Он все еще говорил с Джимми о предполагавшейся ночной облаве, когда вернулся клерк с карточкой в руке. При виде ее Диккер удивленно приподнял брови.
   — Был судим? — спросил он недоверчиво.
   — Да, сэр, — ответил клерк. — Мистер Беринг говорит, что отпечаток принадлежит Джозефу Фельману.
   Диккер почти выхватил карточку с отпечатком из рук клерка, и Джимми увидел, что Диккер даже открыл рот от удивления.
   — Фельман был осужден три раза за шантаж, — медленно сказал он. — Пятьдесят шесть лет, три раза отбывал наказание и два раза приговаривался к кратковременному пребыванию в тюрьме. И слушайте дальше, Джимми! Фельман обыкновенно выдает себя за слугу, иногда за лакея и в этой роли имеет доступ в знатные дома, где он собирает материалы для шантажа.
   Джимми взял трубку телефона и вызвал дежурного сержанта.
   — Сержант, на мое имя принесли письмо полчаса тому назад. Вы приняли его. Кто его принес?
   — Пожилой мужчина, сэр, — был ответ. — Он сказал, что он слуга мистера Кольмана. Его зовут Паркер.


11


   Билл Диккер и Джимми посмотрели друг на друга. Паркер! Человек, который провел Уолтона в его комнату. Степенный трезвый слуга Кольмана и последний, кого Джимми Сэппинг вздумал бы подозревать.
   Одна и та же мысль мелькнула у Джимми и Диккера.
   — Не торопитесь, Джимми! — сказал Диккер. — Этот человек может довести вас до разгадки.
   — Но это невероятно! — воскликнул Джимми.
   — Исчезновение Уолтона было столь же невероятно, — спокойно заметил Диккер. — Повторяю, не торопитесь делать заключения! Если вы вспугнете эту птицу, может быть, никогда вам не представится случай добраться до Кьюпи.
   — Вы думаете, что он — Кьюпи?
   — Я уверен, что он знает Кьюпи. И, конечно, его положение дает ему возможность широко использовать все добываемые сведения. Кольман служит в Государственном казначействе, и, без сомнения, у него часто обедают крупные чиновники. Кто же будет подозревать убеленного сединами лакея, прислуживающего за столом? Существует убеждение, что государственные чиновники замкнуты, как устрицы, и осмотрительны, как Лукреция Борджия. Но я слышал, как болтают они. Повторяю, не торопитесь. Если будете интервьюировать Кольмана…
   Джимми покачал головой.
   — Я не буду выспрашивать Кольмана, потому что он величественный идиот и не удержится от желания показать, что знал секрет Паркера. Понадобится целая неделя тактичных расспросов, чтобы выпытать, как Кольман нанял Паркера. Не думаю, что я осмелюсь заподозрить Паркера в присутствии Кольмана. Да и назначить слежку за ним очень трудно, — сказал он задумчиво. — Нет ни одного нашего шага, которого не знал бы Паркер.
   Как бы то ни было, нужно было предпринять несколько шагов для наведения предварительных справок, не возбуждая внимания Паркера. В тот же день средних лет женщина прошла с черного хода в дом Кольманов, предлагая дешевые, но прельщающие служанок мелочи. Чтобы добиться доступа на кухню, этого было достаточно. А когда оказалось, что женщина не только разносчица, но и умеет предсказывать будущее, то ее успех был полным, и пребывание в доме длилось довольно долго, пока в кухню неожиданно не вошел Паркер, разогнавший служанок и выставивший мнимую разносчицу из дома.
   «Разносчица» явилась с докладом на частную квартиру Джимми. Это была опытная женщина-сыщик.
   — Паркер служит у Кольманов уже около трех лет, — сказала она. — Он свободен по четвергам и субботам вечером, и у него всегда много денег. Главная горничная уверена, что он игрок, потому что однажды видела Паркера в его комнате за карточными комбинациями. Он, очевидно, подбирал карты в известном порядке.
   — Есть у него родственники?
