Уоллер Лесли. Посольство

   После этого Хефте презрительно отвернулся, как бы подчеркивая свою непричастность к этому делу.
   Утром в среду зазвонил телефон, и американская потаскушка завела песню, задевшую гордость Хефте. Она сказала, что ее похитили и, может быть, это ЦРУ. А там кто знает? Потом добавила, что ей дали средство, развязывающее язык, – пилюли «правды». Нет, им она ничего не сказала. Поняв, что пилюли не подействовали, ее пытали.
   – Дрис, подожди, ты еще больше ужаснешься, когда увидишь мои раны!
   Дойдя до опушки леса, Берт увидел, что он густой, но небольшой, так что при желании его можно быстро прочесать. Над головой каркали жирные черные вороны. Десять или пятнадцать птиц поднялись в воздух и затеяли шумную драку, но вскоре опустились на землю рядом с машиной по отпугиванию птиц. Он усмехнулся, увидев ворон, важно шагающих среди рядов растений и жадно клюющих созревающие бобы в тени патентованной машины.
   Берт тихо вошел в прохладный лес. Маленькие светло-голубые цветы на длинных стеблях покачивались в сумеречном подлеске. Он вспомнил, что видел такие же цветы на лесистых холмах у Штутгарта, когда был мальчишкой. Они назывались?..
   Заметив пень, он сел на него, достал большой красный платок и вытер им лицо. Лесная прохлада остудила его горящие щеки.
   Берт глубоко вдохнул запах земли и вдруг увидел медный цилиндр. Потом еще один. И еще пять.
   Здесь! Они испытывали оружие зд...
   У Берта перехватило дыхание: из земли, богатой перегноем, рядом с голубыми цветами, с Glockenblumen ^[49], прямо у его ног торчала кисть руки.
   Он отскочил от неподвижной руки. Под ногтями была грязь, а вокруг запястья – кровоподтек.
   Рука Мамуда.
   Берт упал на колени и начал по-собачьи, лихорадочно рыть землю, не видя ничего вокруг. Показалась вся рука, потом вторая и, наконец, лицо. Вдалеке каркали, будто издеваясь, вороны.
   Неожиданно ощутив стремление быть полезным, Кевин Шультхайс предложил Неду подбросить его в канцелярию. Нед согласился, оставив Шамуна улаживать некоторые детали с Гарри Ортегой. Перед тем как покинуть Уинфилд, Нед, однако, позвонил Джейн Вейл. Ее секретарша попросила его подождать, но прошло несколько минут, и Нед повесил трубку.
   Сейчас он сидел рядом с Шультхайсом, который маневрировал на своем старом «мустанге» в плотном потоке транспорта по Бейкер-стрит. Он ругал почем зря идиотизм дипломатов-назначенцев, не способных иметь дело с огромным миром за пределами их собственного окружения. Нед подумал, что тихий и занудливый лекторский голос ужасно угнетает, если даже не обращать внимания на незрелые мысли Шультхайса, выдаваемые им за истины в последней инстанции. Ясно, что его попытка заняться чисто американским делом – заполнить «мертвый воздух» – была не слишком удачной. Нед знал за собой такой же грех: чтобы уйти от серьезного разговора, он подчас бессознательно толок воду в ступе.
   Не вникая в болтовню, Нед начал прокручивать в уме разные версии того, почему Джейн не захотела разговаривать с ним: для начала ей могли помешать обстоятельства. В конце концов он решил, что с ней все в порядке, но она по-настоящему разозлилась на него. Если так, то он совсем не был уверен, что знает, за что.
   Его опыт общения с женщинами был ограничен: слишком много лет провел он в бесформенной среде разведывательного сообщества с его оперативниками, контрразведчиками, агентами и прочей мелкой сошкой. В этой среде женщины чувствовали себя так же свободно, как и мужчины, поэтому романы или связи нередко становились поводом для шантажа или использовались как приманки.
