Этот последний удар окончательно подкосил Беллема. Он опустил голову на стол и закрыл лицо руками…
   Собравшись с силами, он принялся лихорадочно писать.
   Мысли были бессвязны и отрывочны. Он жаловался на коварство незнакомца, пришедшего к нему в притон и отравившего его ужасным наркотиком… Потом он писал, что никогда не желал смерти Джейн Паркер, нет, он не желал. Это всё незнакомец, отравивший его…
   На мгновение он решил, что это сон, дурной сон. Он бросился на стену и ударившись взвыл от боли.
   — Прекратить! — крикнул охранник. — Марш в постель!
   Так это всё было правдой…
   Беллем потерял сознание.
   Очнулся он от прикосновения чьей-то руки.
   — Одевайтесь!
   Он увидел свой костюм на стуле у кровати.
   Одевшись, Беллем оглянулся по сторонам.
   — А где… мой воротник?
   — Он вам больше не понадобится. Да возьмите же себя в руки! Не вы первый, не вы последний. Ведь сколько людей вы толкнули на этот путь своим опиумом! Теперь пришёл ваш черёд…
   Беллем бросился на кровать и забился в истерике.
   Вдруг открылась дверь, и в камеру вошел второй охранник. Он был очень высокого роста и огненно-рыжим.
   Беллема силой поставили на ноги.
   — Руки за спину!
   Ему связали руки, накинули на голову плотный капюшон и повели…
   Этот последний путь показался бесконечным.
   — Стоять!
   Беллем почувствовал, как его шею обвила петля. Он замер в предчувствии последнего мига… Неожиданно он услышал тяжелые шаги. Кто-то прикоснулся к его плечу.
   — Что вы здесь делаете, сэр?
   Чья-то рука сорвала с него капюшон. Он увидел тёмную улицу и стоящего перед ним полицейского.
   — Кто-нибудь напал на вас? — спросил его полицейский. — Или вы напились до потери сознания? Стыдитесь! Вы позорите свои седины!
   Семь часов назад у Грегори Беллема не было ни одного седого волоса…
   Вся эта комедия разыгралась в гараже, наспех оборудованном под тюремную камеру.
   Правила внутреннего распорядка в королевских тюрьмах подарил Манфреду сам мистер Фейр.
   Уважаемый начальник полиции не знал, правда, какое применение им найдут Двое Справедливых…

Глава 5.
Человек, ненавидевший Амелию Джонс

   В этот день друзья получили из Испании письмо с маркой, изображавшей Альфонса Ш.
   — Чёртов Пойккерт удосужился-таки написать, — сказал Гонзалес, вскрывая конверт.
   — Читай! — бросил Манфред, затягиваясь папиросой.
   — Так… Ну, привет нам из Испании… от мирного фермера — кто бы мог подумать!
   — Дальше!
   — Дальше нечто потрясающее. Слушай: «У меня чудесный цветник. Множество роз. Представляю, как бы порадовался Манфред, глядя на них…»
   — О, да!
   — Дальше идут подробные сведения о розах… А, вот: «Какого вы мнения о предложенном американскими учёными способе анализа крови?.. Они утверждают, что так можно установить родство людей… Мои поросята чудесно растут. Один из них на редкость умён и сообразителен, — я назвал его Джорджем…»
   — Я счастлив! — произнёс Джордж Манфред.
   — «Предвидится славный урожай винограда… известно ли вам, что у близнецов одинаковые кожные линии на пальцах?.. Очень неблагополучно с луком… лук в этом году меня приводит в отчаянье… Еще раз обнимаю. Пойккерт.» Всё!
   — М-да… Что касается близнецов — это всего лишь гипотеза; причём, довольно шаткая… Куда ты, Леон?
   Гонзалес молча вышел.
   Через пять минут он вошёл совершенно преображенным: его воротник был чист, но потёрт, ботинки были тщательно вычищены, но изобиловали заплатами, каблуки были скошены, но грубо подбиты резиновыми набойками.
   — А, понял: сегодня ты снова изображаешь адвоката-неудачника! Ладно-ладно, я ни о чём не спрашиваю. Желаю успеха и передаю горячий привет Амелии Джонс!
   Гонзалес нахмурился.
   — Несчастная женщина, — пробормотал он.
   — Ты чудесный человек, Леон, — улыбнулся Манфред. — Я завидую твоему умению обволакивать простую старую женщину романтическим флёром.
   Леон накинул на плечи поношенное пальто.
   — А из тебя никудышный циник, Джордж…
 
