Уоллес Эдгар Ричард Горацио. Крик ночи

   Репортер передал письмо Хельдеру, но тот лишь мельком взглянул на него.
   — Кажется, я понимаю, в чем дело, — сказал он.
   — Мы думаем, что дама утонула, — сказал журналист, — была очень бурная ночь, и она не могла возвратиться другой дорогой…
   Хельдер поднялся и подошел к окну.
   — Можете вы сделать мне одолжение? — спросил он.
   — Да, я слушаю вас, — произнес репортер.
   — Несколько недель тому назад арестовали одного русского, — медленно произнес американец, — это весьма подозрительная личность…
   — Я вспоминаю об этом, — подтвердил Джексон, — его присудили к трем месяцам тюремного заключения и выселки за пределы страны.
   — Да, верно, — согласился Хельдер, — если бы мне удалось поговорить с этим человеком, может быть, я раскрыл бы тайну Гринби. Можете вы помочь достать мне разрешение посетить его?
   — Сомневаюсь, что это возможно, но попытаюсь. Когда придет главный редактор, мы решим, что можно сделать.
   …Возвратившись к себе, Хельдер прошел в спальню и, не раздеваясь, прилег на кровать. В пять часов его разбудил слуга, принесший телеграмму. Из редакции сообщали:
   «Посещение русского разрешено. Он сидит в Чедсфорде. Приходите сегодня за пропуском».
   Джексона в редакции на сей раз не было. Хельдера принял главный редактор, который и передал ему пропуск в тюрьму.
   — Я не очень любопытен. И все же меня интересует, зачем вам нужен этот заключенный. Вы считаете, Гринби связан с фальшивомонетчиками?
   Хельдер кивнул.
   — Да, я так думаю.
   В нескольких словах он рассказал о «Клубе преступников» и о прошлом Гринби.
   — Гм, — проворчал редактор по окончании рассказа, — я уже слышал нечто подобное, но это предположение кажется мне маловероятным. Я знаю многих молодых людей, у которых в прошлом были свои грешки… Значит, вы считаете, что это Гринби выдал Виллэ?
   — Я знаю это наверняка, — отозвался Хельдер. — Гринби предал Виллэ потому, что тот слишком много знал.
   — Но тогда почему он исчез? — спросил редактор, в упор глядя на Хельдера.
   Но на этот вопрос Хельдер не мог сказать ничего определенного…
   — Мне кажется, — сказал он, — что Гринби женился на этой девочке, чтобы в случае чего закрыть рот одному из свидетелей. Я думаю, теперь он делает последнюю отчаянную попытку…
   — Простите, что прерываю, — вмешался редактор, — но нам точно известно, что мистер Гринби весьма богатый человек. А теперь он еще богаче, чем прежде.
   Хельдер удивленно взглянул на него.
   Редактор кивнул.
   — Да, да, — сказал он, — его мать долго хворала, а на прошлой неделе умерла. Все газеты поместили сообщение о ее смерти. Она оставила сыну все свое состояние. Теперь у Гринби уже не один миллион. Согласитесь, это как-то не вяжется с подделкой денежных знаков.
   — Ну, а каковы же в таком случае мотивы его столь странного и молниеносного брака? — задал встречный вопрос Хельдер.
   — Для свадьбы всегда существуют мотивы, — уклончиво сказал редактор, — и если бы мы стали искать причины того, почему кто-то женился на ком-то, то мы за один день поместили бы в нашей газете больше таинственного, чем обычно за целый год… И все же, — улыбнулся он, подавая руку Хельдеру, — я думаю, этот русский расскажет вам нечто новое. До свидания!
   Вечером Хельдер пошел в театр, а утром первым поездом поехал в Челсфорд. В девять утра он вошел в двери мрачного здания и направился в кабинет начальника.
   Его принял полковник Шнейер, начальник тюрьмы.
