Мартин Бек размышлял. Если бы они обратились к общественности через газеты, радио и телевидение, то, возможно, очень легко нашли бы женщину, которая вела столь памятный разговор с Гюнвальдом Ларссоном. Однако это могло бы оказаться и невероятно трудным. Да и в самом деле до сих пор не было ничего простого.
   Они обратились к общественности при помощи прессы, радио и телевидения.
   Ничего не произошло.
   То, что ничего не произошло в воскресенье, было вполне объяснимо.
   Однако когда ничего не произошло в понедельник до одиннадцати часов утра, у Мартина Бека появились большие сомнения.
   Обходить один дом за другим или звонить по телефону означало, что им пришлось бы послать значительную часть своих людей по следу, который в конце концов вполне может оказаться ложным. Но, возможно, удастся каким-то образом сузить область поиска? Широкая улица. Это должно быть где-то в центре.
   — Да, это возможно, — сказал Колльберг.
   — Естественно, может быть, что это и не так, но…
   — Но что? Тебе что-нибудь подсказывает твоя интуиция?
   Мартин Бек измученно посмотрел на Колльберга, выпрямился и сказал:
   — Билет в метро, купленный на станции «Родмансгатан».
   — Который с убийством или убийствами может вообще не иметь ничего общего, — произнес Колльберг.
   — Он продан на станции «Родмансгатан», и его использовали для поездки только в одну сторону, — упрямо сказал Мартин Бек. — Он был в кармане убийцы потому, что тот хотел воспользоваться им на обратном нуги. Он доехал с Родмансгатан до Марияторгет или до Цинкенсдамма, а оттуда дошел до парка Тантолунден пешком.
   — Сплошные догадки, — сказал Колльберг.
   — Убийце нужно было как-то подкупить малыша, который был с девочкой, чтобы избавиться от него. А у него не оказалось при себе ничего, кроме этого билета.
   — Догадки.
   — Но логически тут все совпадает.
   — Кое-как.
   — Кроме того, первое убийство было совершено в Ванадислундене. А это все в одном районе. Ванадислунден, Родмансгатан, округ Ваза, верхняя часть Нормальма.
   — Все это ты уже говорил, — сухо заметил Колльберг. — Это всего лишь догадки и больше ничего.
   — Теория вероятности.
   — Конечно, если это можно так назвать.
   — Я должен разыскать эту фру Андерсон, — сказал Мартин Бек, — и мы не можем сидеть, сложа руки, и ждать, когда она сама объявится. Наверное, у нее нет телевизора, и она не читает газеты. Но телефон у нее должен быть.
   — В самом деле?
   — Несомненно. По такому делу не звонят из телефона-автомата или, например, из ресторана. Кроме того, это звучало так, словно она смотрела на мужчину, стоящего на балконе, когда звонила сюда.
   — Хорошо, готов согласиться, что в этом ты прав.
   — А если мы будем обходить один дом за другим или обзванивать все номера, один за другим, нам придется где-то начать, и мы должны ограничиться определенным районом. Потому что для того, чтобы навещать каждого, у кого фамилия Андерсон, у нас просто не хватит людей.
   Колльберг минуту сидел молча. Потом сказал:
   — А что, если мы пока что забудем об этой фру Андерсон и вместо этого еще раз подумаем о том, что нам, собственно, известно об убийце.
   — У нас имеется кое-какое его описание.
   — Кое-какое, это верно. К тому же еще неизвестно, действительно ли Лундгрен видел убийцу.
   — Мы знаем, что он мужчина.
   — Да. Что мы еще знаем?
   — Что его нет в картотеке отдела полиции нравов.
   — Да. Если у них нет в этом своего интереса или они что-нибудь упустили. Это было бы уже не впервые.
   — Мы знаем, когда приблизительно были совершены убийства. В Ванадислундене сразу после семи часов вечера, а в Тантолундене между двумя и тремя часами дня. Это означает, что в то время он отсутствовал на работе.
