Страница:
Вяжется, не вяжется, а в любой пьесе, от водевиля до детектива, персонажи живут и действуют. У них есть право на поступки. Он тоже может сделать шаг. Например, все-таки пригласить залетного профессора в горы.
Он так и сделает сразу после того, как навестит Джиллиан. Им самое время поговорить по душам.
Том подбросил связку ключей в воздух и ловко поймал.
Допрашивать Джиллиан не хотелось, но рано или поздно придется. Надо было пользоваться случаем вчера. Нажми он как следует — она бы проговорилась. Но как нажимать, если у нее и так красные распухшие глаза и синяк на лице?
Джиллиан оказалась дома. Звук ее голоса заставил Тома встрепенуться, и подобная реакция ему не понравилась. Он отнесся к ней как к заблаговременному предупреждению. Разум подсказывал, что такой интерес добром не кончится, поэтому он свел телефонный разговор к обмену короткими репликами.
— Я собираюсь за твоей машиной. Ключи при мне. Есть в связке ключ от дома?
— Да, он с синей полоской.
— Как колено? Лучше?
— Да.
— Все равно не беги открывать дверь. Я сам открою ключом. Просто сиди и жди.
— Хочешь зайти? — удивилась Джиллиан.
— Хочу взглянуть на твое колено. Может, ты думаешь, что все в порядке, а на деле — хуже некуда. Придется тогда тащить твою задницу в больницу.
— С твоей стороны будет превышение власти!
— Ради того и живем, — заметил он со смешком.
К брошенной машине Тома отвезла Реана. Затем она укатила, а он поехал к Джиллиан, попутно размышляя над тем, какие вопросы задаст. Ко времени приезда мысленный список он составил. На всякий случай Том еще раз запретил себе шарить взглядом по одежде собеседницы и воображать, что под ней скрывается. Как назло, мысленная цепочка потянулась к вчерашнему дню и полуобнаженной груди. Томительно захотелось увидеть всю картину.
С Джиллиан так бывало всегда. Он смотрел на нее и хотел видеть больше. Отчего-то казалось, что он хотел бы больше всегда, даже если бы с ней переспал. Именно благодаря Джиллиан он когда-то понял, что такое вожделение. Однако даже ради нее он не мог пренебречь своим долгом.
Для начала осмотреть колено, а заодно и осмотреться, все ли в порядке, нет ли чего необычного.
У двери Том постучал, объявляя о своем приходе, потом вставил в замочную скважину ключ.
— Джиллиан, это я, Том.
Вообще-то он собирался назваться полным именем и званием, но заранее почувствовал себя ослом и изменил тактику. Вчера Джиллиан высмеяла его за слово «мэм», не хотелось снова представать в глупом свете.
— Очень мило с твоей стороны вернуть мне машину. Спасибо.
Голос у нее звучал по-прежнему кротко и трогательно, но как будто всепроникающе. Ее шепот, должно быть, можно расслышать на другой стороне стадиона.
— Всегда пожалуйста.
В жилой комнате Джиллиан не оказалось. Бросалась в глаза необычайная чистота. На журнальном столике ни пылинки. Несколько удивленный, Том прислушался.
Тишина.
Он прошел на кухню. Там царила та же чистота нежилого помещения. Шкафчики блистали, с пола можно есть. Словно в рекламном ролике!
— Где ты?
— Здесь!
Том прошел по коридору, заранее рисуя себе Джиллиан в кабинете перед телевизором. Но комната, в которую он попал, оказалась не кабинетом. Переступив порог, он замер на полушаге, как человек, внезапно выскочивший на кромку утеса.
Какого черта он сюда приперся?! Здесь же спальня!
В самом деле, о «мыльных операх» речи не шло, и Джиллиан не сидела, а лежала.
В постели.
По щекам Тома пополз румянец. Заметив его смущение, она усмехнулась:
— Не волнуйся, я не собираюсь склонять тебя к постели — слишком неважно себя чувствую.
Внезапно время прыгнуло на годы и годы назад, и Том ощутил себя угловатым подростком, малиновым от неловкости.
— Я не… — Горло перехватило, пришлось откашляться. — Я думал, ты смотришь телевизор… я не знал, что ты в спальне…
Воображая себе спальню Джиллиан, он рисовал что-то откровенно эротическое — эстампы с голыми телами с претензией на искусство, запах массажных масел и курений. На деле все обстояло по-другому.
Джиллиан полулежала на простом покрывале в цветочек, на груде подушек с оборочками. Оборочки виднелись всюду: на балдахине, на скатерти, на чехле кресла.
— Здесь что, твоя спальня?! — вырвалось у него, прежде чем он догадался прикусить язык.
— Раньше комната предназначалась для гостей. Когда Эрик ушел, я перебралась сюда. Хотелось перемен.
В короткой джинсовой юбке, выбранной, возможно, чтобы кромка не давила на колено, ноги Джиллиан находились на виду, и их изящные очертания еще больше подчеркивались иссиня-черной опухолью. Ступни ног узкие, на ногтях — оранжевый лак.
Простая майка с коротким рукавом полностью скрывала грудь, но по странной причине именно это заставило Тома вспомнить оборванную лямку и все, что накануне ненамеренно выставлялось напоказ.
Длинные светлые волосы без затей лежали на плечах. Так Джиллиан носила их всегда. Кое в чем она не изменилась ни на йоту, зато в другом стала совершенно иной. Например, из глаз исчез тот особый свет, что выдает жадность к жизни. Синяк отлично шел к равнодушному взгляду.
В свое время Тому пришлось повидать немало подбитых глаз. Кое-кому он сам ставил синяки, кое-кто украшал синяком его, но такие отношения характерны для мужчин. Женщине по штату не положено ходить с подбитым глазом, а на прелестном личике Джиллиан синяк и вовсе не к месту. Вчерашняя краснота сменилась пурпуром, переходящим дальше к виску в желтизну и даже зелень. Глаз заплыл так, что почти не открывался.
Пристальный осмотр заставил Джиллиан поежиться. Том поспешно перевел взгляд на ноги.
— Как колено?
— В порядке.
— Сгибается?
— Да.
— Покажи.
— Вот еще!
О том, чтобы подскочить и насильно согнуть ей ногу в колене ради спокойствия души, не шло и речи (насилия ей пришлось хлебнуть и без него). Том утешил себя мыслью, что Джиллиан — девочка взрослая и знает, когда надо к врачу.
— Я принес настоящий медицинский пакет со льдом. Он показал подернутый влагой пакет.
— Спасибо.
— Можно приложить?
— Давай.
Он пристроил пакет на колене, изо всех сил стараясь не прикоснуться к коже. Пристроил — и сразу дал задний ход.