   Тот маленький трактир, куда направлялся Гонзалес, находился в Дептфорде. Вечер выдался холодный и туманный. Улицы были пустынны. Мало народу оказалось и в трактире. В общем зале сидело не больше полдюжины гостей. Леон подошёл к стойке и заказал стакан красного вина.
   К нему подошла пожилая женщина.
   — Спасибо, что пришли, — тихо сказала она.
   — Как обещал, миссис Джонс, — ответил Леон.
   — Мистер Лукас, — продолжала она, обращаясь к Гонзалесу, известному а трактире под этим именем, — вы были так добры ко мне… Ваши советы очень помогли мне… Но в этот раз… я не знаю, как просить вас…
   — Я к вашим услугам, миссис Джонс.
   — Не смогли бы вы увидеться со мной завтра в половине девятого на вокзале? Я, разумеется, оплачу стоимость вашего билета, — поспешила добавить она, — я не могу допустить, чтобы вы тратились из-за меня… У меня накоплено немного…
   — Мне сегодня тоже удалось немного заработать. Вы получили известие о муже?
   — Я видела одного человека, только что выпущенного из тюрьмы…
   Губы ее задрожали, а на глазах проступили слезы.
   — Он исполнит свою угрозу, я знаю, — прошептала она, — но не это меня беспокоит…
   — Что же?
   — Вы всё узнаете завтра, если придёте на вокзал… я… очень прошу вас… А он… его через два месяца выпустят из тюрьмы и… он убьёт меня, я знаю… Я готова… Но не это меня волнует…
   — Хорошо, — сказал Гонзалес. — Завтра в половине девятого я буду ждать вас на вокзале.
 