   — Я не могла это узнать, — сказала сыщица. — Слуги мало знают о нем, так как он замкнут и всегда сам убирает свою комнату и даже стирает пыль.
   Когда сыщица ушла, Джимми переменил платье, готовясь идти к Доре. Он послал ей письмо с сообщением, в котором часу придет.
   Визит на Портленд-плэс имел для него теперь особое значение. Он хотел поближе увидеть Паркера и порасспросить о нем Дору. Он вполне полагался на молчание Доры, и не напрасно, так как девушка обладала сильным характером не в пример своему отцу.
   В половине восьмого он позвонил у дверей дома Кольманов, и Паркер впустил его. Джимми смотрел на него с интересом. По возрасту он подходил к шантажисту Фельману — седой сухощавый человек, с длинным носом и тонкими прямыми губами. Паркер взял шляпу и пальто Джимми и провел его в гостиную.
   — Мисс Кольман нет дома, сэр, — сказал он.
   — Нет дома? Но она сама звала меня!
   — Неужели? — Тон слуги был ровен и почтителен. — Она просила подождать, если кто-нибудь придет, так как скоро хотела вернуться. Вы читали вечернюю газету, сэр?
   — Да, Паркер.
   — Ужасно, что история с мистером Уолтоном попала в газеты. Мистер Кольман очень сердит. Конечно, ему досадно, что люди будут знать о постигшей его неприятности.
   — А вы что думаете об исчезновении мистера Уолтона?
   Джимми бросил быстрый взгляд на Паркера, но его лицо было неподвижно — маска респектабельного слуги.
   — Странно, сэр, но у меня нет никаких предположений.
   — Думаете ли вы, что он скрылся добровольно?
   — Не может быть, чтоб это было иначе, сэр. Если бы на мистера Уолтона было произведено покушение, то я слышал бы что-нибудь. Или в крайнем случай слуги в нижнем этаже слышали бы шум. Вообще вся история наполнена запутанными событиями, совсем как в сказке. Вы обедали, сэр?
   Джимми кивнул, и Паркер с почтительным поклоном вышел из комнаты.
   Джимми окинул взглядом гостиную. Очевидно, Дора провела здесь весь день, так как на столе лежала раскрытая книга, рядом был брошен смятый платок.
   Дверь снова открылась, и вошел Паркер, неся на серебряном подносе кофе.
   — Я взял на себя смелость принести вам кофе, сэр, — сказал он. — Вы пьете с сахаром и сливками, сэр?
   — Черный, — коротко бросил Джимми. — Джимми взял из его рук чашку и спросил:
   — Что вы делаете, Паркер, в свое свободное время?
   Паркер выпрямился. Слабая улыбка осветила его мрачное лицо.
   — Человек моих лет уже не гоняется за удовольствиями, сэр. Я хожу в концерты, люблю оркестр. Летом каждую свободную минуту провожу в парке.
   Джимми слушал его, прихлебывая кофе.
   — Я с удовольствием читаю книги, особенно путешествия… — продолжал Паркер своим ровным голосом и взял из рук Джимми пустую чашку. Голос его продолжал равномерно журчать, и Джимми слушал, не понимая, не вслушиваясь. Потом он как-то сразу понял, что его сильно клонит ко сну, и он попробовал открыть глаза. Но веки его снова тяжело опустились. Глупо, однако, заснуть ни с того ни с сего в гостиной Доры! Но голос Паркера так умиротворял, так убаюкивал! Голова Джимми вдруг откинулась, и он крепко заснул.


12


   Первое, что дошло до сознания Джимми, был громкий, непрерывный стук. Потом он услышал голоса, возгласы. Кто это в комнате? Голова его болела, во рту пересохло и жгло. С большим усилием он сел и увидел при свете незавешенной лампы, спускавшейся с потолка, что он находится в небольшой комнатке и сидит на простой железной кровати. Где он? Он закрыл лицо руками и старался вспомнить, как попал сюда. Шум, стук и крики слышались за дверью.
