Уоллес Эдгар Ричард Горацио. Крик ночи

   — Его власти — также и мои, — улыбнулся Гринби.
   Мэри удивленно посмотрела на него.
   — Вы полагали, что мы, американцы, носим длинные бороды, — улыбнулся он, — что мы нюхаем табак и везде, где только можно, подчеркиваем свое превосходство…
   — Мистер Гольт действительно похож на такого, — заметила Мэри.
   Гринби засмеялся.
   — После всего, что произошло, — прошептала девушка, — я не знаю, как дальше жить…
   Гринби кивнул.
   — Я понимаю вас, — сказал он, подходя к окну, — и надеюсь, что ваш дядя возвратится домой…
   Потом он повернулся к Мэри.
   — Скажите, мисс Марпл, у вас нет иных родственников, кроме дяди? — спросил он.
   — Нет.
   — А друзей?
   Она покачала головой.
   — Раньше я жила в отдаленном пансионе, а с дядей познакомилась уже после смерти моего отца.
   Он кивнул и, подойдя к дверям, приоткрыл их. Мэри не поняла, зачем он это сделал.
   — Я хотел бы сказать вам, мисс Марпл, то, что может привести вас в смятение. Я глубоко уважаю вас и хочу надеяться, что вы правильно поймете и поверите…
   — Я верю всему, что вы говорите, — спокойно ответила девушка.
   Гринби прошелся взад и вперед по комнате и внезапно заявил, останавливаясь перед ней:
   — Мисс Марпл, я хочу жениться на вас!
   Она привстала со своего стула, но Гринби быстро отступил на несколько шагов.
   — Пожалуйста, не волнуйтесь! — сказал он, — дверь открыта, и мои слуги тотчас же прибегут на ваш зов.
   — Но, мистер Гринби, — произнесла она в полном смятении, — это очень странно…
   — Вы — одиноки, и я тоже. Сделайте мне одолжение — принесите эту жертву. Соглашаясь вступить со мной в брак, вы останетесь свободной… Я не буду говорить о материальных преимуществах, которые принесет вам брак со мной — вы стали бы одной из богатейших женщин Лондона…
   — Но вы же не любите меня, а я вас, — прошептала Мэри, с упреком глядя на него своими грустными глазами, — такой брак аморален…
   Девушка поднялась, собираясь уйти.
   — Подождите, пожалуйста, и выслушайте меня, — сказал Гринби.
   Мэри опустилась в кресло. Голос Гринби звучал убедительно и очень искренне. Она внимательно слушала его. В середине его рассказа она встала и закрыла двери. Наступили сумерки, а Гринби продолжал расхаживать по комнате, нервно жестикулируя…
   …Когда он, наконец, проводил ее на улицу, было уже темно. Усадив девушку в автомобиль, Гринби спросил:
   — Значит, завтра?
   — Да, завтра, — повторила Мэри, протягивая ему руку. Ни слова не говоря, он медленно поднес ее руку к своим губам.
 
 
   Гольт вошел в «Терриер-Клуб». Швейцар подал ему письмо, отпечатанное на пишущей машинке. На адресе были видны характерные для машинки Гринби буквы.
   Гольт внимательно дважды прочел письмо. Потом сложил его и положил в карман. Он отправился обедать.
   Гольт ел торопливо. У него было мало времени…
   — Как хорошо, что я вас встретил! Мне срочно нужно переговорить с вами, — заявил ему в коридоре Хельдер, когда Гольт направлялся к выходу.
   — У меня нет ни малейшего желания разговаривать, — возразил Гольт.
   — Мне кажется, я могу сообщить вам кое-что важное…
   Гольт глубоко вздохнул.
   — Вы уже сотый человек, который сегодня хочет сообщить мне нечто важное. Ну, выкладывайте побыстрее, у меня абсолютно нет времени…
   — Утром Виллэ будет арестован, — тихо сказал Хельдер.
   Гольт в упор посмотрел на него.
   — Кто это вам сказал, и что вы вообще знаете о Виллэ?