— Пить хочешь? Может, кока-колы?
— У меня нет.
— Тогда чаю?
— Не утруждайся, мне и так неплохо, — успокоила его Джиллиан с легкой усмешкой.
Шажок за шажком он все дальше удалялся от постели, пока не оказался на пороге, спиной уже как бы в коридоре, лицом еще в спальне. Промежуточное положение как-то успокаивало. Джиллиан молча следила за ним со своих подушек.
— Я хотел кое о чем спросить.
В ее взгляде появилась настороженность, и она села прямее, закрыла книгу и положила ее на ночной столик так, чтобы он не видел заглавия. Однако Тому хватило и мгновения, чтобы заметить его: «История наркомании».
— Хотел, так спрашивай, — произнесла Джиллиан с вызовом. — Все равно мне нечем заняться.
— Как сестра, оправилась от потрясения? — начал Том, решив подойти к интересующему вопросу издалека.
— А ты что, сам не знаешь? Вы же все время крутитесь в одном и том же здании.
— Я знаю только ту Алекс, которая появляется на людях. Как она живет в другое время, для меня загадка.
— Для меня тоже, — ответила Джиллиан с горьким смешком. — Мы не настолько близки, чтобы поверять друг другу тайны, да и вообще… К примеру, на днях я попросила Алекс о помощи, а она сдала меня полиции.
— Из лучших побуждений.
— Само собой! — Джиллиан переплела пальцы так крепко, что побелели костяшки.
— Кто подбил тебе глаз?
— Никто, — быстро ответила она, слегка вздрогнув от неожиданности. — Говорю же, ударилась о ребро двери, а потом скатилась со ступенек.
Ну правильно, так все и случилось. А он тогда — папа римский.
— Помочь можно, только если знаешь правду.
— Бывает, что помочь вообще нельзя, — проговорила она тоном до того безнадежным, что Том внутренне поежился.
Внезапно оставаться на пороге показалось глупым, он прошел к плетеному креслу в чехле с оборочками и осторожно пристроился в нем, отметив, что ткань только что выстирана. Все в доме выглядело неестественно чистым.
— Давай попробуем.
— Зачем? — На короткую секунду взгляды скрестились и сразу разбежались в стороны. — Все равно это ничего не даст.
— Тогда на дороге ты просила верить тебе, и я поверил. Почему не дать мне еще один шанс?
Том старался говорить как можно мягче и позу принял по возможности непринужденную: оперся локтями на колени и свесил руки — в надежде разговорить Джиллиан. С той минуты, когда он перехватил ее сломя голову убегающей из города с подбитым глазом, многое стало ясно, но он не мог вложить нужные слова ей в уста. Даже если бы весь город знал, что руку на нее поднял именно бывший муженек, его все равно нельзя тронуть, до тех пор пока Джиллиан на него не заявит. Ситуация сильно осложнялась нераскрытым убийством, и прежде чем действовать, нужно убедиться, что Джиллиан не имеет отношения к убитому, ведь Джерси Плотник промышлял и наркотиками. Существовал шанс, хоть и совсем небольшой, что синяк подвесил именно он за неуплату в срок, а Джиллиан в ответ его прикончила. Чтобы предположение опровергнуть, одной интуиции маловато.
— Я смотрю, хорошая ты хозяйка, — заметил Том. — У меня дома ужасный кавардак, а у тебя — как на выставке.
— Только потому, что скоро мне отсюда выметаться, — пожала плечами Джиллиан. — Дом придется продать. Развод — штука дорогостоящая.
— Жаль. Симпатичный домик. Неужели не хочется здесь остаться?
— Я не могу себе это позволить.
Она выглядела ужасно одинокой на громадной кровати в чересчур чисто убранной комнате с книгой по истории наркомании — не самым захватывающим чтением для человека с исковерканной судьбой.
— Ты могла бы найти работу.
— Где и какую? Кто меня возьмет? — Джиллиан подняла на Тома глаза: один большой и печальный, другой почти заплывший. — Сам знаешь, что думает каждый: «Зачем мне лишние проблемы? От таких только и жди всяких каверз. Кто ее знает, что она отчебучит, эта…»
— Так докажи, что они ошибаются.
— Как?! Чтобы что-то доказать, надо с чего-то начать.
— Ты вроде начала — в библиотеке.
— Попытка неудачная.
— Открой свое дело.
— Ну, да, что может быть проще! Можно подумать, у меня мешок денег. У меня даже счета нет в банке. Идей тоже никаких. Сейчас бы заработать что-нибудь, хоть на жилье, а пока отсюда одна дорога — в дедушкин дом. Со временем и он будет продан, потому что так хочет Алекс. Куда я тогда подамся, ума не приложу, но в любом случае придется как-то кормиться.
Поскольку он не имел права лезть в чужие дела, Том придержал язык, однако задался вопросом: как вышло, что Джиллиан осталась без гроша? Антикварный магазин процветал, да и занимаемая Эриком Мунном должность тоже приносила немало. Детей у них нет, в дорогостоящие круизы они не выезжали. На что же ее бывший тратит деньги? Том решил, что при случае перекинется словом с его банкиром.
Между тем разговор все дальше отклонялся от нужной темы. Нельзя же до бесконечности ходить вокруг да около! Том решил взять быка за рога.
— Я вот думаю, Джиллиан… если у тебя все еще проблемы с наркотиками, существуют клиники…
Раздался крик, такой пронзительный и отчаянный, что непонятно, как он родился в таком хрупком теле. На миг Тому показалось, что он попал в самую середину самой крутой серии «Изгоняющего дьявола». Он невольно отшатнулся, почти готовый увидеть, как голова Джиллиан соскакивает с плеч. Вместо головы она сама соскочила с постели, охнув от боли в коленке.
— Идем!
— Куда?
— На тесты! Хочу пройти все, какие только бывают! Прямо сейчас! Я больше не могу, понимаешь, я больше не могу! С меня хватит!!!
Слезы градом катились у нее по щекам. Она гневно отерла их ладонью. Том вскочил, отчаянно сожалея, что не сидит сейчас в какой-нибудь забегаловке, провонявшей пивом и табачным дымом, где в ответ на непристойные шуточки народ разражается диким ржанием, — в каком-нибудь месте, где все понятно и просто.
— Эй, полегче! Я только хотел помочь…
— Ты же сказал, что поверил мне тогда, на дороге!
— Поверил, что ты не пьяна. Так оно и было. Но это совсем не значит, что у тебя нет проблем с наркотиками.
Джиллиан встала перед ним, уперев руки в бока. Гнев клокотал в ней с той же силой, что недавнее отчаяние.
— Я не пью, не нюхаю и не колюсь!!! Я чистая, понял?
