Причины для радости. Странный выбор для похорон Вики! Медленно и торжественно играет орган. Некоторые девочки из второго ряда уже плачут, хотя траурная церемония еще не началась.
   Последними в сопровождении священника входят мистер и миссис Уотерс. Мистер Уотерс крепко держит жену под локоть. На ней новый темный фирменный костюм с короткой обтягивающей юбкой. На голове — шляпа в черно-белых цветах, словно она собралась на траурные скачки в Эскот. Заметив, что я не свожу с него глаз, мистер Уотерс слегка кивает, но миссис Уотерс смотрит сквозь меня. Может быть, не замечает или не хочет замечать? У нее странный взгляд. Наверное, приняла успокоительное, чтобы выдержать сегодняшний день.
   Такое впечатление — меня саму напичкали лекарствами. Не могу поверить в то, что происходит. Священник обращается к присутствующим. Все встают и поют «Господь — мой пастырь».
   Вспоминаю картину, на которой Иисус изображен в белых одеждах, с посохом в руках. Она когда-то висела в комнате моей няни. Это не имеет отношения к Вики.
   Потом поднимается мистер Файлзворт и произносит короткую речь, как в школе. Терпеть не могу его манеру выступать — медленно, задушевно, выделяя нужные слова. Держу пари — каждый день репетирует перед зеркалом в ванной! Мне не нравится, что он рассуждает о какой-то чужой девочке по имени Виктория — живой, веселой, прилежной, доброй, надежной и трудолюбивой.
   Чушь! Вики пыталась отвертеться от любого поручения и иногда отвратительно себя вела. Чихать ей было на школу! Всегда называла ее дырой! О мистере Файлзворте отзывалась и того хуже! Вряд ли он когда-либо разговаривал с Вики, но его голос становится все громче, и ему приходится часто глотать, чтобы поскорее добраться до конца своей мини-проповеди.
   Потом все поют другой гимн. Священник смотрит туда, где сидят мистер и миссис Уотерс. Интересно, они будут говорить? Нет, миссис Уотерс уставилась на противные бархатные занавески. Мистер Уотерс плачет. Блестит его покрасневшее лицо. Встает дедушка Вики и проходит вперед, сжимая в трясущейся руке помятую бумажку.
   — Наша Вики, — объявляет он, будто это заглавие, и медленно, иногда запинаясь, читает короткую речь. Дедушка хороший, и я знаю, Вики любила своих стариков, но слушать его очень тяжело. Он вспоминает о ее детстве: — Наша малышка смешно коверкала слова, любила пошалить…
   Хочу заткнуть уши и слегка цокаю языком, чтобы отвлечься.
   — Как ты? — шепчет Толстый Сэм.
   Я думала, меня никто не слышит.
   — Вики бы посмеялась над их льстивыми речами, — говорит Сэм.
   Пристально на него смотрю. Хорошо, хоть он понимает, какой Вики была на самом деле! Никогда не воспринимала Сэма всерьез. В классе его держат за толстяка клоуна, который всех смешит. Он не обижается — никто не насмехается над его полнотой, но девчонки считают, в нем нет ничего особенного. Кто бы мог подумать, что Сэм раскусил Вики? Едва заметно ему улыбаюсь.
   — Так держать, Джейд! Сэндвичи целы!
   — Пока целы, — шепчу я в ответ, потому что Джэнис Биггс играет на флейте пьесу Генделя. Скоро моя очередь.
   Когда выступление Джэнис подходит к концу, я, пошатываясь, встаю со своего места. Сэм поддерживает меня под локоть. Благодарно кивнув, иду вперед и поворачиваюсь лицом к собравшимся. Церковь переполнена. Люди стоят в проходах. Аншлаг. Вики бы понравилось — можно победно улыбнуться и помахать поклонникам белыми лилиями.
