Угрюмова Виктория. Огненная река

   – Мы проведем вас к горе Нда-Али и поможем во всем, – предложил Фэгэраш. – Сейчас во дворце Чаршамбы начнутся поиски, но паники не будет. И сам Чаршамба Нонгакай, и его Старший магистр Харманли Терджен не те люди, которые теряют голову или поддаются унынию и тоске. Они примут решение взять из пещеры Ишбаала второй талисман, на силе которого зиждется могущество дома Нонгакаев и власть хассасинов над этой землей. И уже с его помощью попытаются разыскать тот, который только что был уничтожен.
   – Итак? – заинтересовался Куланн.
   – Великая богиня должна спешить. Ее путь лежит на гору Нда-Али, в пещеру Ишбаала, где заживо похоронен этот грозный бог.
   – Что значит «заживо похоронен»? – удивилась Каэ.
   – Если вы ничего не знаете об этой истории, то мы ее расскажем, но только по дороге, – сказал Тотоя.
   – Дельное предложение. – Куланн поднялся на ноги, дожевывая кусок сочного мяса, отряхнул песок с одежды. Затем дал сигнал всем собираться в путь.
   Сангасои кинулись седлать лошадей, засыпать песком кострища, уничтожать малейшие следы своего пребывания на берегу. Барнаба, кряхтя, отправился к своему коню – жаловаться на скорбную свою жизнь. Номмо и Магнус ни на шаг не отходили от фенешангов – настолько те казались им чудом.
   – Посажу вас за спину солдатам, – сказал Куланн, обращаясь к темнокожим. – Где-нибудь, если подскажете где, купим вам коней.
   – Нам не нужны кони, воин, – мягко улыбнулся Фэгэраш. – Мы побежим рядом.
   Если Куланн не поверил ему, то не высказал своих сомнений вслух. Когда все уже были в седлах, Каэ встревоженно предложила фенешангам выбрать, с кем они поедут, но те снова отказались, ослепительно улыбаясь и качая прекрасными своими головами. Сангасои тронули коней, и маленький отряд двинулся в путь.
   – Знаешь ли ты, богиня, что Мелькарт и Ишбаал – суть две половины одного целого? – спросил ее Тотоя.
   Он легко бежал рядом с Вороном, не опережая коня, не отставая от него, и при этом светски беседовал. Дыхание его оставалось легким и спокойным. Глаза Каэ медленно округлялись.
   – Тебя удивляет наша выносливость? – Она энергично закивала. – А нас удивляет твоя способность прозревать истину. Мы этого делать не умеем, оттого на многие тысячелетия стали рабами Нонгакаев. Если ты пожелаешь, мы научим тебя бегать – это нетрудно.
   Каэ опять заработала головой, которая стала уже немного уставать от этих упражнений. Но голос отказывался прорезаться.
   – Про Мелькарта и Ишбаала мне рассказали, – произнесла она не без усилия.
   – Кто?
   – Гном.
   – Гномы – прекрасные существа, – улыбнулся Тотоя. – Они заслуживают уважения, дружбы и прочих теплых чувств. Не сомневаюсь, все, что они сообщили тебе, это правда от первого и до последнего слова.
   – У нас, правда, было не слишком много времени, поэтому я ничего не слышала о том, что Ишбаал заключен в пещере.
   – Это очень древняя история, – сказал Мешеде. Он бежал столь красиво, что Тод, пристроившись возле него, не сводил глаз со странного человека, который с легкостью его обогнал с минуту назад.
   – Лоллан Нонгакай – основатель рода Нонгакаев – был человеком кристальной честности и глубоких убеждений. Он одним из первых на Арнемвенде получил в свои руки опасный дар Мелькарта – талисманы Джаганнатхи. И был первым, кто смог отказаться от того могущества и власти, которые обещал ему повелитель Мелькарт. Сейчас на Имане его почти никто не вспоминает. Хассасины-хранители и матарии считают его виновником всех последующих бед, обрушившихся не только на континент, но и на весь мир. Единственное, что о нем знают, – это то, что он является основателем проклятого и преступного рода Нонгакаев, принесших много горя людям. В Эль-Хассасине его не любят, потому что он отказался от такой силы, о которой его потомки только мечтают. Вся история Безумных хассасинов – это одна затянувшаяся на века попытка вернуть некогда утраченное.
