Страница:
Зря работал. Макензен понял, что второго Танненберга не будет, и приказал своим войскам отступать ближайшим возможным путем. Черчилль, чей комплимент русской ставке мы привели выше, в данном случае приводит старую поговорку: "Крепкий нож разрежет дерево"{219}.
Воздушная разведка с этих дней помогала немцам. С рассветом 23 ноября немцы смело и умело рванулись на север. За ними следовала Пятая русская армия. Нокс описывает виденное: "Командир первого корпуса умолял войска двигаться вперед, но все замерли в глубокой пассивности. Они или, возможно, командующий и его штаб были лишены резерва моральных сил для того, чтобы продолжать действовать. Командующий колебался в отношении преследования и в конечном счете запросил армейское командование"{220}.
Разумеется, оно тоже начало колебаться. Моральный террор германского военного превосходства был столь велик, что и войска и военачальники русской стороны впадали в своего рода ступор. "Полностью окруженные ордами противника, немцы пробились вперед, не потеряв ни одного орудия, ни одного пленного, прошли сквозь все опасности, неся с собой всех раненых"{221}.
Двести пятьдесят тысяч немцев в этой битве противостояли шестистам тысячам русских войск. Немцы потеряли тридцать пять тысяч убитыми, русские - вдвое больше. Но что важнее всего стратегически: теперь никто уже - ни в Париже, ни в Петрограде - не помышлял о наступлении на германскую Силезию. Говоря о сложностях текущей войны, британский военный атташе полковник Нокс записал в дневнике 25 ноября: "Я боюсь, что в России забыли о необходимости компенсировать пополнениями огромные потери текущей войны; с приходом зимы наши потери утроятся. Несколько человек уже замерзли в траншеях этой ночью".
В русской армии был отдан приказ поить людей горячим чаем, но русский офицер сказал Ноксу: "Такие приказы легко издать, но трудно выполнить: люди, несущие обед, гибнут едва ли не ежедневно".
Ввиду упорного сопротивления русских войск последовал приказ об отступлении рвавшегося к Висле немецкого авангарда. Германская армия потеряла в этой авантюре 40 тысяч человек. Но и русская армия еще раз убедилась, какой силы противника она имеет перед собой на севере своего фронта. Даже неисправимым оптимистам стало ясно, что Танненберг не был случайной неудачей. "Они были постоянно биты значительно меньшим числом немцев, - пишет Уинстон Черчилль, - но мозг русского верховного командования продолжал функционировать ясно и решительно".
Окончание 14-го
1914 год стал годом несбывшихся ожиданий для всех. Государственные деятели воюющих стран в последние месяцы 1914 г почти потеряли контроль над ведением войны, предоставив бремя решений профессиональным военным. На огромном расстоянии (почти 800 км) - от границы Швейцарии на юге до Остенде на севере - осенью 1914 года были вырыты окопы. Беспрецедентной стала концентрация войск - на каждые двенадцать сантиметров фронта приходился один солдат. Мобильность в движении войск исчезла надолго. Отныне более чем четыре года огромные армии стояли друг против друга, применяя отравляющие газы, используя в массовом количестве пулеметы, увеличивая армады аэропланов и закопавшись в траншеях. Столкновения огромных людских масс назывались сражениями, но по существу это была четырехлетняя осада. Согласно статистике в среднем в течение одного дня боев на Западном фронте гибли 2 тыс. 533 человека по обе стороны фронта, 9 тыс. 121 был ранен и 1 тыс. 164 человека были безвестно потеряны. Черчилль так описывал жене эту ситуацию: "Случилось так, словно армии внезапно и одновременно объявили забастовку и заявили внезапно, что должен быть найден какой-то иной способ разрешения спора".
Политики как бы начали "уставать" от сложившегося тупика. Премьер-министр Асквит записал 30 декабря 1914 г.: "Я глубоко разочарован и ничего не ожидаю от ближайшего будущего. Война является гигантской тратой жизней и средств".
Раненых убивали на поле боя, мертвых сбрасывали в ямы, нейтральные корабли и суда со знаками Красного Креста топились. Все усилия прилагались для того, чтобы задушить противостоящую нацию, независимо от того, как страдало гражданское население. Города и памятники разрушались артиллерией, бомбы падали не разбирая цели, ядовитые газы убивали солдат, огнеметы были направлены на тела, люди падали с неба, горя в огне, они гибли в темных пучинах моря. Может быть, только каннибализм и издевательства над пленными не были использованы в этой битве цивилизованных, оснащенных наукой христианских государств. И то лишь только потому, что эти средства не давали нужных результатов.
В победу верилось все меньше. На юго-востоке Европы череда австрийских поражений привела молодого Витгенштейна к печальным обобщениям. "Я размышлял о прискорбном положении германской расы. Мне кажется определенным, что мы не можем выиграть у Англии. Англичане - лучшая раса в мире, она не может проиграть. Мы же можем - и проиграем, если не в этом году, то в следующем"{222}.
Немцам не хотелось верить в ложность своих победоносных теории. Пат, победа обороны над наступлением не сулила им яркого будущего. В конечном счете война на истощение - из-за блокады британского флота - оборачивалась против них. С этим новым ощущением немцы на Западном фронте 14 ноября начали массированное наступление с Ипрского выступа. 22 дивизии, возглавляемые прусской гвардией, бросились вперед, предваряя атаку самым страшным до сих пор артиллерийским огнем. Но семь британских и пять французских дивизий выстояли, наступление захлебнулось, споткнувшись о колючую проволоку, пулеметные точки и осеннее бездорожье. Время побед ушло в прошлое.
Генерал фон Плессен, чьей обязанностью было информировать кайзера о происходящих военных операциях, записывает в дневнике: "Его Величество находится в депрессивном состоянии. Наступление на Ипре провалилось, и он в печали. Он потрясен докладом генерала Фалькенгайна о всего лишь шестидневном запасе боеприпасов... Посетивший нас канцлер (Бетман-Голвег) обеспокоен огромными потерями при Ипре. Просит меня использовать все влияние для остановки наступления. Я придерживаюсь той же точки зрения. Фалькенгайн же не остановит наступления на Ипр до того, как выпустит последний снаряд"{223}.
