Паркинс, у которого челюсть отвисла в начале этой тирады, теперь закрыл ее, да так, что зубы щелкнули.
   – Ну и денек предстоит, – пробормотал он. И, возвращаясь к основной теме, добавил громко: – Может, вы хотели бы остаться вдвоем минут на десять? Я надеюсь, что из этого получится что-нибудь путное. – Он вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.
   – Итак, – сказал Нед, – это очень странно, я же не ваш адвокат.
   – Вы для меня никто, полковник. Я просил, чтобы приехал Ларри Рэнд.
   – А что, если Рэнд не захочет удостоверить вашу личность?
   – Так вы слышали обо мне?
   – Я знаю, вы считаете себя под защитой Компании.
   Вимс помолчал, видимо, тщательно все взвешивая.
   – Это значит, что нам не о чем говорить, так?
   Нед пожал плечами.
   – Мне кажется, что это совсем пустая трата времени. Я думаю, что старина Паркинс просто сделал перерыв, чтобы сходить в туалет.
   Он уселся напротив Вимса с непроницаемым лицом. Мог Рэнд защищать этого подлеца или нет? Какая разница. Нэд был сыт по горло всем этим делом. Очень жаль, что Джейн не захотела увидеть его или поговорить с ним. Ему было не по себе из-за решения Лаверн. И также он был совершенно взбешен компромиссом с Пандорой Фулмер. В общем, это был бездарный день, и в этой похожей на конуру комнате с подозреваемым – или подозреваемыми? – можно было ожидать новых проблем.
   Нэд подумал о том, как сложился день у Шамуна.
   В отделении несчастных случаев больницы в Стоун-Мэндвиле было только два штатных сотрудника безопасности. Оба служили раньше в военной полиции. Теперь им было уже за пятьдесят. Им удавалось решать сообща почти все проблемы, связанные с безопасностью, когда они возникали в отделении. Это касалось непрошеных посетителей, в том числе журналистов, или пациентов, иногда начинавших бушевать так, что с ними не могли справиться даже медсестры. Другими словами, как часто признавался Тревор Батт своему напарнику Уиллу Найтуотеру:
   – Это курорт по сравнению с прежней жизнью.
   Для Трева и Уилла прежние дни включали ночные дежурства в Германии и на Кипре, когда приходилось вытаскивать британских военнослужащих из неприятностей, связанных с проститутками, беременными женщинами и хозяевами магазинов, по-хулигански разгромленных ими.
   – И смертная скука, – ответил Уилл Треву.
   – В любом санатории скучно, – подытожил Трев. Он был на два года старше Уилла и часто изображал человека, который все знает и везде побывал. Встречались они только раз в день, после ужина, когда Трев уходил с дневного дежурства, а Уилл заступал на ночное, но как-то так сложилось, что они проводили полчаса вместе, попивая чай и вспоминая службу. Трев был, кроме всего прочего, пронырой. Ему удалось оставить после ухода на пенсию служебный – девятимиллиметровый – «парабеллум». Его не регистрировали, но пистолет хранился в кабинете службы безопасности в запертом ящике письменного стола. Уилл был благодарен Треву за это, потому что именно в ночное дежурство могли возникнуть серьезные проблемы.
   – Трев, удивляюсь я тебе. Я видел, ты купил нам еще несколько патронов. Как это тебе удалось? Ведь пистолет не зарегистрирован.
   Трев редко отвечал на подобные вопросы. Проныра не должен давать отчет даже старому приятелю, не правда ли?
   – Ты только не распространяйся, старик.
   Уилл сделал обиженное лицо.
   – Ты же знаешь меня, Трев. Если будет по-настоящему жаркая ночь, я суну его в карман, но никто его не увидит.
   – Ну сегодня-то не будет развлечений. Сейчас у нас народ после автомобильных аварий.
   – А этот немец?
   Трев нахмурился.