   Мелькарт подарил Лоллану два талисмана: один для него самого, другой – для его сына. И тут непогрешимый, прекрасный герой Иманы – Лоллан Нонгакай совершил свою первую и главную ошибку в жизни, которая стала роковой. Он мог уничтожить опасные предметы, но предвидел множество бед, могущих обрушиться на его земли, и решил, что не худо иметь под рукой такое оружие. Он полагался на то, что его дети и потомки будут столь же разумными и честными.
   Единственный раз Лоллан Нонгакай воспользовался подарком Мелькарта – когда поймал и посадил в темницу его второе Я, Ишбаала. Того самого, которому поклонялись все его потомки, рассчитывая вымолить прощение и наконец открыть тайну Лоллана. Если кто-нибудь из них сумеет освободить Ишбаала, то власть повелителя Мелькарта неизмеримо возрастет как здесь, так и по всему пространству Вселенной.
   После трагической и внезапной гибели Лоллана его дети сумели захватить один из талисманов. Второй так и остался в пещере Ишбаала, замурованный в ней вместе со страшным богом. Но и силы одного предмета было достаточно, чтобы поработить нас, фенешангов.
   – Скажи, Тотоя, – обратилась к нему Каэ, постепенно привыкавшая к его способности бежать наравне с конем, – если тебя не обидит этот вопрос: кто такие фенешанги?
   – Мы вымершее племя, – с грустью отвечал темнокожий. – Мы дети прежних богов и смертных. Наши предания говорят, что когда-то, когда Ан Дархан Тойон пребывал в прекрасном теле, он посетил Иману. И влюбился здесь в смертную женщину из Игуэя. Игуэй – Древняя земля. Так что смертная тоже была не простых кровей.
   Ан Дархан Тойон надолго поселился на Имане. Здесь родились его дети; здесь появилось их многочисленное потомство – народ фенешангов. От матери фенешанги унаследовали темную кожу, а от отца – белые волосы и синие глаза. Мы считались полубогами, и нас почитали. Земли Игуэя были объявлены заповедными: туда приходили за советом, за исцелением и помощью.
   Но после Первой войны с Мелькартом все в мире изменилось. Ан Дархан Тойон и его брат Джесегей хоть остались живы, во всяком случае так говорят. Остальные погибли в сражении или умерли от ран вскоре после него. Когда темная тень Ишбаала простерлась над половиной Иманы и поглотила множество государств и народов, нас стали истреблять. Нас убивали унгаратты и матарии. Безумные хассасины и простые люди, которые очень боялись всего необычного. В конце концов осталось только четверо...
   – Послушайте, а почему же вы не воевали?
   – Это трудный вопрос, великая богиня. Сперва мы не воевали потому, что не приняли людей всерьез. Ну как, скажи, убивать младенцев? Как смотреть друг другу в глаза после этого? Люди были настолько слабее, настолько недолговечнее: такие хрупкие и несчастные, они вечно страдали от голода и болезней, быстро старились и умирали. Нам было жаль их. А когда мы опомнились, то большая часть нашего племени была уже уничтожена. А у людей появился талисман Джаганнатхи. Не знаю почему, но на фенешангов он действует сильнее.
   – Как на меня камень Шанги?
   Мешеде кивнул с выражением сочувствия на прекрасном лице:
   – Сейчас Чаршамба уже готовит отряд, который будет сопровождать его на гору Нда-Али. Нам нужно торопиться. Никто не знает, чего можно ждать от этого человека...
   – Или не совсем человека, – сказал Тотоя.
   – Что ты имеешь в виду?
