Страница:
– Дорогая, из всех произведений искусства ты самое прекрасное, самое неповторимое и самое бесценное.
– Которое, помимо всего прочего, безумно тебя любит.
– И умеет искусно заниматься любовью, что тоже немаловажно.
Быстро избавившись от одежд., они повалились на кровать и слились в страстном поцелуе.
– Как бы то ни было, – томно прошептала Николь на ухо возлюбленному, – ты всегда даешь мне больше, чем я тебе.
– Нет, категорически не согласен. Ты даешь мне больше. Одно вдохновение чего стоит…
– А ты мне даешь эмоциональное и физическое ощущение необыкновенной полноты жизни…
– А ты приносишь несказанную радость…
– А ты непрерывно воспроизводишь во мне жизнь… Пол не выдержал и приложил палец к ее губам.
– Еще одно слово, и я потребую от тебя большего.
Глава 6
Глава 7
– Которое, помимо всего прочего, безумно тебя любит.
– И умеет искусно заниматься любовью, что тоже немаловажно.
Быстро избавившись от одежд., они повалились на кровать и слились в страстном поцелуе.
– Как бы то ни было, – томно прошептала Николь на ухо возлюбленному, – ты всегда даешь мне больше, чем я тебе.
– Нет, категорически не согласен. Ты даешь мне больше. Одно вдохновение чего стоит…
– А ты мне даешь эмоциональное и физическое ощущение необыкновенной полноты жизни…
– А ты приносишь несказанную радость…
– А ты непрерывно воспроизводишь во мне жизнь… Пол не выдержал и приложил палец к ее губам.
– Еще одно слово, и я потребую от тебя большего.
Глава 6
Николь открыла в банке счет на свое имя и поместила туда деньги, которые выделил ей Эдвард, а также доход от продажи свои старых работ, за что она была чрезвычайно благодарна Маршаллу. Да и украшения, которые она отнесла в антикварный магазин на Мэдисон-авеню, тоже были проданы быстро и с наибольшей выгодой. Причем в самом акте продажи старых украшений было нечто символическое. Все они так или иначе были связаны с Эдвардом, и потому их продажа означала, что со старой жизнью уже покончено навсегда.
Повседневная жизнь с Полом была для Николь не только необременительной, но и в высшей степени замечательной и эмоционально насыщенной. Как правило, она возилась со своими скульптурами в одном конце студии, а Пол тем временем сочинял музыку в другом, отгородившись от нее большим письменным столом и завалив его нотными тетрадями, книгами по музыке и папками с набросками композиций. Таким образом, Николь всегда краешком уха прислушивалась к его сочинениям, а он, в свою очередь, частенько поглядывал на ее работу. Причем в отличие от Эдварда Пол никогда не осмеливался прерывать ее творческий процесс неожиданными похотливыми желаниями, не приставал к ней и не вынуждал заниматься любовью, когда ему вздумается. Между ними существовало поразительное взаимопонимание, свойственное, видимо, только глубоко родственным душам, жизнь которых наполнена постоянным творческим поиском. Они оба и к сексу относились творчески и никогда не опошляли это действо примитивными животными потребностями. Для них секс был чем-то вроде творческого экстаза, призванного не нарушать работу, а венчать ее своей необыкновенной цельностью и органичностью.
Словом, каждый день они все глубже познавали друг друга, а это неизбежно означало, что и любили они друг Друга все больше и больше. А по ночам, сплетясь в объятиях, оба были абсолютно уверены в том, что их счастье стоит любых жертв. Единственное расхождение во взглядах обнаруживалось лишь по отношению к Джулии.
– Она знает, что ее отказ встречаться и разговаривать с тобой наносит тебе глубокие незаживающие раны, – в который уже раз повторял Пол. – Именно поэтому она и казнит тебя, хотя на самом деле не может не чувствовать, что твоя любовь ко мне не имеет к ней абсолютно никакого отношения.
– Не все так просто, как кажется на первый взгляд, – возразила Николь. – Если бы ты видел ее глаза в тот памятный день! В них было столько неизбывной боли, столько горя, что я до сих пор переживаю. Джулию, видимо, страшно смущает тот факт, что ее мать оказалась более предпочтительной для молодого и красивого человека, чем она сама. Это действительно трудно пережить…
– Прекрати, Николь, – нетерпеливо перебил ее Пол. – Ты же знаешь, что любая твоя попытка оценить нашу любовь с точки зрения каких-то там условностей меня раздражает. Она безусловна, и хватит об этом. – Он взял ее за руки, пристально посмотрел в глаза, а потом крепко прижал к себе. – Все, что происходит между нами, вечно, как сама жизнь. Надеюсь, ты понимаешь это и спорить не будешь. На нас оказывают невероятное давление со всех сторон, а сопротивляться этому мы можем только одним средством – взаимной любовью и безграничным стремлением к творчеству. К счастью, и того и другого у нас в избытке.
Николь улыбнулась и поцеловала его. Все же он чрезвычайно искренен в своих чувствах и не считает нужным скрывать их. Однако сейчас, по всей видимости, больше всего опасается встать между любимой женщиной и ее взрослой дочерью. Это невероятно сложная проблема, и она, Николь, должна сделать все возможное, чтобы он не считал себя виновным в нарушении нормальных отношений между двумя женщинами. В конце концов, определенная враждебность между ними возникла задолго до появления Пола.
И тем не менее Николь часто просыпалась по утрам с неприятной горечью в душе. Конечно, счастливое лицо спящего рядом Пола успокаивало ее, но мысль о Джулии не давала ей покоя и преследовала все последние дни.
Однажды утром ей неожиданно позвонила Джанет Маркхэм:
– Привет, дорогая, я сегодня собираюсь в город и хотела бы поболтать с тобой. Может, пообедаем где-нибудь?
– С огромным удовольствием, – обрадовалась Николь и назвала ей адрес одного уютного местечка в районе Сохо. Это был недорогой бар, где можно было спокойно посидеть, выпить и заказать себе дешевые сандвичи и салаты.
Когда Николь добралась до указанного места, Джанет уже сидела за столиком и внимательно изучала меню. Женщины радостно обнялись и обменялись приветствиями.
– Ника, что с тобой? Ты вся сияешь от счастья, как будто замуж выходишь! Такое впечатление, что ты хочешь мне что-то сказать, но не знаешь, с чего начать.
