Страница:
Что ему взбрело в голову?
Его отец, Иона, не имеет никакого отношения к тому жуткому происшествию. Он, конечно, странный человек, холодный, отстраненный, замкнутый - разве Джим долгие годы безуспешно не пытался сблизиться с ним? но он не маньяк-убийца.
На самом деле Иона больше чем замкнут, он, черт возьми, почти непознаваем. Возможно, ма имеет какое-то представление о том, что творится за этой непроницаемой гранитной оболочкой; он, Джим, - нет. И вовсе не уверен, что хочет это узнать, потому как чертовски вероятно, что открывшееся ему не понравится. Хотя Джиму никогда не доводилось быть свидетелем проявления жестокости со стороны Ионы, он чувствовал, что именно эта черта доминирует в характере его приемного отца. Это всплыло на поверхность однажды, когда Джим учился в старших классах в школе. Во время матча, отбирая мяч у центрального защитника противника, он сломал ему руку. Дома Джим со стыдом признался, как приятно ему было слышать хруст ломающейся кости, и тогда Иона, до той поры безразличный к футболу, стал с живым интересом слушать его и расспрашивать о подробностях.
После этого Иона не пропускал ни одной игры.
Однако в семейных отношениях недостаток теплоты и сочувствия он восполнял надежностью. Иона обладал богатым жизненным опытом, был трудолюбив, умел обеспечить семью. Он никогда не направлял приемного сына в выборе пути, предоставляя ему самостоятельно принимать решения. Он вел себя скорее как опекун, а не как отец. Джим не мог сказать, что любит приемного отца, но он безусловно считал себя обязанным ему.
Джим уже собрался вернуться в дом, но увидел в углу стальной лапчатый лом. Когда он взял его и взмахнул им над головой, он понял, что это самое подходящее орудие. Не именно этот лом, но такой же. Он был уверен, что ничего не найдет, но все же осмотрел загнутый конец лома и улыбнулся про себя.
А как я поступлю, если обнаружу запекшуюся кровь и кусочки кости?
- Вроде будет непросто измерить комнату такой штукой, - послышался за его спиной низкий голос.
Джим с бьющимся сердцем резко обернулся. Силуэт в дверях почти точно напоминал высокую худощавую фигуру того, кто спас их в тот понедельник.
- Папа! Ты меня ужасно испугал!
Иона вошел в гараж. Его скупая улыбка выглядела невеселой, а глаза сверлили Джима.
- Что это ты так подскочил?
- Ничего. - Джим быстро сунул лом обратно в угол, надеясь, что сумел скрыть смущение. - Где ты хранишь рулетку?
Иона протянул руку к ящику с инструментами и вытащил оттуда пятифутовую рулетку.
- Там, где всегда. - Он махнул рукой в сторону двери. - Лучше пойдем, женщины ждут нас.
- Пошли.
Джим шел к входной двери первым и думал о том, какой он псих, что это дело все еще не дает ему покоя. Мать ведь сказала ему, что Иона весь вечер сидел дома, а лом оказался совершенно чистым. Что еще нужно?
Ничего. За исключением того, что лом был слишком чистым. Все другие инструменты в гараже за зиму покрылись тонким слоем пыли... кроме лома. На его шестиугольной рукоятке не было ни грязи, ни смазки, как будто кто-то пару дней назад тщательно протер ее.
Джим решил больше не думать об этом.
4
Джим открывал чугунные ворота, а Кэрол с переднего сиденья машины смотрела на особняк Хэнли, поднимавшийся за высокой каменной оградой. Прутья ворот высотой в восемь футов были украшены у основания орнаментом и угрожающе заострены вверху. Открывшийся взору дом был прекрасен. Она и не мечтала, что когда-нибудь будет жить в таком. Когда Джим вернулся в машину и въехал во двор, дом предстал во всем своем великолепии, и у Кэрол снова, как вчера, перехватило дыхание.
- Какой красивый! - воскликнула Эмма, сидевшая сзади.
Иона, находившийся с ней рядом, промолчал, но Кэрол и не ожидала от него громогласных восторгов. Она упивалась представшим перед ней видом большого трехэтажного особняка в смешанном стиле - итальянском и Второй империи, - уютно расположившегося среди ив и сосен на фоне глади пролива Лонг-Айленд.
Черепица была кремового цвета, а деревянная отделка и крыша мансарды темно-коричневого. Четырехугольная башня в пять этажей поднималась над передним портиком. Окна третьего этажа и эркеры по сторонам дома украшал освинцованный орнамент в виде цветов и фруктов. И наконец, картину довершало полукруглое окошко над входной дверью.
Кэрол поднялась по трем ступенькам к портику, где справа висела на цепях плетеная скамейка-качели, а слева стояли плетеные стулья. На стеклах стройных фонарей по обе стороны входной двери были выгравированы грациозные журавли и гнущийся на ветру тростник.
Эмма осталась на подъездной дорожке и рассматривала дом.
- Пошли, ма, - позвал ее Джим.
- Обо мне не беспокойся, я, как всегда, переплетусь сзади всех.
Кэрол остановила Джима взглядом.
- Я не стану ее поправлять, не бойся, - прошептал он.
За массивной дубовой дверью открылся узкий холл, уставленный напольными лампами и растениями в кадках на низких столиках. Кэрол потратила большую часть предыдущего дня, поливая жаждущие влаги плющи и пальмы. Справа наверх и в глубь дома вела лестница, покрытая дорожкой, в начале каждого марша прикрепленной к полу бронзовыми прутьями. Слева стояла резного ореха вешалка с зеркалом, предназначенная для шляп и зонтиков.
- Обратите внимание на первую гостиную, - сказала Кэрол, ведя их направо.
- О Боже! - ахнула Эмма, останавливаясь на пороге. - Она так... так...
- Набита, - подсказал Джим. - По-моему, это подходящее слово.
- Настоящий викторианский дом всегда набит, - заявила Кэрол.
Обследовав дом, она пришла к выводу, что Хэнли не пожалел ни сил, ни денег, чтобы вернуть ему пышный стиль былой эпохи. Полосатые обои, цветастые ковры, лампы с кистями, кружевные чехлы на каждом стуле и многоярусные этажерки с растениями по углам. Эркер представлял собой настоящие джунгли. Стены были увешаны картинами и старыми фотографиями. На всех возможных поверхностях - столах, американском органе и на каминной полке из каррарского мрамора - лежали открытки, стояли шкатулки, безделушки и сувениры. Горничной такое могло присниться только в страшном сне!
- Заявляю, что моя метелка из перьев не продержится здесь и дня, сказала Эмма.
- Пойдем, пап, я покажу, тебе библиотеку внизу, - позвал Джим.
- Внизу? Ты хочешь сказать, что здесь не одна библиотека?
