Страница:
Лесли Уоллер
Посольство
Часть 1
Понедельник, 28 июня
Глава 1
День в Лондоне начинается всегда одинаково.
Когда почти все еще спят, утреннее солнце на мгновение освещает горизонт, вспыхивает под облаками, клубящимися над городом, обещает чудесную погоду и... исчезает.
Нед туго зашнуровал кроссовки. Самая мысль об этом однообразии, о неизменном, как в часовом механизме, постоянном повторении одного и того же вызвала глубокую тоску в душе Неда Френча. Его собственная жизнь была совсем иной – беспорядочной и полной случайностей.
Он усмехнулся. «Беспорядочное» было одним из любимых слов Химница много лет назад в колледже. Беженец из Германии, профессор обожал откапывать в английском языке редко употребляемые слова, но употреблял их частенько некстати.
Что до однообразия, Нед не знал его. Его дом в Сент-Джонс-Вуде, недалеко от Риджент-парка, например, имел целых три выхода, один из них – потайной. В любой момент Нед мог воспользоваться одним из них.
Он мог быть одет как сейчас, чтобы пробежаться по парку. Или выйти в костюме и с зонтиком. Он мог пройтись пешком до станции «Сент-Джонс-Вуд» на Джубили-лайн или отправиться на подземке до Бонд-стрит.
Нед бросил взгляд на Лаверн, лежавшую на их большой кровати. Ее пышная грудь вздымалась и медленно опускалась. Он подумал, не слишком ли ровно она дышит?
Паранойя! Нед на цыпочках спустился в кухню. Он протянул руку к холодильнику и вдруг... замер, пристально глядя на его дверцу. Не приоткрыта ли она?
В доме жили только он и Лаверн – их четыре дочери уехали на прошлой неделе в Штаты, – поэтому никто не мог залезать в холодильник. Он осторожно потянул дверцу: она была плотно и надежно закрыта.
Выйдя из дома, Нед побежал по тихой маленькой улице. Что-то все еще угнетало его, что-то неприятное и бесформенное. Определить это чувство было невозможно.
Нечего шутить насчет паранойи, во всяком случае, при его работе. Это часть его существа, что-то вроде унылого шестого чувства, предвещавшего ему беду. Во время утренней пробежки он ощущал эту смутную тревогу как начало мигрени.
Что-то плохое случится. Если бы слово «паранойя» могло более точно выразить это чувство! Он взглянул на небо.
Волшебный момент! На востоке солнце вспыхнуло за Примроуз-Хилл. На западе его лучи на миг осветили крикетную площадку Лордз за Веллингтон-роуд, скользнули по современному зиккурату [1] Веллингтонской клиники. И снова все вокруг стало серым и унылым. Нед мысленно представил свою жену в постели.
Притворялась, что спит, или нет?
Он приостановился на углу Принц Альберт-роуд. В это время движение на улицах было еще не очень сильным. Сквозь деревья и через широкое пространство незаметного с этой точки Гранд-Юнион-канала было видно, что команда Уинфилд-Хауза [2] уже возле флагштоков, сейчас, в конце июня, почти скрытых пышной листвой.
Здесь, в тридцатипятикомнатном особняке времен короля Георга жил американский посол. Особняк располагался среди деревьев на двенадцати акрах парка, арендованных у английской короны. Почти все, как англичане, так и американцы, считали, что посольство США разместилось в современном здании, построенном словно для Гаргантюа. Оно доминировало над Гросвенор-сквер в Мэйфере и смотрело на трагическую бронзовую фигуру ФДР [3], храбро встречающую исторические бури. Клетчатый фасад принадлежал канцелярии посольства. Здесь, в Риджент-парке, освещенном отблесками восходящего солнца, находилось официальное средоточие власти. Здесь его превосходительство посол, ложась спать, каждую ночь молил Бога сохранить его душу чистой или, по крайней мере, не погрязшей в грехе.
Нед заметил машину сопровождения, поворачивающую у Макклсфорд-Бридж, но думал он только об одном: «Зачем надо притворяться спящей?»
В свои сорок лет Эдвард Джеймс Френч был молод для чина полковника, для должности руководителя разведки в посольстве в таком большом и замечательном городе, как Лондон, слишком молод, добавил он, задержав дыхание, для того, чтобы его двадцатилетняя семейная жизнь разваливалась. Но именно это и произошло.
Он побежал вполсилы по Аутер-Серкл [4] и оказался среди зелени парка. Пробегая мимо Уинфилд-Хауза, Нед увидел, что «Олд Глори» [5]уже развернули и подняли наверх. Унылый серый утренний свет сделал блеклыми темно-красные и белые полосы флага, превратил синее поле с белыми звездами в монотонный прямоугольник, не имеющий названия.
«Очень плохо», – подумал Нед. Он побежал быстрее и посольство осталось позади. Очень плохо, что солнце не светило так долго, чтобы вспыхнули цвета старого флага, все еще вызывавшего в нем трепет.
Его кроссовки слегка шуршали по тротуару. Сзади он мельком увидел свою машину сопровождения – серо-коричневый «форд-фиесту». Сидевший за рулем Мо Шамун старался ехать на небольшой скорости, чтобы держаться поблизости от него.
Справа от Неда показались и исчезли полированный купол и минарет Большой лондонской мечети. Разлитая в воздухе мгла сделала унылым и это сооружение, напоминавшее золотой полумесяц.
Его голову внезапно сжало все то же предчувствие надвигающейся беды. Оно схватило его как когти гигантского ястреба. Такие предчувствия редко посещали Неда, но тогда он чувствовал себя почти беспомощным. Если бы только узнать, что же все-таки произойдет.
Нед вспотел, добежав до Бейкер-стрит, где уже было много, других бегунов. Напряженное движение в Лондоне и причудливая конфигурация его улиц и перекрестков подвергали бегунов и велосипедистов постоянной опасности: мешая друг другу, они рисковали угодить под машину. Дисциплина ни от чего не спасала. Нед замедлил бег, чтобы приноровиться к движению транспорта, и свернул влево к тротуару. Это уменьшало риск быть сбитым машиной. К черту все предчувствия!
Сзади неподалеку держалась его машина сопровождения. Приятные ощущения, которые обычно испытывают бегуны, сменились для Неда чувством опасности, исходившей от проносившихся рядом легковушек и грузовиков. Бегать под боком у машин – дело нервное. Но, если...
Впереди него, не больше чем в пяти или шести ярдах, светло-голубой «мини-майнор» отклонился от дороги и отбросил бегуна на каменную мостовую Бейкер-стрит. Боже, вот оно – предчувствие!
