Страница:
– Ничего. Они ни разу не подходили ко мне до Лондона.
– Что ты ей рассказывал?
– Пока ничего.
– Как ты должен был все мне объяснить?
– Она не знает тебя так хорошо, как я, Нед. Может, она считала, что тебе будет достаточно самой информации. Она ведь очень важна.
– Хм. – Неожиданно Нед откинулся на спинку стула. Впервые за время разговора его лицо слегка просветлело. – Так ты теперь тройной агент, так ведь? И только с одной зарплатой. Продешевил!
Шамун кивнул.
– Должен признаться, что ты не такой скользкий, как большинство из них.
Шамун поднял глаза и увидел, как окаменело лицо Неда, а взгляд впился в переносицу собеседника, словно отыскивая место для пули.
– Думаю, что вы сможете быть полезны, капитан. Даже сомнений быть не может.
Шамун пытался пошутить, но не смог.
– Приятно слышать.
– Да что вы? Как вы думаете, что я почувствовал, обнаружив, что пригрел двойного агента? Как вы думаете, что я теперь думаю о вас?
– Но ты же сделал...
– Я сказал, что вы будете полезны. И я уж постараюсь, чтоб так оно и было. Отныне вы для меня только полезны, капитан, и все. Я не отправлю вас в контрразведку только потому, что не хочу выглядеть полным кретином, не раскусив вас давным-давно.
Он встал.
– Но если я узнаю, что вы снова якшаетесь с Бриктон, можете быть уверены, я не пощажу вас.
– Я... догадываюсь...
– А что тут догадываться? Прямо скажу, я просто попытаюсь вылезти из этого дерьма с наименьшими потерями. Надеюсь, вы не думаете, что мне нравится это. Или что вы мне нравитесь.
Он с грохотом захлопнул дверь.
Глава 25
– Что ты ей рассказывал?
– Пока ничего.
– Как ты должен был все мне объяснить?
– Она не знает тебя так хорошо, как я, Нед. Может, она считала, что тебе будет достаточно самой информации. Она ведь очень важна.
– Хм. – Неожиданно Нед откинулся на спинку стула. Впервые за время разговора его лицо слегка просветлело. – Так ты теперь тройной агент, так ведь? И только с одной зарплатой. Продешевил!
Шамун кивнул.
– Должен признаться, что ты не такой скользкий, как большинство из них.
Шамун поднял глаза и увидел, как окаменело лицо Неда, а взгляд впился в переносицу собеседника, словно отыскивая место для пули.
– Думаю, что вы сможете быть полезны, капитан. Даже сомнений быть не может.
Шамун пытался пошутить, но не смог.
– Приятно слышать.
– Да что вы? Как вы думаете, что я почувствовал, обнаружив, что пригрел двойного агента? Как вы думаете, что я теперь думаю о вас?
– Но ты же сделал...
– Я сказал, что вы будете полезны. И я уж постараюсь, чтоб так оно и было. Отныне вы для меня только полезны, капитан, и все. Я не отправлю вас в контрразведку только потому, что не хочу выглядеть полным кретином, не раскусив вас давным-давно.
Он встал.
– Но если я узнаю, что вы снова якшаетесь с Бриктон, можете быть уверены, я не пощажу вас.
– Я... догадываюсь...
– А что тут догадываться? Прямо скажу, я просто попытаюсь вылезти из этого дерьма с наименьшими потерями. Надеюсь, вы не думаете, что мне нравится это. Или что вы мне нравитесь.
Он с грохотом захлопнул дверь.
Глава 25
Уилл Найтуотер делал свой первый обход. Он выпил чаю с Тревом, пожелал ему доброй ночи и отправился в северное крыло, где находилась операционная.
Трев был, конечно, прав, работа как на курорте. Ничего особенного делать не надо – ходи себе по коридорам, проверяй, заперты ли входные двери, смотри, нет ли чего подозрительного. Можно и словечком перекинуться с дежурными медсестрами.
Если должно было случиться что-то неожиданное вроде выписки пациента поздно вечером, Уиллу об этом заблаговременно сообщала медсестра. Даже об экстренной операции ему говорили по крайней мере за полчаса. Уиллу это было по душе, потому что он терпеть не мог сюрпризов. А вообще, кому они нравятся?
Он только что вышел из северного крыла и по центральному коридору направлялся к приемному покою, расположенному в южном крыле, когда услышал крик сестры. Что случилось? Сестры обычно не кричат.
Он побежал к приемному покою.
Уилл Найтуотер услышал, как впереди кто-то рявкнул. Похоже на собачий лай. Гав! Гав-гав! И снова крик. Далеко впереди была освещена часть приемного покоя, выходившего к стоянке.
У дверей стояли четыре человека; свет падал на них сверху, как на сцене.
Уилл шагнул в сторону, притаился за приоткрытой дверью, а потом выглянул в коридор. Две медсестры – Джэкобсон и Превит, – и два молодых парня в масках.
Он снова выглянул. Господи, да у них «М-10» [78] – с глушителями и магазинами. Уиллу Найтуотеру никогда не приходилось стрелять из «М-10», но в фильмах он их часто видел. Обычно из них косил людей Макс фон Сидов, но он помнил и фильм, в котором Джон Уэйн [79] играл полицейского из Сан-Франциско и...
Ти-ди-ди.
Сестра Джэкобсон закричала. Три красных дыры расползлись по халату сестры Превит. Уилл огляделся. Офис службы безопасности прямо напротив него, но они заметят, если он пересечет коридор. Боже, а что бы сделал Трев в такой ситуации?
Сестра Превит упала на колени. Она прикрывала руками грудь, словно защищаясь от новых пуль. Потом рухнула лицом вниз как срубленное дерево.
Уилл проскочил в коридор и влетел в свою комнату. Эх, если бы Трев был здесь! Эти сволочи дождались, пока остался один дежурный охранник. Где же ключ от стола?
В темноте он открыл ящик стола и вытащил тяжелый «парабеллум». Точность так себе, но если уж попал, то уложит не хуже, чем они уложили сестру Превит.
Его пальцы сильно дрожали. Он вставил в пистолет магазин с тринадцатью патронами. Потом взвел курок. Другой магазин засунул в карман, подошел к двери и осторожно выглянул в коридор. Они выключили свет в приемном покое.
Вдоль коридора в нескольких ярдах друг от друга тускло горели лампочки, как островки света в этом жутком темном пространстве. Парни могли быть где угодно, подумал Найтуотер. Так как он не включал света, они были на равных, ничего не видели. Но двое против одного?
Если бы он только знал, что им надо! Трев быстро бы догадался, что к чему. В сейфе ночью денег не держали, да и днем там гроши были. Наркотики? Может, из-за них?