– Ты почти угадала, – кратко отреагировала Николь.
– Нет, подожди, пока я не забыла: я только что видела твою дочь.
– Мою дочь? – с совершенно глупым выражением лица переспросила Николь. – Джулию?
– А кого же еще? У тебя их несколько, что ли? Может быть, ты скрывала от меня все эти годы и у тебя еще есть дети? – Джанет пыталась шутить, но Николь было не до шуток. – Должна тебе сказать, дорогая моя, что Джулия в самом соку. Она вошла сюда за несколько минут до меня и купила сигареты. Выглядит просто великолепно – высокая, стройная, с прекрасными формами и вообще совершенно взрослая девушка. Конечно, нет ничего хорошего в том, что она курит, но что поделаешь? Насколько я знаю, ни ты, ни Эдвард никогда не курили. Господи, прошло так много лет, что я уже с трудом вспоминаю все подробности той поры!
– Эдвард курит, – задумчиво ответила Николь под впечатлением услышанного. Почему Джулия оказалась в этом районе да еще покупала сигареты? Что она здесь делает? А как же ее занятия в колледже? – Ты говорила с ней? – осторожно поинтересовалась Николь, стараясь не возбуждать у подруги ненужных подозрений.
Джанет пристально посмотрела ей в глаза.
– Да, конечно. Мы обменялись несколькими словами и разошлись. Она спросила насчет Эмили. Николь, ради Бога, скажи мне, что все это значит?
– Мы с Эдвардом разошлись, – тихо произнесла Николь, искоса взглянув на подругу. – Сейчас я живу в студии и не разговаривала с дочерью уже больше двух месяцев. Она наотрез отказывается общаться со мной и даже не отвечает на телефонные звонки.
– Боже мой, Николь! – Джанет сочувственно пожала ей руку. – Мне очень жаль!
– Послушай, Джанет, – отрывисто произнесла Николь, убирая руку, – это еще не все. Я оставила Эдварда из-за одного молодого человека, который… ну, в общем, он на восемнадцать лет моложе. – Последние слова дались ей с большим трудом. Николь сделала глубокий вдох и выжидающе посмотрела на подругу.
Джанет непонимающе молчала.
– Ну что ж, если этот разрыв делает тебя такой счастливой, то ничего страшного в этом я не вижу, – наконец отозвалась она.
Николь вновь наполнила стаканы вином.
– Может, закажем что-нибудь, а то я быстро опьянею, – предложила Джанет, оглядываясь в поисках официанта. – А насчет Джулии не волнуйся. Она уже взрослая и в состоянии сама устроить свою жизнь. Да и разводов сейчас все больше и больше, ничего необычного в этом нет. Когда наша Кейт была еще маленькой, она однажды пришла из школы и, заливаясь слезами, сказала, что осталась единственной в классе, родители которой все еще живут вместе.
Николь попыталась улыбнуться, однако из этого ничего не вышло.
– Но и это еще не все. Ты забыла спросить, кто этот молодой человек.
– Зачем? Ты сама все расскажешь, если сочтешь нужным. Знаешь, в твоем возрасте женщины становятся такими же глупыми, какими всегда были мужчины. Даже если ты скажешь, что привела домой индийского факира, который вытаскивает кобру из кувшина, я не перестану любить тебя.
Николь закрыла глаза, чтобы подруга не заметила предательскую слезу, а потом взяла себя в руки и настроилась на откровенный разговор.
– Нет, моя правда может показаться тебе намного ужаснее, – едва слышно прошептала она. – Я сейчас живу с Полом Лурье, сыном Энн.
Джанет изумленно вытаращила глаза и какое-то время не могла произнести ни слова. Вилка выпала у нее из рук, а на щеках проступили красные пятна.
– Матерь Божья!
Николь опустила голову и стала рассеянно ковырять салат.
– Извини, если шокировала тебя этим сообщением. – Она собралась с силами и посмотрела подруге в глаза. – Я не стану называть тебе никаких причин или извиняющих нас обстоятельств. Их просто-напросто нет. Мы безумно влюбились друг в друга, вот и все. Что же лично до меня, то я наконец-то нашла мужской идеал своей юности. Пол вдохнул в меня новую жизнь, придал мне силы для новых творческих поисков и вообще во всем мне помогает. Кроме того, между нами установилось редкое для нынешних времен взаимопонимание. Ты же знаешь, я всегда по-хорошему завидовала вам с Томом. У вас сложились прекрасные отношения, которых, к сожалению, никогда не было у нас с Эдвардом.
– А с Полом ты счастлива?
– Да, безмерно. Хотя это и доставляет мне массу ужасных переживаний. Так, например, я окончательно рассорилась с Энн, настроила против себя Эдварда, а с Джулией вообще утратила всякий контакт.
– Да, это всегда связано с определенными издержками, – сочувственно заметила Джанет. – Не. скрою, это действительно странно. То есть странность здесь, естественно, не в том, что ты решила связать судьбу с молодым человеком, а в том, что это сын нашей подруги. Но если отбросить старую буржуазную мораль, то я вполне тебя понимаю. Вы оба чрезвычайно творческие личности и к тому же не обделены талантом.
Николь благодарно посмотрела на подругу.
– Да, это так. Как ни странно, но Энн действительно воспитала идеального для меня мужчину. К сожалению, она опоздала на двадцать лет. Понятно, что это долго не продлится, но у меня просто нет сил оставить Пола и разрушить его мечту. Мы счастливы друг с другом, любим ДРУГ друга и прекрасно друг друга понимаем. В то же самое время я не могу не замечать, что это шокирует всех наших знакомых и вызывает бешеную неприязнь.
– К сожалению, таков уж удел сильных, которые всегда предпочитают нестандартные решения и идут непроторенной дорожкой. Понятно, что реакция на вас с Полом примерно такая, как если бы это был брак между людьми с разным цветом кожи. А с другой стороны, мужчины веками оставляли своих постылых и состарившихся жен ради молоденьких девушек. Правда, это категорически воспрещалось женщинам. К счастью, сейчас другие времена, но люди по-прежнему осуждают подобные отношения.
– Если бы речь шла только о различиях в возрасте! – протянула Николь. – Самое ужасное, что это сын нашей подруги, сын Энн. Я поставлена сейчас перед жутким выбором – потерять любимого человека или свою лучшую подругу. Я уж не говорю про свои отношения с Эдвардом и Джулией. А мои родители? Я до сих пор ума не приложу, как мне объясниться с ними. Хорошо, что они уже на пенсии и живут во Флориде, а не здесь. Господи, Джанет, ты даже не представляешь, какой я устроила переполох!
