Уотт-Эванс Лоуренс. Ночь Безумия

   Трудно поверить, подумал Манрин, как изменилась его жизнь всего за три дня. Он был уважаемым и богатым волшебником, магистром, окруженным семьей и друзьями, а теперь он — изгой, ворлок, размышляющий, как наскрести денег на еду.
   Манрин покачал головой. Он слишком стар для такой жизни.
   Побеседовав несколько минут, Берн удалился готовить ужин — именно от этого занятия его оторвала Шелла. Манрин и Альрис остались в кабинете одни. Манрин попытался расспросить Альрис о планах дядюшки и о том, чего можно ожидать от Ханнера, но девушка явно не горела желанием обсуждать эти проблемы.
   Да и зачем ей это? Она не была чародейкой — обычная девушка, которая только что потеряла дядю и горевала о нем, хотя, возможно, при жизни не слишком его любила. Ей хотелось одного — вернуться во дворец, к родне и привычной жизни.
   И все же Манрин беседовал с ней, пока Шелла не пришла звать их на ужин.
   За едой Альрис мрачно молчала, а чародеи вокруг обсуждали, что и как им делать. Надо побыстрее вернуть ее домой, во дворец, размышлял Манрин, делая вид, что слушает Отисена, строившего планы применения чародейства на отцовской ферме.
   И Отисена тоже надо отправить домой.
   Вообще-то всем чародеям не худо бы возвратиться по домам — по крайней мере тем из них, у кого есть дом. Наверняка большинство из них родные примут обратно. Они смогут утверждать, что это лорд Фаран сбил их с пути истинного — после того, как свихнулся сам.
   Но те, кто сейчас был в доме, уходить не собирались, а Манрин не хотел прогонять их.
   Да и не у всех из них есть дом. У Зарека, например, его нет. А сам Манрин — что хорошего сулит ему возвращение домой, в дом волшебника, раз он уже не может должным образом заниматься волшебством? Что за радость Ульпену и Шелле возвращаться к обучению, которого они никогда не смогут завершить?
   Нет, кое-кому, несомненно, лучше оставаться здесь. Обсуждение того, что им надлежит делать, тянулось еще долго после ужина и не закончилось до тех пор, пока Манрин не стал откровенно зевать и не заявил, зажегши свечу, что отправляется спать.
   На площадке лестницы он помедлил. Они с Ульпеном делили одну из спален; но теперь он стал вождем и занял место лорда Фарана. Почему бы в таком случае не занять и хозяйскую постель? Он прошел по коридору в северное крыло и, распахнув двойные двери, оказался в просторной спальне. Да, подумал он, замерев на пороге и оглядывая статуи и остальное убранство, здесь стоит провести ночь хотя бы для того, чтобы потом поведать об этом внукам. Он поставил свечу на ближний столик и лег.
   Он так устал, что незнакомая обстановка не помешала ему мгновенно провалиться в сон.

Глава 38

   Манрин не знал, сколько он проспал до того времени, когда начал видеть сон. Он тотчас понял, что это не простой сон, а после всего того, что ему сегодня рассказали о зове, он был даже рад, что видит нечто волшебной природы, а не первый кошмар чародея.
   Во сне Манрин очутился в незнакомой, совершенно пустой комнате, а перед ним стояла Итиния с Островов, старший магистр Этшара Пряностей и, по слухам, член Внутреннего Круга Гильдии магов. Четкость деталей и неловкое, напряженное поведение Итинии убедили Манрина, что ему и впрямь приснился наведенный сон.
   — Заклятие Ниспосланного Сна? — осведомился он, видя, что Итиния не торопится заговорить первой. — Малое или Великое? Ты можешь слышать меня?
   — Могу, — ответила Итиния. — Это Великое Заклятие Ниспосланного Сна, так что мы можем говорить свободно.
   Это ободрило Манрина. Великое Заклятие требовало намного больше сил; если б Гильдия хотела только передать Манрину послание, было бы применено Малое Заклятие, при котором речь передавалась только в одном направлении — от волшебника к его адресату. Великое Заклятие позволяет вести во сне диалог — стало быть, с ним желают поговорить.
