Уоллес Эдгар Ричард Горацио. Крик ночи

   — Я ничего не слышал, — сердито ответил Броун. — Граверы уходят. Возможно, один из них прошел мимо двери…
   Хельдер прокрался к двери, ведущей на лестницу, и внимательно прислушался.
   — Кто-то стоит снаружи, — прошептал он Броуну.
   — Вы чересчур нервничаете — там никого нет.
   Хельдер включил свет и быстро открыл дверь. Площадка была пуста. Он вышел и посмотрел вниз.
   — Там кто-то должен быть, — сказал он.
   Он увидел фигуру, крадущуюся вдоль стены к воротам, выходившим в переулок за домом. Броун выхватил револьвер, но Хельдер удержал его руку.
   — Вы с ума сошли! Хотите поставить на ноги весь Лондон? Скорее за ним!
   Хельдер понесся вниз по лестнице. Спустившись, он услышал щелканье замка и увидел, как человек с поднятым воротником пальто быстро вышел из ворот.
   Хельдер побежал следом за незнакомцем, но тот успел захлопнуть ворота перед самым носом американца.
   — У вас есть ключи? — крикнул Броуну Хельдер.
   Броун нервно порылся в карманах, потом нашел ключи и дрожащими руками открыл ворота.
   Выйдя на улицу, Хельдер первым заметил скрывавшуюся фигуру.
   — Это он! — воскликнул он, — мы должны поймать его! Скорее же, скорее!
   Фигура скрылась за углом. Когда преследователи добежали до нужного места, они увидели незнакомца, вскакивающего в автомобиль.
   — Живо! — крикнул Хельдер, — моя машина ждет за следующим поворотом!
   Запыхавшись, он добежал до своего автомобиля и дал шоферу указания.
   — Счастье, что я не отпустил шофера, — повторял он. — Теперь мы, по крайней мере, имеем возможность поймать его!
   — Вы уверены, что он подслушивал?
   — Уверен. Он стоял на площадке лестницы перед самой дверью.
   — Что же он мог слышать? — спросил Броун.
   — Уже то, что он подслушивал, достаточно, — угрюмо произнес Хельдер.
   Автомобиль доехал до набережной, и Хельдер широко раскрыл глаза, когда преследуемая ими машина подъехала к большому, мрачному, известному всему миру зданию.
   — Если он поедет в Скотленд-Ярд, нам нужно немедленно покинуть пределы Англии, когда машина пронеслась мимо страшного здания. Миновав мост, машина остановилась. Из нее выскочил человек и побежал по ступенькам лестницы, спускавшейся к реке.
   — Теперь он в наших руках! — крикнул Хельдер.
   Он бросился следом, но вдруг остановился и замер. У воды, ярко освещенная светом электрического фонаря, стояла Мэри. За ней была моторная лодка, где сидело двое мужчин.
   — Можете спокойно возвращаться домой, господин Хельдер, — громко произнесла она.
   В руке ее блеснул маленький «Браунинг».
   — Вы обвинили моего мужа в том гнусном преступлении, которое сами совершили, и в ваших же интересах как можно скорее исправить эту ошибку!
 
 
   14-го июля к кассиру парижского «Бюро путешествий Кука» обратились с просьбой обменять пять французских тысячефранковых и восемь американских стодолларовых банкнот на английскую валюту. Кассир тщательно сосчитал деньги, произвел расчет курса и положил на прилавок сумму, где для ровного счета не хватало двух фунтов и несколько шиллингов. Пересчитывая еще раз деньги, он заметил, что слова «Национальный Банк» на одной из французских банкнот не имеют того фиолетового оттенка, к которому привык его опытный глаз.
   Он заподозрил неладное, но перед тем как предпринимать какие-либо действия, сравнил американские банкноты с лежащими у него в несгораемом шкафу деньгами. Рисунок и цвет были одинаковыми, но, кажется, что-то было не в порядке… Он нажал скрытую кнопку электрического звонка, и господин, нетерпеливо дожидавшийся своих денег, внезапно оказался между двумя, словно выросшими из земли, сыщиками.