Человек сильно ударился об асфальт, дважды перевернулся и глухо, как мешок с цементом, плюхнулся на бордюр. Пешеходы, замерев на мгновение, бросились на помощь пострадавшему. Но «мини» не остановился.
– Эй!
В нескольких ярдах впереди был оживленный перекресток с Мэрилбоун-роуд. В любую секунду, когда зажжется желтый или зеленый свет, поток машин повернет налево или направо или понесется прямо вперед.
– Подонок, – рявкнул Нед и бросился вперед, резко увеличив скорость. У него заболело горло. Пот струился по лицу. Светофор переключился на желтый.
– Подонок! – закричал он и бросился на «мини», вытянув вперед руки. Он почувствовал, как пальцы сжали дверную ручку. Сейчас ему грозила смертельная опасность. Машина рванулась вперед.
Он сильно повернул ручку и рывком открыл дверь. Потом то ли ввалился, то ли упал на сиденье. Дверь осталась широко распахнутой. Он сильно ушиб о тротуар колени и заскрипел зубами, ожидая новых ударов. Еще несколько ярдов – и его ноги превратятся в фарш.
Но «мини» вдруг встал как вкопанный. Нед заметил, что он наполовину оторвал дверь со стороны водителя. Но остановило машину не это. Мо Шамун на серо-коричневой «фиесте» подрезал «мини» и заставил его остановиться. Нед выскочил и оказался перед ним.
– Какого черта вы себе позволяете?.. – громко начал водитель «мини».
Правая рука Неда сделала молниеносный выпад. Сжатыми в кулак пальцами он ударил глубоко поддых водителю. Тот раскрыл рот, ловя воздух, парализованный от неожиданности. Лицо его стало мертвенно-белым.
Нед, шатаясь, поднялся на ноги и, захромав, побрел к упавшему бегуну. Его окровавленная голова лежала на чьем-то свернутом пиджаке. Двое полицейских бежали ко все увеличивавшейся толпе.
Нед, покачиваясь, вернулся к «фиесте» и жестом попросил Шамуна освободить переднее сиденье рядом с собой.
– Поехали отсюда!
– Ты в порядке, Нед?
– Трогай!
Большая канцелярия на Гросвенор-сквер с ее золотым орлом шириной в тридцать пять футов кажется такой же высокой, как и соседние здания. Но это иллюзия.
Прохожий видит лишь пять этажей и мансарду, но еще три этажа спускаются глубоко вниз в аллювиальные глины Лондона.
В одном из подземных помещений Нед Френч вытерся после непродолжительного душа, втер какой-то антисептический крем в свои ободранные колени и начал торопливо натягивать свежую одежду, которую" он носил на службе. Едва успев войти в здание, он был буквально схвачен одним из проворных английских парней, работающих посыльными, курьерами или, как в данном случае, служителями.
– Полковник Френч, сэр, – юноша перевел дух. – Господин Коннел просит вас немедленно в его офис, сэр.
– Как только переоденусь. Передайте ему.
– Немедленно, сэр.
Кеда беспокоило, что американцы составляли меньше половины из восьмисот человек, служащих в этом здании. Почти все остальные были англичанами, прошедшими самую рутинную проверку. Нанимая нового сотрудника, его имя сообщали в МИ-5 [6] для проверки. Секретная копия направлялась в соответствующий отдел лондонской резидентуры Компании [7]. Но скорость, с которой решали или запрещали принимать на работу, возвращая бумаги из МИ-5 и Компании, внушала Неду подозрение, что проверка была минимальной.
Застегивая рубашку и повязывая галстук, Нед думал о том, насколько было бы безопасней, если бы весь штат посольства состоял из американских граждан, проверенных ФБР. Что значит сейчас проверка? Не больше, чем это дурацкое предчувствие аварии.
Жизнь была такой... такой непредсказуемой. Только что ты бежал, в следующее мгновение ты уже кровавая каша, а сбивший тебя мерзавец пытается скрыться. Он пристально вгляделся в отражение своих темно-голубых глаз в зеркале. В его жизни все было игрой – от покера до руководства сотрудниками на враждебной территории, – поэтому Нед знал, что его глаза не выдадут ничего. Проверка подтверждала только то, что разрез глаз обычный, а цвет – ляпис-лазурь.
Так говорила Джейн. Не темно-синие, а именно цвета ляпис-лазури.
Он очень тщательно завязал галстук. Когда имеешь дело с таким придирой, как Ройс Коннел, надо постараться не задеть его ненароком съехавшим на долю дюйма в сторону галстуком. Нед стремительно поднялся по одной из лестниц. До офиса Ройса было пять этажей, но герой, который только что задержал пытавшегося скрыться злодея, должен потрудиться и во имя своей родной земли.
– Нед! – Коннел показал на кресло у большого кофейного стола. Он уселся в другое кресло и жестко взглянул на заместителя военного атташе. – Расскажи мне все, что ты знаешь о жене посла, миссис Фулмер.
Френч посмотрел на этого человека, который по возрасту был старше его. Сначала осторожно, а потом, отдавая дань его внешности. Так он мог бы восхищаться «бентли» типа Р или соло джазмена Арта Ходса. Ройс Коннел был до такой степени правильным! Не из-за того, что он был симпатичный сукин сын, чья седина – единственная издержка пятидесяти лет, проведенных им на земле. И не из-за того, что он, возможно, лучший в госдепе временный поверенный в делах США, чей авторитет неуклонно возрастал в течение тридцати лет. Причина была в том впечатлении, которое он производил: спокойный, уверенный в себе, знающий, с хорошими манерами, изысканной речью и так элегантно одетый, что мог бы, кажется, продавать что угодно – от страховых полисов до жевательной резинки.
– Урожденная Сюзан Пандора Морган, – начал Нед, – родилась в последний год войны в семье Консуэло и Монтгомери Морган из Билокси, штат Миссисипи. Окончила школу миссис Хаклтон для молодых леди, сотрудница газеты «Тампа», специализируется на общих и женских проблемах. В университете Спраул, что в городе Орландо, получила степень бакалавра искусств и в том же августейшем заведении – степень магистра в области политических наук. Почему ты не попросишь Карла Фолетта принести тебе ее файл? Это же его сфера, а не моя. Ну да ладно, в любом случае эта линия клана Морганов имела общественный вес, а вот с деньгами – похуже. Я предполагаю, что газета платила...
Коннел нетерпеливым жестом прервал:
– Переходи к сути.