   Хотя Френч, отец четырех дочерей, был женат половину жизни, это мало расширило его сексуальный опыт. Чтобы понять мотивы поведения Джейн, следовало обладать опытом долгой беспорядочной жизни и неразборчивых отношений. Джейн, увы, была только второй серьезной связью в жизни Неда.
   Под треп Шультхайса он продолжал бесплодно и печально размышлять о том, так ли женщины отличаются от мужчин, что уж совсем невозможно понять их мысли.
   – ...маленькая леди на самом деле командует громадным Бадом Фулмером, – говорил Шультхайс. – А ею не командует никто.
   – Гм? – повернулся к нему Нед.
   – Я представляю, что вам пришлось выслушать от нее.
   – И главное, все напрасно, – согласился Нед. – Она вообразила, что именно я разгоняю ее пикничок.
   – То есть как?
   – Ларри Рэнд старается отпугнуть всех гостей, – сказал Нед, сознавая, что эти слова обязательно дойдут до Компании. Он запугивает гостей угрозами, полученными от террористических групп.
   – Вы не шутите?
   – Для меня это не проблема, – осторожно продолжал Нед. Чем меньше гостей, тем лучше. Но крошка думает, что злодей именно я, и готова меня за это кастрировать.
   – Это вам мистер Рэнд рассказал?
   – Он разве кому-нибудь что-то рассказывает? – Они пересекали Оксфорд-стрит, направляясь к канцелярии. – Моя единственная надежда, что это не очередная сказка Компании. Если угрозы действительно поступили, это может помочь нам, чтобы узнать, кто же на самом деле враг.
   – А... понятно.
   – Тебе понятно?
   Щеки Шультхайса слегка порозовели, но он смотрел прямо перед собой на дорогу, поворачивая «мустанг» к заднему входу в канцелярию.
   – Мне что?
   – Нет, ничего, Кевин. Спасибо, что подбросил. – Нед взбежал по лестнице на этаж, где располагался офис Джейн. Из двери Макса Гривса его окликнули:
   – Эй, Нед. Твой подарочек не прибыл.
   Нед вернулся и заглянул в кабинет Гривса.
   – Ты уверен? Он серьезно собирался прийти сюда.
   – Я даже позвонил охранникам у входа. Никого похожего по описанию не было.
   – Бернсайду действительно нужна наша поддержка. Ему важно знать, что США заботит то, что случилось с ним.
   Гривс в недоумении уставился на него:
   – Какой-то выживший из ума старик с плакатом? С каких пор это стало нашей работой?
   Нед промолчал. Не было никакого смысла убеждать Макса, поскольку у того не хватало мозгов, чтобы серьезно подумать о чем-то. Тем не менее это было как раз то, что старый Химниц называл «моментом постижения истины».
   – Макс, а как ты думаешь, что нам вообще следует делать здесь?
   Лицо фэбээровца выразило сомнение.
   – Наверное, исполнять все, что попадает в папку для входящих бумаг? – спросил он с надеждой.
   Нед невольно улыбнулся.
   – Макс, для чего правительству нужны посольства и консульства? Чтобы обеспечить работой нас с тобой? Или помогать всем нашим гражданам за границей?
   Макс оживился.
   – Дошло. – Но сомнения тут же возвратились. – А как же настоящие сумасшедшие вроде Бернсайда?
   – Неужели ты думаешь, что он сумасшедший? Не кажется ли тебе, что он просто престарелый американец, потерявший жену и лишившийся всех сбережений из-за грязной аферы. Он не знает, что можно сделать, а потому расхаживает с нелепым плакатом перед посольством.
   Нед взглянул на часы и направился к угловому офису, в котором работала Джейн. На этот раз секретарша не стерегла вход в кабинет. Переступив порог, он постучал в косяк и увидел, что Джейн разговаривает по телефону.
   Как ему показалось, она взглянула на него довольно холодно. С тем же выражением лица она продолжала разговаривать.
   – Я согласна, Ройс. Это грязная игра. А ты говорил об этом с полковником Френчем?
