— Вы сделали все, что было в ваших силах. Но теперь все изменилось. Теперь вы просто обязаны его найти.
   — Но как, черт возьми? И прямо сейчас, немедленно?
   — Этот грабитель — специалист, он свое дело знает, — сказал Мартин Бек. — Он сам это доказал. Хотя бы раз он напал на кого-нибудь, у кого не было при себе денег?
   — Нет.
   — Хотя бы раз он напал на того, кто сумел бы себя защитить? — спросил Колльберг.
   — Нет.
   — Ребята из патрулей в штатском были хотя бы раз где-нибудь поблизости? — спросил Мартин Бек.
   — Нет.
   — И что же из всего этого следует? — спросил Колльберг.
   Гюнвальд Ларссон не ответил сразу. Он долго ковырял карандашом в ухе и наконец сказал:
   — Он специалист.
   — Ну вот, сам видишь, — сказал Мартин Бек.
   Гюнвальд Ларссон снова погрузился в раздумья. Наконец он спросил:
   — Когда ты был здесь десять дней назад, ты хотел что-то сказать, но не сказал. Почему?
   — Потому что ты меня перебил.
   — А что ты хотел сказать?
   — То, что мы должны изучить временной график этих ограблений, — сказал Меландер, глядя в свои бумаги. — Систематическая работа. Мы уже это сделали.
   — И еще одно, — сказал Мартин Бек. — Леннарт уже минуту назад намекнул на это. Твой грабитель специалист, ты сам это говоришь. Он такой специалист, который наверняка знает всех людей из отделов негласного наблюдения так же хорошо, как свои собственные ботинки. И из отдела расследования убийств тоже. Возможно, даже знает и автомобили.
   — Ну хорошо, и что же я должен делать? — сказал Гюнвальд Ларссон. — Я что же, должен из-за этого бандита набрать новых полицейских, а?
   — Ты мог бы взять людей из других мест, — сказал Колльберг. — Самых разных людей… и женщин… и другие автомобили.
   — Ну, теперь уже поздно, — через минуту произнес Гюнвальд Ларссон.
   — Это верно, — подтвердил Мартин Бек. — Теперь уже поздно. Но с другой стороны, сейчас еще намного важнее, чтобы мы его схватили.
   — Этот субъект даже не взглянет ни на один парк, пока по городу будет разгуливать убийца, — сказал Гюнвальд Ларссон.
   — Вот именно. Когда произошло последнее ограбление?
   — Между девятью и четвертью десятого.
   — А убийство?
   — Между семью и восемью. Послушай, что ты мне здесь рассказываешь о вещах, о которых все мы знаем?
   — Не сердись. Может быть, для того, чтобы убедить самого себя.
   — В чем? — спросил Гюнвальд Ларссон.
   — В том, что этот твой грабитель видел девочку, — сказал Колльберг. — И того, кто ее убил. Этот грабитель не делает ничего на авось. Ему приходится каждый раз часами бродить по парку, пока не представится стопроцентная возможность. Либо ему должно невероятно везти.
   — Так везти не может никому, — возразил Меландер. — Не девять раз подряд. Пять, может быть. Или шесть.
   — Найди его.
   — Может, мне апеллировать к его чувству справедливости, а? Чтобы он объявился сам?
   — Это не исключено.
   Зазвонил телефон.
   — Да, — произнес Меландер, взяв трубку. Он около минуты слушал, а потом сказал: — Отправьте туда радиопатруль.
   — Что-нибудь случилось? — спросил Колльберг.
   — Нет, — ответил Меландер.
   — Чувство справедливости! — повторил Гюнвальд Ларссон и покачал головой. — Ваши понятия о мире бандитов в самом деле… ну, у меня просто нет слов.
   — Черт возьми, мне сейчас совершенно безразлично, чего у тебя нет, — накинулся на него Мартин Бек с нотками ярости в голосе. — Найди его.
   — Развяжи язык своим осведомителям, — сказал Колльберг.
   — Ты думаешь, что я… — начал Гюнвальд Ларссон, но тут его тоже перебили.