   «Причины для радости», — объявляю я. Текст в духе Вики, поэтому читаю ее голосом, точно это не я, а она: — "Жить интересно, как лететь с американских горок. Интересно посмеяться с лучшей подругой и пойти погулять с мальчиком. Интересно протанцевать весь вечер, остаться ночевать у друзей и не ложиться спать. Интересно включить музыку на полную громкость и подпевать. Интересно дразнить людей. Интересно ходить с мамой по магазинам в поисках чего-нибудь новенького. Интересно сидеть на подлокотнике кресла и вить из папы веревки, заставляя его выполнить любой каприз. Интересно высунуть язык и смотреть на себя в зеркало…
   Другие причины…
   Жизнь прекрасна. Не только природа, голубые небеса, цветы и маленькие кролики. Прекрасен город. Я в восторге от торгового центра «Лейклендз». Все высотные дома на холме красивы. Великолепен Лондон. Еще лучше Нью-Йорк. Не дождусь, когда туда поеду! Очень интересно путешествовать. Обожаю каникулы!
   И последняя причина.
   Жизнь коротка. Никогда не знаешь, сколько осталось, чтобы прожить как следует. Не тратьте время на нытье! Получайте удовольствие!"
   Все умолкли — слышно, как муха пролетит, — и удивленно ищут глазами Вики, словно, притаившись у меня за спиной, читает она сама.

8

   После похорон я не возвращаюсь со всеми в школу. Мистер и миссис Уотерс пригласили маму, папу и меня к себе домой. Я никогда не была там без Вики. Куда делась вся мебель?
   Родственники стоят в растерянности и не знают, что нужно говорить или делать в таких случаях. На столе огромное количество еды, прикрытое фольгой, но мама Вики никому ее не предлагает и не открывает бутылки с вином и шерри. Она застыла, уставившись в пространство, и, когда с ней разговаривают, кивает или качает головой, но видно, что не слушает. Папа Вики снова плачет. Бабушке приходится вывести его из комнаты.
   Разговоры стихают. Люди разглядывают еду. Время обеда еще не наступило. Пригласили бы к столу — у всех, по крайней мере, появилось бы занятие. Мне не по себе. Тихо стою между родителями. Никто с нами не разговаривает. Папа зевает, переваливаясь с ноги на ногу. В глазах мамы укор — ей стыдно за мужа, и кажется, все на нас смотрят, потому что мы из района для бедных.
   — Ничего не могу поделать, — шипит папа. — Я совсем не выспался.
   У него блестит лицо, а в глазах — белые точки. Мама вздыхает, приподнимает брови, когда он, показывая пломбы, снова зевает, но понимает — ругаться нельзя.
   Торопливо входит бабушка Вики и подходит к ее маме:
   — Я поставила чайник, дорогая. Чашка чаю никому не помешает. Прошу к столу!
   Как по команде, присутствующие оживают, направляются к еде и передают друг другу тарелки.
   Возвращается папа Вики с банками пива из холодильника. У него красные глаза.
   — Ведь есть вино! — ворчит мама Вики.
   — Да, но это для мужчин.
   — Ты хочешь устроить попойку на похоронах нашей Вики?! — громким голосом спрашивает мама, заглушая всех остальных.
   Похоже, они вот-вот поссорятся. Мама Вики оглядывается и понимает, что на нее все смотрят. Глаза наполняются слезами, и, беззвучно шевеля губами, точно ругаясь, она выходит в кухню.
   — О господи! — говорит бабушка Вики и беспомощно оглядывается по сторонам.
   Папа Вики качает головой. Они решают оставить ее в покое.
   Напрасно — чай не заварен. Приходится есть всухомятку. Сэндвичи и булочки с сосисками застревают в горле. Бабушка Вики направляется в кухню и вдруг замечает меня:
   — Будь умницей, Джейд! Пойди и завари чай!
   — Не могу! Мама Вики…
   Я самая последняя из тех, кого ей сегодня хочется видеть, но моя мама тоже просит:
   — Давай, Джейд, помоги!
   — Ну мама…
   Она наклоняется ко мне и шепчет:
   — Не подводи меня при всех!
   Ничего не поделаешь! Приходится идти на кухню. Мне страшно — боюсь, мама Вики перережет себе вены или запустит в меня ножом, но она стоит у буфета и, опустив палец в сахар, потом жадно его облизывает. Опустит — оближет. Опустит — оближет. Вдруг замечает меня, резко поворачивается и чуть не просыпает пакет.