   — Это не важно, но это правда. А про Виллэ мне известно, он — главарь шайки, что наводняет мир фальшивыми деньгами. Это шайка уже убрала вашего друга Марпла.
   — Поразительная осведомленность!
   — Дело ясное, как дважды два! Виллэ разыскивается полицией за подделку денег. У него есть бюро, которое служит прикрытием для настоящих дел. Могу вам твердо заявить, что он преступник.
   — Вы его знаете?
   — Я его видел и хорошо помню его лицо. В свое время мы вместе жили в Париже.
   — А Гринби жил тогда с вами?
   — Да, Гринби и Виллэ работали в одной студии. Днем Виллэ был тихим, неприметным человеком, но по ночам… После одной скандальной истории он исчез из Парижа. До последнего времени я ничего не слышал о нем.
   — И вы утверждаете, будто он и есть тот самый, кто распространяет фальшивые банкноты?
   — Я в этом убежден. И я уверен, что за ним стоит Гринби!
   — Ну, это чушь! Гринби богат, он обладает громадным состоянием. Возможно, в юности он позволял себе какие-нибудь причуды, но сейчас нет оснований утверждать, будто он и теперь занимается подобными вещами… Откуда вы вообще знаете, что Виллэ будет арестован?
   — В этом вы сможете сами убедиться. Во всяком случае, источники мои достоверны.
 
 
   Согбенный человек хромающей походкой поздно вечером переходил Финсбури-Сквер. Улица была пустынной, и постовой полицейский следил за ним скорее из любопытства, нежели из чувства долга.
   Человек и впрямь выглядел, по меньшей мере, странно. На нем было длинное черное пальто и шляпа с удивительно широкими полями. Его темные волосы были зачесаны назад и внизу закручивались в локоны. Судя по внешности, его можно было принять за музыканта. Неизвестный неторопливо двигался вдоль набережной.
   …Когда башенные часы в Сити пробили одиннадцать вечера, он прошел по большой площади к Бирже. Человек, медленно прогуливавшийся по тротуару, вышел к нему навстречу.
   — Ну, что, Кларк, — произнес он, — вы получили письмо?
   Он говорил по-французски.
   — Нет, мсье Виллэ, — послышалось в ответ. — Я ничего не получал.
   Французский язык второго был с сильным английским акцентом.
   …Коротким кивком головы мужчина в длинном пальто попрощался с собеседником и пошел по направлению к мосту. Две тени тут же последовали за ним.
   Через некоторое время он остановил такси. Один из преследователей поспешил вперед и поспел как раз к тому Времени, когда неизвестный давал шоферу указания.
   Торопливо вернувшись к своему напарнику, он сказал:
   — Он едет в американское посольство!
   Оба вскочили в автомобиль, приказав шоферу:
   — Следите за машиной впереди!
   Недалеко от посольства один из преследователей крикнул шоферу:
   — Если эта машина остановится, тормозите на этой стороне улицы!
   У здания посольства преследуемая машина замедлила ход. Это был ловкий маневр. Когда преследователи выскочили на тротуар, они увидели, как нужная им машина вдруг на большой скорости рванула вперед…
   Они мчались по кривым переулкам, и преследователям стоило больших трудов не терять длиннополого из вида. И все-таки, попав в полосу встречного движения на Оксфорд-стрит, машина исчезла. Сильный коренастый мужчина, один из преследователей, громко выругался. Они вышли из машины, расплатились с шофером и повернули обратно.
   — Он ловко провел нас за нос, этот каналья! — вздохнул один из них.
   Второй промолчал. На его небритом лице выделялся рубец возле подбородка…
   — Будет лучше, если вы повернете оглобли, — заявил коренастый и, вынув из кармана несколько монет, подал их напарнику, — а я пойду поговорю с шефом.
   …Полчаса спустя Хельдер прогуливался по Броун-стрит. Коренастый человек приблизился к нему.
   — К сожалению, я потерял его следы, — сказал коренастый.
