Валяев Сергей. Скорпион

   — Это Наташа, жена, щелкает огурчики, — посчитала нужным объяснить моя спутница. Наверное, чтобы я не волновался понапрасну?
   В конце концов домашние хлопоты в семействе Гостюшиных на время прекратились. Девочки отправились стирать Мурзика, полненькая, уютненькая, правда, чуть встревоженная непрошеными гостями жена метнула блюдо с закуской, и мы наконец стали соображать на троих.
   По утверждению журналиста, проблема заключалась лишь в том, чтобы найти нужных людей — по телефону. Существует сеть информаторов в «голубом Движение», способных за максимальную цену выдать максимальный результат.
   — Сколько? — спросил я.
   — А сейчас мы узнаем, — ответил журналист и потянулся к телефонной трубке.
   Через несколько минут я распрощался с десятью тысячами долларами распрощался без сожаления. Я хорошо чувствую людей, и журналист мне понравился — он был бесхитростным и умным, в нем чувствовалась сила человека, понимающего основные законы развития нашего больного общества. Он принимал мир таким, каким он был, не питая никаких иллюзий. Нынче редко встретишь незнакомых людей, которым можно верить с первых минут.
   Прощались мы друзьями. Растрепанный кот, провожая нас, терся о ногу хозяина. Тот пожелал нам: выйти сухим из воды, как это удалось Мурзику. Мы посмеялись — непременно будем стараться.
   — Кажется, нас ещё ждет ужин при свечах, — вспомнил я уже в машине.
   — Ой, бедная Диночка, — заволновалась Марина.
   — Может того, к черту Диночку, — предложил. — Позвоним и пошлем.
   — Это почему, милый?
   — Поехали бы ко мне, — выруливал родной джип на проспект. — И потом: зачем беспокоить бабушку. — Указал на луковичку уличных часов.
   — Как ты за старость переживаешь, — засмеялась мой спутница. — Нет, Диночка — это святое.
   — Ты уверена? — тешил себя надеждой, что это маленькие дамские маневры.
   — В чем?
   — В том, что для тебя свято — сейчас.
   — Саша, — настаивала на своем. — Нас пригласили на ужин, так? Не будем же менять ни своих, ни чужих планов.
   — Ну, хорошо, планы партии — планы народа, — согласился я.
   — Я тебя обожаю, — и чмокнула в щеку, словно желая удостоверить свои чувства печатью парфюмерного сердечка.
   Когда мы приехали в панельную квартирку, нас встречал праздничный ужин. Дама Штайн держала слово и свечи вовсю пылали, как в старом немецком замке. Василиса Павлиновна крестилась и метала на стол пироги и знаменитую настоечку на малине.
   Я замалинил рюмашечку одну-другую и почувствовал, как становится хорошо и покойно. Все-таки здорово, что есть нормальный мир нормальных людей, как, например, журналист Гостюшин или мои сотрапезницы. С ними можно говорить обо всем и ни о чем, поглядывать в окно, где дождит ночь, улыбаться той, которая нравится, хранить на щеке сердечко её поцелуя, и ощущать себя почти счастливым.
   — Ну ладно, ребята, — сказал я потом, — с вами хорошо, да завтра день тяжелый, пойду, — и поклонился Дине Штайн. — Весьма был рад познакомиться, — и клюнул ручку в пигментных пятнышках. — А вас солнышко любит, — заметил.
   — Идите-идите, товарищ боец, — смеялась Марина, — в свой окоп.
   — Галантный, как пианино, — проговорила Дина Штайн. — Так, кажется?
   — Как рояль, ик, мадам! — и удалился, покачиваясь, вслед за хлопотливой Василисой Павлиновной. — Учите великий и могучий, ферштейн!..
   И на этом мое шутовское выступление закончилось — я пал в прохладный окоп своей комнаты и уснул мертвецким сном, и спал без сновидений. Должно быть, кошмары не поспели за мной, и проснулся в прекрасной физической, как говорится, и моральной форме.