   Джейн смотрела прямо перед собой, слушая Коннела.
   – С чего она взяла, что он стоит за этим? – Еще одна длинная пауза, и ее взгляд остановился на лице Френча, правда, смотрела она на него бесстрастно, как на деревянного идола. – Он, кажется, устроил-таки скандальчик миссис Фулмер. Я постараюсь что-нибудь выяснить, Ройс. Да, да. Пока.
   Джейн медленно положила трубку.
   – Я вижу, ты добавил еще одну блондинку к списку своих побед. Миссис Фулмер только, что потребовала твоей головы.
   – Кстати, с добрым утром тебя.
   Он уселся напротив нее.
   – За что ты на меня злишься? Я ничего не мог поделать вчера.
   – От тебя и не требовалось ничего, но ты мог позвонить мне после обеда или вечером, или отозвать меня в сторону на ужине у Ройса и шепнуть пару ободряющих слов или просто пошутить, или...
   – А что ты там про блондинок говорила?
   – Мужик просто теряет голову от них. Особенно от цветущих блондинок с пышным бюстом.
   – Разве у Пандоры Фулмер большой бюст?
   – Видимо, эта плоская брюнетка – временное отклонение. – Она несколько секунд разглядывала его. – Я упрощаю все, правда? На самом деле все гораздо серьезнее, чем цвет волос.
   Нед долго молчал.
   – Ну что сегодня за день? Почему все, с кем я встречаюсь, говорят загадками? Почему у каждого есть своя шкатулка с секретом? Мне никак не удается разобраться.
   – Пора бы уже привыкнуть к этому, Нед. Ты провел половинужизни в мире, где все оказывается не тем, чем кажется. И ты мало чем от этого мира отличаешься.
   – Но послушай...
   – Френч, которого я знала, – плод моей женской фантазии. Настоящий Френч, может быть, славный малый, но он не тот, на кого можно положиться.
   – Сорвалось всего одно свидание! Один только раз!
   – А ты подумай, нет ли чего-то еще, кроме спальни в гостинице, – предложила она ему. – Неужели у нас не было ничего большего? – Ее огромные темные глаза, казалось, стали еще больше. – Может быть, на свете есть два или несколько Френчей, может, даже дюжина. Но сегодняшней мне не слишком нравишься сегодняшний ты. Даже совсем не нравишься.
   – Перестань, Джейн.
   Она медленно покачала головой. Он увидел ее профиль на фоне освещенных окон, выходящих на Гросвенор-сквер. На ее волевом лице сейчас можно было прочитать только полное равнодушие. Судьба, думал Нед, окружила его сильными женщинами.
   – Не только сильными, – произнес он вслух, – но и упрямыми.
   Ее огромные глаза снова взглянули на него.
   – Ты в самом деле не понимаешь, что такое отчаяние? Для тебя оно всегда рационально и вызвано реальным событием вроде смерти того бедного парня из Висконсина. Но может быть отчаяние, порожденное чем-то обычным, даже отмененным свиданием. Но и такое отчаяние может вторгнуться в чувства и убить их.
   – Джейн, – сказал он. – Мне трудно поверить во всю эту муру. Я хочу сказать... одно несостоявшееся?..
   Она смотрела на него и напряженно молчала.
   – У меня бывают разные настроения, – наконец сказала она. – Видимо, ты никогда не видел меня такой. Но я наблюдала за тобой, пока ты разговаривал со своей сексуальной женой... с этой сексуальной Джилиан Лэм... С этой, Бог ее знает кем. Это насыщенная, богатая жизнь, но... без меня. Мы очень редко встречаемся на людях, но тогда невозможно вести себя естественно и у нас возникают все новые поводы для лжи, лицемерия.
   Замолчав, она медленно и глубоко вздохнула.