   — Может быть, вы будете столь любезны и последуете за нами в кабинет директора? — поинтересовались они.
   Но господин, оказывается, не имел подобного желания. Раздраженно с сильным американским акцентом, он начал что-то кричать, после чего шагнул к выходу.
   Но это была напрасная попытка. Оба сыщика, до сих пор вежливо поддерживавшие его руки, крепко схватили его. Посетители бюро Кука с интересом наблюдали за разыгравшейся перед ними сценой. Незнакомца втолкнули в быстро закрывающуюся за ним дверь. Четверть часа спустя он в сопровождении обоих сыщиков через боковую дверь вышел на улицу…
   Гольт, занятый добыванием нужных для обыска в доме Хельдера бумаг, по телеграфному вызову спешно выехал в Париж. На вокзале его встретил один из высших чинов французской тайной полиции. По дороге в префектуру он обстоятельно рассказал Гольту все подробности этого дела.
   — Мы точно не знаем, подделаны ли американские банкноты, но французские безусловно фальшивые. Человек, которого мы задержали — американец. Он приехал в Гавр в прошлую субботу, имея при себе пачку рекомендательных писем к послам Соединенных Штатов в Европе. Если бы он своей попыткой к бегству не показался нам подозрительным, мы бы сочли его жертвой ловкого мошенничества.
   — Как его зовут?
   — Он называет себя Шринером и утверждает, что он — оптовый торговец посудой и что приехал в Париж на отдых. Он находится под подозрением и у Нью-Йоркской полиции. Та считает, что его средства не позволяют ему путешествовать с подобной роскошью…
   — Вы нашли у него что-нибудь интересное?
   — Ничего особенного… Нам нужно выяснить еще несколько вопросов. Мм хотим просить вас заняться им. Удалось выяснить, что он уже успел войти в контакт с американским послом в Париже.
   Гольт кивнул. Он знал, что все американцы, будь они миллионеры или преступники, при малейших препятствиях, чинимых им за границей, обращаются к своим дипломатическим представителям.
   Гольт застал американца в маленькой комнате парижской префектуры. Среднего роста, тщательно одетый незнакомец что-то старательно писал. На вид ему можно было дать около пятидесяти лет, У него были резкие неприятные черты лица.
   — Как ваши дела? — спросил Гольт, протягивая ему руку.
   Он тут же заметил, что кисть задержанного не принадлежала человеку из высших слоев общества. К тому же арестованный не привык связно излагать свои мысли.
   Гольт оставил его и направился к префекту, чтобы исследовать американские банкноты. Осмотрев их, он положил пачку на стол и сказал:
   — Не сомневаюсь, что это — фальшивка, хотя подделка исполнена прямо-таки художественно, Я хотел бы осмотреть все, что в момент ареста он имел при себе.
   Все вещи, снабженные этикетками с номерами, лежали в соседней комнате. Гольт начал с писем. В основном это были рекомендательные письма послам и консулам, подписанные известнейшими в Нью-Йорке лицами.
   Между этими, малозначительными бумагами Гольт нашел записную книжку, где были отмечены фирмы, имеющие дела с иностранной валютой. Самым важным показался Гольту конверт, адресованный в «Палас-Отель». Судя по марке, письмо было отправлено из Лондона. Адрес был четко выведен от руки.
   Гольт обратился к своим французским коллегам:
   — Вы наблюдаете за отелем? — спросил он.
   Чиновник кивнул.
   — Впрочем, не думаю, чтобы из этого что-то вышло, — заметил Гольт, — они всегда работают по одной и той же схеме. Фальшивые деньги отправляются агентам, а те сбывают их. Агент присылает часть выручки центральному управлению, которое может и не быть там, где печатаются деньги. Через какое-то время агент снова получает небольшую посылку…
   — Вы полагаете, что вскоре в отель снова придет посылка?
