Страница:
Виктория Угрюмова
Огненная река
(Кахатанна #3)
Часть 1
Странное это было место: не то огромный зал, едва-едва освещенный колеблющимся пламенем нескольких десятков свечей; не то подземная пещера, ставшая прибежищем для светлячков. Во всяком случае, здесь не существовало практически ничего, что можно было бы отнести к человеческой деятельности. Темнота, сырость, приглушенные голоса. Вот они-то и заставляли задержаться, прислушаться, присмотреться к происходящему.
В самом дальнем углу необъятного, почти совсем пустого помещения обреталась группа из двух десятков человек, одетых пышно, роскошно и крайне разнообразно. Да что там говорить об одежде, если все участники разговора являлись представителями разных народов: об этом с уверенностью можно было судить по их внешности.
Как оказалось, свет исходил не от светильников, не от светлячков и даже не от полной, уже уставшей луны, смутный и рассеянный желтоватый луч которой пробивался сквозь трещину в потолке, – это сияли жезлы и посохи собравшихся, разгоняя тьму ровно настолько, чтобы можно было увидеть лица собеседников. Все они были мужчинами разного возраста: зрелыми, в расцвете ума и физических сил; пожилыми, у которых виски уже давно засеребрились, а кожа покрылась сетью морщин, а также старцами с длинными белыми бородами. Все они были абсолютно разными, и объединяло их лишь одно – странное, трудно определимое выражение блестящих глаз.
– Пора наконец произнести вслух, что наше положение на Арнемвенде смехотворно и нисколько не соответствует нашим возможностям и талантам, почитаемые коллеги, – произнес один из собравшихся звучным, густым баритоном.
Это был высокий, аскетичного вида человек в пышной лиловой накидке и сиреневых шароварах. Его одеяние было настолько обильно усыпано драгоценными камнями, что от их соударений при малейшем движении постукивало и звенело, как град о стекло. Глаза говорившего были редкого медового оттенка, а брови и ресницы – абсолютно белые, что производило странный и неожиданный эффект. Нос у него был крючковатым, подбородок острым, а лицо – удлиненным и резко очерченным. Молочно-белые волосы были коротко острижены, а над ушами и на затылке – выбриты. На лбу человек носил повязку с синим камнем, который и при скудном освещении буквально разбрызгивал вокруг снопы искрящихся вспышек. Это был Аджа Экапад – верховный маг Мерроэ, обучавшийся своему искусству еще у Марха аб-Мейрхиона из Элама. Недавно ему исполнилось двести пятьдесят лет, и, по меркам своих коллег, он был еще достаточно молод, чтобы оставаться энергичным и активным. Именно Аджа Экапад собрал в Пещере Трех Голосов – одном из центров Силы – своих коллег со всего мира, чтобы вместе определиться в выборе места предстоящего противостояния.
Чародеи не удивились, получив приглашение встретиться всем в Мерроэ. Внимательно изучая и анализируя события последних лет, практически все пришли к одному и тому же выводу: очень скоро весь Арнемвенд превратится в арену боевых действий, центр столкновения между грядущим повелителем Мелькартом и прежними хозяевами планеты. Предотвратить это событие было не под силу никому из живущих, и оставалось только принять чью-либо сторону. В Мерроэ прибыли те, кто не собирался поддерживать ни Новых, ни Древних богов.
– Люди не почитают нас, не уважают и не относятся с должным трепетом только потому, что эти паяцы, называющие себя бессмертными владыками, вмешиваются во все события. Они не всемогущи, не вездесущи, не непогрешимы и не блюдут дистанции между собой и людьми. Если бы они уважали нас, своих верных слуг, то отдали бы нам власть над этой землей. Мы бы исполняли их волю, довольствуясь своей долей могущества. Но они жадны, нелепы и суетливы. И при их правлении мы не возвысимся никогда. Согласны ли вы со мной, братья?! – возвысил он голос.
– Он прав...
– Аджа Экапад знает, что говорит.
– Мы могли бы быть великими и весь мир переживал бы сейчас расцвет, если бы боги не лезли не в свои дела, – раздалось со всех сторон.
– Наместник Фарры, известный вам всем брат императора Зу-Л-Карнайна принц Зу-Кахам, да будет проклят он и все его потомство и потомство его потомства до последнего проклятого в роду, – выступил вперед невысокий, плотный мужчина в розово-алых одеяниях цвета утренней зари, – казнил верховного мага Боро Шаргу. А Боро Шарга был верным слугой господина нашего – Мелькарта. Неужели мы не отомстим за смерть нашего брата?
– Отомстим, Эр Шарга, – сказал маг Мерроэ, – мы все скорбим из-за гибели нашего друга и брата.
Эр Шарга, из клана магов Фарры, снова отошел в тень, кусая себя за костяшки пальцев. Гнев душил его. Неистовый, неистребимый гнев на всех бессмертных Арнемвенда – за гибель брата Боро Шарги, за увечья, нанесенные посланцем Мелькарта глупому Гар Шарге, который не услышал или не пожелал услышать призыв Темного господина. Однако Эр Шарга гневался не на легкомысленного чародея, вознамерившегося в одиночку справиться с талисманом Джаганнатхи, но на его повелителей – которым тот хранил верность, – за то что они не спасли своего слугу. Фаррский маг считал, что верная служба и преданность должны вознаграждаться очень серьезно, что повелитель обязан гарантировать безопасность своему вассалу. И Мелькарт казался ему самым надежным, самым сильным и могущественным хозяином. Эр Шарга стремился продать себя подороже – таково было свойство его натуры: непроданным он чувствовал себя преотвратно.
– Мы глубоко сожалеем и о том, что нет в мире живых и мага Шахара, нашего союзника и сторонника с давних пор. В борьбе с узурпаторами, каковыми на самом деле являются нынешние владыки Арнемвенда, он погиб. И теперь в Аллаэлле нам придется особенно трудно. Нам стало известно, что недавно коронованный на престол Сун Третий – Хеймгольт отказался восстановить должность придворного мага. По всем вопросам он советуется с верховным жрецом храма Га-Мавета – Лаббом. – Это произнес тщедушный старичок, словно мумия спеленутый в парчовые драгоценные ткани, неимоверная роскошь которых при его дряхлости смотрелась как-то жалобно и несчастно.