   – Нед, ложь у тебя в крови. Можно сказать, что они платят тебе за вранье. Я не говорю, что в моей жизни не было случаев, когда мне приходилось лгать. Но для меня это очень трудно. Это меня угнетает и на работе, и в личной жизни. Но еще хуже то, что, запутавшись во лжи, я получаю лишь украденный миг, который так никогда и не наступает. Тогда я чувствую... угрызения совести! – Ее голос стал жестким. – Не говорите мне больше, что вам трудно поверить и в это, полковник Френч.
   Его лицо помрачнело – такое бывало и с Шамуном, – будто у них на глазах резали любимое животное.
   – Не говори мне ничего, Нед, – сказала она.
   – Дело не в том, что я не верю тебе. Просто...
   Они молча смотрели друг другу в глаза.

* * *

   После того как полицейская машина доставила Бернсайда и женщину-детектива из магазина в участок, делом начали заниматься новые люди. Сотрудницу службы охраны магазина увел молодой констебль, который начал флиртовать с ней еще в «Бутс». Бернсайда, выглядевшего еще хуже, чем раньше, оставили на скамейке наедине с молодым сержантом, тот заполнял разные бланки, стараясь не смотреть на старика.
   Бернсайд напоминал себе камень в бетономешалке. Не то чтобы кто-то был с ним груб. Разве что менеджер из «Бутс»: ведь ей было незачем сдавать его в полицию, но она все же сделала это.
   – Ну как, это то, что я думал? – спросил инспектор, заглядывая через плечо сержанта. – И когда они в игрушки перестанут играть?
   Сержант пожал плечами.
   – Они не желают гоняться за настоящими ворами. Ты можешь себе представить, расческа за сорок два пенса? И это тогда, когда их собственные служащие разворовывают магазин направо и налево.
   Инспектор, которому, как показалось Бернсайду, было на вид лет пятнадцать, сделал гримасу.
   – Вообрази, что будет, если они примутся за своих? Никто не будет работать на «Бутс». Ладно, возьми у него объяснение, проверь, нет ли чего-то на него, выдай ему предупреждение и займемся наконец серьезными делами, а?
   – Вроде ленча? – спросил сержант. Он выглядел еще моложе, чем инспектор. Никто из них и не взглянул на Бернсайда, будто его не было в комнате.
   – Правильно, мистер Бернсайд? Подойдите сюда, пожалуйста. Это не займет много времени.
   Сержант обыскал его, вытащил мелочь, кошелек, не содержащий ничего, кроме карточки социального страхования, ключ от квартиры и клочок бумаги, на котором было нацарапано: «11 утра, мистер Гривс, посольство США. Шампунь! Расческа!!» Полицейский вывернул все карманы, похлопал под мышками, ища оружие.
   – Мы вынуждены это делать, мистер Бернсайд. Таковы правила.
   Он потратил еще пятнадцать минут, составляя подробную опись всех вещей, после чего отдал старику все, за исключением ключей, которые он поместил в пластиковый пакет, и запечатал специальным патентованным устройством.
   – Распишитесь здесь, пожалуйста.
   Бернсайд уставился на отпечатанный бланк, где были перечислены все его вещи.
   – Зачем?
   – Здесь сказано, что все это ваше и будет возвращено вам. Это вас ни к чему не обязывает. – Сержант глядел, как он подписывает протокол. – И здесь. Это недолго.
   Услышав шум за спиной, Бернсайд обернулся как раз в тот момент, когда женщина-детектив из «Бутс» и молодой полицейский выходили из участка. Сам он стоял у барьера, переминаясь с ноги на ногу, пока сержант заполнял бланк на четырех листах. Шло время. Звонил телефон, на звонки отвечали. Жизнь продолжалась. Бернсайд понял, что чем больше воруют служащие «Бутса» у себя в магазине, тем больше будут арестовывать невиновных. Время тянулось медленно.
   – Можете присесть, мистер Бернсайд, – наконец сказал сержант. – Это недолго.
   Бернсайд ненадолго задремал. Потом увидел, как появился другой полицейский, и шепнул что-то сержанту, прошел в соседнюю комнату и стал возиться с кодовым замком на сейфе в стене. Он достал из сейфа пластиковый мешочек и раскрыл его.