   — Нет, ни в коем случае. За каждым агентом этой организации следит другой, и тоже хорошо оплачиваемый, с которым первый совершенно не знаком. Последний, разумеется, известит центральное управление об аресте Шринера.
   Внимание Гольта привлекла одна из американских банкнот.
   Извинившись перед коллегами, он поднес ее к окну. Гольт заметил, что с одной стороны банкноты — странная линия, обозначенная серым тоном.
   — Не дадите ли вы мне очень яркую лампу и увеличительное стекло? — попросил он.
   Гольт долго рассматривал подозрительную банкноту. Внезапно он тихо свистнул, и глаза его заблестели от возбуждения.
   — Посмотрите-ка вот сюда! — сказал он.
   Французский коллега взял стекло из его рук. На линии, пересекающей банкноту, были выгравированы с удивительной ловкостью слова: «Мэри Марпл, 942 Кристалл-Палас-Роуд, Лондон. Банкноты № 687642-687653. Употреблять молоко».
   Оба с недоумением посмотрели друг на друга.
   — Что это означает? — ошарашенно спросил француз.
   — Есть человек, способный расшифровать это послание, — сказал Гольт, — и мы должны его найти.
   — Но кто мог все это написать?
   — Том Марпл, — ответил Гольт. — Убежден, что нас еще ждут большие открытия!
 
 
   Из Кембриджа в Вальсем-кросс вели три дороги: кратчайшая была почтовая, вторая проходила через Нью-Маркет, третья же служила только для крестьянских телег, она даже не была обозначена на картах и в дорожных указателях. Но, несмотря на свою незначительность, дорога имела собственное имя — «Коллэ».
   Среди местных жителей Коллэ был известен как очень талантливый оригинал. Он был одним из пионеров научного подхода к сельскому хозяйству, его имя было довольно известным в Англии. Его причуды стоили ему много денег, поэтому он умер почти нищим. Коллэ повезло в том отношении, что он мог считать до известной степени законченным труд своей жизни. После своей смерти он оставил маленькую усадьбу со ста акрами пахотной земли и домом, построенным по его собственным планам.
   Перегруженный работой, поверенный Коллэ не мог слишком интересоваться исполнением последней воли покойного. Чтобы избавиться от забот, он подверг завещание несколько своеобразному толкованию и потому продал усадьбу первому встречному покупателю. К его удивлению, тот заплатил очень высокую цену, став таким образом обладателем всего движимого и недвижимого имущества покойного Коллэ.
   Адвокат покойного, сэр Гедслей, впоследствии отзывался о покупателе как о любезном американце, желавшем приспособить усадьбу для воскресного отдыха.
   Вряд ли, впрочем, кто-либо стал бы утверждать, что этот дом приспособлен для приятного времяпровождения. Мрачный особняк своими толстыми стенами напоминал тюрьму. Простые окна были забраны толстыми железными решетками. Рабочие комнаты размещались от основания дома до его стропил. Единственная спальня находилась на нижнем этаже. Наверху была сейфовая комната, которая, благодаря стальным стенам, была огнеупорна. Туда можно было попасть из спальни с помощью веревочной лестницы, так как настоящей лестницы в этом странном доме вообще не было. Несгораемый шкаф был встроен в бетонной стене. Новый владелец усадьбы появлялся там лишь изредка, причем, никогда не оставался дольше одной ночи.
   Но вдруг дом ожил: усадьбу каждый день посещали люди из Лондона. Иногда то был сам хозяин, иногда его представитель, но они никогда не появлялись вместе, за исключением случая, когда их там неожиданно застала Мэри Гринби…
   …Под проливным дождем Хельдер ехал в свое поместье. Он сидел у руля, а рядом с ним — «Тигр»-Броун. Оба молчали всю дорогу, пока автомобиль около двух часов ночи не остановился у подъезда мрачного здания.