   — И что же из этого следует?
   Мартин Бек ничего не сказал. Колльберг сам ответил на свой вопрос:
   — Что он безработный, или у него отпуск, или он на больничном, или он здесь в гостях, или у него сменный график работы, или он пенсионер, или бродяга… короче говоря, из этого вообще ничего не следует.
   — Ты прав, — сказал Мартин Бек. — Но мы представляем себе, как он ведет себя.
   — Ты имеешь в виду заключение психологов?
   — Да.
   — Это тоже сплошные догадки, но…
   Колльберг замолчал и продолжил после краткой паузы:
   — Но я вынужден признать, что Меландер на основании всей этой болтовни сделал вполне разумные выводы.
   — Это верно.
   — Ну что ж, если речь идет о женщине, которая сюда звонила, то мы должны попытаться найти ее. И если уж мы должны — это ты сказал исключительно верно — где-то начать и если уж у нас в руках сплошные догадки, то мы должны спокойно исходить из того, что ты, вероятно, прав. Где ты собираешься начать?
   — Начнем в пятом и девятом округах, — сказал Мартин Бек. — Несколько человек отправим обходить дома и расспрашивать всех Андерсонов, а несколько человек будут сидеть у телефонов и обзванивать их. Попросим весь персонал округов отнестись к этому делу с максимальным вниманием. Особенно на широких улицах с балконами, Оденгатан, Карлсбергсгатан, Тегнергатан, Свеавеген и так далее.
   — Хорошо, — кивнул Колльберг.
   Они приступили к работе.
   Это был кошмарный понедельник. Звонили люди, которые считали, что они что-то знают; сумасшедшие, которые во что бы то ни стало хотели признаться, и шутники, которые звонили просто так, чтобы позабавиться. А все городские парки кишели тайными агентами, если, конечно, эта сотня человек вообще могла кишеть, и ко всему этому прибавился еще розыск некой женщины по фамилии Андерсон.
   И тут вдруг позвонил Хансон из пятого округа.
   — Ты что, снова нашел какой-нибудь труп? — спросил Мартин Бек.
   — Да нет, но я немного опасаюсь за того Эриксона, за которым мы должны были следить. За того эксгибициониста, которым вы там у себя недавно занимались.
   — А что с ним?
   — Он со среды не высовывает нос из квартиры. Причем притащил с собой много выпивки, главным образом, вермута. Обошел несколько магазинов, прежде чем ему удалось все это купить.
   — А потом?
   — Иногда он появлялся у окна, и ребята говорили, что он выглядел, как привидение. Но со вчерашнего утра он уже вообще не появлялся.
   — Вы ему стучали?
   — Конечно. Он не открывает.
   Мартин Бек уже почти забыл об этом человеке. Теперь он снова увидел перед собой его бегающий несчастный взгляд и трясущиеся исхудалые руки. Он почувствовал, как у него пошел мороз по коже.
   — Вы должны туда проникнуть.
   — Как?
   — Это я оставляю на твое усмотрение.
   Он положил трубку и остался сидеть, закрыв лицо ладонями. Нет, думал он, только не это, в придачу ко всем прочим несчастьям.
   Через полчаса снова позвонил Хансон.
   — Он пустил газ.
   — Ну?
   — Его повезли в больницу. Живого.
   Мартин Бек вздохнул. С облегчением, как обычно говорят.
   — Но все висело на волоске, — добавил Хансон. — Он тщательно подготовился, заткнул все щели и даже затолкал что-то в замочную скважину на входной и кухонной дверях.
   — Он выживет?
   — Конечно, как обычно. У него кончились монеты для автомата, подающего газ. Но если бы он пролежал там еще несколько минут, то…
   Хансон не закончил фразу.
   — Он что-нибудь написал?
   — Ага. «Я больше уже не могу выдержать». На полях старого порнографического журнала. Я уже сообщил в противоалкогольный отдел.
   — Это следовало сделать немного раньше.