   – Это ваши ключи? – спросил он старика.
   – Конечно... Мне кажется... Может, и мои. А где моя расческа?
   – Подпишите здесь, – сказал сержант, указывая еще на одну строчку в протоколе. – Я же говорил, что это недолго.
   – Но теперь у меня привод за то, чего я не совершал.
   Сержант поднял на него глаза.
   – Если вы потребуете суда, это вызовет только задержку. Все может растянуться на месяц, а то и на два. Другой вариант гораздо проще: вы получаете от меня предупреждение прямо сейчас и убираетесь отсюда.
   – А какие у меня шансы в суде? – поинтересовался Бернсайд.
   – Придется нанять хорошего адвоката, который докажет провал в памяти или что-нибудь еще в этом роде. Тогда не будет привода.
   – Или денег, чтобы заплатить адвокату.
   – Что ж, ведь не зря говорят, что Фемида слепа, – сержант криво улыбнулся. – Подпишите здесь.

* * *

   – У вас есть пять минут, полковник Френч?
   Нед поднял взгляд от письменного стола, где они с капитаном Шамуном рассматривали схемы, которые Морис принес от Ортеги, начальника охраны Уинфилд-Хауза. Точнее, это были копии схем электрической проводки особняка, охранной сигнализации и телефонных цепей.
   В проеме двери, ведущей в кабинет Неда, безмолвно, тихо, как кошка на ковре, появился П. Дж. Р. Паркинс. Его нос висел крючком, напоминая турецкую саблю. Он подался вперед: весь его вид выражал воинственность.
   – Вы знакомы с капитаном Шамуном? – поинтересовался Нед.
   – Да, э...
   Нед взглянул на Мориса: тот свернул схемы и молча вышел из кабинета, закрыв за собой дверь.
   – У этого молодого человека отличные манеры, – заметил Паркинс. – Можно? – Он взгромоздился на кресло для посетителей.
   – Садитесь, садитесь. Чем могу быть полезен?
   Они долго молчали, как люди, привыкшие ждать. Нед откинулся в кресле и решил позволить старому ворчуну разыграть спектакль. Он ждал.
   – Риордан пропал, – сказал Паркинс наконец.
   Нед нахмурился. До сих пор, насколько он помнил, имя Риордана ни разу не упоминалось в их разговорах. Сейчас лучше было свалять дурака.
   – Риордан? Что за Риордан?
   – Энтони К. Риордан – парень, чью жизнь вы, возможно, спасли в понедельник утром, когда «мини» сбил его.
   – Так фамилия этого бегуна была Риордан?
   – О Господи. – Паркинс тоже расслабился в кресле; еще минуту оба делали вид, что наслаждаются обществом друг друга. Наконец Паркинс прокашлялся – тихо, но с выражением внутренней силы.
   Это напомнило Неду о том, как продавец в автомагазине уговаривал его купить «мерседес»: «Запомните, только действительно мощная машина может ехать по-настоящему тихо».
   – Господи, – повторил Паркинс. У него был такой же спокойный вид, как и у Неда. Как будто два мастера пантомимы соревновались между собой.
   – Если позволите, я отвлекусь от темы, – начал Паркинс. – Нет нужды говорить о том, что у нас в городе есть все разновидности злодеев. Конечно, Нью-Йорк, может, и ставит рекорды по преступности, но у нас тоже есть бандюги, ого-го. Особенно тянет сюда финансовых аферистов со всего света. Они являются в наш город с оскаленными зубами, как вампиры, и готовы высосать жизненные соки из любого предприятия. Пару историй я мог бы вам рассказать.
   Он остановился и уселся поудобней.
   – Мы считаем, что этот парень, Риордан, как раз из этой породы – ищет доходные дела, чтобы влезть в них и обескровить. Вы не поверите в то, что они вытворяют. Один такой орел подольстился к ирландцам из «Шин-Фейн» ^[50] и подчинил себе одну из их групп, которая специализируется на прибыльных похищениях.
