Уилсон Жаклин. Лучшие подруги

   — Ты прыгаешь, трясешь кровать и не даешь мне писать! — возмутилась Алиса.
   — Ну, это не просто — ловить ртом попкорн! — воскликнула я.
   — Ты поперхнёшься, если не будешь осторожней, — сказала Алиса, закрывая свой дневник. — Перестань вести себя как поросёнок, Джем! Сейчас я хочу покрасить ногти. Давай я и тебе накрашу!
   — Скучно, — ответила я. — Будешь потом на меня ворчать за то, что я их смазала.
   — А ты не смазывай! — строго сказала Алиса. Она потянулась за пузырьком с лаком и открыла его.
   — Ты иногда говоришь прямо как моя мама, — пожаловалась я и пихнула её ногой.
   Я её попихала с большим удовольствием. Стукнула по миске, и попкорн рассыпался по всей кровати. Алиса подпрыгнула и пролила розовый липкий лак себе на запястье и на рукав пижамы.

   — Ах, Джем! — взвизгнула она и, вскочив на ноги, побежала в ванную смывать его.
   Я постаралась загнать попкорн обратно в миску. Он куда только не закатился — даже трещал у Алисы в дневнике. Я его вытряхнула, а потом краем глаза посмотрела, что там написано. Потом я прочитала это раз и ещё раз.

   Я не знаю, что делать. Чувствую себя ужасно. Не могу рассказать Джемме, просто не могу. Это должно остаться СЕКРЕТОМ. Однако так трудно вести себя нормально, как будто мы по-прежнему останемся лучшими подругами, как хотела Джемма, лучшими подругами навеки.

   У Алисы появилась новая лучшая подружка?
   Я ей просто надоела?
   Я никак не могла заснуть. Ворочалась и ворочалась в крошках попкорна, раздумывая, не разбудить ли Алису и не задать ли ей вопрос в лоб. В конце концов я покрепче к ней прижалась и накручивала и накручивала себе на пальцы прядь её длинных волос, словно пытаясь навеки привязать её к себе.

Глава третья

   Яне стала заводить разговор про Секрет, когда мы проснулись. Алиса тоже промолчала.
   Я ни словом не обмолвилась, когда мы пошли вниз и насыпали себе большие миски хлопьев «Фростиз» с дополнительной порцией сахара и пригоршней кишмиша. Потом обрызгали все сотнями тысяч сиропов для торта, чтобы получилась молочная радуга. Алиса не проронила ни звука.
   Я ни словом не обмолвилась о Секрете, когда мы смотрели телевизор. Алиса тоже молчала. Я не сказала ни слова, когда мы стали разыгрывать нашу любимую телевизионную постановку «История Трейси Бикер».^{note 1} Алиса не проронила ни звука.
   Алиса продолжала хранить молчание, даже когда играла Луизу, Жюстину или Илень-Мигрень (я всегда выбираю роль Трейси). Впрочем, Алиса всегда гораздо спокойнее меня.
   Я потеряла покой. Чем страшнее мне внутри, тем озорнее я становлюсь снаружи. Шумнее и шумнее — пока очень злая мама не прибежала в халате вниз.
   — Ради всего святого, Джемма, прекрати визжать! Папа пришёл домой после работы только в два часа ночи!
   — Я Трейси Бикер, мама, и должна кричать. И топать ногами. И драться. И крутиться, — ответила я и показала, как у меня это получается.
   Мама схватила меня за плечи:
   — Прекрати сейчас же! — и легонько встряхнула меня.
   Мама меня никогда не шлёпает, но мне кажется, что ей часто этого хочется. Она закатила глаза и посмотрела на Алису.