   — Насколько я понимаю, — вслух сказал Манрин, — Гильдии угодно кое-что со мной обсудить?
   — Совершенно верно, — кивнула Итиния. — Нам известно, что ты и твой подмастерье Ульпен — чародеи, подобно другим пятидесяти с лишком магам разной силы и опыта по всей Гегемонии Трех Этшаров.
   Во сне Манрин ошеломленно заморгал. Он и понятия не имел, что кроме него и Ульпена есть и другие маги-чародеи.
   —Пятьдесят с лишком? — переспросил он. — И где же они?
   — Повсюду, — ответила Итиния. — Четырнадцать, например, в стенах Этшара Пряностей.
   — В этом доме?
   — Нет, в своих собственных жилищах. Ну да это не важно. Магистр Манрин, я здесь для того, чтобы поговорить не о других, а о тебе.
   — Вот как! И о чем же ты желаешь поговорить?
   — Магистр, тебе хорошо известны правила Гильдии. Волшебникам запрещено осваивать иные виды магии.
   — Но ведь я ничего не осваивал, — возразил Манрин. — Чародейство само свалилось на меня.
   — Да, и это нам известно. Тем не менее сейчас ты и чародей и волшебник, а Гильдия такое запрещает. Слишком мало нам еще известно о чародействе, чтобы идти на подобный риск. И слишком во многом враждебны друг другу сила чародеев и сила волшебников.
   — И что же мне тогда делать? Я ведь не могу перестать быть чародеем, верно? Или вы нашли способ обратить происшедшие со мной изменения?
   — Нет, — ответила Итиния. — Ты не можешь перестать быть чародеем. Перемена, похоже, необратима. Впрочем, магия, которой ты сейчас обладаешь, исходит не из глубин твоего существа, а из внешнего источника. Вряд ли это окажется достаточным, если ты будешь от него отрезан. Ты мог бы по-прежнему оставаться чародеем, но не в силах был бы применять чародейство.
   — Неужели это возможно? — озадаченно спросил Манрин.
   — Нет — пока ты остаешься в этом мире, но ведь у Гильдии есть доступ в места, которые существуют за его пределами. Если согласишься, тебя отправят туда в изгнание.
   Манрин задумался, но ненадолго.
   — Я не согласился на изгнание, к которому приговорил меня правитель Азрад, — сказал он. — С какой стати мне подчиняться вашему приговору?
   — Правителю Азраду ты не приносил клятвы верности, зато, став подмастерьем волшебника, ты принес такую клятву Гильдии магов.
   Итиния, безусловно, была права, но Манрин не хотел так легко сдаваться.
   — Уйти из этого мира... Насколько я понимаю, места вне его, о которых ты говорила, — творения магии?
   — Да.
   — Значит, они невелики? Даже не деревушки?
   —Да.
   — И я должен буду добровольно провести остаток дней в тюрьме?
   — Да.
   — И вы считаете, что я на такое соглашусь?
   — Если хочешь оставаться волшебником — да.
   — Да как же я могу не быть вол... — Манрин осекся на полуслове и даже во сне ощутил, как стремительно отхлынула кровь от лица. — О нет! — пробормотал он.
   — Ты можешь перестать быть волшебником, — сказала Итиния, указывая на его пояс.
   И Манрин увидел во сне, как его кинжал, его бесценный атамэ сам собой выскользнул из ножен и повис в воздухе перед его глазами, заполнив собою, казалось, весь мир. Фигура Итинии отдалилась, хотя оба они по-прежнему находились все в той же небольшой пустой комнате.
   — Без атамэ ты не будешь волшебником, — прозвучал ниоткуда голос Итинии. — Сломай его — и мы дозволим тебе жить в мире.
   — Но в нем частица моей души! — воскликнул Манрин. — Без атамэ я перестану быть собой.