   – Магнус описал тебе внешность короля Чаршамбы Нонгакая?
   – Да, – не очень уверенно ответила Каэтана.
   – Ему гораздо больше шестидесяти лет, но выглядит он не старше тридцатипятилетнего мужчины. Его молодость может длиться вечно: он хорошо заплатил за нее.
   – Чем же платят теперь за вечную молодость?
   – Сыном...
 

* * *

   Чаршамба не выказывал никаких признаков гнева или даже неудовольствия. И Харманли Терджена это пугало гораздо больше, чем несколько казней, совершенных под горячую руку. Он маленьким смерчем носился по дворцу и его окрестностям, вынюхивая, выпытывая, выясняя. Его глаза-уши сбились с ног, а о настроении и душевном равновесии можно было даже не упоминать.
   К вечеру Чаршамба принял единственное верное в подобной ситуации решение. Он приказал собрать отряд для похода к горе Нда-Али. Там он намеревался добыть второй талисман Джаганнатхи, чтобы с его помощью отыскать пропажу. Харманли Терджен предвидел этот ход и потому, задыхаясь от усталости, смиренно доложил повелителю, что отряд уже готов и ждет у главных ворот дворца.
   Могущественный повелитель был жесток и свиреп, но отнюдь не безумен. И карал только за действительные, а не за мнимые провинности. И он прекрасно осознавал, что как бы ему ни хотелось сорвать свою злость на несчастном Харманли Терджене, тот нисколько не виновен в происшедшем. В конце концов, это сам Чаршамба упустил талисман. Король ни на минуту не заподозрил в краже фенешангов: он прекрасно знал, что они скорее умрут, чем прикоснутся к сокровищу Джаганнатхи. Враг, несомненно, был. И враг ловкий, сильный, расчетливый. Но чтобы с ним поквитаться, Чаршамбе Нонгакаю нужно было вернуть прежнюю силу. И эта сила до поры до времени дремала в пещере Ишбаала, на самой вершине желтой горы Нда-Али.
   Безумные хассасины едва сдерживали своих коней; Харманли Терджен хриплым, сорванным голосом выкрикивал последние распоряжения, а король одевался в своих апартаментах, когда ему доложили, что странного вида старик предлагает повелителю помощь в поисках пропавших рабов – фенешангов. Слуга, принесший это известие, вел себя как человек, попавший между молотом и наковальней. Он до смерти боялся своего господина, но видно было, что и старик чем-то его потряс, раз он осмелился вообще о нем заикнуться, да еще в такой неподходящий момент.
   Все эти мелочи Чаршамба умел замечать до того, как кровь бросалась ему в голову. И дерзкий слуга не был наказан. Король бросил ему глухо звякнувший мешочек с золотом, которых держал наготове несколько десятков – прикармливать свою челядь, как птиц, – и приказал ввести посетителя.
   Понтифик Дайнити Нерай сильно удивился бы, узнай он, что его верховный маг так зачастил на Иману. И возможно, даже спросил бы: «Ну? « Великого Понтифика здесь не было, но Корс Торуна весьма насмешило, что Чаршамба, не отрываясь от осмотра своих доспехов, резко и нетерпеливо бросил:
   – Ну!
   Какие разные люди, какие различные цели и диаметрально противоположные темпераменты, а способ выражения – один...
   – Великий король и мудрый отец, – вкрадчиво произнес маг, и Чаршамба побледнел, обернулся.
   – Что ты сказал? – спросил он хрипло.
   – Мой господин уже знает о твоей неприятности, продолжал Корс Торун, будто не слышал вопроса короля. – И прислал меня, чтобы помочь. Он верит в то, что именно могучий Чаршамба станет вторым Джаганнатхой и поможет ему выиграть Вторую войну.
   Нонгакай смотрел на старца приподняв правую бровь. Его лицо – умное и жесткое – в этот миг могло поразить странной, нечеловеческой красотой.