   К удивлению Леона, миссис Джонс была одета почти нарядно. По крайней мере, в ней никак нельзя было признать простую уборщицу.
   Они взяли билеты до Суиндона. В вагоне женщина почти всю дорогу молчала, односложно отвечая на редкие вопросы Гонзалеса.
   В Ньюберри их поезд задержался, пропуская экскурсионный состав. В его окнах промелькнули оживлённые, смеющиеся личики детей.
   — Я совсем забыл, что начались пасхальные каникулы, — сказал Леон.
   В Суиндоне они вышли из вагона.
   — Нам придётся немного подождать, — сказала миссис Джонс. — Я хотела бы…
   В это время ещё один поезд подошёл к перрону. Женщина тут же оставила своего спутника и устремилась навстречу молоденькой девушке, на шапочке которой красовалась бело-розовая лента — отличительный знак одной из самых престижных школ Англии.
   — О, миссис Джонс, как любезно с вашей стороны, что вы приехали встретить меня. Право, не стоило затрудняться. Я приехала бы и сама в Лондон, — прощебетала девушка, приветливо улыбаясь. — Ваш знакомый? О, я очень рада!
   Она протянула руку Леону.
   — Для меня было удовольствием приехать на встречу с вами, мисс Рэйчел! — голос миссис Джонс дрожал от сдерживаемого волнения. — Как идут ваши занятия?
   — Отлично. Я получила награду!
   — Это… прекрасно… Вы всегда… преуспевали во всем…
   Девушка повернулась к Гонзалесу.
   — Миссис Джонс раньше была моей воспитательницей. Она очень добра ко мне…
   Амелия Джонс украдкой смахнула слезу.
   — Как поживает ваш супруг? Он всё так же неприветлив?
   — Нет… уже лучше… гораздо… Но порой с ним бывает нелегко…
   — Я была бы рада возможности повидать его.
   — О… но… когда-нибудь, мисс Рэйчел… Где вы намерены провести каникулы?
   — Я поеду со своими подругами в Клифтон. Нас пригласила к себе Молли Уоркер, дочь сэра Джорджа Уоркера… Но… мне пора… Я вам очень признательна, миссис Джонс.
   Девушка наскоро попрощалась и вошла в вагон.
   Лицо миссис Джонс мгновенно осунулось, увяло, и она стала ещё бледнее.
   — Я больше никогда не увижу её, — прошептала женщина.
   Леон взял её за руку.
   — Вы очень любите эту девушку…
   — Это моя дочь…
   На обратном пути в Лондон они заняли отдельное купе, и миссис Джонс рассказала историю своих страданий.
   — Рэйчел было всего два года, когда её отец вторично попал в тюрьму. Он всегда имел преступные наклонности, и полиция, мне кажется, следила за ним чуть ли не с детства. Выходя за него замуж, я ничего об этом не знала…
   Я служила нянькой в одном богатом доме. Он этот дом ограбил. Меня, конечно, уволили за то, что я, будто бы, специально оставила незапертой дверь…
   Из тюрьмы он вернулся ещё более ожесточённым. Он часто, напившись, кричал, что не остановится и перед убийством… Когда родилась Рэйчел, он не раз выгонял меня с младенцем среди ночи на улицу… А потом… он, со своим сообщником, ограбил богатого букмекера, причём едва не убив его. То, что букмекер остался жив, — отнюдь не заслуга Чарли Джонса, о, нет, он просто не рассчитал удар! В тот день, скрываясь от полиции, они отдали мне награбленные деньги — около девяти тысяч фунтов. Я засунула их в бутылку из-под пива, а затем залила бутылку смолой. Потом мы опустили эту бутылку в колодец.
   В тот же вечер Чарли Джонс и его сообщник были арестованы на вокзале. Полиция произвела в нашем доме самый тщательный обыск. Чарли приговорили к четырнадцати годам тюрьмы…
   Мне пришлось призадуматься над своим положением и над участью дочери. Я хорошо понимала, что если она будет расти в этом ужасном, преступном окружении, то… Короче, через год я осмелилась достать деньги из колодца…
   Я накупила солидных акций. Не имея образования, я несколько месяцев изучала биржевые отчёты в газетах и стала немного разбираться в этом лабиринте цифр… Акции стали приносить доход. Я передала в руки одного адвоката все полномочия, и теперь моя дочь регулярно получает проценты…
   Сперва я отправила ее в пансион, а потом — в эту школу.
   Время от времени я навещала её… Но когда я заметила, что она почти забыла меня и не воспринимает как мать, я выдала себя за её воспитательницу…
   Теперь вы знаете всё…
   Гонзалес некоторое время молчал.
   — Ваш муж знает об этом?
   Она безучастно смотрела в окно.
   — Да. Он знает, что я взяла деньги… И о школе тоже знает… Остальное… остальное узнать нетрудно.
   — Почему вы так уверены, что он непременно убьёт вас? Такие люди легко бросают угрозы, а на деле…
   — Чарли Джонс не бросает угроз понапрасну. Да он и не угрожал мне. Он просто тщательно собирает обо мне различные сведения: где я живу, что делаю, когда ложусь спать… Поверьте, он это делает не из любопытства.
   — И он это узнаёт от тех…
   — Кто попадает в тюрьму. Они не очень хорошие люди, но у них есть сердце. Они предупреждают меня… Вот хотя бы Томми Броун. Его недавно выпустили. Он говорит, что Чарли продолжает осведомляться обо мне и по сей день…
 
   — Где ты пропадал? — спросил Манфред.
   — Я пережил нечто исключительное. Амелия Джонс — изумительная женщина, Джордж. И ради неё я устрою себе каникулы сроком в один месяц. А ты поезжай в Испанию, навести Пойккерта и полюбуйся его луковичными плантациями.
   — Пожалуй, — согласился Манфред. — Лондон прекрасный город, но каникулы следует проводить в иных климатических зонах. Кстати, где ты намерен провести каникулы?
   — В тюрьме.
 
