А сам дом, как она начала понимать, тоже был живым – лишь нечеткость сна помешала ей сразу разглядеть эластичность стен и округлость коридоров, напоминающих внутренность кишок. Рени чувствовала удивительно медленное дыхание: вдох, затем через несколько минут выдох, она знала, что должна догнать Стивена прежде, чем он углубится в это существо и останется там навсегда, усвоенный и переваренный, безвозвратно изменившийся.
   Извивающиеся коридоры закончились перед бездонной темной пропастью, которая уходила вниз, постепенно сужаясь, словно огромная перевернутая черная гора воздуха. В глубине слышались голоса, жалобные крики, напоминающие птичий гомон. Стивен падал – она почему-то знала это, у нее было лишь несколько секунд, чтобы решить: прыгать вслед за ним или остаться. Сзади послышался голос !Ксаббу, он просил Рени не спешить, подождать его, но !Ксаббу ничего не понимал, а объяснять было уже некогда. Она подошла к самому краю бездны и приготовилась к прыжку, но тут кто-то схватил ее за руку.
   – Вперед! – закричала она. – Он падает! Пусти меня!
   – Рени, прекрати, – ее держали еще крепче, – Ты сейчас свалишься в реку. Прекрати.
   Перед ней простиралась темнота, пропасть вдруг стала длиннее и уже, пока не превратилась в черный поток – Стикс, проносящийся мимо. Если она бросится в него, река принесет ее к брату…
   – Рени, проснись!
   Она открыла глаза. Настоящая река – хотя какой смысл употреблять слово «настоящий» в этом мире – журчала в нескольких метрах внизу, Рени различила ее лишь благодаря мерцанию воды и волнистому отражению луны. Она стояла на четвереньках у самого осыпающегося обрыва, а !Ксаббу тащил ее за руку, цепляясь ногами за корни дерева.
   – Я… – Она потерла глаза. – Мне снился сон.
   – Я догадался. – Он помог ей подняться на ноги и отпустил руку.
   Рени поплелась назад к костру. Эмили лежала, свернувшись калачиком поближе к догорающему костру, она дышала ровно, ее лицо эльфа покоилось на согнутой руке, отчего немного искажалось.
   – Разве теперь не моя очередь дежурить, !Ксаббу? – спросила Рени, продолжая тереть глаза. – Сколько времени я проспала?
   – Не важно. Ты устала, а я нет.
   Искушение снова провалиться в сон, пусть даже неприятный, было велико. Все лучше, чем эта мрачная явь.
   – Нет, это нечестно.
   – Мне нравится предвкушать сон. Так делают охотники, так учила меня семья отца. Во всяком случае, Рени, ты всем нужна, очень нужна, мы не сможем обойтись без тебя. Ты должна отдохнуть.
   – Я нужна? Хорошо сказано, – Она опустилась на землю. Голова будто была сделана из бетона. А шея слишком слаба, чтобы держать ее поднятой больше нескольких секунд. Идти некуда, делать нечего, нечем даже отвлечься от своих страданий. Она вдруг поняла, почему отец вечно стремился к забвению. – От меня пользы как от… как от… Не знаю. Но все равно совсем мало.
   – Ты ошибаешься. – !Ксаббу подложил дров в костер, потом повернулся к ней, его поза выглядела странно даже для бабуина. – Ты просто не знаешь.
   – Не знаю чего?
   – Как ты нужна.
   Рени не хотела, чтобы ее пытались ободрить, даже !Ксаббу.
   – Послушай, я тебе благодарна, но я сама знаю, что могу, а чего не могу. А сейчас я вышла за пределы своих возможностей, мы все вышли.
   Она попыталась призвать всю оставшуюся энергию, чтобы объяснить ему – пусть поймет, насколько безнадежно их положение – но энергии больше не было.