   — Зачем, он ведь нормально работал, — сказал Хансон и через несколько секунд добавил: — До того как вы его задержали.
   Оставалось еще несколько часов до конца этого отвратительного понедельника. Около одиннадцати Колльберг и Мартин Бек ушли домой. Гюнвальд Ларссон тоже. Меландер остался. Все знали, что он ненавидит ночное дежурство и одна лишь мысль о том, что ему придется обойтись без его десяти часов сна, была для него хуже кошмара. Меландер, однако, не сказал ни слова и выглядел стоически, как всегда.
   Ничего вообще не произошло. Полиция побеседовали со множеством женщин по фамилии Андерсон, однако ни одна из них не вела тот знаменитый телефонный разговор.
   Никаких других трупов также не обнаружили, а все дети, которые потерялись в течение дня, в конце концов объявились.
   Мартин Бек пошел пешком до Фридхемсплан и поехал домой в метро.
   Вот и еще один день позади. Уже прошло больше недели со времени последнего случая. Или только очередного случая.
   Он чувствовал себя как тонущий человек, которому только что удалось нащупать какую-то опору, но который знает, что это всего лишь отсрочка. Что через несколько часов начнется прилив.

XXV

   Было раннее утро, вторник, двадцатое июня, и в дежурной комнате девятого округа еще царило спокойствие. Полицейский Квист сидел за столом, курил и читал газету. Это был молодой человек со светлыми усами и бородой. Из-за перегородки в углу доносились голоса, время от времени прерываемые стуком пишущей машинки. Зазвонил телефон. Квист поднял голову над газетой и увидел, как Гранлунд, сидящий за стеклянной перегородкой, берет трубку.
   Дверь у Квиста за спиной открылась, и вошел Родин. Он остановился у двери и надел портупею. Родин был старше Квиста и по возрасту, и по званию. Квист год назад закончил полицейскую школу, и в девятый округ его направили совсем недавно.
   Родин подошел к столу и взял фуражку. Похлопал Квиста по плечу.
   — Так, пойдем, — сказал он. — Еще один обход, а потом будем завтракать.
   Они вышли из ворот и зашагали по Сурбрунгатан в направлении Свеавеген. Они шли медленно, рядом, одинаковым широким шагом, заложив руки за спину.
   — Послушай, что велел Гранлунд сделать с этой фру Андерсон, когда мы ее найдем? — спросил Квист.
   — Ничего. Спросить ее, звонила ли она второго июня в криминальную полицию и говорила ли она что-то о каком-то типе на балконе, — ответил Родин.
   Они перешли Тулегатан, и Квист посмотрел вправо, в направлении Ванадислундена.
   — Ты был там, когда произошло это убийство? — спросил он.
   — Ага, — ответил Родин. — А ты нет?
   — Нет, у меня был отгул, — сказал Квист.
   Они дошли до Свеавеген.
   У киоска на углу, прямо перед государственным винным магазином уже толкались несколько пьяниц. Один грозил кулаком и пытался снова и снова ударить другого, но был настолько пьян, что не мог как следует попасть в цель. Другой казался чуть более трезвым и придерживал противника на некотором расстоянии, упираясь ему ладонью в грудь. Буян что-то бессвязно выкрикивал и не переставал размахивать руками. Наконец у менее пьяного лопнуло терпение, он толкнул скандалиста и повалил его на землю.
   Родин вздохнул.
   — Придется взять его с собой, — сказал он и направился через проезжую часть на противоположную сторону улицы. — Я его знаю, с ним вечно возникают затруднения.
   — Которого? — спросил Квист.
   — Того, что лежит на земле, — ответил Родин. — Другой в порядке.
   Полицейские поставили мужчину на ноги. Ему было около шестидесяти, одна кожа да кости, наверняка он весил не более пятидесяти килограммов. Недалеко от них сразу начали останавливаться прохожие из разряда добропорядочных граждан и глазеть на них.
   — Привет, Йохансон, как сегодня дела? — поинтересовался Родин.