На Восточном фронте немцы в войне умов в конце 1914 года опять превзошли восточного противника. Два германских математика, справедливо названных Людендорфом "гениями расшифровки", начали читать секретные русские телеграммы, из которых выявился "гигантский план" великого князя Николая Николаевича: нанести главный удар между Неманом и дорогой на Гумбинен-Инстербург, опрокинуть Восьмую германскую армию, отбросить ее за Вислу, а затем между Млавой и Вислой вступить в Восточную Пруссию. Великий князь проявлял аристократическую несерьезность. Мы видим, что одна сторона воевала слепо, а другая видела карты противника.
Двадцать первого декабря 1914 г. военный атташе Британии прислал секретный доклад с оценкой военной ситуации в России. В нем говорилось об устрашающей нехватке военного снаряжения, о генералах, которые, не имея военного опыта, вступили в командование фронтами, о 800 тыс. рекрутов, готовых отплыть на Западный фронт - во Францию, но не имеющих винтовок, о нехватке умения, об искаженном понимании в Петрограде военной ситуации. Атташе докладывал, что в России "солдаты живут только тем, что они могут собрать в пределах досягаемости в своем регионе. Они собирают часть урожая, но они не могут обеспечить себя военным снаряжением - оно не растет на полях".
Доклад произвел впечатление, и боязнь того, что Россия потерпит поражение, стала среди британских министров почти всеобщей. Премьер-министр Асквит стал возлагать основные надежды на вступление в войну Италии и Румынии, их присоединение к Антанте может "положить конец сопротивлению Австрии".
Трудной осенью 1914 г. французы и англичане потеряли более миллиона человек. Два самых энергичных члена английского кабинета министров Черчилль и Ллойд Джордж - заявили в один голос, что войска не могут и дальше "жевать колючую проволоку" и что ни одна война еще не выигрывалась сидением в окопах. Нужно найти альтернативу. На одном из заседаний кабинета министров Черчилль предложил "обшить стальными листами трактор - для того чтобы несколько человек могли спрятаться в укрытии и пересечь ничейную полосу". Большое количество таких машин, с точки зрения Черчилля, могло бы помочь английской пехоте пробить линию фронта. В сентябре 1914 г., купив имеющиеся в продаже тракторы, он приказал обшить их стальными листами. В имении герцога Вестминстерского в обстановке исключительной секретности началось создание того, что называлось "ватерклозетами для России". Всем понятно было сокращение "ватерклозет" - это были начальные буквы имени Уинстон Черчилль. Кто-то предложил называть новые наземные корабли танками, и Черчилль согласился с этим предложением.
Обе коалиции стремились привлечь на свою сторону нейтралов. Этого удалось добиться и центральным державам и Антанте.
Ранним утром 29 октября 1914 года два германских ультрасовременных корабля под турецким флагом, "Гебен" и "Бреслау", бомбардировали Одессу и Николаев, а затем выбросили мины на самых важных российских морских путях. Следующими целями вступившей в войну Турции стали Севастополь, Феодосия и Новороссийск. В Закавказье русская армия была вынуждена открыть новый фронт. Месть за русские потери осуществляли в основном англичане. 1 ноября они бомбардировали турецкий порт Акаба.
Антанта ответила на Дальнем Востоке. Уже в начале августа 1914 г. японское правительство информировало Грея, что готово объявить войну Германии. Было очевидно, что японцы стремятся к овладению германскими островами в Тихом океане и германской зоной влияния в Китае. В Лондоне далеко не все были уверены в том, что интересам Британской империи послужило бы такое усиление Японии в Тихом океане. Но ситуация диктовала необходимость привлечения любых сил. Японцам следовало обещать все, их следовало привлечь к войне против Германии без всяких оговорок. Черчилль писал Грею: "Их нужно приветствовать как друзей и товарищей. Помните, что шторм только начинается. Им нужно пообещать Китай".
В результате 23 августа 1914 г. Япония объявила войну Германии. Черчилль обсуждал возможность посылки японской эскадры в Средиземное море, а также в другие европейские воды. Он полагал, что японское давление может оказаться решающим в привлечении на сторону Антанты Италии и что при помощи японской эскадры союзники могли бы получить превосходство в Балтийском море. Японские военные корабли отныне осуществляли конвойные функции при проводе транспортных судов в Средиземном море.
Германские идеи
На протяжении всей войны Германия считала союз России с западными странами неестественным - слепое единение Британии и Франции с Россией приведет к плачевным для Запада результатам. Казаки войдут в Копенгаген, Стамбул и Кувейт, и тогда Лондон и Париж пожалеют о крахе Германии.
Чтобы воздействовать на нейтралов и общественность воюющих стран, 93 немецких поэта, историка, ученого, священника и музыканта выпустили в октябре 1914 г. "Манифест цивилизованному миру": "Мы будем вести эту борьбу до самого конца как цивилизованная нация, следующая традициям Гёте, Бетховена и Канта".
Даже кайзер присоединился к войне идей: "Я безусловно убежден, что страна, которой Бог дал Лютера, Баха, Вагнера, Мольтке, Бисмарка и моего деда, будет еще призвана для великих свершений ради блага человечества".
Не все немецкие таланты разделяли патриотический пыл указанного манифеста. В пику им профессор физиологии Берлинского университета Георг Фридрих Николаи обратился с призывом после окончания войны объединить интеллектуальные усилия Европы и создать политически единую Европу: "Этот шаг должны сделать все те, кто действительно ценит культуру Европы, - те, кого Гёте пророчески называл "хорошими европейцами".
Этот манифест подписало меньшинство светил научного и культурного мира Германии. Но среди них был Альберт Эйнштейн.
Миттельойропа
С началом войны Берлин отбрасывает сдержанность и обнажает свое стратегическое планирование на послевоенный период. Самым конкретным результатом идейной работы в Германии 1914-1915 гг. стало понятие "Миттельойропа". Ведущий германский либерал Ф. Науманн опубликовал в октябре 1915 года книгу "Миттельойропа", концепция которой строилась на германской гегемонии. Основой "Миттельойропы" виделся экономический и таможенный союз Германии и Австро-Венгрии. "Франция должна быть ослаблена, чтобы сделать ее возрождение в качестве великой державы невозможным на все времена. Россия должна быть отброшена назад настолько далеко от германской восточной границы, насколько это возможно, а ее доминирование над нерусскими вассальными народами должно быть сокрушено"{224}.