Она прошагала к ночному столику так быстро, как позволяло колено, достала что-то из ящика и швырнула Тому. Меткость у нее никудышная, но он привык хватать все налету. И он поймал плоскую квадратную коробочку, из тех, где хранятся диски. Том недоуменно повертел ее в руках:
— Что это?
— Моя карта из общества анонимных наркоманов! Я состою в нем уже два года!
Том медленно поднял взгляд от коробочки, где просматривались очертания зеленого диска. Джиллиан смотрела на него пристально, разгоряченная яростью, но с робкой надеждой в глазах, и внезапно он понял, как трудно для таких, как она, попросить чужого человека поверить тебе, когда даже близкие отказались.
Карта, конечно, может, и фальшивая. Осторожность требовала не спешить, но личный опыт подсказывал: верь ей, верь.
Много лет назад Джиллиан была первой девушкой Тома, если можно так назвать несколько неловких поцелуев, которые они разделили. Неловких исключительно по его вине. Он так волновался и так боялся осрамиться перед Джиллиан, что в самом деле осрамился. Зубы хрустнули, нос стукнулся о нос с такой силой, что на глаза навернулись слезы. По неопытности он так глубоко засунул язык в рот Джиллиан, что чуть не задушил. Но она не оттолкнула его, а когда он наконец отстранился сам, погладила по щеке так ласково, словно только что испытала самые прекрасные мгновения своей жизни.
Джиллиан могла его высмеять, заложив чудовищный комплекс, от которого потом избавляются годами, если вообще избавляются. Она так не сделала. Наоборот, она заявила, что будет всю неделю оставлять окно спальни открытым, чтобы он мог прийти, когда захочет. Самая горячая штучка в городе сказала, что готова с ним переспать, но он так и не решился.
Годы спустя все произошедшее казалось нелепым, а тогда он вел себя слишком робко и нерешительно. Думал, что она пошутила, и если он, как последний идиот, клюнет на приманку, то выставит себя на посмешище. Что общего у него с Джиллиан, такой опытной, такой всеми желанной? Зачем ей он, вероятно, единственный в городе девственник такого возраста?
Сейчас она стоит перед ним, и взглядом, всей своей позой умоляет поверить. Как он может ей отказать, помня о прошлом?
В конце той мучительной недели, когда он каждую ночь простаивал под открытым окном, разрываясь между желанием и страхом, проклиная себя за трусость, Джиллиан покинула город.
— Что ж, — вздохнул Том, глядя прямо в неподбитый глаз, — поздравляю с двухлетним успехом.
— Значит, ты мне веришь? — Джиллиан одарила его улыбкой, такой сияющей, что она совершенно затмила синяк. — Спасибо!
И не успел Том опомниться, как она обвила его руками в благодарном объятии. Чисто дружеском объятии, которого он не ждал. Он хотел стать восемнадцатилетним и лезть в окно, оставленное открытым специально для него.
Когда Джиллиан обхватила его и прижалась так тесно, так доверчиво, он поцеловал ее в макушку. Как он и ожидал, она подняла голову, удивленно глядя, и он воспользовался этим, чтобы поцеловать ее в губы.
Одно короткое восклицание — и Джиллиан ответила на поцелуй. На сей раз и речи не шло о скрежете зубов, болезненных толчках носами или вращении языком в опасной близости от трахеи. Восемнадцать лет давно остались позади, а с ними и повышенная нервозность, и неистовая пляска гормонов. Он изменился и умел теперь не только брать, но и давать. Они оба повзрослели.
Том ждал, что поцелуй разбудит вожделение, и, конечно же, так и случилось, но, кроме того, случилось и кое-что еще, не менее важное. Они не набросились друг на друга, как дикие звери. Он держался уверенно, а Джиллиан — непривычно робко. Губы ее трепетали, да и вся она дрожала с головы до ног.
Вожделение отчасти уступило место нежности, и поцелуй из жадного превратился в осторожный.
— Я ждал этого полжизни…
— Тогда почему не пришел, когда я позвала?
Джиллиан спрятала лицо у него на груди, и вопрос прозвучал не совсем внятно. Разгоряченная, немного растрепанная, так что волосы светлой волной падали вперед, она как будто пыталась укрыться за всем, за чем только можно.
На миг укрыться захотелось и Тому, потому что правда нелегка. Но он решил объяснить давнее недоразумение:
— Я боялся.
— Меня? — Джиллиан хмыкнула, но головы не подняла. — Вот уж в самом деле страшно! Меня отродясь никто не боялся.
— Ну, значит, я один такой. — Он принялся водить пальцами у нее по спине. — Я до смерти боялся, что ты пригласила меня только смеха ради. Чтобы потом рассказать подружкам и вволю повеселиться. В то время я лишь в теории знал, что делать, вот и боялся.
— Да? — Она теснее прижалась к нему и вздохнула. — А я боюсь теперь.
Том озадаченно сдвинул брови. Речь все еще о том, чтобы раздеться и лечь в постель, или она уже сменила тему и рассуждает о том, кто и почему подбил ей глаз? Как офицер полиции он хотел бы наконец понять, что происходит в Свифт — каренте, раскрыть убийство и все такое, но как мужчина предпочел бы не уклоняться от первой, более многообещающей темы.
Джиллиан просто не может бояться секса.
— Чего ты боишься?
— Ну… нас. Не знаю, готова ли я.
Том был готов, как никогда, но он воздержался от такого заявления. Не сейчас, сказал он себе. Не когда она в синяках и уж точно не в доме, который делила с Эриком Мунном.
— Ложись, — попросил он негромко и подтолкнул Джиллиан к постели.
Она воспротивилась и адресовала ему испуганный, почти панический взгляд, в котором просматривался оттенок желания.
— Тебе не стоит так долго оставаться на ногах, вот и все. Кстати, лед тает.
— Звучит не слишком романтично, — заметила Джиллиан, но на лице ее отразилось облегчение.
— С романтикой подождем до тех пор, когда ты будешь в полном порядке.
Устраиваясь в постели, Джиллиан поморщилась, и Том невольно поморщился за компанию. Он повыше взбил гору нелепых подушечек, поднял с пола пакет со льдом и пристроил куда следует. Потом, словно само собой разумелось, коснулся губами губ Джиллиан. Она не противилась.
У телефона на ночном столике лежала записная книжка. Он нашел свободный лист и написал номер своего мобильного телефона.
— Звони в любое время.
— Спасибо.
— Когда переезжаешь?
— Через пару недель.
— Буду ждать.
Глава 14
Он так и сделает сразу после того, как навестит Джиллиан. Им самое время поговорить по душам.
Том подбросил связку ключей в воздух и ловко поймал.
