Зашло солнце, и тоненький серпик месяца проглянул сквозь тьму, моментально упавшую на озеро. Твари заметно оживились, теперь их стало лучше видно. Громадными светлячками метались их призрачные фигуры во мраке, издавая самые отвратительные звуки, какие только приходилось слышать воинам Сонандана. Особенно мерзко было оттого, что деться было некуда: вокруг простиралось безбрежное водное пространство.
   Каэтана сидела, держа за загривок Тода. Псу приходилось хуже, чем остальным: она подозревала, что его слух улавливает и те звуковые колебания, которые недоступны человеку, к великой радости последнего. Кони тоже волновались на своих плотах, но все же не так сильно, как собака. Сангасои, как могли, старались облегчить им этот тяжкий путь. Гребцы в лодках сменяли друг друга. Заснуть солдатам не удавалось, но они ухитрялись хотя бы подремать под жуткий аккомпанемент множества голосов. Гребли всю ночь, ни на минуту не останавливаясь, но, когда солнце снова появилось на небосклоне, окрасив воды Эрен-Хото в ослепительный розовый цвет, до берега было еще довольно далеко.
   Старичок «одуванчик» так и сидел в головной лодке, пристально вглядываясь в утренний туман, и уверенно направлял суденышко к берегу. Каэ верила ему – отчасти из-за поведения собаки, отчасти потому, что с самого начала была склонна принять его помощь: слишком он был светлый и чистый, наивный и доверчивый, чтобы являться посланцем Зла. Он явно понравился и всем ее друзьям. В отличие от жителей Ими, сангасои, жившие в землях Истины, могли разглядеть скрытую сущность. И старичка видели вполне ясно. Только барон Банбери Вентоттен поглядывал на проводника как-то странно, не то недоверчиво, не то испуганно. Но Каэ могла поклясться, что, кроме испуга, в его взгляде мелькало что-то еще, неразборчивое, неясное до крайности. Но с расспросами она не приставала, справедливо полагая, что барон, если захочет, и сам расскажет ей о своих впечатлениях.
   Но все когда-нибудь кончается. Закончилось и это, не самое приятное, плавание. Лодки мягко ткнулись носом в песок, зашуршали днищами по мелким камням. Сангасои повыскакивали из этих ненадежных суденышек и бросились к плотам, на которых перевозили стреноженных коней, завязав им глаза, чтобы не пугались в дороге. Каэтана мельком отметила, что путь через озеро занял ни много ни мало двадцать с лишним часов. Люди вымотались и валились с ног; нужно было выбраться на сушу, разжечь костры и поспать хоть немного до наступления жаркого полдня.
   Они находились у подножия Лунных гор. Местность была ровная, открытая, немного напоминавшая степь Урукура, без единого кустика или деревца. Правда, по берегу валялось много сухих веток и стволов деревьев, принесенных сюда волнами. Именно это топливо и стали собирать несколько десятков солдат. Коней пустили пастись – кому-кому, а им здесь было раздолье. Трава оказалась густая и сочная.
   – Ну что, – сказал старичок, когда все разбрелись по сторонам, занимаясь каждый своим делом, – пора мне обратно, работы невпроворот. Я тебе вот что скажу, благородная госпожа. Ты когда попадешь туда, куда шла, да начнешь искать, что искала, обрати внимание на птиц парящих.
   – На парящих птиц? – переспросила Каэ.
   – Эх, – досадливо махнул рукой «одуванчик», – разве я бы не сказал тебе яснее, если бы можно было? И так полномочия превышаю всяческие... Ну, прощай, прощай, а благодарности я и так слышу, можешь вслух не проговаривать. Слова многое дают, но многое и отнимают.
   Друзья подошли поближе, молча поклонились. Банбери Вентоттен стоял не сводя глаз со странного старичка.
   – И ты, внучек, прощай, – обратился к нему тот. – Будь умничкой. И тогда скоро свидимся...
