Уоллер Лесли. Посольство

   Нед посмотрел на Паркинса и высокого мужчину с редкими рыжими волосами и усыпанным веснушками лицом. Оба сидели недалеко от входа за письменным столом, специально выделенным для них. Они разговаривали тихо, как посвященные, не желавшие, чтобы с ними играл кто-то еще.
   Очевидно, как раз у этого входа и произошла перестрелка. Большое пятно крови впиталось в бежевое ковровое покрытие недалеко от стола. Дальше по холлу под падающим сверху светом тоже была видна кровь. Мозг и внутренности размазались по стенам и ковру, словно их бросили как игральные кости.
   Вход был огорожен невысокими стальными прутьями на подставках, между ними были натянуты оранжевые пластиковые ленты. Яркие полосы лент окружали места, где погибли люди, и не давали праздным посетителям ступить на них.
   Хотя здесь не могло быть праздных посетителей. Неду хотелось побыстрее взглянуть на место, где произошла эта... так называемая авария.
   – Извините меня, джентльмены.
   Рыжеволосый поднял голову.
   – Да?
   – Когда я смог бы взглянуть на машину моего заместителя?
   – Через полчаса.
   – Можно поговорить с немцем?
   Рыжеволосый недовольно нахмурился.
   – А для чего? – сказал он с шотландским акцентом.
   – Я говорю по-немецки. Если он в сознании...
   Шотландец взглянул на Паркинса.
   – Чтобы убить время?
   Паркинс кивнул.
   – А почему бы и нет?
   – Хорошо, – согласился шотландец. Он ткнул большим пальцем через плечо. – Там, в интенсивной терапии.

* * *

   Светает, подумал Берт. Он только что открыл глаза и увидел, где находится. Он все вспомнил. Чистая больница. Чистые бинты. Чистые доброжелательные медсестры. Покой. Безмятежность.
   Как в могиле. В лесу, где много голубых цветов. Два мальчика, один из них из Штутгарта, где...
   Кто этот мужчина?
   Мужчина сел рядом. Знакомое лицо. Пришел пытать Берта. Откуда он знает это лицо?
   – Доброе утро, как дела? – спросил мужчина.
   – Вы мой друг? – наконец Берт мог говорить по-немецки. – Вы пришли мне помочь? Или вы один из них – мучитель, предатель, убийца? Я больше не выдержу пыток. Я выбрал трудный путь в жизни. Я не жду, что со мной будут обращаться лучше, чем я стал бы обращаться с моими врагами. Но есть предел выносливости.
   Он внезапно перестал говорить, и Нед увидел, как от жалости к себе одна-единственная слеза скатилась по его щеке.
   Только одна. Господи, да какая же в нем внутренняя сила!
   – Я не враг, – сказал ему Нед по-немецки. – Быть может, я смог бы помочь тебе. Я пришел сюда не для того, чтобы причинить тебе новые страдания. Нужны месяцы, чтобы ты выздоровел. Но серьезных переломов нет, и заражения крови тоже, к счастью, нет.
   Незабинтованным было только лицо Берта. Несколько зубов выбили. И все же он говорил и жил. Из-за того, что ему повезло, и благодаря фантастической стойкости.
   – Ты счастливчик, Берт.
   – Да, – согласился тот с готовностью. – Но вы и не подозреваете, на что способны эти предатели. А все потому, что у меня не было связи с народом. Вы понимаете. Вы умный человек и немец. Мне кажется, я знаю вас по прежней жизни, да? Поэтому вы поймете, что идеология может дать повод для измены.
   – Они предали тебя, твои товарищи?
   – Хефте. А за что? Вы умный человек, вы понимаете, что, когда весь мир у вас в руках, когда будущее человечества зависит от тебя, нет цены, за которую можно предать свое дело.
   – Он предал тебя за деньги. Эта история стара, как мир, Берт. – Нед налил немного воды из графина в бумажный стакан и поднес к губам парня. Тот жадно глотнул, закашлялся, снова глотнул. – И кому тебя продали? Наемникам. Правильно?
   – Я знал, что вы умный человек. Да, наемникам. Мы были так близки к победе. К победе во всех отношениях: и в пропаганде, и в финансах... – Он снова закашлялся.
   – Эти наемники осквернили твои идеалы, – сказал ему Нед, подбираясь наконец к тому вопросу, который хотел задать. – А чем их планы лучше твоих?
   – Понятия не имею. Они набросились на меня в темноте. Они... – От возбуждения он, видимо, пошевелился слишком резко. Боль перекосила его лицо. Единственной незабинтованной рукой он показал на низ живота. – Они искромсали меня там. Как бычка.
   – Не может быть!
   – И за это я тоже должен благодарить Хефте. Он сделал это собственным ножом.
   – Врачи говорят, что ты поправишься. У тебя будут дети, Берт. Ты веришь мне?
   На лице парня появилось странное выражение. Он смотрел на Неда, все еще пытаясь сосредоточиться, но взгляд его блуждал где-то далеко.
   – Дети поджаривали хлеб, – сказал он. – Они клали «мюнстер» на хлеб. Тоненькие кусочки. И «мюнстер» исчезал. Никто не знал, что «мюнстер» все еще там. Это был их секрет. Только дети знали его.
   – Ты хочешь иметь детей?
   – В моей жизни нет места детям. – На ресницах Берта заблестела вторая слеза. Она медленно скатилась по щеке. – Вы понимаете? Когда я отсюда выберусь, мне предстоит много работы... Моей работы. Вы немец?
   – Я говорю по-немецки.
   – Но с американским акцентом. – Берт прикрыл рукой пах, словно ожидая удара. – Похороните меня рядом с голубыми цветами. – Он скорчился. Боль от неосторожного движения заставила его застонать. Он потерял сознание.
   Нед долго смотрел на него. Он потрогал горячий лоб Берта и пошел искать медсестру.
   Пожалуй, игра посторонних еще более жестокая, чем игра своих.