– Знаешь, что я предлагаю тебе сделать с Джулией? Пусть она отдохнет с моей Эмили. Они найдут общий язык и немного развлекутся.
Ты всегда нравилась Джулии, – задумчиво произнесла Николь, глядя на подругу, на ее добродушное лицо и сочувствующие глаза. Она действительно была хорошим человеком и прекрасной матерью своим детям. – Понимаешь, артистические натуры не могут позволить себе роскошь иметь детей или даже обременять себя брачными узами, – продолжила Николь. – Невозможно выполнять все свои обязанности одновременно и с равным успехом. Энн, например, пренебрегла своей карьерой ради карьеры сына, да и ты тоже многим пожертвовала ради детей и семьи.
– Не надо уничижать себя, Ника, – с чувством произнесла Джанет. – У меня не было такого сильного и совершенно бесспорного таланта, как у тебя. Что же касается Энн, то это совсем другая история. Ты с самого начала была настроена на успех, на покорение вершин и делала то, что должна была делать. Не удивлюсь, если часть твоего таланта и упорства со временем обнаружится и у Джулии. Она пока еще окончательно не сформировалась как личность и болезненно ищет себя.
Наконец-то Николь немного успокоилась, так как услышала именно те слова, в которых нуждалась сейчас больше всего.
– Вы с Полом всегда будете самыми желанными гостями в нашем доме, – продолжала Джанет доброжелательным тоном. – Я абсолютно уверена, что Том не будет против. Ты же знаешь, как мы ценим настоящее, искреннее чувство.
Тепло распрощавшись с подругой, Николь вернулась в студию и увидела там Эла Лурье, который внимательно слушал последние находки Пола.
– Пожалуйста, не прерывайся! – взмолилась Николь. – Я не хочу мешать тебе.
– Ничего страшного, – смущенно пробормотал Пол, целуя ее в щеку.
Николь покраснела и мельком взглянула на Эла. Тот равнодушно пожал плечами:
– Кто знает, какая неведомая сила толкает людей друг к другу. Да и кто может судить их за это? – Он вздохнул и призадумался. Николь не сомневалась, что сейчас он думает об Энн.
– Понимаешь, Эл, – попыталась объяснить ему Николь, – мы не просто случайные люди, мы давние друзья, а это совсем другое дело. Каждая мать желает видеть своего сына счастливым, но представляет себе это счастье не так, как ее ребенок.
– Вы все равно останетесь для меня лучшими друзьями, – успокоил ее Эл. – Если наша мать считает, что это непозволительно, то пусть остается при своем мнении. Кстати сказать, она специально прислала меня сюда, чтобы я уговорил Пола вернуться домой. Настоящее чудовище!
– Что конкретно она тебе сказала? – насторожился Пол, пристально глядя на отца. Его серьезный тон несколько обескуражил сына.
Эл пожал плечами:
– Она рассказала мне душещипательную историю об одном дилере и молодой женщине, начинающем скульпторе. Николь, думаю, тебе следует знать об этом, так как слухи уже пошли по всему городу.
Николь молча выслушала его, внезапно побледнела и сникла.
– Послушай, дорогая, – всполошился Пол, – мы с отцом не верим ни единому ее слову!
– Конечно, – поддержал ее Эл. – Она наверняка что-то переврала, что-то напутала…
– Гилфорд Силверсмит, – тихо прошептала Николь, – заплатил мне тысячу долларов за мою скульптуру «Печаль». Он стал моим первым коллекционером, помимо, естественно, Эдварда, который осмелился купить мою работу.
Эл посмотрел на Николь, и она прочитала в его глазах некоторое сомнение.
– Понимаешь, Энни могла забыть какие-то детали той давней поры.
– Эл, – грустно проронила Николь, – мне очень жаль, что ты невольно оказался между мной и Энн…
– Ничего страшного, – успокоил ее Лурье. – В любом случае я не намерен больше выполнять роль мальчика на побегушках и потакать всем ее прихотям. Я расскажу ей то, что увидел собственными глазами, и пусть катится ко всем чертям!
– Пол, а тебе мать рассказала эту жуткую историю? – озабоченно спросила Николь, когда Эл покинул их студию.
Пол слегка замялся.
– Да, но я с самого начала знал, что все это чушь собачья, и потому не захотел расстраивать тебя…
– Пол, это черт знает что! Мне уже почти сорок лет, и мне надоело, что меня принимают за маленькую девочку! Я хочу знать правду, какой бы горькой она ни была. Самое ужасное, когда ничего не знаешь и тычешься как слепой котенок. Обещай, что такое больше не повторится!
– Хорошо, обещаю. Я все равно рано или поздно рассказал бы тебе об этом.
На следующий день в восемь часов утра Николь открыла своим ключом дверь квартиры Эдварда и ворвалась в его спальню.
– Эдвард, я хочу знать, что произошло между тобой и Гилфордом Силверсмитом. Почему меня до сих пор не покидает ощущение, что он купил мою статуэтку под названием «Печаль» за тысячу долларов? Так это или нет? Энн Лурье считает, что я отдала ему свою работу в качестве взятки!
Повседневная жизнь с Полом была для Николь не только необременительной, но и в высшей степени замечательной и эмоционально насыщенной. Как правило, она возилась со своими скульптурами в одном конце студии, а Пол тем временем сочинял музыку в другом, отгородившись от нее большим письменным столом и завалив его нотными тетрадями, книгами по музыке и папками с набросками композиций. Таким образом, Николь всегда краешком уха прислушивалась к его сочинениям, а он, в свою очередь, частенько поглядывал на ее работу. Причем в отличие от Эдварда Пол никогда не осмеливался прерывать ее творческий процесс неожиданными похотливыми желаниями, не приставал к ней и не вынуждал заниматься любовью, когда ему вздумается. Между ними существовало поразительное взаимопонимание, свойственное, видимо, только глубоко родственным душам, жизнь которых наполнена постоянным творческим поиском. Они оба и к сексу относились творчески и никогда не опошляли это действо примитивными животными потребностями. Для них секс был чем-то вроде творческого экстаза, призванного не нарушать работу, а венчать ее своей необыкновенной цельностью и органичностью.