   — Кто там? — снова раздался тот же голос.
   Где же он? Окно закрыто ставнями, так что нельзя сказать — ночь или день на дворе. Он дотащился до двери, пытаясь открыть ее, но она была заперта.
   — Откройте дверь, — раздался снова голос за дверью, и Джимми узнал в нем голос Билла Диккера.
   — Нет ключа, — сказал Джимми. — Это вы, Диккер?
   Настала тишина.
   — Кто там?
   — Сэппинг, — ответил Джимми. — Взломайте дверь!
   Скоро дверь с треском открылась. На пороге стоял Диккер, а за ним виднелись два офицера из Скотленд-Ярда.
   — Что вы тут делаете, Сэппинг? — спросил Диккер с таким выражением в глазах, которого Джимми еще ни разу у него не видел.
   — Не сумею вам сказать. Где я?
   — Вы в игорном доме Кези на Джемонс-стрит.
   У Джимми занялось дыхание, и он сел на кровать.
   — Или я помешался, или вы сошли с ума.
   — Где ваше платье? — спросил Диккер, и тут только Джимми сообразил, что он в одном белье. Его костюм висел на спинке стула, ботинки виднелись из-под кровати.
   — Приведите Кези, — скомандовал Диккер, и один из сыщиков вскоре вернулся с человеком, одетым в вечерний костюм.
   — Почему этот джентльмен тут? — строго спросил Диккер.
   — Почему? Да он тут живет, — громко ответил Кези. — Мне жаль выдавать вас, капитан, но мы все влопались!
   — Как так, живет здесь? — спокойно спросил Диккер. — Вы хотите сказать, что мистер Сэппинг знал об этом игорном доме?
   — Знал ли он? Что ж, я даром ему платил за молчание столько лет! Да, кроме того, он еще получал проценты с дохода. Должен же я был давать ему смазку!
   Без слова протеста Джимми подошел к умывальнику и окунул свою разгоряченную голову в холодную воду. Это немного уняло боль и стук в висках.
   — Ну-ка, повторите теперь, — сказал он.
   — К чему, капитан? — с ехидством заявил Кези. — Мы влопались. Мне дадут шесть месяцев, а вы лишитесь мундира! Я платил вам сто шиллингов в неделю, чтоб вы давали знать мне о готовящейся облаве. Он ночует здесь дважды в неделю, и у меня с полдюжины свидетелей, могущих подтвердить это, — сказал Кези Диккеру.
   — Уведите его вниз, — снова спокойно приказал Диккер и, войдя в комнату, запер за собой дверь.
   — Итак, Джимми, в чем дело? — ласково спросил он.
   Джимми покачал головой. В висках у него стучало.
   — Я был бы рад рассказать вам все, — сказал он. — Единственное, что я знаю, Это то, что я пил кофе, поданный Паркером. Было ли это вчера или третьего дня — не знаю. Проснулся я здесь.
   И он в кратких словах рассказал, что с ним случилось в доме на Портленд-плэс.
   — Я верю вам, Джимми. Вся эта история — заговор, чтоб дискредитировать вас и заставить бросить дело Кьюпи. Оденьтесь, мы отправимся к Кольману и поговорим с Паркером. Когда вы выпили кофе со снотворным? Вас несомненно усыпили.
   — Да так около восьми, — ответил Джимми.
   — Теперь половина третьего. Вас хотели отстранить от этого дела, и Кьюпи придумал самый эффектный способ. Я думаю, что Паркер — это Кьюпи.
   Дом Кольманов был погружен в абсолютную темноту, и на звонки никто не отзывался.
   — Мы можем позвонить по телефону из ближайшего отеля, — предложил Джимми.
   На звонок скоро отозвались, послышался голос Кольмана. Не сообщая причины своего посещения, они снова вернулись к дому и у открытых дверей увидели самого Кольмана.
   — Не могли вы подождать до утра, заставляете меня вылезать из постели в такое время, после того… — он остановился. — Что случилось с Паркером?
   — Почему вы об этом спрашиваете? — в свою очередь задал ему вопрос Диккер.