   – Я пытался заключить сделку с Катарманом Керсебом и получить голову своего врага, – открыто заявил старик. – Но этот олух оказался еще глупее, чем я предполагал. Я не хотел беспокоить по таким пустякам тебя, могучий повелитель, но нынче у нас с тобой один враг, и наши цели сходятся... Твой талисман уничтожен!
   Чаршамба издал звериный рев. Он слепо верил дряхлому старику со сверкающими глазами юноши – или демона? Чем-то они были похожи, старик и король.
   – Это могла сделать только она – Кахатанна, Богиня Истины, кость в горле нашего повелителя! Убей ее, и Мелькарт прикажет Ишбаалу отдать тебе второе сокровище Джаганнатхи. Убей ее! И Мелькарт отдаст тебе всю Иману, а может, и не только ее.
   – Как? – коротко спросил Нонгакай.
   – Я дам тебе камень Шанги – единственную вещь, которой она боится. Ты должен будешь прикоснуться к ней этим камешком, легко-легко. И увидишь, как проста будет победа.
   – У Керсеба тоже был камень Шанги?
   – Да, – скрипнул зубами Корс Торун.
   – И это ты провел его из подземелья Бурганского замка на границу Эль-Хассасина и Хартума. – Сейчас король уже не спрашивал, а утверждал.
   – Да, я.
   – Тогда Катарман Керсеб был еще большим глупцом, чем я думал, – рассмеялся Чаршамба. – Давай сюда свое тайное оружие, и наш повелитель не пожалеет... Где она?
   – Несется вскачь к горе Нда-Али. Ты догонишь ее и без моей помощи.
   – Сколько с ней человек?
   – Всего около шестидесяти. Но помни об участи Керсеба, не надо их недооценивать.
   – Постараюсь, – сказал король. – А что, повелитель Мелькарт гневается на тебя?
   Корс Торун прожег его ненавидящим взглядом, но голос его звучал ровно и спокойно, когда он произнес:
   – Я не единственный, кто не может справиться с ней. Да, господин недоволен. Но не мной, а течением событий.
   – Прощай, старик, – сказал Чаршамба Нонгакай. Ко времени окончания этого недолгого разговора он уже был полностью облачен в доспехи и опоясан любимым мечом. Двадцать лет он провел в седле, командуя войсками ордена Безумных хассасинов, и эти годы не прошли зря. Даже теперь король мог легко обходиться без услуг рабов и оруженосцев, да и в еде и питье был умерен и неприхотлив.
   Они вместе вышли из покоев короля. Чаршамба Нонгакай двинулся к парадному выходу в сопровождении целой армии слуг, придворных, сановников и личной охраны.
   Корс Торун, воспользовавшись тем, что на него почти не обращают внимания, скромно вошел в какую-то из лазуритовых колонн и пропал... Спустя десять минут тысячный отряд хассасинов под командованием самого Чаршамбы Нонгакая и его любимца – Старшего магистра ордена Харманли Терджена – выступил из Сетубала на восток, к горе Нда-Али, окутанной вечным туманом и страшными тайнами.
 

* * *

   Гора была по-настоящему желтой и так освещена солнцем, будто ее сплошь полили прозрачным, густым медом. От подошвы и до середины она была полностью покрыта темно-зеленым тропическим лесом, а выше шел уже голый камень.
   Заросли гудели, жужжали, свистели, чирикали, квакали... Сотни и сотни разнообразнейших звуков неслись со всех сторон, заставляя путешественников то улыбаться, то вздрагивать. Барнаба уселся на змею, сильно придавив несчастную тварь своим немалым весом, и она волнистой яркой лентой утекла в переплетение веток и лиан, громко шипя от негодования. Фенешанги и Кобинан в пять голосов уверяли Барнабу, что она не ядовита, но толстяк продолжал переживать свою неудавшуюся гибель.