Допрашивать Джиллиан не хотелось, но рано или поздно придется. Надо было пользоваться случаем вчера. Нажми он как следует — она бы проговорилась. Но как нажимать, если у нее и так красные распухшие глаза и синяк на лице?
Джиллиан оказалась дома. Звук ее голоса заставил Тома встрепенуться, и подобная реакция ему не понравилась. Он отнесся к ней как к заблаговременному предупреждению. Разум подсказывал, что такой интерес добром не кончится, поэтому он свел телефонный разговор к обмену короткими репликами.
— Я собираюсь за твоей машиной. Ключи при мне. Есть в связке ключ от дома?
— Да, он с синей полоской.
— Как колено? Лучше?
— Да.
— Все равно не беги открывать дверь. Я сам открою ключом. Просто сиди и жди.
— Хочешь зайти? — удивилась Джиллиан.
— Хочу взглянуть на твое колено. Может, ты думаешь, что все в порядке, а на деле — хуже некуда. Придется тогда тащить твою задницу в больницу.
— С твоей стороны будет превышение власти!
— Ради того и живем, — заметил он со смешком.
К брошенной машине Тома отвезла Реана. Затем она укатила, а он поехал к Джиллиан, попутно размышляя над тем, какие вопросы задаст. Ко времени приезда мысленный список он составил. На всякий случай Том еще раз запретил себе шарить взглядом по одежде собеседницы и воображать, что под ней скрывается. Как назло, мысленная цепочка потянулась к вчерашнему дню и полуобнаженной груди. Томительно захотелось увидеть всю картину.
С Джиллиан так бывало всегда. Он смотрел на нее и хотел видеть больше. Отчего-то казалось, что он хотел бы больше всегда, даже если бы с ней переспал. Именно благодаря Джиллиан он когда-то понял, что такое вожделение. Однако даже ради нее он не мог пренебречь своим долгом.
Для начала осмотреть колено, а заодно и осмотреться, все ли в порядке, нет ли чего необычного.
У двери Том постучал, объявляя о своем приходе, потом вставил в замочную скважину ключ.
— Джиллиан, это я, Том.
Вообще-то он собирался назваться полным именем и званием, но заранее почувствовал себя ослом и изменил тактику. Вчера Джиллиан высмеяла его за слово «мэм», не хотелось снова представать в глупом свете.
— Очень мило с твоей стороны вернуть мне машину. Спасибо.
Голос у нее звучал по-прежнему кротко и трогательно, но как будто всепроникающе. Ее шепот, должно быть, можно расслышать на другой стороне стадиона.
— Всегда пожалуйста.
В жилой комнате Джиллиан не оказалось. Бросалась в глаза необычайная чистота. На журнальном столике ни пылинки. Несколько удивленный, Том прислушался.
Тишина.
Он прошел на кухню. Там царила та же чистота нежилого помещения. Шкафчики блистали, с пола можно есть. Словно в рекламном ролике!
— Где ты?
— Здесь!
Том прошел по коридору, заранее рисуя себе Джиллиан в кабинете перед телевизором. Но комната, в которую он попал, оказалась не кабинетом. Переступив порог, он замер на полушаге, как человек, внезапно выскочивший на кромку утеса.
Какого черта он сюда приперся?! Здесь же спальня!
В самом деле, о «мыльных операх» речи не шло, и Джиллиан не сидела, а лежала.
В постели.
По щекам Тома пополз румянец. Заметив его смущение, она усмехнулась:
— Не волнуйся, я не собираюсь склонять тебя к постели — слишком неважно себя чувствую.
Внезапно время прыгнуло на годы и годы назад, и Том ощутил себя угловатым подростком, малиновым от неловкости.
— Я не… — Горло перехватило, пришлось откашляться. — Я думал, ты смотришь телевизор… я не знал, что ты в спальне…
Воображая себе спальню Джиллиан, он рисовал что-то откровенно эротическое — эстампы с голыми телами с претензией на искусство, запах массажных масел и курений. На деле все обстояло по-другому.
Джиллиан полулежала на простом покрывале в цветочек, на груде подушек с оборочками. Оборочки виднелись всюду: на балдахине, на скатерти, на чехле кресла.
— Здесь что, твоя спальня?! — вырвалось у него, прежде чем он догадался прикусить язык.
— Раньше комната предназначалась для гостей. Когда Эрик ушел, я перебралась сюда. Хотелось перемен.
В короткой джинсовой юбке, выбранной, возможно, чтобы кромка не давила на колено, ноги Джиллиан находились на виду, и их изящные очертания еще больше подчеркивались иссиня-черной опухолью. Ступни ног узкие, на ногтях — оранжевый лак.
Простая майка с коротким рукавом полностью скрывала грудь, но по странной причине именно это заставило Тома вспомнить оборванную лямку и все, что накануне ненамеренно выставлялось напоказ.
Длинные светлые волосы без затей лежали на плечах. Так Джиллиан носила их всегда. Кое в чем она не изменилась ни на йоту, зато в другом стала совершенно иной. Например, из глаз исчез тот особый свет, что выдает жадность к жизни. Синяк отлично шел к равнодушному взгляду.
В свое время Тому пришлось повидать немало подбитых глаз. Кое-кому он сам ставил синяки, кое-кто украшал синяком его, но такие отношения характерны для мужчин. Женщине по штату не положено ходить с подбитым глазом, а на прелестном личике Джиллиан синяк и вовсе не к месту. Вчерашняя краснота сменилась пурпуром, переходящим дальше к виску в желтизну и даже зелень. Глаз заплыл так, что почти не открывался.
Пристальный осмотр заставил Джиллиан поежиться. Том поспешно перевел взгляд на ноги.
— Как колено?
— В порядке.
— Сгибается?
— Да.
— Покажи.
— Вот еще!
О том, чтобы подскочить и насильно согнуть ей ногу в колене ради спокойствия души, не шло и речи (насилия ей пришлось хлебнуть и без него). Том утешил себя мыслью, что Джиллиан — девочка взрослая и знает, когда надо к врачу.
— Я принес настоящий медицинский пакет со льдом. Он показал подернутый влагой пакет.
— Спасибо.
— Можно приложить?
— Давай.
Он пристроил пакет на колене, изо всех сил стараясь не прикоснуться к коже. Пристроил — и сразу дал задний ход.
— Пить хочешь? Может, кока-колы?
— У меня нет.
— Тогда чаю?
— Не утруждайся, мне и так неплохо, — успокоила его Джиллиан с легкой усмешкой.
Шажок за шажком он все дальше удалялся от постели, пока не оказался на пороге, спиной уже как бы в коридоре, лицом еще в спальне. Промежуточное положение как-то успокаивало. Джиллиан молча следила за ним со своих подушек.