* * *

   В воскресенье вся Темза покрыта снующими лодками. К шести утра несколько ранних пташек, направлявшихся вверх по течению, подплыли к шлюзу у Темпла, ниже Хинли.
   Они и нашли Шамуна.
   Ночью его тело плыло вниз по реке среди островков и тростника. Оно зацепилось за верхний створ шлюза. Через шлюз ночью никто не проходил. Когда лодки прошли створ, около одной из них, восемнадцатифутовой моторки под названием «Унда Овадрафт», показалось бледно-голубое в синяках и ссадинах лицо Шамуна. Его увидела жена хозяина лодки. Ее крик остановил всех.
   К дому шлюзового мастера в Темпле, где был телефон, можно было подъехать на машине только у близлежащей фермы. Поэтому Паркинс взял полицейский катер в Хинли. Он и Нед Френч стояли на корме длинной, с низкой осадкой лодки, прокладывавшей себе дорогу вниз по течению среди хлынувшего потока частных лодок. Шлюз в Темпле закрыли на время расследования, поэтому лодки все прибывали.
   – Мы пропустили что-то интересное? – крикнул кто-то с одной из лодок.
   – До черта, паршивый осел, – пробурчал тихо Паркинс, тогда как на лице у него застыла успокаивающая улыбка.
   Нед молчал. Траурные стереотипы не приходили в голову. Он смотрел, как терпеливо ждали маленькие лодки и большие яхты, пока мимо шел полицейский катер. Полицейский констебль, стоявший на носу, посылал окружающим сдержанные проклятья.
   – И вы зовете себя мореплавателями, – ухмыльнулся, глядя на них, Нед. – Только забиваете реки Англии своими посудинами.
   – Мы нация мореплавателей, – сказал Паркинс, повернувшись к Френчу и слегка поморщившись. – Все в порядке, полковник?
   – Великолепно, – ответил Нед. – Еще далеко?
   – Уже совсем рядом, если только эти тупицы нас пропустят.
   Нед сомневался, что все сохранится в полном порядке под охраной одного полицейского констебля. Он полагал, что Шамуна уже выловили из воды и положили в каком-то тихом уголке, накрыв простыней. Тогда процедура опознания была бы точно такой же, как когда-то во Вьетнаме: откинули покрывало, взглянул в мертвое лицо, кивнул, лицо снова закрыли. Вошел и вышел. Ударил и убежал.
   Но здесь все было по-другому. Тело Шамуна все еще покачивалось на воде среди речного мусора, собирающегося за ночь у закрытого шлюза: это пена от моющих средств, желтоватая и неприятная на вид, апельсиновые корки, окурки, перья лебедей, использованные презервативы. И среди всего этого капитан Морис Шамун. Лицом вверх, широко открытые глаза смотрят на начальника. Утро прекрасного солнечного дня.
   Нед свесился с борта, чтобы подсунуть руки под плечи Шамуна. Тело было ледяным, негнущимся, скользким. Огромная плотина поблизости издавала непрерывный шипящий гул.
   – Помогите ему, – приказал Паркинс констеблю из Хинли, молодому и не слишком крепкому парню.