Главное: "Мы должны создать центральную европейскую экономическую ассоциацию посредством единого таможенного договора, который включал бы в себя Францию, Бельгию, Голландию, Данию, Австро-Венгрию, Польшу и, возможно, Италию, Швецию и Норвегию. Эта ассоциация не будет иметь какой-либо единой конституционно оформленной высшей власти, и все ее члены будут формально равны, но на практике будут находиться под германским руководством и должны стабилизировать германское экономическое доминирование над Миттельойропой"{225}.
Наряду с решающим ослаблением России эта концепция предполагала геополитическое ослабление Франции, у которой следовало отобрать железорудные копи Лонгви-Брийе. После поражения Антанты следовало предложить Франции пакт об обороне и помощи - ее нужно "приласкать", приближая к Германии в ее борьбе против России и Британии.
Миттельойропа - цель Общегерманского союза с сентября 1914 г. "Абсолютно императивным является требование, чтобы Миттельойропа, включая регионы, полученные Германским Рейхом и Австро-Венгрией в качестве призов победы, образовывали одну единую экономическую общность. Нидерланды и Швейцария, три скандинавских государства и Финляндия, Италия, Румыния и Болгария будут присоединены к этому ядру постепенно и исходя из принуждающей к такому сближению необходимости"{226}.
В Миттельойропу войдут в дополнение к Австро-Венгрии Нидерланды, Швейцария, Норвегия, Финляндия, Италия, Болгария, Румыния и обширные завоеванные территории России{227}.
Партия центра предусматривала создание "великого центрально-европейского таможенного союза, который включал бы в себя Голландию, Францию, Данию, Швейцарию, Австро-Венгрию и балканские страны... Германия должна воспользоваться ситуацией, которая может не возникнуть вновь еще на протяжении столетий. Только тогда Германия могла бы говорить на равных с Америкой и Британской империей". Контролируемая Германией зона от Пиренеев до Мемеля, от Черного моря до Северного, от Средиземноморья до Балтики позволила бы Германии конкурировать с Соединенными Штатами в борьбе за мировое экономическое первенство.
Эти идеи разделяли кайзер Вильгельм II, влиятельные министры, такие как Ягов. Канцлер Бетман-Гольвег зафиксировал свое видение новой карты Европы 9 сентября: германская Миттельойропа подчинит себе Запад и Восток; уничтожение Франции как великой державы, ликвидация британского влияния на континенте и фактическое изгнание России из Европы обеспечат германскую гегемонию. 21 августа: "Привлечь Польшу и другие государства к Империи центрально-европейской системе дифференцированных тарифов. Великая Германия включит в себя Бельгию, Голландию, Польшу как непосредственные протектораты и Австрию как опосредованный протекторат"{228}.
Мирные планы Бетман-Гольвега от 9 сентября 1914 г.: политическая карта Европы должна измениться, Запад и Восток должны подчиниться Центру Европы. В канцелярии канцлера пришли к выводу: "Вся Юго-Восточная Европа является лежащей у наших дверей культурной колонией"{229}.
Такую цель можно было достичь только силой. Германское лидерство, писал он 16 сентября 1914 года, "не может быть достигнуто на основе соглашения об общих интересах, оно создается только под давлением политического превосходства"{230}.
Отражая мнение военной касты, фельдмаршал Мольтке-младший утверждал, что "латинские народы прошли зенит своего развития, они не могут более ввести новые оплодотворяющие элементы в развитие мира в целом. Славянские народы, Россия в особенности, все еще слишком отсталые в культурном отношении, чтобы быть способными взять на себя руководство человечеством. Под правлением кнута Европа обратилась бы вспять, в состояние духовного варварства. Британия преследует только материальные интересы. Одна лишь Германия может помочь человечеству развиваться в правильном направлении. Именно поэтому Германия не может быть сокрушена в этой борьбе, которая определит развитие человечества на несколько столетий"{231}.
Группа левых социалистов, осмысливая начало войны 1914 г., объявила Германию лидером мировой революции против плутократического Запада{232}. Германские интеллектуалы снова писали: "Германия опять стоит перед задачей стать посредником между Востоком и Западом".
Историк Ф. Майнеке ощутил рост аппетита в германской промышленной элите.
"Я помню характерную беседу в доме Гинцс с национально известным экономистом Шумахером. Я сказал, что нечто вроде мира в Губертусбурге (мир, которым в 1763 г. завершилась Семилетняя война. - А. У). будет уже немалой победой для нас "О! - воскликнул Шумахер с ликующим видом. - Мы можем надеяться на значительно большее!"{233}
Уничтожение Франции как великой державы, ликвидация британского влияния на континенте и фактическое изгнание России из Европы - вот планируемые основания установления в Европе германской гегемонии. Такую цель можно было достичь лишь силой.
Две линия
В германском руководстве сформировалось две линии канцлера Бетман-Гольвега и военно-морского министра Тирпица
Первая концепция. Главная цель Бетман-Гольвега лежала на Востоке: ослабить Россию как фактор европейской политики. "Россия должна быть отброшена в Азию и отрезана от Балтики; с Францией и Англией мы всегда сможем договориться, с Россией - никогда"{234}.
На Западе Бетман-Гольвег после войны хотел договориться о "культурном союзе" Германии с побежденными Францией и Британией против "варварской России". Россия должна была быть вычеркнутой из европейского контекста. В записях канцлера от 11 августа 1914 г ставились следующие цели: 1) использовать подрывные действия для общего ослабления России;
2) создать нескольких буферных государств между Россией, Германией и Австро-Венгрией в качестве средства "отбрасывания России назад, на восток, так далеко, как это только возможно"{235}.
Конкретно говорилось об "освобождении от гнета московитов" нерусских народов, осуществляемом под германским военным контролем. Австро-Венгрия должна быть расширена за счет Украины, Румынии и Бессарабии.