   Они не успели предложить ему лодку, не успели спросить, куда же он теперь, как их проводник шагнул вперед и темные воды Эрен-Хото сомкнулись над ним без единого всплеска.
   – Кто это мог быть? – спросил Куланн.
   – Понятия не имею, – откликнулась Каэ. – Барон, скажите, ваша легенда упоминает о ком-нибудь похожем на этого милого господина?
   – Упоминает, – буркнул Банбери Вентоттен. – Большой озорник, шутник, любитель розыгрышей. Говорят, после смерти он не может попасть в храм Нуш-и-Джан, но зато охраняет окрестности – этакий добрый дух, который не счел нужным отправиться на тот свет. Только я в это не верю, – неожиданно закончил он.
   – Так кто же это? – переспросил Рогмо.
   – Первый король Ронкадора, хранитель талисмана, рыцарь храма Нуш-и-Джан и так далее...
   Все непонимающе переглянулись. Маленький альв прокашлялся и спросил:
   – Дорогой Банбери, но почему он назвал вас внучком?
   – Так ведь он дедушка и есть, – отозвался барон растерянно, – только я в это не верю. И даже вслух произносить не собираюсь подобную чушь.
   Воды Эрен-Хото внезапно всколыхнулись, и над волнами пронесся звук ясного и чистого голоса:
   – Арлон Ассинибойн к вашим услугам, Каэ...
 
* * *
   И вот они уже на землях Хартума. Лунные горы просто обязаны были получить именно такое название благодаря своему необыкновенному цвету. Молочно-белые, тускло-блестящие, как умытая полная луна, они поражали своей холодной и неприступной красотой. И растения здесь тоже росли поразительные: под стать скалам и небу – такие же зеленовато-белые, мерцающие, – они извивались и цеплялись за трещины и расселины.
   Однако пробираться между огромными белыми валунами было относительно легко. Большую часть пути проделали верхом. Двадцать воинов ехали впереди, готовые отразить любое нападение. Каэтана в сопровождении своих друзей, не внимавшим ее протестам, постоянно находилась в центре колонны. Около полусотни сангасоев охраняли путников сзади. Куланн здраво рассудил, что в этих молочно-белых горах слишком хорошо все видно и спрятаться значительно труднее, нежели в обычных серо-коричневых скалах, а потому он бы нападал с тыла.
   Барон Банбери Вентоттен периодически сверял текст легенды с тем планом, который нарисовал Каэтане Арлон Ассинибойн палочкой на влажном песке. Как-то само собой получилось, что она этот рисунок запомнила до мелочей. Выходило, что двигаются они в правильном направлении и до того места, где должен находиться храм Нуш-и-Джан, осталось дней шесть-семь пути, если, конечно, снова не случится что-либо непредвиденное.
   На следующий вечер передовой отряд сангасоев обнаружил прекрасное место для отдыха: чистую и просторную пещеру, в самой глубине которой бил прозрачный родник ледяной воды. Она была легкой, как воздух, и от нее ломило зубы. Вокруг пещеры в изобилии росли ставшие уже привычными невысокие, изогнутые деревца, стволы которых больше всего напоминали перекрученные тряпки. Их короткие, изломанные, торчащие во все стороны ветви были густо усыпаны мелкими оранжевыми плодами, которые источали нежный сладковатый аромат. На закате это место выглядело неописуемо красиво: белые скалы, облитые красным светом заходящего солнца, розовато-сиреневые при этом освещении деревья – и тишина, царящая над миром.
   Самое придирчивое изучение пещеры не дало никаких отрицательных результатов: она была абсолютно безопасна как с точки зрения военного в лице Куланна, так и по мнению мага; Тод вел себя более чем легкомысленно, и сама Каэ тоже чувствовала себя спокойно. Половина сангасоев уместилась в огромном, просторном помещении пещеры, другая же часть расположилась снаружи, охраняя сон и покой своей госпожи. Когда стемнело, развели костры и принялись готовить на них подстреленную в горах добычу – каких-то мелких зверьков с нежным и вкусным мясом. Каэ сидела у самой стены пещеры, положив рядом оба меча, тщательно отполированные и заточенные, и награждала себя за труд аппетитнейшей порцией ароматного и сочного жаркого, которое ей подали на огромном, плотном, будто бы восковом, листе. Банбери Вентоттен с отрешенным лицом бродил под плодовым деревом, принюхиваясь к изумительному запаху и пытаясь решить дилемму, яд это или деликатес.