   — Вы болван! — злобно бросил Хельдер. — К тому же вы, вероятно, дали возможность всем полицейским Лондона полюбоваться вашей безобразной физиономией!
   — Пожалуйста, потише. В последнее время я достаточно сделал для вас, даже слишком много. Из-за вас я попал в чертовски скверную историю: во всех газетах помещено описание моей внешности.
   — Вам нечего жаловаться, — проворчал Хельдер. — Ни одно из этих описаний не соответствует вашей подлинной наружности.
   — Вот еще не доставало, чтобы меня узнавали! Одна эта мысль меня приводит в ужас!
   — Сами виноваты! Кто просил вас вести переговоры с этим стариком о продаже химического вещества?
   — Да, это моя ошибка, — согласился коренастый. — Скажите, — он схватил Хельдера за плечо, — скажите, если нас арестуют, вы не бросите нас на произвол судьбы? Ведь вам ничего не стоит дать делу такой оборот, чтобы нас освободили…
   — Сомневаюсь, что у меня будет эта возможность, — холодно произнес Хельдер.
   — Тогда будьте уверены, я потащу вас за собой!
   — Вряд ли вам удастся втянуть меня в это дело. Разве есть доказательства того, что я замешан в исчезновения старика Марпла? Так что в этом случае не поздоровится вам, а не мне!
   Хельдер улыбнулся, увидев взволнованное, побледневшее от страха лицо своего спутника.
   — Но я тем более не имею ничего общего с этим делом, — бормотал тот, — Карл выполнил поручение. Он сделал это по той же причине, по какой я преследовал Гольта. Наверное, вы и к этому делу не имеете отношения? — с иронией поинтересовался он и вдруг взорвался:
   — Мне все это дело осточертело! Я хочу развязаться со всей этой историей! Я иду своей дорогой!..
   — Вы не сделаете этого, — хрипло произнес Хельдер.
   — А я говорю вам, что баста! С меня довольно!
   Хельдер рассмеялся.
   — Значит, заговорила совесть? О, как это трогательно! Но вам нечего бояться, Билли. Мы скоро заработаем много денег и вы сумеете купить себе лучший особняк в восточной части Лондона.
 
 
   В тот день, 15-го мая, Хельдер рано покинул свою квартиру на Керзон-стрит.
   Стояло безоблачное весеннее утро. Хельдер имел типичный вид человека, плохо проведшего ночь. Впрочем, он был чисто выбрит и нарядно одет.
   Медленно направился он к центру города. В этот ранний час улицы были полны торговцами, посыльными и уборщиками, многие лавки уже распахнули свои двери…
   Хельдер со злостью представил себе, как провел минувшую ночь Гринби. Он вспомнил о Мэри… Не каждой девушке так везет… Выйти замуж за такого богатого человека, как Гринби — это чего-то стоит!
   Итак, Гринби хотел вначале жениться и уехать, чтобы привести свой дьявольский план в исполнение! Но какое влияние оказывала на него девушка? И какая тайна скрывается за этим неожиданным браком?..
   В восемь часов Хельдер подходил к Грин-парку. Он уже знал, где произойдет венчание… Церемония должна была состояться в Парижской церкви в девять часов. После венчания молодая чета вместе с Гольтом должна была завтракать в отеле «Карлтон», а потом одиннадцатичасовым поездом уехать на континент…
   Когда башенные часы пробили четверть девятого, Хельдер уже направлялся к своему излюбленному месту в парке.
   Он сделал вид, что ничуть не удивлен, встретив здесь Гольта.
   Гольт принес с собой крошки хлеба, чтобы покормить уток и лебедей, плававших в маленьком пруду.
   — Если не ошибаюсь, вы сегодня играете роль шафера? — спросил Хельдер.
   — Да, кажется, — ответил Гольт, не отрываясь от своего занятия.
   — Что значит вся эта история? — поинтересовался Хельдер.
   — Вы имеете в виду сегодняшнее венчание?
   — Именно… Этого никто из нас не ожидал!