Согласно схожим идеям Всегерманского союза, Россия должна быть "насильственно обращена назад, на восток, ее границы должны быть уменьшены примерно до границ государства Петра Великого. Главное - вернуть Россию в допетровское состояние Представляя партию центра, М. Эрцбергер указывал, что Россия должна быть отброшена от обоих морей, Черного и Балтийского Он предусматривал создание польского государства под германской опекой, отделение от России Украины и Бессарабии.
Позиция германских промышленников в изложении А Тиссена "Россия должна лишиться балтийских провинций, части Польши, Донецкого угольного бассейна, Одессы, Крыма, Приазовья и Кавказа"{236}. Группа рурских промышленников требовала балтийские провинции и Украину вплоть до Дона, Крыма и Кавказа, чтобы не тормозить сырьевую обеспеченность Центральной Европы, объединенной в широкий таможенный союз.
Основным элементом почти всех германских футурологических построений являлось такое ослабление России, чтобы она никогда не стала угрозой для Миттельойропы. Мы нигде не находим планов инкорпорации России в Европе. Все планировщики второго рейха думали только о том, как отбросить Россию от европейского центра. М. Шелер в книге "Гении войн" объявляет, что единственной подлинной целью Германии является объединение всего континента против России. Запад должен понять, что только могущественная Германия, вставшая между Балтикой и Черным морем, может защитить его от растущей мощи России Роль бастиона Миттельойропы против "Московии" предназначалась находящейся под германским протекторатом Польше. Поляков в Силезии и Пруссии предполагалось переселить на восточные земли Польши по линии Барта-Марев, откуда следовало выселить всех евреев. На этот германо-польский вал позднее нужно было, согласно немецким планам, поселить немцев из немецких областей Поволжья. Мы видим, как старый прусско-германский национализм превращается в германский расизм, согласный лишь на германскую гегемонию в Европе.
Ради развала Российской империи немцы начали активную пропагандистскую работу среди финнов, русских евреев и кавказских народов. Инструментом были избраны революция и использование национализма. Немцы начали оказывать помощь украинским националистам.
При этом канцлер Бетман-Гольвег предлагал довольно мягкие условия мира для Франции (это должно было позволить Германии и Австро-Венгрии сосредоточиться на экспансии на Востоке) Канцлер, министр иностранных дел Ягов и бывший посол в Лондоне Лихновский выступили за примирительную позицию в отношении Британии. Начальник генерального штаба фон Мольтке шел даже дальше - он считал, что после победы на континенте Берлину следует наладить дружественные отношения с Лондоном.
Вторая концепция внешнеполитического планирования исходила из того, что не Россия, а владычица морей Британия стоит на пути германского развития. Фон Тирпиц и вся военно-морская партия считали именно Британию, а не Россию врагом рейха номер один. Именно Британия мешает укреплению мировых промышленных торговых позиций Германии. Линия Тирпица заключалась в заключении после победоносной войны союза с Россией (завершить войну с ней следует возможно скорее). В интересах Германии допустить выход России в Средиземное море, поскольку это неизбежно приведет ее к конфликту с Британией{237}. Так партия центра выступала прежде всего за "ликвидацию британского опекунства при решении вопросов мировой политики, нетерпимого для Германии"{238}.
В том же ключе Фалькенгайн объяснял причины выбора западных стран как цели номер один: "Наш самый опасный враг находится не на Востоке, этот враг - Англия, организатор всего заговора против Германии. Мы сможем нанести ей ущерб только в случае выхода к морю"{239}.
И кайзер и фон Мольтке поддержали идею оказания помощи антианглийским элементам в Индии, Египте и Южной Африке. Тирпиц и его адмиралы выступали за жесткую блокаду Британии.
Сближение с Россией имело своих сторонников и в армии. 21 декабря 1914 г. генерал фон Сект (который в будущем возглавит рейхсвер и выступит упорным сторонником германо-русского союза) писал: "Решающим является вопрос: какая нация может быть нашим лучшим союзником в борьбе против Англии? Ответ, по моему мнению, будет иметь решающее значение в проведении нашей политики в будущем... Францию следовало бы приветствовать в качестве союзника, и с географической точки зрения такой выбор сделать легко. Но Франция в любом случае будет слабым союзником. Итак, в качестве потенциального союзника можно рассматривать лишь Россию. У нее есть то, чего нет у нас"{240}.
Среди промышленников сходные позиции стала занимать группа В. Ратенау, которому многое на данном направлении придется совершить в будущем. Ратенау утверждал, что германо-русское согласие "сделает все балканские страны, включая Турцию, зависящими от этих двух стран, даст им выход в Средиземноморье и заложит основание общей будущей политики в отношении Азии. Без русской помощи германская политическая активность и экспансия на Ближнем Востоке и на Балканах будет жалким и неудовлетворительным суррогатом"{241}.
Сторонники этой концепции предлагали быть жестче с западным союзником Британии - Францией. Они выступали за полную оккупацию Франции и Бельгии с тем, чтобы оказывать необходимое влияние на несговорчивую Британию, сохраняя при этом дружественность восточноевропейского, русского тыла. Значительная часть германских банкиров выступила за взимание с Франции крупных репараций и за захват французских колоний. Император Вильгельм II в августе и сентябре 1914 г. требовал очистить индустриальные районы Франции и Бельгии от местного населения и заселить их "достойными людьми"{242}. Влиятельный промышленник Август Тиссен полагал, что Франция должна быть ослаблена за счет передачи Германии департаментов Нор и Па-де-Кале с Дюнкерком и Булонью, департамента Мерт-э-Мозель с цепью крепостей и на юге департаментов Вогезы и От-Саон с Бельфором. Бельгия инкорпорировалась в Германию. Германские промышленники (как и правительство) хотели лишить Францию районов залежей железной руды, с тем чтобы обеспечить ее полную зависимость от Германии.
Фон Тирпиц противопоставлял свои взгляды сугубо антироссийской политике канцлера. Первое их столкновение произошло в штаб-квартире в Кобленце 19 августа 1914 г. Тирпиц яростно отстаивал свою точку зрения. Дальнейшее развитие событий показало, что линия канцлера возобладала. Германскому военно-морскому флоту было отказано в активных действиях против Британии. (Бетман-Гольвег хотел сберечь флот как один из козырей в послевоенных переговорах с Британией после поражения Франции).
