Валё Пер. Террористы

   Рослый японец был чудовищно силен, гибок и ловок. К тому же он был по меньшей мере лет на двадцать моложе своего противника и владел всевозможными приемами дзю-до, джиу-джитсу и суперкаратэ.
   Но что он мог поделать против разъяренного Гюнвальда Ларссона? Ларссона, одержимого неукротимой ненавистью к этим людям, которые убивали за деньги, не задумываясь, кого и зачем убивают. Кто этот молодчик? Наемник на службе у подлых прогнивших режимов. Профессиональный убийца, занимающийся самым низким и отвратительным ремеслом. Гюнвальд Ларссон с уважением относился к жизни, но тут он подумал, что такие люди не имеют права жить.
   Несколько минут длилась ожесточенная борьба, наконец Гюнвальд Ларссон завел руки противника за спину и семь раз ударил его лицом и грудью о стену. Уже после пятого удара японец потерял сознание, одежда его пропиталась кровью. Но Гюнвальд Ларссон не выпускал обмякшее тело противника и приготовился ударить восьмой раз.
   — Хватит, Гюнвальд, — тихо произнес Мартин Бек. — Лучше надень на него наручники.
   — Ага, — отозвался Гюнвальд Ларссон. Голубые глаза его прояснились, и он объяснил:
   — Со мной это очень редко бывает.
   — Я знаю, — сказал Мартин Бек.
   Он посмотрел на бесчувственные тела японцев.
   — Живые, — произнес он, словно обращаясь к самому себе. — Сумели все-таки.
   — Да, — отозвался Гюнвальд Ларссон. — Сумели. — Потер свои ноющие плечи о ближайшую притолоку и сказал, тоже обращаясь к самому себе: — Ну и сильный, дьявол.
   Наступила разрядка, но разрядка, которая обернулась полнейшим абсурдом.
   Мартин Бек прошел сперва на лестницу, потом на балкон, подавая знак, что можно прекращать шум.
   Когда он вернулся в комнату, Рённ и Гюнвальд Ларссон снимали оранжевые комбинезоны с широкими люминесцентными полосами.
   Незнакомый полицейский в форме заглянул в дверной проем, потом поманил кого-то рукой.
   Дверь лифта открылась, и в квартиру, наклонив голову, семенящими шажками вбежал Бульдозер Ульссон.
   Он посмотрел на оглушенных японцев, обозрел разрушенную квартиру, наконец, охватил добродушным взглядом Мартина Бека, Гюнвальда Ларссона и Эйнара Рённа.
   — Великолепно, ребята, — сказал он. — Честное слово, не думал, что вы справитесь.
   — В самом деле? — кисло произнес Гюнвальд Ларссон. — А ты-то, черт дери, что здесь делаешь?
   Бульдозер Ульссон провел раз-другой кончиками пальцев по широченному галстуку американского производства с белыми республиканскими слонами на зеленом поле.
   Затем прокашлялся и важно произнес:
   — Хитадиши Ити и Мацума Лейдзу, вы задержаны по подозрению в покушении на убийство, в терроризме и вооруженном сопротивлении властям.
   Меньший японец к этому времени очнулся и вежливо возразил по-английски:
   — Простите, сэр, но это не наши имена. И добавил:
   — Если это вообще имена.
   — Ничего, с именами мы как-нибудь разберемся, — беспечно произнес Бульдозер.
   Сделал знак стоящим за его спиной полицейским и распорядился:
   — О'кей, везите их на Кунгсхольмен. Найдите кого-нибудь, чтобы разъяснил задержанным их права на английском или каком-нибудь другом языке и довел до их сведения, что завтра будет решен вопрос о взятии под стражу. Если у них нет адвоката, мы обеспечим. — Помолчал и добавил: — Только не Рокотуна.
   В квартиру вошли люди Бульдозера. Арестованных увели; вернее, увели одного, а другого унесли на носилках.
   — Что ж, — сказал Бульдозер. — Отличная работа, ребятишки. Да-да. Операция проведена блестяще. Одного только не понимаю: зачем вы сами беретесь за такие дела?
   — Где уж тебе понять, — отозвался Гюнвальд Ларссон совсем хмуро.
   — Ларссон, ты своеобразный человек, — заключил Бульдозер.
   — Выбросил бы ты свой американский предвыборный галстук в мусоропровод.
   — Ни в коем случае. Он мне нравится. Подарен губернатором штата Нью-Йорк, когда я там был. Он ведь республиканец. Хотел получить еще один, от мэра-демократа, но у него не нашлось лишнего. Обещал прислать перед следующими выборами. Да только выборы уже состоялись, а галстука все нет.