   – К-хм, – раздалось откуда-то сверху.
   Сангасои, до того мирно ужинавшие, повскакивали на ноги, но мечи обнажать не стали: обычно враги не имеют привычки предупредительно кашлять.
   – Хорошая реакция, ребята, – похвалил сверху некто невидимый. Голос его – низкий, скрипучий, словно терзали несмазанные дверные петли – раздавался из-за каменного козырька, нависающего над входом в пещеру. – Я спускаюсь, не вздумайте рубить, – предупредил невидимка,
   Затем раздался едва слышный шорох, и вот уже на площадку спрыгнул коренастый, плотный человечек, ростом выше альва, но в полсангасоя. Он был облачен в вязаную рубаху с длинными рукавами и красные холщовые штаны. Башмаки на нем были кожаные, странного фасона и несуразно большие; человек был неописуемо бородат и лохмат, из-под кустистых бровей сверкали умные, живые глаза цвета аквамарина.
   – Гном! – не поверил себе Банбери Вентоттен, с восторгом уставясь на пришельца.
   – Догадлив же ты, человече! – ухмыльнулся тот. – Аж оторопь берет. Ну здравствуйте, коли так. Разрешите представиться, я Раурал, первый наместник короля Грэнджера, правителя Нордгарда. И особое мое приветствие тебе, госпожа Каэтана. Давненько мы не встречали тебя на наших дорогах.
   Каэ, выглянувшая из пещеры на шум, улыбнулась гному приветливо и немного растерянно:
   – Здравствуй, Раурал. Я действительно тебе рада, хоть и не помню, что мы встречались. Но это не из-за невнимания к тебе лично или к славному народу гномов. Поэтому прости меня заранее.
   – Мы слышали о твоем горе и о твоем триумфе, Великая Кахатанна. Мы скорбели и радовались вместе с тобой. Нордгард, хоть и подземный мир, не так уж далек от земных дел. Вероятно, даже ближе, чем можно предположить.
   Гном подошел к жующему толстяку и сказал уважительно:
   – Я удивлен твоему воплощению. И восхищен. Как зовут тебя в этом облике?
   – Я Барнаба, – гордо ответил тот. – А ты что, признал меня?
   – Нам приходится смотреть сквозь толщу скал, сквозь земную кору. Неужели ты думаешь, что через неплотную оболочку человеческого тела мы не сможем увидеть истинную сущность?
   Раурал прошелся несколько раз по площадке перед пещерой. Сангасои дружно сели к своим кострам. Отчасти, чтобы отдыхать, отчасти, чтобы не смущать низкорослого гнома, нависая над ним. Правда, гнома вряд ли могло хоть что-то смутить.
   – И ты здравствуй, Гаронман, – приветствовал Раурал стоящего чуть в отдалении Рогмо. – Здравствуй, король эльфов. Извини, не знаю, как зовут тебя нынче в мире людей.
   – Я Рогмо, полуэльф, – ответил князь Энгурры.
   – Странно, однако, случается, – покачал головой гном. – Ишь куда твою душеньку неуемную занесло, хотя так оно и лучше. Как дела, Гаронман?
   Рогмо подумал, что Раурал разговаривает не с ним, но с кем-то, кто живет в его теле.
   – Ты знаешь меня тоже? – спросил он неуверенно.
   – Не тебя, Рогмо, полуэльф. Но того, кто выглядывает из глубины твоих глаз, – короля Гаронмана. Легендарного короля эльфов. А кто твой отец?