   — Вы хотите поговорить с русским? — спросил он, — это единственный русский в нашей тюрьме и он доставляет нам много хлопот. Никто не знает этого языка, и мы должны по нескольку раз в неделю искать человека, знающего русский, чтобы узнать, все ли у него в порядке и чтобы объяснить ему тюремные правила.
   — Разрешите задать один вопрос, — попросил Хельдер, когда полковник проводил его к дверям, — как случилось, что этот русский попал в Челсфордскую тюрьму? Ведь тюрьмы вроде этой предназначены для местного населения…
   — Здесь сидит разная публика. Есть и такие, что присуждены к долголетнему тюремному заключению. Потом их отправляют в Дартмур или Портленд. Кстати — разве вы знаете русский язык, чтобы разговаривать с этим заключенным?
   Хельдер утвердительно кивнул, и начальник тюрьмы посмотрел на него с удивлением.
   Потом Хельдера отвели в большую комнату, вся меблировка которой состояла из длинного стола и четырех стульев. Через несколько минут туда привели арестанта. Он заметно повеселел, увидев своего бывшего хозяина.
   Русский сидел на одном конце стола, Хельдера же усадили на противоположном. Между ними сидели два охранника, которые казались равнодушными ко всему и во время разговора явно скучали.
   Разговор продолжался недолго.
   Хельдеру удалось намекнуть арестанту, что он должен молчать, и что после освобождения он получит кругленькую сумму.
   Начальник тюрьмы ждал его в коридоре.
   — Не желаете осмотреть тюрьму? — спросил он.
   Полковник очень гордился порядком и чистотой в подведомственном ему учреждении.
   — С удовольствием, если вас это не затруднит, — ответил Хельдер.
   Он прошел с начальником через помещение, где находилась лестница, упиравшаяся в стеклянную крышу здания. Лестница и площадки были окружены высокой стальной решеткой.
   — К сожалению, печальная необходимость, — пояснил начальник. — В последнее время у нас было несколько попыток самоубийства…
   Они вышли в тюремный двор.
   — А здесь занимаются гимнастикой, — сообщил радушный хозяин.
   По дороге он показал Хельдеру маленький убогий сарайчик, где приводились в исполнение смертные приговоры… Группа заключенных совершала свою ежедневную прогулку. Они ходили по трем начертанным белой краской кругам. Хельдер с интересом наблюдал за лицами этих людей. В фигуре одного из них что-то показалось Хельдеру знакомым. Он едва сдержал крик, когда увидел лицо этого арестанта. Это был Гринби!
   — Что с вами? — спросил его полковник.
   — Скажите, кто этот высокий человек? — спросил ошеломленный Хельдер.
   — Это Виллэ, фальшивомонетчик.
 
 
   Хельдер вернулся в Лондон. Все смешалось в его сознании. Значит, Гринби и Виллэ — одно и то же лицо? А может настоящий Виллэ давно уже мертв? Гринби принял его имя и теперь вел двойную игру. Под вымышленным именем он сам засадил себя в тюрьму…
   Это объясняло многое, что прежде казалось необъяснимым. Гринби сделал все, чтобы на время судебного процесса удалить из Лондона Хельдера и Гольта…
   Вдруг кровь бросилась нему в голову:
   — Значит, Гринби знал, как найти нити, ведущие в Америку, и, значит, дни международных фальшивомонетчиков сочтены… Гринби был приговорен к 12 месяцам заключения, но, наверное, отсидит всего девять. Гринби представлял самую большую опасность для Хельдера, поэтому он послал срочную телеграмму Броуну с просьбой поскорей явиться к нему. Вскоре Броун уже знал все.
   — Теперь нам известно, почему Гринби женился, — говорил ему Хельдер. — Загадочная история с его раненой рукой тоже понятна. Он перестал писать письма от руки и начал печатать только на машинке затем, чтобы его поверенный мог вести эту корреспонденцию в его отсутствие! Он должен был найти надежного человека и потому женился на Мэри Марпл. Она и была тем лицом, что посылало письма со всех концов Европы, причем, оставалась в каждом отеле, по возможности, как можно меньше — чтобы только успеть пообедать и взять несколько листков со штампом отеля!