   На секунду он даже слегка опечалился. Покачал головой и сказал:
   — Вот и верь после этого людям.
   И помятый синий костюм, облекающий плоть господина прокурора, проплыл к выходу.
   Когда Бульдозер исчез, Гюнвальд Ларссон спросил:
   — Каким образом, черт возьми? И замолчал.
   Мартин Бек мысленно задавал себе тот же вопрос, но вслух ничего не сказал.
   И так все ясно. У Бульдозера Ульссона везде стукачи. Он всюду сует свой нос и старается присвоить себе чужие заслуги. Мартин Бек был почти уверен, что в его группе расследования убийств стукачей нет. Но в стокгольмском отделе насильственных преступлений явно сидит человек Бульдозера.
   Кто?
   Эк?
   Стрёмгрен?
   Скорее всего, Стрёмгрен. Но попробуй заставь его сознаться.
   — Ну, — усмехнулся Рённ. — Вот и кончилась потеха.
   — Потеха?
   Гюнвальд Ларссон наградил Рённа долгим взглядом, но воздержался от дальнейших комментариев.
   Мартин Бек осматривал коварные коробочки. Скоро ими займутся эксперты.
   В четырехстах метрах от них Стрёмгрен сидел и курил за тюлевой занавеской. После разговора с Бульдозером, час назад, он курил сигарету за сигаретой. И думал о том, что наконец-то появился шанс попасть в спецгруппу Бульдозера и получить желанное повышение.
   Бенни Скакке лежал дома в своей кровати и был занят сугубо личным делом.
   — Но где же Гейдт, черт возьми? — уныло произнес Гюнвальд Ларссон.
   — Ты способен думать о чем-нибудь другом? — спросил Рённ. — Хотя бы сейчас?
   — О чем, например?
   — Ну, например, о том, что я перебил пулей этот провод. Хотя это было практически невозможно.
   — Сколько очков ты выбил на последних стрельбах?
   — Ноль, — ответил Эйнар Рённ, заливаясь краской.
   — Ох, и силен же он, дьявол, — сказал Гюнвальд Ларссон, потирая поясницу.
   Через пятнадцать секунд он произнес про себя:
   — Где этот чертов Гейдт?

XXVIII

   Судебное заседание, на котором решался вопрос о взятии японцев под стражу, состоялось в первой половине дня шестнадцатого декабря и вылилось в фарс, какого давно не видели стены Стокгольмского суда.
   В Швеции принято — очевидно, для создания видимости беспристрастия, — чтобы жребий определял, кому быть обвинителем по тому или иному делу.
   Если на этот раз и тянули жребий, что крайне сомнительно, Бульдозер Ульссон явно позаботился заблаговременно о том, чтобы на всех бумажках была его фамилия, ибо он держался так самоуверенно и царственно, что сама мысль о ком-либо другом в этой роли казалась нелепой и невероятной. Костюм его был отутюжен — утром точно был отутюжен, — ботинки начищены, на груди красовался ярко-зеленый галстук с красными нефтяными вышками, возможно, подарок шаха Ирана. Во всяком случае, так утверждал сам Бульдозер Ульссон.
   Он особо просил присутствовать Мартина Бека, Гюнвальда Ларссона и Эйнара Рённа, а вообще зал был до отказа набит людьми; одни пришли из чистого любопытства, другие — потому, что считали своим непременным долгом быть в курсе событий. К числу последних относились начальник ЦПУ и Стиг Мальм, восседавшие в первом ряду. В глубине зала можно было различить венчик рыжих волос, окаймляющий лысую макушку начальника сепо. В этот день он чуть ли не впервые после двадцать первого ноября появился на людях.
   Японцам был выделен адвокат, рядом с которым Гедобальд Роксен показался бы Авраамом Линкольном.
   Рослый террорист после схватки с Гюнвальдом Ларссоном напоминал мумию из какого-нибудь раннего фильма Бориса Карлова, зато маленький все время учтиво улыбался и кланялся каждому, кто останавливал на нем свой взгляд.
   Процедура осложнялась тем, что пришлось прибегнуть к помощи переводчика.
   Наиболее слабым местом в аргументации Бульдозера было то, что он не знал, как зовут задержанных. Для начала он прочел четырнадцать различных имен по списку, разосланному Интерполом. Однако «мумия» и его более общительный товарищ каждый раз отрицательно качали головой.