– К сути?.. Если она скажет послу, – тут он начал пародировать присущую жителям южных штатов манеру растягивать слова. – «Дараго-ой, я ха-ачу тва-аю голову на серебряной та-арелке к пяти ча-асам, и не пролей кровь на ка-авер», – бедный старина Бад вскочит, бросится к ванной и в тот же миг обезглавит себя.
Сдержанный взгляд, выражавший у Коннела досаду, был так тонко, без всякого преувеличения рассчитан – просто дымка недовольства, – что Нед несколько секунд тихо сидел, наслаждаясь им. Он любил всякие проявления мастерства, а Ройса он считал актером старой школы.
Секретарша Коннела вошла с двумя чашечками кофе, поставила их на стол и спросила:
– Апельсиновый сок выпьете, полковник Френч?
Нед улыбнулся ей.
– Я соскучился без него. Это не доставит вам больших хлопот?
– Совсем нет, – уверил его Ройс. Секретарша пошла к отделанному под дерево холодильнику, который вмешал едва ли больше полудюжины бутылок. Нед смотрел, как она налила два небольших стакана сока и вышла из комнаты.
Френч слышал, что дверца холодильника с щелчком закрылась и все же протянул ногу и надавил на дверцу кончиком черного ботинка. От неловкого движения заболело колено. Если Коннел и подумал что-нибудь об этом, виду он не подал. Он уставился в свой сок и насупился, что, впрочем, совсем не исказило классической красоты его лица.
– Ничего предосудительного в прошлом миссис Фулмер? – продолжал допытываться Коннел с сомнением. – Может, какие-нибудь петиции подписывала или сборища по сбору средств на благотворительные цели посещала? Подозрительные друзья или знакомые?
Френч покачал головой.
– Она чиста, Ройс. В чем проблема?
Заместитель руководителя посольства помолчал точно так же, как это недавно сделал Нед, словно просчитывая несколько последующих ходов. Затем он взял со стола пачку скрепленных листов бумаги и передал ее Неду. – Это список ее гостей на прием по случаю Четвертого июля [8].
Френч медленно перелистывал страницы, потирая саднившие колени. Список не был составлен в алфавитном порядке. Единственное, что руководило Пандорой Фулмер, был свободный полет ассоциаций. Выписав, например, трех кинозвезд, она присоединяла к ним еще восемь. Вспомнив об известном ученом, она включала в список и пять других.
Вероятно, гостями были все самые знаменитые англичане и американцы, живущие в Лондоне, – от дипломатов, художников и бизнесменов до рок-звезд, модельеров и других, особенно популярных в эти дни у молодежи. Не был забыт ни один из участников телепрограмм или фильмов, равно как ни одна героиня скандальной любовной истории и известные гомосексуальные пары.
Нед понял, что, если даже явится только лишь половина приглашенных, прием этот для фотожурналистов заманчивее любого другого события, хотя бы и стихийного бедствия.
Он взглянул на Коннела.
– А что говорит об этом Фолетт?
– Фолетт, – ответил Ройс, язвительно подчеркивая первую букву, – сейчас в Ньюпорте, штат Род-Айленд, в отпуске, и пробудет там месяц.
И вновь предчувствие несчастья, упорное, как мигрень, охватило Неда так сильно, что занялся дух. Он попытался взять себя в руки: «Спокойно. Повода для паники нет».
– Да, он знает, когда выбирать время для отпуска, – нахмурился Нед. – Постой, а не собираешься ли ты, пока нет этого офицера безопасности, спихнуть на меня этот бардак?
– А кто-нибудь другой под рукой есть?
– Но, Ройс... – Нед помолчал. Незачем долго распространяться о делах внутренней кухни разведки перед тем, кто впоследствии и не признается в том, что знает подробности. – Ройс, как тебе известно, люди вроде меня в военной разведке на самом деле не готовы к тому, чтобы заниматься таким сугубо гражданским делом, как это. Раз уж Фолетта нет, твой выбор должен пасть на...
– Не напоминай, на кого должен пасть мой выбор.
– Но это же его дело.
– Ты не прав. – Голос Ройса звучал как обычно. – Чтобы сделать безопасной деятельность посольства, мне следует выбрать самую подходящую кандидатуру для выполнения этой задачи. Ларри Рэнда я не считаю лучшим кандидатом.
– Он будет визжать как резаная свинья, маленькая и поганая.
– Да пусть хоть надорвется от визга, – неожиданно взорвался Коннел. – Короче, ты отвечаешь за это дело.
– Спасибо, – ответил Нед без энтузиазма, откинулся на спинку кресла и подумал: «Из-за Коннела у меня появился враг».
Нед дочитал список, положил его на стол и некоторое время сидел молча. Он не знал, с чего начать. В сущности, разве плохо пригласить известных людей в посольство на такой сугубо американский праздник? Но кое-что во всей этой истории было напрочь лишено здравого смысла, а потому она казалась весьма неприятной. Недаром паранойя Неда проявлялась сверхурочно.
– Все эти знаменитости в одном месте... – пробормотал он.
– Все эти знаменитости в одном месте, – повторил Ройс и добавил: – Это все равно, что предложить свой лоб в качестве мишени первому попавшемуся террористу.
– Эта возможность может не представиться им больше никогда, – ответил Нед, стараясь говорить сдержанно.
Оба долго молчали. Наконец Нед сказал:
– Послушай, ее надо предупредить, чтобы не откалывала такие номера. Может, во времена королевы Виктории, когда жизнь была попроще, что-то подобное и сошло бы, но не сейчас.
Коннел долго и угрюмо глядел на него.
– Нед, – вздохнул он, честно говоря, я завидую способности военных пренебрегать политическими реалиями. Неужели от тебя ускользнуло, что политические несушки президента вернулись домой на насест? – Легкая презрительная гримаса пробежала по его лицу. – При этом президенте нация опустилась до того же уровня, что и перед приходом Герберта Гувера [9]. Это нравится богатым, но не бедным, и не тем бедным, которых создал он.
Коннел медленно отпил кофе и продолжал:
– Он по-прежнему очень популярен, но его партию винят за то, что развела этот хлев.
Вот потому-то ей крайне необходимо подняться во весь рост и показать, на что она способна. От Четвертого июля до выборов всего четыре месяца. Это самый главный наш праздник, который поможет нам встать во весь рост. Две недели назад каждый посол США получил прямо из Овального офиса [10] Директиву-103. Президент отдал приказ: «Не прячьте флаг. Встаньте во весь рост и дайте понять миру, что Америка не боится ничего. Аминь!»
Коннел поставил чашку.