   — Где бы он ни был, — сказал Мартин Бек, — на Канарских островах или в какой-нибудь старой лачуге в Сёдермальме. Привлеки всех осведомителей и чем скорее, тем лучше. Используй каждый контакт с преступным миром, используй газеты, радио, телевидение. Угрожай, давай взятки, уговаривай… делай что хочешь, лишь бы только схватить этого субъекта.
   — Вы что, считаете, будто у меня такая слабая голова, чтобы я сам не мог до этого додуматься?
   — Ты очень хорошо знаешь, какого я мнения о твоем уме, — с серьезным видом сказал Колльберг.
   — Да, знаю, — добродушно ответил Гюнвальд Ларссон. — Ну ладно, свистать всех наверх.
   Он протянул руку к телефону. Мартин Бек и Колльберг вышли из кабинета.
   — Возможно, что-нибудь и получится, — сказал Марши Бек.
   — Возможно, — словно эхо, повторил Колльберг.
   — Гюнвальд не так глуп, как кажется.
   — В самом деле?
   — Послушай, Леннарт.
   — Да?
   — Что с тобой, собственно, происходит?
   — То же самое, что и с тобой.
   — Что же?
   — Я боюсь.
   На это Мартин Бек ничего не ответил. Отчасти потому, что Колльберг был прав, отчасти потому, что они были знакомы уже так давно и так хорошо знали друг друга, что в большинстве случаев понимали друг друга без слов.
   Подгоняемые одной и той же мыслью, они спустились по лестнице и вышли на улицу. Там стоял красный «сааб» с иностранными номерами, который, несмотря на это, принадлежал государственной полиции.
   — Этот малыш, как бишь его зовут… — задумчиво сказал Мартин Бек.
   — Бу Оскарсон, — сказал Колльберг. — Они зовут его Буссе.
   — Да, я с ним общался, но только пару минут. Кто с ним разговаривал?
   — Думаю, Сильвия. Или Соня.
   Стояла невыносимая жара, и на улицах было безлюдно. Они переехали через Вестерброн, свернули к Полсундет-каналу и продолжили путь по Бергсундстранд. Во время езды они слушали бесконечную болтовню на волне сорок метров.
   — Сюда может влезть любой радиолюбитель на расстоянии до восьмидесяти километров, — раздраженно проворчал Колльберг. — Знаешь, сколько стоит изолировать частную радиостанцию?
   Мартин Бек кивнул. Он где-то слышал, что это стоило бы каких-нибудь сто пятьдесят тысяч. Которых, естественно, у них не было.
   В действительности же он думал о другом. Когда в последний раз они разыскивали убийцу с привлечением всех средств и напряжением всех сил, им понадобилось сорок дней и ночей, чтобы схватить его. Когда в последний раз у них был случай, похожий на этот, им понадобилось десять дней. Теперь убийца нанес удар дважды с промежутком меньше четырех дней. Меландер сказал, что грабителю в парке может повезти пять или шесть раз подряд, что, кстати говоря, вполне соответствовало действительности. Но если бы это оказалось справедливым для того дела, которое они сейчас расследовали, то это уже была бы не математика, а кошмар.
   Они проехали по Лильехольмсброн, продолжили путь но Хорнстульстранд, переехали через железную дорогу и выскочили на холм к высотным домам, в места, где раньше стоял городской сахарный завод. В скверике перед домом играли дети, но их было мало.
   Они поставили машину и поднялись лифтом на седьмой этаж. Позвонили, но им никто не открыл. Они немного подождали, а потом Мартин Бек позвонил в соседнюю квартиру. Дверь приоткрылась, и выглянула какая-то женщина. У нее за спиной стояла девочка лет пяти-шести.
   — Полиция, — сказал Колльберг успокаивающим тоном и показал служебное удостоверение.
   — Ах, — перевела дух женщина.
   — Вы не знаете, Оскарсоны дома? — спросил Мартин Бек.
   — Нет, сегодня утром они уехали. К каким-то родственникам в деревню. Фру Оскарсон с детьми.