   — Всякий брак для кого-нибудь неожиданность…
   — Вы думаете, они подходят друг к другу?
   — Думаю, что нет! — коротко отрезал Гольт. — Единственные супруги, созданные друг для друга, были Адам и Ева. Но чаще всего бывает так, что, спустя несколько лет брачной жизни, люди приноравливаются друг к другу.
   Хельдер желчно расхохотался.
   — Вы это сказали тоном старого холостяка! Кстати, вы убедились, что мой рассказ о Виллэ соответствует истине?
   — Да, сегодня вечером его арестуют, — отозвался Гольт.
   — Вот как? Значит, это случится уже после того, как Гринби покинет Англию?
   Гольт взглянул на часы.
   — Мне пора… Кстати, вы плохо выглядите, Хельдер.
   — Пустяки, мне не на что жаловаться. Кроме как на бессонницу…
   — Тогда вам не мешает почитать на сон грядущий одну маленькую книжку, недавно попавшуюся мне в руки…
   — И что же за книга?
   — «Лондонские полицейские предписания». Эта книга дает указания молодым служащим Скотленд-Ярда, но ею интересуются и преступники…
   Гольт добродушно рассмеялся, но Хельдер, не зная, смеяться ему или возмутиться, стоял неподвижно, мрачно глядя на уток и лебедей.
 
 
   Первыми в отеле встретились Гринби и Мэри. Они прибыли одновременно. Гринби приветствовал невесту ласковой улыбкой. Мисс Марпл показалась ему особенно серьезной, и это еще больше подчеркивало ее красоту. Только теперь, в зимнем саду отеля «Карлтон», он, кажется, впервые по-настоящему рассмотрел ее.
   Гринби за всю свою жизнь не любил ни одной женщины и несмотря на это он собирался жениться на этой девушке. Их молниеносный брак… Все же Гринби с удовлетворением отметил, что Мэри Марпл с достоинством будет носить его имя. Сегодня она была одета в скромное белое платье, окаймленное серым шелком. Белая с черными полями шляпка красиво оттеняла ее нежное лицо.
   — До прихода гостей осталось пять минут, — произнес Гринби, подводя ее к креслу, — и я хотел бы спросить, не раскаиваетесь ли вы в своем решении?
   — Нет, я ни о чем не жалею, — произнесла она твердо. — Когда вчера вечером я дала вам свое согласие, мое решение было непоколебимо.
   — Я… — начал он, но Мэри прервала его.
   — Я знаю, что вы хотите мне кое-что рассказать, сделать признание, которое меня поразит. Но я также знаю, что могу помочь вам тем, что выйду за вас замуж. Да, мы не любим друг друга, а потому идем к алтарю в силу необходимости. Помоги нам Бог!
   — Будем надеяться, — торжественно сказал он. — А вот и Гольт…
   Гольт поднимался по главной лестнице. Было странно видеть его в цилиндре в такой ранний час. Они вошли в столовую. Мэри едва прикоснулась к завтраку. Гринби тоже ел очень мало. Но Гольт, не имевший особых поводов для волнений, с рвением принялся за еду. Он вообще имел здоровый аппетит…
   — Где вы думаете провести медовый месяц? — поинтересовался он.
   — Сначала мы поедем в Париж, — сказал Гринби. — Оттуда направимся в Мюнхен, потом — в Вену, а, может быть, и в Будапешт. О дальнейших планах мы еще не говорили…
   — Вам, наверное, неприятно, что ваша рана еще не зажила? — спросил Гольт, указывая на перевязанную руку Гринби.
   Тот улыбнулся.
   — Об этом я не думал. Я теперь так привык печатать левой рукой на машинке, что отныне вряд ли буду писать свои письма от руки.
   — Вы берете с собой пишущую машинку? — спросил Гольт.
   — Да, у меня есть маленький «Ремингтон».
   Гринби кивнул кельнеру.
   — Принесите мне телеграфный бланк.
   — Написать вам его? — спросил Гольт.