Но не стоило заблуждаться в отношении этого немощного старца. Удобно устроившись в горе теплых, пышных подушек, сидел перед прочими чародеями легендарный Корс Торун – глава магов Хадрамаута. Он был с давних пор известен на три континента своими невероятными деяниями. Поговаривали (правда, шепотом и в кругу проверенных друзей), что это не без его помощи сгинули во тьме пространств бессмертные Аэ Кэбоалан и Йабарданай. И хотя сам Корс Торун никогда не подтверждал слухов о своей причастности к этим загадочным событиям, но никогда и не опровергал их, что было почти равносильно признанию.
– Король Фалер был ничтожеством, но никому не мешал, и потому его жизнь была вне опасности. Сун Хеймгольт кажется мне упрямым и несговорчивым, – заметил Аджа Экапад. – Ему следует умереть, чтобы не усложнять нашу борьбу с бессмертными. Кто из братьев займется... устранением?
– Я! – откликнулся один из чародеев.
– Странный выбор, Шаргай. Но если ты хочешь, что ж, не вижу причин тебе отказать, – приподнял левую бровь Аджа Экапад.
Шаргай-нойон прибыл из Джералана и никак не был связан с государем Аллаэллы. Однако в среде чародеев не было принято задавать лишние вопросы. Всегда существовала возможность получить неискренний, не правдивый ответ. Гораздо проще было добыть интересующую информацию другим способом, благо способов у мага с более чем двухсотлетним стажем было в избытке.
– Вы знаете, сколь щедр повелитель Мелькарт, – проскрипел Корс Торун. – Те, кто удостоится особой чести – владеть талисманом Джаганнатхи, – поймут, что значит безграничная власть. Но для этого мы должны заслужить благоволение нашего господина.
– Чего хочет повелитель? Что нам сделать для него? – Полумрак зашелестел множеством голосов.
– Все очень просто: господин наш Мелькарт не может проникнуть на Арнемвенд, чтобы встать против своих врагов, ибо ему мешает некая персона. Я бы сказал, символ упрямства этой планеты. Уничтожим ее – и наши проблемы решены.
– Имя! Имя!! Назови имя!
– Имени я не знаю, – просто заявил хадрамаутский маг.
– Я знаю! – Голос Аджи Экапада перекрыл хор прочих голосов, заставив всех обернуться к нему.
– Ты молчал? До сих пор? – недовольно поинтересовался Корс Торун.
– Один человек, даже очень опытный и умелый, не имеет права принимать столь ответственное решение. А также обладать столь серьезным знанием. Я лично еще не слышал имени врага. Но у меня есть живой – пока – свидетель. И он назовет это имя сразу нам всем.
– Ты мудр, – произнес кто-то. – Давай сюда своего свидетеля.
– Ты позволишь? – спросил Аджа Экапад у старика. Между ними довольно давно шло негласное соперничество за первенство среди прочих чародеев, но внешне они отношений не портили. Каждый еще не до конца постиг границы возможностей другого. А рисковать они не любили. Тем более что оба мага понимали: сейчас для открытой вражды еще не пришла пора.
– Я с радостью услышу столь ценные сведения, – спокойно произнес Корс Торун. Что-что, а владеть собой он умел.
Аджа Экапад едва слышно прищелкнул пальцами. Дверь, замаскированная под скальный выступ, каких было много в пещере, отворилась без единого звука. И на каменный пол ступила самая изящная ножка, которую когда-либо видели маги в своей жизни. Но ни один мускул не дрогнул на их лицах: они не ведали ни любви, ни восхищения прекрасными женщинами, во всяком случае настолько, чтобы это помешало их борьбе за власть и могущество.
Бендигейда Бран-Тайгир выбрала плохих ценителей.
Красавица графиня тревожно оглядывалась по сторонам. Она долгое время томилась взаперти в какой-то небольшой, но изумительной комнате, где было абсолютно все, чтобы скрасить ей скуку и одиночество. Даже самые невероятные капризы были предугаданы мудрым Аджой Экападом, и Бендигейда имела неограниченные возможности, чтобы наслаждаться жизнью и ни о чем не думать. Но для этого прекрасная графиня была слишком умна. Сокрушительный провал ее планов, разорение Аккарона, которое случилось лишь по ее вине, гибель Шахара и смерть старого государя Фалера – это было слишком даже для ее крепких нервов. Она вовсе не испытывала угрызений совести по поводу многочисленных смертей, вольной или невольной причиной которых явилась сама; но Бендигейда понимала, что Мелькарт вряд ли простит ей столько ошибок.
Графине был нужен заступник. Более мудрый, нежели Шахар, более опытный и, по возможности, более в ней заинтересованный. Едва ускользнув из-под носа солдат Матунгулана, графиня Бран-Тайгир поспешила в Мерроэ. Тамошнего мага она давно заприметила как возможного союзника.
Ее прибытие не удивило Аджу Экапада, не смутило, но и не обрадовало. Он знал, что Бендигейду, как государственную преступницу, разыскивают сейчас по всему Варду, обвиняя ее в предумышленном убийстве королевы Лай и разорении храма Тики Утешительницы. Оба эти преступления были столь тяжкими, что графине грозили, как минимум, две смертные казни. И маг Мерроэ понимал, что сейчас, являясь единственной надеждой этой женщины, он находится в безопасности. Но только относительной. Едва она перестанет в нем нуждаться, едва она найдет себе другого заступника или вымолит прощение у повелителя Мелькарта, ему придется остерегаться, потому что их интересы откровенно пересекались несколько раз. Бендигейда владела слишком важной информацией, чтобы подвергнуться уничтожению, но и слишком значительной, чтобы долго оставаться в живых. Пока чаша весов непрестанно колебалась, маг не предпринимал никаких решительных действий. Но вот час пробил.
Графиня Бран-Тайгир тщательно продумала свой сегодняшний выход. На карту было поставлено все: жизнь, власть, будущее. Ей было абсолютно необходимо потрясти своей изумительной красотой хотя бы нескольких магов, и она целый день вертелась у зеркала, пытаясь достичь нужных результатов. Когда она вышла из потайной двери и остановилась на минуту, словно привыкая к темноте, то дала возможность не спеша оглядеть себя и оценить. На ней было вишневое платье, обшитое по воротнику и рукавам ослепительными гранатами. Широкая лента небрежно поддерживала пышные смоляные волосы над гладким и белым лбом; веки были слегка припорошены золотой пудрой, а пунцовые губы блестели заманчиво и дышали страстью. Глухое спереди платье заставило магов все-таки немного попотеть, ибо сзади вырез был сделан до предела допустимого (а у Бендигейды были свои понятия о допустимом, особенно в борьбе за жизнь).