- Две. Наверху что-то вроде научной библиотеки. Но нижняя богаче.
- Кому нужно несколько библиотек? - спросил Иона, возвращаясь вслед за Джимом в холл.
- Подожди, ты еще не видел стерео.
А Кэрол сказала Эмме:
- Подождите, вы еще не видели кухню.
- Боже правый, надеюсь, она не такая... как это?.. аутентичная, как гостиная?
Кэрол рассмеялась и повела ее через холл.
- Никакого сравнения!
Кухня была просторной, с двойной электрической плитой, большим холодильником и морозильником. Часть пола покрывала плитка, другую сосновые дощечки. В центре кухни стоял массивный прямоугольный дубовый стол шести футов длиной на ножках в виде звериных лап.
Кэрол и Эмма встретились с мужчинами в столовой, которая поражала яркими витражами в окнах.
- Кто мог подумать, что наш сын станет владельцем такого дома? проговорила Эмма, сжимая руку Ионы. - А это только первый этаж.
- Вот что я хочу вам сообщить, - объявил Джим. - Я решил поделиться с вами своим наследством.
Эмма в удивлении широко раскрыла глаза.
- О Джимми...
- Нет, я в самом деле этого хочу, - прервал ее Джим. - Я никогда не смогу отплатить вам за все то, что вы для меня сделали, но я хочу, чтобы вы жили в комфорте и не должны были думать об увольнениях, налогах и, обо всяком таком. Я даю вам миллион долларов.
Эмма расплакалась. Кэрол ласково обняла ее за плечи. Они с Джимом обсуждали это прошлым вечером. Он надеялся получить ее одобрение, и она поддержала его. Как бы она хотела, чтобы и ее родители были живы и разделили с ними щедрый дар Хэнли.
Джим продолжал:
- Папа, ты можешь оставить работу и бездельничать, если хочешь.
Иона мгновение смотрел на них обоих, потом медленно проговорил со своим южным акцентом:
- Ты очень щедр, сын, и, конечно, будет приятно не думать о том, что могут уволить, но, полагаю, я не брошу работу. Мужчина должен работать.
- По крайней мере, ты можешь заняться более седативной работой, сказала Эмма.
- Надо сказать "сидячей", ма.
- Я так и сказала. Такой, где он сможет сидеть спокойно и не надрываться.
- Пока что я останусь на прежнем месте, - твердо произнес Иона. - Если никто из вас не против.
Кэрол кольнул сарказм в его ответе, но раздражение тут же заглушило чувство отвращения при мысли о том, чем именно занимается Иона, и осознании того, что эта работа ему слишком нравится, чтобы он оставил ее.
Глава 7
Суббота, 2 марта
1
Слон и ферзь Никки загнали его короля в западню, но Билл считал, что нашел выход. Он сделал такой ход оставшимся конем, что тот представлял потенциальную угрозу ферзю Никки.
- Твой ход.
- Не подгоняйте меня, - сказал мальчик. - Здесь надо подумать.
Прошло пять дней с того ужасного инцидента в понедельник вечером. При глубоком вдохе Билл все еще чувствовал острую боль между ребрами, там, где его били ногами, но он был в состоянии исполнять свои обязанности. Все поверили истории о том, как он поскользнулся на льду. Его физическое состояние постепенно улучшалось, но душевное... Ему казалось, что оно никогда не придет в норму.
"БОЙНЯ В ВИЛЛИДЖЕ" - так это назвала "Дейли нъюс". Шесть трупов четыре в середине квартала и еще по одному в начале и в конце. Каждая жертва убита одним сокрушительным ударом по голове. Полиция приписывала это "разборкам хиппи из-за наркотиков", поскольку обнаружила, что все жертвы находились под действием амфетамина.
Жертвы! Какая ирония судьбы! Мы едва не стали их жертвами, и возможно, они хотели сделать с нами то, чем кончили сами.
И все же Билл не находил себе места. Хотя он и не мог ничем помочь полиции раскрыть преступление, он чувствовал себя плохо, скрывая свою связь со случившимся. Билл твердо верил, что все в жизни должно быть на виду, открыто и честно. Он знал, что это недостижимый идеал, над которым будут смеяться, но, именно руководствуясь им, он хотел прожить свою жизнь.
Однако его мучил еще один вопрос. Кто их спаситель? Почему он помог им? Какой-то современный линчеватель - общественный страж порядка? Или человек, которому просто нравится убивать? Или и то и другое?
Билл пытался отмахнуться от этих вопросов. Он слишком устал бороться с ними. В любом случае на них не найти ответа. По крайней мере, ему. Последнее время он спал меньше, чем обычно. Образ Кэрол, дразнящий, соблазнительный, не покидал его мыслей и слишком возбуждал, чтобы он мог заснуть.
Этому надо положить конец!
Билл с трудом вернулся к своей еженедельной шахматной партии с Никки.
- Есть человек, с которым я хочу тебя познакомить, - сказал Билл.
- Кто такой?
- Впервые обратился к нам, хочет усыновить мальчика.
Никки не поднял глаз.
- Это бесполезно.
- Мне кажется, эта пара как раз для тебя. Их фамилия Кэлдер. Он второй профессор в Колумбийском университете, а его жена - писательница. Им не нужен младенец. Они ищут толкового мальчика до двенадцати лет. Я подумал о тебе.
- А вы сказали ему, что моя голова похожа на грейпфрут, на котором слишком долго посидели?
- Прекрати! Думаю, им это безразлично.
По крайней мере, они так сказали, когда Билл говорил с ними. Это была молодая, солидная, образованная пара. Они прошли собеседования, проверку домашних условий и имели соответствующие рекомендации. Они сказали, что их больше интересует, что в голове у их будущего ребенка, чем то, какой она формы.
- Избавьте нас обоих от лишних забот и найдите им кого-нибудь еще, сказал Никки и сделал ход ферзем. - Шах.
Билл переставил своего короля на одну клетку влево.
- Ни в коем случае. Ты - то, что им надо, мальчик. Эту пару не отпугнут твои выходки в духе Линна Бельведера.
Никки, все еще не поднимая глаз, спросил безразличным тоном:
- Вы вправду думаете, что эти люди могут меня взять?
- Мы узнаем это, только когда вы познакомитесь.
- Ладно.
Всего одно слово, но Билл услышал в нем надежду.
Никки склонился над доской, изучая позицию и в задумчивости ковыряя угри на лице. Затем он выбросил вперед руку, взял с другого конца доски слона, поставил его и, подняв глаза, усмехнулся:
- Мат! Вот!
- Черт побери! - пробормотал Билл. - Надеюсь, профессор Кэлдер хорошо играет в шахматы. Кто-то должен научить тебя вести себя поскромнее. И перестань ковырять лицо, иначе этот угорь превратится в прыщ, если будешь его трогать.