   – Аэдона, князь Энгурры. Он погиб, и теперь я являюсь и князем, и наследником трона Гаронманов.
   – Ну, – гном развел руками, – тяжелая ноша. Даже для тебя, Гаронман. Но сдается мне, что ты сделал правильный выбор. Не сердись, князь Рогмо просто я вижу в тебе двоих, вот и беседую с вами по очереди.
   – И что выманило наместника могучего Грэнджера из его подземного царства? – спросил Барнаба.
   – Ты еще спрашиваешь? – удивился гном. – Да весь Хартум, если не вся Имана, чует ваше присутствие. Шутка ли – два бога, король эльфов, чародей, от которого за версту несет невостребованной силой, и хранитель талисмана. Да еще и Вещь, которую ты, Рогмо Гаронман, таскаешь с собой. Неужели вы думаете, что только мы почувствовали ваше присутствие? Если так, то вы еще по-детски наивны.
   – Мы так не думаем, Раурал, – улыбнулась Каэ. – Сделай милость, посиди с нами, раздели скромный ужин. Наставь на путь. Я ведь уверена, что ты пришел не из любопытства и не для пустых бесед. А мы с благодарностью примем любой твой совет.
   – Все забыла, а как учтивой была, так и осталась, – довольно пробормотал гном. – Странная ты богиня, дорогая госпожа. Я за последние лет пятьсот не видел того, кто взял бы с собой Арлона Ассинибойна и тем самым обеспечил покровительство храма на все времена. Храм ждет тебя, его нетерпение разлито в воздухе. Поторопись, госпожа.
   – Да мы и так торопимся.
   – Когда доберетесь до места, встретите двух чудаков. Не причиняйте им зла. – Гном повернулся к Куланну:
   – Ты солдат, и очень хороший солдат. Они такие же. И потому вначале вы можете друг друга не понять. Они пригодятся вам, эти смешные рыцари несуществующего ордена. А потом обратите внимание на парящих птиц.
   – И ты о том же! – воскликнула Каэтана. – А что это значит, объяснить можно?
   – А кто из нас богиня? – прищурился гном. – Вы, бессмертные, просто обожаете туманные советы и предсказания.
   – Я за привычки других отвечать не собираюсь, так и знай! – категорически заявила она.
   – Я бы с радостью выполнил твою просьбу и растолковал все как можно яснее и подробнее, но поверь, что мы в Нордгарде знаем только то, что, добравшись до храма, хранитель должен искать парящих птиц, которые и укажут ему местонахождение талисмана. Вот так-то.
   – Ты не находишь, что с такими ориентирами мы долго еще будем искать камень?
   – Ты права. Но лучше это, чем вовсе ничего. Не капризничай. Я несколько дней тащился сюда по подземельям, старался перехватить вас еще в самом начале пути. Не вини меня в том, в чем моей вины нет.
   – Прости, я и не собиралась...
   – Король Грэнджер просил передать тебе, что гномы чувствуют приближение Мелькарта. Все обстоит так, как и многие тысячелетия назад, во времена, предшествовавшие Первой войне. В Хартуме снова объявились онгоны. В Эль-Хассасине пробудилось от сна древнее Зло, оно не то чтобы сродни Мелькарту, но в сражении с богами примет его сторону. А что будет после, нас не интересует. Если их не остановить сейчас, мы не доживем до тех времен, пока они начнут делить Арнемвенд.
   – Что это еще за древнее Зло? Не многовато ли?
   – Зла никогда не бывает много. Во всяком случае оно плодится так быстро, что то, что еще вчера казалось «много», сегодня вызывает ностальгическую грусть. А что касается Эль-Хассасина... Видишь ли Госпожа, в мире людей уверены, что его населяют хассасины-отступники, которые поклоняются Ишбаалу. И все думают, что Ишбаал – это другое имя Мелькарта, то, которое принято на Имане...
   – А на самом деле?..
   – Ишбаал и Мелькарт. – это одно и то же, но не единая суть: ну как тело и душа, как разум и чувство. Как твой друг Рогмо: человек и эльф, сын Аэдоны и одновременно Гаронман.