Словом, каждый день они все глубже познавали друг друга, а это неизбежно означало, что и любили они друг Друга все больше и больше. А по ночам, сплетясь в объятиях, оба были абсолютно уверены в том, что их счастье стоит любых жертв. Единственное расхождение во взглядах обнаруживалось лишь по отношению к Джулии.
– Она знает, что ее отказ встречаться и разговаривать с тобой наносит тебе глубокие незаживающие раны, – в который уже раз повторял Пол. – Именно поэтому она и казнит тебя, хотя на самом деле не может не чувствовать, что твоя любовь ко мне не имеет к ней абсолютно никакого отношения.
– Не все так просто, как кажется на первый взгляд, – возразила Николь. – Если бы ты видел ее глаза в тот памятный день! В них было столько неизбывной боли, столько горя, что я до сих пор переживаю. Джулию, видимо, страшно смущает тот факт, что ее мать оказалась более предпочтительной для молодого и красивого человека, чем она сама. Это действительно трудно пережить…
– Прекрати, Николь, – нетерпеливо перебил ее Пол. – Ты же знаешь, что любая твоя попытка оценить нашу любовь с точки зрения каких-то там условностей меня раздражает. Она безусловна, и хватит об этом. – Он взял ее за руки, пристально посмотрел в глаза, а потом крепко прижал к себе. – Все, что происходит между нами, вечно, как сама жизнь. Надеюсь, ты понимаешь это и спорить не будешь. На нас оказывают невероятное давление со всех сторон, а сопротивляться этому мы можем только одним средством – взаимной любовью и безграничным стремлением к творчеству. К счастью, и того и другого у нас в избытке.
Николь улыбнулась и поцеловала его. Все же он чрезвычайно искренен в своих чувствах и не считает нужным скрывать их. Однако сейчас, по всей видимости, больше всего опасается встать между любимой женщиной и ее взрослой дочерью. Это невероятно сложная проблема, и она, Николь, должна сделать все возможное, чтобы он не считал себя виновным в нарушении нормальных отношений между двумя женщинами. В конце концов, определенная враждебность между ними возникла задолго до появления Пола.
И тем не менее Николь часто просыпалась по утрам с неприятной горечью в душе. Конечно, счастливое лицо спящего рядом Пола успокаивало ее, но мысль о Джулии не давала ей покоя и преследовала все последние дни.
Однажды утром ей неожиданно позвонила Джанет Маркхэм:
– Привет, дорогая, я сегодня собираюсь в город и хотела бы поболтать с тобой. Может, пообедаем где-нибудь?
– С огромным удовольствием, – обрадовалась Николь и назвала ей адрес одного уютного местечка в районе Сохо. Это был недорогой бар, где можно было спокойно посидеть, выпить и заказать себе дешевые сандвичи и салаты.
Когда Николь добралась до указанного места, Джанет уже сидела за столиком и внимательно изучала меню. Женщины радостно обнялись и обменялись приветствиями.
– Ника, что с тобой? Ты вся сияешь от счастья, как будто замуж выходишь! Такое впечатление, что ты хочешь мне что-то сказать, но не знаешь, с чего начать.
– Ты почти угадала, – кратко отреагировала Николь.
– Нет, подожди, пока я не забыла: я только что видела твою дочь.
– Мою дочь? – с совершенно глупым выражением лица переспросила Николь. – Джулию?
– А кого же еще? У тебя их несколько, что ли? Может быть, ты скрывала от меня все эти годы и у тебя еще есть дети? – Джанет пыталась шутить, но Николь было не до шуток. – Должна тебе сказать, дорогая моя, что Джулия в самом соку. Она вошла сюда за несколько минут до меня и купила сигареты. Выглядит просто великолепно – высокая, стройная, с прекрасными формами и вообще совершенно взрослая девушка. Конечно, нет ничего хорошего в том, что она курит, но что поделаешь? Насколько я знаю, ни ты, ни Эдвард никогда не курили. Господи, прошло так много лет, что я уже с трудом вспоминаю все подробности той поры!
– Эдвард курит, – задумчиво ответила Николь под впечатлением услышанного. Почему Джулия оказалась в этом районе да еще покупала сигареты? Что она здесь делает? А как же ее занятия в колледже? – Ты говорила с ней? – осторожно поинтересовалась Николь, стараясь не возбуждать у подруги ненужных подозрений.
Джанет пристально посмотрела ей в глаза.
– Да, конечно. Мы обменялись несколькими словами и разошлись. Она спросила насчет Эмили. Николь, ради Бога, скажи мне, что все это значит?
– Мы с Эдвардом разошлись, – тихо произнесла Николь, искоса взглянув на подругу. – Сейчас я живу в студии и не разговаривала с дочерью уже больше двух месяцев. Она наотрез отказывается общаться со мной и даже не отвечает на телефонные звонки.
– Боже мой, Николь! – Джанет сочувственно пожала ей руку. – Мне очень жаль!
– Послушай, Джанет, – отрывисто произнесла Николь, убирая руку, – это еще не все. Я оставила Эдварда из-за одного молодого человека, который… ну, в общем, он на восемнадцать лет моложе. – Последние слова дались ей с большим трудом. Николь сделала глубокий вдох и выжидающе посмотрела на подругу.
Джанет непонимающе молчала.
– Ну что ж, если этот разрыв делает тебя такой счастливой, то ничего страшного в этом я не вижу, – наконец отозвалась она.
Николь вновь наполнила стаканы вином.
– Может, закажем что-нибудь, а то я быстро опьянею, – предложила Джанет, оглядываясь в поисках официанта. – А насчет Джулии не волнуйся. Она уже взрослая и в состоянии сама устроить свою жизнь. Да и разводов сейчас все больше и больше, ничего необычного в этом нет. Когда наша Кейт была еще маленькой, она однажды пришла из школы и, заливаясь слезами, сказала, что осталась единственной в классе, родители которой все еще живут вместе.
Николь попыталась улыбнуться, однако из этого ничего не вышло.
– Но и это еще не все. Ты забыла спросить, кто этот молодой человек.
– Зачем? Ты сама все расскажешь, если сочтешь нужным. Знаешь, в твоем возрасте женщины становятся такими же глупыми, какими всегда были мужчины. Даже если ты скажешь, что привела домой индийского факира, который вытаскивает кобру из кувшина, я не перестану любить тебя.