- Он называется комедон, черный угорь, - сказал Никки. - Маленькие белые называются "закрытыми", а черные - "открытыми". Множественное число от них "комедоны".
- Точно?
- Да, это латынь.
- Я несколько знаком с этим языком, но никогда не знал, что ты специалист по угрям.
- По комедонам, с вашего разрешения, святой отец. Как мне не быть специалистом! У меня их полно. Можно сказать: "Имею комедоны, следовательно, существую".
Громкий смех Билла оборвала острая боль между ребрами. Но на душе у него было тепло. Он любил этого парнишку и был уверен: Никки станет прекрасным добавлением к семье Кэлдеров.
2
- О Боже!
Это был голос Кэрол. Джим бросился в нижнюю библиотеку.
- Что случилось?
Она сидела в большом темно-зеленом кресле с широкими, как столики, подлокотниками, в котором казалась очень маленькой. Но в нижней библиотеке Хэнли, с ее высоким потолком и бесконечными рядами книг, все казались меньше ростом.
- Только посмотри! - показала она на страницу в книге у себя на коленях.
Джим опустился на колени рядом с ней. Книга, по-видимому, представляла собой университетский ежегодник. Джим посмотрел на черно-белую фотографию, на которую указывала Кэрол. Это была фотография черноволосого юноши со старомодной прической и пробором посредине головы, с внимательными глазами, квадратной челюстью и немного торчащими ушами. Под снимком стояла подпись: "Родерик С. Хэнли".
Джим впервые видел фотографию Хэнли в молодом возрасте, да и вообще он до сих пор не видел ни одного его фотоснимка.
- И что?
- Ты разве не видишь?
- Не вижу чего?
- Коротко подстриги себе волосы и бакенбарды, и на этом фото - ты!
- Брось!
Кэрол вынула свой бумажник и вытащила из него снимок. Он был цветной маленький отпечаток их свадебного фото, того, что висело у них в спальне. Она положила его рядом со старой фотографией Хэнли.
Джим ахнул. Сходство оказалось поразительным.
- Мы как будто близнецы! Интересно, он играл в футбол? - А если играл, нравилось ли ему ломать руки и ноги противникам?
- Здесь об этом не говорится.
- Значит, вероятно, не играл.
- Так, - сказала Кэрол, - мы пока не знаем, кто была твоя мать, но, судя по этому снимку, ты вылитый Хэнли. Если прежде были какие-то сомнения, он ли породил тебя, теперь о них можно навсегда забыть.
- Вот это да! - раздался чей-то возглас.
Джим поднял глаза и увидел Джерри Беккера, наклонившегося через подлокотник с другой стороны кресла. Джим прикусил язык. Беккер слонялся по дому весь предшествующий день и появился здесь утром, вскоре после того, как они с Кэрол сюда приехали. Джим собирался выпроводить его, но Джерри заявил, что готовит "очерк" о Джиме для "Экспресс" и что ему нужно побольше биографического материала. Мысль о таком очерке понравилась Джиму. Возможно, его распространят телеграфные агентства. Может быть, очерк увидит его мать и свяжется с ним. И еще это может сделать ему рекламу, и какой-нибудь издатель, глядишь, решится взять его новый роман.
Кто знает? Возможно, так и получится. Но если для этого требуется каждый день общаться с Беккером, стоит ли игра свеч? Беккер и так днюет и ночует у них.
- Точно две горошины в одном стручке, - сказал Беккер. - Когда я работал в "Триб...
- Ты, по-моему, был наверху, - перебил его Джим, стараясь скрыть раздражение.
- Верно. Но я спустился, чтобы узнать, чем вы так взволнованы. - Он показал на фото в ежегоднике. - Вот что, если вы найдете экземпляр твоего ежегодника... какого это колледжа?
- Стоуни-Брук, выпуск шестьдесят четвертого.
- Да, Стоуни-Брук. Мы сможем поместить эти фото рядом в газете. Получится здорово. Как вы думаете, вам удастся найти ежегодник Стоуни-Брука, где есть фото Джима, Кэрол?
- Поищу, когда приду домой, - ответила Кэрол.
- Обязательно найдите, ладно? Я задумал грандиозный очерк, по-настоящему грандиозный!
Джим перехватил взгляд Кэрол, молившей спасти ее от этого назойливого типа. Он знал, как ей противен Беккер.
- Пошли, Джерри, вернемся в верхнюю библиотеку.
- Идем. Не забудьте, Кэрол. Я завтра вам напомню, ладно? Или сегодня попозже, когда вы оба вернетесь домой?
- Я сама скажу вам, Джерри, когда найду фото, - проговорила она с такой вымученной улыбкой, что лучше бы она вовсе не улыбалась.
3
Противная баба! - думал Беккер, поднимаясь по лестнице вслед за Джимом. Жена Джима воображает, что ее дерьмо не воняет. Подумаешь, важная персона. Всего лишь провинциальная бабенка из захолустного городишка на Лонг-Айленде, мужу которой вдруг повезло. Большое дело!
Джерри держал все это в себе. Он должен был сохранять добрые отношения с Джимом, пока не получит все, что ему нужно для его очерка. Да, очерк о Джеймсе Стивенсе, неожиданном наследнике состояния доктора Родерика Хэнли, с эксклюзивным интервью непризнанного сына знаменитого ученого - одного этого достаточно для сенсации.
Но Джерри чуял: здесь кроется нечто большее, чем еще одна история типа "из грязи в князи".
- Ладно, - сказал Стивенс, когда они вернулись в верхнюю библиотеку. Продолжим оттуда, на чем остановились.
- Конечно, - отозвался Джерри. - Давай.
Остановились они ни на чем. Стивенс искал мамочку, а Джерри помогал ему. Отнюдь не из глубокой симпатии к Стивенсу, а потому, что это очень много прибавило бы к портрету его героя и здорово оживило бы очерк.
Но на самом деле Джерри искал чего-нибудь "жареного". Хэнли, известный в научных кругах как новатор, чьи изобретения имели коммерческий интерес, оставался в большой мере загадкой и всегда избегал интервью. Поскольку Хэнли прожил жизнь холостяком и все время проводил в обществе доктора Эдварда Дерра, Джерри заподозрил в нем гомосексуалиста. Конечно, он был отцом Стивенса - два фото, которые он только что видел, не оставляли в этом сомнений, - но, возможно, Хэнли лишь на короткое время изменил свою сексуальную ориентацию. Или, может быть, он был двустволкой? Нюх Джерри подсказывал ему, что в частной жизни Родерика Хэнли скрывалось что-то необычное и скандальное. Ему надо было только найти парочку "жареных" фактов, и его очерк станет по-настоящему сенсацией.
Такой очерк, попав в сообщения агентств, вызволит его из провинциальной ямы вроде "Монро экспресс" и вернет обратно в главное русло журналистики. Может быть, в "Дейли ньюс" или даже в "Таймс".
