Уотт-Эванс Лоуренс. Ночь Безумия

   — Альрис?
   — Ничего я не слышала, — замотала головой та. — Если и был какой-то сон, я не помню.
   — Мне был сон, — заявила Рудира. — Не послание, нет — кошмар. Очень мерзкий. Огонь, я падаю, задыхаюсь... все мешается, и... что-то будто меня зовет.
   С полдюжины голосов зазвучало разом:
   — И меня тоже!
   — И меня!..
   — Нo это же было раньше, — выбился из общего хора голос какой-то молодой женщины. — Из-за всего этого я и проснулась, до того, как обнаружила, что могу творить чудеса. Мне снилось, что я лечу и горю на лету, а потом я упала, и все падала, падала, и утонула в земле, точно в омуте, а земля сыпалась на меня, и погребла меня, я попала в ловушку и задыхалась... и тут я проснулась и обнаружила, что мои простыни кружатся в воздухе.
   Снова разом зазвучало несколько голосов, но на этот раз они не соглашались друг с другом — кое-кто твердил, что кошмары приснились им позже, уже здесь, в особняке.
   — Тихо! — рявкнул Ханнер. Он встал и обратился к Рудире: — Когда тебе привиделся кошмар?
   — Я не спала, когда на меня снизошла сила, — ответила она. — У меня что-то будто вспыхнуло в голове... и я смогла взлететь и... ну, об остальном все вы знаете. А сон про то, как я горела, падала и задыхалась, я увидела только здесь, в этом доме.
   Ханнер кивнул и показал на Йорна.
   — Мне ничего не снилось, — проговорил солдат. — Когда поднялся крик, я не спал и начал помогать другим в казарме — ну, и обнаружил, что могу двигать вещи.
   Следующий, Алар, сын Агора, спал, когда на город обрушилась неведомая магия, его пробудил кошмар, который возвратился, правда, не с такой силой, когда он лег спать в доме лорда Фарана.
   Следующая, та молодая женщина, чьи простыни кружились над ней, была разбужена кошмаром, но он не возвращался. Ханнер спросил ее имя, и она назвалась Артальдой Прелестной.
   В конце концов выяснилось, что из одиннадцати присутствующих чародеев четверо, когда пришла сила, бодрствовали, а семерых оставшихся разбудил кошмар, причем один и тот же — об огненном полете в земляную ловушку. Четверым — двоим из тех, кто не спал, и двоим, видевшим кошмар раньше, страшный сон, хотя и не такой пугающий, приснился здесь, в особняке на Высокой улице.
   Ни Ханнеру, ни Альрис, ни Берну не снилось ничего, насколько они могли вспомнить.
   — Второй сон был другим, — сказала Дессет с Восточной Стороны, толстушка, одна из тех, кому кошмар снился оба раза. Накануне, пока отряд наводил порядок в городе, она была среди летунов. — Меня что-то звало. А в первый раз, по-моему, нет.
   — Меня звало тоже, — согласилась Рудира.
   — А меня звало оба раза, — заявил Варрин-Ткач, последний из летунов, дважды видевший страшный сон. Обретение им магических способностей имело самые разрушительные последствия — его дом еле уцелел.
   В это время в столовую вошел еще один только что проснувшийся чародей, и Рудира тотчас взяла его в оборот.
   — Снилось тебе что-нибудь ночью? — требовательно спросила она.
   — Что? — переспросил чародей, паренек по имени Отисен, сын Окко.
   Рудира повторила вопрос. Отисен, сын фермера, который оказался в городе ради того, чтобы посоветоваться со жрецом, как раз когда появилась новая магия, недоуменно оглядел смотревших на него людей.
   — Снилось вроде, — сказал он. — Точно не помню.
   Рудира, похоже, готова была допрашивать его дальше, но тут вмешался Ханнер.