   — Не сердитесь…
   — Сами понимаете, все уехать не могут, — продолжила женщина. — Даже если бы захотели.
   — Вы не знаете, куда они уехали? — спросил Колльберг.
   — Нет, но в пятницу утром они вернутся. Ну, а потом снова куда-нибудь поедут.
   Она посмотрела на него и объяснила:
   — У них ведь начинается отпуск.
   — Значит, герр Оскарсон дома?
   — Ну, он будет дома вечером. Вы можете ему позвонить.
   — Мы так и сделаем, — сказал Мартин Бек.
   Девочка начала сердиться и тащила маму за юбку.
   — С детьми прямо сладу никакого нет, — пожаловалась женщина. — Потому что мы боимся выпускать их на улицу, чтобы они там играли.
   — Наверное, их лучше не выпускать.
   — Но ведь надо что-то делать, — продолжала тараторить она, — а дети иногда капризничают и не слушаются.
   — К сожалению, да.
   Они молча спустились в лифте и молча ехали по городу, осознавая, насколько они бессильны и какие противоречивые чувства испытывают к обществу, которое призваны защищать.
   Они свернули к Ванадислундену, где их остановил полицейский, не узнавший ни их, ни служебный автомобиль. В парке никого не было видно, кроме нескольких детей, играющих там, несмотря на случившееся. И, конечно же, неутомимых зевак.
   На пересечении Оденгатан и Свеавеген Колльберг заявил:
   — Я хочу пить.
   Мартин Бек кивнул. Они остановились, вошли в ресторан «Метрополь» и заказали по бокалу сока.
   Кроме них, в баре сидели еще двое мужчин. Пиджаки они положили на соседние стулья, и это нарушение хорошего тона доказывало, что на улице действительно небывалая жара. Мужчины пили шотландское виски и разговаривали.
   — Все это из-за того, что сегодня не наказывают как следует, — утверждал более молодой из них. — Следовало бы публично линчевать.
   — Это ясно, — заявил старший.
   — Грустно, что приходится такое говорить, но это единственное, что остается делать.
   Колльберг открыл рот и собрался что-то сказать, но тут же передумал и залпом выпил целый бокал сока.
   Мартин Бек услышал это же мнение в тот день еще раз. В табачной лавке, куда он зашел купить пачку «Флориды». Покупатель, стоящий перед ним, говорил:
   — …знаете, что они должны сделать, когда схватят этого негодяя? Его следовало бы публично казнить, причем показать все по телевизору и не делать этого за один раз. Нет, постепенно разрубить его на кусочки и делать это в течение нескольких дней.
   Когда он ушел, Мартин Бек спросил продавца:
   — Кто это был?
   — Его фамилия Ског, — ответил продавец. — У него неподалеку мастерская по ремонту радиоаппаратуры. Очень достойный господин.
   Возвращаясь в управление, Мартин Бек думал о том, что в конце концов не так уж и давно были времена, когда ворам отрубали руки. Но ведь все равно воровали. И еще как.
   Вечером он позвонил отцу Бу Оскарсона.
   — Ингрид с детьми? Я отправил их к ее родственникам в Эланд. Нет, туда нельзя позвонить.
   — Когда они вернутся?
   — В пятницу утром. А вечером мы сядем в автомобиль и уедем за границу. Черт возьми, не стану же я оставлять их здесь. Здесь страшно.
   — Да, — устало сказал Мартин Бек.
   Все это произошло во вторник, тринадцатого июня.
   В среду не произошло ничего. Жара усилилась.

XIII

   В четверг, сразу после одиннадцати, кое-что произошло. Мартин Бек стоял в позе, к которой он привык в последнее время, и опирался правым локтем на металлический шкафчик. Он услышал, как звонит телефон (как минимум уже в семидесятый раз за этот день) и Гюнвальд Ларссон ответил:
   — Да, Ларссон слушает. Что? Да, уже бегу вниз:
   Он встал и сказал Мартину Беку:
   — Это дежурный. Внизу какая-то девушка, она утверждает, что якобы что-то знает.
   — О чем?
   Гюнвальд Ларссон уже стоял в двери.