   — Когда мы вернулись, его не было. Я прождал до часу ночи. Ну и дела! Я, конечно, рассчитаю его утром. Я так доверял ему, у него такие блестящие рекомендации, но все это последствия агитации радикалов.
   — Могу я видеть его комнату? — спросил Диккер.
   — К чему? — едко спросил Кольман. — Его там нет, я уже в этом убедился.
   — Мистер Кольман, я имею основания предполагать, что Паркер — бывший преступник, шантажист Фельман.
   — Преступник?! С рекомендациями от лорда Лэгенхема? Он все время был честен! — Мистер Кольман ушам своим не верил.
   — Проведите нас в его комнату, — резко прервал его Диккер, и пораженный педант, повел их наверх. Когда они проходили мимо второго этажа, послышался голос Доры.
   — Что случилось, отец?
   — Да ничего особенного, — поспешил ответить Джимми.
   — Это вы, Джимми? Я так рада. Что-нибудь случилось с Паркером? — спросила она.
   — Нет.
   И дверь ее комнаты снова тихо закрылась.
   Паркер занимал комнату на самом верху. Она была уютно обставлена, но оставшиеся вещи не давали ни малейшего намека на характер владельца. Постель была не тронута, все на своем месте.
   — Мы с Дорой отправились в театр. Я уговорил ее пойти, так как она нуждается в маленьком отдыхе.
   — Я хотел бы поговорить с Дорой, — прервал его Джимми, и в это время Дора сама вошла в гостиную. Диккер видел ее впервые, и Джимми услышал его подавленный возглас изумления при виде ее необычайной, строгой красоты. Черный бархат шали, накинутой на плечи, оттенял прозрачность ее кожи и золото волос.
   — Что случилось? — снова спросила она.
   — Паркер — негодяй! — выпалил Кольман. — Он шантажист, по словам этих господ, волк в овечьей шкуре! Простите! — и он пулей вылетел из комнаты.
   Джимми начал в подробностях рассказывать обо всем случившемся, когда мистер Кольман снова появился и облегченно воскликнул:
   — Серебро цело, мои запонки тоже! У тебя ничего не пропало?
   Она остановила его жестом:
   — Вы говорите, Джимми, что получили от меня письмо? Я не писала его и не звала вас!
   — Но я могу поклясться, что это ваш почерк! Да вот тут у меня и само письмо.
   И он вынул его из внутреннего кармана и подал ей.
   Взглянув, она сказала:
   — Да. Я писала это неделю тому назад, за день до исчезновения Рекса. Но я не отправила его и бросила в корзинку для бумаги. Я думала, что разорвала его.
   Джимми снова прочел письмо. Впервые он заметил, что на письме не было числа.
   — Наверно, у меня был готов и конверт с адресом, потому что я надписываю конверт до того, как пишу письмо. И Паркер, очевидно, нашел и сохранил письмо. Бедный Джимми.
   — Я не могу понять, — заметил пораженный Диккер. — Кьюпи мог предполагать, что я поверю Сэппингу и что Паркер сам этим выдаст себя. Это последняя злостная попытка человека, знающего, что хитрость открыта. Но как он мог знать, что его хитрость открыта? Есть у вас образец его почерка?
   — У Паркера не было необходимости писать нам что-либо. Вы не нашли в его комнате писем? — спросил расстроенный мистер Кольман.
   — Нет. Ни клочка бумаги.
   — Мне кажется, у меня есть записка, писаная его рукой, — вдруг сказала Дора.
   Она подошла к секретеру и вынула небольшую книжку.
   — Это записи битой посуды и испорченных вещей. Отец очень щепетилен в этом отношении, и Паркер вел такую книгу.
   Один взгляд, брошенный Джимми в книгу, уничтожил все сомнения. Он молча передал книжечку Диккеру, и тот громко выразил свое удовлетворение.
   — Вот и Кьюпи. Тут не может быть никакого сомнения. Тот же почерк, что и в наших анонимных Письмах. Те же особенности.