   Полицейский ухватил тело Шамуна за ноги, и вместе с Недом они с трудом втащили его на катер. При этом Нед почти обнял тело и прижал его к груди, чтобы оно снова не упало в воду. Где-то рядом рвало от отвращения ребенка или женщину.
   Они положили тело на деревянное дно катера. Вода, падающая с плотины, продолжала шуметь. Шамун смотрел прямо в глаза Неду. Соприкосновение было близким и ледяным, как нутро холодильника.
   Нед почувствовал, что у него подгибаются колени. Он так тяжело плюхнулся на скамью у борта, что катер качнуло и он зачерпнул грязь из Темзы. По воде заскользил к ним любопытный лебедь, но потом шарахнулся в сторону и поплыл прочь.
   – Да, – сказал Нед еле слышно Паркинсу. – Это капитан Шамун.
   – Я так и думал. Бедняга!
   Во вскрытии не было необходимости. Шамун не утонул. По пути в Хинли, где их ждала «скорая помощь», они поняли, что убили его большим гаечным ключом, след от которого походил на рану, полученную в автокатастрофе.
   Нед решил, что это ключ из фургона фирмы по обслуживанию торжеств, но не сказал об этом Паркинсу, хотя тот, вероятно, пришел к такому же заключению. Нед чувствовал себя очень одиноко, пока катер, неся свой траурный груз, медленно полз вверх мимо заглушивших двигатели лодок. Мало-помалу движение лодок возобновлялось.
   Ему казалось, что ранили его, что это он был за рулем серо-коричневой машины. Именно он возвращался в Лондон с эффектной информацией, именно его машину столкнули с дороги и именно его отделали так профессионально, но в такой спешке, что даже не позаботились как следует замаскировать убийство.
   Нед знал, что Паркинс хотел бы поговорить об этом, но у него самого желания разговаривать не было. Ударить и удрать. Причина и следствие. Сегодня он видел еще одни застывшие глаза. Они не были такими, как у Викофа, но ведь и мясник был другой. Мясо доходит до кухни, когда над ним уже поработал мясник.
   – Правильно? – спросил он, ни к кому не обращаясь.
   Паркинс выждал немного, кашлянул.
   – Я полагаю, – начал он чуть торжественно, потому что говорил о человеке, которого он почти не знал, – вы сообщите его семье?
   – Да.
   – И конечно, можно не говорить, что означает это происшествие для вашего сегодняшнего приема?
   – Можно.
   – Я бы его отменил. Развернул бы гостей и отправил их по домам. – Пауза. – Он был хорошим парнем? Я его мало знал.
   Нед кивнул.
   – Да, я хочу сказать... – Он сделал неопределенный жест рукой. – Мы иногда расходились во взглядах. – Он умолк и начал покачивать головой из стороны в сторону.
   – Если это может утешить вас, полковник, я обещаю, что мы найдем сволочей, которые сделали это.
   – Да.
   – И они за это заплатят.
   – Да? – Лицо Неда ничего не выражало. – В этом я надеюсь на один-два шага опередить вас.

