *
Когда Каэ вывели на арену – а теперь ее выводили уважительно, стараясь не прикасаться лишний раз, не пихать, – первое, что она увидела, были ее бледные и осунувшиеся от напряжения друзья. Рогмо и десять воинов сидели в первом ряду амфитеатра, скованные по рукам и ногам, разъяренные собственной беспомощностью и напуганные предстоящим событием. Они-то уже слышали, что сегодня с Каэтаной собирается сражаться сам Катарман Керсеб, и они понимали, что прозвище Непобедимый среди унгараттов получить очень трудно.Когда великий магистр вышел на арену, весь амфитеатр огласился приветственными криками. Унгаратты ревели от восторга, вскакивали со своих мест, дамы бросали на песок шелковые шарфы и украшения; только одиннадцать человек в первом ряду сидели сжав зубы. И желваки ходили под натянувшейся бледной кожей.
Катарман Керсеб был достоин сражаться с самим Траэтаоной. Даже слишком достоин, подумала Каэ. Вот пусть бы с ним и сражался. Она недоверчиво оглядывала высокого, худощавого противника – мускулистого, подвижного, гибкого. Он напомнил ей удава, приготовившегося к броску. Ведь у змеи не слишком рельефные мышцы, и пребываешь в блаженном неведении относительно ее исполинской силы, пока не попадешь в смертельные объятия.
Непобедимый был облачен в диковинный наряд – дикую путаницу цепей, кожаных полос и металлических пластин. Все это было щедро украшено серебром и тускло блестело при каждом движении. На плечи воина был небрежно накинут черный плащ, отороченный по низу серебристым мехом, а голову защищал рогатый шлем с забралом в виде морды какой-то отвратительной твари. В узких прорезях льдисто сверкали недобрые, суровые глаза. Руки магистра были обнажены, и только на запястьях свивались тугими кольцами серебряные змеи с рубиновыми глазами. Длинные желтые волосы падали на плечи, выбиваясь из-под шлема.
А когда великий магистр обнажил свой меч, Каэ поскучнела всерьез. Клинок был неподъемным, с ее точки зрения. И то, что Непобедимый проделывал с ним, вращая в разные стороны, подбрасывая и снова ловя, внушало уважение. Но ведь уважением ограничиться не получалось, и она пыталась представить себе, как сражаться с ним, и не могла...
Великий магистр видел ее в деле не один раз и поэтому тоже не торопился нападать, памятуя о том, что нападающий раскрывается и рискует получить сильный встречный удар от достойного противника. Каэтану он считал противником достойным, но был уверен в собственном успехе. Как бы вынослива и ловка ни была эта девчонка, она не устоит перед натиском его силы и мастерства. Он даже радовался ее появлению в Кортегане: она давала ему возможность еще раз утвердить свою незыблемую власть и окружить себя ореолом непобедимости.
Меч магистра свистел в воздухе; Такахай и Тайяскарон рвались вперед, чтобы защитить госпожу, а она стояла и... думала. Странное занятие, если учесть, что смерть плясала в нескольких шагах от нее. И тем не менее она сосредоточенно вспоминала все, что говорил ей Траэтаона. Потом мысли ее невольно разбрелись, как она ни старалась направить их в нужное русло, и собрались вновь на лужайке перед Храмом Истины. Скрипели двери, порываясь сказать что-то особенное, теплое, сияло солнце, и заросли орешника тихо шелестели: «Кахатанна, Кахатанна... « И в священной роще Салмакиды двигались неясные, легкие тени. Одна из них перешагнула поющий ручей, прошла сквозь пространство и через несколько секунд ступила на белый песок арены.
– Я здесь, не бойся, – сказал он. А она и не боялась.
Потому что давно, очень давно чувствовала его незримое присутствие и узнала его еще задолго до того, как они встретились на Мосту.
Гигант в черных доспехах, самый лучший, самый отважный, самый надежный друг в мире, умеющий любить так, что Вечность и Смерть в испуге отступили, пропуская его к Каэтане, стоял рядом с ней.
– Я вот гладиатором работаю, – извиняясь, пожала она плечами.