   Остаток ночи Джимми с Диккером провели в лихорадочной работе, вызывая резервы сыщиков, назначая полицейские заставы по всем дорогам, ведущим из Лондона. В шесть часов утра Джимми утомленный вернулся к себе домой и на мгновение пожалел, что нет дома верного Альберта, который бы позаботился о его комфорте.
   Готовясь лечь в постель, Джимми распахнул окно и вдруг увидел на другой стороне улицы ходившего взад и вперед человека в легком пальто, застегнутом до подбородка. Утро было свежее, и человек нахлобучил шляпу до самых бровей. Солнце уже взошло, и на улице было довольно много людей, отправлявшихся на работу. Человек этот ничем почти не отличался от других прохожих, но что-то в его походке было знакомо Джимми. Он был слишком далеко, чтоб его можно было узнать, и Джимми прибегнул к помощи своего полевого бинокля. Прохожий как раз находился против окна, когда Джимми поднес бинокль к глазам. Человек поднял голову, и у Джимми вырвалось восклицание.
   То был Рекс Уолтон!


13


   Высунувшись из окна, Джимми крикнул. Но человек, очевидно, не слышал, а может быть, не хотел слышать. Быстро обернувшись, Джимми накинул на себя пальто и бросился бежать вниз по лестницам на улицу. Выскочив, он оглянулся — прохожий исчез.
   Навстречу шел полицейский, и сыщик подозвал его. Предъявив удостоверение личности, Джимми стал его расспрашивать.
   — Человек в легком пальто, сэр? Да, я заметил его. Он ходил по тротуару и сел в автомобиль незадолго до того, как вы вышли. Да вот и автомобиль, — и он указал на исчезавшую вдалеке машину.
   — Вы заметили номер автомобиля?
   Но полицейский мог только сказать, что это был маленький «форд» со спущенными занавесками и что он прождал всего минут пять.
   — Я был на углу, сэр, когда он подъехал.
   Джимми, поднявшись к себе, принял холодную ванну, побрился и, одевшись, отправился к Джоанне.
   — Появлялся здесь Рекс? — был его первый вопрос.
   — Нет. Вы нашли его? — с нетерпением спросила Джоанна.
   — Я видел его. Это не мог быть никто другой. Будь я одет, я догнал бы его.
   И он рассказал ей о появлении Рекса.
   — Слава Богу, он жив, — с жаром воскликнула девушка. — Мне не нужно объяснений, я рада, что он жив.
   Джимми с любопытством глядел на нее. Куда исчезла угловатость и неуверенность школьницы-подростка! Новая Джоанна поражала его. Никогда до сих пор ему не приходилось наблюдать за превращением подростка в женщину, и это превращение в Джоанне казалось ему каким-то чудом.
   — Бедняжка, у вас были тяжелые минуты, — мягко сказал он, и она кивнула в ответ.
   По старой, привычке он опустил руку на ее плечо. Раньше было что-то покровительственное и дружеское в этом движении, а теперь он вдруг почувствовал неловкость и убрал руку. Она заметила его неуверенность и бросила ему вызов.
   — Вы боитесь меня, Джимми!
   — Да, — сознался он.
   — Бросьте. И, пожалуйста, не обращайтесь со мной, как со взрослой леди, а не то я взвою. Главное, что Рекс в безопасности!
   Тут она глубоко вздохнула и улыбнулась в первый раз после исчезновения Рекса. Обыкновенно Джимми молчал о своих служебных делах, но сегодня Джоанна узнала о том, что пришлось Джимми перенести прошлой ночью.
   — Мистер Кольман взволнован? — спросила она.
   — Взбешен! Но это открытие немного приблизило нас к нашей цели. К тому же я знаю теперь, что Рекс жив и здоров, и с души моей свалилось бремя. Телефон больше не портился?
   — Н-нет, — замялась Джоанна. — Не совсем.
   — Что вы хотите сказать? — быстро спросил Джимми.