Уилл бесшумно скользнул в дверь и прижался к стене, стараясь держаться подальше от света. Интересно, можно ли заметить его силуэт при таком слабом освещении?
Только рискнув, можно это выяснить. Он низко, по-армейски пригнулся и стал медленно продвигаться вдоль стены к приемному покою, держа обеими руками тяжелый «парабеллум». Впереди кто-то застонал. Значит, сестра Превит еще жива?
– Здесь никого нет, – сказал мужской голос.
– А мне что-то показалось.
– Пошли. Держи ее перед собой как щит.
– Я же вам сказала, – произнесла заикаясь сестра Джэкобсон. – Я н-не знаю, о ком вы говорите.
– Молодой парень. Немец.
Уилл Найтуотер точно знал, где спит немец: в центральном крыле, в палате интенсивной терапии. От них до него не было и сотни ярдов. Что же делать?
Если бы Трев был здесь, он бы сообразил. У него голова быстро работает. Побьют они сестру Джакобсон, чтобы узнать номер палаты? Едва ли. А вот если он выстрелит в них и промахнется, они весь коридор зальют свинцом и уж наверняка его шлепнут.
Ладно. Надо затаиться и ждать, пока они не приблизятся настолько, что он не промахнется. Но если он попадет в одного, не пристрелит ли другой в отместку сестру? Что это за люди? Горячие или хладнокровные?
– Вы т-тратите время со мной, – бормотала сестра Джэкобсон. Теперь их голоса звучали гораздо ближе. – Я не знаю человека, которого вы разыскиваете.
– Тогда мы найдем того, кто знает.
– Сейчас здесь больше никого нет, – сказала она.
– Перестань, сестра.
– Я точно говорю.
Теперь они были всего в двух-трех ярдах. Уилл Найтуотер мог бы уже разглядеть их, но они держались у стены, так же как и он.
– Сестра Превит еще жива, – сказала женщина. – Ей нужна помощь. Вы же не хотите, чтобы вас судили за убийство.
– Что, что? – Один из парней заржал. Уилл увидел внезапно его силуэт, рядом с другим, более высоким силуэтом второго парня. – Судить за убийство, говоришь? – Парня почему-то это очень рассмешило. Второй не то кашлянул, не то хрюкнул.
Первого Уилл Найтуотер повалил выстрелом в голову.
В падающем сверху свете вспыхнул вишневым фонтаном поток крови. Громко закричала сестра. Уилл Найтуотер выстрелил в живот второму парню. Последнее, что он увидел, была дыра в животе, размером с грейпфрут.
Нед Френч сидел на подоконнике. Не так много времени прошло с тех пор, как он испил очередную чашу предательства. Может, полчаса, а то и меньше. Насколько он мог судить, Мо все еще сидел за своим столом, без сомнения, переживая, что его уличили, а еще вероятнее, смеялся над тем, что заставило Неда не разглашать его тайну.
Итак, подумал Нед, этот день, начавшийся с мелких измен, превратился в клубок предательств.
Как иначе можно назвать то, что выложила ему Лаверн за завтраком? Может, «измена» – слишком сильное слово? А как насчет вероломства? А каким словом обозначить поведение Джейн по отношению к нему? Сначала она вытирает сопли Лаверн, становится ее... сообщницей! А потом трусит и не хочет говорить с ним, обидев его.
Рядом с ними Пандора Фулмер – просто любительница. Она всего лишь тупоголовая, самовлюбленная баба. Ну и денек!
От таких дел вы облекаетесь в непроницаемый панцирь. Это просто необходимо. Но и самый прочный панцирь можно расколоть, если ударить по нему как следует. Сейчас он чувствовал себя и разбитым, и очень уязвимым. Он не мог отнестись равнодушно к измене, разрыву, трусливому молчанию, прямому предательству, а также к тому, что все задуманное им для безопасности Уинфилда разрушено крошкой-идиоткой.
Наверное, так должны чувствовать себя моллюски, когда их вытаскивают из раковин и съедают?
А у него ведь тоже был защитный панцирь, укрепленный привычкой к армейской дисциплине и навыками. Неда Френча голыми руками не возьмешь! Надо, чтобы его прибили одновременно жена, любовница и единственный друг. Ударить так, чтобы обнаружить свое притворство и обесценить свою связь с ним.
Вот это-то и произошло.
Зазвонил телефон. Он схватил трубку с дурацкой внезапной надеждой, что звонит Джейн – извиниться и пригласить к себе.
– Заместитель военного атташе.
– Это клуб любителей Арта Ходса? – спросил мужчина со старательным английским выговором. Голос немного подрагивал от сдерживаемого смеха. – Лондонское отделение проводит субботнее собрание своих членов в обычном месте.
– Что?
Но в трубке уже слышались короткие гудки. Нед повесил трубку и невесело улыбнулся. Когда друзья и возлюбленная предают тебя, нет более подходящего момента, чтобы подружиться с врагом.
Глеб Пономаренко всегда бывал вечером в будни в одном из пабов или баров в Найтсбридже. Очевидно, и в субботу он там же. Но зачем он позвонил?
– Берн! Бог ты мой! – ответил ее старший брат. – У нас сейчас ленч. Угадай, кто жарит мясо?
– У тебя есть минуты две?
– Говори, я слушаю. Как поживает моя сестричка? Как Нед? Как девочки? Хотя про девочек я знаю – мама мне звонит раз в неделю.
– Все в порядке. А как Кэтлин и малыш?
– Прекрасно. Что ты хотела сказать?
– Я еду домой.
Фил помолчал, потом спросил:
– Ты имеешь в виду Кэмп-Либерти?
Лаверн поняла, что он реагирует так же, как Нед. Для мужчин дом – это место, где находятся они сами.
– Так, погостить. А потом я вернусь с девочками назад.
– А к нам заедешь?
– За этим и звоню. Я хотела бы взять девочек и побыть у вас с неделю.
– Отлично! Только не приезжай в первые две недели августа, потому что у меня будут совещания в Бадже и Мауи.
– Где?
– Это неважно. Все остальное время я буду здесь. Будем тебе очень рады. Когда решишь ехать, позвони Кэтлин и скажи дату.
– Я позвонила тебе первому, – продолжала Лаверн нерешительно. – Я собираюсь позже позвонить Патрику, Питу и Полу.
– Будешь к каждому проситься на недельку? – засмеялся он.
– Да, что-то в этом роде. Ведь девочки почти не знают своих дядюшек и кузенов.
– Так. – В голосе Фила послышалось несвойственное ему сомнение. Ни у кого из детей генерала Криковского этого никогда не было, подумала Лаверн.