— Я хотел кое о чем спросить.
В ее взгляде появилась настороженность, и она села прямее, закрыла книгу и положила ее на ночной столик так, чтобы он не видел заглавия. Однако Тому хватило и мгновения, чтобы заметить его: «История наркомании».
— Хотел, так спрашивай, — произнесла Джиллиан с вызовом. — Все равно мне нечем заняться.
— Как сестра, оправилась от потрясения? — начал Том, решив подойти к интересующему вопросу издалека.
— А ты что, сам не знаешь? Вы же все время крутитесь в одном и том же здании.
— Я знаю только ту Алекс, которая появляется на людях. Как она живет в другое время, для меня загадка.
— Для меня тоже, — ответила Джиллиан с горьким смешком. — Мы не настолько близки, чтобы поверять друг другу тайны, да и вообще… К примеру, на днях я попросила Алекс о помощи, а она сдала меня полиции.
— Из лучших побуждений.
— Само собой! — Джиллиан переплела пальцы так крепко, что побелели костяшки.
— Кто подбил тебе глаз?
— Никто, — быстро ответила она, слегка вздрогнув от неожиданности. — Говорю же, ударилась о ребро двери, а потом скатилась со ступенек.
Ну правильно, так все и случилось. А он тогда — папа римский.
— Помочь можно, только если знаешь правду.
— Бывает, что помочь вообще нельзя, — проговорила она тоном до того безнадежным, что Том внутренне поежился.
Внезапно оставаться на пороге показалось глупым, он прошел к плетеному креслу в чехле с оборочками и осторожно пристроился в нем, отметив, что ткань только что выстирана. Все в доме выглядело неестественно чистым.
— Давай попробуем.
— Зачем? — На короткую секунду взгляды скрестились и сразу разбежались в стороны. — Все равно это ничего не даст.
— Тогда на дороге ты просила верить тебе, и я поверил. Почему не дать мне еще один шанс?
Том старался говорить как можно мягче и позу принял по возможности непринужденную: оперся локтями на колени и свесил руки — в надежде разговорить Джиллиан. С той минуты, когда он перехватил ее сломя голову убегающей из города с подбитым глазом, многое стало ясно, но он не мог вложить нужные слова ей в уста. Даже если бы весь город знал, что руку на нее поднял именно бывший муженек, его все равно нельзя тронуть, до тех пор пока Джиллиан на него не заявит. Ситуация сильно осложнялась нераскрытым убийством, и прежде чем действовать, нужно убедиться, что Джиллиан не имеет отношения к убитому, ведь Джерси Плотник промышлял и наркотиками. Существовал шанс, хоть и совсем небольшой, что синяк подвесил именно он за неуплату в срок, а Джиллиан в ответ его прикончила. Чтобы предположение опровергнуть, одной интуиции маловато.
— Я смотрю, хорошая ты хозяйка, — заметил Том. — У меня дома ужасный кавардак, а у тебя — как на выставке.
— Только потому, что скоро мне отсюда выметаться, — пожала плечами Джиллиан. — Дом придется продать. Развод — штука дорогостоящая.
— Жаль. Симпатичный домик. Неужели не хочется здесь остаться?
— Я не могу себе это позволить.
Она выглядела ужасно одинокой на громадной кровати в чересчур чисто убранной комнате с книгой по истории наркомании — не самым захватывающим чтением для человека с исковерканной судьбой.
— Ты могла бы найти работу.
— Где и какую? Кто меня возьмет? — Джиллиан подняла на Тома глаза: один большой и печальный, другой почти заплывший. — Сам знаешь, что думает каждый: «Зачем мне лишние проблемы? От таких только и жди всяких каверз. Кто ее знает, что она отчебучит, эта…»
— Так докажи, что они ошибаются.
— Как?! Чтобы что-то доказать, надо с чего-то начать.
— Ты вроде начала — в библиотеке.
— Попытка неудачная.
— Открой свое дело.
— Ну, да, что может быть проще! Можно подумать, у меня мешок денег. У меня даже счета нет в банке. Идей тоже никаких. Сейчас бы заработать что-нибудь, хоть на жилье, а пока отсюда одна дорога — в дедушкин дом. Со временем и он будет продан, потому что так хочет Алекс. Куда я тогда подамся, ума не приложу, но в любом случае придется как-то кормиться.
Поскольку он не имел права лезть в чужие дела, Том придержал язык, однако задался вопросом: как вышло, что Джиллиан осталась без гроша? Антикварный магазин процветал, да и занимаемая Эриком Мунном должность тоже приносила немало. Детей у них нет, в дорогостоящие круизы они не выезжали. На что же ее бывший тратит деньги? Том решил, что при случае перекинется словом с его банкиром.
Между тем разговор все дальше отклонялся от нужной темы. Нельзя же до бесконечности ходить вокруг да около! Том решил взять быка за рога.
— Я вот думаю, Джиллиан… если у тебя все еще проблемы с наркотиками, существуют клиники…
Раздался крик, такой пронзительный и отчаянный, что непонятно, как он родился в таком хрупком теле. На миг Тому показалось, что он попал в самую середину самой крутой серии «Изгоняющего дьявола». Он невольно отшатнулся, почти готовый увидеть, как голова Джиллиан соскакивает с плеч. Вместо головы она сама соскочила с постели, охнув от боли в коленке.
— Идем!
— Куда?
— На тесты! Хочу пройти все, какие только бывают! Прямо сейчас! Я больше не могу, понимаешь, я больше не могу! С меня хватит!!!
Слезы градом катились у нее по щекам. Она гневно отерла их ладонью. Том вскочил, отчаянно сожалея, что не сидит сейчас в какой-нибудь забегаловке, провонявшей пивом и табачным дымом, где в ответ на непристойные шуточки народ разражается диким ржанием, — в каком-нибудь месте, где все понятно и просто.
— Эй, полегче! Я только хотел помочь…
— Ты же сказал, что поверил мне тогда, на дороге!
— Поверил, что ты не пьяна. Так оно и было. Но это совсем не значит, что у тебя нет проблем с наркотиками.
Джиллиан встала перед ним, уперев руки в бока. Гнев клокотал в ней с той же силой, что недавнее отчаяние.
— Я не пью, не нюхаю и не колюсь!!! Я чистая, понял?
Она прошагала к ночному столику так быстро, как позволяло колено, достала что-то из ящика и швырнула Тому. Меткость у нее никудышная, но он привык хватать все налету. И он поймал плоскую квадратную коробочку, из тех, где хранятся диски. Том недоуменно повертел ее в руках:
— Что это?
— Моя карта из общества анонимных наркоманов! Я состою в нем уже два года!