* * *

   Машина Спецотдела без опознавательных знаков быстро неслась по дороге М4 в Лондон. По почти пустым автотрассам она проскочила Слау и Хитроу. Сзади в черном «ровере» сидел Нед; он только что закрыл глаза. Нед испытывал беспредельное одиночество, хотя рядом были водитель, охранник и Паркинс, делавший пометки в маленьком, прошитом спиралью блокноте.
   Я один, сказал он себе. Командир, идущий в бой без адъютанта. Все планы лежали в сейфе Шамуна. Именно Шамун продумал всю операцию, договорился о прикрытии с вертолетов, о снайперах, о группе электронного поиска...
   Нед едва не застонал, но вовремя удержался. Пусть Паркинс думает, что он спит. Он проспал этой ночью меньше четырех часов, но дело было не в этом. Он потерял Шамуна слишком внезапно.
   До того, как такое случается в фильме, размышлял Нед, что-то непременно на это намекает. Последний разговор с Шамуном должен был тоже что-то подсказать ему.
   Но сколько Нед ни пытался, он вспоминал только чувства отвращения и гнева. Сознание предательства затмило в нем все остальное, так что к сценарию нельзя было уже прибавить ничего вроде тоскливого взгляда Шамуна или фразы: «Дорогой босс, я искуплю вину кровью». Во время разговора лицо выражало то же отвращение и злость, что и лицо Неда. Возможно, отвращение к себе за то, что плясал под дудку Моссад.
   Но что об этом вспоминать, подумал Нед. Если бы не Моссад, Шамун никогда бы не пошел в американскую армию, никогда не встретился с ним. Он вырвался из отупляющей скуки коврового бизнеса и из самого города Сэндаски, узнав, что он – еврей. Совсем не посторонний. Нед криво усмехнулся, подумав, как изменилась жизнь «элегантного постороннего» от сознания, что он все же принадлежит к какой-то общности. Ну и что это ему принесло, кроме горя?
   – С вами все в порядке, полковник? – спросил Паркинс тихо, чтобы не было слышно сидевшим впереди.
   – Просто немного устал. И Шамуна жаль.
   – Вы лишились правой руки.
   – Ничего, справлюсь, – заверил его Нед, открыв глаза и увидев, что Паркинс пристально смотрит на него.
   – Есть замена? – поинтересовался офицер Спецотдела.
   – Шамун был очень методичен. Он оставил подробный план операции.
   – Как это говорят янки? – спросил Паркинс. – Не изображайте себя героем? Так?
   – Между прочим, это любил повторять Шамун.
   – Простите. Не думаю, что вы согласитесь, но все же рискну предложить вам заместителя из моих людей.
   – Конечно, не соглашусь.
   – Подумайте!
   – Нет, Паркинс. Может, мы и кажемся слабоватыми для исполинов, но все же сможем защитить наше посольство. – Он похлопал водителя по плечу. – Здесь налево, пожалуйста.
   Тяжелый «ровер» свернул налево – туда, где жили Френчи.
   – Четвертый дом слева, с черной дверью, – сказал Нед. Машина остановилась.
   – Есть еще время поспать? – полюбопытствовал Паркинс.
   – Нет. Душ, побриться, сменить одежду, выпить кофе.
   – Ну, тогда пока. Возьмите. – Паркинс дал ему карточку с двумя телефонными номерами. – Весь день меня можно найти по одному из них.
   Нед взглянул на его лицо, похожее на Панча. Загибающийся книзу нос все никак не мог достать до выступающего вперед подбородка.
   – Спасибо, Питер.
   Он вышел из машины. Поднимаясь по ступенькам к своей двери, Нед сообразил, что никогда прежде не называл старика иначе как «мистер Паркинс».