   — Почему тебе нравится дружить с нашей Джеммой?
   — Не знаю, Лиз. Я просто дружу, и всё, — ответила Алиса и залилась слезами.
   — Не плачь, моя хорошая! Я не на тебя сержусь!
   — Не хочу, чтобы вы сердились на Джемму! — рыдала Алиса.
   — Нельзя сказать, что я сильно рассердилась. Просто разволновалась. К сожалению, с Джеммой у нас всегда одно и то же, — пожаловалась мама.
   Она грустно потрепала меня по голове:
   — Ты только взгляни на себя, Джем! У тебя волосы торчат прямо как ёршик для унитаза.
   — Ну пожалуйста, не опускай меня туда вниз головой, мама, — попросила я.
   Мама стала вытирать Алисе лицо кухонным полотенцем. Обычно Алиса тихо плачет, слёзы изящно капают с её — розовых щёчек. А сейчас точно случилась протечка: слёзы ручьем, с носа капает, слюни текут… Она прямо подурнела, что было на Алису совсем не похоже.

   — Ну пожалуйста, не плачь, Алиса, — сказала я.
   Обняла её и сама заревела.
   — Ради бога, девочки! Ну не глупите! Я сдаюсь. Нашли из-за чего рыдать!
   Она легонько щёлкнула нас обеих по носу полотенцем и пошла наверх в ванную.
   Я посмотрела на Алису. Она взглянула на меня. Я громко всхлипнула и вытерла нос тыльной стороной ладони.
   — Фу, — сказала Алиса.
   Она оторвала кусочек бумажного полотенца и осторожно высморкалась.
   — Джем, — прошептала она, тяжело вздохнув, — к сожалению, для слёз есть причина.
   — Я так и думала, — ответила я.
   Мне показалось, что я стою у дедушки на подоконнике и меня вот-вот столкнут в серую бездну.
   — Не знаю, как тебе сказать, — призналась Алиса.
   — Просто выплюнь слова, и всё, — посоветовала я, прикоснувшись к её губам и заставляя их двигаться.
   Она притворилась, что хочет укусить меня за пальцы.
   — У меня не очень хорошо получается плеваться. Не то что у тебя.
   (Однажды я стала бесспорным чемпионом в соревновании по самым брызгающим плевкам, которое проводилось на школьной площадке, за велосипедными навесами.)
   Мы обе чуть-чуть похихикали, хотя продолжали плакать.
   — Хочешь, я скажу за тебя? Ты больше не хочешь быть моей лучшей подругой, — подсказала я.
   — Нет, вовсе ! — возразила Алиса с испуганным видом.
   — Всё нормально. Хотя ничего тут нормального нет, но я тебя понимаю. Не уверена, что сама захочу себя в лучшие подруги. Я шумная, глупая и грязная. Всё вокруг разбиваю и действую людям на нервы.
   — Ты мне не действуешь на нервы! Я хочу, чтобы ты была моей лучшей подругой всегда-всегда! Только… только…
   — Только что? Что у тебя за Секрет, Алиса? Ну же, ты должна мне рассказать!
   — Откуда ты знаешь про секрет?
   — Послушай! Мне очень стыдно, и я знаю, что так вести себя неприлично и ты больше не захочешь со мной дружить, но я читала об этом в твоём дневнике. Ну, одну или две строчки. Вчера вечером. Ну, может, я ещё заглянула на предыдущие страницы, но ты ни о каких секретах тогда не писала…
   — Хватит, Джем! Кончай бормотать! — воскликнула Алиса и взяла меня за руку. — Я всё равно хочу с тобой дружить. Только не смей больше читать мой дневник, любопытный поросёнок! Но я поклялась маме с папой, что никому не скажу, даже тебе, пока всё не уладится. Но ты всё равно скоро узнаешь. Дело в том, что, кажется, мы переезжаем.