Том медленно поднял взгляд от коробочки, где просматривались очертания зеленого диска. Джиллиан смотрела на него пристально, разгоряченная яростью, но с робкой надеждой в глазах, и внезапно он понял, как трудно для таких, как она, попросить чужого человека поверить тебе, когда даже близкие отказались.
Карта, конечно, может, и фальшивая. Осторожность требовала не спешить, но личный опыт подсказывал: верь ей, верь.
Много лет назад Джиллиан была первой девушкой Тома, если можно так назвать несколько неловких поцелуев, которые они разделили. Неловких исключительно по его вине. Он так волновался и так боялся осрамиться перед Джиллиан, что в самом деле осрамился. Зубы хрустнули, нос стукнулся о нос с такой силой, что на глаза навернулись слезы. По неопытности он так глубоко засунул язык в рот Джиллиан, что чуть не задушил. Но она не оттолкнула его, а когда он наконец отстранился сам, погладила по щеке так ласково, словно только что испытала самые прекрасные мгновения своей жизни.
Джиллиан могла его высмеять, заложив чудовищный комплекс, от которого потом избавляются годами, если вообще избавляются. Она так не сделала. Наоборот, она заявила, что будет всю неделю оставлять окно спальни открытым, чтобы он мог прийти, когда захочет. Самая горячая штучка в городе сказала, что готова с ним переспать, но он так и не решился.
Годы спустя все произошедшее казалось нелепым, а тогда он вел себя слишком робко и нерешительно. Думал, что она пошутила, и если он, как последний идиот, клюнет на приманку, то выставит себя на посмешище. Что общего у него с Джиллиан, такой опытной, такой всеми желанной? Зачем ей он, вероятно, единственный в городе девственник такого возраста?
Сейчас она стоит перед ним, и взглядом, всей своей позой умоляет поверить. Как он может ей отказать, помня о прошлом?
В конце той мучительной недели, когда он каждую ночь простаивал под открытым окном, разрываясь между желанием и страхом, проклиная себя за трусость, Джиллиан покинула город.
— Что ж, — вздохнул Том, глядя прямо в неподбитый глаз, — поздравляю с двухлетним успехом.
— Значит, ты мне веришь? — Джиллиан одарила его улыбкой, такой сияющей, что она совершенно затмила синяк. — Спасибо!
И не успел Том опомниться, как она обвила его руками в благодарном объятии. Чисто дружеском объятии, которого он не ждал. Он хотел стать восемнадцатилетним и лезть в окно, оставленное открытым специально для него.
Когда Джиллиан обхватила его и прижалась так тесно, так доверчиво, он поцеловал ее в макушку. Как он и ожидал, она подняла голову, удивленно глядя, и он воспользовался этим, чтобы поцеловать ее в губы.
Одно короткое восклицание — и Джиллиан ответила на поцелуй. На сей раз и речи не шло о скрежете зубов, болезненных толчках носами или вращении языком в опасной близости от трахеи. Восемнадцать лет давно остались позади, а с ними и повышенная нервозность, и неистовая пляска гормонов. Он изменился и умел теперь не только брать, но и давать. Они оба повзрослели.
Том ждал, что поцелуй разбудит вожделение, и, конечно же, так и случилось, но, кроме того, случилось и кое-что еще, не менее важное. Они не набросились друг на друга, как дикие звери. Он держался уверенно, а Джиллиан — непривычно робко. Губы ее трепетали, да и вся она дрожала с головы до ног.
Вожделение отчасти уступило место нежности, и поцелуй из жадного превратился в осторожный.
— Я ждал этого полжизни…
— Тогда почему не пришел, когда я позвала?
Джиллиан спрятала лицо у него на груди, и вопрос прозвучал не совсем внятно. Разгоряченная, немного растрепанная, так что волосы светлой волной падали вперед, она как будто пыталась укрыться за всем, за чем только можно.
На миг укрыться захотелось и Тому, потому что правда нелегка. Но он решил объяснить давнее недоразумение:
— Я боялся.
— Меня? — Джиллиан хмыкнула, но головы не подняла. — Вот уж в самом деле страшно! Меня отродясь никто не боялся.
— Ну, значит, я один такой. — Он принялся водить пальцами у нее по спине. — Я до смерти боялся, что ты пригласила меня только смеха ради. Чтобы потом рассказать подружкам и вволю повеселиться. В то время я лишь в теории знал, что делать, вот и боялся.
— Да? — Она теснее прижалась к нему и вздохнула. — А я боюсь теперь.
Том озадаченно сдвинул брови. Речь все еще о том, чтобы раздеться и лечь в постель, или она уже сменила тему и рассуждает о том, кто и почему подбил ей глаз? Как офицер полиции он хотел бы наконец понять, что происходит в Свифт — каренте, раскрыть убийство и все такое, но как мужчина предпочел бы не уклоняться от первой, более многообещающей темы.
Джиллиан просто не может бояться секса.
— Чего ты боишься?
— Ну… нас. Не знаю, готова ли я.
Том был готов, как никогда, но он воздержался от такого заявления. Не сейчас, сказал он себе. Не когда она в синяках и уж точно не в доме, который делила с Эриком Мунном.
— Ложись, — попросил он негромко и подтолкнул Джиллиан к постели.
Она воспротивилась и адресовала ему испуганный, почти панический взгляд, в котором просматривался оттенок желания.
— Тебе не стоит так долго оставаться на ногах, вот и все. Кстати, лед тает.
— Звучит не слишком романтично, — заметила Джиллиан, но на лице ее отразилось облегчение.
— С романтикой подождем до тех пор, когда ты будешь в полном порядке.
Устраиваясь в постели, Джиллиан поморщилась, и Том невольно поморщился за компанию. Он повыше взбил гору нелепых подушечек, поднял с пола пакет со льдом и пристроил куда следует. Потом, словно само собой разумелось, коснулся губами губ Джиллиан. Она не противилась.
У телефона на ночном столике лежала записная книжка. Он нашел свободный лист и написал номер своего мобильного телефона.
— Звони в любое время.
— Спасибо.
— Когда переезжаешь?
— Через пару недель.
— Буду ждать.
Глава 14
—Интересуетесь? — обратилась к Дункану молодая, но невзрачная, как мышка, женщина. — Могу дать нужные справки.
Он вернул тяжелую серебряную вилку в футляр красного дерева, обитый изнутри потертым бархатом, с надписью «Столовый набор на двенадцать персон, конец Викторианской эпохи, примерно 1890 год».