– Так ты неделю пробудешь в Кэмп-Либерти?
– Неделю. Девочки там и так уже две недели. Мама и папа все правильно поймут.
– Да, конечно. – Снова пауза.
– По правде говоря, – продолжала она, – Нед не очень рад тому, что они там.
– Так вот в чем дело... Я сейчас иду! – закричал он кому-то. – Я разговариваю с Берн! Международный разговор! Из Лондона! А ну заткнитесь!
– Иди, жарь мясо.
– Как это – не очень рад? Лори и Линда все каникулы там проводят. Там их делают настоящими людьми.
– Нед называет это место тюрьмой.
– Берн, я думал, что ты замужем за американцем.
– Он и есть американец. Его допускают к секретам, какие и не снились никому в нашей семье.
Она помолчала, думая, как бы объяснить брату, что происходит на самом деле. Но сначала ей самой надо во всем разобраться.
– Раньше мы с ним думали почти одинаково, Фил. Но Нед говорит, что мир изменился и наш образ мыслей – то есть то, как нас учил думать отец, – как это он сказал? Он назвал папу динозавром. Он... – Голос ее прервался. – Мы об этом поговорим, когда я приеду к тебе.
– Конечно, конечно. Мне только не нравится, что моя сестричка... – Он снова заорал на кого-то. Фил женился поздно, когда ему было за сорок, а сейчас, в пятьдесят, ему не хватало терпения, чтобы справляться с маленькими детьми.
– Каким же кретином он стал теперь? – спросил он.
– Да он не кретин. Он американский разведчик, который от долгой работы потерял ориентиры. Это случается иногда.
– Мне кажется, что он стал слабаком, – сказал брат с отвращением. – О'кей! О'кей! Я иду! – А потом снова ей. – Надо бежать, Берн. Пока.
Повесив трубку, Лаверн взяла телефонную книжку, чтобы найти номер другого брата – Пита. Но книжку она закрыла. Позвонит позже. Не было сил объяснять все сначала.
Из двух мест в Найтсбридже, где Глеб Пономаренко встречался по вечерам с людьми, сегодня он выбрал довольно большой бар отеля в американском стиле, который стоял на Лаундс-сквер. Это был огромный стеклянный цилиндр, известный среди местной публики как «Газометр».
В момент появления Неда Френча русский очень внимательно слушал какого-то невзрачного молодого человека, одного из бесчисленных парней в тройках из темно-синего материала в полоску, которых можно встретить в городе. Его зонтик и шляпа лежали на ближайшем табурете. Этот брокер или банкир еще минут десять что-то рассказывал Пономаренко. За это время Нед выпил виски с содовой и заказал еще одну порцию. Ему не надо было опасаться старину Глеба. Но лучше, конечно, ничего не рассказывать, а на все предложения отвечать отрицательно.
Наконец парень ушел. Глеб склонился над своим стаканом с виски, печально покачивая головой.
– Как странно. Как странно, – сказал он по-русски, потом посмотрел на Неда, пытаясь понять, слышал тот или нет. Глеб взял стакан и подсел к американцу.
– Этот парень, как говорят у вас на родине, если не ошибаюсь, глубоко в дерьме.
– Да, раньше так говорили, – согласился Нед. – Я уже так давно оттуда уехал, что, возможно, теперь говорят «глубоко в борще». – Он посмотрел на русского. – Если у вас есть еще альбом Арта Ходса для меня, покажите его сразу.
– К сожалению, ничего такого у меня нет, – сказал Пономаренко с искренним сожалением.
– Но по телефону вы сказали, что...
– Я помню, что сказал. Неправда, что русские унылые люди, как все, кто живет в краях, где ночи длинные, а зимы долгие. Нет, мы бываем веселыми, но потом за это расплачиваемся. Я пошутил по телефону, потому что надеялся вам помочь, дружище. Только сейчас я понял, что никто не в состоянии вытащить вас из такого «глубокого борща».
– А с каких пор мы стали друзьями?
– Возьмите это, – сказал Глеб, показывая на свой полный стакан, – и замените на двойной виски. И мне принесите. – Он тяжело вздохнул. – Да с того самого момента, как вы приехали в Лондон. Год уже? До этого я и не подозревал о вашем существовании, равно как и вы о моем. Но за прошедший год я весьма основательно познакомился с вами и с вашей работой. Вот почему мне грустно.
– Взбодритесь, Глеб Сергеевич. Мое состояние смертельно, но не очень серьезно. – Принесли стаканы и мужчины церемонно чокнулись.
– Я говорю о завтрашнем дне, – объяснил русский. – На вас нападут, оглушат и бросят умирать.
– Тем самым порадовав кого-то в Кремле. – Нед злорадно ухмыльнулся. – Что вы хотите мне рассказать, мой друг?
– Как я уже сказал, меня очень волнует ход вашей операции. – Он поднял вверх палец как учитель, требующий внимания. – Послушайте, Френч, при нормальном развитии событий этот прием должен был стать детищем Карла Фолетта. Поскольку его нет, предполагалось все это поручить Е. Лоуренсу Рэнду. Едва ли нужно рассказывать, как этот джентльмен, известный своей утонченностью и чувствительностью, делал бы это дело. Но тут под рукой оказались вы. Должен сказать, что импровизировали вы блестяще. Но вы не в состоянии противостоять вашему противнику, полковник. Ваша операция не предназначена для борьбы с гражданскими людьми. По-настоящему этим должны были заниматься сотрудники Рэнда, но они некомпетентны. Я вам не наскучил? Или вам это тоже приходило в голову?
– А если так, то что?
– Тогда вам не покажется странным то, что я скажу. Если рассматривать ситуацию на уровне страны, окажется, что американское разведывательное сообщество пребывает в плачевном состоянии. Если речь идет о разговоре или сообщении, которые можно перехватить, тут вы мастаки! У вас самое современное оборудование, позволяющее обнаружить, записать и расшифровать малейший шепот во Владивостоке или Антофагасте [80]. Но в грязной работе, требующей контактов с людьми, вы профаны. Посмотрите, например, на Рэнда. Неужели вы думаете, что приличные люди будут работать с этим вечно недовольным лилипутом.
Нед еле удержался от смеха.
– Ну, то, чем занимается Рэнд, не единственное направление нашей работы.
– Это направление, призванное работать с агентурной сетью и добывать нечто более важное, чем звездные шорохи тропосферы. С такими типами, как Рэнд, могут сотрудничать только ему подобные или безмозглые рабы, которым безразлично, кто их сечет.