   — Вряд ли это имеет значение, — проговорил он. — Думаю, уже ясно, что здесь действовал какой-то общий фактор — нечто, породившее ваши кошмары и наделившее вас странной магической силой. Ясно и то, что на разных людей это нечто повлияло по-разному — именно поэтому кто-то из вас более могуществен, у кого-то более яркие сны и так далее. Выяснять точно, какое воздействие на кого оказано, не так уж и нужно. А вот что, возможно, нужно и важно — так это выяснить, что оно такое, постоянен ли эффект и можете ли вы что-то еще, о чем до сих пор мы не знаем. Нам известно, что сила не исчезла, что кошмары все еще снятся, — но сны видели не все, и во второй раз они были, похоже, не такими яркими, как сначала. А теперь скажите: заметил ли кто-нибудь еще что-то необычное? Может быть, магия ослабла?
   Чародеи переглянулись.
   — Вчера, когда все только началось, было много крика, — заметила Рудира.
   — Это из-за кошмаров, — сказал Зарек. — Я проснулся от своего крика, и другие вокруг меня — тоже. Я так перепугался, что решил, будто вот-вот свихнусь.
   — Может, так и случилось, — сказал кто-то. — Может, мы все свихнулись, и теперь все нам только мерещится.
   — Не думаю. — Ханнер взмахом руки отмел предположение. — Что-нибудь еще?
   Ни у кого больше никаких соображений не было.
   — Прекрасно, — заключил Ханнер. — Так все-таки магия со временем ослабевает или нет?
   Неожиданно началось общее движение: чародеи начали испытывать свои умения — заставляли летать предметы, двигали мебель, не прикасаясь к ней, и так далее.
   Рудира не шевельнулась, и Ханнера это заинтересовало. Она просто смотрела.
   Йорн медленно поднимался, пока его вытянутая вверх рука не коснулась потолка. Он заговорил первым.
   — Если что с магией и происходит, милорд, то она усиливается.
   Раздался хор подтверждений.
   Ханнер кивнул, размышляя, что делать дальше. Он понятия не имел, ни как долго чародейство продержится, ни насколько оно распространилось, — да и касается ли это дело его вообще. Он оказался здесь, а не дома во дворце, потому что был в городе, когда все началось, и потому, что попытался хоть что-то сделать. Но его ли это на самом деле обязанность? 
   — Милорд, — настойчиво проговорил Йорн, — мне пора идти. Я должен был доложить о прибытии уже много часов назад.
   — А мне пора домой, — сказал Отисен. — Только сперва я поем, — поспешно добавил он, заметив ветчину и хлеб.
   — Но вы же чародеи, — сказал Ханнер.
   — Я — солдат.
   — Магам запрещено служить в солдатах.
   — Но я не маг. Я нигде не учился, я не волшебник и не колдун, не призываю ни богов, ни демонов — просто могу кое-что делать. На меня наложили заклятие, но магом это меня не делает!
   — А я — не маг и не солдат, — добавил Отисен, набив рот хлебом и ветчиной.
   — Мы что, пленники здесь? — поинтересовалась Рудира.
   — Ну разумеется, нет, — ответил ей Ханнер. Он считал, что собранная им команда останется вместе, пока существуют чародейство и его тайна, но теперь он видел, что это глупо: чародейство может не исчезнуть никогда, а тайна его, возможно, никогда не будет разгадана. Он снова сделал не то. — Вы правы, и я прошу у всех вас прощения. Вы вольны уйти — все, кто пожелает — и вольны остаться. Спасибо, что помогли мне вчера ночью, а если кто-то решит остаться, помочь мне с пленниками и попробовать выяснить побольше о случившемся — что ж, буду рад. Я обещал своим помощникам награду, но коль скоро правитель отказывается и пускать нас во дворец, и признавать ваши усилия, единственное, что я могу предложить во исполнение своего обещания, — еда и кров.
   — Благодарю, милорд, но еда и кров ждут меня в другом месте, — сказал Йорн. — Я сразу отправлюсь туда, если не возражаешь. — Не тратя более слов, он прошагал к выходу; минутой позже Ханнер услышал, как хлопнула входная дверь.
   — Я уйду, как только поем, — заявил Отисен.