Воздушная разведка с этих дней помогала немцам. С рассветом 23 ноября немцы смело и умело рванулись на север. За ними следовала Пятая русская армия. Нокс описывает виденное: "Командир первого корпуса умолял войска двигаться вперед, но все замерли в глубокой пассивности. Они или, возможно, командующий и его штаб были лишены резерва моральных сил для того, чтобы продолжать действовать. Командующий колебался в отношении преследования и в конечном счете запросил армейское командование"{220}.
Разумеется, оно тоже начало колебаться. Моральный террор германского военного превосходства был столь велик, что и войска и военачальники русской стороны впадали в своего рода ступор. "Полностью окруженные ордами противника, немцы пробились вперед, не потеряв ни одного орудия, ни одного пленного, прошли сквозь все опасности, неся с собой всех раненых"{221}.
Двести пятьдесят тысяч немцев в этой битве противостояли шестистам тысячам русских войск. Немцы потеряли тридцать пять тысяч убитыми, русские - вдвое больше. Но что важнее всего стратегически: теперь никто уже - ни в Париже, ни в Петрограде - не помышлял о наступлении на германскую Силезию. Говоря о сложностях текущей войны, британский военный атташе полковник Нокс записал в дневнике 25 ноября: "Я боюсь, что в России забыли о необходимости компенсировать пополнениями огромные потери текущей войны; с приходом зимы наши потери утроятся. Несколько человек уже замерзли в траншеях этой ночью".
В русской армии был отдан приказ поить людей горячим чаем, но русский офицер сказал Ноксу: "Такие приказы легко издать, но трудно выполнить: люди, несущие обед, гибнут едва ли не ежедневно".
Ввиду упорного сопротивления русских войск последовал приказ об отступлении рвавшегося к Висле немецкого авангарда. Германская армия потеряла в этой авантюре 40 тысяч человек. Но и русская армия еще раз убедилась, какой силы противника она имеет перед собой на севере своего фронта. Даже неисправимым оптимистам стало ясно, что Танненберг не был случайной неудачей. "Они были постоянно биты значительно меньшим числом немцев, - пишет Уинстон Черчилль, - но мозг русского верховного командования продолжал функционировать ясно и решительно".
Окончание 14-го
1914 год стал годом несбывшихся ожиданий для всех. Государственные деятели воюющих стран в последние месяцы 1914 г почти потеряли контроль над ведением войны, предоставив бремя решений профессиональным военным. На огромном расстоянии (почти 800 км) - от границы Швейцарии на юге до Остенде на севере - осенью 1914 года были вырыты окопы. Беспрецедентной стала концентрация войск - на каждые двенадцать сантиметров фронта приходился один солдат. Мобильность в движении войск исчезла надолго. Отныне более чем четыре года огромные армии стояли друг против друга, применяя отравляющие газы, используя в массовом количестве пулеметы, увеличивая армады аэропланов и закопавшись в траншеях. Столкновения огромных людских масс назывались сражениями, но по существу это была четырехлетняя осада. Согласно статистике в среднем в течение одного дня боев на Западном фронте гибли 2 тыс. 533 человека по обе стороны фронта, 9 тыс. 121 был ранен и 1 тыс. 164 человека были безвестно потеряны. Черчилль так описывал жене эту ситуацию: "Случилось так, словно армии внезапно и одновременно объявили забастовку и заявили внезапно, что должен быть найден какой-то иной способ разрешения спора".
Политики как бы начали "уставать" от сложившегося тупика. Премьер-министр Асквит записал 30 декабря 1914 г.: "Я глубоко разочарован и ничего не ожидаю от ближайшего будущего. Война является гигантской тратой жизней и средств".
Раненых убивали на поле боя, мертвых сбрасывали в ямы, нейтральные корабли и суда со знаками Красного Креста топились. Все усилия прилагались для того, чтобы задушить противостоящую нацию, независимо от того, как страдало гражданское население. Города и памятники разрушались артиллерией, бомбы падали не разбирая цели, ядовитые газы убивали солдат, огнеметы были направлены на тела, люди падали с неба, горя в огне, они гибли в темных пучинах моря. Может быть, только каннибализм и издевательства над пленными не были использованы в этой битве цивилизованных, оснащенных наукой христианских государств. И то лишь только потому, что эти средства не давали нужных результатов.
В победу верилось все меньше. На юго-востоке Европы череда австрийских поражений привела молодого Витгенштейна к печальным обобщениям. "Я размышлял о прискорбном положении германской расы. Мне кажется определенным, что мы не можем выиграть у Англии. Англичане - лучшая раса в мире, она не может проиграть. Мы же можем - и проиграем, если не в этом году, то в следующем"{222}.
Немцам не хотелось верить в ложность своих победоносных теории. Пат, победа обороны над наступлением не сулила им яркого будущего. В конечном счете война на истощение - из-за блокады британского флота - оборачивалась против них. С этим новым ощущением немцы на Западном фронте 14 ноября начали массированное наступление с Ипрского выступа. 22 дивизии, возглавляемые прусской гвардией, бросились вперед, предваряя атаку самым страшным до сих пор артиллерийским огнем. Но семь британских и пять французских дивизий выстояли, наступление захлебнулось, споткнувшись о колючую проволоку, пулеметные точки и осеннее бездорожье. Время побед ушло в прошлое.
Генерал фон Плессен, чьей обязанностью было информировать кайзера о происходящих военных операциях, записывает в дневнике: "Его Величество находится в депрессивном состоянии. Наступление на Ипре провалилось, и он в печали. Он потрясен докладом генерала Фалькенгайна о всего лишь шестидневном запасе боеприпасов... Посетивший нас канцлер (Бетман-Голвег) обеспокоен огромными потерями при Ипре. Просит меня использовать все влияние для остановки наступления. Я придерживаюсь той же точки зрения. Фалькенгайн же не остановит наступления на Ипр до того, как выпустит последний снаряд"{223}.