   Наконец у судьи лопнуло терпение, и он предложил переводчику спросить японцев, как их зовут и когда они родились.
   На что общительный ответил, что их зовут Каитен и Камикадзе, а также сообщил год рождения обоих. «Мумия» говорить не мог.
   Мартин Бек и Гюнвальд Ларссон обменялись удивленными взглядами, но кроме них никто не реагировал. Видимо, только им двоим было известно, что Каитен означает «человек-торпеда», а Камикадзе — «летчик-смертник». И что японец назвал годы рождения адмирала Того и адмирала Ямамото, кои родились на свет первый около ста тридцати, второй — девяносто лет назад, между тем как всякому было видно, что задержанным нет и тридцати.
   Однако суд не стал придираться, и секретарь старательно записал полученные данные.
   Затем Бульдозер объявил, что задержанные подозреваются в бездне всяких преступлений, как то: оскорбление монарха, покушение на жизнь премьер-министра, короля, американского сенатора и еще восемнадцати поименованных лиц, включая Гюнвальда Ларссона, Мартина Бека и Эйнара Рённа, попытка вооруженного переворота, повреждение городской газовой сети, незаконное владение оружием, незаконное пребывание в стране, серьезное повреждение жилого дома в районе Танту, кража, контрабандный ввоз оружия, сопротивление властям, подготовка к нарушению закона о наркотиках (в квартире был найден пузырек с лекарством от кашля, содержащим настойку опия), нарушение закона о пищевых продуктах (в холодильнике лежала разделанная тушка таксы), незаконное присвоение собаки, подделка документов и нарушение закона об азартных играх (причудливые деревянные пластинки он посчитал принадлежностью азартной игры).
   Дойдя до этого пункта, Бульдозер внезапно сорвался с места и выбежал из зала. Все проводили его удивленными взглядами.
   Вернулся он через несколько минут, самодовольно семеня во главе шестерки своих прихвостней, которые волокли деревянный ящик величиной с гроб и большой складной стол.
   Из ящика Бульдозер принялся извлекать кучу вещественных доказательств — части бомб, ручные гранаты, боеприпасы и прочее. Каждый предмет он предъявлял публике и суду, затем клал на стол.
   Ящик не был еще опорожнен и наполовину, когда Бульдозер достал из него обернутую полиэтиленом голову таксы и показал сперва начальнику ЦПУ, потом Стигу Мальму, которого тут же вырвало.
   Ободренный таким успехом, Бульдозер снял полиэтилен и сунул собачью голову под нос судье. Тот выхватил из грудного кармашка носовой платок, поднес его ко рту и приглушенно вымолвил:
   — Довольно, господин старший прокурор, довольно.
   Бульдозер приготовился извлечь остальные части обезглавленной таксы, но судья повысил голос:
   — Я же сказал: довольно вещественных доказательств. Бульдозер смахнул галстуком с лица легкое разочарование, совершил по залу круг почета, остановился перед «мумией» и объявил:
   — Я требую вынести постановление о взятии под стражу господ Каитена и Камикадзе. Поскольку я ожидаю дополнительный материал из-за рубежа, заранее требую продлить срок содержания под стражей.
   Переводчик перевел. «Мумия» кивнул. Второй японец низко поклонился с учтивой улыбкой.
   Затем слово было предоставлено защитнику, тощему мужчине, который смахивал на расплющенную с обоих концов, давно потухшую и выброшенную сигару.
   Бульдозер рассеянно заглянул в ящик, достал заднюю часть таксы вместе с хвостом и демонстрировал это вещественное доказательство начальнику ЦПУ, пока тот не посинел.
   — Я возражаю против заключения под стражу, — объявил защитник.
   — Это почему же? — спросил судья с искренним удивлением в голосе.
   Защитник долго сидел молча, наконец изрек:
   — Сам не знаю.
   На этой гениальной реплике прения закончились, было объявлено о взятии под стражу обоих японцев, и публика устремилась к выходу.
 
 
   В доме на Капелльгатан Рейнхард Гейдт лежал на кровати и размышлял.
   Он только что помылся, и путь от ванной до кровати был отмечен разостланными на полу белыми махровыми полотенцами.
   Сам Гейдт лежал нагишом. В ванной он долго изучал себя в зеркало и пришел к двум выводам. Во-первых, его загар начал сходить, во-вторых, какие-либо попытки изменить свою внешность не сулили ему успеха.
   Впервые операция БРЕН полностью провалилась. Удар пришелся мимо цели, и два агента, в том числе один из самых лучших, попали живьем в руки противника.