   Ханнер откусил кусок ветчины, запил пивом и оглядел остальных.
   — Я остаюсь, — сказала Рудира.
   У Ханнера потеплело на душе; он уже начал тревожиться, как будет справляться с вандалами, арестованными прошлой ночью, если все чародеи уйдут. Ведь он обязан держать пленников под замком до тех пор, пока не передаст суду.
   Если бы не арестанты, Ханнер просто выставил бы всех, кроме Берна, запер дом, а сам отправился домой, но пока эта четверка заперта наверху, а у него нет точных предписаний, что с ними делать, он привязан к месту. И обязан стеречь их. Йорн был единственным обученным стражником в команде, его отсутствие станет весьма ощутимым, если пленники попробуют вырваться или сотворить еще что-нибудь, но Рудира, похоже, обладает самой большой силой, хотя Варрин почти равен ей, — а она остается и сможет, если понадобится, справиться со всей четверкой.
   — А остальные? — поинтересовался Ханнер.
   Зарек рассмеялся.
   — Если ты думаешь, что я вернусь на Стофутовое поле, когда могу спать в особняке, — ты безумец.
   — Я вернусь во дворец, как только меня впустят, — сказала Альрис.
   Ханнер кивнул. Он был уверен, что Альрис пропустят, что паникерский эдикт правителя уже отменен, но не удивился бы, если бы оказалось, что чародеям во дворец хода по-прежнему нет. Поэтому он и не мог взять и просто отвести туда пленников.
   —Я хотел бы, Альрис, чтобы ты сначала сходила и узнала, что происходит, и рассказала мне. Мне нужно знать, что делать с той четверкой, что заперта наверху. — Чем скорее они перестанут быть его заботой, тем лучше, к тому же Рудира может не захотеть оставаться здесь до бесконечности.
   — Если я сейчас уйду, можно мне потом вернуться? — спросила Дессет. — Мне хочется успокоить домашних, но и знать, что случилось, тоже хочется, к тому же вы все такие... ну, вы понимаете.
   — Можешь вернуться, когда захочешь, — заверил ее Ханнер. — А если дядя нас отсюда выставит или нам надоест тут сидеть и мы разойдемся по домам, приходи во дворец и спроси меня.
   Дессет кивнула. В конце концов все, кроме Рудиры и Зарека, решили уйти; правда, кое-кто обещал вернуться. А Отисен, пока ел, передумал.
   — На хуторе меня так и так не ждут раньше, чем через пару дней, — заявил он. — Если я полечу туда, я доберусь быстро, можно отправиться завтра или даже послезавтра... и вообще, я хочу знать, что и как.
   — А ты можешь летать? — удивился Ханнер. — Прошлой ночью, насколько я видел, ты не летал.
   — Летал немного, — вгрызаясь в ветчину, ответил Отисен. — А теперь, кажется, у меня получается лучше.
   — Я рад, что ты остаешься, — сказал Ханнер. — Но если хочешь учиться летать, учись, пожалуйста, в саду, а не в доме.
   Отисен улыбнулся и кивнул — отвечать с набитым ртом ему было затруднительно.
   Остальные разошлись задолго до полудня, и Ханнер наконец закончил завтрак. Трое оставшихся чародеев — Рудира, Зарек и Отисен — помогли Берну убрать со стола и прибраться в столовой, стараясь не мешать погруженному в раздумья Ханнеру.
   Он пытался решить, что делать с чародеями, особенно пленниками, но обнаружил, что мысли его занимает дядюшка: зачем бы ему такой огромный и роскошный дом и почему он сделал из него тайну — в конце концов он ведь не женат, так что все его великое множество любовниц не наносит особого оскорбления ни морали, ни обычаям. Одиннадцать спален, не считая комнаты Берна! Четыре этажа...
   И что находится на верхних двух этажах? Ханнер вспомнил, как Берн говорил: туда нельзя никому, кроме Фарана. Так что же дядюшка прячет там?
   Это вовсе не мое дело, сказал он себе, да и излишнее любопытство к добру не приведет. И вообще, следует думать о чародеях.