На Восточном фронте немцы в войне умов в конце 1914 года опять превзошли восточного противника. Два германских математика, справедливо названных Людендорфом "гениями расшифровки", начали читать секретные русские телеграммы, из которых выявился "гигантский план" великого князя Николая Николаевича: нанести главный удар между Неманом и дорогой на Гумбинен-Инстербург, опрокинуть Восьмую германскую армию, отбросить ее за Вислу, а затем между Млавой и Вислой вступить в Восточную Пруссию. Великий князь проявлял аристократическую несерьезность. Мы видим, что одна сторона воевала слепо, а другая видела карты противника.
Двадцать первого декабря 1914 г. военный атташе Британии прислал секретный доклад с оценкой военной ситуации в России. В нем говорилось об устрашающей нехватке военного снаряжения, о генералах, которые, не имея военного опыта, вступили в командование фронтами, о 800 тыс. рекрутов, готовых отплыть на Западный фронт - во Францию, но не имеющих винтовок, о нехватке умения, об искаженном понимании в Петрограде военной ситуации. Атташе докладывал, что в России "солдаты живут только тем, что они могут собрать в пределах досягаемости в своем регионе. Они собирают часть урожая, но они не могут обеспечить себя военным снаряжением - оно не растет на полях".
Доклад произвел впечатление, и боязнь того, что Россия потерпит поражение, стала среди британских министров почти всеобщей. Премьер-министр Асквит стал возлагать основные надежды на вступление в войну Италии и Румынии, их присоединение к Антанте может "положить конец сопротивлению Австрии".
Трудной осенью 1914 г. французы и англичане потеряли более миллиона человек. Два самых энергичных члена английского кабинета министров Черчилль и Ллойд Джордж - заявили в один голос, что войска не могут и дальше "жевать колючую проволоку" и что ни одна война еще не выигрывалась сидением в окопах. Нужно найти альтернативу. На одном из заседаний кабинета министров Черчилль предложил "обшить стальными листами трактор - для того чтобы несколько человек могли спрятаться в укрытии и пересечь ничейную полосу". Большое количество таких машин, с точки зрения Черчилля, могло бы помочь английской пехоте пробить линию фронта. В сентябре 1914 г., купив имеющиеся в продаже тракторы, он приказал обшить их стальными листами. В имении герцога Вестминстерского в обстановке исключительной секретности началось создание того, что называлось "ватерклозетами для России". Всем понятно было сокращение "ватерклозет" - это были начальные буквы имени Уинстон Черчилль. Кто-то предложил называть новые наземные корабли танками, и Черчилль согласился с этим предложением.
Обе коалиции стремились привлечь на свою сторону нейтралов. Этого удалось добиться и центральным державам и Антанте.
Ранним утром 29 октября 1914 года два германских ультрасовременных корабля под турецким флагом, "Гебен" и "Бреслау", бомбардировали Одессу и Николаев, а затем выбросили мины на самых важных российских морских путях. Следующими целями вступившей в войну Турции стали Севастополь, Феодосия и Новороссийск. В Закавказье русская армия была вынуждена открыть новый фронт. Месть за русские потери осуществляли в основном англичане. 1 ноября они бомбардировали турецкий порт Акаба.
Антанта ответила на Дальнем Востоке. Уже в начале августа 1914 г. японское правительство информировало Грея, что готово объявить войну Германии. Было очевидно, что японцы стремятся к овладению германскими островами в Тихом океане и германской зоной влияния в Китае. В Лондоне далеко не все были уверены в том, что интересам Британской империи послужило бы такое усиление Японии в Тихом океане. Но ситуация диктовала необходимость привлечения любых сил. Японцам следовало обещать все, их следовало привлечь к войне против Германии без всяких оговорок. Черчилль писал Грею: "Их нужно приветствовать как друзей и товарищей. Помните, что шторм только начинается. Им нужно пообещать Китай".
В результате 23 августа 1914 г. Япония объявила войну Германии. Черчилль обсуждал возможность посылки японской эскадры в Средиземное море, а также в другие европейские воды. Он полагал, что японское давление может оказаться решающим в привлечении на сторону Антанты Италии и что при помощи японской эскадры союзники могли бы получить превосходство в Балтийском море. Японские военные корабли отныне осуществляли конвойные функции при проводе транспортных судов в Средиземном море.
Германские идеи
На протяжении всей войны Германия считала союз России с западными странами неестественным - слепое единение Британии и Франции с Россией приведет к плачевным для Запада результатам. Казаки войдут в Копенгаген, Стамбул и Кувейт, и тогда Лондон и Париж пожалеют о крахе Германии.
Чтобы воздействовать на нейтралов и общественность воюющих стран, 93 немецких поэта, историка, ученого, священника и музыканта выпустили в октябре 1914 г. "Манифест цивилизованному миру": "Мы будем вести эту борьбу до самого конца как цивилизованная нация, следующая традициям Гёте, Бетховена и Канта".
Даже кайзер присоединился к войне идей: "Я безусловно убежден, что страна, которой Бог дал Лютера, Баха, Вагнера, Мольтке, Бисмарка и моего деда, будет еще призвана для великих свершений ради блага человечества".
Не все немецкие таланты разделяли патриотический пыл указанного манифеста. В пику им профессор физиологии Берлинского университета Георг Фридрих Николаи обратился с призывом после окончания войны объединить интеллектуальные усилия Европы и создать политически единую Европу: "Этот шаг должны сделать все те, кто действительно ценит культуру Европы, - те, кого Гёте пророчески называл "хорошими европейцами".
Этот манифест подписало меньшинство светил научного и культурного мира Германии. Но среди них был Альберт Эйнштейн.
Миттельойропа
С началом войны Берлин отбрасывает сдержанность и обнажает свое стратегическое планирование на послевоенный период. Самым конкретным результатом идейной работы в Германии 1914-1915 гг. стало понятие "Миттельойропа". Ведущий германский либерал Ф. Науманн опубликовал в октябре 1915 года книгу "Миттельойропа", концепция которой строилась на германской гегемонии. Основой "Миттельойропы" виделся экономический и таможенный союз Германии и Австро-Венгрии. "Франция должна быть ослаблена, чтобы сделать ее возрождение в качестве великой державы невозможным на все времена. Россия должна быть отброшена назад настолько далеко от германской восточной границы, насколько это возможно, а ее доминирование над нерусскими вассальными народами должно быть сокрушено"{224}.