   — Об этом грабителе.
   Через минуту фрёкен сидела у стола. Ей было не больше двадцати лет, но выглядела она старше. На ней были фиолетовые узорчатые чулки, туфельки на высоких каблуках и нечто такое, что этим летом называли миниюбкой. Ее декольте заслуживало внимания, то же самое относилось к пепельным обесцвеченным волосам, огромным накладным ресницам и не слишком скромному слою косметики вокруг глаз. Ротик у нее был маленький и капризный, а грудь смело приподнята бюстгальтером.
   — Так что же вы знаете? — немедленно набросился на нее Гюнвальд Ларссон.
   — Кажется, вы хотели что-нибудь узнать об этом субъекте из Ваза-парка и Ванадислундена, не так ли? — высокомерно произнесла она. — По крайней мере, я что-то такое слышала.
   — Если это не так, зачем же вы пришли сюда?
   — Эй, послушайте, не злите меня.
   — Ну, так что же вы знаете? — заорал Гюнвальд Ларссон.
   — Вы неприятный человек, — заявила фрёкен, — Не понимаю, почему все легавые должны быть такими грубиянами.
   — Если вы думаете, что получите вознаграждение, то вы ошибаетесь, — сказал Гюнвальд Ларссон.
   — Чихать я хотела на ваши деньги, — заявила фрёкен.
   — Зачем же вы пришли к нам? — как можно тише спросил Мартин Бек.
   — У меня хватает денег, — добавила она.
   Было ясно, зачем она пришла сюда, по крайней мере отчасти, — устраивать сцены, и в этом намерении ее вряд ли сможет что-то поколебать. Мартин Бек видел, как на лбу у Гюнвальда Ларссона вздуваются вены. Фрёкен сказала:
   — Я зарабатываю больше вас всех, вместе взятых.
   — Да, в полиц… — начал Гюнвальд Ларссон, но вовремя остановился и сказал: — О том, как вы зарабатываете себе на жизнь, нам лучше не говорить вслух.
   — Если вы еще раз скажете что-то подобное, я встану и уйду.
   — Вы никуда не уйдете, — сказал Гюнвальд Ларссон.
   — Разве мы не живем в свободной стране? Я думала, у нас демократия или как она там называется.
   — Зачем вы пришли к нам? — уже не так тихо, как перед этим, спросил Мартин Бек.
   — А вы бы хотели это знать, да? Вижу, что вы насторожили уши. Я бы с удовольствием встала и ушла, не сказав вам ни словечка.
   Лед сломал наконец Меландер. Он поднял голову, вынул изо рта трубку, впервые посмотрел на девушку и спокойно сказал:
   — Ну так скажите нам об этом, фрёкен.
   — О том, из Ваза-парка и Ванадислундена и…
   — Да, если вы действительно о нем что-то знаете, — сказал Меландер.
   — А потом я сразу смогу уйти?
   — Несомненно.
   — Честное слово?
   — Честное слово, — заверил ее Меландер.
   — И вы не скажете ему, что…
   Она пожала плечами, очевидно, подумав о чем-то своем.
   — Он все равно сам это вычислит, — сказала она.
   — Как его зовут? — спросил Меландер.
   — Роффе.
   — А фамилия?
   — Лундгрен. Рольф Лундгрен.
   — Где он живет? — спросил Гюнвальд Ларссон.
   — Вапенгатан, пятьдесят семь.
   — А где он сейчас?
   — Там, — сказала она.
   — Откуда вы с такой уверенностью знаете, что это он? — спросил Мартин Бек.
   Он заметил, как у нее что-то блеснуло в уголках глаз, и с изумлением понял, что это не что иное, как слезы.
   — Еще бы мне не знать, — почти неразборчиво пробормотала она.
   — Вы, фрёкен, наверное, сожительствуете с этим субъектом? — сказал Гюнвальд Ларссон.
   Она внимательно посмотрела на него и не ответила.
   — Какая фамилия на двери? — спросил Меландер.
   — Симонссон.
   — Чья это квартира? — спросил Мартин Бек.