   Маги ли они? А может быть, с ними случилось то же, что с ведьмами во время Великой Войны, и магические способности свалились на них помимо их воли? Но если так, то не убило ли кого-нибудь из ведьм столь свободное расходование Рудирой ее новой силы? 
   И какую роль играют сны? А крики?..
   Он вспомнил прошлую ночь, когда шел по Рыночной улице, проводив Мави домой...
   Все ли у Мави в порядке? Захватило ли ночное безумие и ее? Надо выяснить это, и он выяснит — при первой возможности.
   Кстати, можно бы сходить прямо сейчас...
   Пленники, напомнил он себе, да не просто пленники, а обладающие опасной силой, нельзя оставить их в дядином доме под охраной только нищего, уличной девки, мальчишки-хуторянина и управителя.
   Да и самих нищего, шлюху и хуторянина нельзя оставить здесь без присмотра? Ханнер слишком плохо знает их, чтобы доверить дядюшкины богатства.
   Придется попросить Альрис или Нерру сходить к Мави. Да так будет и приличнее.
   Он очень надеялся, что с ней все в порядке. Он вспомнил, как споткнулся па ровном месте, как раз когда поднялся крик. Если она так же споткнулась на лестнице, то могла упасть...
   А кстати, с чего это он споткнулся?
   Он нахмурился и ответа искать не стал.
   Так что же ему делать с чародеями?

Глава 14

   После того как в особняке погас свет, Кеннан сдался и отправился домой; но, клялся он себе, ничего еще не кончено.
   Дожидаясь его, Санда уснула в кресле у двери; он оставил ее там, а сам поднялся к себе и на несколько часов забылся беспокойным сном.
   Проснувшись, он первым делом убедился, что Акен не вернулся, а Санда и дети целы и невредимы; потом быстро позавтракал хлебом с сыром и снова отправился во дворец.
   И снова его туда не пустили.
   Интересно, думал он, глядя через канал на сияющие мраморные стены, что сейчас происходит за ними?..

* * *

   Как раз в это время лорд Азрад поник в кресле и уныло воззрился на своего брата Кларима. Потом обратил взгляд на всех, кто собрался в малом приемном зале.
   — Где лорд Фаран? — спросил он.
   — Полагаю, он спит, — доложил капитан Венгар. — Он был на ногах почти всю ночь.
   — Я тоже, демон меня побери, но я же здесь!
   Венгар чуть поколебался, но все же возразил:
   — Милорд, вы отошли ко сну через час, может, два после полуночи. Лорд Фаран принимал донесения до самой зари. Я думаю, он отправился к себе, только когда взошло солнце.
   — Немного тебе будет проку от него полусонного, — заметил лорд Кларим.
   — Да от него вообще, по-моему, немного проку, — пробормотал Азрад Младший. Его сестра Имра предостерегающе шлепнула его по руке.
   На этот утренний совет лорд Азрад собрал свое семейство — тех его членов, разумеется, кто был под рукой, то есть трех братьев и обоих детей. Четыре его сестры давно уже были выданы замуж — Заррея, младшая, за Эдерда IV, правителя Этшара-на-Песках, три остальные — в дальние королевства и баронства, а жена, Тера из Аллории, и одна из старших сестер, Лура, много лет как умерли.
   Присутствовал также капитан Венгар — командир дворцовой стражи, но правителю Азраду был необходим лорд Фаран.
   Большая часть его советников жила не во дворце, а в собственных особняках в Новом городе, так что на совете быть они не могли: Азрад опасался, как бы то, что заразило магией и безумием весь город, не проникло во дворец вместе с ними. Лорд Фаран, однако, находился во дворце, даже беседовал ночью с правителем, и то, что сейчас его нет, весьма того раздражало.
   Но лорд Азрад решил не сдаваться. Он взглянул на братьев.
   — Имеете ли вы хоть малейшее понятие, что там происходит?
   Лорд Караннин и лорд Илдирин обменялись взглядами.