Главное: "Мы должны создать центральную европейскую экономическую ассоциацию посредством единого таможенного договора, который включал бы в себя Францию, Бельгию, Голландию, Данию, Австро-Венгрию, Польшу и, возможно, Италию, Швецию и Норвегию. Эта ассоциация не будет иметь какой-либо единой конституционно оформленной высшей власти, и все ее члены будут формально равны, но на практике будут находиться под германским руководством и должны стабилизировать германское экономическое доминирование над Миттельойропой"{225}.
Наряду с решающим ослаблением России эта концепция предполагала геополитическое ослабление Франции, у которой следовало отобрать железорудные копи Лонгви-Брийе. После поражения Антанты следовало предложить Франции пакт об обороне и помощи - ее нужно "приласкать", приближая к Германии в ее борьбе против России и Британии.
Миттельойропа - цель Общегерманского союза с сентября 1914 г. "Абсолютно императивным является требование, чтобы Миттельойропа, включая регионы, полученные Германским Рейхом и Австро-Венгрией в качестве призов победы, образовывали одну единую экономическую общность. Нидерланды и Швейцария, три скандинавских государства и Финляндия, Италия, Румыния и Болгария будут присоединены к этому ядру постепенно и исходя из принуждающей к такому сближению необходимости"{226}.
В Миттельойропу войдут в дополнение к Австро-Венгрии Нидерланды, Швейцария, Норвегия, Финляндия, Италия, Болгария, Румыния и обширные завоеванные территории России{227}.
Партия центра предусматривала создание "великого центрально-европейского таможенного союза, который включал бы в себя Голландию, Францию, Данию, Швейцарию, Австро-Венгрию и балканские страны... Германия должна воспользоваться ситуацией, которая может не возникнуть вновь еще на протяжении столетий. Только тогда Германия могла бы говорить на равных с Америкой и Британской империей". Контролируемая Германией зона от Пиренеев до Мемеля, от Черного моря до Северного, от Средиземноморья до Балтики позволила бы Германии конкурировать с Соединенными Штатами в борьбе за мировое экономическое первенство.
Эти идеи разделяли кайзер Вильгельм II, влиятельные министры, такие как Ягов. Канцлер Бетман-Гольвег зафиксировал свое видение новой карты Европы 9 сентября: германская Миттельойропа подчинит себе Запад и Восток; уничтожение Франции как великой державы, ликвидация британского влияния на континенте и фактическое изгнание России из Европы обеспечат германскую гегемонию. 21 августа: "Привлечь Польшу и другие государства к Империи центрально-европейской системе дифференцированных тарифов. Великая Германия включит в себя Бельгию, Голландию, Польшу как непосредственные протектораты и Австрию как опосредованный протекторат"{228}.
Мирные планы Бетман-Гольвега от 9 сентября 1914 г.: политическая карта Европы должна измениться, Запад и Восток должны подчиниться Центру Европы. В канцелярии канцлера пришли к выводу: "Вся Юго-Восточная Европа является лежащей у наших дверей культурной колонией"{229}.
Такую цель можно было достичь только силой. Германское лидерство, писал он 16 сентября 1914 года, "не может быть достигнуто на основе соглашения об общих интересах, оно создается только под давлением политического превосходства"{230}.
Отражая мнение военной касты, фельдмаршал Мольтке-младший утверждал, что "латинские народы прошли зенит своего развития, они не могут более ввести новые оплодотворяющие элементы в развитие мира в целом. Славянские народы, Россия в особенности, все еще слишком отсталые в культурном отношении, чтобы быть способными взять на себя руководство человечеством. Под правлением кнута Европа обратилась бы вспять, в состояние духовного варварства. Британия преследует только материальные интересы. Одна лишь Германия может помочь человечеству развиваться в правильном направлении. Именно поэтому Германия не может быть сокрушена в этой борьбе, которая определит развитие человечества на несколько столетий"{231}.
Группа левых социалистов, осмысливая начало войны 1914 г., объявила Германию лидером мировой революции против плутократического Запада{232}. Германские интеллектуалы снова писали: "Германия опять стоит перед задачей стать посредником между Востоком и Западом".
Историк Ф. Майнеке ощутил рост аппетита в германской промышленной элите.
"Я помню характерную беседу в доме Гинцс с национально известным экономистом Шумахером. Я сказал, что нечто вроде мира в Губертусбурге (мир, которым в 1763 г. завершилась Семилетняя война. - А. У). будет уже немалой победой для нас "О! - воскликнул Шумахер с ликующим видом. - Мы можем надеяться на значительно большее!"{233}
Уничтожение Франции как великой державы, ликвидация британского влияния на континенте и фактическое изгнание России из Европы - вот планируемые основания установления в Европе германской гегемонии. Такую цель можно было достичь лишь силой.
Две линия
В германском руководстве сформировалось две линии канцлера Бетман-Гольвега и военно-морского министра Тирпица
Первая концепция. Главная цель Бетман-Гольвега лежала на Востоке: ослабить Россию как фактор европейской политики. "Россия должна быть отброшена в Азию и отрезана от Балтики; с Францией и Англией мы всегда сможем договориться, с Россией - никогда"{234}.
На Западе Бетман-Гольвег после войны хотел договориться о "культурном союзе" Германии с побежденными Францией и Британией против "варварской России". Россия должна была быть вычеркнутой из европейского контекста. В записях канцлера от 11 августа 1914 г ставились следующие цели: 1) использовать подрывные действия для общего ослабления России;
2) создать нескольких буферных государств между Россией, Германией и Австро-Венгрией в качестве средства "отбрасывания России назад, на восток, так далеко, как это только возможно"{235}.
Конкретно говорилось об "освобождении от гнета московитов" нерусских народов, осуществляемом под германским военным контролем. Австро-Венгрия должна быть расширена за счет Украины, Румынии и Бессарабии.