   – Разве ты не видишь? Мы боремся с чем-то намного большим, чем мы могли предположить, !Ксаббу. И мы ничего пока не сделали, ничего! Мы не только не нанесли ущерба Братству Грааля, они даже не знают, что мы здесь. И им будет все равно, если и узнают. Мы – шутка, стайка блох, решившая побить слона. – Ее голос подозрительно дрожал. Она закусила нижнюю губу, потому что решила больше не плакать. – Мы были так глупы. Как мы могли вообразить, что сможем что-то сделать с таким огромным и могущественным врагом?
   !Ксаббу сидел на пятках и молчал, в руке он держал палку для костра. Он смотрел на пламя, словно читал чрезвычайно сложный абзац учебника.
   – Но ты ведь возлюбленная Дикобраз, – наконец сказал он. От неожиданности Рени засмеялась.
   – Я – что?
   – Дикобраз. Она – невестка Дедушки Богомола и в некотором роде самая любимая для него из всех. Я как-то говорил, что расскажу тебе последнюю историю Богомола.
   – !Ксаббу, вряд ли у меня хватит сил.
   – Рени, я ни о чем не просил тебя. Сейчас прошу. Пожалуйста, послушай историю.
   Она подняла глаза от костра, удивленная его настойчивостью. Упрашивающий бабуин с поднятыми в мольбе ручками выглядел уморительно, но она не засмеялась, не могла. !Ксаббу сказал правду. Он никогда ни о чем не просил ее.
   – Хорошо, рассказывай.
   !Ксаббу кивнул, потом опустил мордочку к земле, раздумывая.
   – Это последняя история Богомола, – наконец начал он. – Не потому, что нет других историй, их очень много, ты их еще не знаешь, просто это последнее, что случилось с ним в этом мире.
   – Это печальная история? Не знаю, могу ли воспринимать печальные истории сейчас.
   – Все самые важные истории – печальные, – сказал он в ответ. – Либо то, что происходит в истории, либо то, что происходит потом. – Он протянул свою лапку и коснулся ее руки. – Пожалуйста, послушай, Рени.
   Она устало кивнула.
   – Случилось это в конце жизни Дедушки Богомола. Тогда уже черные люди, а может и белые тоже, пришли на земли моих предков. Мы знаем об этом потому, что там упоминаются овцы, которые появились в наших краях с приходом черных пастухов. Они пригоняли огромные отары на пастбища с нежной травой – ей раньше питались все животные, которых Дедушка Богомол и его охотники так любили, – антилопы канна, газели, бубалы.
   Богомол увидел овец и понял, что это новые животные. Он охотился на них, и ему понравилось, что это так просто, но, с другой стороны, и тревожило – странно ведь видеть, что существа так безвольно встречают смерть. Но когда он подстрелил пару овец из своего лука, пришли черные люди, которым они принадлежали. Их было много, как муравьев, они побили его. Наконец ему удалось натянуть на себя накидку из бубалы, его колдовство ослепило врагов. И он смог убежать. Ему удалось унести тех двух овец, что он подстрелил, но его здорово избили. Когда он добрел до своего крааля, он совсем устал, тело опухло и кровоточило. Он почувствовал, что умирает.
   Богомол сказал своей семье: «Мне нехорошо, они убили меня, те, что не принадлежат к Первым Людям». И он проклял пришельцев словами: «Проклинаю их. Они потеряют свой огонь, они потеряют своих овец, жить они будут, как клеши, питаясь сырой пищей». Но лучше ему не стало, он почувствовал, что мир вокруг темнеет. Он понял, что для Первых Людей нет в нем больше места.
   Рени поняла, что это была первая параллель, которую !Ксаббу хотел провести между ее собственной беспомощностью и страданиями Дедушки Богомола. Она слегка рассердилась на такой примитивный психологический прием, но возвышенная серьезность голоса !Ксаббу смягчила впечатление. Он читал ей наставления из Ветхого Завета своего народа. Это что-то значило.