   – Тот, что покалечился в Литтл-Миссендене?
   – Он пришел в себя, когда дежурила сестра Превит и просто измучил ее. «Воды, пожалуйста. Извините меня. Воды попить». А сестра Превит никак не могла взять в толк, что ему надо. Пришлось мне объяснять.
   – Ему повезло, что вода в нем держится, – сказал Трев безапелляционным тоном невежды. – Его так изрешетили, что и крейсер потонул бы.
   Чай допили в сосредоточенной тишине, вспоминая поножовщину, которую им удавалось остановить или скрыть, чтобы спасти английских солдат от суда за границей. Нет ничего лучше настоящей поножовщины. Теперь в Англии никто так не дерется. А жаль.
* * *
   – ...Да знаешь ли ты, что я сделал это добровольно? Это не в твоей юрисдикции. – Голос Ларри Рэнда, низкий и жесткий, стал слышен до того, как его короткое тело появилось в дверях следственной комнаты. Он был в безумной ярости, но Нэд Френч не мог припомнить случая, чтобы тот не был в ярости. Это было частью натуры Рэнда.
   – Ты! – заорал резидент, как только увидел Неда. – Я так и знал, что какая-нибудь вонючая задница вроде тебя замешана в этом деле!
   Френч поднялся.
   – Ну-ка повтори это снаружи, Ларри. Я просто умираю от желания превратить тебя в кучку поросячьего дерьма. Думаю, это не займет больше двух минут.
   Рэнд отступил на несколько дюймов. Его беспокойный взгляд обежал маленькую комнату.
   – Что это за хреновина? Вы что, берете здесь уроки по подслушиванию?
   Френч ласково положил правую руку на левое плечо Рэнда.
   – А ну, извинись, поросенок!
   На сморщенном лице резидента сменялись гримасы, улыбки, подмигивания.
   – Ты что, шуток не понимаешь, Френч?
   – Только не твои, коротышка! Подмигнул. Усмехнулся. Покашлял.
   – Ну никакого чувства юмора. – Он вперился взглядом в Вимса. – А это кто такой?
   – Извинись. – Нед сильней стиснул правой рукой плечо Рэнда.
   – О'кей, о'кей. Не обижайся. Что это за парень?
   Нед убрал руку.
   – Джеймс Ф. Вимс. Просил, чтобы ты приехал. Ума не приложу, зачем это?
   – Вимс? – Сама эта фамилия зазвучала как труба в устах Рэнда. – Вимс? Что вы хотите, Вимс?
   Долговязый кашлянул.
   – Мне надо вам это объяснять?
   Рэнд повернулся к Френчу, словно ища союзника.
   – Кто этот парень? Он что, шутник?
   – Ну никакого чувства юмора, Ларри, а? Он считает, что имеет право на прикрытие Компании. А ты как думаешь?
   В голове резидента промелькнуло несколько резких ответов, но ни один из них он не произнес вслух. Вместо этого он сжал губы и несколько раз надул свои висячие щечки.
   – Ты имеешь представление, сколько правил безопасности ты только что нарушил, Френч?
   – О Господи, только не это. Он назвал твое имя, баранья голова. А Паркинс прекрасно знает, с кем он будет разговаривать. Поэтому снимай накладную бороду и давай заниматься делом.
   После паузы Рэнд сел на стул и сразу стал казаться крупнее, почти сравнявшись с Френчем, но, заметно отставая в росте от Вимса. Френч начал понимать, что Вимс не ожидает особой помощи от такого угря, как Рэнд. Ни намека на порядочность не было в его поганых мелких генах. Они долго молчали.