   Заметив огни автомобиля, из дома вышел человек. Потом он исчез и снова появился с ключом, которым открыл гараж для автомобиля Хельдера.
   Несмотря на июнь, в большой жилой комнате горел камин. Приехавшие подвинули к нему свои стулья, сели и закурили сигары.
   — Вам придется поработать здесь некоторое время, — сказал Хельдер, — кстати, не найдется ли другой одежды для Броуна?
   Человек, встретивший их, молча кивнул.
   Хельдер пошел в свою комнату, быстро переоделся и, вернувшись в зал, встретил там уже переодетого Броуна.
   Оба тихо беседовали. Управляющий усадьбой «Коллэ» коротко отвечал на задаваемые ему вопросы. Это был коротконогий человек с большой седой бородой. Его густые брови почти закрывали маленькие, живые, постоянно бегавшие глазки.
   — Что же он теперь делает? — поинтересовался Хельдер.
   Управляющий пожал плечами.
   — Рехнулся, — коротко ответил он.
   — В каком смысле рехнулся? — нетерпеливо спросил Хельдер.
   Управляющий снова пожал плечами.
   — Он рисует и пьет. Провести вас к нему?
   Хельдер кивнул.
   Управляющий извлек из кармана небольшой ключ и направился в сейфовую комнату. Хельдер и Броун следовали за ним. Яркая керосиновая лампа освещала скудную меблировку комнаты. Кроме стола, стула и походной кровати тут ничего не было. Человек без пиджака, окруженный различными инструментами и чертежными досками, обернулся на звук шагов.
   — Ну, что, Марпл… Как дела? — спросил Хельдер.
   Марпл улыбнулся и приподнялся со своего стула.
   — Вы меня когда выпустите? — спросил он дрожащим голосом. — Я сделал все, что вы от меня требовали. Я сделал даже больше, но теперь мне все это надоело до чертиков…
   Хельдер похлопал его по плечу.
   — Я отпущу вас, — сказал он, — вы сами виноваты, что сюда попали.
   Пленник был очень болен. Его руки дрожали, мускулы лица нервно подергивались. Казалось невероятным, что эти слабые, столь неуверенные пальцы могли выгравировать столь тонкий рисунок на лежавшей перед ними пластинке.
   Хельдер посмотрел на работу и покачал головой.
   — Вы можете бросить это… Мы собираемся прекратить печатание французских и американских банкнот. Дело стало слишком опасным. Нам нужно еще кое-что сделать, а потом свернуть всю нашу деятельность. — Марпл, вы должны выгравировать нам английские банкноты, которые будут достойным завершением вашей трудовой жизни.
   Засунув руки в карманы, Марпл откинулся на спинку своего стула. Лицо его выражало решимость, что весьма не понравилось Хельдеру.
   — Надеюсь, Марпл, вы оставите ваше упрямство, — заметил он. — Разумеется, вы злитесь на нас за это похищение, но ведь для вас это даже к лучшему…
   Заметив, что Марпл продолжает сидеть неподвижно, он сказал уже менее ровным голосом:
   — Послушайте, не делайте глупостей!
   Закурив сигарету, Хельдер начал ходить взад и вперед по комнате.
   — Шесть лет тому назад, — проговорил он, — я узнал, что вы были самым искусным гравером австрийской государственной типографии. Вы могли по памяти нарисовать каждую отдельную линию самого сложного орнамента. Вы испытали свои способности на стокронной банкноте. Разве я не прав, Марпл? — спросил он самым равнодушным тоном, и несмотря на это, Марпл вздрогнул.
   — Начальство вас выгнало со службы за подделку, — продолжал Хельдер, — оно не желало большего скандала, а потому не предало вас суду. Вы отправились во Францию, но во Французском казначействе о вас уже знали, и вы ни с чем покинули страну. Где вы познакомились с Гольтом? — внезапно спросил он, но Марпл продолжал молчать.