Нед смотрел в свой наполовину пустой стакан. С такими друзьями, как Пономаренко, зачем думать о врагах?
– Но, что до вас, старина, – сказал русский, – то единственное, благодаря чему вы еще справляетесь с проблемами, – это помощь друзей из Моссад и советы вашего покорного слуги из ТАСС.
– Из ТАСС, – повторил Нед. Он почувствовал, как у него екнула селезенка от того спокойствия, с каким Пономаренко намекнул на предательство Шамуна. Господи, да неужели все в городе знают об этом?
– Да, у меня серьезные проблемы, – сказал ему Нед, хотя я и пытаюсь с ними справляться. Имейте это в виду, уважаемый корреспондент.
– Я только хотел кое-что шепнуть вам. Но если это вам не нужно, я могу воздержаться.
– Не обижайтесь. Вы же меня знаете. Я приму совет от кого угодно.
Глеб огляделся, а потом зашептал в ухо Неду.
– Вы знаете фирму «Ходгкинс и дочь»? – Нед кивнул. – В нее проник один человек – вроде начальника. Он занимается, в частности, тем, что собирает разнообразную информацию от своих сотрудников. В прошлом году он купил эту фирму на деньги, украденные им у венгров. Сейчас он выступает под фамилией Фаунс. Это что-то вам говорит? – Нед снова кивнул. – Он из новой породы. К политике отношения не имеет. Служит только одному хозяину – своей всепожирающей жадности. Не надо объяснять, насколько это делает его опасным?
Нед кивнул в третий раз, но русский молчал.
– Это все? – спросил Нед. – Ничего более конкретного нет?
– Как говорят американцы? Еще разве нужно, чтобы на вас дом рухнул?
Нед кашлянул.
– О'кей. Спасибо за подсказку. Американцы говорят еще так: «Что вы хотите с этого иметь?»
– В сущности, я не прошу ничего особенного. Конечно, я мог бы выложить контракт и потребовать, чтобы вы приложили к нему палец и расписались кровью. Нет, не стоит. Мне нужна только ваша бессмертная душа.
– Вы думаете, я думаю, что вы шутите? – спросил его Нед.
– А вы думаете, я думаю, что вы думаете, что это невозможно? – парировал Глеб. – Это не невозможно. Особенно после того, что стало с вашим характером, с вашей убежденностью, вообще с вашим взглядом на жизнь, когда однажды вечером вы обнаружили голову Викофа в своем холодильнике.
Нед долго молчал, потом одним глотком допил остатки виски.
– Все так, мой друг. Вы начали собирать на меня материал только в Лондоне?
Глеб пожал плечами.
– Я всего лишь старательно готовлюсь к этому. – Он допил содержимое своего стакана почти так же быстро, как Нед. – Пора идти. Здесь вечерами бывает прохладно.
– Да, – согласился Нед. – Послушайте, вы пробовали меня уговорить...
– И буду пробовать вновь.
– Что же, спасибо за информацию о Франце.
– Его фамилия Фаунс, – поправил его русский. Он ушел, а Нед остался сидеть, уставившись в пустой стакан.
– Бармен, еще двойной!
– Да, сэр. Только это будет новый счет, сэр. Тот джентльмен заплатил за все, что было выпито.
– Да ну? Ну и везет же мне на друзей.
Огорченный и обозленный своей ошибкой, Шамун отвернулся от окна и включил радио, чтобы послушать новости. Он бесцельно перекладывал бумаги на столе.
– ...в Женеве, так и не придя к решению относительно многостороннего контроля над вооружениями. Только что к нам поступило сообщение о происшедшем несколько минут назад вооруженном нападении на больницу в Стоун-Мэндвиле в Бэкингемшире. Двое мужчин в масках убили медсестру. Включаем Каролин Кар – прямой репортаж с места события.
Видимо, из-за волнения журналистка в конце каждой фразы повышала голос.
– ...фамилию убитой медсестры до сих пор не сообщили. А пока нам удалось поговорить с героем сегодняшнего дня, с тем, кто остановил нападавших, расстреляв их почти в упор. Вот он, мистер Уилл Найтуотер, сотрудник службы безопасности больницы Стоун-Мэндвила. Скажите, пожалуйста, говорил ли кто-нибудь из них, что им нужно?
– Что им было нужно, – повторил низкий мужской голос. – Они искали одного пациента, немца, который поступил с множественными ножевыми ранениями.
– А теперь оба нападавших мертвы, мистер Найтуотер?
– Оба нападавших мертвы. На стоянке они оставили фургон. Они занимались обслуживанием торжественных мероприятий, а может, угнали его.
– Спасибо, мистер Найтуотер. Спасибо за то, что вы героически отражали нападение на больницу! Я – Каролин Кар, независимое радио, из Стоун-Мэндвила!
– А в это время футбольные хулиганы снова...
Шамун, выключил радио. Фургон фирмы, занимающейся обслуживанием мероприятий. Раненый немец. Он позвонил в справочную и узнал номер телефона больницы в Стоун-Мэндвиле. Казалось, ждать ответа в больнице пришлось бесконечно. Наконец кто-то взял трубку. Как только Шамун узнал то, что хотел, трубку повесили. Мо подошел к двери Неда, постучал, прислушался, вернулся к своему столу и позвонил на военно-воздушную базу, расположенную неподалеку от Стоун-Мэндвила. На базе находилось небольшое подразделение фоторазведки ВВС США. С третьей попытки ему удалось дозвониться. Он представился.
– Скажите, вы знаете о нападении в Стоун-Мэндвиле?
– Мы слышали об этом по радио. А в чем дело?
– Вы могли бы кое-что для меня выяснить?
– Если для этого надо ехать в больницу, то это исключено: я дежурю до полуночи.
– А знакомых в больнице у вас нет? Может, кому-нибудь позвоните?
– Ни души, капитан.
– Черт! А далеко ли это от Лондона?
– Вот это да, капитан! Здорово!
Из-за сплошной облачности ночь опустилась раньше, чем обычно. Небо уже подсвечивалось розоватым сиянием города, которое появлялось по ночам. Уличный фонарь возле дома Джейн горел. Горела и лампа за ее окном в передней. Но больше нигде света не было. Может, ее нет дома? Или она дома, но не для него?
Он позвонил. Долго стояла тишина. Он позвонил снова. Было слышно, как звук прокатился по всей квартире. Потом послышались легкие шаги, словно к двери подошел кто-то в шлепанцах.
– Нед, это ты? – спросила Джейн. – Уходи.
– Пожалуйста, открой. Мне надо с тобой поговорить, – сказал он тихо. Его голос срывался от отчаяния, чего еще никогда не было в жизни полковника Френча.