   Вчера мне удалось забить сваи в основание настоящего Дела голубых и теперь можно было возводить кирпичное здание.
   И не ошибся: тот, кто подал первый кирпич, оказался Гостюшин. Вернее от его имени потревожили по домашнему телефону нашу маленькую компанию, сидящую на кухоньке за утреннем чаем с блинами.
   — Да-да, я записываю адрес, — говорила Марина по телефону, а я уже находился в коридоре и натягивал куртку.
   Моему примеру последовала и девушка после того, как поблагодарила неизвестного информатора за услугу.
   — Я не понял? — удивился. — Ты куда это собираешься, красавица моя?
   — Я с тобой, — отвечала. — И должна тебе сказать…
   — Марина, — прервал её, — и не думай.
   — Послушай меня.
   — Нет, — рвал замок. — Какой там адрес? И как эта дверь-брень открывается?
   И что же? Ровным счетом ничего — Марина предупредила, что адрес я не получу, а металлическая дверь запирается изнутри и я могу не беспокоиться. И ушла на кухню продолжать пить чай с блинами.
   О, женщины! Если бы вас не было в природе, как бы скучно и пресно жилось бы всему человечеству. Я заскрипел резцами, однако взял себя в руки и заглянул на кухоньку, щерясь, как гюрза, на хвост которой наступил неосторожный голоногий путник в пустыне Сахара.
   — Мариночка, прости, ты меня не так поняла, — повинился. — Дело чрезвычайной серьезности и тебе лучше…
   — Я сама знаю, что мне лучше, — отрезала.
   — Батюшки, как ты с человеком разговариваешь, — невпопад заволновалась Василиса Павлиновна.
   — Бабушка!..
   Не знаю, чем бы этот утренний бедлам закончился, да засигналил мой сотовый телефон — пришла информация от секретного сотрудника Х. Пока я принимал её в коридоре и вникал в суть, страсти на кухоньке малость поостыли.
   — Ладно, я прощаю на первый раз, — мило улыбнулась Марина. — При условии, что ты меня выслушаешь до конца.
   — Готов, — щелкнул каблуками, — слушать.
   — И на улице, — открывала дверь. — А лучше в автомобиле.
   — А где эта Дина Штайн? — вспомнил о чужеземке. — Надеюсь, её не надо с собой возить?
   — Она сама себя отвезет.
   — Слава Богу, хоть здесь повезло! — И сдался, разве можно в чем-то переубедить женщину, тем более осваивающую древнейшую профессию — это я про журналистику.
   Когда джип выезжал со двора жилого дома, моя спутница наконец сказала то, что она пыталась сказать:
   — А наш Николя Маков того…
   — Чего того?
   Мог и не переспрашивать — ситуация развивалась по банальному стандарту. Можно было предположить, что именно так она будет и раскручиваться: провокатора ликвидируют после выполнения частного поручения. Чаще всего это происходит, когда возникает угроза общему делу. Следовательно, мы на верном пути. «Мы» — поймал себя на этом местоимение и покосился на спутницу, одетую в походно-джинсовый костюмчик на все случаи жизни. Чувствовала себя она превосходно: чистое лицо, такой же взгляд, и такие же помыслы? Не собирается ли царапать репортаж с места событий, насторожился я. И задал закономерный вопрос по этому поводу. Девушка рассмеялась: а почему бы и нет? Все что угодно, только не это, взмолился я. Почему, милый? Я ответил, что для полного счастья меня нужно щелкнуть и поместить фото на первой газетной полосе в качестве бойца невидимого фронта, с которого надо брать пример.
   — А что, вы фотогеничны, Александр, — смеялась девушка и казалось, что мы катим не на место происшествия, где нас поджидает холодный синюшный труп, но в подмосковные синие леса на пикничок.