   На следующий день Гонзалес поехал в Уилфорд. Уже вечерело. Он, пьяно покачиваясь, бродил по базарной площади. Когда совсем стемнело, он прислонился к двери гостиницы «Медведь» и начал во всё горло распевать душераздирающие песни.
   Подошедший полисмен предложил ему успокоиться и не шуметь. В ответ Леон стал поносить стража порядка площадной бранью.
   Наутро Гонзалес предстал перед судьёй, обвиненный в буйстве и оскорблении полицейского при исполнении служебных обязанностей.
   — Вы вели себя возмутительно, — сказал судья. — Больше ни в чём он не обвиняется? — спросил служитель Фемиды полицейского.
   — Нет, ваша честь.
   — В таком случае вам придётся уплатить двадцать шиллингов штрафа, а если вы окажетесь не в состоянии внести требуемую сумму…
   — Где мне её взять? Шутите…
   — Тогда вам придётся отсидеть в тюрьме… три недели!
   Так Леон попал в тюрьму.
   Ровно через три недели он — весёлый и загоревший — вернулся домой.
   — Я чудесно провёл время, — сказал Леон Манфреду. — Они, правда, несколько спутали мои расчёты, посадив на три недели вместо месяца. Я уже было решил, что вернусь раньше тебя.
   — Я приехал вчера, — Манфред взглянул на буфет.
   Там лежали шесть головок испанского лука.
   Гонзалес от души расхохотался.
   Приняв душ и переодевшись, он рассказал Джорджу о том, что ему удалось выяснить во время заключения.
   — Чарли Джонс действительно имеет серьёзные намерения убить жену. Я имел возможность хорошо рассмотреть его. Ярко выраженный тип убийцы. Мы вместе работали в портняжной мастерской. Его выпускают в следующий понедельник.
   — Ты разговаривал с ним?
   — Он во мне души не чает. Убивать Амелию Джонс он будет третьего числа, на следующий день после освобождения.
   — Откуда такая точность?
   — Именно в эту ночь она останется дома совсем одна. Два квартиранта её, железнодорожные служащие, в ночь с третьего на четвёртое должны уехать на дежурство…
   — Это действительно так?
   — Да нет, я всё это выдумал, но как жадно он слушал! Так вот, у квартирантов нет ключа от входной двери, и поэтому Амелия Джонс не запирает кухонную дверь до их возвращения… Мы с ним составили подробный план… Он должен умереть. Подумай, сколько этот негодяй может причинить зла! Подумай об этой девочке…
   — С такой наследственностью?
   — Она очень хорошо воспитана. Воспитание — результат общения с благородными и мыслящими людьми. Помести сына герцога в среду преступников, и он вырастет преступником. А ей в этом случае придётся вернуться в среду… да нет, не просто преступников… если бы ты его видел!
   — Я согласен с тобой, мой друг, — сказал Манфред, раскуривая испанскую сигару.
 