– Теперь эта директива будет активно поддержана печатью. В речах послов появятся воодушевление и решительность. Но мало кто примет это всерьез. Наша беда, Нед, в том, что Фулмеры на посту меньше месяца и крайне амбициозны и активны. Во всяком случае, именно такова миссис Фулмер. Прием, задуманный ею, отлично осуществляет директиву президента. А это значит, что меня прикончат, если я попытаюсь отменить его. Стоит ей только помахать перед моим носом сто третьей директивой или предоставить сделать это президенту.
В комнате воцарилась тишина, такая же глубокая, как в старой заброшенной и опасной для жизни шахте.
– И это еще не все, – сказал Нед. – Я чую это. Но даже политик не стал бы действовать так опрометчиво, чтобы установить добрые отношения с публикой.
Коннел словно прислушивался к чему-то неуловимому в словах Неда. Он снова вздохнул.
– Я уверен, что ты прав, – сказал Нед наконец. – Пущены в ход какие-то тайные, тщательно замаскированные силы. Мы найдем ответ, но боюсь, что слишком поздно.
– Неужели ты не видишь? – спросил Коннел Неда. Впервые в его голосе пробилось истинное чувство. – Она вместе с президентом загнала нас в угол. И кто знает, много ли посольств оказались в таком же положении?
Лицо Неда было мрачным. Поглаживая колено, он сказал:
– Конечно, ты считаешь, что для нас, вояк, как ты меня назвал, это достаточно просто. Командир приказывает: «Лаять!» – и мы тут же садимся на задние лапы и начинаем тявкать! На самом деле у нас нет ничего подобного. А вот у вас, гражданских, все это гораздо круче.
На красивом лице Коннела появилась презрительная гримаса.
– Нам платят за то, чтобы думать, а не действовать. – Словно извиняясь, он добавил: – Это не по делу, прости, Нед. Но я в самом деле боюсь дальнейших событий. Я был совершенно не в курсе дела. Она перехитрила нас, и очень искусно. Мы не можем отменить прием. Иначе мы покажемся дураками. Нам не остается ничего, кроме как обеспечить этот прием надежной охраной.
За этим последовала долгая пауза. Нед чувствовал: Ройс уже знал, что он скажет, но так или иначе надо было произнести это вслух.
– Она подняла ставки так высоко, что у нас, несомненно, возникнут проблемы. Неважно, кто это будет – ирландцы, французские группы типа «Аксьон-Директ», испанские типа «Грапо» или ЭТА, «Роте армее факцьон» или любая из дюжины групп, которые выступают под флагом ислама... Ройс, неважно даже, будем ли мы иметь дело с одним из наших противников из КГБ... Это настолько заманчивая возможность, что ею нельзя пренебречь.
Красивое лицо Ройса Коннела посерело. Он глубоко вздохнул, потом, после паузы, вздохнул еще раз, словно ему не хватало воздуха. Его сильная челюсть выдвинулась, и лицо приняло жесткое выражение. Оттуда, где сидел Нед, был хорошо виден подбородок человека, с которым, казалось, лучше не связываться. Но, когда Ройс повернул голову, выражение жестокости исчезло – может быть, это была игра света.
– А вот чего я не понимаю, – сказал Френч, не заботясь о том, как будут приняты его слова, и говоря резко из-за охватившего его гнева, – так это того, как она сделала это, обойдя нас. Почему мы не узнали об этом задолго до того, как она разослала приглашения?
– Джейн Вейл наблюдала за ней по моему поручению. Она скрыла это и от Джейн. Нам повезло, что чертовка Джейн смогла раздобыть копию списка, иначе мы прочитали бы обо всем этом в лондонской «Таймс».
Нед откинулся в кресле: комнату заполнила тишина. Он медленно растирал свои разбитые колени. Интересно, много ли знает Ройс об их отношениях. Он не думал о смертельной опасности, таящейся в приеме, подготовленном этой сумасбродной женщиной, но изучал лицо Коннела, пытаясь угадать, известно ли ему об отношениях между ним, Недом Френчем, и Джейн Вейл.
Чепуха. Никто не знает. Лаверн, как и всякая жена, могла что-то подозревать, сказал себе Нед, но никто во всем посольстве не мог бы даже предположить, что у них с Джейн...
– Говори! – резко сказал Коннел. – Скажи, что мы не запутались в каком-то нелепом кошмаре.
Нед слабо усмехнулся.
– Ройс, зачем я стал бы тебе врать?
Она была молода – одного с Недом возраста, – и хорошо помнила ту пору, когда утро предвещало радость. Теперь этого не было, думала она, стоя в ночной сорочке, похожей на кукольное платье и точно такой же, какую она купила двадцать лет назад в Форт-Брегге во время их медового месяца.
Это была коротенькая разлетающаяся сорочка с рукавами «фонариком» и эластичным лифом, который поддерживал и подчеркивал ее пышную грудь. Прозрачный батист был очарователен в сочетании с еще более прозрачной кружевной вставкой, вышитой сердечками.
Хотя Нед ушел уже давно, глазам Лаверн все еще представлялась его удаляющаяся фигура. Последнее время ей всегда казалось, что он удаляется... от нее. Брак был уже не тот, что прежде. Уже несколько лет Неда не соблазняла эта кукольная ночная сорочка. А прежде...
– Куда же это ушло? – спросила себя Лаверн. Она вдруг испугалась, поняв, что говорит вслух. А если кто-то слышал?
Но ее девочки еще с прошлой недели были в шести тысячах миль отсюда, в Калифорнии, в полной безопасности. Женщина, которая убирала в доме, приходила не раньше полудня. Лаверн была одна со своим чувством одиночества, с мыслью о том, что Нед оставил ее не только сегодня, а оставлял уже много раз за последние годы. Пожалуй, начиная с Бонна?
Отойдя от окна, она посмотрела в зеркало. Какой нелепый костюм! Мать четырех почти взрослых девочек, сказала она себе, дочь Де Карта Криковского, генерал-лейтенанта ВВС США в отставке, сама капитан запаса и жена офицера военной разведки, занимающего высокий пост, слоняется, хандря, по своей спальне и мучается от недостатка внимания.
Лаверн сняла с себя рубашку и стала разглядывать свои стройные ноги и полную, упругую грудь. Верхняя часть массивнее нижней, призналась она себе. И не замаскировать этого никакой одеждой – неисправимо, как зоб у голубя!
– Сладкозадая куколка, – произнесла она вслух. Голова ее в коротких белых кудряшках напоминала фарфоровую чашечку. Круглое лицо, большие, широко расставленные глаза – маленький глупый ребенок с рекламы супов фирмы «Кэмпбелл».