   – Он призвал к себе всю свою семью, – продолжал !Ксаббу, – жену Крольчиху, сына Радугу и возлюбленную невестку Дикобраз, двух их сыновей, внуков Богомола, их звали Мангуст и Младшая Радуга. Дикобраз со своим большим сердцем и чутким взором первая поняла, что с отчимом что-то не так. Не понравились ей и овцы, такие странные на ее взгляд. «Посмотри, – сказала она мужу Радуге, – посмотри на этих животных, которых принес твой отец».
   Но Богомол велел им всем молчать и заговорил: «Я ослаб от боли, горло мое опухло, я не могу говорить и есть этих овец. Дикобраз, пойди к своему отцу, тому, что зовется Всепоглощающим, попроси его прийти и помочь съесть этих овец».
   Дикобраз испугалась и сказала: «Нет, Дедушка, если отец придет, никому ничего не достанется. После него ничего не остается».
   Но Богомол настаивал. «Пойди туда к старику Всепожирающему и попроси прийти, чтобы он помог мне съесть этих овец. Сердце мое горюет, я хочу, чтобы старик пришел. Когда он придет, я снова смогу свободно говорить, сейчас у меня распухло горло и мне трудно говорить. Давайте приготовим овец и угостим твоего отца».
   Дикобраз сказала: «Ты не хочешь, чтобы старик приходил. Позволь, я дам тебе мяса газели, чтобы ты насытил свой живот».
   Богомол отрицательно покачал головой. «Это мясо побелело от старости. Я буду есть этих овец – свежее мясо, – но ты должна позвать своего отца, чтобы он мне помог».
   Опечалилась Дикобраз, и переполнил ее страх, потому что Богомол никогда не был так болен и несчастен, что-то должно было произойти. «Я пойду за ним, завтра он будет здесь. Тогда ты увидишь его своими глазами, этого жуткого старика».
   Богомол успокоился и уснул. Но даже во сне он вскрикивал от боли. Дикобраз велела своим сыновьям Младшей Радуге и Мангусту взять мясо газели и спрятать его, а еще взять копье Радуги и тоже спрятать. А потом она отправилась в путь.
   На все, что ей попадалось в пути, она смотрела глазами своего сердца и говорила себе: «Завтра этого уже не будет. Завтра этого уже не будет», Но вот она добралась до жилища своего отца, она не могла подойти к нему, поэтому крикнула с расстояния: «Богомол, твой двоюродный брат просит тебя прийти и помочь съесть овец, потому что сердце его в печали». И она тут же заспешила к семье, в крааль Дедушки Богомола.
   Богомол спросил ее: «Где же твой отец?»
   Дикобраз ответила: «Он уже в пути. Посмотри на куст, что стоит перед нами, нет ли там тени падающей сверху?»
   Богомол посмотрел, но ничего не увидел.
   Дикобраз сказала: «Жди, когда куст упадет, Когда ты увидишь, что исчезли все кусты позади него, ищи тень. Его язык слижет все кусты в округе еще до того, как он покажется из-за холма. Потом ты увидишь его, и не станет кустов во всей округе, и у нас больше не будет защиты».
   Богомол ответил: «Я ничего не вижу». Теперь и он испугался, но ведь он сам пригласил Всепожирающего, и Всепожирающий приближался.
   Дикобраз сказала: «Ты увидишь огненный язык в темноте, все, что встретится на его пути, исчезнет – его рот поглотит все». И она ушла, вынула спрятанное мясо и дала его своим сыновьям, чтобы они подкрепились перед грядущими испытаниями.
   На ожидающего Богомола упала огромная тень. Он позвал Дикобраз: «О дочь моя, почему стало так темно? Ведь на небе нет туч». Только сейчас он понял, что наделал, и испугался.
   А Всепожирающий сказал глухим голосом: «Меня пригласили. Теперь ты должен меня покормить». И он расположился в краале Богомола и принялся поглощать все подряд, а в центре огромного рта, что находился в центре темной фигуры, был огненный язык. Сначала он съел овец и прожевал их кости, проглотил их шкуры. Покончив с ними, он принялся за остальное мясо, потом пошли в ход дыни, коренья, все зерно, мука и овощи. Затем он стал пожирать строения и палки для копания, деревья и даже камни. Когда он проглотил Радугу, сына Богомола, Дикобраз схватила своих сыновей и убежала. Тогда Всепожирающий схватил жену Богомола, Скального Кролика, и сожрал ее, а затем наступил черед и самого Богомола, исчезнувшего в растянувшемся от края до края желудке.