   — Не больше, чем ты, — сказал Кларим. — Какие-то чары вырвались ночью из-под контроля, и горожане обезумели от них, но сейчас вроде все успокоилось... хотя чары по-прежнему действуют.
   — Это я знаю, — рявкнул Азрад. — Что вам известно еще?
   — Боюсь, ничего, — сказал Кларим.
   — Мы знаем лишь то, что сумели узнать от вестников, — сказал Караннин.
   — Ты ведь запретил пускать их внутрь, — добавил Илдирин.
   — Прошлой ночью никто из моих обычных помощников-магов не был во дворце, — продолжал Караннин. — Старую Тариссу я отпустил повидаться с внуками. Ни с кем из остальных мне тоже поговорить не удалось.
   — Но ты же посылал к ним?
   — Посылал, но ничего полезного не узнал. Единственный, кто мне покуда ответил, — Ородрин Поврежденная Рука, тот демонолог, которого ты не любишь. Он сообщил, что ничего не знает, кроме того, что демоны тут ни при чем.
   Азрад фыркнул и перевел взгляд на Илдирина.
   — Я разослал слуг ко всем воротам и к главе Гильдии Итинии, как ты велел, — сказал тот. — Пока никто не ответил.
   — Пошли в Гильдию еще раз, — распорядился Азрад. — Передай, что мне надо срочно встретиться с их представителями. Срочно!
   — Азрад, я даже не знаю, в городе ли сейчас Итиния...
   — Тогда пошли ко всем магистрам и ко всем известным магам, каких только вспомнишь! — потребовал правитель. — Они утверждают, что управляют всеми, кто занимается магией, так? Вот пускай и сдержат этих... этих...
   — Чародеев, — подсказал капитан Венгар.
   Все повернулись и уставились на него.
   — Так их называют, — пояснил Венгар; под этими вопрошающими взглядами он чувствовал себя не в своей тарелке. — Кто-то об этом сказал ночью страже на площади. А слово, кажется, ведьмовское.
   — Так ведьмы что-то знают? — спросил Азрад.
   — Понятия не имею, милорд.
   — Кто рассказал это страже?
   — Не скажу точно, милорд. Думаю, кто-то из отряда лорда Ханнера, возможно, он сам.
   — Племянник Фарана? Тот самый Ханнер?
   — Да, милорд.
   — Я желаю услышать все, и подробно: где лорд Ханнер, чем он занят? Откуда ему известно это слово?
   Венгар подумал.
   — Милорд, лорд Ханнер пришел на площадь вчера ночью, когда вы уже спали, вместе с несколькими неизвестными, видимо — чародеями. Отряд остановился, не доходя моста. Лорд Ханнер попросил впустить его и получил отказ — в соответствии с вашим эдиктом. Лорд Фаран выслал к нему леди Альрис — поговорить и отвести куда-то, где они могли бы спокойно провести ночь. Это все, что я знаю.
   — Фаран ночью послал на улицу Альрис?
   — Да, милорд.
   Азрад потеребил бородку.
   — Странно. И куда же они пошли?
   Никакого ответа.
   — При лорде Ханнере были чародеи?
   — Так мне сказали, милорд.
   — Очень странно. Как по-твоему... — Азрад осекся и нахмурился, потом повернулся к Клариму: — Ну а ты — нашел ты хоть какого-нибудь чародея?
   — Нет, — сказал Кларим. — Только девчонку с кухни, Хинду-Сиротку. Мы выслали ее из дворца, как ты и повелел. Больше никто во дворце не признался, что владеет этими новыми чарами, и у меня нет доказательств, что нам лгут.
   — Только девчонка, — повторил Азрад. — А среди знати?
   — Никого, Азрад. Никого, о ком бы я знал.
   — Заразился ли кто-нибудь на кухне?
   — Нет. Новая магия как будто не заразна.
   — Спасибо богам хотя бы за это! Вы проверили во дворце всех?
   — Конечно. Ты так приказал, а я выполнил. У меня ушла на это вся ночь. Я закончил всего час назад, тут приходят от тебя и зовут на этот совет. Я еще не ложился и сонный не меньше, чем Фаран.