   — С моим телефоном что-то странное. Я не хотела говорить, может быть, все это объяснится очень просто, но у меня вчера весь день было чувство, что кто-то слушает мои разговоры. Как только я поднимаю трубку, я слышу чье-то присутствие. И когда я вчера пыталась вызвать вас, я слышала фразу, сказанную шепотом: «Молчи, она говорит». Что это может значить?
   Джимми свистнул.
   — Кто-то подслушивает. Мы можем узнать, откуда. Хорошо, что вы сказали мне.
   — Может быть, это и не важно, но все же, будем надеяться, даст новую нить для поисков. Это да тот человек, что дежурит перед нашим домом, мне вчера очень действовало на нервы.
   — Какой человек? Вы сегодня что-то полны таинственности, — с упреком сказал Джимми.
   — Уже несколько дней по улице ходит человек, не спуская глаз с нашего дома. Вчера вечером его сменил другой, в мягкой шляпе. Первый носит котелок. В два часа дня он все еще был тут. При приближении полисмена он исчез. А когда полисмен ушел, снова появился.
   — А теперь он тут? — быстро спросил Джимми.
   Девушка подошла к окну, выходящему на улицу, и выглянула.
   — Вот, «дневной», — сказала она.
   Подойдя к ней, Джимми увидел на улице человека в синем френче. Он прислонился к одному из столбов и лениво следил за уличным движением.
   — Это тот же, что дежурил вчера, — уточнила Джоанна.
   Человек был слишком далеко, чтобы можно было разглядеть его лицо, но все же Джимми по облику узнал его.
   — Он не уйдет от меня. По-моему, мы с ним уже встречались. Как говорит герой старой мелодрамы, тучи сгущаются! Прошу вас, побудьте минут двадцать в ваших комнатах, выходящих окнами во двор.
   — Почему? — удивленно спросила Джоанна.
   — Я очень скромен, и если буду чувствовать на себе ваш взгляд, то буду нервничать.
   Он вышел из дому и направился к ждавшему у столба человеку, который при приближении Джимми стал медленно уходить. На углу он стал вполоборота так, что Джимми должен был пройти за его спиной. Но Джимми не прошел, а остановился и слегка дотронулся до плеча наблюдателя. Тот обернулся с хорошо разыгранным удивлением.
   — Как поживаете, Фаррингдон? — сказал Джимми.
   — Вы ошиблись, сэр, — пробовал запротестовать наблюдатель, но увидел, что с сыщиком шутки плохи. — В чем дело, Сэппинг? — угрюмо спросил он.
   — Ну, пойдем со мной, и без разговоров, — скомандовал Джимми, и высокий мрачный человек повиновался.
   Они проходили по тихой и пустынной улице. Внезапно мощный кулак Фаррингдона Брауна взлетел к подбородку Джимми, но удар пришелся впустую, и через мгновение сыщик схватился с Брауном. Джимми действовал быстро и точно, и Браун очутился на тротуаре лицом вниз с наручниками на сложенных за спиной руках.
   Ошеломленный падением, Браун молчал. Когда его обыскали в Скотленд-Ярде, в его карманах нашли два заряженных браунинга.
   — Кто нанял вас? — спросил Джимми, но на лице Брауна мелькнула насмешливая улыбка.
   — Вы думаете, что смягчите мне наказание, если я сознаюсь и выдам еще кого-нибудь! Ошибаетесь, я умею молчать.
   — Вас нанял Джо Фельман?
   Джимми увидел легкое удивление в глазах Брауна.
   — Я не знаю Фельмана. Да его и не видели уже много лет.
   — Ложь, — спокойно заметил Джимми. — Он был слугой мистера Кольмана в Портленд-плэс. Но он исчез.
   — Конечно, он исчез, раз вы знаете, где он жил. А когда он исчез? — спросил Браун.
   Очевидно, эта новость еще не дошла до Брауна, и разоблачение личности таинственного Паркера имело для него какое-то значение.