– Что?
– Мне надо поговорить с тобой, – повторил он громче. Проходившие мимо две девушки внимательно посмотрели на него.
– Уходи. Пожалуйста.
– Только после того, как поговорю с тобой.
Девушки захихикали. Нед приподнял плечи.
– Джейн, удели мне хоть столько времени, сколько ты уделила Лаверн.
С той стороны долго молчали. Нед подумал, что она рассердилась.
Вдруг защелкали замки, и дверь широко распахнулась. Едва войдя, он увидел, что она плакала. Или у нее что-то с глазами? Может, читала мелкий шрифт? Или резала лук? Может быть, насморк? Он попытался обнять ее, но она отступила назад.
Джейн стояла в центре гостиной. С распущенными черными волосами и покрасневшими глазами она выглядела измученной. Джейн смотрела на него как на постороннего человека, заставившего ее страдать. На ней было длинное зеленое бархатное платье.
– Это несправедливо, – сказала она. – Я должна была поговорить с Лаверн. Ведь она твоя жена. Но тебе я не должна ничего, Нед.
– Она уходит от меня.
– О!?
– Отправляется в эту тюрьму в Калифорнии. Говорит, что привезет девочек осенью, но я не верю. Это ты ей посоветовала уехать?
Трев был, конечно, прав, работа как на курорте. Ничего особенного делать не надо – ходи себе по коридорам, проверяй, заперты ли входные двери, смотри, нет ли чего подозрительного. Можно и словечком перекинуться с дежурными медсестрами.
Если должно было случиться что-то неожиданное вроде выписки пациента поздно вечером, Уиллу об этом заблаговременно сообщала медсестра. Даже об экстренной операции ему говорили по крайней мере за полчаса. Уиллу это было по душе, потому что он терпеть не мог сюрпризов. А вообще, кому они нравятся?
Он только что вышел из северного крыла и по центральному коридору направлялся к приемному покою, расположенному в южном крыле, когда услышал крик сестры. Что случилось? Сестры обычно не кричат.
Он побежал к приемному покою.
Уилл Найтуотер услышал, как впереди кто-то рявкнул. Похоже на собачий лай. Гав! Гав-гав! И снова крик. Далеко впереди была освещена часть приемного покоя, выходившего к стоянке.
У дверей стояли четыре человека; свет падал на них сверху, как на сцене.
Уилл шагнул в сторону, притаился за приоткрытой дверью, а потом выглянул в коридор. Две медсестры – Джэкобсон и Превит, – и два молодых парня в масках.
Он снова выглянул. Господи, да у них «М-10» [78] – с глушителями и магазинами. Уиллу Найтуотеру никогда не приходилось стрелять из «М-10», но в фильмах он их часто видел. Обычно из них косил людей Макс фон Сидов, но он помнил и фильм, в котором Джон Уэйн [79] играл полицейского из Сан-Франциско и...
Ти-ди-ди.
Сестра Джэкобсон закричала. Три красных дыры расползлись по халату сестры Превит. Уилл огляделся. Офис службы безопасности прямо напротив него, но они заметят, если он пересечет коридор. Боже, а что бы сделал Трев в такой ситуации?
Сестра Превит упала на колени. Она прикрывала руками грудь, словно защищаясь от новых пуль. Потом рухнула лицом вниз как срубленное дерево.
Уилл проскочил в коридор и влетел в свою комнату. Эх, если бы Трев был здесь! Эти сволочи дождались, пока остался один дежурный охранник. Где же ключ от стола?
В темноте он открыл ящик стола и вытащил тяжелый «парабеллум». Точность так себе, но если уж попал, то уложит не хуже, чем они уложили сестру Превит.
Его пальцы сильно дрожали. Он вставил в пистолет магазин с тринадцатью патронами. Потом взвел курок. Другой магазин засунул в карман, подошел к двери и осторожно выглянул в коридор. Они выключили свет в приемном покое.
Вдоль коридора в нескольких ярдах друг от друга тускло горели лампочки, как островки света в этом жутком темном пространстве. Парни могли быть где угодно, подумал Найтуотер. Так как он не включал света, они были на равных, ничего не видели. Но двое против одного?
Если бы он только знал, что им надо! Трев быстро бы догадался, что к чему. В сейфе ночью денег не держали, да и днем там гроши были. Наркотики? Может, из-за них?
Уилл бесшумно скользнул в дверь и прижался к стене, стараясь держаться подальше от света. Интересно, можно ли заметить его силуэт при таком слабом освещении?
Только рискнув, можно это выяснить. Он низко, по-армейски пригнулся и стал медленно продвигаться вдоль стены к приемному покою, держа обеими руками тяжелый «парабеллум». Впереди кто-то застонал. Значит, сестра Превит еще жива?
– Здесь никого нет, – сказал мужской голос.
– А мне что-то показалось.
– Пошли. Держи ее перед собой как щит.
– Я же вам сказала, – произнесла заикаясь сестра Джэкобсон. – Я н-не знаю, о ком вы говорите.
– Молодой парень. Немец.
Уилл Найтуотер точно знал, где спит немец: в центральном крыле, в палате интенсивной терапии. От них до него не было и сотни ярдов. Что же делать?
Если бы Трев был здесь, он бы сообразил. У него голова быстро работает. Побьют они сестру Джакобсон, чтобы узнать номер палаты? Едва ли. А вот если он выстрелит в них и промахнется, они весь коридор зальют свинцом и уж наверняка его шлепнут.
Ладно. Надо затаиться и ждать, пока они не приблизятся настолько, что он не промахнется. Но если он попадет в одного, не пристрелит ли другой в отместку сестру? Что это за люди? Горячие или хладнокровные?
– Вы т-тратите время со мной, – бормотала сестра Джэкобсон. Теперь их голоса звучали гораздо ближе. – Я не знаю человека, которого вы разыскиваете.
– Тогда мы найдем того, кто знает.
– Сейчас здесь больше никого нет, – сказала она.
– Перестань, сестра.
– Я точно говорю.
Теперь они были всего в двух-трех ярдах. Уилл Найтуотер мог бы уже разглядеть их, но они держались у стены, так же как и он.
– Сестра Превит еще жива, – сказала женщина. – Ей нужна помощь. Вы же не хотите, чтобы вас судили за убийство.
– Что, что? – Один из парней заржал. Уилл увидел внезапно его силуэт, рядом с другим, более высоким силуэтом второго парня. – Судить за убийство, говоришь? – Парня почему-то это очень рассмешило. Второй не то кашлянул, не то хрюкнул.
Первого Уилл Найтуотер повалил выстрелом в голову.