Когда почти все еще спят, утреннее солнце на мгновение освещает горизонт, вспыхивает под облаками, клубящимися над городом, обещает чудесную погоду и... исчезает.
Нед туго зашнуровал кроссовки. Самая мысль об этом однообразии, о неизменном, как в часовом механизме, постоянном повторении одного и того же вызвала глубокую тоску в душе Неда Френча. Его собственная жизнь была совсем иной – беспорядочной и полной случайностей.
Он усмехнулся. «Беспорядочное» было одним из любимых слов Химница много лет назад в колледже. Беженец из Германии, профессор обожал откапывать в английском языке редко употребляемые слова, но употреблял их частенько некстати.
Что до однообразия, Нед не знал его. Его дом в Сент-Джонс-Вуде, недалеко от Риджент-парка, например, имел целых три выхода, один из них – потайной. В любой момент Нед мог воспользоваться одним из них.
Он мог быть одет как сейчас, чтобы пробежаться по парку. Или выйти в костюме и с зонтиком. Он мог пройтись пешком до станции «Сент-Джонс-Вуд» на Джубили-лайн или отправиться на подземке до Бонд-стрит.
Нед бросил взгляд на Лаверн, лежавшую на их большой кровати. Ее пышная грудь вздымалась и медленно опускалась. Он подумал, не слишком ли ровно она дышит?
Паранойя! Нед на цыпочках спустился в кухню. Он протянул руку к холодильнику и вдруг... замер, пристально глядя на его дверцу. Не приоткрыта ли она?
В доме жили только он и Лаверн – их четыре дочери уехали на прошлой неделе в Штаты, – поэтому никто не мог залезать в холодильник. Он осторожно потянул дверцу: она была плотно и надежно закрыта.
Выйдя из дома, Нед побежал по тихой маленькой улице. Что-то все еще угнетало его, что-то неприятное и бесформенное. Определить это чувство было невозможно.
Нечего шутить насчет паранойи, во всяком случае, при его работе. Это часть его существа, что-то вроде унылого шестого чувства, предвещавшего ему беду. Во время утренней пробежки он ощущал эту смутную тревогу как начало мигрени.
Что-то плохое случится. Если бы слово «паранойя» могло более точно выразить это чувство! Он взглянул на небо.
Волшебный момент! На востоке солнце вспыхнуло за Примроуз-Хилл. На западе его лучи на миг осветили крикетную площадку Лордз за Веллингтон-роуд, скользнули по современному зиккурату [1] Веллингтонской клиники. И снова все вокруг стало серым и унылым. Нед мысленно представил свою жену в постели.
Притворялась, что спит, или нет?
Он приостановился на углу Принц Альберт-роуд. В это время движение на улицах было еще не очень сильным. Сквозь деревья и через широкое пространство незаметного с этой точки Гранд-Юнион-канала было видно, что команда Уинфилд-Хауза [2] уже возле флагштоков, сейчас, в конце июня, почти скрытых пышной листвой.
Здесь, в тридцатипятикомнатном особняке времен короля Георга жил американский посол. Особняк располагался среди деревьев на двенадцати акрах парка, арендованных у английской короны. Почти все, как англичане, так и американцы, считали, что посольство США разместилось в современном здании, построенном словно для Гаргантюа. Оно доминировало над Гросвенор-сквер в Мэйфере и смотрело на трагическую бронзовую фигуру ФДР [3], храбро встречающую исторические бури. Клетчатый фасад принадлежал канцелярии посольства. Здесь, в Риджент-парке, освещенном отблесками восходящего солнца, находилось официальное средоточие власти. Здесь его превосходительство посол, ложась спать, каждую ночь молил Бога сохранить его душу чистой или, по крайней мере, не погрязшей в грехе.
Нед заметил машину сопровождения, поворачивающую у Макклсфорд-Бридж, но думал он только об одном: «Зачем надо притворяться спящей?»
В свои сорок лет Эдвард Джеймс Френч был молод для чина полковника, для должности руководителя разведки в посольстве в таком большом и замечательном городе, как Лондон, слишком молод, добавил он, задержав дыхание, для того, чтобы его двадцатилетняя семейная жизнь разваливалась. Но именно это и произошло.
Он побежал вполсилы по Аутер-Серкл [4] и оказался среди зелени парка. Пробегая мимо Уинфилд-Хауза, Нед увидел, что «Олд Глори» [5]уже развернули и подняли наверх. Унылый серый утренний свет сделал блеклыми темно-красные и белые полосы флага, превратил синее поле с белыми звездами в монотонный прямоугольник, не имеющий названия.
«Очень плохо», – подумал Нед. Он побежал быстрее и посольство осталось позади. Очень плохо, что солнце не светило так долго, чтобы вспыхнули цвета старого флага, все еще вызывавшего в нем трепет.
Его кроссовки слегка шуршали по тротуару. Сзади он мельком увидел свою машину сопровождения – серо-коричневый «форд-фиесту». Сидевший за рулем Мо Шамун старался ехать на небольшой скорости, чтобы держаться поблизости от него.
Справа от Неда показались и исчезли полированный купол и минарет Большой лондонской мечети. Разлитая в воздухе мгла сделала унылым и это сооружение, напоминавшее золотой полумесяц.
Его голову внезапно сжало все то же предчувствие надвигающейся беды. Оно схватило его как когти гигантского ястреба. Такие предчувствия редко посещали Неда, но тогда он чувствовал себя почти беспомощным. Если бы только узнать, что же все-таки произойдет.
Нед вспотел, добежав до Бейкер-стрит, где уже было много, других бегунов. Напряженное движение в Лондоне и причудливая конфигурация его улиц и перекрестков подвергали бегунов и велосипедистов постоянной опасности: мешая друг другу, они рисковали угодить под машину. Дисциплина ни от чего не спасала. Нед замедлил бег, чтобы приноровиться к движению транспорта, и свернул влево к тротуару. Это уменьшало риск быть сбитым машиной. К черту все предчувствия!
Сзади неподалеку держалась его машина сопровождения. Приятные ощущения, которые обычно испытывают бегуны, сменились для Неда чувством опасности, исходившей от проносившихся рядом легковушек и грузовиков. Бегать под боком у машин – дело нервное. Но, если...
Впереди него, не больше чем в пяти или шести ярдах, светло-голубой «мини-майнор» отклонился от дороги и отбросил бегуна на каменную мостовую Бейкер-стрит. Боже, вот оно – предчувствие!
Человек сильно ударился об асфальт, дважды перевернулся и глухо, как мешок с цементом, плюхнулся на бордюр. Пешеходы, замерев на мгновение, бросились на помощь пострадавшему. Но «мини» не остановился.