14


   Загадочная история с Кьюпи все больше запутывалась. Одно было ясно, что Кьюпи имел большие связи с миром преступников. Возможно, что была целая организация, где гениальный преступник подобрал себе умных и ловких сообщников.
   Джимми и Билл Диккер прошли список всех крупных преступников, могущих быть Кьюпи, но безрезультатно.
   — Каждый из них мог нанять Фаррингдона за пятьдесят фунтов, чтоб он убил вас. Чтобы добиться истины, нужно было бы засадить человек двадцать. Все же мы на шаг ближе к цели, зная, что Кьюпи профессионал. Труднее найти непрофессионала, пока он сам не выдаст себя чем-либо. Большинство людей склонны к преступлению. Нет во всей стране и пяти тысяч абсолютно честных людей. Единственная разница между профессионалами и любителями та, что профессионал молчит и не выдает товарищей, любитель готов продать всех и все, лишь бы спасти свою шкуру. Вы говорите, что Ниппи Ноульс обязан чем-то Уолтону? Обратитесь к нему, может быть, он даст вам какие-нибудь указания по этому делу. Он знает весь преступный мир, все шайки, — посоветовал Билл Диккер.
   Ноульса не было дома, и его хозяйка, как и полагается образцовой хозяйке, не имела ни малейшего понятия, где он, когда вернется, когда ушел. Но она указала несколько мест, где можно было встретить его, и Джимми повезло, он вскоре наткнулся на Ниппи в крохотном ресторанчике.
   Сэппинг сразу же перешел на тему о Рексе.
   — Он был вашим другом? — спросил он Ниппи.
   — Нет, не совсем, но он был очень приличным человеком. Так мало частных людей приличных. Под частными людьми я подразумеваю людей, не работающих по нашей специальности. Мне приходилось туго — он давал мне денег или хороший совет. Если б я только послушался его, я был бы честным человеком, работал бы до седьмого пота и жил бы впроголодь, вместо того, чтоб быть мошенником, имеющим вдоволь денег, могущим в любое время дать себе отдых!
   Джимми перегнулся через стол и шепотом спросил:
   — Ниппи, где Джо Фельман?
   Лицо Ниппи сразу потеряло всякое выражение.
   — Никогда не слышал этого имени.
   Он лгал, и Джимми знал это.
   — Какова его специальность?
   — Шантаж, — отвечал Джимми, и Ниппи покачал головой.
   — Я не знаю шантажистов, не вожусь с ними. Шантаж — грязное дело. Они один раз применили его ко мне — своих грызут. Гнусные люди. И Фельман один из худших. На его совести много грязных дел.
   Джимми нарочно пропустил мимо ушей то обстоятельство, что за минуту до этого Ниппи никогда не слышал этого имени.
   — Он был слугой мистера Кольмана, но исчез. Он нанял Фаррингдона Брауна. Я сцапал его утром.
   — Неужели? — вежливо осведомился Ниппи. — Я не вожусь и с «револьверщиками». Не люблю носящих смертоносное оружие. Носить оружие — трусость. Если тебя сцапает полицейская ищейка, то ее дело обработать тебя. Можно угрожать полицейской ищейке револьвером, если она наступает на тебя, и она должна продолжать идти вперед, даже если ее убьют при этом. Так что можно сказать, что если носишь при себе револьвер, носишь веревку от своей виселицы. Да и для ищейки обидно. Она должна исполнять свой долг, и мерзко убивать кого-либо при исполнении долга.
   Он откинулся на спинку стула и задумчиво грыз зубочистку.
   — Говорят, что у каждого артиста есть момента вдохновения. Говорят, любовь вдохновляет. Что касается меня, Джулия ни на что не вдохновила меня!
   — А что же может вдохновить вас? — спросил Джимми.
   — Не знаю, — серьезно ответил Ниппи. — Но я хочу совершить что-то крупное. Например, обокрасть Английский банк. Не знаю, поймете ли вы меня. Не из-за денег, а потому, что я хочу иметь право сказать — я сделал это. Я устал от грошовых дел. У меня денег хватит до конца дней моих — это поражает вас?