* * *

   Холодный душ освежил его. Он знал, что Лаверн в постели и притворяется, что спит.
   Он был уверен, что она стояла у окна, когда полицейский «ровер» высадил его. Кроме первых лет работы в военной разведке, когда он частенько отсутствовал, эта ночь за долгие годы была первой не проведенной в постели с Лаверн. И по печальной иронии судьбы он именно в эту ночь имел стопроцентное алиби.
   Побрившись, он зашел в спальню. Маленькие часы на тумбочке у кровати показывали 7.32. Это была современная модель, с красными светящимися цифрами. Никакого шелеста, напоминавшего о скоротечности жизни, как у часов Джейн.
   Бедняга Шамун! Машину сбросили с дороги, его убили. Почти и не пытались изобразить аварию. Будто им безразлично было, догадаются, что это убийство, или нет. И все же, когда убивают шпиона, пресса хочет получить достоверную версию. Авария вполне подходит для этого.
   Нед решил, что сегодня в первой половине дня, по крайней мере до прибытия гостей, ему надо быть в парадной форме. Вид человека в форме действует успокаивающе, да и солдатами будет проще командовать. Около часа дня он переоденется в темно-серый костюм, который он аккуратно уложил в атташе-кейс.
   Комната была слабо освещена, но он заметил, что Лаверн тоже собирает вещи. В углу стояли открытыми два больших чемодана, наполовину заполненных ее летней одеждой. Казалось, она забрала все свои вещи, уложив даже свой знаменитый набор из двух «уэбли». Нед не был уверен, что ей удастся пройти осмотр в аэропорту.
   Это был коллекционный набор. «Уэбли» выпустила всего сто пар этих облегченных плоских пистолетов калибра 0.32 для американских диверсантов, которых забрасывали в тыл врага во время Второй мировой войны. Они отличались тем преимуществом, что их можно было легко спрятать на теле. Набор подарил дочери к свадьбе генерал Криковский. Прекрасный подарок девушке, отправляющейся в свадебное путешествие!
   Он знал, что для вывоза оружия из Англии нужно письменное разрешение. Нед повернулся к кровати и увидел, что Лаверн сидит и наблюдает за ним.
   – Доброе утро, Берн.
   – Еще одна короткая передышка? – спросила она. Глаза воспаленные, будто она не спала всю ночь. – Принял душ, побрился и ушел?
   – Берн! Этой ночью убили Шамуна.
   Ее светлые глаза расширились.
   – Господи! Кто?
   – Думаю, что знаю. Я даже видел этого человека. Меня предупредили насчет него, но источник был ненадежным.
   – Кто тебя предупредил?
   – КГБ.
   – Потому ты и допустил это убийство? – Она широко раскрыла рот, словно собираясь закричать, но тут же сжала губы. За двадцать лет он не рассказывал ей ничего подобного. Это было категорически запрещено. Смерть Шамуна здорово выбила его из колеи.
   – Слушай, мне придется весь день работать без Шамуна. Ты сможешь добраться в Уинфилд сама?
   – Конечно.
   – Сотрудники посольства должны быть там между десятью тридцатью и одиннадцатью, но это не относится к их женам. Так что смотри сама, как тебе удобней. Гостей ожидаем к часу.
   – Хорошо. Нед?
   – Что? – Он уже выходил из комнаты. А ведь она права, я с ней общаюсь по принципу «ударил и убежал». Нед остановился и обернулся к ней. – Да? – спросил он.
   – Не забудь позвонить его родителям.
   – Я пошлю телеграмму. И позвоню позже, после приема.
   – Да, так будет лучше. А что ты им скажешь?
   – Погиб при исполнении служебных обязанностей. Пожертвовал собой... Я не знаю.
   – Но такое можно оправдать, только когда воюют, – сказала она.
   – Тебе было бы намного проще, если бы мы воевали.
   – Так почему же ты не признаешь, что так оно и есть, черт побери!
   – Потому что войны нет, Берн. Единственная надежда – помнить об этом. Самая большая опасность в том, что безмозглые патриоты могут не выдержать нажима и потребовать снарядов.
   Она вскочила с кровати и встала посредине комнаты в позицию борца, слегка расставив ноги.
   – А если предположить, что это случится, Нед? – спросила она. – Что ты тогда будешь делать? Отправишься к своим приятелям из КГБ?
   – Если это произойдет, – сказал он, притворяясь спокойным, – если политики все же вовлекут нас в войну, я умру рядом со всеми остальными. Не глупи, Берн. Ты начинаешь вести себя как твой отец, а ведь ты к нему еще не приехала. Для чего тебе в Штатах нужны «уэбли»?
   – Если ты об этом спрашиваешь, значит, все равно не поймешь ответа, – сказала она ему насмешливо. – Улицы там переполнены преступниками. – Воры, насильники, террористы, саботажники, беглые преступники и всякий другой мусор. И ты еще спрашиваешь, зачем мне там нужно оружие?
   – Но здесь-то ты не ходишь вооруженная, как все эти бездельники-недоучки.
   – О... заткнись.
   – У тебя есть документы и разрешение на провоз «уэбли»?
   – Конечно. – Они стояли друг против друга, как каратисты, пытаясь предугадать следующий ход. Наконец Лаверн немного успокоилась и провела рукой по своим прекрасным светлым кудрям. – Нед, – снова спросила она, – что ты скажешь его родителям?
   Нед глубоко вздохнул.
   – Солгу, – ответил он и вышел.