Короткого взгляда хватило, чтобы оценить продавщицу. Синяя юбка до колен, белая блузка, туфли на среднем каблуке, скромный узел волос на затылке, лицо довольно приятное, но до того ординарное, что, глядя на него, хотелось зевнуть. Ей самое место за регистрационным столом библиотеки, и невольно пришло на ум, что, поменяйся они с Алекс местами, доходы антикварного магазина вскоре достигли бы заоблачных высот.
— По правде сказать, меня больше интересует изобразительное искусство, — ответил он с улыбкой и в полный голос, тем более что других покупателей в магазине не наблюдалось.
Как он и надеялся, его громогласное заявление выманило Эрика откуда-то из задней комнаты.
— Я сразу понял, что пришли вы, — заверил бывший родственник Алекс с деланным удовольствием и вполне искренним недоверием в голосе, протянув руку для пожатия. — Впервые у нас в магазине?
— Да.
Он сказал правду лишь отчасти. Дункан еще не заходил сюда в рабочие часы, но как-то ночью наведался и обнаружил солидный промышленный сейф с крупной суммой наличными и целым рядом интересных антикварных предметов, которые, как он сегодня убедился, днем выставлялись на продажу: древние погребальные маски, фамильное столовое серебро и драгоценности.
— У нас нет ничего, что произвело бы впечатление на человека с вашим опытом и эрудицией. — Эрик адресовал Дункану свою фирменную улыбку. — А впрочем… вот, извольте взглянуть! Я выкупил это полотно в одном имении, когда оно шло с молотка. — Они остановились перед небольшим пейзажем. — Что скажете?
Дункан наклонился к пейзажу так, словно видел его в первый раз, что так же мало соответствовало истине, как и указанная цена. Оценить картину по достоинству мешала растущая неприязнь к Эрику.
— Так… Анна Хиллз… по моим скромным предположениям, написано в Калифорнии, в двадцатых годах, в стиле пленэр. Признаюсь, мне нравится. — Пейзаж невелик, тридцать на тридцать пять, но колорит во вкусе Дункана. — Очень, очень неплохо!
— Стоит только пожелать — и он ваш! — воскликнул Эрик и подмигнул серой мышке, своей помощнице, которая топталась рядом.
— Я подумаю, — ответил Дункан. — Если честно, мне больше по душе европейские импрессионисты, чем американские. Если у вас завалялись Моне, Гоген или что-нибудь в таком роде, я первый в очереди.
Он засмеялся, и они вежливо присоединились к нему, показывая, что оценили шутку.
— Ну а уж если имеется припрятанный Ван Гог!..
В самом деле любезная улыбка Эрика застыла на манер акульего оскала или это всего лишь игра его воображения?
— Нет, таким мы похвастаться не можем.
— Кто знает, кто знает… — заметил Дункан легким тоном, но после многозначительной паузы. — Клады обнаруживаются в самых неожиданных местах.
Казалось, все разом затаили дух, и в наступившей тишине постукивание маятника старинных часов показалось очень громким и зловещим. Самый воздух вдруг сгустился, словно вся антикварная пыль разом повалила из мельчайших щелей. Наконец Эрик прокашлялся и заговорил:
— Анна Хиллз будет вас ждать. Заходите в любое время.
— Ловлю вас на слове. — Дункан повернулся к невзрачной помощнице и озарил ее обаятельнейшей из своих улыбок. — Раз уж я здесь, отчего бы не выбрать подарок для женщины, с которой встречаюсь? Будьте добры, покажите что-нибудь поинтереснее из драгоценностей.
На Эрика он не смотрел, но этого и не требовалось. Все нужные намеки он сделал. Если у соперника еще оставались сомнения насчет того, в каких отношениях он находится с Алекс, то они, конечно же, развеялись.
Долго выбирать не пришлось. Дункан уже присмотрел серьги ардеко, платина с ониксами, — совершенно в стиле Алекс, изящные, геометрически правильные, одновременно дерзкие и элегантные. Продавщица (если верить табличке с именем, ее звали Шери — ни к селу ни к городу) отвела его к витрине с драгоценностями, часами и разного рода безделушками.
— Вон те подвески, пожалуйста.
Она отперла витрину. Полюбовавшись немного, он кивнул. Когда наступило время платить, подошел Эрик:
— Позвольте, я сам их упакую.
Судя по удивленному взгляду продавщицы, обычно он не снисходил до подобных услуг клиентам.
— Словно созданы для Алекс, — заметил он, перевязывая коробочку золотистой подарочной лентой. — Хороший выбор. Много лучший, чем, скажем, массивное золотое ожерелье. — Он поднял взгляд на Дункана. — Мы же не хотим скрывать такую чудесную «любовную мушку»?
Трудно сказать, в какие слова он облек бы свою «парфянскую стрелу», не будь рядом помощницы, но в ее присутствии ограничился жестом — коснулся кончиками пальцев правее левого соска, именно там, где у Алекс красовалась родинка.
До сих пор Дункан считал, что ревность не из его спектра чувств, но выпад Эрика (а главное, откровенно плотоядная мина на его лице) взбесил его настолько, что захотелось выбить сразу все его беленые зубы одним хорошим ударом.
Пришлось бороться с собой, пока соперник завязывал бантик и клал сверток в фирменный пакет магазина. Не надо поддаваться на провокацию, уговаривал Дункан новую для него часть своего «я», так неожиданно и странно активизированную. Гнусный тип нарочно его злит.
Тем не менее, выходя за дверь (небрежной походкой, словно кровь тяжелым молотом не била в виски), он думал только о том, что Эрик видел Алекс обнаженной. Иначе, каким образом он выяснил насчет родинки? Она расположена так, что даже самый откровенный бюстгальтер с успехом ее скроет. Выставить ее на обозрение можно только вместе с соском.
Воображение с готовностью нарисовало сплетенные голые тела в постели и загребущие руки Эрика на груди Алекс. Захотелось пинком сбить ближайшую урну.
Двигаясь по тротуару резким шагом рассерженного человека, Дункан взывал к своему здравому смыслу, убеждая себя, что Алекс, насколько он успел ее узнать, просто не может спать с мужем сестры, пусть даже он и бывший. При всех ее откровенных нарядах и еще более откровенном поведении в постели, у Алекс есть принципы, есть мораль.
Зато у Эрика нет ни того, ни другого. Очень может быть, что он видел фотографии сестер в ванне, еще в младенческом возрасте, в каком-нибудь семейном альбоме и не поколебался воспользоваться увиденным к собственной выгоде. В конце концов, что ему остается? Надо отдать должное, он сделал ответный выпад только после пары намеков, не более тонких, чем, скажем, рогожа.
Он вернул тяжелую серебряную вилку в футляр красного дерева, обитый изнутри потертым бархатом, с надписью «Столовый набор на двенадцать персон, конец Викторианской эпохи, примерно 1890 год».
