Она наблюдала такую картину и прежде. "Дыхание Чейн-Стока" - так называл его один из интернов в прошлом году, когда она впервые услышала его. Оно обычно случалось при комах, особенно вызванных обширными инсультами.
   Бедный мистер Додд! Вернулся уже через неделю после выписки. Она надеялась, что его последние дни в доме Морин были счастливыми. Она была уверена, что обе дочери теперь рады, что послушались ее. Иначе, если бы они поместили его в лечебницу для хроников и удар произошел там, они, вероятно, никогда не простили бы себе этого.
   Она поправила его одеяло и слегка пожала ему руку.
   В этот момент все и произошло.
   Внезапно мистер Додд поднялся на кровати с широко открытыми глазами. Левая сторона его лица была безжизненной, а правая, походившая на полумаску, выражала ужас. Он начал хрипло кричать своим беззубым, искривленным ртом:
   - Убирайтесь? Уходите от меня! Боже, спаси меня? Убирайтесь, убирайтесь, убира-а-айтесь!
   Пораженная и испуганная Кэрол, спотыкаясь, отошла от кровати как раз в тот момент, когда в палату влетела сестра.
   - Что случилось? Что вы сделали?
   - Н-н-ичего, - пролепетала Кэрол. - Я только дотронулась до его руки.
   Сейчас мистер Додд показывал на нее. Его глаза все еще были широко открыты, невидящим взглядом он смотрел прямо перед собой, однако его дрожащий палец указывал на Кэрол.
   - Уходите! Уходит-е-е!
   - Вам лучше уйти, - сказала сестра.
   Уговаривать Кэрол не было нужды.
   Голос мистера Додда преследовал ее на всем пути к лифту.
   - Убирайтесь! Убира-а-а-й-тесь!
   Наконец закрывшаяся дверь заглушила этот крик. Пока лифт спускался, потрясенную Кэрол не отпускала дрожь.
   Я только дотронулась до его руки.
   Когда она вышла на залитую солнцем стоянку служебных машин, она решила, что, может быть, сегодня сумеет заставить себя съездить в Толл-Оукс. Она хотела посетить кладбище вчера, но не нашла в себе мужества отправиться туда в дождь. Сейчас она чувствовала, что ей необходимо побыть рядом с Джимом, просто посидеть у его могилы и поговорить с ним, даже если он не может ей ответить.
   О Джим! Как мне жить без тебя?
   2
   Не по сезону теплый ветерок обдувал голые холмики Толл-Оукса. Там не разрешалось ставить пышные памятники. Только неброские гранитные плиты на могилах. Кладбище чем-то походило на Арлингтонское национальное кладбище. Кэрол нравился такой стиль. Если не приглядываться внимательно, она могла бы даже убедить себя, что гуляет по лужайкам огромного провинциального поместья.
   Найти могилу Джима было нетрудно. И так будет до тех пор, пока они не уберут цветы. Примерно в двадцати ярдах справа находилась еще одна могила. Там похоронили кого-то в тот же день, что и Джима.
   Кэрол непроизвольно остановилась, но затем заставила себя пойти дальше. Ей надо привыкнуть к таким посещениям, потому что она решила приходить сюда часто. Она не собирается забывать Джима. Если он ушел из этого мира, она сделает все, чтобы он остался жить в ее памяти и в ее сердце.
   Подойдя к могиле, она, потрясенная, отпрянула от нее. То, что она увидела, повергло ее в такой ужас, что она бегом бросилась назад к машине. Ей хотелось позвать на помощь, но никто бы ее не услышал.
   Хотя, нет. Есть человек, который отозвался бы на ее призыв о помощи. Она знала лишь одного человека, к которому могла обратиться.
   3
   - Посмотри! Видишь? Они мертвы. Все они завяли так, как будто пролежали много недель!