Джерри уже бывал в главном русле. Более молодые ребята, такие как Стивенс, моложе его всего на несколько лет (но сейчас это равнялось поколению), довольствовались онанизмом вроде сотрудничества в местном листке и сочинением романов в свободное время, внося свою лепту в "великую американскую литературу". Но это было не для Джерри. Единственное, чем стоит заниматься, считал он, это репортаж. Джерри уже был на пути к успеху в "Трибьюн" и, хотя жил на четвертом этаже без лифта, медленно продвигался по службе, занимаясь тем, чем хотел. Затем "Трибьюн" закрылась, так же как "Уорлд телеграф энд сан". Наступили черные дни. Остались только "Ньюс", "Пост" и "Таймс", а вокруг них толпились в изобилии журналисты, более опытные, чем Джерри. Некоторое время он пытался работать в "Лайт", надеясь на высокий пост после таинственного исчезновения редактора. Но назначили кого-то другого. Еженедельник не соответствовал стилю его писаний, поэтому он связался с ежедневной газетой и стал ждать своего часа.
Этот час настал.
Беккер сунул блокнот обратно - туда, где он стоял. С этой полкой покончено. Ничего, кроме заметок, набросков, уравнений и рефератов научных статей, наклеенных каждая на отдельную страницу. Ни любовных писем, ни порнографических открыток - ничего "жареного".
Надо переходить к следующей полке. Чертовски скучно, но что-нибудь должно подвернуться, и Джерри намеревался быть здесь, на месте, когда это случится.
Он стал вытаскивать том из следующей секции полок, но не мог сдвинуть его с места. Присмотревшись, он понял, в чем дело, и почувствовал внезапное волнение. Он уцепился сверху за корешки сразу нескольких книг и потянул их на себя.
Целый ряд томов одновременно и целиком выдвинулся вперед.
Только это были не книги, а старые корешки, приклеенные, к доске.
Стивенс рядом с ним спросил:
- Что там у тебя, Джерри?
В глубине полки, отражая падающий из окна свет, тускло поблескивала серая металлическая поверхность.
- Мне кажется, тут нечто вроде сейфа, притом большого, Джим. Но где же шифр?
Глава 8
Первое воскресенье марта. Великий пост
1
- Приглашаем вас присутствовать на службе, Грейс.
Грейс улыбнулась брату Роберту и оглядела помещение. Они собрались в овальном зале нижнего этажа в доме Мартина на Мюррей-Хилл.
Этот небольшой зал совсем не походил на все другие помещения в доме. Он выглядел гораздо уютнее, флюоресцентные лампы светили с бежевого подвесного потолка сквозь разноцветные стеклянные плафоны, создавая впечатление витражей. Пол был целиком застлан ковром, а стены отделаны панелями из хорошо мореной первоклассной сосны с великолепным рисунком древесины. Вокруг небольшого возвышения в дальнем углу полукругом стояли ряды стульев; там же на стене висело распятие. Оно и скульптура Святой Девы слева были задрапированы пурпурной тканью, как это делается во всех церквах во время Великого поста. Но это была не церковь.
В зале собралось десятка два людей, они стоя беседовали между собой. Ничего особенного в них Грейс не заметила. Избранные выглядели как рядовые горожане среднего достатка. Мужчины - в костюмах, женщины - в платьях, кое-кто в джинсах. Одна женщина, чьи ноги этого вовсе не позволяли, щеголяла в мини-юбке. И все они были очень дружелюбны, все приветствовали ее с искренней теплотой.
- Да, оставайтесь с нами, - подхватил Мартин Спейно.
- Право, не знаю, Марти...
- Не называйте меня, пожалуйста, Марти, - мрачно заявил молодой человек, - никто не зовет меня Марти. - Затем он поспешил улыбнуться. - Ну, что вы думаете о нашей маленькой общине?
- Все кажутся мне очень хорошими людьми.
- Поверьте мне, такие они и есть.
Его отозвал какой-то Избранный, и он отошел, оставив Грейс наедине с братом Робертом.
- Вы будете служить мессу? - спросила она.
- О нет, - ответил он с заметным французским акцентом. - Просто почитаем Библию, некоторые места из Ветхого и Нового Завета. Церковь ведь не признает такие общины, как наша. Они безусловно католические, но монсиньоры, епископы и другие, вроде них, считают, что они немного... ну, знаете, как у вас, в Америке, говорят... - он покрутил указательным пальцем у левого виска, - сбились с голоса.
- О Боже! - прошептала Грейс.
Она сомневалась, что ей стоит связываться с такими людьми. Примерно год или больше назад она слышала о подобных общинах, их называли католиками пятидесятниками и боговдохновенными.
- Я не встречался ни с чем подобным нигде в мире и нахожу эту общину очень привлекательной, поистине необыкновенной. В некотором смысле она возвращает всех нас к истокам христианства. - Он сделал жест рукой в сторону присутствующих. - Верующие собираются у кого-нибудь в доме, чтобы послушать слово Божье, чтобы проникнуться присутствием Святого Духа. Таким и должно быть христианство. Эти люди избрали меня своего рода пастырем, по крайней мере, на какое-то время, но я здесь не священник, я просто один из числа Избранных. Они не утверждают, что происходящее здесь есть таинство или хотя бы заменяет таинство. Это дополнение к ним.
- А почему Церковь возражает против таких общин?
- Она не возражает, но и не одобряет их. Церковь их не признает, но я полагаю, что она недооценивает подобные общины. Их немного, но число их растет. Их члены посещают мессы, исповедуются и причащаются, как все остальные верующие, как каждый из нас сделал сегодня утром. Но всякий раз в воскресенье днем и в среду вечером, когда они собираются, как мы сейчас, они остаются наедине со Святым Духом. И происходят удивительные вещи.
- Какие?
Он коснулся ее руки.
- Останьтесь и увидите.
Грейс осталась.
Она сидела в последнем ряду и слушала чтение текстов из Евангелия и книг Ветхого Завета, главным образом из Экклезиаста - устрашающих, а потом проповедь брата Роберта. Его голос завораживал. В своей пламенной и трогательной речи он призывал Избранных, которых называл Армией Господа, всегда быть на страже, чтобы обнаружить дьявола во плоти - Антихриста.
Во время его проповеди некоторые сидели и слушали молча, другие повторяли "аминь", а кое-кто стоял, подняв руки, раскачиваясь в такт ему одному слышной музыке. Грейс все это шокировало. Это было похоже на собрания протестантов-"возрожденцев", которых так часто показывают по телевидению.
Потом все стали молиться, а молились они, взявшись за руки. Сидевшая впереди женщина обернулась и протянула Грейс руку, но та покачала головой и сложила руки перед собой. Как это можно держаться за руки во время молитвы! Что за молитва получится?