   Правда, Леваллуа улизнул, но много ли от этого радости.
   Врагов — тьма; в данном случае их представляла прежде всего шведская полиция.
   Во вчерашней газете Гейдт обнаружил портрет человека, коему приписывался «замысел поимки двух японских террористов», — старшего прокурора Стига-Роберта Ульссона.
   Он долго рассматривал круглое самодовольное лицо и броский галстук.
   Что-то тут было не так.
   Неужели этот Ульссон — Бульдозер, как его называли в газете, — и впрямь виновник их провала?
   Рейнхард Гейдт никак не мог в это поверить. Вернее, он почти не сомневался, что это чистейшая ложь.
   Нет, другой человек тоже лежит сейчас где-то на кровати, пытаясь угадать, где находится и что собирается делать Гейдт.
   Этот человек, кто бы он ни был, представляет для него главную опасность.
   Может быть, это комиссар полиции, который фигурировал в газетах и телерепортажах в связи с примечательными событиями двадцать первого ноября? Гейдт запомнил его внешность и имя.
   Комиссар Мартин Бек.
   Не стоит ли устроить встречу с этим Мартином Беком? Опыт показывает, что кремированные враги — самые безвредные.
   Но точно ли этот Бек наиболее опасный противник?
   Чем больше Рейнхард Гейдт обдумывал случившееся, тем сильнее проникался уверенностью, что главный враг — кто-то другой.
   В самом деле, насколько вероятно, что Бек — ну, не Бек, так этот Бульдозер Ульссон — одурачил его и Леваллуа двадцать первого ноября? И при этом явно сам оказался одураченным.
   Внимательно изучив фотографии, он все-таки пришел к выводу, что Мартин Бек, а Бульдозер Ульссон и подавно, не сумел бы взять Каитена живьем так, что при этом никто из участников операции не был убит и даже серьезно ранен.
   Каитен — на самом деле его, конечно, звали иначе — был одним из первых силачей в группе, где проходил подготовку Гейдт. Считалось, что осилить его физически невозможно.
   Гейдт не стал бы даже пытаться, наперед зная, чем это кончится.
   Рейнхард Гейдт входил в десятку самых опасных людей в мире, он это знал и гордился этим: по сумме показателей он занял в группе первое место, однако в физической подготовке заметно уступал Каитену. К тому же газеты сообщили, что Каитен и его товарищ были взяты на квартире. Просто немыслимо. И, тем не менее, кто-то это сделал, причем в операции участвовало совсем немного полицейских. По-видимому, не больше троих. Во главе с Беком.
   И один из них осилил Каитена, не убив его и не пострадав при этом сам.
   Этот неизвестный опасен, ибо Рейнхард Гейдт предпочел бы не сталкиваться с человеком, который одолел Каитена.
   Но кто же он? Бек?
   Или один из лучших агентов ЦРУ? Почему бы и нет.
   В самом деле, неужели это шведский полицейский?
   Если судить по тем представителям шведской полиции, которых довелось видеть Гейдту, такая возможность исключалась.
   Он трижды видел по телевизору начальника всей полиции страны и один раз какого-то члена коллегии. Оба произвели на него впечатление если не откровенных идиотов, то от силы надутых бюрократов с весьма туманным представлением о полицейской работе, зато с явной склонностью к звонким пустопорожним речам.
   Глава секретной полиции страны, естественно, не выступал перед широкой публикой. Но хотя этот деятель явно служил предметом всеобщего осмеяния, сомнительно, чтобы он был таким уж никудышным, каким его изображали.
   Судя по всему, секретная полиция отвечала только за часть мероприятий по охране сенатора, притом как раз за ту, которая закончилась неудачей. В остальном все было задумано очень здорово. Гейдт первым готов был это признать. Кто-то его одурачил.
   Кто?
   Тот самый, который задал трепку Каитену и заточил его в кутузку?
   И теперь где-то в этом злосчастном городе лежит, размышляя, другой человек?
   Человек, достаточно интересующийся Рейнхардом Гейдтом, чтобы представлять для него серьезную опасность?
   Очень даже возможно.
   Рейнхард Гейдт перевернулся на живот и расстелил перед собой карту Скандинавии.
   Скоро ему предстоит покинуть страну, и он уже давно наметил первый пункт назначения.
   Копенгаген. Там находятся друзья Леваллуа и много других сочувствующих.
   Но как туда попасть?