   Дикобраз схватила копье, спрятанное ее сыновьями, раскалила его в огне, пока оно не засветилось, потом она устроила проверку своим сыновьям, смогут ли они выдержать то, что предстоит. Она принялась прикладывать раскаленное копье к их лбам, глазам, носам и ушам, чтобы убедиться, что они будут храбрыми и поймут, что надо делать. Глаза Мангуста наполнились слезами, и она сказала: «Ты слабый, будешь сидеть по левую руку моего отца». А глаза Младшей Радуги становились только суше, сколько она ни прижимала копье к его телу, тогда она сказала: «Ты – сильный, будешь сидеть по правую руку от моего отца». Потом она повела их в огонь, и они уселись по бокам Всепожирающего, который все еще не наелся, хотя съел почти все вокруг.
   Вот-вот он съест и их тоже, но братья схватили его за руки и потянули назад, пытаясь завалить на землю. Они с трудом сдерживали его мощь, а огненный язык обжигал их. Тогда Младший радуга выхватил копье отца и по приказу матери Дикобраз распорол брюхо Всепожирающего. С помощью брата Мангуста он раскрыл брюхо, и все, что тот сожрал, хлынуло на них потоком: мясо, коренья, деревья и кусты, люди, Даже Дедушка Богомол вышел на свободу, он стал другим, молчаливым.
   Дикобраз сказала: «Мне кажется, что все переменилось. Пришло время поискать новое место. Мы оставим здесь моего отца Всепоглощающего, пусть лежит в краале. Мы же уйдем подальше. Мы найдем новое место». И она повела своего свекра и всю семью прочь из этих мест, туда, где они живут и поныне.
   Рени настолько потряс образ Богомола, скорчившегося от страха, когда небо потемнело и Всепожирающий навис над ним, что она не сразу поняла, что рассказ окончен. По недомыслию бог бушменов призвал самое жуткое чудовище – а она разве сделала не то же самое?
   – Я… Я не уверена, что все поняла, – наконец заговорила она. История была не так ужасна, как она опасалась, но благополучный конец не уравновесил ужаса всего происшедшего с героями. – Что же это означает? Извини, !Ксаббу, я не нарочно. Очень впечатляющая история.
   Бабуин явно устал, вид его был печален.
   – Разве ты не узнала там себя, Рени? Что ты, как Дикобраз, нужна нам? Что ты, как возлюбленная невестка Богомола, действовала, когда все растерялись? Мы так надеемся, что ты сумеешь вывести нас отсюда.
   – Не надо! – Ее охватила ярость. – Это нечестно – я не хочу, чтобы на меня надеялись! Всю жизнь я должна кого-то тащить на себе. А если я заблуждаюсь? А что, если у меня не хватит сил?
   !Ксаббу не согласился с ней.
   – Нам не нужно, чтобы ты нас тащила на себе, Рени. Нам нужно, чтобы ты вела нас. Нам нужно, чтобы ты смотрела глазами твоего сердца и направляла нас туда, куда они укажут.
   – Но я не могу, !Ксаббу. У меня нет сил. Я больше не могу сражаться с чудовищами. – История про Всепожирающего смешалась в голове с ее собственными сновидениями и призрачными существами этих нереальных миров. – Я – не Дикобраз. Я не ласковая и не практичная. Нет в моем сердце никаких глаз.
   – Зато у тебя такие же колючки, как у нее. – Губы бабуина растянулись в горькой улыбке. – Мне кажется, ты видишь куда больше, чем думаешь, Рени Сулавейо.