И все-таки ей было невыносимо страшно, потому что она ясно видела: два десятка человек смотрят на нее с любопытством, а некоторые даже с нескрываемым удовольствием, но и не более. Никто из присутствующих не станет ради нее ломать свою жизнь и жизнь своих близких, как делал это ее супруг или король Фалер. Это был конец, хотя Бендигейда отчаянно надеялась на то, что судьба повернется к ней лицом в последнюю минуту.
– Итак, – обратился к ней Корс Торун, который прекрасно понимал, что творится сейчас в душе у красавицы, утратившей все иллюзии в один краткий миг, – итак, ты утверждаешь, что можешь помочь нам исполнить волю нашего господина и назвать имя той персоны, которая препятствует пришествию Мелькарта в наш мир.
– Да! – Голос у Бендигейды сорвался и прозвучал вовсе не так уверенно, как ей того хотелось бы.
– Так назови же!
– Не сразу. Вначале я хотела бы заручиться чем-то более весомым, чем просто ваши слова, в том, что я останусь жива и вы поможете мне укрыться от Суна Хеймгольта и вернуть благорасположение нашего повелителя.
– Женщина! – рявкнул Шаргай-нойон, который, как и все тагары, не переносил, если женщина принималась перечить. – Ты забылась! Перед тобой два десятка великих магов, а ты ведешь себя нахально и грубо. Говори имя и благодари нас за то, что мы не сотрем тебя в порошок за твою строптивость!
– Если ты сотрешь меня в порошок, – зашипела Бендигейда не хуже змеи, – то пусть порошок и подскажет тебе имя врага.
– В этом нет ничего сложного, – бесстрастно заметил Аджа Экапад. – Разве Шахар не рассказывал тебе?
Графиня Бран-Тайгир с ужасом подумала, что не только рассказывал, но и показал пару раз, так что ее блеф был опасен.
– Хорошо... – Она сглотнула комок, почувствовав, как горло стало сухим и словно бы занозистым. – Хорошо. Но обещайте мне...
– Считай, что ты получила уже все заверения, – нетерпеливо молвил Корс Торун.
Бендигейда чувствовала себя просто беспомощной девочкой; и хотя все ее существо противилось этой сделке, ведь после уже ничего не изменишь и сказанного не воротишь, она с трудом разлепила пересохшие губы и сказала изменившимся, чужим голосом:
– Это Кахатанна, правительница Сонандана, Богиня Истины и Сути. Именно ее присутствие на Арнемвенде мешает Мелькарту начать вторжение.
– Н-да, – сказал Эр Шарга, – в конце концов, это из-за нее стали возвращаться Древние боги.
– И не только они, – молвил Аджа Экапад. – К ней отправился потомок Гаронманов. Он везет с собой Вещь. Удача сопутствовала ему, и мне не удалось воспрепятствовать его выезду из Мерроэ. За Кайембой я потерял его след, а это само по себе настораживает.
– Ты трижды прав, – вмешался в разговор до сих пор молчавший колдун из Таора. Его впервые пригласили в столь пышное собрание, и он чувствовал себя немного неуютно в обществе таких могущественных и прославленных чародеев. Однако он был весьма честолюбив, и идея появления нового правителя Арнемвенда нравилась ему все больше с каждым часом. – Нам надо действовать быстро и внезапно. Если все присутствующие согласны, я немедленно же отбуду в Таор, чтобы соответствующим образом направить течение мыслей нашего князя. Я имею в виду ближайшие события.
– Поезжай, – кивнул Корс Торун, негласно признанный всеми кем-то вроде магистра ордена магов.
Бендигейда негромко кашлянула, привлекая внимание присутствующих к своей персоне. Лучше бы она этого не делала. Аджа Экапад окинул ее холодным, скользким взглядом крокодила, рассматривающего лягушку, и произнес несколько брезгливо:
– Что касается любовницы Фалера... Никто больше не хочет ничего у нее узнать?
Графиня было возмутилась, но почти сразу поняла, что это абсолютно бесполезно здесь, в этом месте, где все про нее знают. Она зябко поежилась, ожидая вынесения приговора. Она все еще надеялась, что он будет милостивым.
Маги переглянулись. Красавица ни на кого не произвела серьезного впечатления – бывали, бывали в их жизни женщины получше и поумнее. Что же касается практической пользы, то Бендигейда Бран-Тайгир была не полезнее скорлупы и не более необходима, нежели отжатая половая тряпка. Они уже расстались с ней, хоть она того и не заметила.
Не получив никакого ответа на свой вопрос, Аджа Экапад небрежно махнул рукой в сторону женщины, каковой жест она восприняла как знак, повелевающий ей удалиться, и уже было собралась исполнить приказ, хоть и кипела внутри от негодования, как внезапно почувствовала ледяную иглу, которая прошила ее грудь в области сердца. Бендигейда ощутила болезненный, но не смертельный укол. Затем холод моментально растекся к животу и стал подниматься вверх, к горлу. Она хотела закричать от ужаса, но оказалось, что тело больше ей не принадлежит: голосовые связки не подчинялись, руки и ноги не двигались, глаза сами собой стали закрываться.
Графиня так и не успела до конца поверить в то, что от нее избавились с подобной ошеломляющей легкостью.
Когда Траэтаона и Гайамарт привезли трех путников в храм Кахатанны, те задыхались от волнения перед предстоящей встречей. Им по простоте душевной мнилось, что Богиня Истины вывернет их наизнанку, перетряхнет их мозги, откопав из самых потаенных глубин нечто такое, о чем они и сами не подозревают. Даже присутствие двух других бессмертных как-то отошло на второй план. Рогмо, Магнус и взъерошенный Номмо в шапочке с пером, сдвинутой на левое ухо, ожидали появления богини, как ожидают приговора иные заключенные, – с трепетом и неистовой надеждой. Лишь лохматый Тод чувствовал себя совершенно нормально, будто посещение бессмертных богинь было основным занятием в его жизни и оно уже успело порядком ему поднадоесть. Только наличие в храмовом парке огромного количества всякой живности как-то примиряло его с действительностью. Пес обнюхивал всех оторопевших от такой наглости жаб, прячущихся в панцири черепах, шипящих ужей, лаял и вилял хвостом. Наконец он куда-то умчался, но Траэтаона взглядом успокоил полуэльфа, удержав последнего от немедленной поисковой экспедиции.