   — Если это намек, что я должен отпустить тебя, то прости, Кларим, и потерпи еще немного. — Правитель вновь обратился к остальным: — Венгар, мне известно: на площади собрались несчастные горожане. На что они жалуются? Поджоги, грабежи, насилие?..
   — Поджоги, грабежи, насилие — а еще воровство и убийства, милорд, — проговорил Венгар. — Об изнасилованных женщинах мне не докладывали, но, возможно, еще доложат. Хотя больше всего жалуются на исчезновения людей.
   — Исчезновения?.. — переспросил Азрад. — Не припомню, чтобы слышал об этом.
   — Предупредил же я, что сплю на ходу, — пробормотал Кларим. — Совсем забыл сказать.
   — Милорд, — вмешался Венгар, — донесений об исчезнувших у нас чрезвычайно много. Люди пропали после того, как поднялся крик и чары впервые явили себя. Кое-кто просто ушел и не вернулся; других, похоже, вытащили из окон или через дыры в крышах. Капитан Нараль ведет подсчет; последний раз, когда я виделся с ним, пропавших было порядка трех сотен.
   — Три сотни?
   — Да, милорд.
   — Их забрали чародеи?
   — Логика подсказывает, что да, милорд. Большая часть жалобщиков уверена именно в этом.
   — Три сотни человек!
   — По меньшей мере.
   Азрад плотнее уселся на троне и с минуту молча смотрел на Венгара.
   — Мне нужны донесения, — сказал он наконец. — Мне нужны письменные отчеты капитана Нараля и того, кто говорил с лордом Ханнером, — и любого, кто знает хоть что-то об этих исчезновениях. Я не потерплю такого в моем городе! Если это дело рук чародеев, я желаю, чтобы их всех изгнали.
   — Да, милорд, — поклонился Венгар.
   — Иди и займись этим! — Правитель жестом отпустил его.
   Когда Венгар удалился, Азрад ткнул пальцем в Кларима
   — Ты, — проговорил он, — ступай приведи мне Фарана. Мне дела нет, спит он там или не спит. Мне он нужен немедленно! Тащи его сюда, и можешь отправляться спать.
   — Да, Азрад. — И Кларим вышел вслед за капитаном Венгаром.
   — Пошли за магами, — приказал Азрад Илдирину.
   Потом оглядел остальных — Караннина, Имру и Азрада Младшего.
   — А вы трое, — сказал он, — займитесь каким-нибудь делом. По возможности полезным и где-нибудь не здесь.
   Мгновением позже покой опустел, и лишь Азрад, совершенно несчастный, простерся на троне, с ужасом предвидя часы — а возможно, и дни! — бурной деятельности, покуда он наконец не разберется со всем этим и не сможет вернуться к обычному блаженному ничегонеделанию.

Глава 15

   К тому времени как вернулась Альрис, лорд Ханнер ничего еще не решил насчет чародеев.
   Он бродил по дому, восхищаясь по крайней мере теми двумя этажами, которые были ему доступны, и раздумывал, должен ли делать что-то еще.
   Начал он с того, что сходил проведать пленников и убедился, что им принесли еду и воду. Они, казалось, смирились с судьбой и были готовы предстать перед судом. Кирша, та юная девушка, что была арестована среди похищенных тканей и украшений, попросила разрешения сообщить о себе родным, но ей ответили, что придется немного подождать.
   Покончив с этим, Ханнер спустился вниз и отправился осматривать дом. Высокие двери в задней стене столовой вели в огромный бальный зал, который выходил прямиком в сад. На полу, в инкрустациях паркета, Ханнер разглядел круг, вполне пригодный для ритуальных танцев: дань дядюшки Фарана увлечению магией, решил он. Сперва Ханнер сомневался, использовался ли крут по назначению; потом заметил старые, неаккуратно затертые следы мела и понял, что использовался.