   Йохансон свесил голову на грудь и сделал слабую попытку отряхнуть пиджак.
   — Пре-пре-прекрасно, — залепетал он. — Я з-з-здесь с приятелем поговорил. Так, по-дружески, герр полицейский.
   Приятель явно приободрился и заявил:
   — Оскар в порядке. С ним все нормально.
   — Ну, и что же дальше? — добродушно проворчал Родин.
   Он показал приятелю жестом, чтобы тот исчез, и тот с невероятным облегчением отступил за пределы досягаемости руки закона.
   Родин и Квист крепко взяли пьяного каждый со своей стороны и потащили его к стоянке такси в нескольких метрах от места происшествия.
   Таксист видел, как они приближаются, вышел из машины и открыл им заднюю дверцу. Очевидно, он был из числа обходительных.
   — Ну вот, Йохансон, теперь ты с комфортом поедешь в автомобильчике, — сказал Родин. — А потом пойдешь баиньки.
   Йохансон уже не сопротивлялся, он влез в машину, упал на заднее сиденье и мгновенно уснул. Родин толкнул его в угол и через плечо сказал Квисту:
   — Я отвезу его, встретимся в участке. Купи по пути какие-нибудь булочки.
   Квист кивнул, и, когда такси уехало, направился дальше. Прошел немного по Свеавеген и заметил старомодную вывеску с надписью «Булочная». Взглянул на часы и решил, что вполне может сделать покупку здесь и вернуться в участок на завтрак.
   Когда он открыл дверь в магазин, над головой у него зазвенел колокольчик. У прилавка стояла пожилая женщина в клетчатом домашнем халате и разговаривала с продавщицей.
   — А бедняжка старый Пальм из восемьдесят первого тоже уже умер, — сказала толстая женщина в домашнем халате.
   — Вы знаете, для него это было почти освобождение, — тараторила продавщица. — Он был уже старый и немощный.
   Продавщица была пожилая, седовласая, в белом халате. Она посмотрела на Квиста и быстро запихала покупку в сетку покупательницы.
   — Хорошо, фру Андерсон, — сказала она. — А сладкого вы сегодня не возьмете?
   Покупательница взяла сетку и засопела.
   — Нет, сладкого сегодня мне не хочется. Запишите за мной, как обычно. Ну, до свидания.
   Она направилась к выходу, Квист подскочил к двери и открыл ее.
   — До свидания, голубушка, — сказала продавщица.
   Голубушка протиснулась в дверь и кивком поблагодарила Квиста.
   Он улыбнулся, так как ему показалось смешным, что кто-то может такую толстую женщину называть голубушкой, и уже закрывал за ней дверь, как вдруг ему пришла в голову одна мысль. Продавщица вытаращила глаза, когда он, не говоря ни слова, выскочил на улицу и захлопнул за собой дверь.
   Женщину в клетчатом домашнем халате он догнал, когда она уже входила в дом по соседству с булочной. Он быстро отдал честь и сказал:
   — Вы фру Андерсон, да?
   — Да.
   Он взял у нее сетку и придержал ей дверь. Когда дверь закрылась за ними, он сказал:
   — Не сердитесь, что я вас спрашиваю, но вы случайно не звонили в пятницу второго июня утром в криминальную полицию?
   — Второго июня? Да, я звонила в полицию, возможно, это было именно второго июня.
   — А почему вы туда звонили? — спросил Квист.
   Он не мог скрыть некоторого волнения, и женщина по фамилии Андерсон удивленно посмотрела на него.
   — Я разговаривала с каким-то детективом или как они там называются. С таким грубым человеком, его совершенно не интересовало то, что я хотела ему сказать. Я всего лишь хотела кое о чем заявить. Этот человек стоял там, на балконе, и…
   — Можно мне подняться с вами наверх и позвонить от вас? — спросил Квист и быстро направился впереди нее к лифту. — Я все объясню вам по дороге, — сказал он.