   — И тем не менее ты должен сделать выбор, — неумолимо проговорила Итиния. — Либо ты чародей — либо волшебник.
   — Если б я мог выбирать, то остался бы волшебником! — огрызнулся Манрин. — Но у меня нет выбора — я и тот, и другой!
   — Гильдия не позволит тебе остаться и чародеем и магом, — отчеканила Итиния. — Сломай атамэ или отправляйся в изгнание за пределы мира — или умри.
   Манрин горестно взглянул на паривший перед ним кинжал.
   — Я прожил волшебником в мире девяносто восемь лет, и всегда при мне был атамэ.
   — А теперь Гильдия запрещает тебе это. Ты клялся подчиняться решениям Гильдии.
   Во сне Манрин потянулся к кинжалу, и атамэ, ощутив близость его пальцев, чуть заметно задрожал.
   — Если я сломаю атамэ, вы оставите меня жить в мире, — пробормотал Манрин. — Значит, Гильдия решила не уничтожать чародеев?
   Итиния заколебалась,
   — Если ты сломаешь атамэ, мы не убьем тебя сейчас, — наконец сказала она.
   Манрин устало прикрыл глаза.
   — Зато, быть может, убьете позже, — проговорил он. — Стало быть, Внутренний Круг еще не решил, что делать с чародеями?
   — Не решил, — признала Итиния.
   Тогда Манрин открыл глаза, схватил атамэ и сунул его в ножны на поясе.
   — Я этого не сделаю, — отрезал он. — И прошу вас хорошенько обдумать свое решение.
   — Мы уже обдумали, — сказала Итиния. — Мы спорили много дней и хотя до сих пор не решили, что делать со всеми чародеями, но зато решили ужесточить существующие правила. Все аристократы, которые стали чародеями, должны отречься от своих титулов либо умереть; все волшебники, которых постигла та же участь, должны уничтожить свои атамэ или согласиться на вечное изгнание из мира — либо умереть. Что делать с представителями прочих магических школ, пускай решают их собратья. Впрочем, нам известно, что чародеи не могут ни обращаться к богам, ни вызывать демонов, так что мы не боимся ни чародеев-жрецов, ни чародеев-демонологов.
   — Я этого не сделаю, — повторил Манрин. — Я не откажусь ни от своей свободы, ни от опыта, который нажил почти за столетие.
   — Тогда нам придется убить тебя.
   — Что ж, попробуйте, — сказал Манрин, — но помните, что я — предводитель целого отряда чародеев и пока еще владею прежними способами защиты — в первую очередь вот этим атамэ, который вы требуете уничтожить! Моя смерть обойдется вам дороже, чем вы думаете, а вражда с чародеями — это отнюдь не пустяк! Мы не так слабы, как ведьмы или колдуны. Не забудь, что лорд Фаран, погибая, уничтожил своего палача!
   — Мы это помним, — сказала Итиния.
   И с этими словами она исчезла, а Манрин проснулся на громадном ложе Фарана и, открыв глаза, уставился в темноту.
   — Защита... — пробормотал он, наугад отшвырнув одеяла. — Мне нужна защи...
   И тут на его горле сомкнулись когтистые нечеловеческие руки. В окна спальни и из-под неплотно прикрытой двери лился слабый свет, но Манрин никого не разглядел — напавший на него был невидим.
   — Фенделов Убийца, — тихо проговорил он. — Хороший выбор. И вы, конечно, не дали мне времени подготовиться — это было бы глупо. Как я сразу не догадался!
   Незримая хватка усилилась — и больше уже Манрин не мог ни говорить, ни дышать.

Глава 39

   Утром восьмого дня летнежара лорд Ханнер проснулся во дворце — в своей собственной комнате, в своей собственной постели — и несколько минут попросту блаженствовал, радуясь тому, что наконец-то вернулся домой.
   Потом он вспомнил, как и почему оказался здесь, вспомнил, что дядя Фаран мертв, и вся его радость улетучилась.