Внезапно Рогмо почувствовал, как кто-то тронул его за ногу, немного ниже колена, и от неожиданности чуть было не подпрыгнул на месте: он стал слишком нервным после памятной схватки с плотоядным растением-осьминогом, и тихие, вкрадчивые прикосновения ему не нравились. Он опустил глаза к земле. Холеная голубоглазая кошка с короткой кремовой шерстью требовательно глядела на него в ожидании угощения.
– Ничего нет, – развел руками Рогмо.
– Очень жаль, – раздался у него над ухом негромкий, приятный голос.
На мгновение полуэльфу показалось, что это ответила кошка, и он слегка опешил. А когда все понял и догадался посмотреть перед собой, то его друзья уже раскланивались с Ингатейя Сангасойей.
Она вышла им навстречу из своего храма, одетая словно в дорогу, абсолютно не похожая на бессмертное существо, далекое от земных дел. И была именно такой, как во сне.
– Воршуд?!
– Да, Кахатанна.
– Из старинного и славного рода Воршудов?!
– Именно так, великая.
Каэ прикусила губу. Это был Воршуд, вне всякого сомнения. Только голос, голос у мохнатого человечка был другим – незнакомым и непривычным. Правда, таким же тонким и скрипучим, как у ее милого библиотечного альва.
А Номмо был потрясен тем, что великая богиня знает поименно всех жителей Арнемвенда, даже таких скромных и незаметных, как и он сам. Он весь так и напыжился от гордости и чувства собственной значимости, отчего густой мех на нем встал дыбом и маленький человечек чуть ли не в полтора раза увеличился в объеме за считанные доли секунды. Магнус коротко взглянул на него и рассмеялся.
Каэтана приветливо приняла и мага, и князя несуществующей ныне Энгурры, и старого Гайамарта, который не был в Сонандане со времен первой битвы между Древними и Новыми богами и почему-то ужасно волновался. Богиня Истины тоже вела себя несколько странно, то и дело разглядывая опешившего от такого внимания Номмо. Только Траэтаона чувствовал себя вполне в своей тарелке, а потому отправился на поиски верховного жреца Храма Истины – Нингишзиды, который совмещал свои основные обязанности с должностью самого многострадального человека по эту сторону Онодонги.
– Мы долго искали вас, – улыбнулась Истина. – Надеюсь, путь ваш был не настолько труден, чтобы отвадить от дальнейших странствий и приключений.
– Мы всюду последуем за тобой, – заявил Рогмо с юношеским восторгом. – И будем рады тебе служить.
Говоря это, он ни минуты не сомневался в том, что его товарищи полностью с ним согласны. Так оно, собственно, и было, но Магнус и Номмо предпочитали молчать, шагая по правую руку от богини, которая взялась сама показать им храмовый парк, а затем отвести в приготовленные для них апартаменты. Такая любезность с ее стороны превосходила всякие ожидания троих друзей, но разговор почему-то не клеился. Каждый думал о своем, не решаясь высказать эти мысли вслух.
– Может, – нерешительно спросила Каэ, – у вас есть вопросы ко мне или какие-нибудь пожелания? Если я смогу, то с радостью отвечу вам.
– Я... – робко обратился к ней Номмо, – я хотел бы узнать у вас об одной вещи, если не сочтете это дерзостью.
– Говори, Воршуд.
– Вы мне, видите ли, снились. Вас привел ко мне мой кузен... У меня был кузен, любимый, – пояснил Номмо жалобно. – Мы потерялись много-много сотен лет тому назад. Я вот попал к Гайамарту, а Воршуд – братец мой – неизвестно где сгинул после очередного нашествия трикстеров на Элам. Он был маленький такой, незаметный, очень несмелый и большой путаник. Я знаю, что его нет на свете, но все же хотелось бы хоть могилу, что ли, найти...
Номмо с надеждой смотрел на прекрасную девочку-богиню, понимая, что только она, если захочет, сможет помочь ему в этих безнадежных, по сути, поисках. Каэ подняла свои светлые, удивительные глаза на состарившегося вмиг Гайамарта:
– Как ты думаешь, он?
– Кому быть, как не ему, – ответил бессмертный. Он стоял перед ней, как некогда в Аллефельде, кутаясь без видимой на то причины в коричневый плащ, – невзрачный, худой, пожилой человек. И она с еще большей остротой ощутила боль его недавней потери.
– Ты-то меня простишь? – спросила тихо.
– Никто не виноват, Каэ, дорогая. Только судьба. Но от этого никуда не уйдешь. Лучше отведи Номмо к брату.
Она наклонилась к маленькому альву:
– Пойдем, Воршуд из рода Воршудов, столь славных и прекрасных, что весь Сонандан почитает это имя. Пойдем к твоему брату...
Когда Истина, трое друзей и один уставший, старый бог пришли к священной роще Салмакиды, их ждали там. Гайамарт охнул и остановился, замерли от неожиданности Магнус и Рогмо, притих альв, вцепившись маленькой ручкой в протянутую руку Кахатанны. И только Каэ приветливо улыбалась своим друзьям. Она уже приходила сюда нынче утром, так что не было нужды даже здороваться.
Они стояли в сени деревьев. Первыми встретили гостей изваянные из серого нефрита волки-урахаги, огромные, мощные, бесконечно друг на друга похожие – с той лишь разницей, что у одного глаза были желтые, а у другого зеленые, полыхавшие сумрачным огнем, – близнецы-оборотни Эйя и Габия. Пройдя мимо них, друзья столкнулись лицом к лицу со сверкающей статуей эламского талисенны: она была отлита из чистого серебра – сущая малость по сравнению с тем, как должно было бы воздать Ловалонге за его жизнь и смерть, равно доблестные и честные. Джангарай и Бордонкай были изображены сидящими на берегу прозрачного ручья Салмакиды, который славился на весь Вард своей целебной водой. Оба воина смеялись над какой-то незамысловатой шуткой и казались настолько живыми, что никто бы не удивился, если бы они вдруг встали и двинулись навстречу.
Правда, Рогмо, Магнус и Номмо могли только оценить невероятную естественность рвущихся из камня и металла фигур, но они ничего не говорили им о тех, кто здесь находится. И только Гайамарт как-то подозрительно глубоко вздыхал, и руки у него дрожали, но он спрятал их за спину, так что этого никто, кроме Каэ, не заметил. Но вот по нескольким валунам они перебрались через поющий ручей, и тут Номмо остановился как вкопанный, сорвав с головы шапочку с кокетливым пером.
В самом дальнем углу необъятного, почти совсем пустого помещения обреталась группа из двух десятков человек, одетых пышно, роскошно и крайне разнообразно. Да что там говорить об одежде, если все участники разговора являлись представителями разных народов: об этом с уверенностью можно было судить по их внешности.