   — Я не… — пытается она объяснить.
   — Знаю. Вики так делает.
   — Я ее за это ругаю. Негигиенично облизывать палец, а потом снова лезть в сахар, но она никогда меня не слушает, непослушная девочка.
   — Она и мед любит пальцем есть.
   — Моя Вики — настоящая сластена. И ни одной пломбы! Везет же некоторым!
   — Только не мне — полон рот пломб.
   — Зубы. Они… остаются? — спрашивает она. — Как ты думаешь? Они… — Она машет рукой, не в силах произнести слово «горят».
   Мы обе вздрагиваем при мысли о том, что происходит за стенами крематория.
   — Я не знала, что делать с ее волосами. Обожаю кудри нашей Вики. Она смотрит телевизор, облокотившись мне на колени, а я ей расчесываю локоны. Ей нравится, она выгибает спину…
   — Как кошка.
   — Да-да. Поэтому мне была невыносима мысль, что уничтожат ее великолепную копну. Я взяла ножницы и пошла в морг. Собиралась отрезать большую прядь, но не осмелилась — не смогла изуродовать прическу своей любимой девочке. Хотела, чтобы она выглядела, как всегда, великолепно.
   Мама хватает пакет с сахаром и крепко сжимает его в руках:
   — Она все еще здесь. Думаешь, я сошла с ума? Чарли в этом уверен. Доктор находит мое состояние вполне естественным, но муж считает, я умом тронулась. Я… ее вижу, Джейд.
   — Знаю, я тоже.
   Она пристально на меня смотрит:
   — Ты ее видишь!
   — Да. И она со мной разговаривает.
   — Что ты сказала? — переспрашивает она, и лицо ее каменеет. — Она со мной не разговаривает. Почему она со мной не разговаривает?!
   С ума можно сойти! Мы продолжаем спорить из-за Вики, когда той уже нет на свете. Так было всегда. Миссис Уотерс хотела, чтобы Вики ходила с ней по магазинам, в гости к бабушке с дедушкой, на костюмированные вечеринки. Одним словом, как все мамы, она мечтала побольше времени проводить с дочкой. Чаще всего Вики удавалось отвертеться, и она оставалась со мной. Миссис Уотерс никогда к ней не придиралась — она во всем обвиняла меня.
   — Значит, она с тобой общается…
   — Да, но очень часто вспоминает вас. Говорит, что скучает…
   — Нечего мне рассказывать, что чувствует моя Вики! — ворчит мама и легонько меня толкает.
   — Простите, — растерянно отвечаю я и насыпаю заварку в чайник, чтобы поскорее убраться из кухни.
   — Что ты делаешь? Это моя кухня!
   Я и не собиралась сюда входить, но меня попросили — бабушка Вики и другие. Они хотят чаю, чашку чаю, — бурчу я.
   Миссис Уотерс в недоумении смотрит на меня, словно ушам не верит.
    Они хотят чаю, — медленно произносит она. — Ладно! Давай назовем вещи своими именами! «Чашку чаю? Банку пива? Угощайтесь!» Вики умерла. Не имеет значения! Кого это волнует? Попивайте чай! Потягивайте пиво! Устроим вечеринку!
   Она гремит чайником. Звенят бутылки с молоком.
   — По крайней мере, хоть ты понимаешь, каково мне сейчас! Ты ведь ее тоже любишь, как и я, да?
   «Даже больше», — без слов отвечаю я.
   — Ах, Джейд! — вдруг говорит она и роняет бутылку.
   Молоко заливает мне туфли и юбку. Мы обе удивленно моргаем.
   — Потерянного не воротишь! — бормочет она и странно хихикает.
   По щекам катятся слезы. Вдруг миссис Уотерс обнимает меня и крепко прижимает к себе. Я тоже обнимаю ее, и мы стоим посреди белой лужи, которая растекается по полу.
   — Как нам это пережить? — спрашивает она.
   Не знаю. Во всяком случае, в день похорон существует определенный ритуал. А дальше?