   – Поскольку ты спросил, – начал наконец Нед, встревоженный тем, не записывает ли магнитофон Паркинса эту гнусную сцену, – позволь мне рассказать о деле Джеймса Ф. Вимса. Для начала здесь я могу быть не совсем точен, налоговая служба гонится за ним по пятам. Это так, для сведений. Я также понимаю, что с ним желает побеседовать подразделение лондонской полиции, занимающееся мошенничеством по поручению департамента торговли и промышленности, а также совета по ценным бумагам и инвестициям. Это то, что касается Лондона. В Нью-Йорке тоже есть на него целое дело, но когда запросили тамошнее министерство юстиции, то уперлись в каменную стену. Вимс и парень по фамилии Риордан, Тони Риордан, прикрыты Компанией. Ты об этом знал? А это приводит нас к Риордану, который...
   – Подожди, ради Христа. – Правой рукой Рэнд заслонил лицо – то ли желая собраться с мыслями, то ли надеясь что-то утаить. Потом рука вернулась в прежнее положение и легла плашмя на стол перед ним. – Ты думаешь, я успеваю следить за всей этой галиматьей?
   – Полагаю, что большая часть этого известна тебе.
   – Ты рехнулся, Френч?
   – Неужели первый раз слышишь?
   – Хм. – Снова его рука потянулась к помятому лицу, но усилием воли он остановил ее. Ого, подумал Нед, уж не хочется ли ему слинять?
   – Если вы отвергаете мистера Вимса, – сказал Нед, – тогда он попадает под мою юрисдикцию, по крайней мере до тех пор, пока я смогу передать его обратно Биллу. – Нед повернулся к долговязому американцу. – Я полагаю, у вас есть адвокат?
   – Возможно.
   – Тогда я смогу сделать для вас только одно – помочь вам позвонить ему. Остальное сделает Паркинс и его команда.
   – Паркинс? – поинтересовался Рэнд. – Этот старикан из канцелярии?
   – Как я понимаю, он твоего возраста, Ларри.
   – О'кей, Френч. Ты выиграл. Я влез в это, не подозревая, что это западня. В следующий раз будем играть по моим правилам. Запомни. – Он поднялся на ноги и тут же снова превратился в карлика. Зрительный эффект был настолько силен, что казалось, будто и голос его должен измениться на сопрано.
   – В любое время, Ларри. – Нед открыл ему дверь. – Когда я буду писать отчет, я просто укажу, что ты отрицал какое-либо знакомство или связь с обвиняемым. Правильно?
   – Пошел ты в... – Карлик исчез.
   Они помолчали, потом Вимс сказал:
   – Ну ты меня с ним и сделал.
   – Ты думаешь, я лишил тебя шансов на прикрытие?
   – Конечно. – Вимс устало вздохнул. – Он должен был тебя отсюда убрать, тогда мы с ним договорились бы.
   – Ну и почему же он этого не сделал?
   Вимс зло рассмеялся.
   – Ты хорошо знаешь историю Компании?
   – Откровенно говоря, это не самый любимый мой предмет.
   – Ты слышал когда-нибудь о том, что случилось в Гонолулу?
   – Любой, кто читает газеты, помнит это.
   – Ну так вот. Когда со мной все здесь произошло, Рэнд сразу вообразил, что он уже машет ручкой резидентуре в Лондоне и отправляется в досрочную отставку. Вот он так со мной и поступил. Это все.
   – Ты говоришь, что у тебя действительно есть контракт с Компанией?
   Вимс пожал плечами.
   – Какое это имеет значение? Тот, кто убрал Тони, подставил меня.
   – Кто заплатил за наезд?
   – Некто, кого Тони сильно зацепил.
   Нед оглядел его, ища подвоха.
   – Ты не знаешь его фамилию?
   – Господи, Френч, это мог быть кто угодно. Риордан был моим лучшим торговым агентом. Он добывал по три-четыре тысячи в неделю на продажах акций.
   – Значит, тот, кто был зол на него, может быть зол и на тебя?
   – Меня это не пугает. У меня есть еще кое-какие козыри. – Вимс выпрямился на стуле, а честное выражение на лице обозначилось еще отчетливей.