* * *

   Без десяти восемь утра в воскресенье четвертого июля небольшой «рено 5-TS» притормозил, въехав на кольцевой внутренний проезд в Риджент-парке. Американский полковник, сидевший за рулем, заметил, что контрольные посты для транспорта, который направлялся в Уинфилд, еще не выставлены.
   Американский флаг мирно трепетал на флагштоке за воротами, отчасти скрытый зеленью деревьев. С самого восхода день был яркий и солнечный. Нед притормозил и свернул налево, к главным ворогам. Его тут же остановили. Это был не пожилой джентльмен, обычно стороживший ворота, а два здоровенных сержанта морской пехоты.
   – Когда вы сюда прибыли? – спросил Нед.
   – Минуту, сэр, – сказал один из сержантов. Он посмотрел документы Неда и теперь искал его фамилию в длинном списке. – Придется подождать, сэр. Мы были здесь в семь.
   Второй сержант безмолвно подал второй, гораздо более короткий список.
   – А, вот. В самом начале. – Строгое выражение на лице морского пехотинца сменилось широкой улыбкой. Он вернул Неду пропуск, отдал честь и сделал шаг в сторону.
   Медленно двигаясь по дорожке Уинфилда, Нед заметил три телекамеры наблюдения. Они немного повернулись, когда машина свернула налево. Значит, парни из этой службы тоже уже на посту. Скрывшись из поля обзора телекамер, Нед затормозил, выключил двигатель и вышел из машины. Перебегая от дерева к дереву, он пробрался в густые заросли рододендронов и, стараясь не шуметь, направился к дому. Почти тут же двое парней в штатском с пистолетами выросли перед ним.
   – Стоять!
   – А, это вы, сэр, – добавил второй, проверив пропуск Неда. – Проверка.
   – Правильно, продолжайте патрулирование.
   – Здорово! – сказал второй парень вслед Неду. – Очень толково, полковник.
   Выйдя на солнце, Нед остановился на центральной поляне и медленно обвел взглядом все вокруг. Он увидел нескольких снайперов – они должны замаскироваться позже. Восемь человек разместятся в разных местах наверху здания, хотя крыша и мансарда не очень подходят для этого. По два снайпера будут контролировать каждую сторону здания.
   Через дорогу, в пустом здании общежития будут находиться еще несколько снайперов. Должно быть, они еще не появились, а может, есть какие-то проблемы с выходом на крышу.
   Над головой ровно в восемь появился легкий вертолет ярко-алого цвета, в который покрашено все, чем владеет ее величество. Вертолет, как стрекоза, прострекотал низко над Уинфилд-Хаузом, подрагивая от неравномерно поднимающихся воздушных потоков.
   В дальнем конце территории особняка небольшой пруд соединялся каналом с озером. Для прогулок было еще рано, но Нед увидел несколько крепких молодых людей, которые ходили взад и вперед попарку за оградой Уинфилда. Часть пруда, расположенная на территории особняка, была перегорожена так, чтобы ни лодка, ни пловец не могли туда проникнуть. Тем не менее двое крепких парней жались как раз возле того места, где легче всего было проникнуть на территорию. Нед надеялся, что они не слишком подозрительны. Он, конечно, заметил их издали.