   – Я понимаю.
   – Это хорошо, потому что гномы, например, ничего не понимают. Мелькарт не может проникнуть на Арнемвенд, пока двенадцать существ, владеющих талисманом Джаганнатхи, по доброй воле не откроют ему проход, который есть только в одном месте: на Шангайской равнине... И это хорошо известно тебе и многим другим.
   – Я вижу, что жители Нордгарда хорошо осведомлены о делах целого мира.
   – Подземелье – это еще не темница, правда? И жители Нордгарда знают еще одну вещь: Мелькарт находится где-то, но иная часть его сущности – Ишбаал – здесь. Именно благодаря Ишбаалу Мелькарт способен влиять на события, происходящие на Арнемвенде: он внушает определенные мысли людям – и не только им. Даже гномы подвержены его влиянию. Огромное горе постигло королевский дом Нордгарда. Брат Грэнджера, наследник престола Элоах, нашел талисман Джаганнатхи, который хранился в королевской сокровищнице, в Дальнем Княжестве, и двинулся на Вард. А вот что происходило с ним дальше, мы почти не знаем. Но боюсь, что именно Элоах был тем гномом, который погубил твоего верного слугу – Деклу.
   – Великие боги! Вы и об этом знаете!
   – Нам приходится. Грэнджер послал меня к тебе заверить в том, что гномы были и останутся твоими союзниками. Твоими и твоих друзей.
   А еще я должен предупредить о том, что тебе не избежать столкновения со слугами Ишбаала или даже с ним самим. До тех пор пока ты с ним не справишься, Мелькарт будет во много крат сильнее. И потому тебя ждет дорога в Эль-Хассасин.
   – Ты меня утешил, достойный Раурал.
   – Я прислан сюда не для утешения, а только чтобы помочь тебе, великая, несчастная богиня. На твоих плечах груз ответственности за судьбы мира, а мир не хочет понимать, что он в опасности. Так уже было однажды. И другие боги заплатили такую же цену, какую теперь требуют от тебя.
   Мне нужно идти. Обратная дорога так же далека, как и путь сюда. А нам, гномам, предстоит еще много дел. Мы будем готовиться к войне – она уже не за горами. Мы поможем тебе, если сумеем... А вы отправляйтесь прямо к единственному острому пику – во-он там, даже ночью видно. Он называется Копье Арлона. Развалины храма находятся на полдороге к вершине. Удачи вам! А тебя, Гаронман, ждет радостная встреча.
   Гном поднялся с камня, на котором сидел, отряхнулся от несуществующей пыли, постоял немного, покачиваясь взад и вперед, а затем решительно зашагал, впечатывая свои огромные, не по росту, башмаки в белый камень скалы.
   Он ни разу не обернулся.
 
* * *
   С каждой милей, приближавшей отряд к храму Нуш-и-Джан, барон Банбери Вентоттен буквально молодел на глазах. Казалось, что он провел в этих местах всю свою жизнь. Он ехал уже впереди воинов, уверенно выбирая путь, и его целью была острая, копьевидная вершина, названная именем синеглазого детски-наивного старичка – первого хранителя талисмана, рыцаря храма Нуш-и-Джан, короля Ронкадора – Арлона Ассинибойна.
   Каэ некоторое время мялась, стесняясь задавать глупый вопрос, да и неважно было, в сущности, получишь ли на него ответ; но времени хватало, а дружеская болтовня всегда сокращала дорогу и никогда никому не мешала. Пересчитав про себя эти аргументы, она все же обратилась к барону с вопросом:
   – Дорогой Банбери, а почему Арлон Ассинибойн считается первым хранителем талисмана? Насколько я уяснила себе эту историю, храм Нуш-и-Джан существовал еще задолго до того, как он стал Великим магистром ордена хассасинов-хранителей. И талисман здесь находится с незапамятных времен.