Николь закрыла глаза, чтобы подруга не заметила предательскую слезу, а потом взяла себя в руки и настроилась на откровенный разговор.
– Нет, моя правда может показаться тебе намного ужаснее, – едва слышно прошептала она. – Я сейчас живу с Полом Лурье, сыном Энн.
Джанет изумленно вытаращила глаза и какое-то время не могла произнести ни слова. Вилка выпала у нее из рук, а на щеках проступили красные пятна.
– Матерь Божья!
Николь опустила голову и стала рассеянно ковырять салат.
– Извини, если шокировала тебя этим сообщением. – Она собралась с силами и посмотрела подруге в глаза. – Я не стану называть тебе никаких причин или извиняющих нас обстоятельств. Их просто-напросто нет. Мы безумно влюбились друг в друга, вот и все. Что же лично до меня, то я наконец-то нашла мужской идеал своей юности. Пол вдохнул в меня новую жизнь, придал мне силы для новых творческих поисков и вообще во всем мне помогает. Кроме того, между нами установилось редкое для нынешних времен взаимопонимание. Ты же знаешь, я всегда по-хорошему завидовала вам с Томом. У вас сложились прекрасные отношения, которых, к сожалению, никогда не было у нас с Эдвардом.
– А с Полом ты счастлива?
– Да, безмерно. Хотя это и доставляет мне массу ужасных переживаний. Так, например, я окончательно рассорилась с Энн, настроила против себя Эдварда, а с Джулией вообще утратила всякий контакт.
– Да, это всегда связано с определенными издержками, – сочувственно заметила Джанет. – Не. скрою, это действительно странно. То есть странность здесь, естественно, не в том, что ты решила связать судьбу с молодым человеком, а в том, что это сын нашей подруги. Но если отбросить старую буржуазную мораль, то я вполне тебя понимаю. Вы оба чрезвычайно творческие личности и к тому же не обделены талантом.
Николь благодарно посмотрела на подругу.
– Да, это так. Как ни странно, но Энн действительно воспитала идеального для меня мужчину. К сожалению, она опоздала на двадцать лет. Понятно, что это долго не продлится, но у меня просто нет сил оставить Пола и разрушить его мечту. Мы счастливы друг с другом, любим ДРУГ друга и прекрасно друг друга понимаем. В то же самое время я не могу не замечать, что это шокирует всех наших знакомых и вызывает бешеную неприязнь.
– К сожалению, таков уж удел сильных, которые всегда предпочитают нестандартные решения и идут непроторенной дорожкой. Понятно, что реакция на вас с Полом примерно такая, как если бы это был брак между людьми с разным цветом кожи. А с другой стороны, мужчины веками оставляли своих постылых и состарившихся жен ради молоденьких девушек. Правда, это категорически воспрещалось женщинам. К счастью, сейчас другие времена, но люди по-прежнему осуждают подобные отношения.
– Если бы речь шла только о различиях в возрасте! – протянула Николь. – Самое ужасное, что это сын нашей подруги, сын Энн. Я поставлена сейчас перед жутким выбором – потерять любимого человека или свою лучшую подругу. Я уж не говорю про свои отношения с Эдвардом и Джулией. А мои родители? Я до сих пор ума не приложу, как мне объясниться с ними. Хорошо, что они уже на пенсии и живут во Флориде, а не здесь. Господи, Джанет, ты даже не представляешь, какой я устроила переполох!
– Знаешь, что я предлагаю тебе сделать с Джулией? Пусть она отдохнет с моей Эмили. Они найдут общий язык и немного развлекутся.
Ты всегда нравилась Джулии, – задумчиво произнесла Николь, глядя на подругу, на ее добродушное лицо и сочувствующие глаза. Она действительно была хорошим человеком и прекрасной матерью своим детям. – Понимаешь, артистические натуры не могут позволить себе роскошь иметь детей или даже обременять себя брачными узами, – продолжила Николь. – Невозможно выполнять все свои обязанности одновременно и с равным успехом. Энн, например, пренебрегла своей карьерой ради карьеры сына, да и ты тоже многим пожертвовала ради детей и семьи.
– Не надо уничижать себя, Ника, – с чувством произнесла Джанет. – У меня не было такого сильного и совершенно бесспорного таланта, как у тебя. Что же касается Энн, то это совсем другая история. Ты с самого начала была настроена на успех, на покорение вершин и делала то, что должна была делать. Не удивлюсь, если часть твоего таланта и упорства со временем обнаружится и у Джулии. Она пока еще окончательно не сформировалась как личность и болезненно ищет себя.
Наконец-то Николь немного успокоилась, так как услышала именно те слова, в которых нуждалась сейчас больше всего.
– Вы с Полом всегда будете самыми желанными гостями в нашем доме, – продолжала Джанет доброжелательным тоном. – Я абсолютно уверена, что Том не будет против. Ты же знаешь, как мы ценим настоящее, искреннее чувство.
Тепло распрощавшись с подругой, Николь вернулась в студию и увидела там Эла Лурье, который внимательно слушал последние находки Пола.
– Пожалуйста, не прерывайся! – взмолилась Николь. – Я не хочу мешать тебе.
– Ничего страшного, – смущенно пробормотал Пол, целуя ее в щеку.
Николь покраснела и мельком взглянула на Эла. Тот равнодушно пожал плечами:
– Кто знает, какая неведомая сила толкает людей друг к другу. Да и кто может судить их за это? – Он вздохнул и призадумался. Николь не сомневалась, что сейчас он думает об Энн.
– Понимаешь, Эл, – попыталась объяснить ему Николь, – мы не просто случайные люди, мы давние друзья, а это совсем другое дело. Каждая мать желает видеть своего сына счастливым, но представляет себе это счастье не так, как ее ребенок.
– Вы все равно останетесь для меня лучшими друзьями, – успокоил ее Эл. – Если наша мать считает, что это непозволительно, то пусть остается при своем мнении. Кстати сказать, она специально прислала меня сюда, чтобы я уговорил Пола вернуться домой. Настоящее чудовище!
– Что конкретно она тебе сказала? – насторожился Пол, пристально глядя на отца. Его серьезный тон несколько обескуражил сына.
Эл пожал плечами:
– Она рассказала мне душещипательную историю об одном дилере и молодой женщине, начинающем скульпторе. Николь, думаю, тебе следует знать об этом, так как слухи уже пошли по всему городу.