   Провести коней да и самим пробраться через эту чащу было практически невозможно. Куланн быстро перестроил отряд; фенешанги, Могаллан и Кобинан встали впереди и топорами прорубали неширокую просеку, меняясь по очереди. Собственно, и один темнокожий мог справиться со всей работой, но, посовещавшись они решили не рисковать.
   Часа через три Римуски ловко вскарабкался на огромное дерево и скрылся в его густой кроне. Оставшиеся внизу дружно волновались, пока он не спустился и не доложил, что мощный отряд идет по их следам. Поскольку все ожидали именно такого сообщения, то сразу успокоились – все шло по плану.
   – Если идти весь вечер и всю ночь, – сказал Тотоя, – то мы доберемся до пещеры все с тем же преимуществом в два часа.
   – А как они вообще умудрились так быстро нас догнать? – спросила Каэ.
   – Великая богиня не знает Чаршамбу Нонгакая, – улыбнулся Мешеде. – У него воины птицами полетят, лишь бы он не нахмурился.
   – Понятно. Как говорит Зу-Л-Карнайн: «Пора становиться тираном».
   – Кони устали, – сказал Куланн. – Но идти нужно.
   Маленький альв шатался от усталости, и Фэгэраш взял его на руки. Они вышли из лесных зарослей и теперь карабкались по пологому, довольно скользкому боку Нда-Али, цепляясь за любые камни и выступы.
   Сверху была прекрасно видна дорога, по которой темной гусеницей продвигался отряд всадников.
   – А что нас ждет в пещере? – спросила Каэ у Тотои.
   – Не знаю, богиня, – ответил фенешанг, пожимая плечами. – Опасность, сражения, возможно, гибель. Наш народ никогда не заходил в пещеру Ишбаала. Для нас это смертельно. И для всех это смертельно, кроме носящих талисман. Так что вам все равно придется идти одной.
   – Ну, в этом-то я как раз и не сомневалась.
   – Не одной, а со мной вместе, – солидно сказал Ниппи. – Справимся, не волнуйся.
   – Я спокойна, как каменная статуя.
   – Это хорошо, – одобрил перстень.
   Они поднимались всю ночь, освещая себе путь смолистыми факелами, ветки для которых нарубили еще в лесу. Кони спотыкались, люди устали и вконец измучились. Каэ даже думать боялась о том, что им предстоит сдерживать натиск противника, пока она будет разбираться в пещере с Ишбаалом.
   И хассасины, и сангасои определяли местонахождение друг друга по длинным цепочкам огней, змеившимся по горе. Как ни боялись воины Чаршамбы своего короля, даже его гнев не мог заставить их догнать отряд Каэтаны. Море огней еще плескалось внизу, пробиваясь сквозь плотные кроны деревьев.
   – Они идут по нашим следам? – с горечью спросила Каэ. – Мы сами прорубили им путь в чаще леса?
   – Не совсем, – загадочно усмехнулся Могаллан. – Не всякому удастся сравниться силой с фенешангами. Мы завалили тропу стволами, а прорубали путь в самых удобных местах. Так что им теперь придется попотеть...
   Это сообщение приободрило Каэ, и она ускорила шаг. Рядом плелся Тод, вывалив язык и тяжело дыша.
   – Потерпи, пес. Должно же это когда-нибудь закончиться.
   Когда первые солнечные лучи прорвали редеющий туман, сангасои остановились у разверстой пасти огромной пещеры.
   – Вот. – Римуски широко повел рукой в сторону отверстия. – Ишбаал заключен там, и там же спрятан талисман Джаганнатхи. Мы постараемся выстоять, пока вы будете управляться внутри.
   – Не знаю, что сложнее, – вздохнула Каэ. – Думаю, что первое.
   – Не думайте об этом вообще, – сказал Кобинан. – Рано или поздно это должно было случиться.
   – А как возвращаться? – спросила она. – Положим, я одолею эту напасть, и как тогда? Их раз в пятнадцать больше...
   – К тому времени как вы вернетесь, – пообещал Куланн, – их станет намного меньше.