   Послеполуденное солнце согревало спину Билла, стоявшего над могилой Джима. Он снял ветровку, которую надел поверх своего облачения. На какое-то мгновение он перестал слышать голос Кэрол в попытке обдумать произошедшее. Она утром позвонила ему в панике и сбивчиво рассказала о могиле Джима. Он толком не понял, в чем дело, но успокоил ее обещанием, что приедет в Монро, как только освободится в приюте Святого Франциска.
   Прямоугольник дерна на могиле Джима был коричневого цвета.
   Билл поборол в себе желание сказать: "Ну и что?" - и попытался подстроиться под переживания Кэрол, которая пряталась за его спиной, боясь взглянуть на могилу.
   - Почему трава увяла, Билл? - спрашивала она. - Дай мне четкое, разумное объяснение, почему она увяла здесь, на этой могиле, и больше нигде, и я обещаю никогда больше не докучать тебе.
   - Может быть, неправильно положили дерн, и он высох, - ответил Билл.
   - Высох? Вчера весь день лило!
   - Тогда, может быть, он положен очень тонким слоем, и корни обрезаны. Знаешь, ведь это же целое искусство - правильно срезать дерн.
   - Ладно. Хорошо. Неужели ты действительно думаешь, что его неправильно срезали для могилы Джима и правильно для соседней? Похороны обоих состоялись в один и тот же день!
   - Может быть...
   - Боже, Билл! Даже если бы траву срезали и набросали ее на могилу, она все еще оставалась бы зеленой!
   Билл смотрел на засохшие коричневые былинки, торчавшие из земли, и вынужден был признать, что Кэрол права. Трава была мертва. Она выглядела так, будто из нее вытянуты все жизненные соки. Но каким образом это произошло? И почему? Почему именно здесь, в этом аккуратном прямоугольнике? Уж не опрыскал ли кто-то ее гербицидами? Но это бессмысленно. Кому бы вздумалось так поступить?
   Самым пугающим было то, что не весь дерн на могиле оказался засохшим, а только узкий прямоугольник, точно очертивший контуры находившегося шестью футами ниже гроба Джима. Кэрол об этом не упомянула. Может быть, не заметила. Билл не собирался обращать ее внимание на это. Билл повернулся и посмотрел на нее, увидел полные муки испуганные глаза. Он очень хотел помочь ей. Но как?
   - Кэрол, каких слов ты ждешь от меня?
   Самообладание покинуло Кэрол. Ее лицо исказилось, по щекам побежали слезы.
   - Я хочу, чтобы ты сказал мне, что он не был во власти дьявола и что есть разумное объяснение того, почему трава на его могиле мертва. - Она приникла к нему и зарыдала. - Вот и все, что я хочу! Ведь это не много? Ведь так?
   Билл нерешительно обнял ее и слегка похлопал по спине. Этот жест, вероятно, был неуместен, но на большее он не мог пойти, не мог осмелиться. Потому что прикосновение к Кэрол вызвало сладостную, но непозволительную истому во всем его теле, и тайные желания, терзавшие его в постели по ночам, бесстыдно оживали при свете дня. Он прижал ее к себе еще раз, а затем заставил себя отстраниться.
   - Да, ты просишь совсем немного, - сказал он, сурово посмотрев на нее. - Но меня удивляет, что ты вообще просишь об этом.
   - Знаю, знаю, - сказала она, опустив глаза. - Но после всего того, что эти ужасные люди говорили в воскресенье, когда я пришла сюда и увидела это... Мне просто не по себе.
   - Это странно, - сказал он, оглядывая, жухлую траву, - я уверен, что существует достоверное объяснение, и дьявол тут ни при чем.
   - Хорошо. Скажи мне, что это за объяснение.
   - Вернемся в машину, - предложил Билл.
   Ведя Кэрол обратно вниз по холму к машине, он полуобнял ее за плечи. Он не мог удержать себя от желания касаться ее. Во всяком случае, не мог в данный момент.