   – И абсолютно правильно уяснили, дорогая госпожа, – согласился Вентоттен. – Просто король Арлон был первым, кого камень признал, у них возникло что-то похожее на дружбу – у Арлона и охраняемого им талисмана. Поэтому его и стали называть первым хранителем, как есть при дворе первый советник или первый министр.
   – Ну наконец-то я разобралась, – обрадовалась Каэ. – А то у меня с этими преданиями и тайнами сплошная путаница в голове.
   – Не удивительно, – пожал плечами барон. – А я вот все думаю, что это за рыцари объявились в храме, о чем это Раурал предупреждал?
   Как и водится в жизни, не успеешь задать вопрос об интересующем тебя человеке или просто вспомнить о нем, как он тут же появляется рядом, пусть даже ему положено быть на другом краю света. Так случилось и на этот раз.
   Они преградили дорогу в полутора милях от храма, как полагалось поступить рыцарям-хранителям, хоть это и было сущим безумием. Их было двое против целого отряда, но они не собирались сдаваться.
   Молодые, белозубые, красивые, они стояли посреди единственной тропы, ведшей в глубь узкого ущелья, сжимая в руках огромные двуручные мечи. Их латы сияли на полуденном солнце, волосы шевелились под легкими порывами ласкового, теплого ветра. Один из хранителей чем-то напоминал Магнуса – такой же светловолосый и синеглазый, а второй казался младшим братом га-Мавета. Может, он не был таким могучим, мускулистым, а главное, не было у него таких желтых пронзительных глаз, как у Бога Смерти; но смуглое удлиненное лицо молодого человека заставило Каэтану вспомнить об одноруком бессмертном.
   – Стойте, – громко и внятно сказал светловолосый. – И ни шагу дальше. Иначе мы вынуждены будем убивать.
   – Подожди, хранитель. – Каэтана подняла правую руку вверх. – Нам нужно попасть в храм Нуш-и-Джан. И мы просим вас о помощи. Пропустите нас, нам необходимо оказаться внутри.
   – Вам придется убить нас, прекрасная госпожа, – твердо произнес смуглый. – Никто из живущих не имеет права вступить в храм и посягнуть на покой талисмана, хранящегося в нем. Пока жив хотя бы один защитник, он должен препятствовать такому кощунству.
   – В чем же тогда смысл вашего служения? – искренне удивилась Богиня Истины. – Положим, вы не оставите нам иного выхода и мы пройдем по вашим трупам, но зачем тогда все это? Самопожертвование хорошо только тогда, когда оно к чему-нибудь приводит, когда, жертвуя собой, ты влияешь на дальнейший ход событий. И твоя жизнь является платой за что-то гораздо большее. А чего добьетесь вы?
   – Мы исполним свой долг!
   – Разве ваш долг заключается в том, чтобы препятствовать нуждающимся проникнуть в ваш храм?
   – Мы не можем позволить вам забрать талисман из храма – в этом наш долг. Возвращайтесь туда, откуда пришли.
   – Разговор зашел в тупик, – нетерпеливо молвил Куланн. – Госпожа, разрешите воинам... устранить это э-ээ... препятствие.
   – Нет, не разрешаю.
   – Ну-у а если здесь засада? – пробормотал Куланн. – Я не могу делать столько ошибок...
   – В данном случае ошибкой будет убить этих рыцарей. Во всяком случае, они – единственные, кто продолжает охранять храм. А это уже заслуживает уважения. Вспомни, что говорил Раурал.
   Звук, который издал Куланн, больше всего был похож на рычание Тода, у которого пытались отнять его любимую косточку.
   – Кто вы? – спросила Каэ у стоявших посреди дороги рыцарей, все так же угрожавших своими мечами конным сангасоям.
   – Я Могаллан, – ответил светловолосый. – А это мой кровный брат, Кобинан. Мы действительно последние хранители талисмана.
   В его голосе слышалась обреченность.
   – С нами Банбери Вентоттен из рода Ассинибойнов и король Рогмо – хранитель второй части перстня.