   Что будет потом?
   Что потом?
   Дни тянутся бесконечно, время течет очень медленно. Я уже не верю своим часам! Похоже на замедленную съемку. Каждый шаг дается с трудом, точно меня засасывает в болото. Еда застревает во рту, как жвачка. Любое действие требует колоссального напряжения — пять минут уходит на то, чтобы почистить зубы или завязать шнурки.
   Когда начинаю говорить, голос звучит искусственно, словно мне задали не ту скорость.
   В школе все очень добры ко мне. Но как ответить на их заботу?! Кажется, я бреду в густом тумане, а они резвятся на солнышке. Иногда девочки плачут по Вики, но их грустное настроение приходит и уходит. Некоторым нравятся разговоры о смерти. Они пристают с расспросами о том, как Вики умирала, и хотят услышать подробности. Отвечаю, что мне больно вспоминать. Не могу! Не могу! Не могу!
   Мистер Файлзворт посылает за мной, и мы сидим в его кабинете. На столе — поднос с кофе и печеньем, как перед родителем-спонсором. Он несет невероятную чушь: жизнь это миг, существуют разные стадии адаптации к горю, нужно идти вперед… Директора не остановить — он в ударе. Беру шоколадное печенье, чтобы отвлечься, и не могу проглотить. Это началось со дня смерти Вики и ужасно меня раздражает — только и делаю, что глотаю, но, как только нужно поесть, ничего не получается. Кашляю, давлюсь и обсыпаю мистера Файлзворта крошками. Вряд ли он еще раз пригласит меня к себе.
   Мы часто беседуем с миссис Кембридж, но наши разговоры похожи на пустую болтовню. Она утверждает, что очень хорошо понимает мое состояние. Наверное, учительница добрая. Но что она может знать? Болит не так, как я думала. Все время по-разному. Тупая, тупая, тупая боль… Хочу, чтобы было больнее. Даже плакать уже не могу!
   Однажды слышала, как мама шепталась с папой: она думала, будет труднее, а я хожу в школу и почти нормально себя веду… Страшно незаметно превратиться в зомби, но самое ужасное — Вики здесь больше нет. Изо всех сил пытаюсь ее вызвать — ничего не получается. Иногда притворяюсь, что мы болтаем, но знаю — я сама говорю за нее. Мои старания напоминают детскую игру «Давай представим, что…», в процессе которой ты вдруг осознаешь, что повзрослела.
   Как вернуть Вики? Иногда мечтаю с ней соединиться — ведь она этого хотела. Прокручиваю в голове разные варианты, но никак не могу решиться. Не хватает смелости, чтобы подняться на крышу многоэтажной автостоянки и спрыгнуть вниз. Кроме того, если разобьешься и превратишься в отвратительное кровавое месиво, может быть, и в другой жизни останешься такой же. Думала я и о том, чтобы повеситься, но веревка есть только в физкультурном зале, а там в своих кроссовках скачет мистер Лорример и за всем наблюдает. Да и узлы я как следует завязывать не умею. Есть еще таблетки, но глупо на них надеяться, когда у тебя проблемы с глотанием. Целый день уйдет на то, чтобы запихнуть в себя побольше лекарств, но нет гарантии, что после этого окажешься рядом с Вики. Может быть, после кремации она исчезла навсегда.
   Жаль, что ее еще не похоронили, — я могла бы ходить на кладбище. Ей бы понравилось надгробие с белым мраморным ангелом.
   Выйдя из школы, я часами торчу на том месте, где Вики попала под машину, в надежде, что она прилетит. По тротуару пройти нельзя — он утопает в цветах. Поверх увядающих букетов появляются новые. Там много плюшевых мишек, кроликов, маленьких игрушечных мельниц и писем. Некоторые из них покрылись синими пятнами от дождя, другие для сохранности вложены в специальные пластиковые папки. Можно найти и фотографии Вики, вырезанные из газет. Они наклеены на плотную бумагу и украшены блестящими звездочками и сердечками. Я пристально смотрю на бумажных Вики, и они мне насмешливо улыбаются.