   В конце концов он отпустил ее, чтобы открыть для нее дверцу у пассажирского места.
   - Так что ты по этому поводу думаешь? - спросила она, когда он включил зажигание.
   Она страстно стремилась услышать его объяснение. Как ему хотелось, чтобы у него таковое было!
   - Я не знаю. Я не ботаник. Но наверняка ты лучше всех других знала, что Джим не был во власти дьявола или кого-то еще. Нам известно, что он был атеистом, но признать существование дьявола было для него так же неприемлемо, как признать существование Бога.
   - А как насчет волос на руках? Ты слышал, что они говорили об этом? Они назвали их "Знаком Зверя". Они утверждали, что это признак того, что в Джима вселился Сатана.
   - Джим был волосатым мужчиной. Волосатые кисти рук означают всего-навсего, что он родился с фолликулами в необычном месте. Только это, и больше ничего. Может быть, это генетическое свойство. Если он действительно был клоном Хэнли, то я могу держать пари, что у Хэнли тоже были волосатые руки.
   - И правда, - медленно произнесла Кэрол, - на старых фотографиях Хэнли выглядел очень волосатым.
   - Что я тебе говорил? Право же, Кэрол, вся эта ерунда о Сатане просто... ерунда, и ничего больше.
   Последовало молчание. Он оглянулся и увидел ее потрясенное лицо.
   - Билл! - воскликнула она. - Ты священник!
   Он вздохнул.
   - Я знаю, что я священник. Я провел последние десять лет, изучая богословие, изучая его очень глубоко, и, поверь мне, Кэрол, никто из католиков-интеллектуалов не верит в Сатану.
   Она улыбнулась. Печально.
   - Что-то не так? - спросил Билл.
   - Католики-интеллектуалы, - повторила она. - Слышу голос Джима.
   У Билла сжалось горло.
   - Я тоже. Он бы сказал: "Если сочетание таких контрастных понятий возможно".
   - О Боже, Билл! - произнесла она, рыдая. - Мне так его не хватает!
   - Знаю, Кэрол, - сказал Билл, чувствуя, как ей больно, деля эту боль с ней. - Так пусть он живет в тебе. Храни эти воспоминания.
   4
   С трудом взяв себя в руки, Кэрол продолжала:
   - Но когда ты сказал, что не веришь в Сатану, ты говорил почти как Джим.
   - Знаешь, мы с Джимом расходились во взглядах не столько на этику или мораль, сколько на их философскую основу. И мы оба были согласны с тем, что никакого Сатаны не существует. Говоря откровенно, я не знаю ни одного иезуита, который верил бы в Сатану. Есть Бог, и есть мы. Нет ни одного-единственного существа, которое олицетворяло бы собою зло и, скрываясь в мире, старалось заставить нас грешить. Это миф, выдумка людей, помогающая решить проблему зла. Зло в мире исходит от нас самих. - Он ткнул пальцем в свою грудь. - Отсюда.
   - А что же такое ад?
   - Ад? Ты можешь поверить в то, что где-то есть место, некое помещение или пещера, где собирают всех грешников и где их терзают демоны? Задумайся об этом, Кэрол.
   Она задумалась, и действительно, такое показалось ей неправдоподобным.
   - Это всего-навсего персонификация абстрактных понятий, - продолжал Билл. - Возможность дать людям за что-то ухватиться при решении сложных проблем. Вот так же дети легче усваивают постулаты веры, если их облечь в форму мифов. Когда мы говорим детям: "Не поддавайтесь дьявольским искушениям", на самом деле мы велим им противиться тому худшему, что в них есть.
   - Большинство взрослых тоже верят в эти мифы, держатся за них.
   Билл пожал плечами.
   - Когда дело касается религии, большинство взрослых остаются детьми. Они никак не могут согласиться с тем, что Сатана - всего лишь олицетворение того зла, которое сидит в них.
   - Но откуда оно в нас - это зло?