   Получив телеграмму, Амелия Джонс встретилась с Леоном на железнодорожной станции Паддингтон.
   — Вы захватили с собой ключи, миссис Джонс?
   — Да, — ответила она озадаченно. — Моего мужа выпустили из тюрьмы…
   — Я знаю. И поэтому предлагаю вам уехать на несколько дней. У меня в Плимуте есть друзья. Они встретят вас на вокзале. А если вы по каким-либо причинам разминётесь, вот адрес… И немного денег. Я настаиваю на том, чтобы вы приняли их. Всё будет хорошо.
   У несчастной женщины выступили слезы благодарности.
   — Вы уверены в том, что хорошо заперли дом? — спросил он на прощанье.
   — Да. Ключи при мне…
   Она раскрыла сумочку. Руки её дрожали.
   — Разрешите? — Леон заглянул в сумочку. — Да, ключи при вас. Всё в порядке…
   С наступлением темноты Леон пробрался в дом Амелии Джонс. Заперев за собой дверь, он включил карманный фонарик и направился в спальню. Из чёрного мешка он извлёк стеклянную банку и положил её на подушку, накрыв париком. Порывшись в шкафу, он соорудил из одежды миссис Джонс и различного тряпья куклу, напоминающую спящего человека, и накрыл её одеялом. Критически осмотрев своё произведение и оставшись доволен им, он спустился вниз, проверил, отперта ли калитка и кухонная Дверь, и, вернувшись в спальню, стал ждать…
   На башенных часах пробило два… Кухонная дверь тихонько скрипнула. Гонзалес притаился за шторой. Рука его опустилась в карман и извлекла оттуда какой-то предмет…
   Дом был очень стар, и расшатанные половицы отчаянно скрипели при каждом шаге. Однако, ночной гость был необычайно ловок и поднялся по лестнице почти бесшумно.
   Так же бесшумно открылась и закрылась дверь спальне, впустив пришельца, — Гонзалес почувствовал это по дуновению холодного воздуха.
   Тот подошёл к кровати и замер. Потом Леон увидел, как он с чудовищной силой обрушил удар дубиной по голове лежащего на кровати чучела.
   Чарли Джонс не проронил ни слова. Услышав звон разбитой банки, он полез в карман за спичками.
   Эти секунды решили его судьбу, потому что вырвавшийся из разбитого сосуда хлористый газ мгновенно заполнил помещение. Чарли почувствовал удушье и хотел было спастись бегством, но было уже поздно!
   Он тяжело рухнул на пол.
   Убийственный жёлтый газ плотно окутал его.
   Прежде, чем потерять сознание, Чарли Джоне увидел над собой чьи-то глаза, смотревшие через круглые стёкла противогаза…
   Леон осторожно собрал осколки стекла, завернул их в бумагу и спрятал в мешок. Затем он привёл в порядок комнату и открыл окно. Дул сильный юго-западный ветер, и к утру газ полностью улетучился.
   Лишь выйдя из дома, Леон снял противогаз и спрятал его в мешок.
   Через час он уже спал мирным сном в своей постели.
   Мирно спала и Амелия Джонс, и прелестная девушка, так никогда и не узнавшая о великой трагедии своей матери…
   Спал и Чарли Джонс, спал непробудным сном, из которого нет возврата.

Глава 6.
Человек, который носил парик

   Возвращаясь домой, Леон Гонзалес отчётливо чувствовал взгляд преследовавшего его человека. Это ощущение не покидало его в течение всего пути от Борсайд-Билдинг до Джермен-стрит, но он не предпринял ни малейшей попытки его проверить.
   Войдя в квартиру, он коротко кивнул Манфреду и, скинув плащ, осторожно выглянул в окно.
   — Кого ты высматриваешь, Леон?
   — Жана Протеро, Борсайд-Билдинг, 75… А, вот и он!
   — Кто это?
   — Жан Протеро. Очень предприимчивый господин, осмеливающийся среди бела дня появляться на Пикадилли…
   — Вор?
   Леон расхохотался.
   — О, нет! Это гораздо более сложная личность. Прежде всего, этот преступник совершенно лыс, а, как тебе хорошо известно, подавляющее большинство преступников носят более или менее густую шевелюру. Этот же не имеет на голове ни одного волоса, лыс как колено… Корабельный повар на грузовом пароходе, курсирующем между Канарскими островами и Саутгемптоном. Имеет очень красивую молодую жену и шурина — взломщика, правда, не слишком знаменитого. Случайно узнал, что я — один из Четырёх Справедливых…
   Последнюю фразу Гонзалес произнёс как можно более беззаботно.
   — Откуда тебе это известно? — спросил Манфред после минутного молчания.
   — Много лет назад, в те времена, когда весь мир ополчился против преступной организации, именуемой Четырьмя Справедливыми, одного из них, то есть, тебя, дорогой Джордж, удалось, как ты помнишь, упрятать за решётку. Когда мы с Пойккертом устроили тебе побег, то все оказались на борту яхты принца Астурийского, четвёртого члена союза Справедливых…
   — Поверь, я не забыл…
   — Так вот, на этой яхте находился и Жан Протеро… Я никогда не забываю однажды виденного лица, но, к сожалению, не я один обладаю подобным качеством. И когда он увидел меня в Борсайд-Билдинг…
   — А что ты там делал?
   — Там живут, ничего не зная друг о друге, два преступника, страдающие дальтонизмом…
   Манфред уловил в голосе восторженные нотки и приготовился выслушать небольшую лекцию на тему «Физиология и криминалистика».
   — Но меня интересует Протеро, — поспешил он перебить Леона.
   — Один из этих субъектов является сводным братом жены Протеро. Я познакомился с ней…
   — А заодно и с мужем…
   — Да, когда я спускался по лестнице, он поднимался мне навстречу, но тогда я не узнал его потому, что он успел укрыться в тени. Узнал его я лишь сегодня, при второй встрече. Он следил за мной до самого дома… Интересно, понял ли он, что я тоже узнал его? Мне не привыкать играть со смертью, но…
   Манфред положил ему руку на плечо.
   — Это настолько серьёзно? Думаю, его положение ещё опаснее. Я не хотел бы, конечно, убивать человека лишь за то, что он опознал нас…
   — Ты прав, — сказал Леон. — Это и не потребуется. Разве только…
   — Что?
   — Разве только Протеро действительно любит свою жену… В этом варианте дело осложняется…
 