   – Что это должно означать? – спросил Нед. – У тебя оставался только один туз, да и тот уже побит твоим дружком Ларри.
   – Это не первая его ошибка. Но, возможно, ее он запомнит лучше, чем остальные.
   – Вимс, я думаю, вы не понимаете, где мы находимся. Здесь не жарят людей на электрическом стуле, но они постараются запрятать вас в тюрьму лет на двадцать пять, если им удастся повесить на вас смерть Риордана.
   – Только вы не дадите им сделать этого. – Вимс взглянул на Неда с триумфом. – Я был в Шотландии с герцогом Бучанским – охотился на оленя.
   – Это ваше алиби?
   – Там же был и его превосходительство Бад Фулмер.
   Нед кисло посмотрел на него: ему очень захотелось стереть самоуверенность с открытого лица Вимса.
   – Значит, мистер Фулмер плохо разбирается в друзьях.
   – Что да, то да. Очень плохо. Тем более что в это время охота на оленей была запрещена. Он нарушил закон. А вы знаете, как реагируют британцы, если убивают оленя?
   Лицо Неда смягчилось. Вимс сам себя поставил в сложное положение. Если Нед хотел, чтобы фамилия посла не попала в газеты, он должен защитить алиби Вимса перед Паркинсом.
   – Какие доказательства вы продаете?
   – Фотографии.
   – Вы понимаете, что это может быть убийство? Я не уверен, что смогу помочь вам, даже если захочу.
   – О, вы с Ройсом Коннелом что-нибудь придумаете!
   – А почему вы так уверены в этом?
   – Шутки в сторону, Френч. Вы вместе аккуратно и красиво прикроете меня американским флагом. Рэнд этого делать не станет, а у вас нет другого выхода. Я не жду, что вы тут же побежите делать это. Мне ясна ситуация. Я останусь с Биллом, пока вы не найдете способ вызволить меня.
   Он протянул Френчу свою правую руку совершенно искренне и просто, как американец американцу. Нед недовольно нахмурился.
   – Уберите ее в карман, Вимс. И давайте сменим тему. Паркинс, вероятно, все слышал.
   – Мы договорились?
   – Вы лучше побеспокойтесь о своем здоровье, Вимс, – сказал ему Нед. – Если не вы убили Риордана, тот, кто это сделал, постарается, чтобы вы последовали за ним.
   Паркинс открыл дверь и вошел.
   – Совершенно правильно, мистер Вимс, – сказал он. – Следующее, что может с вами произойти, – это столкновение с «мини» на дороге.
* * *
   Небо над Лондоном по-прежнему было беспросветно-серым: сейчас, ближе к концу дня, солнце опускалось все ниже. Еще немного, подумал Нед, возвращаясь с Савил-роу в канцелярию, и солнце вновь на мгновение выглянет из-за облаков, как актер, выходящий на поклон перед закрытием занавеса в расчете на аплодисменты.
   Он шел медленно, чувствуя тревогу. Сегодня все беспокоило его, и нигде не мог он найти ни тени облегчения, пусть даже такого призрачного, как лучи заходящего сейчас солнца. Казалось, что вокруг нет ничего, кроме предательства, что он дышит отравленным им воздухом. В отличие от других его предчувствий, это имело название.
   Не стоит так много думать о предательствах. Это неизбежно заставит его обратиться к собственной жизни и вспомнить о собственных предательствах. Странно, но аферист Вимс, не совершивший в течение своей уголовной жизни ни одного порядочного поступка и оказавшийся теперь, когда Ларри Рэнд «сдал» его, в капкане, усугубил тревожную атмосферу этого дня.
   Еще более удручало Неда, что Рэнд, разыгравший перед ним спектакль, потом тихо вызволит Вимса из-под ареста. Еще одно предательство.