   Проснулась Эмили, она лежала и молча смотрела на них, белки глаз отражали свет занимающейся зари. Рени стало стыдно, что она ее разбудила – все устали, всем нужен был отдых, – даже легкий укор совести вызвал новую волну раздражения.
   – Ладно, хватит мистической чуши, !Ксаббу. Я этого не понимаю. Никогда не понимала. Я не хочу сказать, что ты не прав, просто этот язык мне непонятен. А что ты сам собираешься делать с этим – Братством Грааля, этой сетью, из которой нам не выбраться? У тебя есть план?
   !Ксаббу застыл, словно пораженный ее горячностью. Ей стало стыдно за свое учащенное дыхание, за то, что не сдержалась. Но !Ксаббу не стал ни спорить, ни оправдываться. Он просто многозначительно кивнул.
   – Я не хочу дразнить тебя, Рени, и говорить то, чего ты не понимаешь, но снова повторю, что ты сейчас смотрела глазами своего сердца. Ты говорила правду. – На него тоже нашло оцепенение. – Да, я действительно не знаю, что я должен делать. Я рассказываю тебе истории, а сам забыл свою собственную.
   Она вдруг испугалась, что он от них уйдет – уйдет от нее – отправится в одиночку по этой реке-джунглям.
   – Я не хотела.
   Он поднял лапу.
   – Ты права. Я забыл свое предназначение. Во сне я видел, что все Первые Люди должны собраться вместе. Именно поэтому я принял такую форму. – Он показал на свои мохнатые конечности. – Тогда я станцую.
   Вот уж этого Рени никак не ожидала.
   – Что ты сделаешь?
   – Станцую, – Он повертелся, проверяя почву. – Я не буду шуметь. Можешь спать, если хочешь.
   Рени смотрела во все глаза, не зная, что сказать. Эмили тоже смотрела настороженно, но в ее глазах появился блеск, словно история Богомола тронула ее. !Ксаббу прошел по кругу, чертя на земле линию, потом остановился и посмотрел на небо. На горизонте загоралась заря. Он медленно поворачивался к солнцу, и Рени вспомнила другую его историю. !Ксаббу рассказывал ей, что его народ верил, что алый свет зари – это охотник Утренняя Звезда, возвращающийся домой к своей невесте Рыси.
   Рени вспомнила и причину, почему Утренняя Звезда так спешит – он опасался ненависти и ревности Гиены, существа, потерянного в темноте, почти такого же ужасного, как Всепожирающий.
   Плавно двигаясь в ритме танца, который он называл Танцем Большого Голода, !Ксаббу смотрел куда-то за лагерь, возможно и за пределы Иноземья. Отчаяние Рени превратилось в вязкую, тяжелую, липкую сеть, которая выматывала, тянула вниз. Вот к чему привели ее научные исследования: невнятные ответы на невозможные вопросы, пляшущие обезьяны, волшебные миры вдоль бесконечной реки. Им придется как-то просеять весь песок этой пустыни ради одного зернышка, которое вернет ей брата.
   Танец !Ксаббу продолжался, пульсирующие, ритмичные движения, которые вели его по кругу, строго по начерченной линии. Раздались голоса птиц, зашелестели на ветру деревья, но внутри лагеря единственным движением были небыстрые шаги бабуина, шур-шур, наклон к земле, выпрямиться и поднять руки ввысь, а глаза все время смотрят за круг. Он прошел круг и пошел на второй, то ускоряясь, то замедляясь.
   Прошло время. Десять кругов превратились в сто. Эмили моргнула и закрыла глаза, Рени была как загипнотизированная от усталости, а !Ксаббу все танцевал, двигаясь под музыку, которую он один слышал, печатая шаги, которые пришли из древности, когда племена предков Рени впервые появились на юге Африки. Сейчас она видела каменный век – живая память человечества, здесь, в самом современном мире. Сейчас !Ксаббу находился не в материальной вселенной, где есть солнце, луна и звезды, а в гораздо большем пространстве космоса. Он заново проходил свою историю.