   — Его. Роффе. По крайней мере, я так думаю.
   — Ну так все же? — сказал Гюнвальд Ларссон.
   — Ну, тот, другой, наверное, сдал ему квартиру. Вы что же, думаете, он такой дурак, чтобы на двери красовалась его собственная фамилия?
   — Он в розыске?
   — Не знаю.
   — Сбежал откуда-то?
   — Не знаю.
   — Но вы ведь наверняка это знаете, — сказал Мартин Бек. — Может, он сбежал из тюрьмы?
   — Нет, не сбежал. Роффе никогда не сидел.
   — На этот раз он сядет, — сказал Гюнвальд Ларссон. Она с ненавистью смотрела на него блестящими глазами. Гюнвальд Ларссон быстро засыпал ее вопросами.
   — Так значит, Вапенгатан, пятьдесят семь?
   — Да. Разве я это не сказала?
   — Со двора или с улицы?
   — Со двора.
   — Этаж?
   — Второй.
   — Квартира большая?
   — Однокомнатная.
   — Кухня?
   — Нет, только одна комната.
   — Сколько окон?
   — Два.
   — Окна выходят во двор?
   — Нет, на солнечный пляж.
   Гюнвальд Ларссон прикусил губу. На лбу у него снова начали вздуваться вены.
   — Ну-ну, — успокоил его Меландер. — Так значит, у него одна комната на втором этаже и два окна во двор. И вы точно знаете, что в эту минуту он дома?
   — Да, — сказала она. — Знаю.
   — У вас есть ключи от этой квартиры? — дружеским тоном сказал Меландер.
   — Откуда? Ключ только один.
   — И дверь, очевидно, заперта?
   — Еще бы.
   — Она открывается внутрь или наружу? — спросил Гюнвальд Ларссон.
   Она ненадолго задумалась. Потом сказала:
   — Внутрь.
   — Точно?
   — Да.
   — Сколько квартир в тыльной части дома, со двора? — спросил Мартин Бек.
   — Ну, наверное, квартиры четыре.
   — А что находится на первом этаже?
   — Какая-то мастерская.
   — Из окна виден парадный вход в дом с улицы? — спросил Гюнвальд Ларссон.
   — Нет, оттуда виден фьорд, — ответила фрёкен. — И королевский дворец. И часть ратуши.
   — Достаточно! — заорал Гюнвальд Ларссон. — Уведите ее!
   Девушка вздрогнула.
   — Секундочку, — сказал Меландер.
   В кабинете стало тихо. Гюнвальд Ларссон с любопытством посмотрел на Меландера.
   — Мне нельзя уйти? — спросила девушка. — Вы ведь обещали мне, что…
   — Конечно же, — сказал Меландер, — понятно, что вы можете уйти. Но вначале мы должны проверить, сказали ли вы нам правду. Это для вашей же пользы. И еще кое-что.
   — Что?
   — Он в этой комнате, наверное, будет не один, да?
   — Да, — тихо сказала она.
   — Послушайте, а как вас, собственно, зовут? — спросил Гюнвальд Ларссон.
   — Это вас не касается.
   — Уведите ее, — сказал Гюнвальд Ларссон.
   Меландер встал, открыл дверь в соседний кабинет и сказал:
   — Рённ, у нас тут есть одна фрёкен. Она может у тебя немного посидеть?
   Рённ появился в дверях. У него были покрасневшие глаза и красный нос. Он окинул взглядом всех по очереди.
   — Да, — сказал он.
   — Высморкайся, — сказал Гюнвальд Ларссон.
   — Я должен предложить ей кофе?
   — Думаю, что должен, — сказал Меландер.
   Он придержал ей дверь и церемонно произнес:
   — Соблаговолите, фрёкен. В дверях она остановилась и окинула ледяным взглядом Гюнвальда Ларссона и Мартина Бека. Очевидно, им не удалось вызвать у нее особой симпатии. Не понимаю, как нас учили здесь психологии, подумал Мартин Бек.
   Потом она посмотрела на Меландера и неуверенно сказала:
   — Кто будет его брать?