   Предательство витало в воздухе. Возможно, не только в воздухе Лондона, но и повсюду. Но он был в Лондоне, и его легкие были отравлены. Даже мертвый Риордан не избежал предательства. Уходя из полицейского участка, Нед слышал, как Вимс обвинял во всех аферах, совместных фондах, в каждой подозрительной отправке денег в Швейцарию мертвого Тони. Отличная максима: всегда винять отсутствующих.
   Он вышел с Беркли-стрит на Гросвенор-сквер и взглянул через площадь на весьма не располагающий к себе фасад канцелярии.
   И что нашло на Сааринена, когда он составлял эту комбинацию из камня и стекла? Орел... трудно сказать что-нибудь плохое про орла, скопированного с такого же в Северной Англии. Он несколько оживлял это унылое сооружение.
   Нед кивнул охраннику у входа и как обычно поднялся по лестнице на свой этаж. Усевшись за стол в своем кабинете, он услышал за стеной звук маленького транзисторного радиоприемника Шамуна, время от времени слушавшего новости.
   Нед знал, что ему повезло с помощником, который угадывал его мысли и принял его лаконизм без тени сомнения. Лаверн...
   Да, Лаверн. Она что-то там говорила насчет того, что у него нет друзей, если не считать его «лакея». Ну не дано Лаверн понять, что Мо необычен, умен – личность, которая для армии просто находка. Может, она из ревности так говорила? Не имеет значения. Мо – его друг и заместитель. А что Джейн говорила, подтрунивая над ним? Кажется, что люди идут служить в армию, чтобы приобретать друзей на всю жизнь? Да, на всю жизнь. Только вот продолжительность ее разная. Жизнь Викофа до того, как его голова оказалась в холодильнике Неда, продолжалась недолго.
   Однако ни Ларерн, ни Джейн не могли понять, что при его работе дружба только мешает. В нормальной жизни человек приобретает или теряет друзей, но головы им не отрезают и не прошивают пулями из девятимиллиметровых пистолетов. Не делают с ними и того, что парни в его департаменте называют «самоубийством в кавычках». Это такая новая форма самоубийства, когда самоубийце «помогают» отправиться на тот свет. Примерно то же, что в Латинской Америке называют «исчезновением» в кавычках.
   Нед откинулся на спинку стула и посмотрел на свой стол. Только сейчас он заметил записку, приклеенную лентой к телефону: «Перед тем как уйдешь из офиса, обязательно найди меня. Надо поговорить».
   Как все, что писал Мо, она была без подписи. Типичная для Шамуна предосторожность. Радио за стеной замолчало. Нед подошел к двери Шамуна и постучал.
   – Открой.
   Через минуту дверь открылась, за ней стоял Шамун. В его темных глазах угадывалось беспокойство.
   – Прочел мою записку?
   – Что случилось?
   – Зайди. – Мо запер дверь за Недом и сел за стол. Что-то показалось Неду необычным в его лице, хотя оно не изменилось – разве только выражение стало другим.
   – О'кей, – сказал Нед, усаживаясь. – Если есть что рассказать, валяй.
   – Не смотри на меня так. Это хорошая новость.
   – Хорошие новости мне нужны.
   – А как бы ты отнесся к сообщению о том, где наш противник собирается начать завтра?
   – Какой противник, миссис Ф.?
   Шамун рассмеялся.
   – Да нет. Я имею в виду арабскую группу под началом Берта Хайнемана и второго парня по имени Хефте.
   Если до этого Нед сидел, развалясь и изображая безмятежное спокойствие, то после слов Шамуна он подался вперед.
   – Что ты сказал? Тебе удалось что-то перехватить?
   – Нед, эти клоуны начнут с того, что займут внутренний двор Большой мечети во время полуденной молитвы. Сделав что-то – политическое заявление, символический жест или благословение, – не знаю, что там такое делают арабы, обратившись лицом к Мекке, они начнут нападение на Уинфилд.