Его отец, Иона, не имеет никакого отношения к тому жуткому происшествию. Он, конечно, странный человек, холодный, отстраненный, замкнутый - разве Джим долгие годы безуспешно не пытался сблизиться с ним? но он не маньяк-убийца.
На самом деле Иона больше чем замкнут, он, черт возьми, почти непознаваем. Возможно, ма имеет какое-то представление о том, что творится за этой непроницаемой гранитной оболочкой; он, Джим, - нет. И вовсе не уверен, что хочет это узнать, потому как чертовски вероятно, что открывшееся ему не понравится. Хотя Джиму никогда не доводилось быть свидетелем проявления жестокости со стороны Ионы, он чувствовал, что именно эта черта доминирует в характере его приемного отца. Это всплыло на поверхность однажды, когда Джим учился в старших классах в школе. Во время матча, отбирая мяч у центрального защитника противника, он сломал ему руку. Дома Джим со стыдом признался, как приятно ему было слышать хруст ломающейся кости, и тогда Иона, до той поры безразличный к футболу, стал с живым интересом слушать его и расспрашивать о подробностях.
После этого Иона не пропускал ни одной игры.
Однако в семейных отношениях недостаток теплоты и сочувствия он восполнял надежностью. Иона обладал богатым жизненным опытом, был трудолюбив, умел обеспечить семью. Он никогда не направлял приемного сына в выборе пути, предоставляя ему самостоятельно принимать решения. Он вел себя скорее как опекун, а не как отец. Джим не мог сказать, что любит приемного отца, но он безусловно считал себя обязанным ему.
Джим уже собрался вернуться в дом, но увидел в углу стальной лапчатый лом. Когда он взял его и взмахнул им над головой, он понял, что это самое подходящее орудие. Не именно этот лом, но такой же. Он был уверен, что ничего не найдет, но все же осмотрел загнутый конец лома и улыбнулся про себя.
А как я поступлю, если обнаружу запекшуюся кровь и кусочки кости?
- Вроде будет непросто измерить комнату такой штукой, - послышался за его спиной низкий голос.
Джим с бьющимся сердцем резко обернулся. Силуэт в дверях почти точно напоминал высокую худощавую фигуру того, кто спас их в тот понедельник.
- Папа! Ты меня ужасно испугал!
Иона вошел в гараж. Его скупая улыбка выглядела невеселой, а глаза сверлили Джима.
- Что это ты так подскочил?
- Ничего. - Джим быстро сунул лом обратно в угол, надеясь, что сумел скрыть смущение. - Где ты хранишь рулетку?
Иона протянул руку к ящику с инструментами и вытащил оттуда пятифутовую рулетку.
- Там, где всегда. - Он махнул рукой в сторону двери. - Лучше пойдем, женщины ждут нас.
- Пошли.
Джим шел к входной двери первым и думал о том, какой он псих, что это дело все еще не дает ему покоя. Мать ведь сказала ему, что Иона весь вечер сидел дома, а лом оказался совершенно чистым. Что еще нужно?
Ничего. За исключением того, что лом был слишком чистым. Все другие инструменты в гараже за зиму покрылись тонким слоем пыли... кроме лома. На его шестиугольной рукоятке не было ни грязи, ни смазки, как будто кто-то пару дней назад тщательно протер ее.
Джим решил больше не думать об этом.
4
Джим открывал чугунные ворота, а Кэрол с переднего сиденья машины смотрела на особняк Хэнли, поднимавшийся за высокой каменной оградой. Прутья ворот высотой в восемь футов были украшены у основания орнаментом и угрожающе заострены вверху. Открывшийся взору дом был прекрасен. Она и не мечтала, что когда-нибудь будет жить в таком. Когда Джим вернулся в машину и въехал во двор, дом предстал во всем своем великолепии, и у Кэрол снова, как вчера, перехватило дыхание.
- Какой красивый! - воскликнула Эмма, сидевшая сзади.
Иона, находившийся с ней рядом, промолчал, но Кэрол и не ожидала от него громогласных восторгов. Она упивалась представшим перед ней видом большого трехэтажного особняка в смешанном стиле - итальянском и Второй империи, - уютно расположившегося среди ив и сосен на фоне глади пролива Лонг-Айленд.
Черепица была кремового цвета, а деревянная отделка и крыша мансарды темно-коричневого. Четырехугольная башня в пять этажей поднималась над передним портиком. Окна третьего этажа и эркеры по сторонам дома украшал освинцованный орнамент в виде цветов и фруктов. И наконец, картину довершало полукруглое окошко над входной дверью.
Кэрол поднялась по трем ступенькам к портику, где справа висела на цепях плетеная скамейка-качели, а слева стояли плетеные стулья. На стеклах стройных фонарей по обе стороны входной двери были выгравированы грациозные журавли и гнущийся на ветру тростник.
Эмма осталась на подъездной дорожке и рассматривала дом.
- Пошли, ма, - позвал ее Джим.
- Обо мне не беспокойся, я, как всегда, переплетусь сзади всех.
Кэрол остановила Джима взглядом.
- Я не стану ее поправлять, не бойся, - прошептал он.
За массивной дубовой дверью открылся узкий холл, уставленный напольными лампами и растениями в кадках на низких столиках. Кэрол потратила большую часть предыдущего дня, поливая жаждущие влаги плющи и пальмы. Справа наверх и в глубь дома вела лестница, покрытая дорожкой, в начале каждого марша прикрепленной к полу бронзовыми прутьями. Слева стояла резного ореха вешалка с зеркалом, предназначенная для шляп и зонтиков.
- Обратите внимание на первую гостиную, - сказала Кэрол, ведя их направо.
- О Боже! - ахнула Эмма, останавливаясь на пороге. - Она так... так...
- Набита, - подсказал Джим. - По-моему, это подходящее слово.
- Настоящий викторианский дом всегда набит, - заявила Кэрол.
Обследовав дом, она пришла к выводу, что Хэнли не пожалел ни сил, ни денег, чтобы вернуть ему пышный стиль былой эпохи. Полосатые обои, цветастые ковры, лампы с кистями, кружевные чехлы на каждом стуле и многоярусные этажерки с растениями по углам. Эркер представлял собой настоящие джунгли. Стены были увешаны картинами и старыми фотографиями. На всех возможных поверхностях - столах, американском органе и на каминной полке из каррарского мрамора - лежали открытки, стояли шкатулки, безделушки и сувениры. Горничной такое могло присниться только в страшном сне!
- Заявляю, что моя метелка из перьев не продержится здесь и дня, сказала Эмма.
- Пойдем, пап, я покажу, тебе библиотеку внизу, - позвал Джим.
- Внизу? Ты хочешь сказать, что здесь не одна библиотека?
- Две. Наверху что-то вроде научной библиотеки. Но нижняя богаче.