   Вполне возможно, что эта комната больше и не будет принадлежать ему. Ханнер жил здесь только потому, что дядя Фаран был главным советником правителя; теперь же дядя не просто покинул службу, а умер. Если Ханнер либо его сестры не найдут себе должности на службе у правителя, Азрад скорее всего рано или поздно выставит их из дворца.
   Дядя умер. Ханнер до сих пор еще полностью не осознал этот факт. Фаран превратился в каменную статую и разбился. Окаменевшего человека порой можно и воскресить — зависит от того, какое при этом использовали заклинание, — но никто не сможет склеить разбитую статую, а потом вернуть ее к жизни. Фаран полностью, окончательно мертв.
   Не будет ни похорон, ни погребального костра, с дымом которого душа Фарана взлетит к небесам. Можно, конечно, собрать его окаменевшие останки, но в этом нет никакого смысла, что бы ни произошло с его душой, этого уже не исправить. Возможно, его дух все еще витает здесь, во дворце, а со временем, быть может, станет даже и местным привидением. Поговаривали, что во дворце уже живет с полдюжины совершенно безвредных призраков; правда, Ханнер никогда их не встречал. Быть может, душа Фарана навеки застряла в камне или же каким-то образом вырвалась на свободу, когда статуя разбилась. Возможно все, а что случилось на самом деле, Ханнер не знал.
   И скорее всего уже никогда не узнает. Некромантия — штука дорогостоящая и ненадежная.
   Ханнер сел в постели и тяжело вздохнул. Как бы он этого ни хотел, жизнь его никогда уже не будет такой, какой была до Ночи Безумия. Дядя Фаран мертв, и он, Ханнер, больше не сможет служить его помощником; придется подыскивать себе новую должность.
   Дядя Фаран мертв.
   И Ханнер вдруг разрыдался.
   Сколько он себя помнил, дядя Фаран всегда был рядом, даже когда еще были живы родители Ханнера и его сестер. После того как отец Ханнера бесследно пропал, Фаран помогал его матери, своей сестре, растить троих ребятишек.
   А когда умерла и мать Ханнера, Фаран взял племянников к себе и заботился о них. Кроме него, у них никого не было.
   Ханнер любил и уважал своего дядю. Это была не совсем та же любовь, какую он питал к своим родителям: Фаран никогда не был ему настолько близок, да к тому же он частенько пренебрегал желаниями племянников, делая то, что считал для них наилучшим. И все же он всегда был рядом, всегда старался, чтобы Ханнер, Нерра и Альрис ни в чем не нуждались. Он был главой семьи, осью, вокруг которой вращалась вся их жизнь.
   Теперь эта ось исчезла, и самым старшим в семье оказался Ханнер.
   Он еще поплакал, сидя в постели, но в конце концов справился со слезами и старательно вытер краешком простыни мокрые глаза. Окончательно придя в себя, Ханнер выбрался из кровати и оделся.
   Нерра сидела в гостиной у окна, которое выходило на восточную часть Старого города. Ханнер мог бы побиться об заклал, что она тоже плакала.
   — Поверить не могу, что его больше нет, — тихо проговорила она.
   — Знаю, — так же тихо отозвался Ханнер.
   Фарана больше нет — а это значит, что Ханнер как самый старший сделался главой семьи. И стало быть, теперь именно он должен заботиться о своих сестрах.
   Нерре-то уже восемнадцать, и она может сама о себе позаботиться, а вот Альрис...
   Альрис пока осталась в доме дяди Фарана — по крайней мере Ханнер всей душой надеялся на это, раз уж ее нет здесь, во дворце. Надо бы привести ее сюда, но если правитель до сих пор не разрешает никому входить во дворец...
   Что ж, если так, то это просто глупо. Чародеи доказали, что если они пожелают войти во дворец, Азраду их не остановить. Если этот нелепый приказ все еще в силе — что ж, Ханнер сумеет провести сюда Альрис тайком. В крайнем случае, воспользуется своей чародейской силой.