Как оказалось, свет исходил не от светильников, не от светлячков и даже не от полной, уже уставшей луны, смутный и рассеянный желтоватый луч которой пробивался сквозь трещину в потолке, – это сияли жезлы и посохи собравшихся, разгоняя тьму ровно настолько, чтобы можно было увидеть лица собеседников. Все они были мужчинами разного возраста: зрелыми, в расцвете ума и физических сил; пожилыми, у которых виски уже давно засеребрились, а кожа покрылась сетью морщин, а также старцами с длинными белыми бородами. Все они были абсолютно разными, и объединяло их лишь одно – странное, трудно определимое выражение блестящих глаз.
– Пора наконец произнести вслух, что наше положение на Арнемвенде смехотворно и нисколько не соответствует нашим возможностям и талантам, почитаемые коллеги, – произнес один из собравшихся звучным, густым баритоном.
Это был высокий, аскетичного вида человек в пышной лиловой накидке и сиреневых шароварах. Его одеяние было настолько обильно усыпано драгоценными камнями, что от их соударений при малейшем движении постукивало и звенело, как град о стекло. Глаза говорившего были редкого медового оттенка, а брови и ресницы – абсолютно белые, что производило странный и неожиданный эффект. Нос у него был крючковатым, подбородок острым, а лицо – удлиненным и резко очерченным. Молочно-белые волосы были коротко острижены, а над ушами и на затылке – выбриты. На лбу человек носил повязку с синим камнем, который и при скудном освещении буквально разбрызгивал вокруг снопы искрящихся вспышек. Это был Аджа Экапад – верховный маг Мерроэ, обучавшийся своему искусству еще у Марха аб-Мейрхиона из Элама. Недавно ему исполнилось двести пятьдесят лет, и, по меркам своих коллег, он был еще достаточно молод, чтобы оставаться энергичным и активным. Именно Аджа Экапад собрал в Пещере Трех Голосов – одном из центров Силы – своих коллег со всего мира, чтобы вместе определиться в выборе места предстоящего противостояния.
Чародеи не удивились, получив приглашение встретиться всем в Мерроэ. Внимательно изучая и анализируя события последних лет, практически все пришли к одному и тому же выводу: очень скоро весь Арнемвенд превратится в арену боевых действий, центр столкновения между грядущим повелителем Мелькартом и прежними хозяевами планеты. Предотвратить это событие было не под силу никому из живущих, и оставалось только принять чью-либо сторону. В Мерроэ прибыли те, кто не собирался поддерживать ни Новых, ни Древних богов.
– Люди не почитают нас, не уважают и не относятся с должным трепетом только потому, что эти паяцы, называющие себя бессмертными владыками, вмешиваются во все события. Они не всемогущи, не вездесущи, не непогрешимы и не блюдут дистанции между собой и людьми. Если бы они уважали нас, своих верных слуг, то отдали бы нам власть над этой землей. Мы бы исполняли их волю, довольствуясь своей долей могущества. Но они жадны, нелепы и суетливы. И при их правлении мы не возвысимся никогда. Согласны ли вы со мной, братья?! – возвысил он голос.
– Он прав...
– Аджа Экапад знает, что говорит.
– Мы могли бы быть великими и весь мир переживал бы сейчас расцвет, если бы боги не лезли не в свои дела, – раздалось со всех сторон.
– Наместник Фарры, известный вам всем брат императора Зу-Л-Карнайна принц Зу-Кахам, да будет проклят он и все его потомство и потомство его потомства до последнего проклятого в роду, – выступил вперед невысокий, плотный мужчина в розово-алых одеяниях цвета утренней зари, – казнил верховного мага Боро Шаргу. А Боро Шарга был верным слугой господина нашего – Мелькарта. Неужели мы не отомстим за смерть нашего брата?
– Отомстим, Эр Шарга, – сказал маг Мерроэ, – мы все скорбим из-за гибели нашего друга и брата.
Эр Шарга, из клана магов Фарры, снова отошел в тень, кусая себя за костяшки пальцев. Гнев душил его. Неистовый, неистребимый гнев на всех бессмертных Арнемвенда – за гибель брата Боро Шарги, за увечья, нанесенные посланцем Мелькарта глупому Гар Шарге, который не услышал или не пожелал услышать призыв Темного господина. Однако Эр Шарга гневался не на легкомысленного чародея, вознамерившегося в одиночку справиться с талисманом Джаганнатхи, но на его повелителей – которым тот хранил верность, – за то что они не спасли своего слугу. Фаррский маг считал, что верная служба и преданность должны вознаграждаться очень серьезно, что повелитель обязан гарантировать безопасность своему вассалу. И Мелькарт казался ему самым надежным, самым сильным и могущественным хозяином. Эр Шарга стремился продать себя подороже – таково было свойство его натуры: непроданным он чувствовал себя преотвратно.
– Мы глубоко сожалеем и о том, что нет в мире живых и мага Шахара, нашего союзника и сторонника с давних пор. В борьбе с узурпаторами, каковыми на самом деле являются нынешние владыки Арнемвенда, он погиб. И теперь в Аллаэлле нам придется особенно трудно. Нам стало известно, что недавно коронованный на престол Сун Третий – Хеймгольт отказался восстановить должность придворного мага. По всем вопросам он советуется с верховным жрецом храма Га-Мавета – Лаббом. – Это произнес тщедушный старичок, словно мумия спеленутый в парчовые драгоценные ткани, неимоверная роскошь которых при его дряхлости смотрелась как-то жалобно и несчастно.
Но не стоило заблуждаться в отношении этого немощного старца. Удобно устроившись в горе теплых, пышных подушек, сидел перед прочими чародеями легендарный Корс Торун – глава магов Хадрамаута. Он был с давних пор известен на три континента своими невероятными деяниями. Поговаривали (правда, шепотом и в кругу проверенных друзей), что это не без его помощи сгинули во тьме пространств бессмертные Аэ Кэбоалан и Йабарданай. И хотя сам Корс Торун никогда не подтверждал слухов о своей причастности к этим загадочным событиям, но никогда и не опровергал их, что было почти равносильно признанию.
– Король Фалер был ничтожеством, но никому не мешал, и потому его жизнь была вне опасности. Сун Хеймгольт кажется мне упрямым и несговорчивым, – заметил Аджа Экапад. – Ему следует умереть, чтобы не усложнять нашу борьбу с бессмертными. Кто из братьев займется... устранением?