   – Это приятно слышать.
   Каэ решила не затягивать сомнительное удовольствие ожидания своей участи: решительным движением поправила перевязь мечей, проверила, легко ли они выходят из ножен. Затем тщательно осмотрела себя с ног до головы. Любая мелочь могла оказаться роковой – даже не вовремя развязавшийся шнурок. Эти приготовления заняли у нее менее пяти минут.
   – Пожелайте мне удачи! – сказала она. Тод запрыгал рядом, всем своим видом показывая, что он собрался вместе с ней.
   – Нет, пес. Ты останешься здесь.
   Лохматый ее друг обиделся и, понурившись, отошел в сторону. Еще несколько минут друзья обнимали ее, прощаясь с истовостью тех, кто может уже не встретиться в этой жизни. Но времени было мало, и напомнило об этом Время, которое облапило Каэтану в образе разноцветного толстяка с постоянно меняющимся лицом.
   – Иди, – сказал он, легко отталкивая ее от себя. – Надеюсь, все будет в порядке.
   Она развернулась и пружинистым шагом пошла к пещере Ишбаала. Куланн, смотревший ей вслед сквозь странную пелену влаги, неуместной на его холодных, жестких глазах, в очередной раз удивился тому, откуда она берет силы. А потом ему стало некогда удивляться, потому что хассасины были уже близко и ему предстояло возглавлять оборону.
 

* * *

   Они только-только успели свалить камни в несколько внушительных куч да передохнуть, чтобы набраться немного сил перед предстоящим сражением. Фенешанги блаженно улыбались, наслаждаясь обретенной свободой, и приближение тысячного отряда Безумных хассасинов их, казалось, совершенно не беспокоило. Номмо увлеченно рассказывал Магнусу о любовном романе, имевшем место между его тетушкой и каким-то сильваном лет шестьсот тому назад. Магнус внимал.
   Могаллан и Кобинан обсуждали достоинства и недостатки двуручных мечей – это была их любимая тема, и она никогда не исчерпывалась и не надоедала.
   Куланн развалился на спине и уставился в жаркое небо. О чем он думал в эти часы перед сражением, никто не знал: военачальник сангасоев был молчалив. Рядом пристроился грустный Тод. Он вытянулся возле Куланна и время от времени поднимал большую лобастую голову, прислушиваясь к подозрительным звукам, доносившимся снизу.
   Барнаба перекладывал мелкие камешки. Чаршамба Нонгакай и Харманли Терджен с обнаженными мечами двигались во главе своих воинов, готовые в любую секунду вступить в бой.
   ... А бой грянул страшный.
   Когда до хассасинов оставалось не такое уж и большое расстояние, солдаты Сонандана поднялись и встали на свои места, даже как-то лениво и пренебрежительно. Они ждали врага, их не застигли врасплох, как это случилось на границе Хартума, где сразу завязалась рукопашная, и потому лучники показали себя в лучшем виде.
   Первые стрелы тонко пропели в воздухе и вонзились точно в цель. Хассасины, не успевшие закрыться щитами, покатились вниз, не успев даже толком вскрикнуть. Впрочем, от стрел сангасоев их небольшие щиты защитить не могли. Выпущенные из огромных луков (вот они и пригодились наконец), тяжелые, длинные стрелы пробивали броню с невероятной силой. Первые несколько рядов приближающихся воинов были буквально выкошены.
   Несколько сангасоев с помощью неутомимых, могучих фенешангов пустили вниз по крутому склону горы желтые камни, словно специально изготовленные природой для такого случая. Камни были достаточно велики, чтобы смять человека и серьезно покалечить лошадей. И пока изрыгающий проклятия Чаршамба перестраивал свои ряды, множество хассасинов были серьезно покалечены.
   Когда враги подобрались поближе, Номмо и Магнус выступили со своим коронным номером: Хозяин Лесного Огня метал шары сиреневого пламени, а Магнус стряхивал с пальцев, словно капли воды, тяжелые метательные ножи, большинство из которых попадало в цель.