   — Нет, благодарю, я справлюсь сам, — слегка покраснев, ответил Гринби, поспешно заполняя бланк.
   Телеграмма предназначалась некоему Лаудеру в Гравесенд и состояла из одного слова «Вперед».
   Гольту очень хотелось ознакомиться с содержанием той телеграммы, что отправлял Гринби в день своей свадьбы. Но он так ничего и не увидел. Окончив писать, Гринби сложил бланк и вместе с монетой передал ее кельнеру.
   — Сейчас же отошлите ее и подайте счет.
   Вскоре после этого все трое вышли на улицу. До церкви было рукой подать, и они пошли пешком.
   За исключением церковного служки и органиста в храме никого не было. Их шаги звучали в торжественной тишине. Когда они в ожидании священнослужителя стояли перед алтарем, до их слуха слабо доносились гудки автомобилей, лязг трамваев и гул людского муравейника.
   Наконец появился патер. Держа в руке небольшой томик, он произнес торжественные слова, которые должны были связать двоих на всю жизнь. Потом патер пожелал счастья новобрачным. Гольт заплатил за обряд, не забыв дать при этом немного денег служке, что был одним из свидетелей обряда. После этого чета покинула церковь.
   Гринби посмотрел на часы.
   — У нас еще целый час времени, — заявил он. — Наши вещи на вокзале?
   Мэри кивнула.
   Он приветливо улыбнулся ей.
   — Теперь я буду называть тебя Мэри. Надеюсь, ты ничего не имеешь против?
   — Я сама хотела тебя об этом просить, — смущенно ответила она.
   Гольт удивленно слушал этот диалог. Какой странный брак! Миллионер сочетался с девушкой совершенно чуждого ему круга…
   — Итак, — заявил Гринби, — я предлагаю прогуляться по парку. Надеюсь, Гольт, вы проводите нас на вокзал?
   Они доехали на автомобиле до Гайд-парка. Во время прогулки разговор носил спокойный, непринужденный характер. Но по мере приближения отъезда, Гринби становился все беспокойнее. Он вдруг обратился к Гольту:
   — Хельдер, наверное, сообщил вам, что я видел Виллэ?
   Гольт на мгновение застыл.
   — Да, он говорил мне кое-что в этом роде, — сказал он, — но я не придал его болтовне значения.
   — Но он сказал правду, — спокойно произнес Гринби.
   — А что, Виллэ уже арестован? — спросил Гольт.
   — Нет еще. Я устроил все так, чтобы его поймали только после моего отъезда…
   Все трое добрались до вокзала и вошли в купе первого класса. Последние минуты прошли в ничего не значащей болтовне.
   — До свидания, — протягивая Гринби руку, сказал Гольт.
   Гринби сердечно пожал ее.
   — Мы ведь еще встретимся?
   — Надеюсь, — ответил Гольт.
   Поезд тронулся, и, стоя на перроне, Гольт вдруг заметил Хельдера, издалека наблюдавшего за ним.
   — Значит, вы все это время шпионили за нами? — желчно усмехнулся Гольт, подходя к Хельдеру.
   Хельдер улыбнулся.
   — Я очень странно себя веду, не правда ли?
   Он хотел проводить Гольта, но тот дал понять, что хочет остаться один. Впереди у него были неотложные дела…
   К ужину ему нужно было отправиться в клуб. Придя в клуб, он нашел на свое имя две телеграммы. Обе были от Гринби. Первая была послана из Дувра, в ней Гринби сердечно благодарил его за оказанные услуги. Вторая отправлена из Кале в три часа пополудни. Ее содержание поразило Гольта:
   «Пожалуйста, навестите завтра Паркера — сегодня он в отпуске — попросите его пересылать мне почту».
   Гольт положил телеграмму перед собой на стол. Почему Гринби не телеграфировал Паркеру лично? Как могло случиться, что столь предусмотрительный человек забыл дать инструкции своему слуге?
   Он улыбнулся.
   — Вероятно, — сказал он самому себе, — такие мелочи, как пересылка почты, совершенно забываются, когда вступаешь в брак!