   — Сами знаете, мы, — приветливо сказал Меландер. — На то и существует полиция.
   Она стояла и смотрела на Меландера. Наконец сказала:
   — Он опасен.
   — Очень?
   — Очень. Будет стрелять. И меня тоже застрелит.
   Сейчас это ему вряд ли удастся, — заметил Гюнвальд Ларссон.
   Она проигнорировала его.
   — У него в квартире есть два автомата. Заряженных. И один пистолет. Он сказал, что…
   Мартин Бек молчал и ждал, что скажет Меландер, и одновременно надеялся, что Гюнвальд Ларссон будет держать язык за зубами.
   — Что он сказал? — спросил Меландер.
   — Что живым его никто не возьмет. И я знаю, что он сказал это на полном серьезе.
   Она оставалась в дверях еще несколько секунд.
   — Я просто хочу, чтобы вы об этом знали, — сказала она.
   — Спасибо, — произнес Меландер и закрыл за ней дверь.
   — Ну, — произнес Гюнвальд Ларссон.
   — Получи санкцию прокурора, — сказал Мартин Бек, едва за ней закрылась дверь. — Быстро, план города.
   План лежал на столе еще до того, как Меландер закончил короткий телефонный разговор, в результате которого получил официальное разрешение на то, что они намеревались предпринять.
   — Могут возникнуть осложнения, — сказал Мартин Бек.
   — Это точно, — подтвердил Гюнвальд Ларссон.
   Он выдвинул ящик письменного стола, вытащил оттуда служебный пистолет и взвесил его в руке. Мартин Бек, как и большинство шведских полицейских в штатском, носил пистолет в кобуре под мышкой, конечно, в тех случаях, когда ему требовалось оружие. У Гюнвальда Ларссона же было особое приспособление, с помощью которого пистолет прикреплялся к брючному ремню. Он повесил пистолет на правый бок и сказал:
   — Ну, ладно. Я возьму его сам. Хочешь пойти со мной?
   Мартин Бек задумчиво смотрел на Гюнвальда Ларссона. Его коллега был, как минимум, на полголовы выше, а когда выпрямлялся в полный рост, выглядел настоящим великаном.
   — Иначе ничего не получится, — сказал Гюнвальд Ларссон. — Как ты себе это представляешь? Подумай, как бы это выглядело, если бы туда во двор ворвалась целая рота с автоматами, гранатами со слезоточивым газом, в бронежилетах и понеслась через двор, а этот субъект спокойно стрелял бы себе из окна. Или, может, ты думаешь, что ты, или комиссар, или шеф полиции, или сам король должен орать в мегафон: «Вы окружены. Любое сопротивление бесполезно!»?
   — Слезоточивый газ в замочную скважину, — предложил Меландер.
   — Ну, это еще куда ни шло, — сказал Гюнвальд Ларссон, — но мне это не нравится. Наверняка изнутри торчит ключ в замке. Нет, двое в штатском на улице, а двое будут его брать. Идешь со мной?
   — Естественно, — сказал Мартин Бек.
   Он предпочел бы взять с собой Колльберга, но грабитель, вне всякого сомнения, принадлежал Гюнвальду Ларссону.
   Вапенгатан находится в стокгольмском районе Нормальм. Это длинная узкая улица, застроенная, в основном, домами-ветеранами. Она тянется от Брунсгатан на юге до Оденгатан на севере. Фасады домов заняты процветающими мастерскими, в тыльной части — множество бедных квартир.
   Не прошло и десяти минут, как они уже были там.

XIV

   — Жаль, что у тебя нет с собой вычислительной машины, — сказал Гюнвальд Ларссон. — Ты мог бы ею разнести дверь.
   — Это точно, — произнес Мартин Бек.
   Они оставили машину на Родмансгатан, свернули за угол и на тротуаре перед пятьдесят седьмым номером увидели своих коллег.
   Приезд полиции, очевидно, не привлек к себе ни малейшего внимания.
   — Значит, так, пойдем… — начал Гюнвальд Ларссон и осекся.