- Кому нужно несколько библиотек? - спросил Иона, возвращаясь вслед за Джимом в холл.
- Подожди, ты еще не видел стерео.
А Кэрол сказала Эмме:
- Подождите, вы еще не видели кухню.
- Боже правый, надеюсь, она не такая... как это?.. аутентичная, как гостиная?
Кэрол рассмеялась и повела ее через холл.
- Никакого сравнения!
Кухня была просторной, с двойной электрической плитой, большим холодильником и морозильником. Часть пола покрывала плитка, другую сосновые дощечки. В центре кухни стоял массивный прямоугольный дубовый стол шести футов длиной на ножках в виде звериных лап.
Кэрол и Эмма встретились с мужчинами в столовой, которая поражала яркими витражами в окнах.
- Кто мог подумать, что наш сын станет владельцем такого дома? проговорила Эмма, сжимая руку Ионы. - А это только первый этаж.
- Вот что я хочу вам сообщить, - объявил Джим. - Я решил поделиться с вами своим наследством.
Эмма в удивлении широко раскрыла глаза.
- О Джимми...
- Нет, я в самом деле этого хочу, - прервал ее Джим. - Я никогда не смогу отплатить вам за все то, что вы для меня сделали, но я хочу, чтобы вы жили в комфорте и не должны были думать об увольнениях, налогах и, обо всяком таком. Я даю вам миллион долларов.
Эмма расплакалась. Кэрол ласково обняла ее за плечи. Они с Джимом обсуждали это прошлым вечером. Он надеялся получить ее одобрение, и она поддержала его. Как бы она хотела, чтобы и ее родители были живы и разделили с ними щедрый дар Хэнли.
Джим продолжал:
- Папа, ты можешь оставить работу и бездельничать, если хочешь.
Иона мгновение смотрел на них обоих, потом медленно проговорил со своим южным акцентом:
- Ты очень щедр, сын, и, конечно, будет приятно не думать о том, что могут уволить, но, полагаю, я не брошу работу. Мужчина должен работать.
- По крайней мере, ты можешь заняться более седативной работой, сказала Эмма.
- Надо сказать "сидячей", ма.
- Я так и сказала. Такой, где он сможет сидеть спокойно и не надрываться.
- Пока что я останусь на прежнем месте, - твердо произнес Иона. - Если никто из вас не против.
Кэрол кольнул сарказм в его ответе, но раздражение тут же заглушило чувство отвращения при мысли о том, чем именно занимается Иона, и осознании того, что эта работа ему слишком нравится, чтобы он оставил ее.
Глава 7
Суббота, 2 марта
1
Слон и ферзь Никки загнали его короля в западню, но Билл считал, что нашел выход. Он сделал такой ход оставшимся конем, что тот представлял потенциальную угрозу ферзю Никки.
- Твой ход.
- Не подгоняйте меня, - сказал мальчик. - Здесь надо подумать.
Прошло пять дней с того ужасного инцидента в понедельник вечером. При глубоком вдохе Билл все еще чувствовал острую боль между ребрами, там, где его били ногами, но он был в состоянии исполнять свои обязанности. Все поверили истории о том, как он поскользнулся на льду. Его физическое состояние постепенно улучшалось, но душевное... Ему казалось, что оно никогда не придет в норму.
"БОЙНЯ В ВИЛЛИДЖЕ" - так это назвала "Дейли нъюс". Шесть трупов четыре в середине квартала и еще по одному в начале и в конце. Каждая жертва убита одним сокрушительным ударом по голове. Полиция приписывала это "разборкам хиппи из-за наркотиков", поскольку обнаружила, что все жертвы находились под действием амфетамина.
Жертвы! Какая ирония судьбы! Мы едва не стали их жертвами, и возможно, они хотели сделать с нами то, чем кончили сами.
И все же Билл не находил себе места. Хотя он и не мог ничем помочь полиции раскрыть преступление, он чувствовал себя плохо, скрывая свою связь со случившимся. Билл твердо верил, что все в жизни должно быть на виду, открыто и честно. Он знал, что это недостижимый идеал, над которым будут смеяться, но, именно руководствуясь им, он хотел прожить свою жизнь.
Однако его мучил еще один вопрос. Кто их спаситель? Почему он помог им? Какой-то современный линчеватель - общественный страж порядка? Или человек, которому просто нравится убивать? Или и то и другое?
Билл пытался отмахнуться от этих вопросов. Он слишком устал бороться с ними. В любом случае на них не найти ответа. По крайней мере, ему. Последнее время он спал меньше, чем обычно. Образ Кэрол, дразнящий, соблазнительный, не покидал его мыслей и слишком возбуждал, чтобы он мог заснуть.
Этому надо положить конец!
Билл с трудом вернулся к своей еженедельной шахматной партии с Никки.
- Есть человек, с которым я хочу тебя познакомить, - сказал Билл.
- Кто такой?
- Впервые обратился к нам, хочет усыновить мальчика.
Никки не поднял глаз.
- Это бесполезно.
- Мне кажется, эта пара как раз для тебя. Их фамилия Кэлдер. Он второй профессор в Колумбийском университете, а его жена - писательница. Им не нужен младенец. Они ищут толкового мальчика до двенадцати лет. Я подумал о тебе.
- А вы сказали ему, что моя голова похожа на грейпфрут, на котором слишком долго посидели?
- Прекрати! Думаю, им это безразлично.
По крайней мере, они так сказали, когда Билл говорил с ними. Это была молодая, солидная, образованная пара. Они прошли собеседования, проверку домашних условий и имели соответствующие рекомендации. Они сказали, что их больше интересует, что в голове у их будущего ребенка, чем то, какой она формы.
- Избавьте нас обоих от лишних забот и найдите им кого-нибудь еще, сказал Никки и сделал ход ферзем. - Шах.
Билл переставил своего короля на одну клетку влево.
- Ни в коем случае. Ты - то, что им надо, мальчик. Эту пару не отпугнут твои выходки в духе Линна Бельведера.
Никки, все еще не поднимая глаз, спросил безразличным тоном:
- Вы вправду думаете, что эти люди могут меня взять?
- Мы узнаем это, только когда вы познакомитесь.
- Ладно.
Всего одно слово, но Билл услышал в нем надежду.
Никки склонился над доской, изучая позицию и в задумчивости ковыряя угри на лице. Затем он выбросил вперед руку, взял с другого конца доски слона, поставил его и, подняв глаза, усмехнулся:
- Мат! Вот!
- Черт побери! - пробормотал Билл. - Надеюсь, профессор Кэлдер хорошо играет в шахматы. Кто-то должен научить тебя вести себя поскромнее. И перестань ковырять лицо, иначе этот угорь превратится в прыщ, если будешь его трогать.