   После ужина он принялся за чтение писем, полученных из посольства. За столиком рядом, читая вечернюю газету, сидел Хельдер. Гольт хорошо знал, что чтение — только предлог, чтобы незаметно следить за ним. Чего Хельдер в итоге добивался?
   Гольт медленно поднялся и подошел к Хельдеру.
   — Я пойду гулять, не хотите ли сопровождать меня?
   — С удовольствием, — ответил тот, быстро вставая.
   Гольт вспомнил, что на следующий день у него назначено совещание, так что вряд ли удастся навестить Паркера. Поэтому он взял конверт, подписал его и вложил туда телеграмму.
   Это было прекрасным предлогом для прогулки. Гольт лично хотел опустить письмо в почтовый ящик.
   Оба они покинули здание клуба.
   — Я хотел бы кое о чем откровенно спросить у вас, — сказал Гольт, — но я хотел бы еще и получить откровенный ответ…
   — Звучит многозначительно. Но я постараюсь исполнить ваше желание, — улыбнулся Хельдер.
   — Почему вы так заинтересовались отъездом Гринби?
   — Меня интересует все.
   — Да, но не в такой же степени, чтобы вы теряли на это свое драгоценное время. За вашим интересом к Гринби стоит что-то такое, чего я пока не могу разгадать.
   — Вы его друг, и я не хотел бы говорить о нем плохо, — буркнул Хельдер.
   — Гораздо хуже, если вы делаете намеки, не объясняя подробностей.
   — Хорошо, я объясню, — произнес, чуть помолчав, Хельдер. — Я полагаю, что Гринби — хитрый мошенник.
   — Это все? — сухо спросил Гольт.
   — Разве этого мало?
   — То, что вы считаете Гринби хитрым мошенником — еще недостаточно, чтобы убедить меня в этом. Не скажете ли чего-нибудь поконкретней?
   — Мне кажется, он покупает свободу, выдавая полиции своих сообщников, — хмуро произнес Хельдер.
   Гольт усмехнулся.
   — Я так понимаю, что Гринби слишком многое знает о вас, поэтому вы спокойны только тогда, когда он далеко…
   Даже в темноте Гольт мог заметить, как покраснел Хельдер.
   — Очень оригинальная мысль, — проговорил он.
   Когда они подходили к дому Гринби, Гольт вынул из кармана конверт, предназначенный Паркеру.
   — Я брошу его в почтовый ящик, — сказал он, — это новые инструкции для слуги Гринби.
   Они подошли к дому.
   — Еще один визитер, — бросил Хельдер. Гольт увидел возле подъезда молодого человека, который искал кнопку электрического звонка, чтобы позвонить в двери.
   — Простите, это не вы ли мистер Гринби? — спросил человек.
   Гольт улыбнулся.
   — Нет, мистер Гринби в отъезде.
   — Может быть, вы его друг? — спросил молодой человек.
   — Не пойму, зачем вам это нужно знать, — начал Гольт.
   Молодой человек протянул ему визитную карточку.
   — Эдгар Джексон. Я представитель «Утренней Почты». Нас уведомили, что мистер Гринби сегодня женился.
   — Вы репортер?
   — Да.
   — Да, он сегодня женился и тотчас же уехал в Париж.
   — Не будете ли вы столь любезны сообщить мне имя дамы? Вы, вероятно, знаете, что наша публика интересуется миллионерами и их женами.
   Гольт медлил. Он считал лишним рассказывать какому-то репортеру о свадьбе Гринби. Но любой репортер может узнать подобные вещи…
   — Он женился на мисс Марпл.
   Репортер присвистнул.
   — Эта девушка — племянница человека, который…
   Гольт кивнул.
   — Об этой истории вы можете не упоминать, мой дорогой!
   Журналист положил блокнот в карман.
   — У меня достаточно хорошая память, чтобы запомнить имя мисс Марпл. Достаточно однажды увидеть такую женщину, чтобы уже не забыть, а я видел ее в день исчезновения Тома Марпла.