   Нед вошел в дом.
   – Здравствуйте, полковник.
   Сильный низкий голос, рыкающий, как двигатель грузовика «мерседес». Нед повернулся и увидел очень высокую негритянку, поднявшуюся с кресла, где он ее сначала не заметил.
   – Полковник Френч, – сказал он, снова предъявляя документы.
   Она рассматривала их, держа на вытянутой руке и плохо справляясь без очков.
   – А, знаменитый полковник! Вы хотите видеть миссис Фулмер?
   – Да, если она встала.
   – О! Она на ногах уже с четырех утра.
   – Странное совпадение. Я тоже. Если бы вы...
   – Бел, – произнес мужской голос. Нед повернулся и увидел его превосходительство в измятом халате. Волосы посла Фулмера были влажными после утреннего душа. – Бел, мне показалось, что кто-то пытался войти. Это были вы? – спросил он Неда.
   – Полковник Френч, сэр. Мы раньше не встречались. Я как раз тот человек, который...
   – Который крепко поскандалил с Пандорой, – сказал Фулмер без всякого выражения. Я много слышал о вас. – Он протянул руку. Она была влажная.
   – Говорят, вы охотник, – продолжал Нед светским тоном. – Поскольку вы заметили мое почти бесшумное появление в доме, я полагаю, что вам не нужно так уж много охраны.
   – Вообще говоря, – начал Бад Фулмер, но остановился, прислушиваясь к звуку тяжелых шагов снаружи. – Вообще говоря, охотник всегда агрессивен, полковник Френч. Надо быть настороже, когда вторгаешься на чужую территорию. Но сегодня ситуация совсем другая: охотится кто-то другой.
   Сержант морской пехоты постучал в одну из стеклянных дверей. Нед открыл.
   – Это ваша машина, полковник?
   – Да. Извините, я сейчас ее припаркую на стоянке.
   – Пожалуйста, а то такие машины, брошенные где попало, действуют нам на нервы. – Он отдал честь и ушел.
   Нед заметил: что бы ни сделал Шамун, он, несомненно, привел всех в состояние повышенной бдительности.
   – Вы не хотите связываться с морскими пехотинцами, полковник, – сказал посол, стоя у него за спиной.
   Нед повернулся.
   – К чему это делать?
   Большое круглое лицо Бада Фулмера не выражало ничего.
   – Это все равно, что связываться с Пандорой, – заметил он.
   Они посмотрели друг на друга. Потом Фулмер повернулся.
   – Вы меня извините, полковник? Мне надо одеться, – произнес он и ушел.

* * *

   Человек, называвший себя Фаунсом, был уже одет: чистая белая рубашка с короткими рукавами, белые полотняные брюки и кроссовки, толстый белый шейный платок и белая поварская шапочка, аккуратно сложенная и торчащая из заднего кармана брюк.
   Ничего этого он не мог видеть, сидя в полной темноте. Подходящий момент для практических занятий медитацией, не так ли? Он был приверженцем особой медитации, приписываемой паукам, – тайных зловещих комбинаций, в результате которых кого-то всегда съедали живьем.