   — Ты переезжаешь?
   Мне показалось, что самый тугой ремешок в мире расстегнулся и освободил мне живот.
   — И это всё?! Ах, Алиса! Всё нормально! Куда ты переезжаешь? Не волнуйся! Даже если это на другом конце города, я попрошу папу отвезти меня к тебе домой на такси — проще простого!
   — Мы переезжаем в Шотландию, — сказала Алиса.
   — В Шотландию? Да это за сотни километров отсюда!
   С таким же успехом она могла бы сказать про Тимбукту или про пустыню Гоби. Или про Марс. Ремешок снова застегнулся, и я с трудом могла дышать.
   — Но как же я буду с тобой встречаться?!
   — Не знаю, ужасно, да? — сказала Алиса и снова заплакала.
   — А как же школа?
   — Мне придётся пойти в другую школу, и у меня там не будет знакомых. У меня не будет друзей! — рыдала Алиса.
   — Но почему вы уезжаете?
   — У папы будет новая работа на шотландской фирме, а мама хочет там жить, потому что мы сможем купить дом побольше. У нас будет огромный сад, и мама говорит, что у меня будут качели и домик на дереве.
   — У меня тоже будет дом на дереве, ты же знаешь, когда у папы наконец найдётся время, — сказала я. — Это будет наш дом.
   — И у меня дома будут животные, какие захочу.
   — Можешь воспитывать со мной Бешеного Лая.
   — Мама сказала, что, может быть, у меня будет собственный пони.
   Я обомлела:
   — Пони!
   Всю жизнь о нём мечтала! Когда я была совсем маленькой, я представляла, что держу в руках вожжи, и скакала галопом, изображая, что еду верхом на фантастическом белом коне по имени Бриллиант. Ну вообще-то белых лошадей называют серыми, но Бриллиант был белым как снег, и иногда у него вырастали крылья, как у Пегаса, и мы летали над городом до тех пор, пока не добирались до моря, и там часами скакали галопом, перепрыгивая через волны.

   Я уставилась на Алису:
   — У тебя правда будет пони?
   — Ну, мама сказала, вполне возможно. И папа тоже, хотя он не обещал. Пока не решено, едем мы или нет. Папе ещё не сказали, когда нужно начинать работу, и мы не всё выполнили по контракту с домом, поэтому мы пока ничего никому не рассказываем.
   — Но я же не кто-то! Я твоя лучшая подруга! Почему ты держала это от меня в секрете? Я бы не смогла тебе не рассказать! Я бы лопнула!
   — Да знаю, Джем. Ты бы рассказала целой куче народу, потому что ты никогда не умела хранить тайны.
   — Я умею! Ну, иногда умею. И вообще, почему это должно быть секретом?
   — Мы до последней минуты не будем никому говорить, потому что дедушка с бабушкой сойдут с ума и попытаются нас остановить.
   Я страшно удивилась:
   — Ты хочешь сказать, что вы их бросите?
   — Ну, папа говорит, у нас нет выбора, — сказала Алиса.
   Я даже представить себе не могла, как это можно бросить дедушку. Лучше уж оставить маму с папой, чем дедушку. Но я бы покинула всех троих ради Алисы.
   — Ты меня тоже бросаешь, — сказала я.
   Лицо у Алисы сморщилось.
   — Не знаю, как я смогу это вынести, Джемма. Я сказала маме с папой, что не смогу поехать, потому что буду слишком сильно по тебе скучать. Они просто посмеялись надо мной и сказали, что я заведу себе новых друзей. Но я не хочу новых! Я хочу, чтобы у меня была ты!
   — Я у тебя пока есть. Мы можем оставаться лучшими подругами. И послушай, что я тебе скажу: я буду приезжать к тебе в гости каждые выходные. Поеду на поезде! — размечталась я.
   — Ты не сможешь, Джем! На это уйдёт уйма времени и куча денег!
   — Больше двух фунтов за детский билет? — спросила я. — Я каждую неделю получаю по два фунта на карманные расходы.
   Ну, теоретически это на самом деле было так, но ситуация менялась в зависимости от того, насколько часто я озорничала, нахальничала или что-нибудь разбивала. С сегодняшнего дня буду вести себя как маленькая мисс Совершенство.
   Но это было бесполезно.
   — Билет стоит сорок восемь фунтов.
   — Что?!
   — И это ещё самая льготная цена.
   Мне придётся копить почти полгода только на одну поездку.
   — Что же нам делать?! — заплакала я.
   — Мы ничего не сможем сделать. Мы ведь дети! С нами никто не считается! — с горечью воскликнула Алиса.
   — Ну, ты же сама сказала, что это ещё окончательно не решено. Может быть, твой папа в конце концов не получит работу и дом продадут какой-нибудь другой семье. И ты останешься здесь, в своём родном городе. Со мной! — твёрдо, со злобой произнесла я, как будто своей настойчивостью могла что-то изменить.
   Я мечтала об этом каждое утро. Молилась об этом каждую ночь. Чего я только не делала, чтобы моё желание сбылось! Я старалась пройти всю улицу, не наступая на трещины в асфальте. Считала до пятидесяти, стараясь ни разу не моргнуть. Била ногой по каждому фонарному столбу и бормотала: «Пожалуйста, ну пожалуйста!»
   Дедушка по-настоящему забеспокоился.
   — Что случилось, моё маленькое Печеньице в Сахарной Глазури?
   — Ничего, дедушка!
   — Не ничегокай со мной! Ты странно ходишь, глаза навыкате, точно в трансе! Обходишь вокруг каждого столба, как маленькая собачонка! Что-то определённо случилось!
   — Ладно, случилось, только я не могу с тобой поделиться, дедушка. Хотя мне очень хочется!