   – Все, что угодно, лишь бы заработать лишний соверен, – заметил Нед.
   – Именно так. Ничего общего с политикой или свободой Изумрудного острова. Самая обыкновенная жадность. Поскольку Риордан ирландская фамилия, у нас эти факты стали сразу складываться в картину, понимаете?
   Нед глубокомысленно кивнул.
   – Конечно, понимаю.
   – Правда? Мне очень приятно слышать это, полковник. Любая подобная ситуация, если с ней связано посольство, очень нас беспокоит. Даже если под этим ничего нет, уж одно то, что сообщения об этой истории попадут в газеты, вполне может добавить седых волос. – Паркинс дотронулся до своей головы.
   – Вы абсолютно правы, – согласился Нед. Мужчины настороженно наблюдали друг за другом, но уже без открытой неприязни. Трудно сказать, благодаря кому из них наметился этот перелом.
   – Я хочу вас предупредить, полковник. Если вы не возражаете, я на несколько дней исчезну из канцелярии, а все технические проблемы будет решать мой помощник Лавэпл.
   – Лавэпл? Я его не знаю.
   – Невысокий коренастый йоркширец. Лысоватый.
   – Он хороший специалист?
   – Вполне, – уверил его Паркинс. Нед хотел спросить, почему «дело» Риордана заставило Паркинса взять «отгул». Но он не стал рассеивать тот туман, который они оба напустили.
   – Если вы полагаете, что Лавэпл подходит, считайте, что мое согласие вы тоже получили, – произнес Нед торжественно.
   Паркинс добродушно улыбнулся. Хотя его задубевшее лицо было почти неподвижным, оно непостижимым образом выражало благодарность, хорошее расположение и, главное, доверие.
   – Полковник, – сказал он наконец, – мы с вами всегда ладили. За этот год, что вы здесь, у нас с вами не было никаких стычек. Верно?
   – Вы хотите сказать, что сейчас у нас возникли какие-то проблемы?
   – Что-то не так с этим типом, Риорданом. «Шин-Фейн» или что-то там еще – просто догадка. Но после его исчезновения в этом деле появились настораживающие моменты. А единственный человек, связанный с ним, – вы.
   На языке у Неда вертелся вопрос о том, почему сотрудник посольства, отвечающий за электрические и другие сети, ищет «связи» в «деле» Риордана. Но он дал Паркинсу продолжить.
   – Нет нужды враждовать из-за этого; следует разобраться во всем, не поднимая лишнего шума. Я уверен, что вы согласны?
   – Конечно.
   – Тогда не могли бы вы мне объяснить, какого черта вы бежали следом за этим типом утром в понедельник?
   – А, вот вы о чем! – Нед подался вперед, в его взгляде отразилось прямодушие и стремление помочь. – Я это обязательно объясню, только вы мне сначала скажите, кто был за рулем «мини» и что с ним стало потом.
   – Это мелкая сошка по фамилии Феттерс. Чоки Феттерс. За ним тянутся разные дела. Он из тех типов, которых нанимают, чтобы кого-нибудь попугать, а может быть, сделать... и что-нибудь похуже. Естественно, его выпустили под залог. Но если дойдет до суда, а дело Риордана кажется серьезным, мы сможем обвинить его и в покушении на убийство.
   – А Риордан на самом деле пропал? Сбежал из госпиталя?
   – Сам или с чьей-то помощью. По своей воле или по принуждению. Мы, к сожалению, не знаем. Ну а теперь хватит слушать меня. Ваша очередь, полковник.
   – Хорошо. Только позвольте вас сразу предупредить, мистер Паркинс, что в большую часть из того, что я скажу, трудно поверить.
   Два фургона, большой и маленький, подкатили к воротам Уинфилд-Хауза. Охранник вышел из привратницкой взглянуть на ник.
   – Ну что там еще? – проворчал он.
   – «Альбион», – произнес водитель первого фургона. Он сунул руку в бардачок и вылез из кабины с пачкой бумажек.