   Нед так нахмурился, что на переносице появилась глубокая морщина. Он, казалось, застыл, подавшись вперед. Долго он сидел не двигаясь, потом выпрямился и снова изобразил спокойствие.
   – Какая-то ерунда.
   – Да нет, Нед. Информация надежная.
   – Ты хочешь сказать мне, что эти «борцы за свободу», не знаю, сколько их там, – пятьдесят, сто – собираются провести такую операцию? Скажем, у них есть самое портативное оружие, которое производится в мире. Вооружены они до зубов. А теперь слушай внимательно, Мо.
   – Ну...
   – Они втаскивают все это в мечеть, расстилают свои коврики, несколько раз вопят «Иншалла» и снова вытаскивают все оружие? Да это же бред! Ты представляешь, сколько места оно займет? Несколько грузовиков должны привезти его к мечети. Это же просто смешно и бессмысленно!
   – Если представить все именно так, то безусловно.
   – Я не закончил. Допустим, эти парни не читали Клаузевица, или Макиавелли, или вообще никого. Допустим, они не подозревают, что неожиданность в военных действиях – одна из главных составляющих успеха. Но мыто с тобой знаем, что такой профессионал, как Берт Хайнеман, прочел Клаузевица столь же внимательно, как Маркса. Вот тебе еще один довод против.
   – Послушай, Нед, если ты....
   – Подожди, я еще не закончил. Неужели, услышав их вопли в мечети, мы будем попивать шампанское из туфелек наших дам? Как ты думаешь, что мы сделаем, услышав топот их кованых ботинок, несущихся к Уинфилду? Дорогой, мы же не приглашали их к себе в гости. Значит, мы их не пустим.
   – Ты полагаешь, они знают, что Уинфилд хорошо охраняется. А если их разведка слаба и не добыла таких сведений?
   – Конечно, можно считать, что эти ребятишки способны выкинуть какую-нибудь глупость, но только на старину Берта это не похоже.
   – Кончил?
   – Давай.
   – Где сказано, что террористы действуют по Клаузевицу? С ними бывает трудно справиться именно потому, что они поступают вопреки здравому смыслу. У тебя есть возражения?
   – Продолжай.
   – Второе: всегда трудно сказать, что для них важнее – пропагандистский эффект или деньги. Если ты правоверный мусульманин, и намерен нанести удар во имя ислама, и привлечь к себе внимание, лучше сначала освятить джихад, получив благословение Аллаха, а уже потом проливать кровь.
   Нед провел пальцем по губам, явно борясь с желанием возразить. Но когда Шамун закончил, он промолчал. Палец все еще водил по губам.
   – В этом что-то есть, – сказал он потом задумчиво. – Мо...
   – Что?
   – А откуда эта информация?
   Шамун неопределенно развел руками.
   – А это имеет значение?
   – Имеет ли это?.. Да ты что, шутишь?
   – Помнишь, перед твоим уходом в полицию был ошибочный телефонный звонок?
   – Ну.
   – Парень позвонил снова. Говорил он на смеси английского и арабского. Легкий иранский акцент. Временами я его едва понимал. Вероятнее всего, он звонил откуда-то из-за границы. Обратился он ко мне по фамилии.
   – Ого!
   – Может, из-за того, что я был в Ливане? – Шамун тяжело вздохнул. – Он начал болтать что-то насчет джихада и обязанности мусульман бороться против сатаны, но это тебе не нужно. Потом рассказал мне о плане нападения с условием, что отведем ему место на первых страницах газет и в вечерних теленовостях.
   Голос Шамуна с каждым словом слабел. Он сидел, уставившись на план Большой лондонской мечети, лежавший у него на столе. Нед поглядел на него внимательно, потом перевел взгляд на площадь.
   – Ладно, Мо.
   – Что «ладно»?
   – Ты меня водишь за нос.
   – Нед, это правда.