   Хотя отныне ему надлежит быть очень, очень осторожным, чтобы никто не догадался, что он чародей. Правитель Азрад приговорил чародеев к изгнанию, Гильдия магов, возможно, захочет и вовсе уничтожить их, — а Ханнеру не улыбалось ни то, ни другое.
   Прежде всего он сейчас глава семьи. Если его изгонят из города, как же он будет заботиться об Альрис? Ее-то изгонять не за что.
   Нет, определенно, сразу же после завтрака нужно будет отправиться за Альрис и привести ее во дворец.
   — Ты уже ела? — спросил он вслух.
   — Я не голодна, — отмахнулась девушка.
   — Послушай, Нерра, я ведь знаю, что ты, как и я, горюешь но дяде, по сегодняшний день может выдаться на редкость хлопотным. Вполне вероятно, что правитель Азрад сегодня же выставит нас из этих покоев. Честное слово, тебе просто необходимо поесть.
   Нерра ничего не ответила, но все же соскользнула с подоконника и направилась к двери. Ханнер последовал за ней.
   В кухне Ханнер присмотрел за тем, чтобы Нерра съела до крошки свою порцию хлеба с солониной. Наблюдая за сестрой, он гадал, не найдется ли в потайных комнатах особняка дяди Фарана пары-тройки кровавиков; быть может, Манрин согласится наложить на них заклинание. Кровавик сможет поддержать силы Нерры, покуда она не справится со своим горем. Хотя помощником Фарана в делах был Ханнер, именно Нерра из них троих была ближе всего с дядей.
   Впрочем, подумал Ханнер, связываться с Манрином, волшебником-чародеем, может быть опасно; скорее уж им стоило бы пойти в Волшебный квартал и купить нужное заклинание.
   Но разумнее всего сделать это уже после того, когда он приведет Альрис. Тем более что Высокая улица гораздо ближе.
   А если правитель решит-таки вышвырнуть их из дворца, им так или иначе придется какое-то время пожить в особняке на Высокой улице.
   Сейчас же им следует хорошенько поесть. Ханнер посмотрел на свои руки и только теперь сообразил, что сам до сих пор не проглотил ни крошки. Он взял ломтик солонины и принялся старательно жевать.
   Пока они ели, в кухню то входили, то выходили люди, спеша каждый по своим делам. Картина была такой привычной, что у Ханнера защемило сердце. Ни смерть Фарана, ни появление чародеев, ни разрушение приемного зала — ничто не смогло нарушить привычного хода здешней жизни. Единственным заметным изменением было отсутствие Хинды — еще неделю назад она бы деловито сновала из кладовой в кухню и обратно, исполняя поручения поваров.
   Правда, с Ханнером и Неррой никто не заговаривал. Они молча доели завтрак, отряхнули с рук крошки и знакомыми коридорами направились к своим покоям...
   Где и обнаружили, что перед дверью в покои ожидают их Альрис, Берн и пара кряжистых стражников.
   — Что случилось? — крикнул Ханнер, подбегая к ним.
   Альрис косо глянула на одного из стражников, и тот пояснил:
   — Леди Альрис привела с собой во дворец этого человека, а мы не хотели оставлять их без присмотра.
   — Может, он чародей и заколдовал ее, — прибавил второй стражник.
   — Берн? — удивился Ханнер. — Берн вовсе не чародей. Он домоправитель моего дяди.
   — Именно это я им и сказала! — зло воскликнула Альрис.
   — Верно, леди, но после всех недавних неприятностей мы должны быть осторожны.
   Второй стражник хотел что-то сказать, но замялся.
   — В чем дело? — спросил Ханнер.
   — Милорд, — неловко проговорил солдат, — правда ли, что ваш дядя умер? Мы слыхали об этом, но ты же знаешь, что такое дворцовые слухи.
   — Знаю, — согласился Ханнер, — но на сей раз это чистая правда. Лорд Фаран мертв.
   — Его убили волшебники?
   —Да.
   — Я вам очень сочувствую, милорд, — искренне сказал солдат.
   У Ханнера перехватило горло.