   Хельдер выругался. Тогда Марпл заговорил.
   — Замолчите! — пробормотал он. Его голос был слабым и хриплым. — Вы говорите о делах, за которые я не отвечаю… Я — не прирожденный преступник, — он умолк, потом резко откинул голову назад и продолжал, — но я пьяница, а вы все спекулируете на моей слабости. Я знаю вас, — он медленно поднес руку к сердцу, — но я знаю также и самого себя!
   Уронив голову на грудь, он снова погрузился в молчание.
   Хельдер и Броун обменялись быстрым взглядом и посмотрели на управляющего так, будто думали об одном и том же…
   — Идем, Марпл, — дружелюбно сказал Хельдер, — выпьем по маленькой и поговорим заодно о наших делах!
   Марпл неуверенно поднялся и оперся руками о доску стола. У него был странный вид. Хельдер заметил, что в нем произошла перемена — появилась решимость, которую Хельдер у него никогда еще не замечал.
   — Я не буду пить, — твердо заявил Марпл. — Вы не знаете, чего мне стоит это решение! В течение всей жизни пить для меня было необходимостью, я должен был пить — это было для меня тем же, что для вас воздух, которым вы дышите. Я низко пал — теперь я хочу подняться!
   Лицо Хельдера посерело.
   — Вы не хотите последовать моему приглашению? — коротко спросил он. — Если вы выберетесь отсюда, то у вас только одна дорога — в тюрьму. Вы слишком далеко зашли, Марпл. Ни для вас, ни для меня больше нет пути назад. Вы наравне с нами причастны к подделке денег, поэтому вы должны оставаться у нас до тех пор, пока мы не покончим со всем этим.
   Марпл медленно покачал головой.
   — Я уже сказал вам, что вы замешаны в этом деле, — повторил Хельдер, — вначале вы работали добровольно, теперь же вы должны работать потому, что я этого хочу. Неужели вы думаете, что я вас выпущу на свободу? Затем, чтобы вы рассказали полиции все о нашей деятельности, чтобы вы выдали меня? Я пока не настолько глуп!
   — Моя жизнь кончена, — произнес Марпл, — всему… конец.
   — А вот и нет, — возразил Хельдер, — вы снова должны приступить к работе… Посмотрите-ка сюда, — продолжал он, кладя свою руку на плечо Марпла, — положим, мне пришлось бы отвечать за последнюю подделку. Вы знаете, что это значит? Меня присудили бы к пожизненному тюремному заключению. Да-да! Жизнь, которую я веду теперь, легкую, приятную жизнь светского человека я должен был бы поменять на ту, которую считаю хуже смерти. Неужели вы думаете, что я пойду на это?
   Хельдер даже расхохотался при этой мысли.
   — Нет, мой друг, если меня накроют — умру! Быть может, я буду страдать, зато конец наступит скоро. А раз я готов на все, то поверьте, я не остановлюсь перед тем, чтобы отправить на тот свет человека, вставшего на моем пути! Вы поняли?
   Марпл равнодушно посмотрел на Хельдера и снова покачал головой.
   — Вы поняли меня? — повторил Хельдер, — прежде чем пустить себе пулю в лоб, я застрелю вас, как собаку! Вы должны заняться английскими банкнотами, и работа эта должна быть сделана срочно… Сейчас полиция занята только американскими банкнотами. Через месяц-два они откроют подделку французских франков…
   Глаза Марпла сверкнули.
   — Французские деньги уже попали на рынок?
   — Первый выпуск уже там. Послушайте, дружище, — сказал Хельдер, заметив, что настроение Марпла изменилось, — вы займетесь тем, что я предложил?
   — Думаю, да, — задумчиво произнес Марпл. — У меня… На мне лежит известная ответственность… У меня есть племянница, Хельдер, и я должен позаботиться о ее дальнейшей судьбе.