В падающем сверху свете вспыхнул вишневым фонтаном поток крови. Громко закричала сестра. Уилл Найтуотер выстрелил в живот второму парню. Последнее, что он увидел, была дыра в животе, размером с грейпфрут.
* * *
Сейчас Гросвенор-сквер была пуста. Солнце уже исполнило свой обычный фокус, метнув горизонтально лучи на землю из-под облачного неба. Субботние покупатели давным-давно исчезли. Когда зажглись фонари, только несколько пешеходов неторопливо шли по площади. Теперь она принадлежала машинам. Бесконечная череда бело-голубых фар, оранжево-красных больших огней и стоп-сигналов разбивалась на потоки, пересекалась, смешивалась.Нед Френч сидел на подоконнике. Не так много времени прошло с тех пор, как он испил очередную чашу предательства. Может, полчаса, а то и меньше. Насколько он мог судить, Мо все еще сидел за своим столом, без сомнения, переживая, что его уличили, а еще вероятнее, смеялся над тем, что заставило Неда не разглашать его тайну.
Итак, подумал Нед, этот день, начавшийся с мелких измен, превратился в клубок предательств.
Как иначе можно назвать то, что выложила ему Лаверн за завтраком? Может, «измена» – слишком сильное слово? А как насчет вероломства? А каким словом обозначить поведение Джейн по отношению к нему? Сначала она вытирает сопли Лаверн, становится ее... сообщницей! А потом трусит и не хочет говорить с ним, обидев его.
Рядом с ними Пандора Фулмер – просто любительница. Она всего лишь тупоголовая, самовлюбленная баба. Ну и денек!
От таких дел вы облекаетесь в непроницаемый панцирь. Это просто необходимо. Но и самый прочный панцирь можно расколоть, если ударить по нему как следует. Сейчас он чувствовал себя и разбитым, и очень уязвимым. Он не мог отнестись равнодушно к измене, разрыву, трусливому молчанию, прямому предательству, а также к тому, что все задуманное им для безопасности Уинфилда разрушено крошкой-идиоткой.
Наверное, так должны чувствовать себя моллюски, когда их вытаскивают из раковин и съедают?
А у него ведь тоже был защитный панцирь, укрепленный привычкой к армейской дисциплине и навыками. Неда Френча голыми руками не возьмешь! Надо, чтобы его прибили одновременно жена, любовница и единственный друг. Ударить так, чтобы обнаружить свое притворство и обесценить свою связь с ним.
Вот это-то и произошло.
Зазвонил телефон. Он схватил трубку с дурацкой внезапной надеждой, что звонит Джейн – извиниться и пригласить к себе.
– Заместитель военного атташе.
– Это клуб любителей Арта Ходса? – спросил мужчина со старательным английским выговором. Голос немного подрагивал от сдерживаемого смеха. – Лондонское отделение проводит субботнее собрание своих членов в обычном месте.
– Что?
Но в трубке уже слышались короткие гудки. Нед повесил трубку и невесело улыбнулся. Когда друзья и возлюбленная предают тебя, нет более подходящего момента, чтобы подружиться с врагом.
Глеб Пономаренко всегда бывал вечером в будни в одном из пабов или баров в Найтсбридже. Очевидно, и в субботу он там же. Но зачем он позвонил?
* * *
– Фил, – сказала Лаверн Френч в телефонную трубку, – я позвонила не вовремя?– Берн! Бог ты мой! – ответил ее старший брат. – У нас сейчас ленч. Угадай, кто жарит мясо?
– У тебя есть минуты две?
– Говори, я слушаю. Как поживает моя сестричка? Как Нед? Как девочки? Хотя про девочек я знаю – мама мне звонит раз в неделю.
– Все в порядке. А как Кэтлин и малыш?
– Прекрасно. Что ты хотела сказать?
– Я еду домой.
Фил помолчал, потом спросил:
– Ты имеешь в виду Кэмп-Либерти?
Лаверн поняла, что он реагирует так же, как Нед. Для мужчин дом – это место, где находятся они сами.
– Так, погостить. А потом я вернусь с девочками назад.
– А к нам заедешь?
– За этим и звоню. Я хотела бы взять девочек и побыть у вас с неделю.
– Отлично! Только не приезжай в первые две недели августа, потому что у меня будут совещания в Бадже и Мауи.
– Где?
– Это неважно. Все остальное время я буду здесь. Будем тебе очень рады. Когда решишь ехать, позвони Кэтлин и скажи дату.
– Я позвонила тебе первому, – продолжала Лаверн нерешительно. – Я собираюсь позже позвонить Патрику, Питу и Полу.
– Будешь к каждому проситься на недельку? – засмеялся он.
– Да, что-то в этом роде. Ведь девочки почти не знают своих дядюшек и кузенов.
– Так. – В голосе Фила послышалось несвойственное ему сомнение. Ни у кого из детей генерала Криковского этого никогда не было, подумала Лаверн.
– Так ты неделю пробудешь в Кэмп-Либерти?
– Неделю. Девочки там и так уже две недели. Мама и папа все правильно поймут.
– Да, конечно. – Снова пауза.
– По правде говоря, – продолжала она, – Нед не очень рад тому, что они там.
– Так вот в чем дело... Я сейчас иду! – закричал он кому-то. – Я разговариваю с Берн! Международный разговор! Из Лондона! А ну заткнитесь!
– Иди, жарь мясо.
– Как это – не очень рад? Лори и Линда все каникулы там проводят. Там их делают настоящими людьми.
– Нед называет это место тюрьмой.
– Берн, я думал, что ты замужем за американцем.
– Он и есть американец. Его допускают к секретам, какие и не снились никому в нашей семье.
Она помолчала, думая, как бы объяснить брату, что происходит на самом деле. Но сначала ей самой надо во всем разобраться.
– Раньше мы с ним думали почти одинаково, Фил. Но Нед говорит, что мир изменился и наш образ мыслей – то есть то, как нас учил думать отец, – как это он сказал? Он назвал папу динозавром. Он... – Голос ее прервался. – Мы об этом поговорим, когда я приеду к тебе.
– Конечно, конечно. Мне только не нравится, что моя сестричка... – Он снова заорал на кого-то. Фил женился поздно, когда ему было за сорок, а сейчас, в пятьдесят, ему не хватало терпения, чтобы справляться с маленькими детьми.
– Каким же кретином он стал теперь? – спросил он.
– Да он не кретин. Он американский разведчик, который от долгой работы потерял ориентиры. Это случается иногда.
– Мне кажется, что он стал слабаком, – сказал брат с отвращением. – О'кей! О'кей! Я иду! – А потом снова ей. – Надо бежать, Берн. Пока.