   Они разговаривали на площадке лестницы. Хельдер нетерпеливо ждал конца разговора.
   — Весьма благодарен вам за вашу любезность, — сказал репортер и хотел было спуститься вниз, как вдруг нечеловеческий крик взорвал тишину ночи. Этот ужасный, полный мольбы и отчаяния вопль, подобно кошмару, оборвал нить спокойной беседы.
   Трое мужчин, стоящих у крыльца, переглянулись, ни одному из них до сих пор не приходилось слышать такого ужасного, душераздирающего крика.
   — Что это? — придя в себя, наконец спросил репортер.
   Хельдер испуганно оглянулся и прошептал:
   — Вероятно, это ручной леопард… Когда я был в Африке…
   — Хватит болтать! — резко прервал Гольт, — Оставьте, пожалуйста, леопардов в покое! Это был крик умалишенного… умалишенной… это кричала женщина…
   В эту минуту Хельдер заметил свет в одном из окон.
   — Посмотрите-ка, — сказал он тихо и указал рукой на окно.
   Гольт взглянул по направлению протянутой руки и застыл от изумления.
   Мэри Гринби, еще утром носившая имя мисс Марпл, с лицом, застывшим от ужаса, стояла возле окна!
   Бледный свет фонаря слабо освещал искаженные черты лица молодой женщины… Будто заметив незваных пришельцев, Мэри внезапно скрылась в темноте комнаты.
   — Вы видели? — спросил испуганно Хельдер.
   Дыхание Гольта участилось, а холодный пот покрыл его высокий лоб. Было что-то сверхъестественное в появлении женщины, которая должна быть на расстоянии нескольких сот километров от этого дома. Ведь он сам посадил их в поезд…
   В нерешительности он стоял на лестнице, не зная, что предпринять. В сущности, это его не касалось, хотя потрясенный и явно испуганный вид Мэри давал достаточно оснований вмешаться… К тому же этот ужасный нечеловеческий крик… Неужели он принадлежал скромной и сдержанной девушке, ныне ставшей миссис Гринби?
   Джексон молча наблюдал за окном, и Гольт заметил, как его глаза заблестели от возбуждения. Репортера, ищущего сенсацию для своей газеты, можно сравнить разве что с охотничьей собакой, берущей след…
   И все-таки Гольт решительно положил руку на плечо репортера:
   — Мистер Джексон, это дело ни в коем случае не должно попасть на страницы вашей газеты. Господин Гринби — мой хороший друг, и я не сомневаюсь, что неожиданное появление его жены можно легко объяснить…
   — Ну, конечно, все это объяснится! — глядя на часы, возбужденно произнес Джексон.
   Тогда Гольт решил действовать по-другому:
   — Мистер Гринби — очень богатый человек, — сказал он значительно, — и хотя сцена была достаточно необычна, я уверен, что это легко объяснить. Иначе мой друг подаст в суд на газету, которая поместила заметку, порочащую его доброе имя…
   — Он это, безусловно, сделает, — вяло пожав плечами, согласился репортер, — но, можете быть уверенным, свои наблюдения я преподнесу читателям нашей газеты в форме легкой болтовни.
   Коротко кивнув, он растворился в темноте.
   — Но что все это должно означать? — ошарашенно глядя на Гольта, спросил Хельдер. — За всем этим что-то неладное, если честно, я теряюсь в догадках. Я знаю Гринби. Он способен на все.
   Он хотел было удалиться, но Гольт резко потянул его за рукав.
   — Куда вы так спешите? — спросил он строго.
   — Я сейчас же иду в полицию.
   — Можете не трудиться, — сухо заявил Гольт. — Я немного знаю прессу и уверен, что полиция в свое время получит необходимую ей информацию. Зачем вы хотите дать прессе возможность болтать что попало?
   Гольт произнес эти слова таким тоном, что Хельдер почувствовал в них прямую угрозу для себя.
   — Не понимаю, что вы хотите этим сказать, — хрипло отрезал он.