   Хельдер едва удержался от смеха.
   — О вашей племяннице уже позаботились. Я вам уже говорил об этом.
   — Но каким образом? Она ведь не из тех девушек, что принимают анонимные денежные переводы.
   — Я вам говорю, что все в порядке, успокойтесь, — повторил Хельдер.
   Внезапно управляющий предупреждающе поднял руку, и давая знак, чтобы все замолчали.
   — Кто-то идет по улице. Я спущусь и посмотрю, — сказал управляющий и вышел за дверь, плотно закрыв ее за собой.
   Вскоре раздался звук открываемых ворот, потом они снова закрылись. Через несколько минут в комнату вошел управляющий, держа в руках телеграмму.
   — Известие для вас, — сообщил он, передавая желтый листок Броуну.
   — В чем дело? — спросил Хельдер.
   — Они арестовали Шринера в тот момент, когда он менял тысячефранковую банкноту, — голос Броуна дрожал. Лицо его нервно подергивалось.
   Марпл подал голос:
   — Шринер был арестован в Париже, когда разменивал тысячефранковую банкноту? Это была одна из тех, что я выгравировал!
   …Хельдер и Броун поспешили в Лондон. Оба ехали молча, пока Браун внезапно не заговорил. — Я не могу понять Марпла, особенно его поведения в конце нашего разговора…
   Хельдер вел машину и смотрел на расстилавшуюся перед ним дорогу.
   — Мне кажется, я его понимаю. Он думает, что нам скоро конец, но…
   «Тигр» ждал окончания фразы, но Хельдер хранил молчание, и поэтому Броун продолжал:
   — Вы ведь хотели только запугать Марпла, когда говорили, что можете его убить?
   — Вовсе нет, — сказал Хельдер, резко выворачивая руль, чтобы объехать телегу. Я убью его и каждого, кого заподозрю в предательстве.
   — Я все понял, — коротко бросил Броун.
   Хельдер высадил своего спутника в Сити, потом поехал в гараж и передал машину на попечение механика… Сам же он направился на Керзон-стрит. Он чувствовал себя как в клетке. Русский сидел в тюрьме, Шринер попал в лапы французской полиции, а Марпл перестал повиноваться. Он, Хельдер, ошибся, строя все свои расчеты на пьянстве Марпла…
   Хельдер отправился в свое бюро, где его ожидало множество писем. Судя по конвертам, большинство их были приглашениями, но одно, написанное незнакомой рукой, привлекло особое внимание Хельдера. Распечатав конверт, он увидел бланк «Утренней Почты» и прочитал:
   «Глубокоуважаемый сэр!
   Я надеюсь, что Вы не откажете в любезности посетить нашу редакцию. Нам удалось сделать новые открытия в деле Гринби и, поскольку Вы дали нам много ценных сведений, мы считаем, что Вы и на этот раз найдете возможность помочь нам. Мы имеем все основания считать миссис Гринби мертвой».
   Письмо было подписано редактором газеты.
   Хельдер бросил послание на стол и рассеянно посмотрел на улицу… Ему казалось, что все выскользает из его рук.
 
 
   Таксомотор подвез Хельдера к редакции. Редактора еще не было, но его ждал молодой Джексон.
   Журналист с улыбкой приветствовал американца и отвел его в приемную.
   — Что нового? — спросил Хельдер, садясь на стул.
   — Новости есть, — сообщил Джексон.
   Засунув руки в карманы, он взволнованно ходил по комнате.
   — После того как Гринби оставил Лондон, — наконец начал он, — и мы увидели миссис Гринби в столь странном состоянии, наша газета приложила все усилия к тому, чтобы открыть ее местонахождение. Несмотря на то, что мы получили письмо, якобы написанное самим Гринби из Люцерна, мы были твердо уверены, что его там не было. А позднее мы получили еще одно письмо, из Вены…
   — И что же это было за письмо? — прервал его Хельдер.