Короткого взгляда хватило, чтобы оценить продавщицу. Синяя юбка до колен, белая блузка, туфли на среднем каблуке, скромный узел волос на затылке, лицо довольно приятное, но до того ординарное, что, глядя на него, хотелось зевнуть. Ей самое место за регистрационным столом библиотеки, и невольно пришло на ум, что, поменяйся они с Алекс местами, доходы антикварного магазина вскоре достигли бы заоблачных высот.
— По правде сказать, меня больше интересует изобразительное искусство, — ответил он с улыбкой и в полный голос, тем более что других покупателей в магазине не наблюдалось.
Как он и надеялся, его громогласное заявление выманило Эрика откуда-то из задней комнаты.
— Я сразу понял, что пришли вы, — заверил бывший родственник Алекс с деланным удовольствием и вполне искренним недоверием в голосе, протянув руку для пожатия. — Впервые у нас в магазине?
— Да.
Он сказал правду лишь отчасти. Дункан еще не заходил сюда в рабочие часы, но как-то ночью наведался и обнаружил солидный промышленный сейф с крупной суммой наличными и целым рядом интересных антикварных предметов, которые, как он сегодня убедился, днем выставлялись на продажу: древние погребальные маски, фамильное столовое серебро и драгоценности.
— У нас нет ничего, что произвело бы впечатление на человека с вашим опытом и эрудицией. — Эрик адресовал Дункану свою фирменную улыбку. — А впрочем… вот, извольте взглянуть! Я выкупил это полотно в одном имении, когда оно шло с молотка. — Они остановились перед небольшим пейзажем. — Что скажете?
Дункан наклонился к пейзажу так, словно видел его в первый раз, что так же мало соответствовало истине, как и указанная цена. Оценить картину по достоинству мешала растущая неприязнь к Эрику.
— Так… Анна Хиллз… по моим скромным предположениям, написано в Калифорнии, в двадцатых годах, в стиле пленэр. Признаюсь, мне нравится. — Пейзаж невелик, тридцать на тридцать пять, но колорит во вкусе Дункана. — Очень, очень неплохо!
— Стоит только пожелать — и он ваш! — воскликнул Эрик и подмигнул серой мышке, своей помощнице, которая топталась рядом.
— Я подумаю, — ответил Дункан. — Если честно, мне больше по душе европейские импрессионисты, чем американские. Если у вас завалялись Моне, Гоген или что-нибудь в таком роде, я первый в очереди.
Он засмеялся, и они вежливо присоединились к нему, показывая, что оценили шутку.
— Ну а уж если имеется припрятанный Ван Гог!..
В самом деле любезная улыбка Эрика застыла на манер акульего оскала или это всего лишь игра его воображения?
— Нет, таким мы похвастаться не можем.
— Кто знает, кто знает… — заметил Дункан легким тоном, но после многозначительной паузы. — Клады обнаруживаются в самых неожиданных местах.
Казалось, все разом затаили дух, и в наступившей тишине постукивание маятника старинных часов показалось очень громким и зловещим. Самый воздух вдруг сгустился, словно вся антикварная пыль разом повалила из мельчайших щелей. Наконец Эрик прокашлялся и заговорил:
— Анна Хиллз будет вас ждать. Заходите в любое время.
— Ловлю вас на слове. — Дункан повернулся к невзрачной помощнице и озарил ее обаятельнейшей из своих улыбок. — Раз уж я здесь, отчего бы не выбрать подарок для женщины, с которой встречаюсь? Будьте добры, покажите что-нибудь поинтереснее из драгоценностей.
На Эрика он не смотрел, но этого и не требовалось. Все нужные намеки он сделал. Если у соперника еще оставались сомнения насчет того, в каких отношениях он находится с Алекс, то они, конечно же, развеялись.
Долго выбирать не пришлось. Дункан уже присмотрел серьги ардеко, платина с ониксами, — совершенно в стиле Алекс, изящные, геометрически правильные, одновременно дерзкие и элегантные. Продавщица (если верить табличке с именем, ее звали Шери — ни к селу ни к городу) отвела его к витрине с драгоценностями, часами и разного рода безделушками.
— Вон те подвески, пожалуйста.
Она отперла витрину. Полюбовавшись немного, он кивнул. Когда наступило время платить, подошел Эрик:
— Позвольте, я сам их упакую.
Судя по удивленному взгляду продавщицы, обычно он не снисходил до подобных услуг клиентам.
— Словно созданы для Алекс, — заметил он, перевязывая коробочку золотистой подарочной лентой. — Хороший выбор. Много лучший, чем, скажем, массивное золотое ожерелье. — Он поднял взгляд на Дункана. — Мы же не хотим скрывать такую чудесную «любовную мушку»?
Трудно сказать, в какие слова он облек бы свою «парфянскую стрелу», не будь рядом помощницы, но в ее присутствии ограничился жестом — коснулся кончиками пальцев правее левого соска, именно там, где у Алекс красовалась родинка.
До сих пор Дункан считал, что ревность не из его спектра чувств, но выпад Эрика (а главное, откровенно плотоядная мина на его лице) взбесил его настолько, что захотелось выбить сразу все его беленые зубы одним хорошим ударом.
Пришлось бороться с собой, пока соперник завязывал бантик и клал сверток в фирменный пакет магазина. Не надо поддаваться на провокацию, уговаривал Дункан новую для него часть своего «я», так неожиданно и странно активизированную. Гнусный тип нарочно его злит.
Тем не менее, выходя за дверь (небрежной походкой, словно кровь тяжелым молотом не била в виски), он думал только о том, что Эрик видел Алекс обнаженной. Иначе, каким образом он выяснил насчет родинки? Она расположена так, что даже самый откровенный бюстгальтер с успехом ее скроет. Выставить ее на обозрение можно только вместе с соском.
Воображение с готовностью нарисовало сплетенные голые тела в постели и загребущие руки Эрика на груди Алекс. Захотелось пинком сбить ближайшую урну.
Двигаясь по тротуару резким шагом рассерженного человека, Дункан взывал к своему здравому смыслу, убеждая себя, что Алекс, насколько он успел ее узнать, просто не может спать с мужем сестры, пусть даже он и бывший. При всех ее откровенных нарядах и еще более откровенном поведении в постели, у Алекс есть принципы, есть мораль.
Зато у Эрика нет ни того, ни другого. Очень может быть, что он видел фотографии сестер в ванне, еще в младенческом возрасте, в каком-нибудь семейном альбоме и не поколебался воспользоваться увиденным к собственной выгоде. В конце концов, что ему остается? Надо отдать должное, он сделал ответный выпад только после пары намеков, не более тонких, чем, скажем, рогожа.