   — Спасибо, — ответил он и на миг зажмурился, чтобы сдержать слезы. — Могу я тебя тоже кое о чем спросить?
   — Конечно, милорд.
   — Каково сейчас положение во дворце? Еще пару дней назад по приказу правителя сюда не впускали никого, боясь, что во дворец проникнут чародеи, но вот вы же впустили Аль... то есть леди Альрис и Берна. Значит, этот приказ отменили?
   — Ну да, — ответил стражник. — Еще прошлым вечером. В конце концов чародеи вчера доказали, что если они захотят войти, их не остановить. Нам ведь понадобятся рабочие, чтобы исправить разрушения, и волшебники, чтобы защитить нас от новых бед, — так какой же смысл держать дворцовые ворота закрытыми? Вот мы и вернулись к прежним правилам — впускать всякого, кто знает пароль или у кого есть дело во дворце.
   — Разумно, — кивнул Ханнер. Он едва удержался от искушения прибавить: тем более удивительно, что правитель Азрад на это согласился. — Если вы слыхали о смерти моего дяди, то, может быть, знаете, кто займет его должность?
   Солдаты переглянулись.
   — Поговаривают, что главным советником правителя станет лорд Ильдирин, — сказал один.
   — Или лорд Караннин, — прибавил другой.
   — Или даже лорд Азрад Младший, — заключил первый солдат.
   — Стало быть, правитель намерен передать эту должность своему родственнику?
   — По-моему, он никому больше сейчас не доверяет.
   — Кроме нас, конечно, но мы же не придворные.
   Ханнер поморщился.
   — О да, конечно, — согласился он. — А не знаете ли вы, что правитель Азрад намерен сделать с чародеями?
   Солдаты снова переглянулись.
   — Об этом мы, милорд, говорить не можем, — сказал один из них. — В конце концов вы ведь были вместе с теми чародеями — вдруг они сейчас слушают наш разговор при помощи своей магии?
   Ханнер улыбнулся.
   — Такое чародеям не под силу, — сказал он. — Их магия работает совсем по-другому.
   — Да откуда же мне это знать, милорд? — отмахнулся стражник. — Ворлоки появились совсем недавно. Кто может знать, на что они способны?
   — Лучше уж поберечься, — прибавил другой.
   — А насчет меня вы что-нибудь слышали?
   — Я — ничего, милорд.
   Второй стражник только молча развел руками.
   — Что ж, спасибо вам, — заключил Ханнер. Он видел, что Альрис косится на него сердито и нетерпеливо, а у Берна весьма озабоченный вид. Указав на Берна, он прибавил: — Я свидетельствую, что этот человек — домоправитель лорда Фарана и что вчера по крайней мере он не был чародеем. Если только за ночь его не зачаровали — он самый обычный человек.
   — Благодарю, милорд. — Стражник поглядел на своего сотоварища. — Что же, мы тогда, пожалуй, пойдем.
   — Хорошо, — сказал Ханнер. — Спасибо вам, что проводили сюда леди Альрис и Берна.
   Солдаты разом отвесили ему короткий поклон и заторопились прочь, а Ханнер отпер дверь в покои.
   — Ты уже знаешь, что дядя Фаран умер? — спросила Нерра.
   — Да, — ответила Альрис. — Это просто ужасно! Бедный дядя Фаран!
   — Это случилось быстро, — неловко заметил Ханнер и, распахнув дверь, пропустил девушек вперед.
   Когда все вошли и дверь в покои была закрыта, Ханнер сказал:
   — Я так понимаю, ты, Альрис, пришла сюда просто потому, что хотела вернуться домой, но что понадобилось здесь тебе, Берн? Или чародеи выгнали из дома всех, кто не принадлежит к их числу?
   Альрис и Берн переглянулись.
   — Нет, милорд, — сказал Берн. — Боюсь, мы пришли с дурными вестями, и... в общем, нам нужен ваш совет.
   Ханнер похолодел.