   На следующее утро Леон вошёл в спальню Манфреда с чашкой чая, которую обычно подавал слуга.
   — Что случилось, Леон? Ты не ложился всю ночь?
   На Гонзалесе был фланелевый халат, под которым виднелся галстук.
   — Я сидел в столовой и курил трубку мира.
   — Всю ночь?
   — Да. Мне нужно было прислушаться…
   — Неужели всё так серьёзно?
   Леон улыбнулся.
   — Я попрошу тебя об одном одолжении.
   — Пожалуйста.
   — Не говори сегодня о Протеро. Поболтаем на отвлеченные темы, например, о сельском хозяйстве, как и подобает честным андалузским помещикам. Да, причём, по-испански.
   Манфред нахмурился.
   — К чему эта таинственность? Ну, хорошо, если тебе так угодно, будем говорить о сельском хозяйстве, причём, по-испански.
   Гонзалес церемонно поклонился.
   — Не будете ли вы столь великодушны, синьор, позволив мне посетить вашу ванную комнату? — спросил Манфред по-испански.
   Гонзалес отвесил поклон, достойный героев Лопе де Вега.
   В этот день не произошло ничего особенного.
   Один раз Манфред чуть было не заговорил о Протеро, но Леон, словно угадав его мысли, предостерегающе поднял палец. Сам он говорил об антропологии, о криминалистике, о дальтонизме, о судебных курьёзах и сельском хозяйстве, но ни словом не обмолвился о том, что так волновало обоих…
   После ужина он ненадолго ушёл и, вернувшись, торжественно объявил, что теперь они могут разговаривать на любые темы.
   Манфред вопросительно поднял брови.
   Гонзалес приставил к стене стул, взобрался на него и, напевая какую-то мелодию, снял заслонку с вентиляционного отверстия в стене.
   — Как тебе понравится это чудо техники, Джордж?
   Приставив второй стул, Манфред увидел в вентиляционном отверстии небольшой чёрный ящичек с серым диском по центру.
   — Микрофон, — пояснил Леон. — Этот господин провел довольно скучный день, выслушав такой набор всякой ерунды, да ещё по-испански.
   — Но… — начал Манфред.
   — Всё в порядке. Он уже ушёл. Впрочем, для верности…
   Он ловко разъединил провода.
   — Протеро явился вчера вечером, — продолжал Гонзалес. — Он снял комнату как раз над нами. Я слышал его разговор со швейцаром… А потом, уже ночью, я услышал шорох в вентиляционной трубе…
   Леон поставил на место заслонку и спрыгнул со стула.
   — Его жена каждый день ровно в одиннадцать отправляется за покупками. Она — женщина пунктуальная. Мы с тобой должны повидать её.
   — Какого дьявола?
   — Ты должен внимательно посмотреть на неё и сказать мне, способен ли ради неё абсолютно лысый человек пойти на преступление.
   — А кто жертва?
   Леон расхохотался.
   — Я!
 