- Он называется комедон, черный угорь, - сказал Никки. - Маленькие белые называются "закрытыми", а черные - "открытыми". Множественное число от них "комедоны".
- Точно?
- Да, это латынь.
- Я несколько знаком с этим языком, но никогда не знал, что ты специалист по угрям.
- По комедонам, с вашего разрешения, святой отец. Как мне не быть специалистом! У меня их полно. Можно сказать: "Имею комедоны, следовательно, существую".
Громкий смех Билла оборвала острая боль между ребрами. Но на душе у него было тепло. Он любил этого парнишку и был уверен: Никки станет прекрасным добавлением к семье Кэлдеров.
2
- О Боже!
Это был голос Кэрол. Джим бросился в нижнюю библиотеку.
- Что случилось?
Она сидела в большом темно-зеленом кресле с широкими, как столики, подлокотниками, в котором казалась очень маленькой. Но в нижней библиотеке Хэнли, с ее высоким потолком и бесконечными рядами книг, все казались меньше ростом.
- Только посмотри! - показала она на страницу в книге у себя на коленях.
Джим опустился на колени рядом с ней. Книга, по-видимому, представляла собой университетский ежегодник. Джим посмотрел на черно-белую фотографию, на которую указывала Кэрол. Это была фотография черноволосого юноши со старомодной прической и пробором посредине головы, с внимательными глазами, квадратной челюстью и немного торчащими ушами. Под снимком стояла подпись: "Родерик С. Хэнли".
Джим впервые видел фотографию Хэнли в молодом возрасте, да и вообще он до сих пор не видел ни одного его фотоснимка.
- И что?
- Ты разве не видишь?
- Не вижу чего?
- Коротко подстриги себе волосы и бакенбарды, и на этом фото - ты!
- Брось!
Кэрол вынула свой бумажник и вытащила из него снимок. Он был цветной маленький отпечаток их свадебного фото, того, что висело у них в спальне. Она положила его рядом со старой фотографией Хэнли.
Джим ахнул. Сходство оказалось поразительным.
- Мы как будто близнецы! Интересно, он играл в футбол? - А если играл, нравилось ли ему ломать руки и ноги противникам?
- Здесь об этом не говорится.
- Значит, вероятно, не играл.
- Так, - сказала Кэрол, - мы пока не знаем, кто была твоя мать, но, судя по этому снимку, ты вылитый Хэнли. Если прежде были какие-то сомнения, он ли породил тебя, теперь о них можно навсегда забыть.
- Вот это да! - раздался чей-то возглас.
Джим поднял глаза и увидел Джерри Беккера, наклонившегося через подлокотник с другой стороны кресла. Джим прикусил язык. Беккер слонялся по дому весь предшествующий день и появился здесь утром, вскоре после того, как они с Кэрол сюда приехали. Джим собирался выпроводить его, но Джерри заявил, что готовит "очерк" о Джиме для "Экспресс" и что ему нужно побольше биографического материала. Мысль о таком очерке понравилась Джиму. Возможно, его распространят телеграфные агентства. Может быть, очерк увидит его мать и свяжется с ним. И еще это может сделать ему рекламу, и какой-нибудь издатель, глядишь, решится взять его новый роман.
Кто знает? Возможно, так и получится. Но если для этого требуется каждый день общаться с Беккером, стоит ли игра свеч? Беккер и так днюет и ночует у них.
- Точно две горошины в одном стручке, - сказал Беккер. - Когда я работал в "Триб...
- Ты, по-моему, был наверху, - перебил его Джим, стараясь скрыть раздражение.
- Верно. Но я спустился, чтобы узнать, чем вы так взволнованы. - Он показал на фото в ежегоднике. - Вот что, если вы найдете экземпляр твоего ежегодника... какого это колледжа?
- Стоуни-Брук, выпуск шестьдесят четвертого.
- Да, Стоуни-Брук. Мы сможем поместить эти фото рядом в газете. Получится здорово. Как вы думаете, вам удастся найти ежегодник Стоуни-Брука, где есть фото Джима, Кэрол?
- Поищу, когда приду домой, - ответила Кэрол.
- Обязательно найдите, ладно? Я задумал грандиозный очерк, по-настоящему грандиозный!
Джим перехватил взгляд Кэрол, молившей спасти ее от этого назойливого типа. Он знал, как ей противен Беккер.
- Пошли, Джерри, вернемся в верхнюю библиотеку.
- Идем. Не забудьте, Кэрол. Я завтра вам напомню, ладно? Или сегодня попозже, когда вы оба вернетесь домой?
- Я сама скажу вам, Джерри, когда найду фото, - проговорила она с такой вымученной улыбкой, что лучше бы она вовсе не улыбалась.
3
Противная баба! - думал Беккер, поднимаясь по лестнице вслед за Джимом. Жена Джима воображает, что ее дерьмо не воняет. Подумаешь, важная персона. Всего лишь провинциальная бабенка из захолустного городишка на Лонг-Айленде, мужу которой вдруг повезло. Большое дело!
Джерри держал все это в себе. Он должен был сохранять добрые отношения с Джимом, пока не получит все, что ему нужно для его очерка. Да, очерк о Джеймсе Стивенсе, неожиданном наследнике состояния доктора Родерика Хэнли, с эксклюзивным интервью непризнанного сына знаменитого ученого - одного этого достаточно для сенсации.
Но Джерри чуял: здесь кроется нечто большее, чем еще одна история типа "из грязи в князи".
- Ладно, - сказал Стивенс, когда они вернулись в верхнюю библиотеку. Продолжим оттуда, на чем остановились.
- Конечно, - отозвался Джерри. - Давай.
Остановились они ни на чем. Стивенс искал мамочку, а Джерри помогал ему. Отнюдь не из глубокой симпатии к Стивенсу, а потому, что это очень много прибавило бы к портрету его героя и здорово оживило бы очерк.
Но на самом деле Джерри искал чего-нибудь "жареного". Хэнли, известный в научных кругах как новатор, чьи изобретения имели коммерческий интерес, оставался в большой мере загадкой и всегда избегал интервью. Поскольку Хэнли прожил жизнь холостяком и все время проводил в обществе доктора Эдварда Дерра, Джерри заподозрил в нем гомосексуалиста. Конечно, он был отцом Стивенса - два фото, которые он только что видел, не оставляли в этом сомнений, - но, возможно, Хэнли лишь на короткое время изменил свою сексуальную ориентацию. Или, может быть, он был двустволкой? Нюх Джерри подсказывал ему, что в частной жизни Родерика Хэнли скрывалось что-то необычное и скандальное. Ему надо было только найти парочку "жареных" фактов, и его очерк станет по-настоящему сенсацией.
Такой очерк, попав в сообщения агентств, вызволит его из провинциальной ямы вроде "Монро экспресс" и вернет обратно в главное русло журналистики. Может быть, в "Дейли ньюс" или даже в "Таймс".