   Пока он танцевал, наступил рассвет. Рени почувствовала, что безнадежность, поселившаяся в ее душе, слегка смягчилась. Важна история, вот, что хотел сказать ей !Ксаббу. Дикобраз, Богомол – это не просто старинные сказки, а способ видеть мир. Эти истории упорядочивают жизнь, так вселенная говорит с человеком на понятном ему языке. И чем же является все сущее, любое познание или вера, как не этим? Она могла позволить хаосу поглотить себя, поняла она, как Всепожирающий поглотил все, даже Дедушку Богомола, дух первого знания. Но она также могла придать хаосу форму чего-то знакомого, как сделала Дикобраз, найдя порядок там, где была одна безысходность. Ей нужно найти свою историю и придать ей ту форму, которая окажется наиболее подходящей.
   Пока она размышляла, а человечек в теле бабуина танцевал, душа Рени начала оттаивать. Она наблюдала за замысловатыми перемещениями !Ксаббу, красивыми, как каллиграфия, сложными и гармоничными, как симфония, и тут она поняла, что любит его.
   Это было открытие, но не неожиданное. Она не была уверена, что это любовь между мужчиной и женщиной – трудно было перейти через несовместимость культур и необычность их сегодняшних образов – но она знала наверняка, что никого никогда так не любила. Эта оболочка обезьяны, которая не могла скрыть его яркий, отважный дух, перестала смущать Рени, а наполнилась очевидным значением, мощным как наркотик, необъяснимым как сон.
   «Мне предначертано увидеть, что все мы связаны между собой, – подумала она. – !Ксаббу увидел во сне, что все Первые Люди должны собраться вместе, как в той истории про его предков и бабуина. „Только бы на той скале оказались бабуины“ – так, по-моему. Но ведь эта история не о нем, она обо мне. Это меня преследует гиена, а !Ксаббу предложил мне укрытие, точно как Люди Сидящие На Пятках предложили его предку !Ксаббу».
   – На этой скале есть бабуины, – прошептала она.
   А поняв правду, она почувствовала ее каждой клеточкой своего тела. Да, так оно и есть. Она отворачивалась от подарка, думая, что он ничего не стоит, а на самом деле подарок, особенно подаренная любовь, был важнее всего.
   Ей хотелось обнять человечка, вывести его из транса, объяснить ему все, что она только что поняла. Но !Ксаббу был полностью поглощен своим занятием, открытия Рени касались только ее, а он пытается найти что-то для себя. Тогда она встала на линию круга и сначала неуверенно, а потом все более четко, стала повторять его движения, пока они не вошли в унисон. Они всегда находились в противоположных точках круга, но не сходили с него. Он ничем не показал, что заметил ее, но Рени чувствовала, что заметил.
   Эмили снова проснулась, увидев, что теперь уже двое ходят по кругу, она в изумлении раскрыла глаза.
   Они танцевали, а рассвет перешел в утро, осветив джунгли.
   «Из тишины – история, из хаоса – порядок, из ничего – любовь».
   Рени довольно долго находилась в каком-то трансе, и только споткнувшись от усталости, вдруг снова увидела мир вокруг себя. Ей не очень это понравилось, она только что побывала в другом месте и знала теперь, что !Ксаббу имел в виду под «глазами сердца». А сам !Ксаббу продолжал танцевать, но уже медленнее, очень старательно, словно приблизился к важному моменту.
   В поле ее зрения еще что-то двигалось. Это Эмили, скрючившаяся, как испуганный зверек, махала рукой, словно пыталась отогнать что-то. Сначала Рени подумала, что ее испугал их долгий бесхитростный танец. Но тут она увидела лицо, смотрящее на них из кустов в сотне метров от лагеря.