   - От слияния духа и плоти. Наша душа приходит к нам от Бога и хочет вернуться к нему. Наша плоть подобна дикому зверю, который стремится получить то, чего он хочет и когда он этого хочет, не заботясь о том, кто пострадает от его погони за желаемым. Жизнь есть процесс установления равновесия между этими двумя составными частями человека. Если душа берет верх, ей по окончании земной жизни разрешается вернуться к Богу. Если низменные стремления плоти растлевают душу, ей не разрешается вернуться к Богу. Вот, Кэрол, что такое ад. Ад - это не палящее пламя и демоны с вилами. Это состояние, когда ты лишен присутствия Бога.
   5
   Кэрол все еще пыталась переварить сказанное Биллом, когда они повернули на подъездную дорожку к особняку.
   - Я знаю, мои слова звучат как крамола, - признался Билл, - но в действительности это не так. Это просто иной взгляд. То, чему нас учат монахини в школах, безоговорочно принимается нами за чистую монету и застревает в голове на всю жизнь. Но по-настоящему взрослым людям необходимо богословие для взрослых.
   - Я стараюсь такой и быть, - сказала Кэрол.
   - Подумай, что за ерунда все эти сказки про Знак Зверя, Сосуд Сатаны или Врата для Сатаны. Даже если ты веришь в подобные выдумки, помни, что Господь не являет себя открыто - вот почему сохранить веру в Него может порой оказаться великим испытанием. Если бы Сатана существовал, как, по-твоему, не стал бы он тоже избегать явных проявлений? Потому что, если мы найдем доказательство существования абсолютного Зла - Сатаны, нам будет гораздо легче поверить в абсолютное Добро - в Бога. А это совсем не понравится этому дьяволу - Сатане, как ты думаешь?
   Кэрол не могла удержаться от смеха - впервые за неделю.
   - Ты излагаешь так понятно!
   - Наверное, потому что я слишком упрощаю. На самом деле все гораздо сложнее. Но я надеюсь, что простота помогает.
   - О да, очень помогает, можешь мне поверить.
   Кэрол воспряла духом. Теперь она знала: идея, будто Джим находится во власти дьявола, - глупый детский предрассудок. Страх, колебания - все это исчезло, и на смену им пришло чувство покоя.
   Спасибо Биллу.
   Но когда Билл открыл для нее дверь особняка и проводил ее внутрь, чувство благодарности вдруг сменилось приступом ярости.
   Ты, самодовольный ханжа и сукин сын!
   От неожиданности Кэрол даже споткнулась о ступеньку. Откуда взялась в ней эта злость?
   Она никогда не думала так о Билле! Почему ее вдруг обуяла ненависть к нему? Он просто пытался успокоить ее, сделать все, что мог... Нет, он хотел произвести на нее впечатление, поразить своей псевдоинтеллектуальной болтовней, продемонстрировать свое превосходство, показать, что он выше ничтожных страхов, которые обуревают жалких людишек, вроде нее. Чванливый, уверенный в своей правоте фарисей. Такой чертовски недосягаемый! Думает, что он неуязвим для греховных соблазнов и плотских желаний! Она покажет ему!
   Кэрол не понимала, почему ее вдруг охватила такая злоба. Это было дикое, чуждое ей чувство, вызывавшее в ней желание вцепиться ногтями в голубые глаза Билла, сломить его, унизить, облить презрением, растоптать, втянуть его в трясину ненависти к себе самому и заставить барахтаться в ней, ткнуть его туда лицом, утопить в ней!
   Как только он вошел в холл, она закрыла за собой дверь. В ней внезапно вспыхнул всепожирающий огонь желания.
   - Поцелуй меня, Билл, - попросила она.
   Он недоуменно посмотрел на нее, страшась поверить, что не ослышался. Один голос внутри ее взывал: "Нет, я совсем не то хотела сказать". Но другой, гораздо более громкий, заглушал его, крича: "Именно это! И даже больше!"