   — А нельзя просто шепнуть мне на ушко? Я не рассержусь и не удивлюсь, что бы ты ни натворила, детонька!
   — Я ничего не сделала, дедушка. На этот раз действительно ничего! — вздохнув, сказала я.
   — Ну, это, конечно, меняет дело, — сказал дедушка, слегка пыхтя, когда мы карабкались по ступенькам к его квартире.
   Лифт снова сломался, и до двенадцатого этажа было ещё далеко. Я попробовала прыгать на одной ножке, но больше трёх ступенек не смогла одолеть. Потом я попробовала бежать без остановки, но по отношению к дедушке это было несправедливо — нельзя же оставлять его одного в борьбе со ступеньками! Потом я попробовала подниматься боком, ставя ноги в третью позицию.
   — Пожалуй, попросим маму пойти с тобой в субботу в обувной магазин за новыми туфлями, родная, — хрипло сказал дедушка. — Эти тебе явно малы. Ты очень странно в них ходишь.
   — Я просто стараюсь, чтобы моё желание сбылось, дедушка, хотя у меня ни хрена не получается.
   — Не очень хорошо употреблять такие выражения.
   — Ты сам так говоришь! Даже ещё хуже!
   — Ну да, я озорной старик. Мне можно, а тебе нет. Вряд ли твоей маме это понравится.
   — Мне всё равно, — ответила я. — Дедушка, почему мамам и папам разрешают командовать тобой и говорить, что делать и где жить? Почему детей за людей не считают?
   — Подожди, пока доживёшь до моих лет, деточка. Стариков, как я, тоже за людей не считают, — пожаловался дедушка. Он взял мою руку и крепко её сжал. — Ты уверена, что не можешь довериться своему старому дедушке, Джем? Клянусь, я не скажу ни единой живой душе.
   На этот раз я не смогла ему не рассказать. Слова сами из меня выскочили, а потом я всплакнула. Дедушка ввёл меня в квартиру, тяжело опустился в большое плюшевое кресло, посадил к себе на колени и крепко обнял, и когда я перестала плакать, вытер глаза своим мягким белым носовым платком. Потом приготовил чай для нас обоих.
   — Как насчёт того, чтобы перекусить? Наверное, ты проголодалась после всех волнений, — сказал он.
   Он дал мне сандвич с золотым сиропом, кусочек клубничного бисквита и целый пакет печенья в сахарной глазури Каждый раз, когда я отправляла печенье в рот, я просила, чтобы Алиса не уезжала. Я загадала желание даже на крошках печенья и отвалившихся чешуйках глазури.

   Всё было напрасно. В следующую субботу Алиса пришла к нам вместе с мамой. Подруга была очень бледная. У неё покраснели глаза, как будто она много плакала. Но щёки тёти Карен пылали от возбуждения, и она заговорила ещё с порога:
   — Мы должны вам кое-что рассказать. Мы переезжаем.
   Алиса посмотрела на меня предостерегающе, и я притворилась, будто впервые об этом слышу.