   Возможностей несколько. Некоторые из них он отверг сразу. Например, рейсовый самолет: самолеты легче всего контролировать. А также метод Леваллуа. Для француза он вполне годился — как-никак пять лет налаживал необходимые контакты. У Гейдта таких контактов не было. Слишком велик риск нарваться на предательство.
   Через Финляндию ехать было бы глупо. Во-первых, пути сообщения строго контролируются, во-вторых, о финских полицейских говорят, что они куда опаснее своих скандинавских коллег.
   В общем, выходов не так уж много, зато один другого заманчивее.
   Лично он, конечно, предпочел бы доехать на поезде или на машине до Осло, а там сесть на датский пароход, идущий в Копенгаген. Это было бы приличествующее его рангу отступление — в каюте-люкс и роскошных салонах.
   Но можно ли такой путь считать самым надежным? Гейдт колебался. То ему казалось, что это лучший вариант, то он начинал склоняться к тому, что паром от Хельсингборга до Хельсингёра безопаснее. Особенно, если учесть предрождественскую перегрузку.
   А суда на подводных крыльях, курсирующие между Мальмё и Копенгагеном? На них и без рождества подчас черт те что творится.
   В принципе есть и другие пути, например паромы и малые суда, следующие из Ландскруны в Тюборг и Копенгаген. Или автопаромы из Хельсингборга, Мальмё и Треллеборга до ФРГ. Да еще железнодорожные паромы, связывающие Треллеборг с ГДР и Истад с Свиноуйсьце в Польше.
   Но в Польше и ГДР очень дотошный паспортный контроль, да и вообще ему нечего делать в тех краях. Нет, выбирать надо между большим пассажирским пароходом, который идет из Осло в Данию, паромами, следующими в Хельсингёр, и судами на подводных крыльях на линии Мальмё — Копенгаген. В разгар предрождественского наплыва.
   Гейдт уже забронировал каюту-люкс на пароходе «Король Улав V».
   Но окончательного решения еще не принял.
   Рассматривая карту, он со вкусом потянулся, так, что хрустнули суставы.
   Рейнхард Гейдт был видный мужчина, блондин почти двухметрового роста. Он находился в отличной форме, и в душе его царило полное равновесие. О Каитене и Камикадзе он думал без тревоги. Никакой нажим со стороны полиции, никакие пытки не заставят их проговориться.
   Но его не покидало чувство, что где-то в этом сером неуютном городе есть человек, который, быть может, в эту самую минуту силится угадать, где находится Гейдт и что он задумал.
   Может быть, все-таки есть смысл разделаться с Мартином Беком? Для не такого уж богатого светлыми умами полицейского ведомства потеря будет ощутимая.
   У Гейдта была дальнобойная винтовка с ночным оптическим прицелом. Он собрал ее несколько дней назад, и теперь она, тщательно вычищенная, стояла наготове в гардеробе.
   Мартин Бек?
   Что ж, пожалуй.
   Но точно ли Мартин Бек схватил Каитена и Камикадзе и теперь старается его самого заманить в ловушку?
   Он в этом сомневался.
   И все-таки, пожалуй, не мешает убрать Бека с дороги. На случай, если это он его незримый противник.
   Гейдт голый подошел к гардеробу, достал винтовку, разобрал и придирчиво проверил каждую деталь.
   Все в порядке. В полном порядке. Он снова собрал ее. Потом достал горсть патронов из чемодана с двойным дном. Зарядил винтовку и положил под кровать.
   Рейнхард Гейдт был прав, только его незримый противник находился дальше, чем он предполагал.
   Даже в масштабах большого города от района Хювюдста на северо-западе Стокгольма далековато до унылого предместья Болльмура на южной или, скорее, юго-восточной окраине столицы.
   Именно здесь жил Гюнвальд Ларссон. Он закупил кое-какие продукты в магазине самообслуживания, где уже давала себя знать предрождественская сумятица. Да он и сам запутался. Когда назойливая трансляция, призванная окончательно заморочить голову раздраженным покупателям, в пятый раз за короткое время начала передавать одну и ту же популярную английскую песенку в идиотском переводе, Гюнвальд Ларссон по рассеянности взял не тот сыр — шведский камамбер вместо датского бри, да еще к тому же схватил не тот чай — «Ирл Грей» вместо «Твайнинга». Выдержал давку у кассы и вышел из магазина с ноющими суставами, усталый и злой.
   После ужина он долго лежал в ванне, обдумывая различные возможные варианты. Потом растерся, надел чистую белую шелковую пижаму, домашние туфли и халат, достал большую карту Скандинавии и расстелил ее на полу.