   Рени снова споткнулась, но из предосторожности продолжила танец, хотя ей уже больше не хотелось. Она разглядывала шпиона, насколько могла незаметно. Это было одно из тех уродливых существ, что раньше пили воду у реки. Его лицо напоминало человеческое. Нос был чем-то странным, случайно оказавшимся в центре головы, может, раньше это была пятка или большой палец, его уши росли из шеи, отчего голова казалась твердой как чурка. Но, несмотря на такие отклонения, он не выглядел устрашающе. Коровьи глаза наблюдали за танцующим !Ксаббу с трогательной тоской.
   «Это ничего не значит, – ее транс, открывающий тайны, закончился, вернулась подозрительность. – Эти существа сделаны кем-то, нельзя доверять их виду, жестам».
   Она постаралась постепенно замедлить свой танец и сошла с линии круга. Будто устала. Рени не совсем притворялась, она на самом деле тяжело дышала и покрылась потом. Вытирая пот со лба, она украдкой бросила взгляд в сторону кустов-. Рядом с первым появилось и второе лицо. У этого существа глаза располагались гораздо ниже, чем у людей. Потом показались еще две странные физиономии, все они наблюдали за танцем бабуина. Эмили стояла на четвереньках, опустив лицо к земле, спина вздрагивала от сдерживаемого ужаса. Рени забеспокоилась, но существа выглядели такими кроткими и беспомощными, что Рени не чувствовала в них никакой угрозы, пусть даже они и являются чьим-то творением. На всякий случай она обратилась к своему другу:
   – !Ксаббу. Не делай резких движений, у нас гости.
   Он продолжал танцевать – топ, шур-шур, топ. Если он притворялся, что не слышит ее, он великий артист.
   – !Ксаббу, остановись, пожалуйста.
   У нее за спиной всхлипнула Эмили. !Ксаббу по-прежнему ничего не замечал вокруг.
   А уродцы все подходили и подходили. Не меньше дюжины расположились полукругом в кустах вдоль лагеря, они были пугливы, как олени. За спиной Рени тоже слышала потрескивание веток. Их постепенно окружали.
   – !Ксаббу! – сказала она еще громче.
   И он остановился. Бабуин проковылял несколько шагов и свалился. Когда Рени подошла к нему, он попытался сесть, но голова пугающе болталась из стороны в сторону. Она поддерживала его голову, звала по имени, но !Ксаббу ничего не замечал. Он издавал какие-то щелкающие неразборчивые звуки; Рени была в растерянности, пока не поняла, что переводящая система Сети может не знать языка бушменов.
   – !Ксаббу, это я, Рени. Я тебя не понимаю. – Она пыталась побороть охватившую ее панику. !Ксаббу поглощенный танцем и медитирующий – это одно, но !Ксаббу неспособный общаться – совсем другое.
   Глаза бабуина двигались за закрытыми веками, а поток непонятной речи затихал. Наконец он заговорил:
   – Рени? – Ее имя, одно слово, в данный момент было для нее самым замечательным из всего слышанного в жизни. – Ой, Рени. Я столько увидел, узнал – для меня снова взошло солнце.
   – У нас нет времени это обсуждать, – спокойно возразила Рени. – Те существа, которых мы видели вчера, собрались здесь. Они окружили нас и наблюдают.
   !Ксаббу открыл глаза, но казалось, что он не слышал ее слов.
   – Я был дураком. – Его веселость казалась неуместной. Рени подумала, уж не свихнулся ли он слегка. – Теперь все по-другому. – Он прищурился. – Но что именно? Что я чувствую?
   – Я сказала тебе, что появились те существа. Они нас окружили.
   Он высвободился из ее объятий, лишь мельком глянул на окружающее их живое кольцо и снова повернулся к ней.
   – Это тени… – сказал он. – Но я что-то упустил. – К несказанному удивлению Рени он приблизил мордочку к ее лицу и принялся обнюхивать.
   – !Ксаббу! Что ты делаешь? – Она оттолкнула его, больше всего она боялась, что теперь, когда закончился танец, окружившие их существа нападут. !Ксаббу не сопротивлялся, а обошел вокруг Рени и принялся обнюхивать с другой стороны. Его обезьяньи пальцы легонько дотрагивались до ее рук и плеч.