– Я! – откликнулся один из чародеев.
– Странный выбор, Шаргай. Но если ты хочешь, что ж, не вижу причин тебе отказать, – приподнял левую бровь Аджа Экапад.
Шаргай-нойон прибыл из Джералана и никак не был связан с государем Аллаэллы. Однако в среде чародеев не было принято задавать лишние вопросы. Всегда существовала возможность получить неискренний, не правдивый ответ. Гораздо проще было добыть интересующую информацию другим способом, благо способов у мага с более чем двухсотлетним стажем было в избытке.
– Вы знаете, сколь щедр повелитель Мелькарт, – проскрипел Корс Торун. – Те, кто удостоится особой чести – владеть талисманом Джаганнатхи, – поймут, что значит безграничная власть. Но для этого мы должны заслужить благоволение нашего господина.
– Чего хочет повелитель? Что нам сделать для него? – Полумрак зашелестел множеством голосов.
– Все очень просто: господин наш Мелькарт не может проникнуть на Арнемвенд, чтобы встать против своих врагов, ибо ему мешает некая персона. Я бы сказал, символ упрямства этой планеты. Уничтожим ее – и наши проблемы решены.
– Имя! Имя!! Назови имя!
– Имени я не знаю, – просто заявил хадрамаутский маг.
– Я знаю! – Голос Аджи Экапада перекрыл хор прочих голосов, заставив всех обернуться к нему.
– Ты молчал? До сих пор? – недовольно поинтересовался Корс Торун.
– Один человек, даже очень опытный и умелый, не имеет права принимать столь ответственное решение. А также обладать столь серьезным знанием. Я лично еще не слышал имени врага. Но у меня есть живой – пока – свидетель. И он назовет это имя сразу нам всем.
– Ты мудр, – произнес кто-то. – Давай сюда своего свидетеля.
– Ты позволишь? – спросил Аджа Экапад у старика. Между ними довольно давно шло негласное соперничество за первенство среди прочих чародеев, но внешне они отношений не портили. Каждый еще не до конца постиг границы возможностей другого. А рисковать они не любили. Тем более что оба мага понимали: сейчас для открытой вражды еще не пришла пора.
– Я с радостью услышу столь ценные сведения, – спокойно произнес Корс Торун. Что-что, а владеть собой он умел.
Аджа Экапад едва слышно прищелкнул пальцами. Дверь, замаскированная под скальный выступ, каких было много в пещере, отворилась без единого звука. И на каменный пол ступила самая изящная ножка, которую когда-либо видели маги в своей жизни. Но ни один мускул не дрогнул на их лицах: они не ведали ни любви, ни восхищения прекрасными женщинами, во всяком случае настолько, чтобы это помешало их борьбе за власть и могущество.
Бендигейда Бран-Тайгир выбрала плохих ценителей.
Красавица графиня тревожно оглядывалась по сторонам. Она долгое время томилась взаперти в какой-то небольшой, но изумительной комнате, где было абсолютно все, чтобы скрасить ей скуку и одиночество. Даже самые невероятные капризы были предугаданы мудрым Аджой Экападом, и Бендигейда имела неограниченные возможности, чтобы наслаждаться жизнью и ни о чем не думать. Но для этого прекрасная графиня была слишком умна. Сокрушительный провал ее планов, разорение Аккарона, которое случилось лишь по ее вине, гибель Шахара и смерть старого государя Фалера – это было слишком даже для ее крепких нервов. Она вовсе не испытывала угрызений совести по поводу многочисленных смертей, вольной или невольной причиной которых явилась сама; но Бендигейда понимала, что Мелькарт вряд ли простит ей столько ошибок.
Графине был нужен заступник. Более мудрый, нежели Шахар, более опытный и, по возможности, более в ней заинтересованный. Едва ускользнув из-под носа солдат Матунгулана, графиня Бран-Тайгир поспешила в Мерроэ. Тамошнего мага она давно заприметила как возможного союзника.
Ее прибытие не удивило Аджу Экапада, не смутило, но и не обрадовало. Он знал, что Бендигейду, как государственную преступницу, разыскивают сейчас по всему Варду, обвиняя ее в предумышленном убийстве королевы Лай и разорении храма Тики Утешительницы. Оба эти преступления были столь тяжкими, что графине грозили, как минимум, две смертные казни. И маг Мерроэ понимал, что сейчас, являясь единственной надеждой этой женщины, он находится в безопасности. Но только относительной. Едва она перестанет в нем нуждаться, едва она найдет себе другого заступника или вымолит прощение у повелителя Мелькарта, ему придется остерегаться, потому что их интересы откровенно пересекались несколько раз. Бендигейда владела слишком важной информацией, чтобы подвергнуться уничтожению, но и слишком значительной, чтобы долго оставаться в живых. Пока чаша весов непрестанно колебалась, маг не предпринимал никаких решительных действий. Но вот час пробил.
Графиня Бран-Тайгир тщательно продумала свой сегодняшний выход. На карту было поставлено все: жизнь, власть, будущее. Ей было абсолютно необходимо потрясти своей изумительной красотой хотя бы нескольких магов, и она целый день вертелась у зеркала, пытаясь достичь нужных результатов. Когда она вышла из потайной двери и остановилась на минуту, словно привыкая к темноте, то дала возможность не спеша оглядеть себя и оценить. На ней было вишневое платье, обшитое по воротнику и рукавам ослепительными гранатами. Широкая лента небрежно поддерживала пышные смоляные волосы над гладким и белым лбом; веки были слегка припорошены золотой пудрой, а пунцовые губы блестели заманчиво и дышали страстью. Глухое спереди платье заставило магов все-таки немного попотеть, ибо сзади вырез был сделан до предела допустимого (а у Бендигейды были свои понятия о допустимом, особенно в борьбе за жизнь).
И все-таки ей было невыносимо страшно, потому что она ясно видела: два десятка человек смотрят на нее с любопытством, а некоторые даже с нескрываемым удовольствием, но и не более. Никто из присутствующих не станет ради нее ломать свою жизнь и жизнь своих близких, как делал это ее супруг или король Фалер. Это был конец, хотя Бендигейда отчаянно надеялась на то, что судьба повернется к ней лицом в последнюю минуту.
– Итак, – обратился к ней Корс Торун, который прекрасно понимал, что творится сейчас в душе у красавицы, утратившей все иллюзии в один краткий миг, – итак, ты утверждаешь, что можешь помочь нам исполнить волю нашего господина и назвать имя той персоны, которая препятствует пришествию Мелькарта в наш мир.