XXVI

   Мартин Бек положил трубку и позвал Колльберга. Застегнул пиджак, сунул в карман пачку сигарет и спички и взглянул на часы. Без пяти десять. Колльберг появился в дверях.
   — Что это ты здесь расшумелся? — спросил он.
   — Ее нашли. Эту фру Андерсон. Только что звонил Гранлунд из девятого. Она живет на Свеавеген.
   Колльберг метнулся в соседний кабинет, схватил пиджак и еще воевал с ним, когда снова появился в дверях.
   — Свеавеген, — задумчиво произнес он и посмотрел на Мартина Бека. — Как ее нашли? Это были ребята, которые обходили дома?
   — Нет, кто-то из девятки столкнулся с ней в булочной, он вошел туда, чтобы купить булочки к завтраку.
   На лестнице Колльберг сказал:
   — Это случайно не Гранлунд говорил, что нужно отменить перерыв для завтрака? Теперь он, наверное, больше так говорить не будет.
 
 
   Фру Андерсон критически смотрела сквозь щелочку в приоткрытой двери.
   — Я разговаривала с кем-то из вас, когда звонила в то утро? — спросила она.
   — Нет-нет, — торопливо и очень любезно ответил Мартин Бек, — вы разговаривали со старшим криминальным ассистентом Ларссоном.
   Фру Андерсон закрыла дверь, сняла цепочку, снова открыла дверь и взмахом руки пригласила их в темную прихожую.
   — Старший или не старший, — заявила она, — но это был хам. Я уже говорила это тому молодому полицейскому, который поднялся со мной наверх. Думаю, полиции следует быть благодарной, если человек тревожится и сообщает о чем-то подобном. В конце концов, кто знает, сказала я ему, если люди не станут сообщать вам о таких вещах, вам, возможно, нечем будет заниматься. Ну ладно, проходите, господа, сейчас я сварю кофе.
   Колльберг и Мартин Бек вошли в гостиную. Хотя квартира находилась на третьем этаже с окнами на улицу, она оказалась довольно темной. Комната была большая, но вся загромождена старомодной мебелью. Одна створка окна была приотворена, другая наполовину закрыта какой-то зеленью в горшках. Занавески были кремовые, искусно собранные в сборки.
   Перед коричневым плюшевым диваном стоял круглый столик из красного дерева, на нем были кофейные чашечки и тарелочки для сладкого. У стола стояли два кресла с высокими спинками, покрытые чехлами.
   Фру Андерсон вернулась из кухни с фарфоровым кофейником в руке. Она налила кофе в чашки и села. Диван тревожно заскрипел под ее немалым весом.
   — Да, без кофе разговор не клеится, — весело сказала она. — Так что вы мне скажете, с этим человеком напротив что-то случилось?
   Мартин Бек начал что-то говорить, но в этот момент его заглушила сирена скорой помощи, проехавшей под окнами. Колльберг встал и закрыл окно.
   — Вы не читаете газеты, фру Андерсон? — спросил Мартин Бек.
   — Почему же? Но когда я уезжаю за город, то никогда не читаю газеты. А я вернулась только вчера вечером. Возьмите еще булочку. Они свежие. Внизу в булочной у них всегда свежая выпечка. Там-то я и встретилась с этим любезным молодым полицейским, хотя, скажу вам, не понимаю, откуда он мог знать, что это именно я звонила в полицию. Да, это была именно я, и это действительно было второго июня, в пятницу, я хорошо это помню, потому что моего деверя зовут Рутгер и я была у них, потому что у него был день рождения, и рассказывала им об этом невежливом ассистенте или как он там называется. Это могло быть приблизительно через час после того, как я звонила.
   Она замолчала, потому что ей потребовалось перевести дыхание. Мартин Бек воспользовался этим и быстро сказал:
   — Вы не могли бы показать нам этот балкон, фру Андерсон?
   Колльберг уже стоял у окна. Женщина закряхтела и с трудом поднялась с дивана.