   Возможно, он сообразил, что звание у него ниже, потому что взглянул на часы и сказал:
   — Предлагаю войти в дом с интервалом в тридцать секунд.
   Мартин Бек кивнул, перешел на противоположную сторону улицы, остановился перед часовым магазином Густава Бломдина и подождал, пока красивые старые часы с маятником отсчитают тридцать секунд. Потом повернулся, медленным фланирующим шагом пересек проезжую часть и вошел в подворотню дома номер пятьдесят семь.
   Он, опустив глаза, прошел по двору, подошел к лестнице, а затем быстро и тихо взбежал на второй этаж. Из мастерской на первом этаже доносился мерный стук машин.
   На облупившейся двери действительно была табличка с фамилией Симонссон. Изнутри не доносилось никаких звуков, от Гюнвальда Ларссона — тоже. Гюнвальд Ларссон, выпрямившись во весь рост и неподвижно стоя справа от двери, осторожно провел пальцем по покрытой трещинами деревянной филенке.
   Он вопросительно посмотрел на Мартина Бека.
   Мартин Бек несколько секунд смотрел на дверь, потом кивнул и встал слева от нее, спиной к стене, готовый действовать.
   Несмотря на свой рост и вес, Гюнвальд Ларссон в сандалетах на резиновой подошве передвигался очень быстро и тихо. Он прислонился правым плечом к стене напротив двери и стоял так несколько секунд. Очевидно, он уже убедился в том, что ключ действительно торчит в замке изнутри, и было ясно, что личной жизни Рольфа Лундгрена уже недолго осталось быть личной. Мартин Бек еще успел обо всем этом подумать, когда Гюнвальд Ларссон бросился всеми своими девяноста восемью килограммами на дверь, слегка согнувшись и выставив левое плечо вперед.
   Раздался звук удара, дверь сорвало с петель, вырвало с мясом замок, и Гюнвальд Ларссон, в фонтане щепок, влетел в комнату. Мартин Бек был в полуметре за ним; он шел быстрыми скользящими шагами, держа служебный пистолет в вытянутой руке.
   Грабитель лежал на спине в постели, а женщина положила голову ему на правое плечо, однако он сумел быстро выдернуть правую руку, перекатился, бросился на пол и засунул руку под кровать. Когда Гюнвальд Ларссон ударил его, он уже стоял на коленях и держал правую руку на прикладе автомата, хотя сам автомат все еще лежал на полу.
   Гюнвальд Ларссон ударил его только один раз, наотмашь и не очень сильно, но этого хватило, чтобы грабитель выпустил оружие и отлетел к стенке, где остался сидеть на полу, прикрывая левым локтем лицо.
   — Не бейте меня, — сказал он.
   Грабитель был голый. На женщине, вскочившей с постели через секунду после него, были часики с широким матерчатым ремешком из шотландки. Она стояла неподвижно, вытаращив глаза, прижимаясь спиной к стене напротив постели и попеременно переводя взгляд с автомата на полу на огромного светловолосого мужчину в твидовом пиджаке. Она не делала ни малейших попыток хотя бы как-то прикрыться. Это была очень красивая, коротко подстриженная девушка с длинными стройными ногами. Бедра, руки и грудь у нее уже покрывались гусиной кожей.
   Через разнесенную дверь внутрь изумленно заглядывал какой-то мужчина из мастерской на первом этаже.
   До Мартина Бека дошла абсурдность всей этой ситуации, и впервые за долгое время он почувствовал, как у него слабо подергиваются уголки рта. Он стоял в центре светлой комнаты и направлял пистолет «Вальтер» калибра 7,65 на двух голых людей, а в разбитую в щепки дверь на все это глазел мужчина в спецовке столяра и с желтым складным метром в руке.
   Он засунул пистолет в карман. За дверью появился полицейский и прогнал любопытного.
   — Что… — начала девушка.
   Гюнвальд Ларссон бросил на нее полный отвращения взгляд и сказал:
   — Вы бы надели на себя что-нибудь.
   И через секунду добавил:
   — Если, конечно, у вас есть какая-нибудь одежда.