Николь молча выслушала его, внезапно побледнела и сникла.
– Послушай, дорогая, – всполошился Пол, – мы с отцом не верим ни единому ее слову!
– Конечно, – поддержал ее Эл. – Она наверняка что-то переврала, что-то напутала…
– Гилфорд Силверсмит, – тихо прошептала Николь, – заплатил мне тысячу долларов за мою скульптуру «Печаль». Он стал моим первым коллекционером, помимо, естественно, Эдварда, который осмелился купить мою работу.
Эл посмотрел на Николь, и она прочитала в его глазах некоторое сомнение.
– Понимаешь, Энни могла забыть какие-то детали той давней поры.
– Эл, – грустно проронила Николь, – мне очень жаль, что ты невольно оказался между мной и Энн…
– Ничего страшного, – успокоил ее Лурье. – В любом случае я не намерен больше выполнять роль мальчика на побегушках и потакать всем ее прихотям. Я расскажу ей то, что увидел собственными глазами, и пусть катится ко всем чертям!
– Пол, а тебе мать рассказала эту жуткую историю? – озабоченно спросила Николь, когда Эл покинул их студию.
Пол слегка замялся.
– Да, но я с самого начала знал, что все это чушь собачья, и потому не захотел расстраивать тебя…
– Пол, это черт знает что! Мне уже почти сорок лет, и мне надоело, что меня принимают за маленькую девочку! Я хочу знать правду, какой бы горькой она ни была. Самое ужасное, когда ничего не знаешь и тычешься как слепой котенок. Обещай, что такое больше не повторится!
– Хорошо, обещаю. Я все равно рано или поздно рассказал бы тебе об этом.
На следующий день в восемь часов утра Николь открыла своим ключом дверь квартиры Эдварда и ворвалась в его спальню.
– Эдвард, я хочу знать, что произошло между тобой и Гилфордом Силверсмитом. Почему меня до сих пор не покидает ощущение, что он купил мою статуэтку под названием «Печаль» за тысячу долларов? Так это или нет? Энн Лурье считает, что я отдала ему свою работу в качестве взятки!
Глава 7
Бернард Лэсситер сидел в тесном офисе «Тайме», редактируя конец своей недавно написанной статьи о неизвестном широкой публике шестнадцатилетнем филиппинском виолончелисте. Вот уже в течение двух лет он занимается исключительно провинциальными исполнителями, публикуя довольно интересные критические статьи и обзоры об их исполнительском искусстве. Именно поэтому весь его стол был всегда завален горой писем и телеграмм, а телефон просто не умолкал, отвлекая от работы. Все хотели узнать, что и как он напишет о выступлении того или иного дебютанта, а самые наглые даже предпринимали попытки повлиять на его мнение, что он ненавидел больше всего.
Вот и сегодня утром ему доставили конверт с письмом некоей Энн Лурье, которая всеми силами пыталась убедить его в уникальном таланте своего сына. Дескать, сын у нее просто гениален, этакий непревзойденный флейтист современности, лауреат множества почетных премий и наград и все такое прочее. Короче говоря, самое обычное письмо, которых он получал великое множество, но на которые практически никогда не откликался.
Лэсситер брезгливо отшвырнул от себя письмо Энн Лурье и поморщился. Где был бы сейчас этот Пол Лурье, если бы его настырная мамаша не пробивала сыночку все эти премии и награды и не проталкивала его сквозь плотные и весьма небезопасные джунгли музыкального мира? Похоже, эта мадам и дальше будет размахивать своим острым мачете, прорубая сыну дорогу к известности и всеобщему признанию.
В десять часов телефон Лэсситера снова начал трезвонить как сумасшедший, действуя ему на нервы и порождая невольное желание вышвырнуть его из окна.
– Алло? Это Бернард Лэсситер? Вас беспокоит Энн Лурье. Надеюсь, вы получили мое письмо и уже прочитали его. Я близкая подруга Минны Харпер, которая, как вам, вероятно, известно, является членом правления Нью-Йоркского симфонического камерного…
– Да, миссис Лурье, – нетерпеливо перебил ее Лэсситер, – я действительно получил ваше письмо и даже прочитал его, но боюсь, ничем не могу помочь вашему сыну. Не в моих правилах брать интервью у музыканта до его дебюта.
С этими словами он отодвинул трубку от уха и стал просматривать свою последнюю статью, совершенно не слушая истерические вопли этой сердобольной мамаши, черт бы ее побрал. Пусть орет сколько ей вздумается.
– Хм… хм… хм… – хмыкал он в трубку время от времени, пока вдруг до его уха не донеслось знакомое имя. – Генриэтта Кадин? – удивленно переспросил он.
– Да, конечно, это моя мать, – послышалось в трубке. – Мой сын Пол не только унаследовал ее дарование, но и воспитывался с раннего детства при ее непосредственном участии. Если б вы знали, сколько сил она положила на то, чтобы привить мальчику любовь к музыке и выработать у него редкое чувство композиции!
Лэсситер призадумался. Родственные отношения этого молодого музыканта с некогда прославленной пианисткой были единственным интересным моментом во всей этой истории. Конечно, ничего сенсационного, но при желании получился бы весьма недурной материал. Лэсситер быстро пролистал свой настольный календарь, пытаюсь отыскать свободное время.
– Знаете, единственный день, когда мы можем встретиться, – среда на этой неделе. После обеда, разумеется.
– Чудесно, – не раздумывая согласилась Энн. – Приходите к обеду. Знаете, мы до сих пор живем в доме моей матери. Здесь же находится ее знаменитое пианино, библиотека и все, что она мне оставила.
Лэсситер положил трубку и недовольно поморщился. Как же ему надоели все эти блатные дела! Остается только надеяться, что у этих Лурье недурно готовят, иначе вечер можно считать потерянным.
Открыв записную книжку, Энн с головой ушла в свои пометки. Она должна во что бы то ни стало загрузить Пола всяческими обедами, ужинами, встречами, интервью и репетициями – пусть у него не останется ни единой свободной минуты, чтобы удовлетворять похотливые желания этой сучки. Николь даже понятия не имеет о том, что значит жить с профессиональным музыкантом и композитором. Еще пару месяцев безденежной жизни – и она на коленях приползет к своему Эдварду и будет молить его о пощаде.