   Тётя Карен продолжала трещать без остановки, а моя мама ужасно удивилась:
   — Переезжаете? В Шотландию? Ах, Карен, мне трудно в это поверить! Вы только собираетесь или всё уже решено?
   — Мы обсуждаем это уже несколько недель, но не хотели никому говорить, пока всё окончательно не определится. Боб получил потрясающую работу, и мы покупаем великолепный дом с огромным садом. Недвижимость там гораздо дешевле, хотя, конечно, Боб получит приличную прибавку в зарплате. Это замечательное место для всей семьи. Природа великолепная! Для нас это потрясающий шанс, поэтому мы просто не смогли отказаться. Но переезжать — такая морока! Мы будем очень по вас скучать!
   — И мы тоже! — сказала мама и обняла тётю Карен.
   Потом она посмотрела на Алису:
   — Ах, деточка, вы с Джеммой тоже будете ужасно скучать друг без друга!
   Алиса грустно кивнула, и по её щекам покатились слёзы.
   — Ну хватит, Алиса! — воскликнула тётя Карен. — Ладно, ты ведь и сама с нетерпением этого ждёшь! Ты же хочешь пони, правда, родная? И просторную комнату с большим подоконником, и красивую двухъярусную кровать…
   — А можно мне приехать и поспать на такой кровати? — спросила я.
   — Джемма! — воскликнула мама.
   — Конечно, ты можешь приехать к нам погостить, Джемма, — сказала тётя Карен. — Это было бы чудесно!
   — Когда мне можно приехать? — поинтересовалась я.
   — Джемма, ты бы губы не раскатывала! — предупредила мама.
   — Может быть, в летние каникулы? — предложила тётя Карен.
   До летних каникул оставалось ещё много месяцев. Я подумала, как долго будет тянуться даже один день, если я не увижу Алису. Представила, каково мне будет сидеть без неё за партой и бродить в одиночестве по площадке для игр, когда не с кем и словом перемолвиться.
   Я подумала, как долго будут тянуться субботы и воскресенья, если никто не придёт ко мне поиграть.
   Я подумала, каково мне будет в день рождения.
   Я подумала про наш день рождения и про то, как мы, новорождённые, подружились ещё в колыбельках. И как потом в каждый день рождения мы помогали друг другу задувать свечи на торте и загадывали желания…
   А теперь этим желаниям не суждено сбыться.
   Я взглянула на тётю Карен. Её рот открывался и закрывался, как у золотой рыбки, и слова, как пузыри, летали в воздухе. У неё будет плита фирмы «Ага», а из спальни — выход в ванную, патио с огромным барбекю и просторный сад, где можно будет построить конюшню для пони. Алису ждёт поистине сказочное детство!
   Мне хотелось заткнуть ей рот, и сварить её на плите «Ага», и спустить в унитаз в той ванной комнате, которая примкнёт к спальне, и поджарить её на том самом барбекю, и до смерти затоптать на пони Алисы.
   Сама Алиса забилась в угол и всхлипывала. Ей не хотелось жить в большом доме с чудесным садом. Ей даже не хотелось заводить пони, если нельзя будет кататься на нём со мной.
   Я глубоко вздохнула, как будто впервые собралась сама задуть все свечи на торте ко дню рождения.
   — ЭТО ВЫ ВО ВСЁМ ВИНОВАТЫ! — закричала я.
   Тётя Карен вскочила со стула. Алиса задохнулась. Мама подбежала и схватила меня за плечи.
   — Сейчас же успокойся, Джемма!
   — Не успокоюсь! — вопила я. — Это несправедливо! Ненавижу вас, тётя Карен! Вы увозите мою лучшую подругу, и вам на всё наплевать!

   — Джемма! — Мама сильно встряхнула меня и впилась мне в плечи острыми пальцами. — Сейчас же прекрати!
   Я не могла остановиться и вопила не своим голосом. Кэллум и Айеша прибежали из сада. Папа прибежал вниз в халате. Джек примчался в кухню из своей комнаты. Пёс заливался громким лаем. Я орала всё громче. И всякий раз, когда мама меня встряхивала, я на неё кричала.