Согласно схожим идеям Всегерманского союза, Россия должна быть "насильственно обращена назад, на восток, ее границы должны быть уменьшены примерно до границ государства Петра Великого. Главное - вернуть Россию в допетровское состояние Представляя партию центра, М. Эрцбергер указывал, что Россия должна быть отброшена от обоих морей, Черного и Балтийского Он предусматривал создание польского государства под германской опекой, отделение от России Украины и Бессарабии.
Позиция германских промышленников в изложении А Тиссена "Россия должна лишиться балтийских провинций, части Польши, Донецкого угольного бассейна, Одессы, Крыма, Приазовья и Кавказа"{236}. Группа рурских промышленников требовала балтийские провинции и Украину вплоть до Дона, Крыма и Кавказа, чтобы не тормозить сырьевую обеспеченность Центральной Европы, объединенной в широкий таможенный союз.
Основным элементом почти всех германских футурологических построений являлось такое ослабление России, чтобы она никогда не стала угрозой для Миттельойропы. Мы нигде не находим планов инкорпорации России в Европе. Все планировщики второго рейха думали только о том, как отбросить Россию от европейского центра. М. Шелер в книге "Гении войн" объявляет, что единственной подлинной целью Германии является объединение всего континента против России. Запад должен понять, что только могущественная Германия, вставшая между Балтикой и Черным морем, может защитить его от растущей мощи России Роль бастиона Миттельойропы против "Московии" предназначалась находящейся под германским протекторатом Польше. Поляков в Силезии и Пруссии предполагалось переселить на восточные земли Польши по линии Барта-Марев, откуда следовало выселить всех евреев. На этот германо-польский вал позднее нужно было, согласно немецким планам, поселить немцев из немецких областей Поволжья. Мы видим, как старый прусско-германский национализм превращается в германский расизм, согласный лишь на германскую гегемонию в Европе.
Ради развала Российской империи немцы начали активную пропагандистскую работу среди финнов, русских евреев и кавказских народов. Инструментом были избраны революция и использование национализма. Немцы начали оказывать помощь украинским националистам.
При этом канцлер Бетман-Гольвег предлагал довольно мягкие условия мира для Франции (это должно было позволить Германии и Австро-Венгрии сосредоточиться на экспансии на Востоке) Канцлер, министр иностранных дел Ягов и бывший посол в Лондоне Лихновский выступили за примирительную позицию в отношении Британии. Начальник генерального штаба фон Мольтке шел даже дальше - он считал, что после победы на континенте Берлину следует наладить дружественные отношения с Лондоном.
Вторая концепция внешнеполитического планирования исходила из того, что не Россия, а владычица морей Британия стоит на пути германского развития. Фон Тирпиц и вся военно-морская партия считали именно Британию, а не Россию врагом рейха номер один. Именно Британия мешает укреплению мировых промышленных торговых позиций Германии. Линия Тирпица заключалась в заключении после победоносной войны союза с Россией (завершить войну с ней следует возможно скорее). В интересах Германии допустить выход России в Средиземное море, поскольку это неизбежно приведет ее к конфликту с Британией{237}. Так партия центра выступала прежде всего за "ликвидацию британского опекунства при решении вопросов мировой политики, нетерпимого для Германии"{238}.
В том же ключе Фалькенгайн объяснял причины выбора западных стран как цели номер один: "Наш самый опасный враг находится не на Востоке, этот враг - Англия, организатор всего заговора против Германии. Мы сможем нанести ей ущерб только в случае выхода к морю"{239}.
И кайзер и фон Мольтке поддержали идею оказания помощи антианглийским элементам в Индии, Египте и Южной Африке. Тирпиц и его адмиралы выступали за жесткую блокаду Британии.
Сближение с Россией имело своих сторонников и в армии. 21 декабря 1914 г. генерал фон Сект (который в будущем возглавит рейхсвер и выступит упорным сторонником германо-русского союза) писал: "Решающим является вопрос: какая нация может быть нашим лучшим союзником в борьбе против Англии? Ответ, по моему мнению, будет иметь решающее значение в проведении нашей политики в будущем... Францию следовало бы приветствовать в качестве союзника, и с географической точки зрения такой выбор сделать легко. Но Франция в любом случае будет слабым союзником. Итак, в качестве потенциального союзника можно рассматривать лишь Россию. У нее есть то, чего нет у нас"{240}.
Среди промышленников сходные позиции стала занимать группа В. Ратенау, которому многое на данном направлении придется совершить в будущем. Ратенау утверждал, что германо-русское согласие "сделает все балканские страны, включая Турцию, зависящими от этих двух стран, даст им выход в Средиземноморье и заложит основание общей будущей политики в отношении Азии. Без русской помощи германская политическая активность и экспансия на Ближнем Востоке и на Балканах будет жалким и неудовлетворительным суррогатом"{241}.
Сторонники этой концепции предлагали быть жестче с западным союзником Британии - Францией. Они выступали за полную оккупацию Франции и Бельгии с тем, чтобы оказывать необходимое влияние на несговорчивую Британию, сохраняя при этом дружественность восточноевропейского, русского тыла. Значительная часть германских банкиров выступила за взимание с Франции крупных репараций и за захват французских колоний. Император Вильгельм II в августе и сентябре 1914 г. требовал очистить индустриальные районы Франции и Бельгии от местного населения и заселить их "достойными людьми"{242}. Влиятельный промышленник Август Тиссен полагал, что Франция должна быть ослаблена за счет передачи Германии департаментов Нор и Па-де-Кале с Дюнкерком и Булонью, департамента Мерт-э-Мозель с цепью крепостей и на юге департаментов Вогезы и От-Саон с Бельфором. Бельгия инкорпорировалась в Германию. Германские промышленники (как и правительство) хотели лишить Францию районов залежей железной руды, с тем чтобы обеспечить ее полную зависимость от Германии.
Фон Тирпиц противопоставлял свои взгляды сугубо антироссийской политике канцлера. Первое их столкновение произошло в штаб-квартире в Кобленце 19 августа 1914 г. Тирпиц яростно отстаивал свою точку зрения. Дальнейшее развитие событий показало, что линия канцлера возобладала. Германскому военно-морскому флоту было отказано в активных действиях против Британии. (Бетман-Гольвег хотел сберечь флот как один из козырей в послевоенных переговорах с Британией после поражения Франции).