   Что там говорить, общество скоренько пообвыкло к повальной криминализации. Такое впечатление, что повсюду идет необъявленная война. В начале боевых действий публика реагировала остро и болезненно. Когда в мусорном подъезде пристрелили ТВ-шоумена, посчитавшего, что он находится под защитой всеобщей любви и популярности, то страна погрузилась в искренний и глубокий траур. Тогда никто не понял, что началась эпоха кровавого передела — эпоха кровавого передела на всех уровнях.
   Если раньше утверждали, что от сумы и тюрьмы не зарекайся, то нынче у нас можно не только посадить любого — любого можно уничтожить. Заградительные отряды, как от имени государства, так и от имени мафиозных структур, работают отменно и не покладая рук.
   Почему народец привык к убойным сообщениям, слушая их сейчас вполуха и хлебая кислые щи? Причина в одном — срабатывает защитный механизм психики. Человек не в состоянии испытывать постоянное давление внешнего мира, в противном случае можно просто спятить от страха за собственную шкуру. Я знал очень крупных и крутых, выразимся по-современному, бизнесменов, владеющих несметными богатствами нашего азиатского плодородного края, нажитых, разумеется, неправедным трудом. Они ходили хозяевами жизни, охраняемые бесчисленными командами головорезов и новыми государственными законами, разрешающим подозрительную коммерцию. И что же? Когда приходит верная информация, что на него, собственника всего мира, сделан заказ, то есть открыт сезон охоты, то он превращается в мешок с отходами. Правда, сначала человек самонадеянно пытается оказать сопротивление, используя на всю мощь связи и капитал, однако после того, как его бронированный автомобиль обстреливается базуками, бежит из любимой азиатчины на необитаемый, в Бермудском треугольнике смерти, островок, какой успел прикупить по случаю, и возводит вокруг него бетонный укрепрайон Мажино в напрасной надежде сохранить свою бесценную пятикопеечную жизнь. И в конце концов не выдерживает психологического прессинга: и заканчивает свой земной путь или в дурдоме, или в ореховом гробу. Что одно и тоже, по-моему. А все почему? Нарушил правила великого жора и, посчитав себя вселенской мессией, не стал иметь дело с державно-мафиозной властью, утверждающей через своего представителя г-на Лифчика, что делиться надо.
   Словом, публика привыкла к громким убийствам, так похожим на развлекательные истерические шоу-представления отечественного ТВ. И с нетерпением ждет чего-то новенького и необыкновенного от криминального мира. Не поэтому ли со мной начинающая журналисточка, которой не дают спокойно спать чужие лавры?
   — Нет, — ответила Марина на этот вопрос и призналась, что хочет помочь папе в меру своих возможностей. — Он мне как настоящий отец. И я знаю, что у него неприятности. Я его предупреждала, что Маков человек непорядочный.
   — Почему так считала?
   — Не знаю. Какой-то он хитрый, манерный.
   Конечно же, она не знала или делала вид, что не знает о нестандартной сексуальной ориентации господина Фиалко. Я не спешил ставить её в известность. Зачем? В этом не было никакой необходимости.
   Перевалив через чугунный мост, джип покатил по старому промышленному району: дома стояли в копоти и пыли, люди под свинцовым светом нового дня напоминали несовершенных биологических роботов, в сыром воздухе растекалась удушающая безнадега.
   Дом, куда нас затащила судьба, стоял почти на железнодорожной насыпи и ход очередного состава или скоротечной электрически сопровождался чувствительной вибрацией всего здания. И тем не менее люди в таких пограничных условиях жили и, видимо, размножались, если судить по прогуливающим с колясками молодым мамам.
   — Никогда не буду рожать здесь, — грустно призналась Марина.
   Я вздохнул: если и она уедет из страны с моим возможным в перспективе ребеночком, тогда спрашивается на хрена вся эта маета?