   И все же хассасины были прекрасными воинами, и, несмотря на огромные потери, они поднялись настолько, что бой вот-вот должен был перейти в рукопашное сражение. По приказу Куланна сангасои расстреляли свои последние стрелы.
   И вот уже Могаллан и Кобинан встали рядом на небольшом каменном карнизе, держа наготове свои верные мечи. Уже были слышны хриплые ругательства и громкое дыхание противника; уже чувствовался специфический запах, напоминающий пряности или лотос – тонкий, приторный, – знаменитые на всю Иману духи Чаршамбы Нонгакая...
   И первая голова, крутясь и подпрыгивая, покатилась вниз, а Куланн удовлетворенно хмыкнул, опробовав свой новый боевой топор.
   Они подошли так близко, что Чаршамба прекрасно мог разглядеть ненавистные лица своих бывших рабов. Ему всегда льстило, что последние полубоги этого континента прислуживают ему, не смея перечить, протестовать, просто не смея говорить. Это было приятно и ласкало его самолюбие. Но обретшие свободу, восставшие фенешанги были и страшны, и опасны. Даже в рабстве их невероятная сила потрясала придворных; теперь, многократно умноженная свободой, увеличенная необходимостью, она могла серьезно повлиять на исход сражения. Харманли Терджен уже уловил носящиеся в воздухе приказы повелителя и, до того как Чаршамба облек их в слова, направил против фенешангов отборных рыцарей, с ног до головы закованных в знаменитую кегелийскую броню. Старший магистр высоко оценил головы полубогов Иманы, противопоставив им целую сотню.
   – Король всегда любил нас, – прокомментировал этот поступок Римуски.
   – Харманли всегда знал нам точную цену, чуть ли не пропел Тотоя.
   Суждена ли им была гибель от рук своих мучителей или жизнь, завоеванная в сражении, фенешангам уже было весело. Пьянящее чувство свободы, способность владеть собой, ощущение личной воли, гордости, достоинства – больше им ничего не было нужно. И за то, что Каэтана подарила им эту невероятную после стольких веков рабства свободу, они были готовы умереть за нее.
   Волна хассасинов налетела на противника и снова откатилась, разбившись о его неприступную оборону.
   И тогда Чаршамба нахмурился и повелительно взмахнул рукой...
 

* * *

   В пещере было светло. Каэтана уверенно ступала по неровному каменному полу, оглядываясь по сторонам, подмечая все, что могло впоследствии пригодиться. Широкий коридор уводил ее в глубь горы, петляя и поворачивая бессчетное количество раз, и всю дорогу ее сопровождал неяркий желтоватый свет. Иногда под ногами с треском ломались, высохшие, выбеленные временем кости; их было довольно много, чтобы заставить задуматься над своей собственной судьбой. Иногда попадались черепа. Правда, она заметила, что черепов значительно меньше, чем могло быть при таком количестве костей. Это несоответствие наводило на дополнительные размышления, но ужасаться ей было просто некогда.
   Такахай и Тайяскарон она обнажила сразу после того, как вошла. Клинки полыхали желтым огнем, вселяя в нее уверенность в своих силах и чувство защищенности. Все-таки два друга сопровождали ее всюду, и от этого на душе становилось теплее.
   Под потолком и по углам болталась под порывами сквозняка такая огромная паутина, что Каэ решила быть осторожнее. На всякий случай она осматривала потолок не менее пристально, нежели пол и стены. И оказалась права. Первый любитель свежего мяса обрушился на нее с каменного свода, и она едва успела защититься мечом. Каэ и не поняла вначале, что это было: огромный, с человеческую голову, лохматый комок, отлетевший с визгом в сторону, как только напоролся на лезвие Такахая. И только когда несколько таких же тварей появились одновременно с разных сторон, она получила счастливую возможность рассмотреть, кто будет ею питаться.