   — Третий снизу, — сказала она и показала пальцем. — Возле того окна, на котором нет занавесок.
   Они посмотрели туда. Квартира была, очевидно, с двумя окнами на улицу, одним побольше, ближе к балкону, и одним поменьше.
   — Вы видели этого человека когда-нибудь в последнее время, фру Андерсон? — спросил Мартин Бек.
   — Нет, это уже было давно. Правда, я была в субботу и воскресенье за городом, но я не видела его уже несколько дней, еще до того как уехала.
   Колльберг заметил бинокль между двумя цветочными горшками. Он поднял его к глазам и направил на дом на противоположной стороне улицы. Окна и балконная дверь были закрыты. Стекло отражало дневной свет, так что не было видно, что скрывается в темных комнатах за окнами.
   — Этот бинокль мне дал Рутгер, — сказала женщина. — Это морской бинокль. Дело в том, что Рутгер плавал на море. Обычно я смотрю на этого мужчину именно в этот бинокль. Если вы откроете окно, то будет лучше видно. Не подумайте, что я какая-то любопытная, но видите ли, мне в апреле прооперировали ногу и тогда-то я его и заметила. Я имею в виду, этого человека на балконе. После операции. Мне прооперировали вены, и я не могла ходить, у меня были такие ужасные боли, что я даже не могла нормально спать. Поэтому я бóльшую часть времени сидела у окна и смотрела на улицу. Я подумала, что это какой-то странный человек, если у него нет другого занятия, кроме как стоять на балконе и глазеть. Бр-р, в нем было что-то пугающее.
   Женщина непрерывно говорила. Мартин Бек тем временем вытащил из кармана портрет, нарисованный на основании показаний грабителя, и показал ей.
   — Ну… в целом, похоже, — сказала она. — Но это не очень хороший рисунок, по крайней мере, мне так кажется. И все же немного похоже.
   — Вы не помните, когда видели его последний раз? — спросил Колльберг и передал бинокль Мартину Беку.
   — Нет. Но наверняка это было несколько дней назад. Даже больше недели. Погодите, думаю, я видела его последний раз, когда мы делали уборку в квартире. Подождите, я сейчас посмотрю.
   Она открыла секретер и вытащила оттуда календарь.
   — Так, секундочку, — сказала она. — Это было в пятницу, на прошлой неделе, верно. Мы мыли окна. И утром он там еще стоял, а вечером и на следующий день его уже не было. Да, верно. С тех пор я его не видела, я точно это знаю.
   Мартин Бек опустил бинокль и посмотрел на Колльберга. Им не требовался календарь для того, чтобы вспомнить, что произошло в прошлую пятницу.
   — Так значит, девятого, — сказал Колльберг.
   — Совершенно верно. Выпьете еще кофе?
   — Нет, большое спасибо, — сказал Мартин Бек.
   — Ну хоть самую капельку.
   — Нет, действительно нет, большое спасибо.
   Однако она уже снова налила в чашки кофе и тяжело опустилась на диван. Колльберг присел на краешек кресла и быстро запихнул в рот целую булочку с миндалем.
   — Он всегда был один — этот человек? — спросил Мартин Бек.
   — Да. По крайней мере я никогда больше никого не видела. Иногда мне даже было его немного жаль. В квартире всегда темно, а если он не стоит на балконе, то просиживает у окна в кухне. Это, наверное, когда идет дождь. И я ни разу не видела, чтобы кто-нибудь приходил к нему в гости. Да вы сидите, сидите и, если это не тайна, скажите, что с ним случилось. Вот видите, вам ведь помогло то, что я позвонила.
   Мартин Бек и Колльберг уже допили кофе и стояли перед ней.
   — Большое вам спасибо, фру Андерсон, вы в самом деле очень любезны. До свидания, до свидания, нет, нет, не нужно провожать, мы сами найдем выход.
   И они быстро исчезли в прихожей.