– Да! – Голос у Бендигейды сорвался и прозвучал вовсе не так уверенно, как ей того хотелось бы.
– Так назови же!
– Не сразу. Вначале я хотела бы заручиться чем-то более весомым, чем просто ваши слова, в том, что я останусь жива и вы поможете мне укрыться от Суна Хеймгольта и вернуть благорасположение нашего повелителя.
– Женщина! – рявкнул Шаргай-нойон, который, как и все тагары, не переносил, если женщина принималась перечить. – Ты забылась! Перед тобой два десятка великих магов, а ты ведешь себя нахально и грубо. Говори имя и благодари нас за то, что мы не сотрем тебя в порошок за твою строптивость!
– Если ты сотрешь меня в порошок, – зашипела Бендигейда не хуже змеи, – то пусть порошок и подскажет тебе имя врага.
– В этом нет ничего сложного, – бесстрастно заметил Аджа Экапад. – Разве Шахар не рассказывал тебе?
Графиня Бран-Тайгир с ужасом подумала, что не только рассказывал, но и показал пару раз, так что ее блеф был опасен.
– Хорошо... – Она сглотнула комок, почувствовав, как горло стало сухим и словно бы занозистым. – Хорошо. Но обещайте мне...
– Считай, что ты получила уже все заверения, – нетерпеливо молвил Корс Торун.
Бендигейда чувствовала себя просто беспомощной девочкой; и хотя все ее существо противилось этой сделке, ведь после уже ничего не изменишь и сказанного не воротишь, она с трудом разлепила пересохшие губы и сказала изменившимся, чужим голосом:
– Это Кахатанна, правительница Сонандана, Богиня Истины и Сути. Именно ее присутствие на Арнемвенде мешает Мелькарту начать вторжение.
– Н-да, – сказал Эр Шарга, – в конце концов, это из-за нее стали возвращаться Древние боги.
– И не только они, – молвил Аджа Экапад. – К ней отправился потомок Гаронманов. Он везет с собой Вещь. Удача сопутствовала ему, и мне не удалось воспрепятствовать его выезду из Мерроэ. За Кайембой я потерял его след, а это само по себе настораживает.
– Ты трижды прав, – вмешался в разговор до сих пор молчавший колдун из Таора. Его впервые пригласили в столь пышное собрание, и он чувствовал себя немного неуютно в обществе таких могущественных и прославленных чародеев. Однако он был весьма честолюбив, и идея появления нового правителя Арнемвенда нравилась ему все больше с каждым часом. – Нам надо действовать быстро и внезапно. Если все присутствующие согласны, я немедленно же отбуду в Таор, чтобы соответствующим образом направить течение мыслей нашего князя. Я имею в виду ближайшие события.
– Поезжай, – кивнул Корс Торун, негласно признанный всеми кем-то вроде магистра ордена магов.
Бендигейда негромко кашлянула, привлекая внимание присутствующих к своей персоне. Лучше бы она этого не делала. Аджа Экапад окинул ее холодным, скользким взглядом крокодила, рассматривающего лягушку, и произнес несколько брезгливо:
– Что касается любовницы Фалера... Никто больше не хочет ничего у нее узнать?
Графиня было возмутилась, но почти сразу поняла, что это абсолютно бесполезно здесь, в этом месте, где все про нее знают. Она зябко поежилась, ожидая вынесения приговора. Она все еще надеялась, что он будет милостивым.
Маги переглянулись. Красавица ни на кого не произвела серьезного впечатления – бывали, бывали в их жизни женщины получше и поумнее. Что же касается практической пользы, то Бендигейда Бран-Тайгир была не полезнее скорлупы и не более необходима, нежели отжатая половая тряпка. Они уже расстались с ней, хоть она того и не заметила.
Не получив никакого ответа на свой вопрос, Аджа Экапад небрежно махнул рукой в сторону женщины, каковой жест она восприняла как знак, повелевающий ей удалиться, и уже было собралась исполнить приказ, хоть и кипела внутри от негодования, как внезапно почувствовала ледяную иглу, которая прошила ее грудь в области сердца. Бендигейда ощутила болезненный, но не смертельный укол. Затем холод моментально растекся к животу и стал подниматься вверх, к горлу. Она хотела закричать от ужаса, но оказалось, что тело больше ей не принадлежит: голосовые связки не подчинялись, руки и ноги не двигались, глаза сами собой стали закрываться.
Графиня так и не успела до конца поверить в то, что от нее избавились с подобной ошеломляющей легкостью.
* * *
Она была именно такая, как во сне. Улыбающаяся, радостная, какая-то вся праздничная и яркая. И два меча крест-накрест за спиной, и наряд был практически тот же самый – простой мужской костюм, вполне пригодный для путешествий. А главное, казалось, что знал ее всегда: просто уходил очень надолго, но вот вернулся и понял, что тебя по-прежнему ждут. Так выглядела и она сама, и ее страна.Когда Траэтаона и Гайамарт привезли трех путников в храм Кахатанны, те задыхались от волнения перед предстоящей встречей. Им по простоте душевной мнилось, что Богиня Истины вывернет их наизнанку, перетряхнет их мозги, откопав из самых потаенных глубин нечто такое, о чем они и сами не подозревают. Даже присутствие двух других бессмертных как-то отошло на второй план. Рогмо, Магнус и взъерошенный Номмо в шапочке с пером, сдвинутой на левое ухо, ожидали появления богини, как ожидают приговора иные заключенные, – с трепетом и неистовой надеждой. Лишь лохматый Тод чувствовал себя совершенно нормально, будто посещение бессмертных богинь было основным занятием в его жизни и оно уже успело порядком ему поднадоесть. Только наличие в храмовом парке огромного количества всякой живности как-то примиряло его с действительностью. Пес обнюхивал всех оторопевших от такой наглости жаб, прячущихся в панцири черепах, шипящих ужей, лаял и вилял хвостом. Наконец он куда-то умчался, но Траэтаона взглядом успокоил полуэльфа, удержав последнего от немедленной поисковой экспедиции.
Внезапно Рогмо почувствовал, как кто-то тронул его за ногу, немного ниже колена, и от неожиданности чуть было не подпрыгнул на месте: он стал слишком нервным после памятной схватки с плотоядным растением-осьминогом, и тихие, вкрадчивые прикосновения ему не нравились. Он опустил глаза к земле. Холеная голубоглазая кошка с короткой кремовой шерстью требовательно глядела на него в ожидании угощения.