   — Мне вот что неясно, — возразил «Тигр»-Броун, — почему это Гринби добровольно пошел в тюрьму? Это сумасшествие для меня совершенно непонятно…
   Хельдер не сразу ответил. Он гораздо лучше своего коллеги знал, какие мучения может доставить нечистая совесть.
   У Гринби была мать. Хельдер слышал о больной женщине, гордившейся своим сыном и считавшей его достойным преемником их честного имени. Вероятно, мысль о матери играла не последнюю роль в решении Гринби…
   — А мне это не кажется сумасбродным, — возразил Хельдер, — но как бы там ни было, мы должны извлечь максимум выгоды из этих обстоятельств. Ведь теперь у нас на руках два огромных козыря.
   — И в чем же они заключаются?
   — Во-первых, нам известна тайна Гринби, а во-вторых, старый Марпл находится у нас в плену, — объяснял Броуну Хельдер.
   Оставался лишь Гольт, который очень беспокоил Хельдера.
   Спустя два дня после посещения тюрьмы, Хельдер получил приглашение Гольта. Тот просил его встретиться с ним в отеле «Савой».
   Они встретились.
   — Я хотел бы поговорить с вами откровенно, — начал Гольт. — Вот уже полгода, как я начал следить за шайкой, пускающей в обращение поддельные банкноты.
   — Я подозревал это, — сухо заметил Хельдер, — вы даже оказали мне честь, заявив, что я нахожусь в каких-то отношениях с этой шайкой.
   — Я своего мнения не изменил, — спокойно продолжал Гольт, — более того — я даже знаю, что вам помогал Том Марпл…
   — Не смешите меня, — поморщился Хельдер.
   — Марпл делал французские банкноты, — вел свое Гольт, — и я могу это доказать. Я вызвал вас сюда, чтобы предложить вам как можно скорее прекратить свою деятельность. В противном случае разразится небывалый скандал.
   Хельдер усмехнулся.
   — Я бы с удовольствием оказал вам эту услугу, — любезно произнес он, — и если бы я был обычным фигляром, то непременно бы пал перед вами на колени, сознался в своей вине и попросил бы отвезти меня в Скотленд-Ярд… Но я не фигляр…
   Он поднялся, захватив шляпу и перчатки.
   — Вы выдвинули против меня грозное обвинение, — Хельдер небрежно махнул рукой, — да, это ваша обязанность — ловить преступников, но когда у вас не выходит, вы инспирируете… Вот ваш друг Гринби — преступник!
   — А я думаю, что Корнелиус Хельдер — неисправимый лгун, — послышался мелодичный голос.
   Оба обернулись. В дверях стояла прекрасно одетая дама.
   Лицо Хельдера стало багрово-красным.
   — Разрешите присесть? — спросила она.
   Гольт пододвинул ей стул.
   — Мне жаль, что я прервала столь поучительный разговор на самом интересном месте.
   — Я вас понимаю, миссис Колляк, — зло бросил Хельдер, — хотя в высшем свете и не принято называть человека лгуном, но вы совсем недавно вошли в хорошее общество…
   Гольт не знал, что скажет миссис Колляк Хельдеру. Ее появление в отеле было совершенно неожиданным…
   — Это верно, — заявила дама, глянув на Хельдера, — я еще помню, как вы из кожи вон лезли, чтобы попасть в это высшее общество, — тут она язвительна улыбнулась, — но все же я достаточно знаю Гринби как честного, великодушного человека и безукоризненного джентльмена.
   — Я говорил не о его великодушии, — произнес Хельдер с особым ударением, — впрочем, вам об этом легче судить…
   Оскорбление, нанесенное ей этими словами, было оценено…
   Миссис Колляк вынула золотой портсигар, закурила сигарету и, откинувшись на спинку стула, разглядывала Хельдера полузакрытыми улыбающимися глазами.
   — Да, мистер Гринби был ко мне действительно великодушен, — проговорила она.
   — В высшей степени честный человек — таково ведь было ваше выражение?
   — Да, именно так…
   — Я полагаю, что не вам служить авторитетом в суждении о честных людях.
   — Конечно. Мне приходилось иметь дело и с не особенно честными людьми. Даже сама я поступала порой не совсем честно. Это вы хотели сказать?
   Миссис Колляк оставалась любезной, и это выводило из себя Хельдера.
   — Но я никогда не предала ни одного человека, как вы это изволите делать, а также не пробовала распространять ложные слухи, — продолжала она.
   — Значит, — иронически подытожил Хельдер, — вы — воплощенная добродетель!
   — Мне безразлично то, что вы говорите. Я утверждаю, что всякий, кто называет Гринби преступником — круглый дурак или наглый лгун!
   Внезапно она замолчала и поморщила лоб. Потом вынула из сумочки газетную вырезку и протянула ее Гольту.
   — Это вы поместили сообщение в газету? — поинтересовалась она, — собственно, за этим я и пришла сюда…
   Гольт кивнул.
   — Я случайно его прочла. Оно было помещено в одной итальянской газете. Многие из нас пользуются тысячефранковыми банкнотами, — пояснила дама.
   Хельдер перегнулся через стол. При чем тут тысячефранковые банкноты?
   — Можно мне посмотреть это сообщение?
   Гольт протянул ему листок. Объявление было набрано по-английски, по-французски и по-итальянски. Там выражалась просьба ко всем владельцам тысячефранковых билетов с номерами от 687642 до 687653 обратиться во французскую полицию или к Вентворсу Гольту в Англии.
   Хельдер с возрастающим волнением читал эти строки. Он интуитивно чувствовал, что сообщение не предвещало ничего доброго.
   — Какая же особенность этих банкнот? — спросил он.
   Миссис Колляк как бы в ответ на эти слова вынула из сумочки сложенную бумажку и подала ее Гольту.
   — Ко мне в руки попал случайно один из этих номеров — вот он!
   Гольт рассматривал бумагу, легонько проводя по ней пальцем. Потом повернулся и посмотрел на даму.
   — Мне очень жаль, но я должен сообщить вам, что это подделка, — начал он, — впрочем я охотно возмещу убытки.
   Он старался говорить спокойно, но в его голосе чувствовалось волнение.
   Хельдер, внимательно следивший за Гольтом, испугался. Две тысячи подобных же банкнот уже были отпечатаны и находились в обращении. Он достаточно знал Гольта, чтобы понимать: на сей раз он начинает игру с открытыми картами.
   Хельдер снова взял шляпу и перчатки.
   — При случае я навещу вас, — сказал он Гольту.
   — Всего доброго, — обратился он к миссис Колляк и наклонился, чтобы поцеловать ей руку на прощание.
   Со странной улыбкой, заставившей его побледнеть, дама взглянула на него, но руки не протянула.
   — До свидания, — бросила она.
   Гольт торжествующе взглянул на Хельдера.
 
 
   — Броун, вы должны помочь мне, — начал Хельдер.
   Они встретились в Гайд-парке и медленно двигались в направлении квартиры Хельдера.
   — Вы должны вспомнить, — продолжал Хельдер, — при каких обстоятельствах печатались французские банкноты.
   — Я помню, — ответил Броун и подробно рассказал все до мелочей.
   — Кто-нибудь, кроме вас, держал банкноты в руках?
   — Нет, только я.
   — А кто имел к ним доступ?
   — Нет, это невозможно…
   — Вы уверены?
   «Тигр»-Броун помедлил.
   — Некоторые я показал Марплу. Вы помните, как он просил показать ему несколько штук, чтобы проверить правильность окраски?
   — Помню, — задумчиво сказал Хельдер, — при испытании он был один…
   — Да, свои опыты он действительно производил в одиночестве.
   — А потом вы отобрали у него деньги?
   — Да, я сам взял их обратно и в тот же день они были выпущены в обращение. Эти банкноты были из первого выпуска. Я полагал, что если они устроят Марпла, значит все в порядке…
   — Сколько штук вы ему дали?
   — Двенадцать.
   Хельдер выругался.
   — Ровно это количество было упомянуто в объявлении, — прорычал он, — если Марпл сыграл с нами злую шутку, то, честное слово… — он не договорил.
   — Но что же мог Марпл сделать с деньгами в такое короткое время?
   Он долго думал над этим. Странное торжество Гольта должно было иметь свои основания. Он выглядел почти победителем…
   Вместе с Броуном Хельдер доехал до своей квартиры. Не снимая шляпы, он уселся за стол и написал около дюжины телеграмм. Они отправлялись в разные части континента и в Америку и были составлены особым шифром.
   — Немедленно отошлите эти телеграммы и ждите меня через час у входа в Финсбури-парк, — приказал он Броуну.
   В назначенное время Броун увидел медленно двигавшийся автомобиль Хельдера и вскочил в него.
   Уже темнело, когда они подъезжали к мрачному зданию фермы…
   Оставшись наедине с миссис Колляк, Гольт не стал терять времени. Он в нескольких словах рассказал ей об исчезновении Гринби. Она уже много знала, сообщение об этом исчезновении обошло все европейские газеты…
   Благодаря знанию людей, Гольт редко ошибался в своих оценках. Он знал, что может доверять этой женщине, поэтому разгладил банкноту, зажег газ и позвал слугу. Когда тот явился, приказал принести кружку молока. Потом, взяв увеличительное стекло, показал миссис Колляк текст, микроскопическим шрифтом написанный на банкноте.
   — При чем тут молоко? — поражение спросила она, — какое отношение имеет к этому молоко?
   — А вот какое, — отвечал Гольт и, взяв кружку с молоком, вылил его в плоскую ванночку, после чего опустил туда банкноту. Через некоторое время он вынул ее и, стряхнув капли, высушил над горелкой.
   Она молча следила за странной процедурой. Наконец Гольт подошел, держа в руке банкноту. Он заметно волновался.
   — Ну, что? — спросила она.
   На оборотной стороне банкноты появилось несколько строчек, вызванных химическим действием молока и теплоты. Они вместе прочли надпись, и Гольт снял телефонную трубку.
   — Теперь дело ясное, — сказал он. — Это особый вид тайного шрифта. — Вы берете совершенно новое перо, макаете его в жидкость и пишете. Ваше послание остается невидимым до тех пор, пока вы не проявите его в молоке и не высушите над пламенем. Тогда вы сможете прочесть надпись. Теперь мы научились любопытному трюку.
   …Хельдер и Броун добрались до усадьбы и постучали. Как ни странно, им пришлось долго ждать, пока лязгнул засов. Дверь медленно раскрылась, и они вошли.
   Управляющий был встревожен.
   — Марплу очень плохо, — сообщил он.
   — Ему будет еще хуже, — мрачно сказал Хельдер.
   Они быстро прошли в спальную комнату. Марпл лежал полуодетый на постели. Его лицо было смертельно бледным, губы посинели, а глубоко впавшие глаза казались страшными и жалкими. Увидев Хельдера, он молча закрыл глаза.
   Хельдер понял, что старик умирает.
   — С каких пор он лежит? — спросил он.
   — Со вчерашнего вечера. Так бывает, когда вдруг бросают пить…
   Хельдер уселся на край кровати.
   — Марпл, — мягко позвал он, — вы помните французские банкноты, испытанные вами до отправки их на рынок?
   Марпл нахмурил лоб.
   — Вспоминаете? — спросил Хельдер, — что вы с ними сделали?
   Марпл закрыл глаза и слабо двинул рукой, выказывая отсутствие интереса к этому делу.
   — Что вы с ними сделали? — повторил Хельдер, — будете вы отвечать?
   Он схватил старика за худые плечи и сильно встряхнул.
   — Я должен знать, вы понимаете, что я говорю? — крикнул он, — что вы сделали с банкнотами?
   Хельдер снова изо всей силы встряхнул несчастного. Зубы больного щелкнули, из глаз показались слезы, но он сжал губы.
   — Я… — начал дрожа от ярости Хельдер, как вдруг Броун схватил его за руку.
   — Сюда подъезжает автомобиль, — шепнул он.
   Оба прислушались и явно услышали шум мотора.
   — Скорее вниз! — сказал Броун.
   Бесшумно прикрыв за собой дверь, они вошли в нижнее помещение и поспешили к наружной двери. Оба услышали, как подъехала машина. Раздался властный стук в дверь.
   Хельдер приложил палец к губам. Стук повторился, и громкий голос произнес:
   — Именем короля — откройте!
   Лицо Броуна перекосилось от страха.
   — Полиция! — сказал он тихо и осмотрел комнату, как бы желая найти выход.
   Хельдер не растерялся. Его машина стояла недалеко за домом. Он побежал в кухню, что находилась в задней части постройки и распахнул окно. Все трое выскочили во двор.
   — Садитесь в машину! — приказал Хельдер.
   Он понимал, что шум заведенного мотора привлечет внимание полицейских, но ничего другого не оставалось.
   Хельдер вынул из кармана большой шелковый платок и обвязал его вокруг головы так, что оставались только щелочки для глаз.
   Автомобиль тронулся. Выехав со двора, Хельдер успел заметить, как два сыщика уже бросились к полицейскому автомобилю. Если им повезет, то удастся добраться до Лондона. Хельдер звал, что в руках полиции уже есть улики против него. В отчаянии он пустил в ход последний козырь — бегство.
 
 
   Гольт решил не отвлекаться на погоню.
   — Мы успеем еще его арестовать.
   Он хотел детально осмотреть помещение. Это было сделать нетрудно.
   Комната, где находился Марпл, была открыта.
   Увидев состояние Тома, Гольт немедленно послал за врачом. Больной метался в бреду, произнося бессвязные слова.
   Гольт осмотрел помещение и нашел пару пластинок с начатой на них гравировкой. Эта находка только подтверждала назначение этого дома. Не успел он окончить осмотр, как прибыл врач.
   — Я думаю, для больного слишком опасен переезд в больницу, — заявил доктор после беглого осмотра. — Сердце очень слабо работает…
   Гольт посмотрел на часы.
   — Я жду его племянницу, которую уже известил. Мой помощник телеграфировал, чтобы она немедленно приехала сюда. Где ближайшее почтовое отделение?
   — В Ройстоне, — ответил доктор. — На машине через двадцать минут вы будете там.
   Нельзя было терять ни минуты. Он, Гольт, должен был во что бы то ни стало связаться со Скотленд-Ярдом и получить приказ об аресте Хельдера. Все доказательства у него были в руках. Он присел к маленькому столику и быстро начал писать.
   — Кто-то приехал, — сообщил, входя, сыщик.
   Оставив на столе наполовину исписанный листок, Гольт вышел. Из автомобиля выскочил человек. Гольт не верил своим глазам.
   — Гринби! — воскликнул он.
   Гринби вошел в дом. При свете лампы Гольт заметил, как осунулось его лицо.
   — Где моя жена? — спросил Гринби.
   — Она должна приехать с минуты на минуту! — сказал Гольт.
   Лицо Гринби было страшно взволнованным.
   — Но как… — начал было Гольт.
   — После все расскажу, после, — проговорил Гринби. — В четырех милях отсюда я видел автомобиль моей жены. Шофер сказал, что по дороге у них сломалась задняя ось и пока он ходил за помощью, моя жена, очевидно, пешком направилась сюда. Как вы думаете, не могла ли она сбиться с дороги?