   — Пожалуйста, поговори со мной! — бормочу я. — Пожалуйста, Вики! Я сделаю все, что ты захочешь. Буквально все! Вернись и поговори со мной!
   На плечо опускается рука. Это мистер Лорример. О боже! Вики его прислала.
   — Бедная Джейд, — говорит он и гладит меня по плечу.
   Вдруг мистер Лорример замечает мое испуганное лицо и отдергивает руку, точно от раскаленной батареи. Наверное, ему тоже страшно — еще приму его сочувствие за приставание!
   — Ну, ладно. Не буду тебя беспокоить, — говорит он, собираясь уходить.
   — Мистер Лорример, — вдруг каркаю я и сама не могу поверить в то, что сейчас скажу.
   Он в тревоге останавливается.
   — Мистер Лорример, я подумала и решила, что действительно хочу записаться в вашу секцию «Бег ради удовольствия».
   Он удивился. Любой на его месте сделал бы то же самое.
   — Знаю, я плохо бегаю.
   — Я бы так не сказал, — любезно отвечает он, хотя нормальный человек с ним бы не согласился.
   — Просто Вики хотела записаться, и…
   — Понимаю… По-моему, отличная идея, Джейд. Пожалуйста, приходи в следующую пятницу. Добро пожаловать!
   — Даже если я буду бежать позади всех?
   — Мы не гонимся за рекордами. Нужно получить удовольствие. Неважно — быстро ты бежишь или медленно. Выбери любую скорость, Джейд.
   — А если я поползу как улитка?
   — Ну, не всем же быть ягуарами! Увидишь рядом и других улиток…
   Он улыбается и уходит, но я уже не одна — рядом стоит Вики и ухмыляется.
   — Ой, Вики! Как я соскучилась!
   — Ты возненавидишь бег!
   — Знаю.
   — Бедняжка Джейд! Несчастная я! Мне уже начинают надоедать шалости призраков. Я тоже по тебе соскучилась.
   Раскрываю руки для объятий и не чувствую ее, но Вики здесь — она часть меня.

9

   Ну вот — пришло время бегать. Сама напросилась — никто не виноват. Не удастся получить удовольствие, и вряд ли когда-нибудь это меня спасет.
   Глупое выражение — «спасти жизнь». На языке вертятся фразы, связанные со словом «смерть»: чуть не умерла, бледная как смерть, меня это убивает.
   В физкультурном зале переодеваюсь в шорты и майку. Я небрежно засунула их в свой шкафчик, и теперь они ужасно мятые.
   Шорты плохо сидят, потому что слишком велики в талии и широки в бедрах. Потеряешь бдительность — рискуешь из них выпасть. Нормальных кроссовок тоже нет — заурядные кеды на резиновой подошве. Но не все ли равно? Теперь мне помогут только кроссовки с крыльями.
   Уморительное будет зрелище! Джули Майерс и Лора Мосс тоже переодеваются. Джули — капитан школьной сборной девчонок. Мускулистая Лора не уступит ей в ловкости — входит во все сильные команды, к тому же прекрасная пловчиха. Одни ее загорелые ноги весят больше меня. Чувствую себя тощей и глупой. Они с любопытством на меня поглядывают, гадая, что я здесь делаю. Выхожу, спотыкаясь, из раздевалки и еле-еле тащусь на площадку. Еще не бегала, а уже устала.
   Вижу на беговой дорожке целую группу «выдающихся спортсменов» — они усердно разминаются, точно им предстоит выступить на Олимпийских играх. Хоть бы потихоньку удрать!
   А вот и мистер Лорример — он приветливо машет рукой и подбегает ко мне:
   — Джейд! Молодец, что пришла! Ну, как ты? Глупый вопрос. Бег пойдет тебе на пользу, хотя вижу, ты не в восторге. Я угадал?
   Молча киваю.
   — Начни с простого — пройди несколько раз вокруг поля.
   — Пройти?
   — Быстрым шагом, чтобы размяться. Это тебе не витрины рассматривать!
   Мне становится жарко. Слишком жарко. Майка прилипла к телу.