   Манфреду довелось увидеть миссис Протеро за несколько минут до одиннадцати.
   Леон тихонько дотронулся до его локтя и шепнул:
   — Она.
   Улицу пересекала молодая женщина.
   Она была красива и хорошо одета, гораздо лучше, чем можно было предположить, зная её социальное происхождение.
   — М-да, она в самом деле хороша, — заметил Манфред.
   Миссис Протеро остановилась у витрины ювелира, и Манфред смог рассмотреть её вблизи: тонкие черты лица, полные алые губы, большие карие глаза…
   — Что скажешь, Джордж?
   — Чертовски красива.
   — В таком случае я тебя представлю ей.
   Миссис Протеро, узнав Гонзалеса, улыбнулась.
   — Доброе утро, доктор! Что вы здесь поделываете в такой ранний час?
   Манфред увидел чудесный ряд жемчужных зубов. Хотя её манера говорить и не отличалась светским лоском, но голос звучал приятно и мелодично. Он обратил внимание на то, что она называла его друга доктором.
   — Мы идём из госпиталя, это доктор Зельберт, — представил Леон своего спутника. — А вы, очевидно, за покупками?
   Она кивнула.
   — Собственно, сегодня и не было необходимости выходить. Вот уже три дня как мой муж в доках…
   — Вы видели сегодня утром своего брата?
   По лицу женщины скользнула тень.
   — Нет, — коротко ответила она.
   Видно было, что она не особенно гордится подобным родством.
   Они обменялись ещё несколькими фразами, после чего друзья откланялись и удалились.
   — Ну что, способен ли ради неё пойти на преступление лысый человек? — спросил Леон.
   — Пожалуй, да. Но чего ради ему убивать тебя?
   — О-о! — загадочно протянул Леон.
 
   Дома они обнаружили несколько писем. Внимание Манфреда привлёк конверт, украшенный замысловатым гербом.
   — Лорд Пертхем, — прочитал он на конверте. — Кто это?
   — Где-то я встречал это имя, — ответил Гонзалес. — И что же угодно лорду Пертхему?
   Манфред вскрыл конверт.
 
   «Милостивый государь,
   наш общий друг, мистер Фейр из Скотленд-Ярда прибудет сегодня ко мне на ужин. Разрешите предложить вам также прибыть к нам. Мистер Фейр сообщил мне, что Вы являетесь одним из самых выдающихся криминалистов нашего времени, и я был бы несказанно рад познакомиться с Вами, так как питаю глубокий интерес к этой отрасли знаний».
 
   Далее следовала приписка:
 
   «Разумеется, что данное приглашение распространяется и на Вашего уважаемого друга».
 
   Манфред потёр подбородок.
   — Я что-то не испытываю желания ужинать сегодня в аристократическом обществе.
   — А я, — решительно заявил Леон, — всегда восхищался хорошей английской кухней. Кстати, лорд Пертхем известен как незаурядный гастроном…
   Ровно в восемь друзья входили в большой дом лорда. Лакей торжественно принял их пальто и шляпы, а затем проводил в просторную, но несколько мрачную приёмную.
   Там их встретил высокий стройный человек лет пятидесяти на вид.
   — Кто из вас мистер Фуентес, господа?
   — Это я, — ответил Манфред, — но известный криминалист — мой друг.
   — Чрезвычайно рад познакомиться с вами, но прошу извинить меня, господа. Из-за досадной оплошности письмо, предназначавшееся мистеру Фейру, не было отправлено своевременно. Я узнал об этом полчаса назад. Надеюсь, вы не очень обескуражены…