   Потом Кэллум схватил меня, поднял и крепко прижал к себе, хотя я пыталась его стукнуть. Он потащил меня вон из комнаты, вверх по лестнице в мою спальню. Сел ко мне на кровать, натянул на меня ватное одеяло с дельфинами и закутал, как младенца в шаль. Он стал меня качать и гладить по патлатой, как жёсткая щётка, голове, а я продолжала беспрестанно всхлипывать. Несмотря на его сильные руки, мне казалось, я падаю всё ниже, ниже и ниже… глубже, чем дельфины на моём одеяле, прямо на дно тёмного океана. И никого нет рядом.

Глава четвертая

   Мама и папа Алисы устроили прощальный вечер.
   — Удивительно, что тебя ещё пригласили, — сказала мама, испепеляя меня взглядом. — Завывала, точно привидение! Я чуть сквозь землю от стыда не провалилась! Ещё только попробуй выкинуть такое, юная леди, и ты у меня дождёшься — отшлёпаю, как в старые добрые времена!
   — Не надо, дорогая, бедная Джемма расстроилась! — сказал папа.
   — Знаешь, она ещё больше расстроится, если не будет вести себя в гостях как следует. Будешь говорить «спасибо» и «пожалуйста», Джемма, и тихо сидеть, а не носиться. Старайся не выкрикивать и не перебивать. Ешь, как юная леди, и попробуй только что-нибудь пролить себе на платье!
   — На какое ещё платье? — пробормотала я.
   — На нарядное, глупышка, — сказала мама.
   — Я в нём никуда не пойду! В прошлом году мама купила на распродаже это ужасное жёлто-кремовое платье в оборочках. Позор, да и только! Джек и Кэллум прямо закатились от смеха, когда она заставила меня его примерить. Папа сказал, что я похожа на маленький очаровательный нарциссик, но потом и он расхохотался. Я сорвала с себя платье и засунула его подальше в шкаф в надежде, что меня ни за что не пригласят на шикарную вечеринку, куда придётся прийти в платье.

   — Это не торжественный приём! — упиралась я. — Все будут в саду. Алиса не собирается выряжаться. Ну пожалуйста, мама, не надо меня заставлять! Я буду похожа на идиотку!
   — Делай, что тебе говорят. Как раз подходящий случай! Тебе надо хоть куда-нибудь пойти в этом платье, а то ты из него вырастешь, — убеждала мама.
   Могу поклясться, она прекрасно знала, что все другие дети будут в джинсах или шортах, и просто мстила за то, что я нагрубила тёте Карен.
   Я понимала: если слишком много спорить, мама мне вообще не разрешит туда пойти. Надо действовать с умом. Под Жёлтое Уродство я надела майку с шортами и решила при первой же возможности от него избавиться.
   Мне не удалось увернуться от руки судьбы. Платье было слегка тесновато и выглядело хуже некуда — жало под мышками и казалось слишком коротким.
   — Ну конечно, ссадины на обеих коленках, — вздохнула мама, потянув жалкий «нарциссик» за подол, чтобы он выглядел подлиннее. — Стой же ты прямо, Джемма! Дай одёрну!
   Из-за майки с шортами платье сидело отвратительно. Я быстро выскользнула из маминых рук — а то не дай бог поднимет юбку и сразу обо всём догадается. Папа, когда меня увидел, повторил свой цветочный комплимент. Я думала, Кэллум и Джек снова закатятся истерическим хохотом, но, может быть, их разжалобил мой несчастный вид. Джек просто кивнул, а Кэллум погладил меня по спине.
   На этот раз дом Алисы показался мне странным и каким-то чужим. Коробки с вещами в прихожей, голые стены — лишь на обоях бледные отпечатки от картин.
   Подруги не было ни среди гостей в саду, ни на кухне. Тётя Карен её тоже искала и звала встревоженным голосом:
   — Куда же ты подевалась, Алиса?
   Я-то знала, где она может быть. Заглянула в спальню — опять коробки и пакеты с мусором прямо посреди комнаты. Открыла стенной шкаф. В темноте, как совсем в раннем детстве, в обнимку с Золотым Сиропчиком, старым плюшевым мишкой, по-турецки сидела Алиса, прижавшись щекой к его жёсткой шкурке.
   — Ах, Алиса! — воскликнула я.
   Потом протиснулась в шкаф и уселась рядом.
   Мы крепко обнялись, зажав между собой Золотого Сиропчика. Было неудобно сидеть на Алисиных туфлях, кроссовках и балетных пуантах, а её платья, юбки и джинсы щекотали нам макушки.