– Эй!
В нескольких ярдах впереди был оживленный перекресток с Мэрилбоун-роуд. В любую секунду, когда зажжется желтый или зеленый свет, поток машин повернет налево или направо или понесется прямо вперед.
– Подонок, – рявкнул Нед и бросился вперед, резко увеличив скорость. У него заболело горло. Пот струился по лицу. Светофор переключился на желтый.
– Подонок! – закричал он и бросился на «мини», вытянув вперед руки. Он почувствовал, как пальцы сжали дверную ручку. Сейчас ему грозила смертельная опасность. Машина рванулась вперед.
Он сильно повернул ручку и рывком открыл дверь. Потом то ли ввалился, то ли упал на сиденье. Дверь осталась широко распахнутой. Он сильно ушиб о тротуар колени и заскрипел зубами, ожидая новых ударов. Еще несколько ярдов – и его ноги превратятся в фарш.
Но «мини» вдруг встал как вкопанный. Нед заметил, что он наполовину оторвал дверь со стороны водителя. Но остановило машину не это. Мо Шамун на серо-коричневой «фиесте» подрезал «мини» и заставил его остановиться. Нед выскочил и оказался перед ним.
– Какого черта вы себе позволяете?.. – громко начал водитель «мини».
Правая рука Неда сделала молниеносный выпад. Сжатыми в кулак пальцами он ударил глубоко поддых водителю. Тот раскрыл рот, ловя воздух, парализованный от неожиданности. Лицо его стало мертвенно-белым.
Нед, шатаясь, поднялся на ноги и, захромав, побрел к упавшему бегуну. Его окровавленная голова лежала на чьем-то свернутом пиджаке. Двое полицейских бежали ко все увеличивавшейся толпе.
Нед, покачиваясь, вернулся к «фиесте» и жестом попросил Шамуна освободить переднее сиденье рядом с собой.
– Поехали отсюда!
– Ты в порядке, Нед?
– Трогай!
Большая канцелярия на Гросвенор-сквер с ее золотым орлом шириной в тридцать пять футов кажется такой же высокой, как и соседние здания. Но это иллюзия.
Прохожий видит лишь пять этажей и мансарду, но еще три этажа спускаются глубоко вниз в аллювиальные глины Лондона.
В одном из подземных помещений Нед Френч вытерся после непродолжительного душа, втер какой-то антисептический крем в свои ободранные колени и начал торопливо натягивать свежую одежду, которую" он носил на службе. Едва успев войти в здание, он был буквально схвачен одним из проворных английских парней, работающих посыльными, курьерами или, как в данном случае, служителями.
– Полковник Френч, сэр, – юноша перевел дух. – Господин Коннел просит вас немедленно в его офис, сэр.
– Как только переоденусь. Передайте ему.
– Немедленно, сэр.
Кеда беспокоило, что американцы составляли меньше половины из восьмисот человек, служащих в этом здании. Почти все остальные были англичанами, прошедшими самую рутинную проверку. Нанимая нового сотрудника, его имя сообщали в МИ-5 [6] для проверки. Секретная копия направлялась в соответствующий отдел лондонской резидентуры Компании [7]. Но скорость, с которой решали или запрещали принимать на работу, возвращая бумаги из МИ-5 и Компании, внушала Неду подозрение, что проверка была минимальной.
Застегивая рубашку и повязывая галстук, Нед думал о том, насколько было бы безопасней, если бы весь штат посольства состоял из американских граждан, проверенных ФБР. Что значит сейчас проверка? Не больше, чем это дурацкое предчувствие аварии.
Жизнь была такой... такой непредсказуемой. Только что ты бежал, в следующее мгновение ты уже кровавая каша, а сбивший тебя мерзавец пытается скрыться. Он пристально вгляделся в отражение своих темно-голубых глаз в зеркале. В его жизни все было игрой – от покера до руководства сотрудниками на враждебной территории, – поэтому Нед знал, что его глаза не выдадут ничего. Проверка подтверждала только то, что разрез глаз обычный, а цвет – ляпис-лазурь.
Так говорила Джейн. Не темно-синие, а именно цвета ляпис-лазури.
Он очень тщательно завязал галстук. Когда имеешь дело с таким придирой, как Ройс Коннел, надо постараться не задеть его ненароком съехавшим на долю дюйма в сторону галстуком. Нед стремительно поднялся по одной из лестниц. До офиса Ройса было пять этажей, но герой, который только что задержал пытавшегося скрыться злодея, должен потрудиться и во имя своей родной земли.
– Нед! – Коннел показал на кресло у большого кофейного стола. Он уселся в другое кресло и жестко взглянул на заместителя военного атташе. – Расскажи мне все, что ты знаешь о жене посла, миссис Фулмер.
Френч посмотрел на этого человека, который по возрасту был старше его. Сначала осторожно, а потом, отдавая дань его внешности. Так он мог бы восхищаться «бентли» типа Р или соло джазмена Арта Ходса. Ройс Коннел был до такой степени правильным! Не из-за того, что он был симпатичный сукин сын, чья седина – единственная издержка пятидесяти лет, проведенных им на земле. И не из-за того, что он, возможно, лучший в госдепе временный поверенный в делах США, чей авторитет неуклонно возрастал в течение тридцати лет. Причина была в том впечатлении, которое он производил: спокойный, уверенный в себе, знающий, с хорошими манерами, изысканной речью и так элегантно одетый, что мог бы, кажется, продавать что угодно – от страховых полисов до жевательной резинки.
– Урожденная Сюзан Пандора Морган, – начал Нед, – родилась в последний год войны в семье Консуэло и Монтгомери Морган из Билокси, штат Миссисипи. Окончила школу миссис Хаклтон для молодых леди, сотрудница газеты «Тампа», специализируется на общих и женских проблемах. В университете Спраул, что в городе Орландо, получила степень бакалавра искусств и в том же августейшем заведении – степень магистра в области политических наук. Почему ты не попросишь Карла Фолетта принести тебе ее файл? Это же его сфера, а не моя. Ну да ладно, в любом случае эта линия клана Морганов имела общественный вес, а вот с деньгами – похуже. Я предполагаю, что газета платила...
Коннел нетерпеливым жестом прервал:
– Переходи к сути.
– К сути?.. Если она скажет послу, – тут он начал пародировать присущую жителям южных штатов манеру растягивать слова. – «Дараго-ой, я ха-ачу тва-аю голову на серебряной та-арелке к пяти ча-асам, и не пролей кровь на ка-авер», – бедный старина Бад вскочит, бросится к ванной и в тот же миг обезглавит себя.