   Лежа на животе на кровати, он некоторое время приспосабливал подушки, так как схватка с коварным Каитеном оставила следы в виде болезненных кровоподтеков на груди и ногах. После чего, несмотря на поздний час, сосредоточил все внимание на карте.
   Когда-то, притом не один год, Гюнвальд Ларссон, приходя домой, оставлял все мысли о работе за порогом, ухитрялся даже забывать, что он служит в полиции. Когда-то…
   Сейчас он почти непрерывно думал о Рейнхарде Гейдте.
   Ему уже казалось, что он знает Гейдта, как знаешь постылого коллегу или одноклассника.
   Гюнвальд Ларссон не сомневался, что Гейдт еще находится в стране; и он был почти уверен, что террорист попытается использовать безумную предрождественскую свистопляску, чтобы ускользнуть.
   На карте было нарисовано множество синих и несколько красных стрел.
   Красный цвет обозначал пути побега, которые Гюнвальд Ларссон считал наиболее вероятными и трудно контролируемыми; синий — в общем-то чисто теоретические варианты.
   Ряд синих стрел указывал на восток; большинство — на Финляндию, две-три — на Советский Союз. Некоторые вели на юг, в Польшу, ГДР и ФРГ.
   В западной части карты синие стрелы соединяли Гётеборг с Иммингемом, с Тилбери-Докс в устье Темзы и с Фредриксхавном на полуострове Ютландия, а также Варберг с Грено.
   Все международные аэропорты Швеции — их оказалось не так уж много — были обведены синими кружочками. Аэропорты легко контролировать, к тому же недавняя волна угонов уже заставила учредить вполне надежный контроль, который достаточно было лишь чуть усилить.
   Горячие точки находились в других местах. Красные стрелки легли на шоссе в сторону Норвегии, особенно на европейские магистрали № 6 и № 18, а также на железную дорогу до норвежской столицы. Жирной красной линией Гюнвальд Ларссон пометил морской путь от Осло до Копенгагена. И сейчас его задумчивый взгляд надолго задержался на этой линии.
   Потом он перевел глаза ниже, на Южную Швецию. Широкая красная черта от Хельсингборга до Хельсингёра обозначала датские железнодорожные паромы, шведские автопаромы и мелкие пассажирские суда. По этой линии идет наиболее оживленное сообщение между Швецией и Данией. Обычно суда отправляются каждые пятнадцать минут, а то и чаще.
   Ландскруна связана с датской столицей двумя отдельными линиями: автопаром идет до Тюборга, а мелкие суда до внутренней гавани.
   Но здесь суда ходят реже, и даже в разгар рождественских закупок поток пассажиров не так огромен, чтобы его нельзя было контролировать.
   На этом участке Гюнвальд Ларссон ограничился синими стрелами.
   Совсем иначе выглядело положение в Мальмё. Копенгагенскую линию здесь обслуживали железнодорожный паром, принадлежащие двум пароходствам суда среднего тоннажа и столь знаменитые катера на подводных крыльях, которые в дни повышенной нагрузки, например по большим праздникам, непрерывно снуют туда и обратно без жесткого расписания. Добавим еще автопаромы, соединяющие Лимхамн с Драгерэ; под рождество здесь проходит до пяти паромов в день.
   Гюнвальд Ларссон потянулся, размышляя.
   На месте Гейдта он не стал бы долго колебаться. Доехал до Осло на машине, а еще лучше поездом — и следуй дальше на пароходе до Копенгагена. Вряд ли датская полиция сумеет его перехватить. Главное — добраться до Копенгагена, а там ему все пути открыты.
   Но Гейдт, возможно, рассуждает иначе, и не только потому, что никогда не был моряком.
   В таком случае он сделает ставку на наибольшую толкучку, то есть на Хельсингборг или Мальмё.
   Гюнвальд Ларссон встал и сложил карту.
   Наблюдение надо сосредоточить в трех местах: на дорогах, ведущих в Осло, и в портах Мальмё и Хельсингборга.
 
 
   На другое утро Гюнвальд Ларссон сказал Мартину Беку:
   — Я всю ночь не спал, на карту таращился.
   — Я тоже.
   — И к какому выводу ты пришел?
   — Давай-ка спросим Меландера, — сказал Мартин Бек. Они прошли в соседний кабинет, где Фредрик Меландер раскуривал свою непокорную трубку.
   — Ты тоже полночи не спал и глядел на карту? — спросил Гюнвальд Ларссон.