   — Не хочу уезжать! — обречённо сказала Алиса.
   — И я не хочу, чтобы ты уезжала!
   — Переезд уже не за горами, — пожаловалась Алиса. — Сегодня утром мне пришлось упаковать почти все свои вещи! Точно я собирала наши вещи, Джем, потому что мы всегда играли вместе! Мама хочет, чтобы я выбросила побольше старых игрушек — кукол Барби, плюшевых мишек, мелки. Говорит, они никому не нужны — обыкновенное старье, — но для меня-то они особенные!
   — Ну они и правда превратились в хлам. И я им в этом помогла. Постригла твоих Барби чуть ли не наголо. Когда мы вместе рисовали, я изо всех сил нажимала и сломала все синие и зелёные мелки, раскрашивая траву и голубое небо. Ещё я учила твоих плюшевых мишек плавать в кухонной раковине, и после этого у них свалялся мех. Ведь не хочу — но почему-то всегда порчу твои вещи!
   — Неправда! Нет, конечно, портишь, но я не против, потому что ты всегда придумываешь интересные игры. С кем мне играть в Шотландии, Джемма?!
   Я заставила Золотого Сиропчика поцеловать её в нос.
   — Ты всегда сможешь играть со мной, если будешь давать мне сандвичи с сиропом, — сказала я скрипучим мишкиным голосом.
   — Алиса? Алиса, где ты?
   Мы услышали, как тётя Карен открыла дверь. Потом она раздражённо вздохнула и сердито её захлопнула.
   — Мама всё время злится, — испуганно прошептала Алиса.
   — Моя на меня тоже вечно сердится, — сказала я, трогая болячку на коленке. — А когда ты скажешь своей маме, где ты?
   — И не собираюсь! Я её больше не люблю.
   — А я свою никогда не любила!
   — Давай останемся здесь, Джемма! Вот бы всю-всю жизнь так и просидеть вместе!
   — Ага! Пусть они едут в свою дурацкую Шотландию, а ты будешь жить у себя в шкафу. И я здесь буду с тобой жить! Отправим Золотого Сиропчика за едой…
   Я заставила её мишку весело запрыгать.
   — «Сандвичи с сиропом! — сказал он. — Ням-ням!»
   — Будем питаться сандвичами с сиропом, — заявила Алиса.
   — «А почему бы нет? — спросил мишка. — Они очень даже питательны!»
   Алиса оттолкнула от себя Сиропчика.
   — Джем, я говорю серьёзно. Сандвичи Золотого Сиропчика — выдумка. Как нам достать настоящие продукты? Может, ты проберёшься на кухню и прихватишь побольше еды? Там её хоть отбавляй! Мама вчера целый день готовила. На первое время уж точно хватит!
   — Не глупи, Ал! Мы же не можем жить в твоём шкафу! Вот увидишь, они нас живо найдут!
   — Ну, тогда давай поскорее убежим, пока нас не нашли!
   Алиса схватила меня за руки:
   — Ну пожалуйста, Джемма! Правда, давай убежим!
   —Ладно, давай! Только нас всё равно догонят! Наши мамы испугаются, заявят в полицию, расскажут, как мы выглядим. «Разыскиваются две девочки — одна с длинными светлыми волосами в розовом, а другая — с причёской, как у ёжика, в отвратительном жёлтом платье в оборочках». Хотя, конечно, платье можно снять, — сказала я, выбираясь из ненавистного наряда.