   6
   - Кэрол! - проговорил Билл, вглядываясь в ее лицо. Оно изменилось, казалось, игра света и тени придала ему странное, почти враждебное выражение. - С тобой все в порядке?
   - Разумеется. Я просто хочу тебя. Прямо сейчас. Прямо здесь.
   - Ты что, сошла с ума?
   - Никогда я не была в здравом уме больше, чем сейчас, - ответила она, не спуская с него шального взгляда блестящих глаз и стягивая с себя свитер.
   - Прекрати!
   - Ты так говоришь, но на самом деле мечтаешь о другом, - сказала она, улыбаясь. - Ты хотел меня еще со времен средней школы, ведь так? А я хотела тебя. Как ты думаешь, разве мы недостаточно долго ждали?
   Она завела руки за спину и принялась расстегивать бюстгальтер.
   - Кэрол, прошу тебя!
   Когда бюстгальтер расстегнулся, она сбросила его прямо на пол. У Билла при взгляде на ее голую грудь пересохло во рту. Ее груди не были большими, тяжелыми, как он видел в журналах для мужчин, которые регулярно конфисковывал у мальчиков. Они были округлые и упругие, с розовыми сосками, и совсем рядом с ним, протяни руку - и дотронешься.
   - Кто об этом узнает? И кого это огорчит? - убеждала она его, распуская длинные волосы по плечам. Она схватила несколько светлых прядей и принялась щекотать ими груди, пока соски не отвердели и не напряглись. И Билл почувствовал, как его конечная плоть тоже отвердела и напряглась. - После стольких лет не в долгу ли мы друг перед другом, как ты думаешь? Хотя бы этот единственный раз?
   - Кэрол...
   - Ну же! Мы в свое время не довели дело до конца, ведь правда?
   Билл закрыл глаза. Сказанное Кэрол было так соблазнительно! Казалось, она прочла мысли, таившиеся в самых сокровенных уголках его сознания. В некотором смысле это действительно было чем-то незаконченным, призраком прошлого, которое будет преследовать его вечно, если он не сделает ничего, чтобы изгнать его. Всего лишь один раз - с Кэрол, его первой любовью. Что может быть идеальнее? Как чудесно было бы дать волю горячей волне желания, зародившейся у него в паху и охватывающей все его существо! Только один этот раз, а потом он навсегда откажется от нее и беспрепятственно отдастся своему призванию.
   Открыв глаза, он замер от ужаса. Она сняла джинсы и трусики и стояла перед ним совершенно обнаженная. Она была прекрасна! Так прекрасна! Его глаза остановились на светло-каштановых волосах на лобке. Он никогда раньше не видел совсем нагую женщину, даже на фотографии, а сейчас перед ним была обнаженная женщина во плоти, и не кто-нибудь, а Кэрол.
   - Ну же, - улыбнулась она ему и придвинулась ближе. Она взяла его руку и положила ее себе на грудь. Он чувствовал, как набухает сосок под его ладонью. - В память о прошлых днях.
   Только один раз! В конечном счете, что случится, если он только один раз нарушит обет целомудрия? Он попытался опровергнуть соблазнительную мысль, но разум в этот момент, похоже, плохо слушался его.
   Она разжала его руку и опустилась перед ним на колени.
   Только один раз! В конце концов, какое это имеет значение, по большому счету?
   7
   Его решимость таяла. Она чувствовала, стоя на коленях перед ним и пробегая пальцами по вздувшейся ширинке его брюк, что сопротивление этого высокомерного подонка вот-вот будет сломлено. Ее захлестнула волна восторга. Она почувствовала себя сильной, могущественной, способной покорить весь мир. Это ощущение было сладостнее самых утонченных сексуальных наслаждений, самого полного оргазма, когда-либо пережитого ею.