– Бывает, – ответил исполин. Он так и остался немногословным.
Рогмо и сангасои в ужасе смотрели, как в нескольких шагах от явно красующегося перед своими подданными магистра их госпожа тихо шевелила губами, будто молилась. Но кому?
– Он слабее тебя, – сказал Бордонкай. – Прикончи его, а я буду рядом, если что.
– Спасибо, – ответила она. И шагнула вперед.
Катарман Керсеб успел отпрыгнуть назад, когда змеиным жалом скользнул к нему сверкающий Такахай. Следующие несколько минут они обменивались ударами, и великий магистр с удивлением обнаружил, что девчонка не так уж и слаба. Ловкость ловкостью, но мускулы у нее были железные. На скрещенных клинках она выдерживала самые мощные его выпады и даже не покачнулась ни разу. Очень скоро Непобедимый понял, что должен выложиться весь, без остатка, чтобы рассчитывать на благополучный исход поединка. Красивого и быстрого убийства, которым он обычно завершал все свои бои, уже не получилось.
Он не заметил того момента, когда Каэтана взвилась в воздух, в крайней верхней точке прямо над ним сделала сальто и сбила с его головы шлем. Толчок был довольно сильный, и великий магистр не только потерял шлем, но и оступился, оказавшись на шаг ближе, чем это можно в таких поединках. Каэ с наслаждением двинула его в челюсть рукоятью Тайяскарона. Она сумела бы и рану нанести, но хотелось избавиться от перехлестывавших ее боли и гнева еще более грубым способом. Магистр отшатнулся, схватился левой рукой за разбитые губы, из которых потоком хлестала кровь. Это был некрасивый удар, к тому же он его пропустил. И это был великий позор для мастера такого класса. Унгаратты, сидящие вокруг арены, притихли, перестав понимать, что происходит.
А Каэ перенесла всю тяжесть тела на выставленную вперед ногу, сильнейшим взмахом отбила клинок Катармана Керсеба, который несся к ней в горизонтальной плоскости; волной перетекла дальше, почти оторвавшись от песка арены, и в этом немыслимом положении, практически паря в воздухе, не ударила, а врезала со всего маху гардой своего меча по правой скуле врага. Холеная, алебастровая кожа лопнула, и Керсеб невольно вскрикнул, откидывая назад голову. Он потерял контроль на краткую долю секунды, но и ее хватило, чтобы Каэ пнула его ногой в пах.
По рядам зрителей прокатился неуверенный, нервический смешок.
Веками унгаратгы приукрашивали смерть, пытаясь преподнести ее произведением искусства, истребить в людях жалость, любовь, привязанность, поставив над всем красоту убийства. И Каэ, как всегда, открывала им простую истину – смерть некрасива, это жестокая и грязная штука, и она не может быть другой. Она не испытывала ненависти к Великому магистру, но она ненавидела его принципы, его убеждения. Уничтожая на арене Катармана Керсеба, она тем самым развеивала миф, убивала порочную идею, и на собственную жизнь ей было сейчас наплевать.
С каждым ударом унгаратт терял силы и уверенность в себе. Она вышибла ему передние зубы, перебила нос; сильный удар пришелся и на правую бровь, и теперь кровь заливала глаз, мешая смотреть. Магистр понимал, что она давно уже могла бы убить его – так же легко и небрежно, как поступала прежде со всеми своими противниками. Только теперь он догадался, что это не рыцари были слабыми воинами, а она слишком сильной. Он не представлял, чего же она хочет добиться, избивая его жестоко и грубо. Его мучила не столько боль, которую вполне можно было бы перетерпеть, сколько сознание собственной беспомощности, неловкости и чувство унижения.
Рыцари ордена и сам король Барга Барипад могли разочароваться в нем. Катарман Керсеб знал, чувствовал каждой клеточкой своего тела, что если он и выживет, то ему будет ох как нелегко восстановить свой авторитет. Правда, выжить ему будет очень сложно. Мысль о грозящей ему безобразной, примитивной смерти воодушевила его, и он ринулся в бой с новыми силами.