   – Ты знаешь не хуже меня, что информация бесполезна, когда неизвестен ее источник. И не говори мне больше о телефонных звонках, хорошо? Может, позже я тебя и поблагодарю, но сейчас эта информация не нужна, если ты не скажешь, откуда она на самом деле. – Он почувствовал, как в нем закипает гнев.
   – Разве недостаточно знать план нападения?
   – Нет! – Как при мигрени, все вдруг подернулось дымкой.
   Нед вскочил и взбешенный пошел к выходу, глядя в окно, но не видя площади.
   – Черт подери, Мо! Нужна правда! – Он почувствовал изнеможение, словно его избили.
   – Тебе говорит что-нибудь фамилия Бриктон?
   – Мириам Шэннон? Она связана с Моссад и работает здесь, в Лондоне.
   – Она резидент, – сказал Шамун.
   – Правда? Полезно знать на будущее. Погоди, так ты хочешь сказать, что получил все это от Моссад?
   Шамун медленно кивнул головой. Он хотел встать, но опасался, что оскорбленный Нед врежет ему.
   – От Бриктон.
   – И поскольку эта информация исходит от нее, ты считаешь ее надежной?
   – Да.
   У Неда был вид человека, готового на все. Такой вид, подумал Шамун, бывает у людей в порыве любви или гнева. Обычно они пытаются объяснить свое состояние.
   Усилием воли Нед Френч заставил себя немного успокоиться. Бешенство стало проходить. Глаза слегка прикрылись. Но он продолжал сидеть, напряженно выпрямившись. Взгляд Неда блуждал по столу: от телефона к транзистору, потом к развернутой схеме мечети и к компьютеру. Он старательно избегал взгляда Шамуна.
   – О'кей, – сказал он наконец очень тихо. – О'кей, может, она и надежна. Я отчасти могу согласиться с тобой. Моссад нам дезинформацию не подсовывает. По крайней мере, до сих пор этого не было.
   – Я здесь посмотрел план мечети, Нед. Мне...
   – Мо, есть только одно, что ты должен мне объяснить. О'кей?
   Шамун кивнул.
   – Почему Моссад передал эту информацию тебе? Скажи.
   Прошло время, прежде чем Шамун выдавил из себя:
   – Это необходимо?
   – Да, Мо. Ты же понимаешь, что от этого зависит вся твоя судьба. Не будет лишним сказать, что от этого ответа зависит и твоя карьера, и, возможно, твоя свобода.
   – Нед!
   – Конечно, военный трибунал примет во внимание четыре года или больше безупречной службы. В твоем досье полно положительных характеристик. Кое-что я сам туда писал, поэтому знаю, что там обнаружат. К тому же Моссад сейчас нам не враг. Но наша контрразведка начнет докапываться и наверняка что-то найдет. Думаю, что, учась в колледже, ты ездил в Израиль. Иногда именно так вербуют пацанов. Но для этого надо быть евреем. Но ты же не...
   – Нед, – прервал его Шамун. – Это было в 1980-м. – Он подвинул Неду карандаш и бумагу. – Делай пометки, если надо. Я окончил колледж и поехал в Ливан, потом в Израиль. Именно там я встретил Бриктон, только тогда у нее была другая фамилия, может, потому, что она еще не выкрасила волосы в оранжевый цвет.
   – Так это была ее идея, чтобы ты поступил на службу в американскую армию?
   – Да.
   – И работал на Моссад?
   Шамун увидел, что Нед просто впился в него глазами, больше уже не избегая его взгляда.
   – Меня воспитали христианином, Нед. Но обнаружив, что в Ливане мои родственники – иудеи, я испытал что-то вроде шока.
   – Да, да. Вечный чужак. Лаверн мне сегодня утром сказала, что с памятью у меня все в порядке. – Он отодвинул бумагу в сторону. – Я не думаю, что ты был слишком полезен для Моссад во время предыдущих командировок... И сколько они тебе платили?