   Она потянулась к "молнии" на брюках Билла. Стоит ей прикоснуться к его мужскому естеству, и он будет принадлежать ей. Она знала это. Тогда у него не останется пути для отступления.
   Она улыбалась.
   Совсем немного надо, господин иезуит, чтобы осквернить душу низменными желаниями плоти.
   Внезапно Билл, шатаясь, сделал два шага назад. Лицо его пылало, на нем была написана мука. Капли поты выступили на лбу и верхней губе.
   - Нет!
   Он произнес это слово тихо, хриплым, исполненным страдания голосом. И тут же Кэрол показалось, что раскаленный гвоздь вонзился в низ ее живота. Вожделение, внезапно завладевшее ею, оставило ее. Все поплыло перед глазами, стены особняка наклонились, готовые раздавить ее.
   И боль, адская боль возникла внутри.
   Билл отвернулся от нее. Он говорил торопливо, задыхаясь, обратясь лицом к противоположному концу холла:
   - Кэрол, прошу тебя! Не знаю, что на тебя нашло, но это нехорошо!
   Боль усилилась, но она с трудом проговорила:
   - Это любовь. Это страсть. Есть ли что-либо более естественное?
   - Правильно, - отвечал он, по-прежнему стоя к ней спиной, - но я давал обеты, Кэрол, и один из них был обет целомудрия. Ты можешь оспаривать разумность и полезность этого обета, рассуждать о его целесообразности и нецелесообразности, и, поверь, я слышал множество доводов "за" и "против", но факт остается фактом - я дал эти обеты добровольно и собираюсь соблюдать их.
   Боль заставила Кэрол лечь на пол. Ей казалось, что внутри ее что-то разрывается.
   - Но услышать такое от тебя, Кэрол! Не понимаю, как ты могла! - Голос его постепенно зазвучал спокойнее и ровнее. - Даже если ты думаешь, что мои обеты - глупость, ты знаешь, что они значат для меня. Почему ты пытаешься заставить меня нарушить их? Особенно сейчас, когда Джим еще не успел остыть в своей...
   Он обернулся взглянуть на нее.
   - Боже! Что случилось?
   Она почувствовала что-то горячее и мокрое между ногами, посмотрела туда и увидела обильно струящуюся кровь. Комната закружилась вокруг нее. А боль стала невыносимой.
   - Помоги мне, Билл, я, кажется, умираю!
   Глава 20
   1
   - Вы действительно находите утешение во всех этих статуэтках и безделушках?
   Грейс посмотрела на мистера Вейера с благодарностью и в то же время с опаской. Он кончал приклеивать голову архангела Гавриила к его туловищу. Брат Роберт в другом конце гостиной составлял из черепков большую статую Мадонны.
   Если бы вы пережили в прошлом то, что пережила я, подумала она, вы пытались бы найти утешение всюду, где возможно!
   - Утешение, - повторила она. - Да, это хорошее слово. Да, они приносят мне утешение. Так же как вы оба сегодня.
   Брат Роберт не прислушивался к их разговору, но мистер Вейер посмотрел на нее своими ярко-голубыми глазами. Грейс неудержимо тянуло к этому человеку. Никаких грязных мыслей. Ничего такого. Он, вероятно, лет на десять старше ее и охотно рассказывал о своей жене, к которой, очевидно, был очень привязан. В теплом чувстве, которое он вызывал у нее, не было ничего греховного. Просто его присутствие порождало у нее ощущение покоя и безопасности, а после ужаса вчерашней ночи Господь знает, сколь драгоценной стала для нее безопасность.
   - Вам, наверное, было очень страшно, - сказал он, - и я подумал, что вы не захотите оставаться одна.
   - Конечно. Но как вы догадались?
   - Я позвонил по телефону или, вернее, пытался позвонить, чтобы узнать, как вы себя чувствуете после воскресенья. Но телефон был испорчен. Вот я и пришел, и узнал от управляющего о взломе.