   — Напечатано на машинке, а вместо подписи приложена печать. Письмо имеет обратный адрес отеля, но наш корреспондент выяснил, что никто из супругов Гринби там не был. Мы время от времени помещаем в газете осторожные заметки про это таинственное исчезновение, но, к сожалению, все это не дало до сих пор желаемых результатов. Мы наблюдали за всеми уходящими в Европу пароходами, весь континент опутан сетью, имеющей доступ куда угодно, но все наши старания до вчерашнего вечера оставались безрезультатными…
   — Но что случилось вчера?
   — У нас есть специальный человек, наблюдающий за пароходами, отходящими в Булонь. Проводив последний пароход, он подошел к казино, чтобы немного отдохнуть. По дороге он обогнал молодую даму. И вдруг при свете фонаря он заметил, что это — та самая дама, которую ищут. Это была миссис Гринби! Дама направилась на мостик, служащий пристанью для пароходов…
   Наш агент вначале сомневался, следовать ли ему за нею, но потом решил: она должна вернуться той же дорогой и потому остался ждать у начала мостика…
   Вдруг он услышал душераздирающий крик, заставивший застыть кровь в жилах. Никогда ничего подобного не приходилось ему слышать. Этот нечеловеческий вопль был Криком Ночи. Да, именно так. Иначе назвать его невозможно. То кричал призрак, дух не обретший покоя, или может быть, сам демон…
   Дрожащим эхом он поднялся над улицей, над домами, скользнул по мокрым от ночной росы крышам и ушел в черную высь, окутанную мутным кровавым туманом — заревом многих тысяч фонарей столицы Англии.
   Наш агент застыл в ошеломлении, но полицейские свистки, прорезавшие серую муть воздуха, вывели его из оцепенения. Он сорвался с места и во весь дух помчался к пристани.
   Когда же этот человек наконец-то очутился у мрачной Темзы, то заметил в нескольких шагах от себя группу людей.
   Агент подошел ближе и увидел четверых полисменов. Они боролись с отчаянно защищающейся женщиной. В первую минуту он подумал, что это Мэри, но хорошенько вглядевшись в искаженное бледное лицо, понял, что ошибся. То была другая брюнетка с безумными сверкающими глазами…
   Во время борьбы платье женщины разорвалось, шляпа слетела в Темзу и черные, как смоль, волосы фантастическими змеями извивались вдоль ее тела до бедер. Наконец констеблям удалось справиться с ней и втолкнуть в полицейский автомобиль.
   Легкий шум мотора, приглушенный женский крик — и пристань снова погрузилась в тишину.
   Наш агент вспомнил о Мэри Гринби и отправился далее вдоль мостков. Дойдя до маяка, он убедился, что дама исчезла. Он был единственным живым существом на пристани…
   Джексон посмотрел на Хельдера, чтобы узнать, какое впечатление произвело на него услышанное.
   — И что же потом?
   — Убедившись, что дальнейшие поиски напрасны, наш агент решил, что Мэри Гринби была сброшена этой ужасной особой в воду, где и нашла свой конец. Утром наша газета вышла с такой сенсационной статьей, какой давно уже не было.
   Я немедленно отправился в ближайший полицейский участок, где мне сообщили, что задержанная женщина — умалишенная. В ее сумочке был найден паспорт на имя некой Моники Руа, уроженки Парижа. Из ее бессвязных слов и восклицаний мы все же поняли, что она была любовницей студента Гринби, и теперь преследует женщину, ставшую на ее пути… ну-с, что вы на это скажете?
   Хельдер, овладев собой, только холодно пожал плечами.
   — А сегодня утром, — продолжал Джексон, — мы получили письмо. Оно было подписано Гринби и его женой. В письме Гринби протестовал против упорного интереса к его семье и называл это преследованием. Вот это письмо.