   – А сами вы кто, благородная госпожа?
   Каэ заколебалась было, но потом решила, что ложь, даже во спасение, большой пользы никогда не приносит, и спокойно объявила:
   – А я Кахатанна, Богиня Истины и Сути, повелительница Сонандана. Ну? Что вы решите, господа? Нужно ли нам прорубаться к цели нашего путешествия или мы можем заручиться вашей неоценимой помощью и поддержкой?
   – Мы в затруднении, – признался тот, кого звали Могалланом, после недолгого колебания. – Твое имя слишком славно и уважаемо в любом краю Арнемвенда, чтобы нашелся такой глупец или безумец, который хотел тебе помешать...
   – Надо же, – буркнул Барнаба. – А я таких знаю уже целую армию. Может, познакомить с ними мальчика, чтобы ему жилось веселее?..
   – Имя барона Вентоттена нам тоже известно, но он не исполнял свой долг, в то время когда прочие охраняли храм. И теперь мы не знаем, как относиться к его появлению: с опаской и настороженностью либо с радостью, как и надлежит приветствовать потомка Арлона Ассинибойна. И главное – мы все равно не знаем, где хранится камень...
   – Прекрасный конец, – сердито молвил Куланн. – Вот что, юноши, пропустите нас. Мы торопимся, и в случае нужды я не остановлюсь перед убийством.
   – В этом мы не сомневаемся, воин, – надменно сказал Кобинан.
   – Не хочется убивать этих упрямцев, – обратилась Каэтана к Барнабе. – Напичкали молодцев романтическими историями, а теперь как хочешь, так и выкручивайся. А главное – правы-то они.
   – С таким подходом, – сердито забормотал толстяк, – мы еще долго будем их уговаривать. Ты же все-таки богиня, прикажи им отступить.
   – У них другие понятия о чести и долге.
   – Прекрасные понятия, скажу я вам, – произнес у нее под ухом чистый и звонкий голосок.
   Она уже слышала его не так давно. Только тогда он перемежался с плеском волн.
   Милый старичок с пышной белой шевелюрой стоял чуть впереди нее, держа под уздцы Ворона. Просто никто не заметил, как он соткался из воздуха.
   – Горюшко вы мое, горе, – сказал великий магистр. – Я ведь только через озеро обещал перевезти. А теперь вон куда меня занесло. Хорошо, хоть вы тут столкнулись, потому что дальше меня храм не пустит.
   – Почему? – решила узнать Каэ.
   – А кто его знает? У него, голубчика, свои соображения. Да я бы и сам сюда не пришел, только мне мальчиков этих жалко до слез. Какая вы, дорогая Каэтана, ни есть умница, а ведь они упрямые, и вам придется согласиться со своим военачальником. И что тогда? Что тогда, я вас спрашиваю? – обернулся он уже к молодым людям. – Так что бросайте-ка вы эту глупость – друзьям угрожать – да помогите благородной госпоже. И внучка моего не обижайте, пришел все же. Экие вы... Быстрее давайте знакомьтесь и договаривайтесь. Мне к озеру пора: слышно, опять там воду мутят эти усопшие...
   – Спасибо вам, ваше величество, – склонилась Каэтана в седле. – Что бы мы без вас делали?
   – Что-нибудь. Делали же что-то и без меня. Вон как Катармана Керсеба разукрасили. – Лицо старичка . озарилось радостью. – И Баргу Барипада в лужу посадили. Вот уж много сотен лет, как меня по-настоящему на свете нет, и Пэтэльвена Барипада нет, и Чаршамбы Нонгакая. А вот как услышал о Баргином конфузе, даже на душе потеплело. Спасибо, благородная госпожа.
   – Да не за что, – пожала Каэ плечами. – Откровенно говоря, он сам напросился.
   – Ну, пошел я. Да, забыл сказать: как вы талисман разыщете да с оправой камушек наш соедините, так мне пора отбывать. Заждались меня на том свете. Поэтому прощайте все.