   Она не в состоянии была оставаться здесь прошлой ночью. Молодой полицейский оказался столь любезен, что отвез ее в дом Мартина. Ее рассказ привел в ужас его и брата Роберта. Они устроили ее в одной из свободных спален. Но даже с наступлением ясного, солнечного дня она не могла заставить себя вернуться в свою квартиру.
   А днем в старинном доме появился мистер Вейер. Он предложил проводить ее домой. Управляющий сменил, замок на двери и Пообещал найти лишний телефонный аппарат, чтобы дать ей его на время, пока телефонная компания не заменит разбитый грабителем.
   - Почему вы помогаете мне приводить в порядок мои вещи, если вам они представляются игрушками глупой женщины?
   - Сомневаюсь, что вам хорошо известно, что мне представляется, ответил мистер Вейер. В голосе его не было враждебности. Тон оставался бесстрастным - простая констатация факта.
   - Я убеждена, что вы не разделяете нашей веры, - сказала Грейс осторожно. Она хотела вызвать его на откровенность, потому что он ее заинтриговал.
   - По-моему, я сказал об этом со всей ясностью.
   - Так почему вы все время возвращаетесь к нам, Избранным? И почему вы здесь сегодня? Я очень благодарна вам за ваше присутствие, но наверняка в пятницу у вас есть дела поважней, чем помогать мне приводить в порядок мою квартиру.
   - В данный момент у меня таких дел нет, - улыбнулся он. - А что касается того, почему я все время прихожу к тем, кто называет себя Избранными, то я и сам толком не знаю. Но ваша религиозная община...
   - Она не моя, - поспешила поправить его Грейс, так как ни в коем случае не хотела нести ответственность за то, что произошло с бедным Джимом. Она посмотрела на занятого делом монаха. - Это община брата Роберта.
   - Я имел в виду по общности идей. Но это не важно. Похоже, в эту крошечную общину католиков входят все, кому известно о возвращении... - Он умолк.
   - ...Антихриста, - продолжила она, - Сатаны?
   Это слово, казалось, раздражало его.
   - Да, да, если вам угодно какое определение. Так вот, меня тянет в эту общину. Мне кажется, что тот, кто в конце концов выступит против угрозы, принадлежит к Избранным. - Он внимательно посмотрел на нее. - Быть может, это будете вы.
   Это предположение испугало Грейс. Она чуть не выронила обломок скульптуры Младенца, который держала в руках. - О Боже! Надеюсь, что нет!
   - Я тоже, ради вашего же блага. - Он помолчал, а потом продолжил: - Как тут не подумать, не связан ли налет, совершенный прошлой ночью, с тем... с вашей миссией.
   Похолодев, она спросила:
   - Вы думаете, что кто-то именно мне хотел причинить зло?
   - Только пустое предположение, - ответил он, взмахом руки словно отгоняя эту мысль. - Я не собираюсь пугать вас. - Он поднял склеенного архангела. - Вот. Клей закрепился. Где он должен стоять?
   Но сказанное Вейером не давало Грейс покоя. А что, если это был не грабитель? Что, если он ждал ее с единственной целью - убить? Неужели для нее уже наступило время Страшного Суда, и она должна заплатить за все те жизни, которые погубила в прошлом?
   Нет! Этого не может быть! Ее час еще не пробил! Ей было отпущено слишком мало времени, чтобы полностью искупить свою вину. Неужели она обречена на вечные муки в аду?
   Как раз в этот момент раздался сильный стук в дверь, и она в страхе вздрогнула.
   Мистер Вейер поднялся со своего места.
   - Я посмотрю.
   Когда он открыл дверь, за ней оказался Мартин. Молодой человек подозрительно оглядел мистера Вейера.
   - А что вы здесь делаете?
   - Просто помогаю, - ответил тот с усмешкой. Задиристый тон Мартина позабавил его.
   Мартин повернулся к Грейс: