Эдгар Уоллес
КРИК НОЧИ

   4 марта 1913 года. Париж. Кабинет шефа тайной полиции. Хозяин кабинета, господин Треболино, уютно устроившись у камина, задумчиво смотрел в огонь. За окном было холодно и снежно…
   Треболино нажал кнопку электрического звонка и сказал вошедшему секретарю:
   — Пришлите господина Леконта.
   Минут через пять в дверь постучали, и на пороге появился инспектор Леконт. Треболино указал ему на место возле камина, как раз напротив себя.
   — Вам приходилось слышать о «Клубе преступников»? — немного помолчав, поинтересовался шеф тайной полиции и добавил, — чего только нет в Париже! И все же этот клуб мне очень не по душе… Вы о нем что-нибудь знаете?
   — Не больше вашего, — улыбнулся Леконт, грея руки у огня. — Знаю, что несколько студентов решили поиграть в таинственность. Торжественные ритуалы, клятвы, пароли и прочие штучки, присущие тайным братствам и ложам. Встречи происходят обычно в засекреченных местах. Правда, это не мешает полиции знать обо всем за неделю вперед. Известно, что каждый член этого клуба дает торжественную клятву преступить какой-нибудь закон французского уголовного кодекса. Пока что все преступления свелись к тому, что мальчики бросили в Сену одного несчастного жандарма, причем, двое из этих «шутников» едва не утонули, вылавливая его из воды. Мы их посадили на два дня и оштрафовали на сто франков каждого.
   — И это все?
   — Да, почти. Все их нарушения уголовного кодекса сводятся к экстравагантным опереточным выходкам.
   Шеф полиции иронично хмыкнул.
   — И все же лучше положить конец этим глупостям, — заметил он. — Я понимаю: юность и всяческие проказы… И все же — меня беспокоит один из членов этого клуба — некий Виллэ. По слухам — художник или нечто вроде этого. Живет вместе с молодым американцем Гринби.
   — Вернее — жил, — уточнил Леконт, — мистер Гринби очень богат и живет сообразно своим средствам. Он человек тонких привычек, а Виллэ слишком много пьет…
   — Так, значит, они расстались? — Треболино задумчиво рассматривал свое золотое кольцо, — а я этого не знал. Я знал, что оба поклялись доставить нам кучу неприятностей. Вы меня понимаете? Я не имею в виду купание в Сене жандармов или битье фонарей. Нет, речь идет о настоящем преступлении — убийстве. — Треболино вдруг резко поднялся. — И это уже не шутка… Дело становится серьезным! Я ничего не имею против студентов, кто из нас не был молод… Но нельзя же так переходить границы! Итак, господин Леконт, прошу вас все разузнать и сообщить мне, что там и как…
   Леконт покинул бюро своего шефа и отправился в «Кафе Варваров», где обычно собирались студенты.
   Один из бородатых студентов уступил ему место за большим столом, а его красавчик-приятель предупредительно отодвинул в сторону тарелки и рюмки.
   Он был действительно красив. И к тому же у него были выразительные серые глаза, умные и насмешливые.
   — Вы как раз подоспели вовремя, — заявил ему бородач со всклокоченной шевелюрой. — У нас тут интересный разговор. Мы только что спорили, можно ли оправдать убийство полицейского шпика.
   — Я сторонник школы стоиков, — спокойно заметил Леконт, — и я не понимаю, чего вы этим добьетесь?
   — Мы хотим свободы! — возбужденно выкрикнул молодой человек с бородой. — Анархия — единственная теория, достойная уважения. Закон…
   — Смешно говорить о теориях, когда еле держишься на ногах, — хмыкнул Леконт, наливая себе вина.
   — Ну, это — спорная мысль, — возразил бородач. — Вот, например, мой друг Виллэ, — он указал на бледнолицего человека с усталым лицом, так вот он считает, что анархия необходима.
   — Виллэ также и ваш друг, господин Гринби? — тихо спросил Леконт.
   Сидевший по соседству сероглазый удивленно поднял брови.
   — Что вы имеете в виду? — холодно поинтересовался он.
   Леконт пожал плечами.
   — Нам кое-что известно, — заметил он как бы между прочим. — И это касается вашего «Клуба преступников». Его давно пора ликвидировать, этот ваш клуб, как считает шеф полиции…
   — Ах, вот оно что! — оживился вдруг тот, кого называли Виллэ. Казалось, до сих пор он был целиком погружен в состояние пьяной полудремы.
   Леконт наблюдал за ним. Неестественная бледность этого лица как-то особенно неприятно поражала. Его внешность, голос, манеры свидетельствовали о беспутном образе жизни.
   — Значит, вы действительно решили закрыть наш клуб? — возбужденно продолжал Виллэ. — Тогда его членам ничего не остается, как оправдать его название!
   Леконту показалось, что Гринби слегка побледнел, услышав болтовню пьяного Виллэ.
   — Нет, вы послушайте, дорогой Гринби, — грузно навалясь на стол, вел свое Виллэ, — вы капиталист чистейшей воды и до последнего времени как преступник был и мне достойным товарищем. Но теперь мы больше не понимаем друг друга. Гринби слишком осторожен и воспитан. Он — теперь пай-мальчик и не хочет пить из кубка жизни… Он слишком труслив для этого!
   Не отвечая на выпад, Гринби молча и пристально смотрел на хмельного Виллэ. В этот миг в кафе вошел какой-то господин и направился к Леконту.
   — Прошу извинить, господа, — произнес сыщик и поднялся навстречу вошедшему. Они отошли в сторону.
   Студенты видели, что Леконт очень возбужден разговором с господином. Минут через десять он вернулся обратно к столику.
   — Господа, — произнес он холодно и твердо, — сегодня, после обеда, в «Бюро путешествий Кука» была разменена английская банкнота в пятьдесят фунтов. Она оказалась фальшивой…
   Гробовое молчание зависло над столом.
   — Банкноту разменивал студент, — продолжал сыщик, — причем, на одной стороне ее карандашом были проставлены инициалы «К.П.». Это уже не шуточки, и я прошу виновных завтра утром явиться в префектуру, иначе — будет хуже…
   Но Треболино напрасно провел все утро следующего дня в ожидании. Виллэ еще в тот же вечер был вызван телеграммой в Лондон, а Гринби тоже покинул Париж.
   Срочный отъезд обоих не был тайной для Леконта.
   Спустя три дня он получил конверт, где лежала 50-фунтовая банкнота. Приписка гласила: «Будьте любезны передать эти деньги фирме Кука».
   Леконт тут же доложил об этом своему шефу.
   — Можно считать дело законченным, — заявил тот, — какой смысл с этим возиться?.. — Он сунул фальшивку в ящик письменного стола.
   Спустя несколько лет начальник тайной полиции Треболино был застрелен при попытке арестовать одного анархиста. Его заместитель нашел в ящике письменного стола покойного 50-фунтовую банкноту, которая была явной фальшивкой.
 
 
   В «Терриер-Клубе» Лондона состоялся большой прием. К роскошному зданию подкатывали одно за другим авто, оставляя матовые следы на блестевшем от дождя асфальте. «Терриер» принадлежал к лучшим клубам столицы, и этот прием как открывал сезон. На таких приемах обычно собирались сливки общества.
   …В этот дождливый вечер мистер Гольт, поднявшись по мраморной лестнице, медленно пробирался сквозь нарядную толпу в большом зале клуба.
   Мистер Гольт на первый взгляд мало чем отличался от других гостей клуба. Он был гладко выбрит, носил прямой пробор с зачесанными назад волосами, его густые брови оттеняли выразительные серые глаза. Он не был красив, но в нем была притягательность сильного, умного и непреклонного в своих решениях человека.
   Американец Гольт много лет прожил в Англии, правда» это не вытравило в нем до конца чисто американского варварства. Это варварство, правда, не имело явных проявлений, но он был американцем до мозга костей. Его любовь к родине, правда, не проявлялась во внешних мелочах — он не носил ни эмблемы Соединенных Штатов в петлице, ни круглой твердой шляпы, он не позволял своим портным делать ему благодаря вате те атлетические плечи, о которых мечтают все американские студенты и что служат поводом для насмешек парижан и лондонцев. Но были иные, косвенные признаки…
   Насчет рода занятий Гольта знали только несколько клубных завсегдатаев, его партнеры по бриджу.
   Раз или два раза в неделю он посещал американское посольство, чтобы «забрать почту». Странно, но забирал почту он в три утра и потому господину послу приходилось спускаться в бюро в пижаме.
   …Гольт всюду имел дела. Это было его призвание — все знать. И, действительно, Гольт знал все. Но многое из того, что знал, он окружал флером тайны. Гольт не имел ни своего бюро, ни официальной должности. Единственным его отличием от иных смертных была маленькая серебряная звезда в жилетном кармане, что имела свойство оказывать удивительное влияние на людей определенного круга. Гольт вращался в высших слоях общества, но иногда его можно было встретить и в кругу закоренелых преступников.
   Итак, Гольт поднялся по широкой лестнице и, перегнувшись через перила, стал наблюдать за всем происходящим вокруг.
   Внизу испанский посол рядом со своей красавицей-дочерью, беседовал с поверенным в делах Италии. От внимания Гольта не ускользнуло и поведение мадам Колляк, окруженной толпой поклонников. Он невольно подивился способности некоторых дам после громкого бракоразводного процесса снова, как ни в чем не бывало, появляться в обществе, не обращая ни малейшего внимания на ядовитое шушуканье соперниц.
   В толпе Гольт заметил также и Гринби. Этот молодой американец особенно интересовал его в последнее время… Гольт с любопытством рассматривал этого красавца с выразительным лицом и мощными плечами. Считая его богатым холостяком, дамы так и льнули к нему…
   Постояв недолго в оживленной группе мужчин, Гринби направился в холл.
   — Замечательно, — произнес он.
   — Что именно замечательно? — неожиданно спросил чей-то голос.
   Рядом с Гольтом стоял высокий мужчина во фраке.
   — Хэлло, Хельдер! Вы хотели поговорить? — поинтересовался Гольт.
   — В сущности, нет, — задумчиво ответил тот, — с одной стороны меня интересует ваша личность, с другой же — вы способны нагонять чертовскую скуку…
   Хельдер тоже был истинным американцем. Казалось, все его существо источало непробиваемую самоуверенность. На полном, гладко выбритом лице выделялся большой чувственный рот, высокий, умный лоб обрамляли вьющиеся темные волосы.
   Корнелиус Хельдер был известен всему Лондону. Он был всегда небрежно ироничен, всегда имел в запасе свежий анекдот или последнюю сплетню. В общем, с ним никогда не было скучно…
   — А вы не заметили тут Гринби? — внезапно поинтересовался Хельдер.
   Гольт кивнул.
   — Да, он здесь и у него такой вид, будто у него большие неприятности.
   — Я недавно встречался с Гильомом Леконтом, — сообщил Хельдер.
   Гольт насторожился.
   — С кем вы изволили встречаться? Я не расслышал…
   — С Гильомом Леконтом. Вы же его знаете…
   Гольт отлично знал Леконта, шефа парижской тайной полиции. Но у него были причины не афишировать это.
   — Нет, мы не знакомы, — отозвался он небрежно.
   — Шеф парижской тайной полиции. Он недавно был здесь, и нам удалось поговорить, — пояснил Хельдер.
   — Очень интересно, — заметил Гольт, — и что же он вам рассказал?
   — Леконт кое-что рассказал мне о Гринби, — сообщил Хельдер, пристально взглянув на Гольта.
   — Надеюсь, он не совершил убийства? — поинтересовался Гольт.
   — Разве вы ничего не слышали?
   — Я слышал вообще-то довольно многое, но всегда бывает интересно узнать что-то новенькое, — протянул Гольт небрежно.
   — Надеюсь, вам известно, что Гринби раньше был членом «Клуба преступников»?
   — «Клуба преступников»? — переспросил Гольт улыбаясь, — нет, не известно…
   Хельдер помолчал.
   — Боюсь, Гольт, я не сообщу вам ничего нового, — начал он, — но могу рассказать вам вот что… Несколько лет тому назад, когда Гринби учился в Париже, он основал там вместе с несколькими юнцами «Клуб преступников». Знаете, бывают такие сумасшедшие затеи от избытка энергии. Каждый член клуба обязывался совершить преступление…
   — Веселенькое дельце! И скольких же из них отправили на виселицу?
   — Насколько я знаю — никого. Однажды произошел скандал, когда возмущенный отец одного из юнцов узнал про эту затею и, внезапно приехав из Америки, добился закрытия клуба. К счастью, все члены клуба значились в соответствующих актах под псевдонимами… Единственное преступление, совершенное членами «Клуба преступников» так и не раскрыли: не удалось установить личность виновного…
   — А не занимались ли там чем-то вроде подделки денег? — с подчеркнуто невинным видом поинтересовался Гольт.
   Хельдер улыбнулся.
   — Вы неплохо осведомлены!
   — Да, я кое-что вспомнил об этом, пока вы мне рассказывали, — спокойно отозвался Гольт, — один озорник подделал пятидесятифунтовую банкноту и пустил ее в обращение. Теперь я совершенно ясно вспоминаю… Но какое отношение имел к этому Гринби?
   — Я знаю, он состоял членом «Клуба преступников», — снисходительно заметил Хельдер, — я также знаю, что французская полиция выяснила, кто был замешан в этом дельце…
   Гольт взглянул на него в упор.
   — Вы тоже неплохо осведомлены, — произнес он, — так кто же были эти преступники, черт побери?..
   — Если хотите знать, одним из двух был Гринби, — проговорил Хельдер.
   — А второй?
   — Второго не знаю. Он живет в Лондоне. Кажется, банковский чиновник или что-то в этом роде…
   — Вы уникальная личность! — саркастически заметил Гольт и, улыбаясь, направился к выходу.
   …Гринби в этот вечер чувствовал себя прескверно. Он был близок к панике. Подходя к дверям биллиардной, он столкнулся лицом к лицу с лордом Галлиндалем.
   — Я ищу вас весь вечер, — заявил лорд. — В следующем месяце я намерен поплавать по Средиземному морю. Хотите быть моим компаньоном?..
   Гринби улыбнулся.
   — Очень сожалею, но вынужден отказаться. У меня другие планы…
   — Вы тоже уезжаете из Лондона?
   — Да, хочу повидаться с матерью. Она не может похвастать отличным здоровьем и хочет видеть меня…
   Гринби двинулся дальше. Предлог был им придуман тут же на месте. Хотя его мать была действительно больна, но он вовсе не намерен покидать Англию, пока не уладит свои дела… Он медленно дошел до буфетной и тут столкнулся с очаровательной мадам Колляк.
   — Давайте где-нибудь спокойно поговорим, — предложила она.
   Он нашел уютное место в нише наружного фойе и уселся рядом с красавицей.
   — Гринби, — начала она, — мне нужна ваша помощь…
   — Лучшая помощь, которую я мог бы вам оказать, — насмешливо отозвался он, — это подарить вам десять заповедей в позолоченном переплете…
   — Не будьте занудой, Гринби, — бросила дама, — этого добра у меня и так достаточно. Нет, мне нужно что-то более реальное…
   Их взгляды встретились, и мадам Колляк прочла в глазах Гринби искреннее сочувствие.
   — Ради Бога, не смотрите на меня так! — бросила она чуть раздраженно, — я вам не глупая заблудшая овечка! Я всегда знаю, чего хочу. Мне нужно было тогда получить деньги и уехать отсюда… Кое-кто считает, что у меня нет стыда и совести, раз я решаюсь показываться здесь после всего, что произошло… О, Господи, как я устала!
   За их спинами раздались чьи-то осторожные шаги. Оглянувшись, Гринби увидел улыбавшегося Хельдера.
   — Зайдите завтра ко мне, — шепнул он женщине, поднимаясь.
   Она положила руку на его плечо.
   — Вы очень добры…
   Гринби кивнул и направился в гардероб за пальто и шляпой. В дверях его поджидал Гольт.
   — Домой? Так рано?
   Гринби устало усмехнулся.
   — Да, эти светские приемы мне осточертели. Кажется, я старею. Но вы ведь тоже уходите?
   — У меня дела, эти вечные, неотложные дела, — бодро отозвался Гольт, — а вы в какую сторону?
   — Еще сам не знаю, — ответил Гринби.
   — Когда молодой человек не знает, куда направить свои стопы, он обычно попадает в лапы дьявола, — шутливо заявил Гольт и добавил: — давайте пройдемся пешком, дождь небольшой, а я люблю иногда прогуляться в такую погоду.
   — Ну, что ж…
   Они молча дошли до ворот парка. Дождь усилился, и Гольт остановил такси.
   — Флит-стрит, — приказал он шоферу.
   Но не успели они проехать нескольких кварталов, как Гольт передумал ехать на Флит-стрит.
   — Доставьте нас на вокзал «Виктория». Поезжайте через парк…
   — В чем дело? — спросил Гринби.
   — Разве вы не заметили, что нас преследуют? — в свою очередь спросил Гольт.
   Гринби поежился.
   — Мне нужно кое о чем вас спросить, — начал Гольт. — Вам знаком некто Виллэ?
   — Виллэ?
   — Он банковский агент и у него контора недалеко от Моргет-стрит.
   — Я его не знаю, — коротко отрезал Гринби.
   Наступила томительная пауза. Гольт выглянул в окно.
   — Мне кажется, пора выходить, — вдруг заявил он и постучал шоферу. Тот остановил машину.
   — Попросите шофера отвезти меня домой, — сказал Гринби.
   Он слышал, как Гольт давал шоферу указания. Пока тот заводил мотор, из темноты возник человек.
   — Вы господин Гольт? — поинтересовался он.
   — Да.
   — Вы кого-то ждете?
   — Почему вы думаете, что я кого-то жду? — раздраженна спросил Гольт.
   — Это вам лучше известно, будьте вы прокляты! — яростно крикнул незнакомец, — получайте же по заслугам!
   Выстрел взорвал вечернюю тишину. Гринби выпрыгнул из машины. Гольт, целый и невредимый, поправлял шляпу.
   Стрелявший уже исчез в темноте.
   — Это один из моих друзей, — спокойно пояснил Гольт. Он нагнулся и поднял револьвер, брошенный неизвестным…
 
 
   …В тот вечер мистер Гольт в кассе вокзала «Виктория» купил билет первого класса до станции Покхем-Рей, неспешно вышел на перрон и вскочил в вагон. Потом, подойдя к окну, стал внимательно наблюдать за вокзальной толпой.
   …Поезд был полупустым. Никто не мешал Гольту спокойно прочесть письмо, полученное им в тот вечер. Он перечитывал это письмо до тех пор, пока не выучил его наизусть. Потом разорвал его на мелкие клочки и выбросил их за окно.
   Приехав на станцию, Гольт медленно спустился по лестнице и вышел на улицу. Повернув направо, он обогнул площадь и оказался на Кристалл-Палас-Роуд, затем остановился у дома, напоминавшего виллу. Дом был погружен во тьму, но Гольт знал, что его ждут. Он подошел к двери и постучал. Дверь сразу же открылась.
   — Вы господин Гольт? — послышался из темноты чей-то нежный голос.
   — Меня сегодня уже второй раз об этом спрашивают, — отозвался гость. — На сей раз, надеюсь, все обойдется без стрельбы.
   Девушка, открывшая дверь, помогла ему снять пальто.
   — Что-то случилось? — встревоженно спросила она.
   — Ничего особенного, — бросил Гольт, — в конце концов, со мной всегда случается только то, чего я жду. А где ваш дядя?
   Девушка в ответ только вздохнула и покачала головой.
   Потом повела гостя через темный коридор в кухню, что располагалась в задней половине дома. За столом в кухне сидел большой, небритый и неопрятно одетый человек. В лице его была нездоровая бледность пьяницы. Стол перед ним был завален какими-то пробирками, колбами и ретортами. Когда дверь отворилась, мужчина резко повернулся и поморщил лоб. Его будто трясло от холода.
   Гольт с упреком смотрел на него.
   — Марпл, я считал, что если вы дали слово, — начал он, но тут же умолк.
   — Мэри, притащи, пожалуйста, стул, — ласково попросил Марпл.
   Девушка вышла. Она была очень хороша в своем простом и строгом темном платье. Матовая белизна ее кожи и черные, отливающие синевой волосы, создавали удивительный контраст…
   Гольт был знатоком женской красоты, но одухотворенное обаяние Мэри отличало ее от всех, кого он знал… Гольт заметил, что девушка покраснела под его испытующим взглядом.
   — Простите, — сказал он, как бы отвечая на ее мысли, — я так много слышал о вас от вашего дяди…
   — Боюсь, он гораздо чаще говорит обо мне, чем следует, — смущенно улыбнулась Мэри, — он не понимает, что другим неинтересно слушать эти восторженные похвалы…
   Гольт взглянул на Марпла. Эта девушка была его единственной родственницей. Дочь старшего брата, очевидно, оказывала на него больше влияния, чем кто бы то ни было.
   — Мне кажется, вы всецело доверяете своей племяннице, — заметил Гольт, усаживаясь рядом с Марплом.
   — Да, — живо подхватил хозяин дома, — вы тоже смело можете ей доверять!
   На столе лежал небольшой кожаный портфель. Дрожащими руками Марпл открыл его и вынул оттуда пачку продолговатых банкнот. Это были американские деньги достоинством в пять долларов. Они отличались от обычных лишь тем, что на них были большие разноцветные пятна, будто кто-то легкомысленно проделывал над ними химические эксперименты. Марпл разложил деньги на поверхности стола. Их было двадцать штук. Гольт внимательно осмотрел их.
   — Вы полагаете, это подделка? — спросил он.
   Марпл кивнул.
   — Я исследовал каждую из них. Вы же знаете тайный знак казначейства… Так вот ни на одной из банкнот его нет!
   Марпл сел на своего любимого конька. Его усталость как рукой сняло, а голос зазвучал уверенно и четко.
   — Отсутствие тайного знака я и без вас заметил, — сказал Гольт, — ну, а как обстоит дело с краской?
   — Это невероятно! — возбужденно воскликнул Марпл, — она совершенно безукоризненна. Я проделал все известные мне опыты и даже готов допустить, что на банкнотах — та же краска, которую употребляют в государственной типографии Соединенных Штатов!
   — А как обстоят дела с водяными знаками?
   — Они тоже безукоризненны. У меня есть аппарат, благодаря которому я могу измерять толщину водяных знаков. Мне удалось также определить силу давления пресса в печатном станке. И в этом отношении подделка тоже сделана весьма удачно. Но я могу вам сообщить еще более поразительные вещи…
   Он кивнул на банкноты, лежавшие перед ним на столе.
   — Человек, изготовивший это, пользовался как вспомогательным средством фотографическим аппаратом. Все эти экземпляры получены с гравированных пластинок. Я это знаю наверняка. Они печатались на станке, специально изготовленном для этой цели. Что касается бумаги, то она ничем не отличается от той, какую использует Вашингтонская государственная типография.
   Собрав со стола банкноты, Марпл сложил их в пачку и сунул в портфель.
   — Изучение методов подделывания банкнот всегда являлось моей любимой специальностью, — торжественно заявил он, — и к тому же, заметьте, я работал в монетных дворах Германии и Франции. Так что смею вас уверить: можно безнаказанно пускать в оборот не только эти мелкие деньги, но и стодолларовые банкноты. Я их тоже изучил.
   — И нет возможности отличить подделку? — поинтересовался Гольт.
   — Марпл покачал головой.
   — Я пока такой возможности не нашел. Только в казначействе могут определить подделку. Но пока банкноты находятся в обращении, отличить их невозможно.
   Гольт поднялся со стула и, засунув руки в карманы, впустил голову на грудь. Он глубоко задумался. Мари переводила взгляд с него на дядю. Наконец Гольт поднял голову.
   — Наше счастье, что фальшивомонетчики не так уверены в благоприятном исходе, как мы с вами. Я договорился встретиться вечером с одним из них. Но, кажется, его заподозрили в чем-то и решили убрать.
   — Вы уверены? — спросил Марпл.
   — Я его больше не видел…
   Они немного помолчали.
   — Ничего не поделаешь, — произнес Гольт, поднимаясь. Он протянул руку Марплу и кивнул девушке, собираясь уходить.
   — Я еще не все вам рассказал, — подал голос хозяин. — Знакомы ли вы с неким Корнелиусом Хельдером?
   — Знаком, — произнес Гольт, заметно оживляясь.
   — Я так и знал. Ведь это ваш соотечественник.
   — Ну, Хельдера знают все…
   — Он моей племяннице сделал предложение…
   — Предложение? Какое предложение?
   — Он предложил ей место секретарши.
   Гольт поморщился, и Марпл тотчас же забеспокоился.
   — Разве с Хельдером что-то не в порядке? — спросил он. — Он предложил Мэри очень хорошее жалованье.
   — Откуда он узнал, что ваша племянница нуждается в месте?
   Марпл снова предложил гостю стул.
   — Прошу вас, присядьте, я расскажу вам кое-что. Моя племянница была секретаршей у старого лорда Дельбури. Вы, вероятно, знаете, он недавно умер, и Мэри не собиралась браться за какую-либо работу, ведь я достаточно зарабатываю, чтобы обеспечить ей нормальную жизнь. Но вот на прошлой неделе одна местная контора прислала нам письмо, где предлагала Мэри занять место секретарши у Хельдера, хотя та вовсе никуда не обращалась…
   Гольт взглянул на Мэри. Очевидно, секретаршу лорда Дельбури приходилось видеть многим, в том числе и Хельдеру. А Хельдер знаток женской красоты…
   — Я посоветовал бы вам принять это предложение, — сказал Гольт, доставая из кармана записную книжку и что-то записывая в ней. Вырвав листок, он протянул его Мэри.
   — Это мой телефон. Звоните в любое удобное для вас время. Думаю, лучше не говорить Хельдеру о том, что мы знакомы…
 
 
   Мэри всегда верила в свое будущее, несмотря на постигшие ее испытания судьбы. Джордж Марпл, отец Мэри, был на грани банкротства, когда случилось несчастье и он попал под автобус…
   Осиротев, Мэри переехала к своему дяде на Кристалл-Палас-Роуд и начала там новую жизнь. Вскоре ей пришлось узнать, что одной из пагубных страстей дяди Тома было пьянство, но это не разрушило ее привязанности к тому, кто заменил ей отца.
   Дядя был очень добр и мил. Мэри долгое время не понимала, чем он занимается. Она часами могла наблюдать, как дядя Том ловкими движениями пальцев искусно выводил сложный рисунок на медной пластинке, лежавшей перед ним на столе. Его доходы довольно значительны…