   Когда они вышли из дома, Колльберг направился в сторону пешеходного перехода метрах в тридцати, но Мартин Бек схватил его за рукав, и они оба перебежали на противоположную сторону улицы, прямо к дому напротив.

XXVII

   Мартин Бек взобрался на третий этаж пешком, Колльберг поднялся лифтом. Они встретились перед дверью и внимательно осмотрели ее. Обыкновенная коричневая деревянная дверь, открывающаяся наружу. Патентованный замок, латунный щиток на щели для писем и газет, тусклая белая табличка с черными буквами «И. Франсон». В квартире было тихо и спокойно. Колльберг приложил правое ухо к двери и прислушался. Потом опустился на правое колено на каменный пол, осторожно, на несколько сантиметров, приподнял щиток низко расположенной щели для писем и снова прислушался. Потом так же неслышно, как и поднял, опустил щиток. Поднялся и покачал головой.
   Мартин Бек пожал плечами, вытянул правую руку и позвонил. Ничего. Звонок, очевидно, не работал. Он тихо постучал в дверь костяшками пальцев. Никакого результата. Колльберг заколотил в дверь кулаком. Ничего не произошло.
   Самостоятельно дверь они открывать не стали. Спустились на пол-этажа и тихими голосами обменялись несколькими фразами. Потом Колльберг ушел уладить необходимые формальности и вызвать специалиста. Мартин Бек остался стоять на лестнице и пристально смотрел на дверь.
   Не прошло и четверти часа, как Колльберг вернулся вместе со специалистом. Тот со знанием дела осмотрел дверь, встал на колени и засунул в почтовую щель какое-то длинное уродливое устройство. Дверь была только на защелке, и в течение всего лишь тридцати секунд ему удалось ухватиться изнутри за ручку, повернуть ее и приоткрыть дверь на несколько сантиметров. Мартин Бек отодвинул его в сторону, просунул в щель указательный палец левой руки и потянул дверь. Несмазанные петли заскрипели.
   Перед ними была прихожая с двумя открытыми дверями. Левая дверь вела в кухню, а правая — в комнату, очевидно, единственную. За входной дверью лежала куча почты, главным образом, газет, рекламных листовок и брошюрок. Дверь в туалет находилась слева, у самой входной двери.
   Не было слышно ничего, кроме шума транспорта, доносящегося со Свеавеген
   Мартин Бек и Колльберг осторожно переступили через кучу почты на полу и заглянули в кухню. В ее дальнем конце у окна, выходящего на улицу, стоял кухонный уголок.
   Колльберг приоткрыл дверь в туалет, а Мартин Бек вошел в комнату. Прямо перед ним находилась балконная дверь, а справа наискосок у себя за спиной он обнаружил еще одну дверь. Оказалось, что это дверь встроенного гардероба. Колльберг сказал несколько слов специалисту по замкам, закрыл дверь в коридор и вошел в комнату.
   — Очевидно, его нет дома, — сказал он.
   — Вижу, — сказал Мартин Бек.
   Они принялись систематически, но очень осторожно, чтобы ничего зря не задеть, осматривать квартиру.
   Окна, одно в комнате и одно в кухне, выходили на улицу и были закрыты. Балконная дверь тоже. Воздух в квартире был спертый, чувствовалось, что ее давно не проветривали.
   Квартиру никак нельзя было назвать разоренной или запущенной, но тем не менее она была какой-то блеклой и очень плохо обставленной. Здесь было всего три предмета мебели, незастланная постель с обтрепанным красным стеганым одеялом, очень грязной простыней и пододеяльником, столик у изголовья и низкий комод у стены. На полу лежал линолеум, однако ковер на полу, а также занавески на окнах отсутствовали. На столике, который, очевидно, использовали в качестве ночной тумбочки, были коробок спичек, тарелка и один номер газеты, издающейся в крае Смоланд. По тому, как она была сложена, было видно, что ее кто-то читал. На тарелке лежало немного сигаретного пепла, семь обгоревших спичек и несколько маленьких шариков из смятой сигаретной бумаги.