Самым ужасным было то, что эта страшная женщина стояла, небрежно отставив ногу (стройную и красивую, что уже успел особо отметить его величество король), и смеялась. И мечи держала под мышкой. Это кощунство – мечи Гоффаннона, как какой-нибудь дамский зонтик, зажатый беспечно под правой рукой – довело Непобедимого до белого каления. Взбешенный, как бык, перед носом у которого долго мусолили красную тряпку, он бросился на нее, вращая мечом с такой скоростью, что в первых рядах ощутимо пронесся порыв ветра. Клинок слился с воздухом, превратившись для стороннего наблюдателя в сплошной сверкающий круг. Это смертоносное колесо должно было уничтожить дерзкую, исковеркать ее стройное, хрупкое тело и заставить ее захлебываться собственной кровью на алом песке. Он уже прыгнул, он уже летел к ней, а она все еще стояла на месте, разглядывая его из-под полуопущенных ресниц. А когда Катарман Керсеб приземлился, обрушивая на нее вместе с клинком всю свою ярость и ненависть, Каэтаны не было. Ни здесь, ни справа, ни слева. Она похлопала его по плечу сзади.
И унгаратты разразились громовым хохотом. Да, они боялись великого магистра пуще собственной смерти. До сегодняшнего дня. А сегодня он исполнял для них роль клоуна на той самой арене, где сотнями и тысячами гибли обреченные им на смерть люди.
Подавшись вперед, сидели Рогмо и ее воины. Они были счастливы. И никто не видел, что на краю арены стоит исполин в черных доспехах и с нежной улыбкой смотрит на свою госпожу. На свою Каэтану. На ту, за которую он уже когда-то умер.
* * *
Несколько долгих и отчаянных недель провели в Малом Бургане наши друзья. «Астерион» оставили в порту под охраной воинов, а Куланн, Магнус, Номмо, капитан Лоой и почтенный Маарду Лунгарн поселились в одной из самых приличных гостиниц. Каждый день с самого утра уходил банкир в долгие путешествия по городу. Он навещал своих партнеров, должников и агентов. Он посещал друзей и знакомых. Больше всего времени он провел у сородичей-альвов. И везде и всюду расспрашивал о гладиаторских боях, об охране Белого замка, о возможности проникнуть внутрь.Люди и существа нечеловеческой крови, к которым он обращался, были проверены в сложных ситуациях не раз и не два. Все они заслуживали самого глубокого доверия, вот почему, с позволения Куланна и Магнуса, Маарду Лунгарн сообщил им под строжайшим секретом, что Великая Кахатанна. Богиня Истины и Сути, находится сейчас в Кортегане, предположительно – в плену у Катармана Керсеба, и слезно просил помочь выяснить все подробности. А Куланн от своего имени называл сумму вознаграждения. Цифра была огромная, и те, кому довелось ее слышать, от изумления теряли дар речи. На эти деньги вполне можно было купить небольшое королевство. Но, удивившись, они совершали нечто еще более достойное удивления – отказывались от этих денег. Десятки людей и альвов, посвященных в страшную, по сути, тайну, не хотели никакой денежной компенсации за свои хлопоты. Они рыскали по Малому Бургану, узнавая все последние сплетни и новости. Они подняли на ноги всех своих близких, родных и друзей. И уже через две недели перед нашими друзьями забрезжил свет надежды.
Как-то утром, одевшись и приведя в порядок свой густой мех, господин Маарду Лунгарн деликатно постучал в двери апартаментов, которые занимали Магнус, Куланн, капитан Лоой и Барнаба. Номмо жил вместе с братом, не желая с ним расставаться; случалось, Воршуды болтали всю ночь напролет, что не мешало им развивать днем бурную деятельность.
– Доброе утро, – приветствовал банкир своих новых друзей. – Кажется, у меня есть для вас хорошая новость.