   — Ходьба полезна для кровообращения, — говорит мистер Лорример, увидев, что я дунула себе на челку. — На, сделай глоток.
   Он протягивает мне бутылку с водой:
   — Обед из пяти блюд тебе бы сейчас тоже не помешал. Ты сегодня что-нибудь ела, Джейд?
   — Да, — обманываю я.
   — Уж очень ты худенькая! — восклицает он.
   — От этого все проблемы! — пыхтит рядом с нами Толстый Сэм.
   В сером спортивном костюме он кажется еще толще.
   — Юмора тебе не занимать, Сэм, — смеется мистер Лорример.
   — Юмор — самое мощное оружие, — говорит Толстый Сэм, подняв руки и пародируя поигрывание мускулами. — Ну, теперь смотрите, как побежит чудо-мальчик.
   Он корчит смешную гримасу и мчится вперед.
   — Эй, потише! Не торопись! Сначала походи — составь Джейд компанию. Только сними свой костюм, а то растаешь!
   — Я его специально надел, мистер Лорример, чтобы растопить жир.
   — Так и свариться недолго! Снимай, снимай!
   — Может, не надо, сэр? Не хочется раздеваться перед Джейд. Я стесняюсь.
   Кажется, Сэм валяет дурака, но, когда стягивает с себя костюм, краснеет по-настоящему и похож на слона, который скидывает кожу.
   — Как тебя угораздило сюда записаться? Ты же, как и я, ненавидишь бег.
   — Когда-то ведь надо начинать, — говорит Сэм.
   Мы оба понимаем, как до этого далеко. Труд, но даже несколько раз пройти вокруг поля в быстром темпе — дыхания не хватает.
   — Может, в конце концов, мне не надо поддерживать форму? — пыхтит Сэм.
   — Ну да, кому нужны мускулы? — отвечаю я и вижу, как мимо нас легко пробегают ребята.
   Третий круг мы почти проползаем.
   — Похоже, вам пора взбодриться, — говорит мистер Лорример. — Ну-ка, вы оба, прибавьте темп! Потом попробуем пробежаться.
   — Мне лучше сперва отлежаться, — с трудом произносит Сэм.
   — Больше работай ногами, а не языком, — шутит мистер Лорример и убегает от нас.
   — Как ты думаешь, в юности он был таким же толстым занудой, как и я? — пыхтит Сэм. — Потом записался в секцию бега и — бух — превратился в красавца бегуна.
   — А ты думал! — сухо отвечаю я (у меня в буквальном смысле пересохло во рту).
   Из пор выходит вся влага, скопившаяся в теле. Только бы мой дезодорант не подвел! Чувствую себя отвратительно. Слава богу, рядом только Сэм. Ему еще тяжелее — лицо блестит, как клубничное желе. Сколько бы он ни пытался промокнуть лоб платком, тот остается влажным.
   Мимо нас проносятся три фитнес-фаната из десятого класса, что-то грубо говорят о китах и прыскают со смеху. Сэм весело смеется.
   — Это они про меня, — пыхтит он и показывает, как кит выпускает фонтан воды.
   Мальчишки снова хохочут и бегут дальше.
   — Ты всегда валяешь дурака, Толстый.
   — Пусть уж лучше смеются со мной, а не надо мной.
   Я внимательно смотрю на него. Вовсе он не клубничное желе, а настоящий парень.
   — Понимаю, — тихо говорю я. — Прости меня, Сэм.
   Он мне улыбается.
   — К сожалению, сейчас вам будет не до смеха, — говорит, обгоняя нас, мистер Лорример. — Вы оба вполне разогрелись. Попробуйте пробежать полкруга.
   — А разве нам нельзя хоть чуть-чуть отдохнуть? — с надеждой спрашивает Сэм.
   — Тогда вам снова придется разминаться, — отвечает мистер Лорример. Давайте, друзья, побегайте! Не надо торопиться!
   Сэм морщится, но бежит. Я сжимаю кулаки и тоже пытаюсь себя заставить.
   — Нет, ребята, расслабьтесь. Нечего зубы стискивать! Разминайтесь! Парите!