Повесив трубку, Лаверн взяла телефонную книжку, чтобы найти номер другого брата – Пита. Но книжку она закрыла. Позвонит позже. Не было сил объяснять все сначала.
Из двух мест в Найтсбридже, где Глеб Пономаренко встречался по вечерам с людьми, сегодня он выбрал довольно большой бар отеля в американском стиле, который стоял на Лаундс-сквер. Это был огромный стеклянный цилиндр, известный среди местной публики как «Газометр».
В момент появления Неда Френча русский очень внимательно слушал какого-то невзрачного молодого человека, одного из бесчисленных парней в тройках из темно-синего материала в полоску, которых можно встретить в городе. Его зонтик и шляпа лежали на ближайшем табурете. Этот брокер или банкир еще минут десять что-то рассказывал Пономаренко. За это время Нед выпил виски с содовой и заказал еще одну порцию. Ему не надо было опасаться старину Глеба. Но лучше, конечно, ничего не рассказывать, а на все предложения отвечать отрицательно.
Наконец парень ушел. Глеб склонился над своим стаканом с виски, печально покачивая головой.
– Как странно. Как странно, – сказал он по-русски, потом посмотрел на Неда, пытаясь понять, слышал тот или нет. Глеб взял стакан и подсел к американцу.
– Этот парень, как говорят у вас на родине, если не ошибаюсь, глубоко в дерьме.
– Да, раньше так говорили, – согласился Нед. – Я уже так давно оттуда уехал, что, возможно, теперь говорят «глубоко в борще». – Он посмотрел на русского. – Если у вас есть еще альбом Арта Ходса для меня, покажите его сразу.
– К сожалению, ничего такого у меня нет, – сказал Пономаренко с искренним сожалением.
– Но по телефону вы сказали, что...
– Я помню, что сказал. Неправда, что русские унылые люди, как все, кто живет в краях, где ночи длинные, а зимы долгие. Нет, мы бываем веселыми, но потом за это расплачиваемся. Я пошутил по телефону, потому что надеялся вам помочь, дружище. Только сейчас я понял, что никто не в состоянии вытащить вас из такого «глубокого борща».
– А с каких пор мы стали друзьями?
– Возьмите это, – сказал Глеб, показывая на свой полный стакан, – и замените на двойной виски. И мне принесите. – Он тяжело вздохнул. – Да с того самого момента, как вы приехали в Лондон. Год уже? До этого я и не подозревал о вашем существовании, равно как и вы о моем. Но за прошедший год я весьма основательно познакомился с вами и с вашей работой. Вот почему мне грустно.
– Взбодритесь, Глеб Сергеевич. Мое состояние смертельно, но не очень серьезно. – Принесли стаканы и мужчины церемонно чокнулись.
– Я говорю о завтрашнем дне, – объяснил русский. – На вас нападут, оглушат и бросят умирать.
– Тем самым порадовав кого-то в Кремле. – Нед злорадно ухмыльнулся. – Что вы хотите мне рассказать, мой друг?
– Как я уже сказал, меня очень волнует ход вашей операции. – Он поднял вверх палец как учитель, требующий внимания. – Послушайте, Френч, при нормальном развитии событий этот прием должен был стать детищем Карла Фолетта. Поскольку его нет, предполагалось все это поручить Е. Лоуренсу Рэнду. Едва ли нужно рассказывать, как этот джентльмен, известный своей утонченностью и чувствительностью, делал бы это дело. Но тут под рукой оказались вы. Должен сказать, что импровизировали вы блестяще. Но вы не в состоянии противостоять вашему противнику, полковник. Ваша операция не предназначена для борьбы с гражданскими людьми. По-настоящему этим должны были заниматься сотрудники Рэнда, но они некомпетентны. Я вам не наскучил? Или вам это тоже приходило в голову?
– А если так, то что?
– Тогда вам не покажется странным то, что я скажу. Если рассматривать ситуацию на уровне страны, окажется, что американское разведывательное сообщество пребывает в плачевном состоянии. Если речь идет о разговоре или сообщении, которые можно перехватить, тут вы мастаки! У вас самое современное оборудование, позволяющее обнаружить, записать и расшифровать малейший шепот во Владивостоке или Антофагасте [80]. Но в грязной работе, требующей контактов с людьми, вы профаны. Посмотрите, например, на Рэнда. Неужели вы думаете, что приличные люди будут работать с этим вечно недовольным лилипутом.
Нед еле удержался от смеха.
– Ну, то, чем занимается Рэнд, не единственное направление нашей работы.
– Это направление, призванное работать с агентурной сетью и добывать нечто более важное, чем звездные шорохи тропосферы. С такими типами, как Рэнд, могут сотрудничать только ему подобные или безмозглые рабы, которым безразлично, кто их сечет.
Нед смотрел в свой наполовину пустой стакан. С такими друзьями, как Пономаренко, зачем думать о врагах?
– Но, что до вас, старина, – сказал русский, – то единственное, благодаря чему вы еще справляетесь с проблемами, – это помощь друзей из Моссад и советы вашего покорного слуги из ТАСС.
– Из ТАСС, – повторил Нед. Он почувствовал, как у него екнула селезенка от того спокойствия, с каким Пономаренко намекнул на предательство Шамуна. Господи, да неужели все в городе знают об этом?
– Да, у меня серьезные проблемы, – сказал ему Нед, хотя я и пытаюсь с ними справляться. Имейте это в виду, уважаемый корреспондент.
– Я только хотел кое-что шепнуть вам. Но если это вам не нужно, я могу воздержаться.
– Не обижайтесь. Вы же меня знаете. Я приму совет от кого угодно.
Глеб огляделся, а потом зашептал в ухо Неду.
– Вы знаете фирму «Ходгкинс и дочь»? – Нед кивнул. – В нее проник один человек – вроде начальника. Он занимается, в частности, тем, что собирает разнообразную информацию от своих сотрудников. В прошлом году он купил эту фирму на деньги, украденные им у венгров. Сейчас он выступает под фамилией Фаунс. Это что-то вам говорит? – Нед снова кивнул. – Он из новой породы. К политике отношения не имеет. Служит только одному хозяину – своей всепожирающей жадности. Не надо объяснять, насколько это делает его опасным?
Нед кивнул в третий раз, но русский молчал.
– Это все? – спросил Нед. – Ничего более конкретного нет?
– Как говорят американцы? Еще разве нужно, чтобы на вас дом рухнул?
Нед кашлянул.
– О'кей. Спасибо за подсказку. Американцы говорят еще так: «Что вы хотите с этого иметь?»