– Понятия не имею, о чем ты говоришь, – невозмутимо ответил тот.
– Я говорю о своей первой выставке, когда Маршалл Фэйбер открыл свою галерею…
– Боже мой, это же было более двадцати лет назад! Неужели ты думаешь, что я должен помнить все подробности той выставки?
– Не все подробности, а тот факт, что Силверсмит купил мою статуэтку «Печаль». Меня сейчас интересует только одно: он действительно купил ее или ты подарил ее в качестве благодарности за участие в выставке? Эдвард, если ты действительно получил за нее тысячу баксов, то непременно должен помнить об этом. Мне нужна правда и только правда.
Эдвард опустился на стул и налил себе чашку кофе. – Его олимпийское спокойствие стало выводить ее из себя.
– Если я сказал, что он купил эту вещь, значит, так оно и есть, и мне нечего добавить к сказанному. И кроме того, надо заметить, что ты вторгаешься в частную жизнь и нарушаешь мой покой, что само по себе преследуется по закону. Ты оставила этот дом и не должна появляться здесь без соответствующего приглашения.
– Извини, – зарделась Николь, обескураженная неожиданной отповедью. – Я, конечно, виновата, но здесь осталась масса моих вещей, одежда и все такое… – Она умолкла, понимая, что ее слова кажутся ему глупыми и бессмысленными. Только сейчас она сообразила, насколько умен и хитер ее бывший муж. На каждый ее вопрос он отвечает спокойными и вместе с тем довольно резкими нападками на другом фронте и тем самым ставит ее в тупик. А она, как всегда, дает ему возможность направлять разговор в нужное и очень выгодное для него русло.
– Эдвард, пожалуйста, вспомни, при каких условиях ты отдал Силверсмиту мою статуэтку. Если ты воссоздашь ситуацию, то непременно вспомнишь подробности дела. Мне это очень важно.
Эдвард вскочил со стула и неожиданно побелел от гнева. У него даже рот перекосился от ярости.
– У меня есть масса других не менее интересных дел, которыми я займусь с большим удовольствием, чем воспоминаниями о черт знает каких временах! Почему я должен сейчас ломать голову над тем, что тебя интересует?
– По крайней мере ты должен помнить, что Энн Лурье пришла в тот день ко мне и увидела в студии тебя с Силверсмитом.
– Ничего подобного я вспомнить, к сожалению, не могу. Эта стерва просто с ума сошла в последнее время и может наплести тебе черт знает что! Она вообще на все способна, чтобы окончательно уничтожить тебя.
– Эдвард…
– Нет! Слышать больше ничего не хочу! – Он вперился в Николь холодными и злыми глазами. – И вообще, не хочу видеть тебя в этом доме и слышать твой голос до тех пор, пока ты не сообщишь, что согласна вернуться. Кстати, наш договор не будет длиться вечно. Имей это в виду, дорогая.
С этими словами Эдвард стал медленно подниматься вверх по лестнице, негодуя на себя за то, что дал ей возможность поймать его на крючок. Она так разозлила его, что он невольно выказал свои чувства и дал понять, что горько переживает разлуку с ней. Жаль, что все так получилось! Однако все его надежды на скорый конец этой невероятно нелепой связи постепенно рушатся. Эта глупая корова Лурье способна испортить ему всю игру. Она совсем выжила из ума и творит черт знает что в своей бессильной злобе!
Дверь Джулии была закрыта. Эдвард осторожно приоткрыл ее и заглянул внутрь. Дочь спала мертвым сном. Он успокоился и облегченно вздохнул. Несмотря на то что Джулия до сих пор с ним не общается, все же приятно, что по ночам она спит в своей постели.
Николь покинула квартиру и вышла на улицу, горько сожалея о том, что все эти годы не вникала в финансовые дела мужа. Он всегда говорил, что тратит все деньги на расходные материалы, но ее не покидало чувство, что все не так просто. Эдвард часто сыпал цифрами и постоянно ссылался на цены, но она не могла поверить, что он все это держал в голове. Нет, у него где-то должен быть своеобразный финансовый справочник, составленный специально для этой цели. Но где? Может быть, у него в офисе? Или в кабинете? Надо во что бы то ни стало отыскать этот документ, иначе она останется ни с чем.
Вот и сегодня утром ему доставили конверт с письмом некоей Энн Лурье, которая всеми силами пыталась убедить его в уникальном таланте своего сына. Дескать, сын у нее просто гениален, этакий непревзойденный флейтист современности, лауреат множества почетных премий и наград и все такое прочее. Короче говоря, самое обычное письмо, которых он получал великое множество, но на которые практически никогда не откликался.
Лэсситер брезгливо отшвырнул от себя письмо Энн Лурье и поморщился. Где был бы сейчас этот Пол Лурье, если бы его настырная мамаша не пробивала сыночку все эти премии и награды и не проталкивала его сквозь плотные и весьма небезопасные джунгли музыкального мира? Похоже, эта мадам и дальше будет размахивать своим острым мачете, прорубая сыну дорогу к известности и всеобщему признанию.
В десять часов телефон Лэсситера снова начал трезвонить как сумасшедший, действуя ему на нервы и порождая невольное желание вышвырнуть его из окна.
– Алло? Это Бернард Лэсситер? Вас беспокоит Энн Лурье. Надеюсь, вы получили мое письмо и уже прочитали его. Я близкая подруга Минны Харпер, которая, как вам, вероятно, известно, является членом правления Нью-Йоркского симфонического камерного…
– Да, миссис Лурье, – нетерпеливо перебил ее Лэсситер, – я действительно получил ваше письмо и даже прочитал его, но боюсь, ничем не могу помочь вашему сыну. Не в моих правилах брать интервью у музыканта до его дебюта.
С этими словами он отодвинул трубку от уха и стал просматривать свою последнюю статью, совершенно не слушая истерические вопли этой сердобольной мамаши, черт бы ее побрал. Пусть орет сколько ей вздумается.
– Хм… хм… хм… – хмыкал он в трубку время от времени, пока вдруг до его уха не донеслось знакомое имя. – Генриэтта Кадин? – удивленно переспросил он.
– Да, конечно, это моя мать, – послышалось в трубке. – Мой сын Пол не только унаследовал ее дарование, но и воспитывался с раннего детства при ее непосредственном участии. Если б вы знали, сколько сил она положила на то, чтобы привить мальчику любовь к музыке и выработать у него редкое чувство композиции!