   — Вряд ли. Но, может быть, она села в попутную машину? Я пошлю этот доклад по телеграфу, а сам отправлюсь с вами на вашей машине в город. Возможно, мы встретим ее…
   — Где Марпл?
   — Он лежит наверху…
   — Он умер? — голос Гринби прозвучал резко, и скулы заметно обозначились на его лице.
   — Нет, он жив. Но думаю, ему недолго осталось…
   — Он в сознании?
   Доктор, спускавшийся в этот момент по лестнице, услышал вопрос Гринби.
   — Да, он в сознании, — сказал он, — но его нельзя волновать.
   Гринби колебался.
   — Это вопрос жизни, — произнес он наконец, — если его не беспокоить, вы сумеете его спасти?
   Врач покачал головой.
   — Тогда я должен с ним поговорить! — твердо заявил Гринби. — Идемте со мной!
   …Марпл слабо улыбнулся, увидев входившего Гольта. Когда же он заметил высокую фигуру Гринби, то широко раскрыл глаза и дрожащими от волнения губами произнес:
   — Это ты?
   Гринби молча подошел к постели и мягко положил свою руку на плечо Марпла.
   — Откуда ты… — прошептал Том.
   Гринби не хотел волновать больного, но все же ответил:
   — Я только что вышел из тюрьмы.
   — Из тюрьмы? — переспросил Марпл.
   Гринби кивнул. Мертвая тишина царила в комнате. Гольт почувствовал, что напряжение достигло своей высшей точки, и эта минута — решающая в жизни Гринби.
   — Да, я явился сюда прямо из тюрьмы. Много лет тому назад в Париже была подделана одна банкнота. Подозрение пало на двух студентов… Преступление совершил один, а второй даже не знал об этом. Второй не отдавал себе отчета в том, что может грозить первому. Когда подделка раскрылась, обоим пришлось срочно покинуть Париж…
   Том Марпл, глядя в потолок, двигал губами, как бы желая что-то сказать.
   — Несколько месяцев тому назад, — продолжал Гринби, — я сдался полиции, хотя и не был виновен в этой подделке. Вечный страх, что меня могут арестовать, просто убивал меня. Я узнал, что полиция снова ищет Виллэ, тогда и решил предстать перед судом, выдав себя за него. Теперь я отбыл наказание…
   — Но Виллэ ведь умер! — крикнул Гольт. — Почему вы сделали такую глупость?!
   — Виллэ жив, — возразил Гринби.
   Марпл слабо улыбнулся.
   — Да, произнес он тихо, — он жив, — Виллэ — это я.
   Он отвернулся к стене и начал что-то бормотать. Его голос становился все тише и тише.
   — Да, я Виллэ, — прошептал он еле слышно еще раз. — Бедный Том Виллэ…
   Он замолчал. Присутствующие думали, что он уснул, но врач, дотронувшись до его лица, произнес:
   — Он умер…
 
 
   Мэри так и не появилась…
   Отдав необходимые распоряжения сыщикам, Гольт вместе с Гринби помчался по лондонскому шоссе. Сломанной машины в четырех милях от имения на месте не оказалось…
   — А не могла Мэри вернуться в Лондон? — спросил Гольт.
   Гринби молчал. Гольт поехал дальше.
   — Меня выпустили сегодня утром, — сообщил Гринби. — Французская полиция заступилась за меня, и потому я был освобожден досрочно. Из тюрьмы я поехал в Сутенд, где жила моя жена…
   Гольт очень удивился, услышав объяснение Гринби. Только теперь он понял связь между событиями!
   — Когда я решился понести наказание, — продолжал Гринби, — мне необходим был человек, на которого можно было положиться, потому я решил жениться на Мэри. Нужно было все обставить так, чтобы мое пребывание в тюрьме не раскрылось. Я купил буксир и передал его человеку, которому всецело доверял. Он мог незаметно приезжать или уезжать из Лондона, а это было необходимо по многим причинам…