– В сущности, я не прошу ничего особенного. Конечно, я мог бы выложить контракт и потребовать, чтобы вы приложили к нему палец и расписались кровью. Нет, не стоит. Мне нужна только ваша бессмертная душа.
– Вы думаете, я думаю, что вы шутите? – спросил его Нед.
– А вы думаете, я думаю, что вы думаете, что это невозможно? – парировал Глеб. – Это не невозможно. Особенно после того, что стало с вашим характером, с вашей убежденностью, вообще с вашим взглядом на жизнь, когда однажды вечером вы обнаружили голову Викофа в своем холодильнике.
Нед долго молчал, потом одним глотком допил остатки виски.
– Все так, мой друг. Вы начали собирать на меня материал только в Лондоне?
Глеб пожал плечами.
– Я всего лишь старательно готовлюсь к этому. – Он допил содержимое своего стакана почти так же быстро, как Нед. – Пора идти. Здесь вечерами бывает прохладно.
– Да, – согласился Нед. – Послушайте, вы пробовали меня уговорить...
– И буду пробовать вновь.
– Что же, спасибо за информацию о Франце.
– Его фамилия Фаунс, – поправил его русский. Он ушел, а Нед остался сидеть, уставившись в пустой стакан.
– Бармен, еще двойной!
– Да, сэр. Только это будет новый счет, сэр. Тот джентльмен заплатил за все, что было выпито.
– Да ну? Ну и везет же мне на друзей.
* * *
За окном кабинета Шамуна в сумеречном свете неясно вырисовывались очертания Гросвенор-сквер. Она уже не казалась ему зеленой, но воспоминания о зелени словно запечатлелись на его сетчатке. Постепенно, по мере того, как темнота делала бесцветным все окружающее, воспоминания окрашивались в перламутровый цвет.Огорченный и обозленный своей ошибкой, Шамун отвернулся от окна и включил радио, чтобы послушать новости. Он бесцельно перекладывал бумаги на столе.
– ...в Женеве, так и не придя к решению относительно многостороннего контроля над вооружениями. Только что к нам поступило сообщение о происшедшем несколько минут назад вооруженном нападении на больницу в Стоун-Мэндвиле в Бэкингемшире. Двое мужчин в масках убили медсестру. Включаем Каролин Кар – прямой репортаж с места события.
Видимо, из-за волнения журналистка в конце каждой фразы повышала голос.
– ...фамилию убитой медсестры до сих пор не сообщили. А пока нам удалось поговорить с героем сегодняшнего дня, с тем, кто остановил нападавших, расстреляв их почти в упор. Вот он, мистер Уилл Найтуотер, сотрудник службы безопасности больницы Стоун-Мэндвила. Скажите, пожалуйста, говорил ли кто-нибудь из них, что им нужно?
– Что им было нужно, – повторил низкий мужской голос. – Они искали одного пациента, немца, который поступил с множественными ножевыми ранениями.
– А теперь оба нападавших мертвы, мистер Найтуотер?
– Оба нападавших мертвы. На стоянке они оставили фургон. Они занимались обслуживанием торжественных мероприятий, а может, угнали его.
– Спасибо, мистер Найтуотер. Спасибо за то, что вы героически отражали нападение на больницу! Я – Каролин Кар, независимое радио, из Стоун-Мэндвила!
– А в это время футбольные хулиганы снова...
Шамун, выключил радио. Фургон фирмы, занимающейся обслуживанием мероприятий. Раненый немец. Он позвонил в справочную и узнал номер телефона больницы в Стоун-Мэндвиле. Казалось, ждать ответа в больнице пришлось бесконечно. Наконец кто-то взял трубку. Как только Шамун узнал то, что хотел, трубку повесили. Мо подошел к двери Неда, постучал, прислушался, вернулся к своему столу и позвонил на военно-воздушную базу, расположенную неподалеку от Стоун-Мэндвила. На базе находилось небольшое подразделение фоторазведки ВВС США. С третьей попытки ему удалось дозвониться. Он представился.
– Скажите, вы знаете о нападении в Стоун-Мэндвиле?
– Мы слышали об этом по радио. А в чем дело?
– Вы могли бы кое-что для меня выяснить?
– Если для этого надо ехать в больницу, то это исключено: я дежурю до полуночи.
– А знакомых в больнице у вас нет? Может, кому-нибудь позвоните?
– Ни души, капитан.
– Черт! А далеко ли это от Лондона?
– Вот это да, капитан! Здорово!
* * *
Нед не был пьян. Он легко нашел дорогу из Найтсбриджа в Челси, добрался пешком, ни разу не ошибившись, не пропустив ни одного поворота. Теперь он стоял в самом начале Моссон-стрит и смотрел на дом номер 37.Из-за сплошной облачности ночь опустилась раньше, чем обычно. Небо уже подсвечивалось розоватым сиянием города, которое появлялось по ночам. Уличный фонарь возле дома Джейн горел. Горела и лампа за ее окном в передней. Но больше нигде света не было. Может, ее нет дома? Или она дома, но не для него?
Он позвонил. Долго стояла тишина. Он позвонил снова. Было слышно, как звук прокатился по всей квартире. Потом послышались легкие шаги, словно к двери подошел кто-то в шлепанцах.
– Нед, это ты? – спросила Джейн. – Уходи.
– Пожалуйста, открой. Мне надо с тобой поговорить, – сказал он тихо. Его голос срывался от отчаяния, чего еще никогда не было в жизни полковника Френча.
– Что?
– Мне надо поговорить с тобой, – повторил он громче. Проходившие мимо две девушки внимательно посмотрели на него.
– Уходи. Пожалуйста.
– Только после того, как поговорю с тобой.
Девушки захихикали. Нед приподнял плечи.
– Джейн, удели мне хоть столько времени, сколько ты уделила Лаверн.
С той стороны долго молчали. Нед подумал, что она рассердилась.
Вдруг защелкали замки, и дверь широко распахнулась. Едва войдя, он увидел, что она плакала. Или у нее что-то с глазами? Может, читала мелкий шрифт? Или резала лук? Может быть, насморк? Он попытался обнять ее, но она отступила назад.
Джейн стояла в центре гостиной. С распущенными черными волосами и покрасневшими глазами она выглядела измученной. Джейн смотрела на него как на постороннего человека, заставившего ее страдать. На ней было длинное зеленое бархатное платье.
– Это несправедливо, – сказала она. – Я должна была поговорить с Лаверн. Ведь она твоя жена. Но тебе я не должна ничего, Нед.
– Она уходит от меня.
– О!?
– Отправляется в эту тюрьму в Калифорнии. Говорит, что привезет девочек осенью, но я не верю. Это ты ей посоветовала уехать?