   — Опять дурные вести? -воскликнул он. — Разве недостаточно того, что дядя Фаран погиб, а Рудира и Варрин сгинули невесть куда?
   — Речь идет о том маге, — пояснила Альрис, усаживаясь в кресло.
   — Каком маге? О том, что убил дядю Фарана?
   — Да нет же, нет! — поспешно проговорил Берн. — О Манрине.
   — Что же с ним случилось?
   — Сегодня утром мы нашли его в постели мертвым, — сказал Берн. — Ульпен, его подмастерье, сказал, что Манрина убили волшебством — за то, что он отказался исполнить приказ Гильдии магов.
   Ханнер на миг задумался, а потом спросил:
   — И откуда же Ульпену это известно?
   — Гильдия послала ему сон, — ответила Альрис. — С тем же самым приказом. Только он подчинился.
   Это было вполне приемлемое объяснение. Ханнеру доводилось слышать о Заклятии Ниспосланного Сна, хотя сам он никогда не испытывал на себе его действие.
   — И каков же был приказ Гильдии?
   — Этого Ульпен нам не сказал, — ответил Берн.
   — Но он говорит, что больше он не волшебник, — прибавила Альрис. — И не подмастерье. Просто чародей — и все.
   Ханнер широко раскрыл глаза.
   — Я и не знал, что такое возможно!
   Альрис пожала плечами.
   — Во всяком случае, именно так он говорит.
   Ханнер кивнул. Что ж, этого и следовало ожидать. Гильдия магов привела в действие свой закон, как и в случае с дядей Фараном, — аристократ не может владеть магией, а маг — пользоваться разными видами магии.
   Манрин и Ульпен стали чародеями не по собственной воле, а потому Гильдия предоставила им выбор — отказаться от одного из видов магии либо умереть. А ведь от чародейской силы отказаться невозможно.
   Зато, оказывается, есть способ перестать быть волшебником. Любопытная информация, хотя и не особенно полезная.
   Известие о смерти Манрина тоже представляло интерес хотя оно Ханнера особенно не опечалило. Он едва знал старика, да к тому же не видел, какое отношение смерть Манрина имеет к нему лично. Он уже хотел сказать об этом, когда в дверь постучали.
   — Я открою, — бросила Альрис, спрыгнув с кресла. Она распахнула дверь, и Ханнер услышал знакомый голос:
   — Альрис! Ты уже дома?
   — Мави! — воскликнула Нерра, соскользнув с подоконника. — Входи же, входи!
   Альрис ввела Мави в комнату, и Нерра от души обняла подругу. Ханнер улыбнулся девушке, но не посмел даже протянуть ей руку.
   — Доброе утро, Мави, — сказал он.
   — Ханнер! — Девушка одарила его ослепительной улыбкой. — Как приятно видеть всех вас под родным кровом! Я узнала, что вход во дворец снова открыт, вот и пришла навестить Нерру — а вы, оказывается, все здесь! — Тут она заметила незнакомого человека и вопросительно глянула на Ханнера.
   — Берн как раз собирался сообщить нам, зачем он пришел, — пояснил Ханнер и бросил на слугу дяди выжидательный взгляд.
   — А... ну да, конечно, — пробормотал Берн и, покосившись на Мави, громче добавил: — Все очень просто, милорд. После смерти вашего дяди ты стал законным владельцем особняка на углу Высокой и Коронной улиц, а стало быть, теперь ты мой хозяин. Я пришел узнать, каковы мои новые обязанности — если, конечно, вы решите сохранить за мной прежнее место — и что вы думаете делать с этим домом.
   — Лорд Фаран мертв?! — воскликнула Мави и в ужасе зажала рот ладонью.
   — Он умер вчера, — сказал Ханнер. — Гильдия магов казнила его за незаконные занятия магией.
   — Но он успел убить волшебника, которого они послали, — добавила Альрис. Ханнер не стал с ней спорить: грех убийства незнакомого мага отягощал его душу, и хотя со временем он скорее всего справится с угрызениями совести, каяться именно сейчас совершенно ни к чему.