   — Ну, конечно, мне только парить, — чуть не падая, задыхается Сэм.
   — Старайся не горбиться, дружище! Держитесь оба прямо! Не сутулься, Джейд, а то ты становишься еще меньше. Держи спину! Не забывай об осанке!
   Он легко бежит рядом, практически на одном месте, а мы в это время хватаем ртом воздух и еле ноги передвигаем.
   — Мне нечем дышать, — стонет Сэм.
   — Нет, ты ошибаешься. Пока ты разговариваешь — все нормально.
   У меня получается еще хуже — внутри что-то булькает, из груди вырывается стон. Мистер Лорример дает нам передышку и позволяет перейти на шаг.
   — А еще говорят, нам это пойдет на пользу, — жалуюсь я.
   — У меня начался сердечный приступ, — пугает Сэм.
   — Не надейся, что я тебя поцелую и ты очухаешься.
   — Придумал средство, как быстрее избавиться от лишнего веса, — нужно отрезать обе ноги, тогда и болеть будет нечему — неудачно острит Сэм. — У меня икры судорогой сводит.
   — Не представляю, о чем ты, но, кажется, у меня разрыв мягких тканей, — хнычу я.
   Мы ковыляем и придумываем себе травмы. Похоже на пытку, но хорошо, когда есть кому пожаловаться, — Вики всегда убегает вперед и выпендривается.
   — Джейд, что с тобой? У тебя заболел бок?
   Я качаю головой, не в силах ничего объяснить.
   — Это из-за Вики? — деликатно интересуется Сэм.
   Смотрю на него и удивляюсь — не ожидала, что он способен меня понять. Странно, мне начинает нравиться Толстый Сэм.
   Наверное, это оттого, что мы оба зациклились на Вики. Куда же она запропастилась? Я надеялась, будет летать вместе со мной, — из-за нее, как дура, и в секцию записалась. Может, поджидает меня около школы? Быстро принимаю душ и убегаю.
   Цветов стало еще больше. Розы с плотными, нераскрывшимися бутонами… Большие белые восковые лилии с их похоронным запахом.
   — Наверное, в нашем цветочном магазине остались только полевые цветы, — говорит Вики, приземлившись прямо передо мной.
   От неожиданности замираю на месте.
   Она смеется:
   — Что остановилась как вкопанная? Мертвых не видела? А может, я не умерла? Интересно, это нас называют привидениями? Словно мы этнические меньшинства! Каких только терминов не изобрели!
   — Ты не привидение. Ты Вики.
   — Маленькая Вики-Ангел, — насмешливо говорит она, сложив руки на груди, потом поворачивается и смотрит себе на спину: — Пытаюсь выдумать чудесные, покрытые перьями, шелестящие крылья, но получается лишь пух от волнистого попугайчика. Ну, ничего не поделаешь. Зато у меня есть все остальное.
   Черный топ и джинсы становятся серебристо-белыми. Волосы поднимаются над головой и укладываются в великолепный золотисто-рыжий нимб. Вики глядит на цветы под жемчужными сапожками и делает знак рукой. Розовые бутоны обвивают ей шею, украшают браслетами запястья и, как кольца, покрывают пальцы. Лилии окутывают плащом и величественно покачиваются при ходьбе, словно передо мной не Вики, а ангел.
   Вдруг она делает шаг, царственно кивает головой и хитро смотрит на свои сапожки:
   — Правда, я похожа на Элвиса? Помнишь, он носил ужасно пошлую белую накидку? Ну, точно — Элвис на закате карьеры.
   Жемчужные сапожки превращаются в васильковые замшевые туфли, и Вики, повиливая бедрами в переливающихся расклешенных брюках, показывает, как танцевал Элвис Пресли.
   Приходится бежать, потому что трудно удержаться от смеха.
   — Подожди меня! Ты что — еще не набегалась?
   Сбросив замшевые туфли, Вики летит вниз. На ветру туфли кружатся волчком. Потом она срывает с себя цветы, и те осыпаются, как конфетти.
   — Где ты была, когда я бегала? Я ведь только ради тебя пошла в секцию, а ты куда-то пропала.