Джерри уже бывал в главном русле. Более молодые ребята, такие как Стивенс, моложе его всего на несколько лет (но сейчас это равнялось поколению), довольствовались онанизмом вроде сотрудничества в местном листке и сочинением романов в свободное время, внося свою лепту в "великую американскую литературу". Но это было не для Джерри. Единственное, чем стоит заниматься, считал он, это репортаж. Джерри уже был на пути к успеху в "Трибьюн" и, хотя жил на четвертом этаже без лифта, медленно продвигался по службе, занимаясь тем, чем хотел. Затем "Трибьюн" закрылась, так же как "Уорлд телеграф энд сан". Наступили черные дни. Остались только "Ньюс", "Пост" и "Таймс", а вокруг них толпились в изобилии журналисты, более опытные, чем Джерри. Некоторое время он пытался работать в "Лайт", надеясь на высокий пост после таинственного исчезновения редактора. Но назначили кого-то другого. Еженедельник не соответствовал стилю его писаний, поэтому он связался с ежедневной газетой и стал ждать своего часа.
Этот час настал.
Беккер сунул блокнот обратно - туда, где он стоял. С этой полкой покончено. Ничего, кроме заметок, набросков, уравнений и рефератов научных статей, наклеенных каждая на отдельную страницу. Ни любовных писем, ни порнографических открыток - ничего "жареного".
Надо переходить к следующей полке. Чертовски скучно, но что-нибудь должно подвернуться, и Джерри намеревался быть здесь, на месте, когда это случится.
Он стал вытаскивать том из следующей секции полок, но не мог сдвинуть его с места. Присмотревшись, он понял, в чем дело, и почувствовал внезапное волнение. Он уцепился сверху за корешки сразу нескольких книг и потянул их на себя.
Целый ряд томов одновременно и целиком выдвинулся вперед.
Только это были не книги, а старые корешки, приклеенные, к доске.
Стивенс рядом с ним спросил:
- Что там у тебя, Джерри?
В глубине полки, отражая падающий из окна свет, тускло поблескивала серая металлическая поверхность.
- Мне кажется, тут нечто вроде сейфа, притом большого, Джим. Но где же шифр?
Глава 8
Первое воскресенье марта. Великий пост
1
- Приглашаем вас присутствовать на службе, Грейс.
Грейс улыбнулась брату Роберту и оглядела помещение. Они собрались в овальном зале нижнего этажа в доме Мартина на Мюррей-Хилл.
Этот небольшой зал совсем не походил на все другие помещения в доме. Он выглядел гораздо уютнее, флюоресцентные лампы светили с бежевого подвесного потолка сквозь разноцветные стеклянные плафоны, создавая впечатление витражей. Пол был целиком застлан ковром, а стены отделаны панелями из хорошо мореной первоклассной сосны с великолепным рисунком древесины. Вокруг небольшого возвышения в дальнем углу полукругом стояли ряды стульев; там же на стене висело распятие. Оно и скульптура Святой Девы слева были задрапированы пурпурной тканью, как это делается во всех церквах во время Великого поста. Но это была не церковь.
В зале собралось десятка два людей, они стоя беседовали между собой. Ничего особенного в них Грейс не заметила. Избранные выглядели как рядовые горожане среднего достатка. Мужчины - в костюмах, женщины - в платьях, кое-кто в джинсах. Одна женщина, чьи ноги этого вовсе не позволяли, щеголяла в мини-юбке. И все они были очень дружелюбны, все приветствовали ее с искренней теплотой.
- Да, оставайтесь с нами, - подхватил Мартин Спейно.
- Право, не знаю, Марти...
- Не называйте меня, пожалуйста, Марти, - мрачно заявил молодой человек, - никто не зовет меня Марти. - Затем он поспешил улыбнуться. - Ну, что вы думаете о нашей маленькой общине?
- Все кажутся мне очень хорошими людьми.
- Поверьте мне, такие они и есть.
Его отозвал какой-то Избранный, и он отошел, оставив Грейс наедине с братом Робертом.
- Вы будете служить мессу? - спросила она.
- О нет, - ответил он с заметным французским акцентом. - Просто почитаем Библию, некоторые места из Ветхого и Нового Завета. Церковь ведь не признает такие общины, как наша. Они безусловно католические, но монсиньоры, епископы и другие, вроде них, считают, что они немного... ну, знаете, как у вас, в Америке, говорят... - он покрутил указательным пальцем у левого виска, - сбились с голоса.
- О Боже! - прошептала Грейс.
Она сомневалась, что ей стоит связываться с такими людьми. Примерно год или больше назад она слышала о подобных общинах, их называли католиками пятидесятниками и боговдохновенными.
- Я не встречался ни с чем подобным нигде в мире и нахожу эту общину очень привлекательной, поистине необыкновенной. В некотором смысле она возвращает всех нас к истокам христианства. - Он сделал жест рукой в сторону присутствующих. - Верующие собираются у кого-нибудь в доме, чтобы послушать слово Божье, чтобы проникнуться присутствием Святого Духа. Таким и должно быть христианство. Эти люди избрали меня своего рода пастырем, по крайней мере, на какое-то время, но я здесь не священник, я просто один из числа Избранных. Они не утверждают, что происходящее здесь есть таинство или хотя бы заменяет таинство. Это дополнение к ним.
- А почему Церковь возражает против таких общин?
- Она не возражает, но и не одобряет их. Церковь их не признает, но я полагаю, что она недооценивает подобные общины. Их немного, но число их растет. Их члены посещают мессы, исповедуются и причащаются, как все остальные верующие, как каждый из нас сделал сегодня утром. Но всякий раз в воскресенье днем и в среду вечером, когда они собираются, как мы сейчас, они остаются наедине со Святым Духом. И происходят удивительные вещи.
- Какие?
Он коснулся ее руки.
- Останьтесь и увидите.
Грейс осталась.
Она сидела в последнем ряду и слушала чтение текстов из Евангелия и книг Ветхого Завета, главным образом из Экклезиаста - устрашающих, а потом проповедь брата Роберта. Его голос завораживал. В своей пламенной и трогательной речи он призывал Избранных, которых называл Армией Господа, всегда быть на страже, чтобы обнаружить дьявола во плоти - Антихриста.
Во время его проповеди некоторые сидели и слушали молча, другие повторяли "аминь", а кое-кто стоял, подняв руки, раскачиваясь в такт ему одному слышной музыке. Грейс все это шокировало. Это было похоже на собрания протестантов-"возрожденцев", которых так часто показывают по телевидению.
Потом все стали молиться, а молились они, взявшись за руки. Сидевшая впереди женщина обернулась и протянула Грейс руку, но та покачала головой и сложила руки перед собой. Как это можно держаться за руки во время молитвы! Что за молитва получится?