   – Что значит «Альбион»? – неприветливо спросил охранник. Он нехотя взял бумаги и начал их просматривать. – Прокат? Прокат чего?
   – Телевизионного оборудования, приятель.
   – Ничего об этом не знаю, – упрямо ответил охранник. – Подождите здесь. – Он исчез в привратницкой, но и вернувшись не проявил ни малейшего интереса. В каждой черточке его лица, казалось, сквозило раздражение. Тем не менее он ткнул большим пальцем налево:
   – Тащите все это барахло в заднюю часть дома. Аккуратно и без шума.
   Фургоны скрылись за углом. В эту минуту маленький белый «метро» остановился у ворот. За рулем сидела Джилиан Лэм в белоснежном костюме, свежая и сияющая.
   – Боже, это вы, дорогуша! – воскликнул охранник.
   – Это я, дорогуша, – ответила она.
   – Вам надо было приехать до фургонов. – Он подмигнул и пропустил белую машину. – Дорогуша, вы меня по телеку не покажете?
   – Как же я могу не показать такого красавчика, как вы?
   Он крякнул и проводил взглядом машину, которая повернула налево за угол и скрылась следом за фургонами. Охранник присвистнул и вернулся в привратницкую.

* * *

   Пандора Фулмер приняла мисс Лэм в одной из роскошно обставленных комнат на первом этаже, конечно, слишком большой для двух женщин. Хотя Пандора все еще злилась из-за того, что казалось ей заговором, предполагавшим сорвать ее прием Четвертого июля, она, как обычно, хорошо подготовилась к встрече с журналисткой.
   Пандора указала на стены, покрытые китайскими бумажными обоями ручной работы, потом – на обитые шелком небольшие диваны, поставленные под прямым углом друг к другу.
   – Мы будем обедать в саду, – сказала она Джилиан Лэм, – но я решила, что мы можем выпить что-нибудь здесь и ближе познакомиться.
   Джилиан села на диван и разгладила брюки спортивного покроя, такие элегантные и экстравагантные, что китайско-викторианское убранство комнаты, стоившее безумных денег, словно потускнело. Пандора, зная, что комната поражает роскошью, тоже оделась «попроще», в стиле, усвоенном студентами колледжей на юге Штатов в 50-х: расклешенная юбка, белая блузка, две нитки жемчужных бус. Свои обычные босоножки на высоких каблуках она заменила простыми кожаными туфлями на красной резиновой подошве с яркими шнурками. Она хорошо знала, что с небольшого расстояния ей можно было дать лет двенадцать. Про Джилиан этого сказать было нельзя.
   Англичанка обворожительно улыбнулась и убрала со щеки прядь соломенных волос. Ее удивительные оранжевые глаза окинули комнату.
   – А здесь чудесно, миссис Фулмер.
   – Спасибо, Джилиан. Но никакого отношения к дизайну комнаты я не имею. Да, и зовите меня просто Пандора.
   – А разве не Сюзанна?
   – Так меня звала только мама. – Обе женщины рассмеялись.
   – Что вы хотели бы выпить?
   – Я редко употребляю спиртное, когда работаю. «Кока-кола» есть у вас?
   – Отлично. – Пандора нажала кнопку. И когда появилась миссис Крастейкер, сказала ей:
    – Две «кока-колы», Бел. Между прочим. – Она встала и подошла к высокой негритянке. – Миссис Бел Крастейкер, моя экономка. А это Джилиан Лэм, тележурналистка.
   Джилиан поднялась с дивана. Хотя она и не была высокой, но при ней и миссис Крастейкер крошечная женщина, смахивающая на двенадцатилетнюю девочку, почти исчезла. Джилиан пожала руку негритянки.
   – Вы любите, чтобы было много льда в стакане, мисс Лэм? – спросила экономка.
   – Нет, много не надо.
   – Бел уже прабабушка, – сообщила Пандора.
   – Не может быть! В это трудно поверить, – ответила Джилиан.