Сдержанный взгляд, выражавший у Коннела досаду, был так тонко, без всякого преувеличения рассчитан – просто дымка недовольства, – что Нед несколько секунд тихо сидел, наслаждаясь им. Он любил всякие проявления мастерства, а Ройса он считал актером старой школы.
Секретарша Коннела вошла с двумя чашечками кофе, поставила их на стол и спросила:
– Апельсиновый сок выпьете, полковник Френч?
Нед улыбнулся ей.
– Я соскучился без него. Это не доставит вам больших хлопот?
– Совсем нет, – уверил его Ройс. Секретарша пошла к отделанному под дерево холодильнику, который вмешал едва ли больше полудюжины бутылок. Нед смотрел, как она налила два небольших стакана сока и вышла из комнаты.
Френч слышал, что дверца холодильника с щелчком закрылась и все же протянул ногу и надавил на дверцу кончиком черного ботинка. От неловкого движения заболело колено. Если Коннел и подумал что-нибудь об этом, виду он не подал. Он уставился в свой сок и насупился, что, впрочем, совсем не исказило классической красоты его лица.
– Ничего предосудительного в прошлом миссис Фулмер? – продолжал допытываться Коннел с сомнением. – Может, какие-нибудь петиции подписывала или сборища по сбору средств на благотворительные цели посещала? Подозрительные друзья или знакомые?
Френч покачал головой.
– Она чиста, Ройс. В чем проблема?
Заместитель руководителя посольства помолчал точно так же, как это недавно сделал Нед, словно просчитывая несколько последующих ходов. Затем он взял со стола пачку скрепленных листов бумаги и передал ее Неду. – Это список ее гостей на прием по случаю Четвертого июля [8].
Френч медленно перелистывал страницы, потирая саднившие колени. Список не был составлен в алфавитном порядке. Единственное, что руководило Пандорой Фулмер, был свободный полет ассоциаций. Выписав, например, трех кинозвезд, она присоединяла к ним еще восемь. Вспомнив об известном ученом, она включала в список и пять других.
Вероятно, гостями были все самые знаменитые англичане и американцы, живущие в Лондоне, – от дипломатов, художников и бизнесменов до рок-звезд, модельеров и других, особенно популярных в эти дни у молодежи. Не был забыт ни один из участников телепрограмм или фильмов, равно как ни одна героиня скандальной любовной истории и известные гомосексуальные пары.
Нед понял, что, если даже явится только лишь половина приглашенных, прием этот для фотожурналистов заманчивее любого другого события, хотя бы и стихийного бедствия.
Он взглянул на Коннела.
– А что говорит об этом Фолетт?
– Фолетт, – ответил Ройс, язвительно подчеркивая первую букву, – сейчас в Ньюпорте, штат Род-Айленд, в отпуске, и пробудет там месяц.
И вновь предчувствие несчастья, упорное, как мигрень, охватило Неда так сильно, что занялся дух. Он попытался взять себя в руки: «Спокойно. Повода для паники нет».
– Да, он знает, когда выбирать время для отпуска, – нахмурился Нед. – Постой, а не собираешься ли ты, пока нет этого офицера безопасности, спихнуть на меня этот бардак?
– А кто-нибудь другой под рукой есть?
– Но, Ройс... – Нед помолчал. Незачем долго распространяться о делах внутренней кухни разведки перед тем, кто впоследствии и не признается в том, что знает подробности. – Ройс, как тебе известно, люди вроде меня в военной разведке на самом деле не готовы к тому, чтобы заниматься таким сугубо гражданским делом, как это. Раз уж Фолетта нет, твой выбор должен пасть на...
– Не напоминай, на кого должен пасть мой выбор.
– Но это же его дело.
– Ты не прав. – Голос Ройса звучал как обычно. – Чтобы сделать безопасной деятельность посольства, мне следует выбрать самую подходящую кандидатуру для выполнения этой задачи. Ларри Рэнда я не считаю лучшим кандидатом.
– Он будет визжать как резаная свинья, маленькая и поганая.
– Да пусть хоть надорвется от визга, – неожиданно взорвался Коннел. – Короче, ты отвечаешь за это дело.
– Спасибо, – ответил Нед без энтузиазма, откинулся на спинку кресла и подумал: «Из-за Коннела у меня появился враг».
Нед дочитал список, положил его на стол и некоторое время сидел молча. Он не знал, с чего начать. В сущности, разве плохо пригласить известных людей в посольство на такой сугубо американский праздник? Но кое-что во всей этой истории было напрочь лишено здравого смысла, а потому она казалась весьма неприятной. Недаром паранойя Неда проявлялась сверхурочно.
– Все эти знаменитости в одном месте... – пробормотал он.
– Все эти знаменитости в одном месте, – повторил Ройс и добавил: – Это все равно, что предложить свой лоб в качестве мишени первому попавшемуся террористу.
– Эта возможность может не представиться им больше никогда, – ответил Нед, стараясь говорить сдержанно.
Оба долго молчали. Наконец Нед сказал:
– Послушай, ее надо предупредить, чтобы не откалывала такие номера. Может, во времена королевы Виктории, когда жизнь была попроще, что-то подобное и сошло бы, но не сейчас.
Коннел долго и угрюмо глядел на него.
– Нед, – вздохнул он, честно говоря, я завидую способности военных пренебрегать политическими реалиями. Неужели от тебя ускользнуло, что политические несушки президента вернулись домой на насест? – Легкая презрительная гримаса пробежала по его лицу. – При этом президенте нация опустилась до того же уровня, что и перед приходом Герберта Гувера [9]. Это нравится богатым, но не бедным, и не тем бедным, которых создал он.
Коннел медленно отпил кофе и продолжал:
– Он по-прежнему очень популярен, но его партию винят за то, что развела этот хлев.
Вот потому-то ей крайне необходимо подняться во весь рост и показать, на что она способна. От Четвертого июля до выборов всего четыре месяца. Это самый главный наш праздник, который поможет нам встать во весь рост. Две недели назад каждый посол США получил прямо из Овального офиса [10] Директиву-103. Президент отдал приказ: «Не прячьте флаг. Встаньте во весь рост и дайте понять миру, что Америка не боится ничего. Аминь!»
Коннел поставил чашку.
– Теперь эта директива будет активно поддержана печатью. В речах послов появятся воодушевление и решительность. Но мало кто примет это всерьез. Наша беда, Нед, в том, что Фулмеры на посту меньше месяца и крайне амбициозны и активны. Во всяком случае, именно такова миссис Фулмер. Прием, задуманный ею, отлично осуществляет директиву президента. А это значит, что меня прикончат, если я попытаюсь отменить его. Стоит ей только помахать перед моим носом сто третьей директивой или предоставить сделать это президенту.