Лэсситер призадумался. Родственные отношения этого молодого музыканта с некогда прославленной пианисткой были единственным интересным моментом во всей этой истории. Конечно, ничего сенсационного, но при желании получился бы весьма недурной материал. Лэсситер быстро пролистал свой настольный календарь, пытаюсь отыскать свободное время.
– Знаете, единственный день, когда мы можем встретиться, – среда на этой неделе. После обеда, разумеется.
– Чудесно, – не раздумывая согласилась Энн. – Приходите к обеду. Знаете, мы до сих пор живем в доме моей матери. Здесь же находится ее знаменитое пианино, библиотека и все, что она мне оставила.
Лэсситер положил трубку и недовольно поморщился. Как же ему надоели все эти блатные дела! Остается только надеяться, что у этих Лурье недурно готовят, иначе вечер можно считать потерянным.
***
Положив трубку, Энн облегченно вздохнула впервые за последние несколько недель. Она уже все продумала и даже позаботилась о меню изысканного обеда, который в основном будет состоять из итальянских блюд и итальянского вина. Все-таки жизнь идет своим чередом, и она не должна успокаиваться. Помимо столь важного для нее интервью с Лэсситером, уже есть договоренность с некоторыми журналистами и критиками, которые, в чем она нисколько не сомневалась, обеспечат ее сыну надежное информационное освещение премьеры. Кроме того, предполагается широкая наступательная реклама по радио и телевидению, что еще важнее.Открыв записную книжку, Энн с головой ушла в свои пометки. Она должна во что бы то ни стало загрузить Пола всяческими обедами, ужинами, встречами, интервью и репетициями – пусть у него не останется ни единой свободной минуты, чтобы удовлетворять похотливые желания этой сучки. Николь даже понятия не имеет о том, что значит жить с профессиональным музыкантом и композитором. Еще пару месяцев безденежной жизни – и она на коленях приползет к своему Эдварду и будет молить его о пощаде.
***
– Эдвард! – почти истерически завопила Николь, следуя за ним в столовую. – Я не позволю, чтобы меня держали в неведении!– Понятия не имею, о чем ты говоришь, – невозмутимо ответил тот.
– Я говорю о своей первой выставке, когда Маршалл Фэйбер открыл свою галерею…
– Боже мой, это же было более двадцати лет назад! Неужели ты думаешь, что я должен помнить все подробности той выставки?
– Не все подробности, а тот факт, что Силверсмит купил мою статуэтку «Печаль». Меня сейчас интересует только одно: он действительно купил ее или ты подарил ее в качестве благодарности за участие в выставке? Эдвард, если ты действительно получил за нее тысячу баксов, то непременно должен помнить об этом. Мне нужна правда и только правда.
Эдвард опустился на стул и налил себе чашку кофе. – Его олимпийское спокойствие стало выводить ее из себя.
– Если я сказал, что он купил эту вещь, значит, так оно и есть, и мне нечего добавить к сказанному. И кроме того, надо заметить, что ты вторгаешься в частную жизнь и нарушаешь мой покой, что само по себе преследуется по закону. Ты оставила этот дом и не должна появляться здесь без соответствующего приглашения.
– Извини, – зарделась Николь, обескураженная неожиданной отповедью. – Я, конечно, виновата, но здесь осталась масса моих вещей, одежда и все такое… – Она умолкла, понимая, что ее слова кажутся ему глупыми и бессмысленными. Только сейчас она сообразила, насколько умен и хитер ее бывший муж. На каждый ее вопрос он отвечает спокойными и вместе с тем довольно резкими нападками на другом фронте и тем самым ставит ее в тупик. А она, как всегда, дает ему возможность направлять разговор в нужное и очень выгодное для него русло.
– Эдвард, пожалуйста, вспомни, при каких условиях ты отдал Силверсмиту мою статуэтку. Если ты воссоздашь ситуацию, то непременно вспомнишь подробности дела. Мне это очень важно.
Эдвард вскочил со стула и неожиданно побелел от гнева. У него даже рот перекосился от ярости.
– У меня есть масса других не менее интересных дел, которыми я займусь с большим удовольствием, чем воспоминаниями о черт знает каких временах! Почему я должен сейчас ломать голову над тем, что тебя интересует?
– По крайней мере ты должен помнить, что Энн Лурье пришла в тот день ко мне и увидела в студии тебя с Силверсмитом.
– Ничего подобного я вспомнить, к сожалению, не могу. Эта стерва просто с ума сошла в последнее время и может наплести тебе черт знает что! Она вообще на все способна, чтобы окончательно уничтожить тебя.
– Эдвард…
– Нет! Слышать больше ничего не хочу! – Он вперился в Николь холодными и злыми глазами. – И вообще, не хочу видеть тебя в этом доме и слышать твой голос до тех пор, пока ты не сообщишь, что согласна вернуться. Кстати, наш договор не будет длиться вечно. Имей это в виду, дорогая.
С этими словами Эдвард стал медленно подниматься вверх по лестнице, негодуя на себя за то, что дал ей возможность поймать его на крючок. Она так разозлила его, что он невольно выказал свои чувства и дал понять, что горько переживает разлуку с ней. Жаль, что все так получилось! Однако все его надежды на скорый конец этой невероятно нелепой связи постепенно рушатся. Эта глупая корова Лурье способна испортить ему всю игру. Она совсем выжила из ума и творит черт знает что в своей бессильной злобе!
Дверь Джулии была закрыта. Эдвард осторожно приоткрыл ее и заглянул внутрь. Дочь спала мертвым сном. Он успокоился и облегченно вздохнул. Несмотря на то что Джулия до сих пор с ним не общается, все же приятно, что по ночам она спит в своей постели.
Николь покинула квартиру и вышла на улицу, горько сожалея о том, что все эти годы не вникала в финансовые дела мужа. Он всегда говорил, что тратит все деньги на расходные материалы, но ее не покидало чувство, что все не так просто. Эдвард часто сыпал цифрами и постоянно ссылался на цены, но она не могла поверить, что он все это держал в голове. Нет, у него где-то должен быть своеобразный финансовый справочник, составленный специально для этой цели. Но где? Может быть, у него в офисе? Или в кабинете? Надо во что бы то ни стало отыскать этот документ, иначе она останется ни с чем.