   Вот интересно, подумал он, включает ли в себя запрет заниматься магией ритуальные танцы; но он не знал, ни кто были танцоры, ни для чего использовался танец, а потому и судить, нарушен ли запрет Гильдии, не мог.
   Маленькая дверь в восточной стене столовой вела в кухни и кладовые, где и проводил большую часть дня Берн. Интерес хозяина к магии был заметен и здесь: Ханнер обнаружил сами собой передвигающиеся горшки и непустеющий кувшин с водой.
   В западной части дома, за большой прихожей, располагались салоны, кабинеты и библиотеки.
   Когда в замке парадной двери заскрежетал ключ, Ханнера от прихожей отделяли две комнаты — он восхищенно рассматривал коллекцию шанского стекла — или виртуозных подделок: впрочем, насколько Ханнер знал своего дядю, подделок он бы в своем доме не потерпел. Ханнер вертел в руках изящный пурпурный графинчик в форме орхидеи, любуясь нежными переходами цвета от индигово-синего донышка к алому верху, — и тут услышал, как повернулся ключ. Он оглянулся, и сосудик выскользнул из его пальцев.
   Ханнер попытался удержать его, сообразил, что раздавит, и промедлил, а потом стало вообще поздно, до графинчика дотянуться он уже не мог. Но он все равно пытался поймать сосуд, отчаянно желая, чтобы он не упал...
   И он не упал. Он медленно опускался, будто погружаясь в масло, и Ханнер сумел с легкостью подхватить графинчик задолго до того, как он ударился о твердый паркетный пол.
   Ханнер поймал сосуд в воздухе, осторожно поставил на полку и уставился на него.
   Не приходилось сомневаться в том, что произошло. Он тоже оказался чародеем.
   Значит, все-таки и он чародей, просто раньше он этого не понимал.
   Над этим стоило поразмыслить. Как он стал чародеем? И почему он им стал?
   А может, чародеями стали все, просто большинство людей еще не обнаружили этого? Или чародейство заразно, как болезнь, и он подцепил его у кого-то из своего отряда?
   Сначала Ханнеру ничего не приходило в голову. Он совершенно не изменился... и тут он вспомнил, как споткнулся накануне ночью, за миг до того, как поднялся крик.
   Скорее всего это случилось тогда, а он просто ничего не замечал — до сих пор.
   Сколько еще людей, подумалось ему, в подобном положении?
   В прихожей Берн говорил с Альрис, и голосок сестры прервал размышления Ханнера.
   — Ханнер! — звала она. — Где ты там?
   Он заставил себя отвлечься от стеклянных вещиц и своих новых способностей и откликнулся:
   —Я здесь!
   Потом, бросив на графинчик прощальный взгляд, вышел из комнаты.
   Увидев сестру, он сразу понял, что она одновременно и возбуждена, и встревожена — и встревожился сам, потому что обычным настроением Альрис было скучающее неудовольствие.
   — Ты говорила с дядей Фараном? — спросил он.
   — Нет. Он был слишком занят, чтобы подойти к двери, а меня не впустили.
   Ханнер удивленно моргнул.
   — Не впустили? Ты хочешь сказать — не пустили во дворец?
   — Ну да. Внутрь по-прежнему по какой-то причине никого не пускают. Правитель указа не отменил и не похоже, что отменит. И дядя Фаран ничего по этому поводу не предпринял — стражник сказал, что, как он думает, Фаран согласен с правителем!
   — Иногда с ним такое бывает, — сухо заметил Ханнер. — Так с кем же ты говорила?
   — В основном с охраной. Ханнер, все плохо, очень плохо.
   — Что плохо?
   — Все. В городе беда. То, что случилось ночью...
   Ханнер уселся в кресло и показал сестре на соседнее.
   — Рассказывай, — потребовал он. — Что случилось ночью, кроме воровства и драк?
   — Люди пропали, — ответила Альрис. — Сотни людей!
   Ханнер нахмурился.
   — Как пропали? — спросил он. — Просто исчезли? Или что-нибудь сверкало, громыхало, дымилось? Я лично ничего подобного не видел. И не слышал.