В комнате воцарилась тишина, такая же глубокая, как в старой заброшенной и опасной для жизни шахте.
– И это еще не все, – сказал Нед. – Я чую это. Но даже политик не стал бы действовать так опрометчиво, чтобы установить добрые отношения с публикой.
Коннел словно прислушивался к чему-то неуловимому в словах Неда. Он снова вздохнул.
– Я уверен, что ты прав, – сказал Нед наконец. – Пущены в ход какие-то тайные, тщательно замаскированные силы. Мы найдем ответ, но боюсь, что слишком поздно.
– Неужели ты не видишь? – спросил Коннел Неда. Впервые в его голосе пробилось истинное чувство. – Она вместе с президентом загнала нас в угол. И кто знает, много ли посольств оказались в таком же положении?
Лицо Неда было мрачным. Поглаживая колено, он сказал:
– Конечно, ты считаешь, что для нас, вояк, как ты меня назвал, это достаточно просто. Командир приказывает: «Лаять!» – и мы тут же садимся на задние лапы и начинаем тявкать! На самом деле у нас нет ничего подобного. А вот у вас, гражданских, все это гораздо круче.
На красивом лице Коннела появилась презрительная гримаса.
– Нам платят за то, чтобы думать, а не действовать. – Словно извиняясь, он добавил: – Это не по делу, прости, Нед. Но я в самом деле боюсь дальнейших событий. Я был совершенно не в курсе дела. Она перехитрила нас, и очень искусно. Мы не можем отменить прием. Иначе мы покажемся дураками. Нам не остается ничего, кроме как обеспечить этот прием надежной охраной.
За этим последовала долгая пауза. Нед чувствовал: Ройс уже знал, что он скажет, но так или иначе надо было произнести это вслух.
– Она подняла ставки так высоко, что у нас, несомненно, возникнут проблемы. Неважно, кто это будет – ирландцы, французские группы типа «Аксьон-Директ», испанские типа «Грапо» или ЭТА, «Роте армее факцьон» или любая из дюжины групп, которые выступают под флагом ислама... Ройс, неважно даже, будем ли мы иметь дело с одним из наших противников из КГБ... Это настолько заманчивая возможность, что ею нельзя пренебречь.
Красивое лицо Ройса Коннела посерело. Он глубоко вздохнул, потом, после паузы, вздохнул еще раз, словно ему не хватало воздуха. Его сильная челюсть выдвинулась, и лицо приняло жесткое выражение. Оттуда, где сидел Нед, был хорошо виден подбородок человека, с которым, казалось, лучше не связываться. Но, когда Ройс повернул голову, выражение жестокости исчезло – может быть, это была игра света.
– А вот чего я не понимаю, – сказал Френч, не заботясь о том, как будут приняты его слова, и говоря резко из-за охватившего его гнева, – так это того, как она сделала это, обойдя нас. Почему мы не узнали об этом задолго до того, как она разослала приглашения?
– Джейн Вейл наблюдала за ней по моему поручению. Она скрыла это и от Джейн. Нам повезло, что чертовка Джейн смогла раздобыть копию списка, иначе мы прочитали бы обо всем этом в лондонской «Таймс».
Нед откинулся в кресле: комнату заполнила тишина. Он медленно растирал свои разбитые колени. Интересно, много ли знает Ройс об их отношениях. Он не думал о смертельной опасности, таящейся в приеме, подготовленном этой сумасбродной женщиной, но изучал лицо Коннела, пытаясь угадать, известно ли ему об отношениях между ним, Недом Френчем, и Джейн Вейл.
Чепуха. Никто не знает. Лаверн, как и всякая жена, могла что-то подозревать, сказал себе Нед, но никто во всем посольстве не мог бы даже предположить, что у них с Джейн...
– Говори! – резко сказал Коннел. – Скажи, что мы не запутались в каком-то нелепом кошмаре.
Нед слабо усмехнулся.
– Ройс, зачем я стал бы тебе врать?
* * *
Прошло уже много времени после того, как Нед скрылся в утренней мгле, окутавшей Риджент-парк, а Лаверн Френч все еще стояла у окна спальни, глядя на занимавшийся день.Она была молода – одного с Недом возраста, – и хорошо помнила ту пору, когда утро предвещало радость. Теперь этого не было, думала она, стоя в ночной сорочке, похожей на кукольное платье и точно такой же, какую она купила двадцать лет назад в Форт-Брегге во время их медового месяца.
Это была коротенькая разлетающаяся сорочка с рукавами «фонариком» и эластичным лифом, который поддерживал и подчеркивал ее пышную грудь. Прозрачный батист был очарователен в сочетании с еще более прозрачной кружевной вставкой, вышитой сердечками.
Хотя Нед ушел уже давно, глазам Лаверн все еще представлялась его удаляющаяся фигура. Последнее время ей всегда казалось, что он удаляется... от нее. Брак был уже не тот, что прежде. Уже несколько лет Неда не соблазняла эта кукольная ночная сорочка. А прежде...
– Куда же это ушло? – спросила себя Лаверн. Она вдруг испугалась, поняв, что говорит вслух. А если кто-то слышал?
Но ее девочки еще с прошлой недели были в шести тысячах миль отсюда, в Калифорнии, в полной безопасности. Женщина, которая убирала в доме, приходила не раньше полудня. Лаверн была одна со своим чувством одиночества, с мыслью о том, что Нед оставил ее не только сегодня, а оставлял уже много раз за последние годы. Пожалуй, начиная с Бонна?
Отойдя от окна, она посмотрела в зеркало. Какой нелепый костюм! Мать четырех почти взрослых девочек, сказала она себе, дочь Де Карта Криковского, генерал-лейтенанта ВВС США в отставке, сама капитан запаса и жена офицера военной разведки, занимающего высокий пост, слоняется, хандря, по своей спальне и мучается от недостатка внимания.
Лаверн сняла с себя рубашку и стала разглядывать свои стройные ноги и полную, упругую грудь. Верхняя часть массивнее нижней, призналась она себе. И не замаскировать этого никакой одеждой – неисправимо, как зоб у голубя!
– Сладкозадая куколка, – произнесла она вслух. Голова ее в коротких белых кудряшках напоминала фарфоровую чашечку. Круглое лицо, большие, широко расставленные глаза – маленький глупый ребенок с рекламы супов фирмы «Кэмпбелл».