– Ничего нет, – развел руками Рогмо.
– Очень жаль, – раздался у него над ухом негромкий, приятный голос.
На мгновение полуэльфу показалось, что это ответила кошка, и он слегка опешил. А когда все понял и догадался посмотреть перед собой, то его друзья уже раскланивались с Ингатейя Сангасойей.
Она вышла им навстречу из своего храма, одетая словно в дорогу, абсолютно не похожая на бессмертное существо, далекое от земных дел. И была именно такой, как во сне.
* * *
Каэтана понимала, что чудес не бывает, во всяком случае таких. И все же не могла оторвать изумленного взгляда от маленького мохнатого человечка в коротких бархатных панталонах и кокетливой шапочке. Круглое лицо, круглые уши и круглые же глаза были удивительно знакомы, а также манера носить жилет и смешно растопыривать маленькие лапки. Она ни на что особенно не надеялась, когда обратилась к стоящему перед ней альву:– Воршуд?!
– Да, Кахатанна.
– Из старинного и славного рода Воршудов?!
– Именно так, великая.
Каэ прикусила губу. Это был Воршуд, вне всякого сомнения. Только голос, голос у мохнатого человечка был другим – незнакомым и непривычным. Правда, таким же тонким и скрипучим, как у ее милого библиотечного альва.
А Номмо был потрясен тем, что великая богиня знает поименно всех жителей Арнемвенда, даже таких скромных и незаметных, как и он сам. Он весь так и напыжился от гордости и чувства собственной значимости, отчего густой мех на нем встал дыбом и маленький человечек чуть ли не в полтора раза увеличился в объеме за считанные доли секунды. Магнус коротко взглянул на него и рассмеялся.
Каэтана приветливо приняла и мага, и князя несуществующей ныне Энгурры, и старого Гайамарта, который не был в Сонандане со времен первой битвы между Древними и Новыми богами и почему-то ужасно волновался. Богиня Истины тоже вела себя несколько странно, то и дело разглядывая опешившего от такого внимания Номмо. Только Траэтаона чувствовал себя вполне в своей тарелке, а потому отправился на поиски верховного жреца Храма Истины – Нингишзиды, который совмещал свои основные обязанности с должностью самого многострадального человека по эту сторону Онодонги.
– Мы долго искали вас, – улыбнулась Истина. – Надеюсь, путь ваш был не настолько труден, чтобы отвадить от дальнейших странствий и приключений.
– Мы всюду последуем за тобой, – заявил Рогмо с юношеским восторгом. – И будем рады тебе служить.
Говоря это, он ни минуты не сомневался в том, что его товарищи полностью с ним согласны. Так оно, собственно, и было, но Магнус и Номмо предпочитали молчать, шагая по правую руку от богини, которая взялась сама показать им храмовый парк, а затем отвести в приготовленные для них апартаменты. Такая любезность с ее стороны превосходила всякие ожидания троих друзей, но разговор почему-то не клеился. Каждый думал о своем, не решаясь высказать эти мысли вслух.
– Может, – нерешительно спросила Каэ, – у вас есть вопросы ко мне или какие-нибудь пожелания? Если я смогу, то с радостью отвечу вам.
– Я... – робко обратился к ней Номмо, – я хотел бы узнать у вас об одной вещи, если не сочтете это дерзостью.
– Говори, Воршуд.
– Вы мне, видите ли, снились. Вас привел ко мне мой кузен... У меня был кузен, любимый, – пояснил Номмо жалобно. – Мы потерялись много-много сотен лет тому назад. Я вот попал к Гайамарту, а Воршуд – братец мой – неизвестно где сгинул после очередного нашествия трикстеров на Элам. Он был маленький такой, незаметный, очень несмелый и большой путаник. Я знаю, что его нет на свете, но все же хотелось бы хоть могилу, что ли, найти...
Номмо с надеждой смотрел на прекрасную девочку-богиню, понимая, что только она, если захочет, сможет помочь ему в этих безнадежных, по сути, поисках. Каэ подняла свои светлые, удивительные глаза на состарившегося вмиг Гайамарта:
– Как ты думаешь, он?
– Кому быть, как не ему, – ответил бессмертный. Он стоял перед ней, как некогда в Аллефельде, кутаясь без видимой на то причины в коричневый плащ, – невзрачный, худой, пожилой человек. И она с еще большей остротой ощутила боль его недавней потери.
– Ты-то меня простишь? – спросила тихо.
– Никто не виноват, Каэ, дорогая. Только судьба. Но от этого никуда не уйдешь. Лучше отведи Номмо к брату.
Она наклонилась к маленькому альву:
– Пойдем, Воршуд из рода Воршудов, столь славных и прекрасных, что весь Сонандан почитает это имя. Пойдем к твоему брату...
Когда Истина, трое друзей и один уставший, старый бог пришли к священной роще Салмакиды, их ждали там. Гайамарт охнул и остановился, замерли от неожиданности Магнус и Рогмо, притих альв, вцепившись маленькой ручкой в протянутую руку Кахатанны. И только Каэ приветливо улыбалась своим друзьям. Она уже приходила сюда нынче утром, так что не было нужды даже здороваться.
Они стояли в сени деревьев. Первыми встретили гостей изваянные из серого нефрита волки-урахаги, огромные, мощные, бесконечно друг на друга похожие – с той лишь разницей, что у одного глаза были желтые, а у другого зеленые, полыхавшие сумрачным огнем, – близнецы-оборотни Эйя и Габия. Пройдя мимо них, друзья столкнулись лицом к лицу со сверкающей статуей эламского талисенны: она была отлита из чистого серебра – сущая малость по сравнению с тем, как должно было бы воздать Ловалонге за его жизнь и смерть, равно доблестные и честные. Джангарай и Бордонкай были изображены сидящими на берегу прозрачного ручья Салмакиды, который славился на весь Вард своей целебной водой. Оба воина смеялись над какой-то незамысловатой шуткой и казались настолько живыми, что никто бы не удивился, если бы они вдруг встали и двинулись навстречу.
Правда, Рогмо, Магнус и Номмо могли только оценить невероятную естественность рвущихся из камня и металла фигур, но они ничего не говорили им о тех, кто здесь находится. И только Гайамарт как-то подозрительно глубоко вздыхал, и руки у него дрожали, но он спрятал их за спину, так что этого никто, кроме Каэ, не заметил. Но вот по нескольким валунам они перебрались через поющий ручей, и тут Номмо остановился как вкопанный, сорвав с головы шапочку с кокетливым пером.