Они ничего не сказали, но жадно ловили каждое слово, так что он счел необходимым не томить их, а продолжать:
– Некий Энигорио, который в свое время служили у меня клерком, а затем получил на день рождения денежный подарок, достаточный для того, чтобы открыть собственное дело, сейчас занимает видное положение в финансовом мире Кортеганы. Я рассказываю это вам только затем, чтобы вы могли оценить, насколько он нужен ордену унгараттов. Казначей ордена раз в три дня обедает у достойного Энигорио, развлекая его последними новостями. Думаю, этот рыцарь прекрасно понимает, что бесконечные ссуды как ордену, так и ему лично даются в соответствии с ценностью предоставляемой им информации.
Не буду занимать ваше время, пересказывая, как намек на возможные боевые действия на границе с Ронкадором может повлиять на цены на шерсть и шелк в Тиладуматти, – это не важно. Важно, что вчера благородный Ариано Корваллис как раз обедал у своего доброго друга. Несколько дворцовых сплетен, без сомнения важных, мы опустим. А вот главное сообщение: несколько недель подряд в ордене все захвачены зрелищем сражающейся на мечах женщины. Как она сама, так и ее мечи – особенно мечи – представляют собой нечто невероятное. Даже война Ронкадора с Эль-Хассасином, которой при дворе придавалось такое значение, как-то отошла на второй план.
В подземельях Белого замка творится нечто несусветное, и простым рыцарям практически невозможно попасть на очередной бой. Женщину заставляют драться каждый день, а иногда и по два раза, потому что унгараттов, желающих получить ее мечи в качестве награды победителю, – пруд пруди. Пока что она убивает всех подряд, но в конце недели должно состояться знаменательное событие: великий магистр Катарман Керсеб объявил о своем желании лично сразиться с женщиной.
Капитан Лоой охнул. Барнаба довольно сказал:
– А преемник у него есть? У этого самоубийцы?
– Преемник есть, – успокоил его Маарду Лунгарн. – Но должен отметить в скобках, что я горжусь тем, что разглядел в клерке Энигорио личность незаурядную. Как вы думаете, что он сделал? Ну конечно же, изъявил неодолимое желание посмотреть на этот поединок. А мест нет. Ну нету мест, хоть лопни, потому что унгаратты рвут друг друга на части, чтобы попасть в подземный амфитеатр.
И рыцарь Ариано Корваллис находился в затруднительном положении – ведь ордену нужны баснословные деньги, а без Энигорио он их не получит. И тогда мудрый казначей решил, что дело поправимо. Достаточно указать почтенному Энигорио на некую предусмотрительно оставленную кем-то открытой дверь, ведущую в потайной ход – прямиком в подземелья Белого замка. Добровольно туда никто не ходит, разве что вот на такие поединки. Поэтому Ариано Корваллис в своем поступке ничего дурного не усмотрел.
На поединке будет присутствовать весь цвет Кортеганы, а также знатные гости из других городов и стран – все члены ордена унгараттов, хоть чем-то славные. А также сам король Барга Барипад. И охрана будет удвоена по такому случаю. Что вы решили?
– Атакуем Белый замок, – просто ответил Куланн.
– Это реально? – осторожно переспросил Маарду Лунгарн, будто не он сам только что подбросил эту идею, хоть и не впрямую ее высказал.
– Сколько там может быть солдат? Тысячи две?
– Нет, – немного подумав, ответил банкир. – Не больше полутора тысяч, но ведь у вас меньше сотни.
– У нас около двух сотен, – сказал Лоой. – Я не думаю, что мои матросы будут сидеть сложа руки. Нам все равно нет смысла жить без нашей госпожи.
– Да что же это за страна такая? – изумился Маарду Лунгарн. – Мне братец Воршуд все уши прожужжал, но я все равно не представляю себе, как может такое быть на самом деле.
– Может, – сказал Барнаба. – И еще у нас могут появиться союзники. Я не обещаю, но очень, очень постараюсь.
* * *
– Что ты задумал? – спросил Магнус, как только они с Барнабой улучили минутку поговорить наедине.– Видишь ли, я немного рассчитываю на тебя и на Куланна, но основную работу выполню сам. Я подумал, что Древние существа в какой-то степени живут вне времени и пространства. Они присутствовали при сотворении мира, они пребывают в какой-то собственной вечности. И надеюсь, они не зависят, как боги, от тех изменений, которые я внес в ткань мира.