   Под домом, рядом с железной веткой, наблюдалась привычная для моего глаза производственная суета оперативного-розыскного подразделения МВД. В мокром кустарнике, отгороженном специальной полосатой ленточкой, ходили люди в форме и в гражданском. Поисковая овчарка скалилась, выбросив из пасти розоватый обмылок языка. Зеваки задирали головы наверх: там, на шестом этаже зияла рваная рана окна.
   — Полеты наяву, — резюмировал, выбираясь из джипа. — Посиди-ка, в машине.
   — Нет, я с тобой, — решительно заявила Марина. — Ехала-ехала, чтобы сидеть?
   — Пожалуйста, — и предупредил. — Только после не жаловаться.
   Тому, кто несколько секунд птахой парил над землей, повезло: в кустах хранились арматурные плиты, частично битые и ощетинившиеся металлическими прутьями. Именно на эти прутья несчастный и пал, удачно нашпиговав себя. Удачно — поскольку смерть была мгновенной. Не буду оригинальным, труп напоминал мне тряпичную куклу, кинутую ребенком из-за ненадобности. Только мертвая кровь на бетоне и лопнувшая надвое голова с вывалившейся мозговой кашицей… И на этом мне пришлось отвлечься: моя спутница сделала несколько шагов в сторону и перегнулась пополам, чтобы очистить желудок от раннего ленча. К сожалению, я забыл её предупредить о физиологических позывах, могущих возникнуть от такой обыденной картины.
   И пока самонадеянная дурочка занималась личными проблемами, я переговорил со следственной группой и уяснил для себя, что полет гражданина Макова случился около шести утра из нехорошей квартиры на шестом этаже. Телефонный сигнал к нам поступил в семь сорок. И что это значит? Предположим, кто-то узнал о наших активных поисках и наведался в гости к Николя, скрывающемуся по причинам понятным. Когда я прослушивал аудикассету с записью голоса шантажиста, то приметил, что фоном проходит посторонний тукающий звук — теперь ясно: это был шум железной дороги. Следовательно, квартира была «засвечена» и о ней знали многие участники нынешней кровавой фиесты.
   — Ты как? — интересуюсь у Марины.
   — Прости, — говорит она. — Я лучше посижу в машине.
   Я полностью удовлетворен: не женское это дело рыться в кровоточащей требухе нашей прекрасной и удивительной повседневности. Я провожаю девушку к джипу, а потом иду в подъезд. Лифт поднимает меня на этаж. На лестничной клетке дежурит молоденький лейтенант, я предъявляю удостоверение сотрудника спецслужбы и заступаю в мирок, пропахший сладковатым неприятным запашком это был запах наркотических химикалий и блуждающей в сумрачном коридоре смерти. По комнатам ходили люди в штатском и фотограф. Я познакомился с капитаном Седовым, который разрешил мне, пришлому, тоже осмотреть место происшествия — в виде исключения.
   В гостиной замечались следы неопрятной многодневной пирушки, крепкой нетрадиционной любви и такого же крепкого мордобоя. Под ногами хрустели битые бутылки и оконное стекло. На стене кухни висел глянцевый плакат с мускулистыми атлетами.
   Я люблю людей. Во всяком случае, пытаюсь понять их физиологические потребности и желания. Один из многих миллионов мучается мечтами о звездной сыпи на теле мироздания, другой — на фаянсовом унитазе в Ватикане, ну а третий, как в данном случае, обтяпывал свои делишки, трепля на бицепсах и трицепсках клубный пиджак цвета бордо, жрал паюсную икру под водочку и модный кабацкий мотивчик и считал себя хозяином в этой жизни. Не знал провокатор, что жизнь изменчива и быстротекуща, как холодные воды Гольфстрима. Зазевался и тебя уже утаскивает в Марианскую впадину небытия в качестве деликатеса для глубоководных зубастых рыбин.
   Выполнившего чужую волю Николя Макова выбросили вон из жизни в прямом смысле этого слова. Неужели он верил, что ему, пешечной мелочи, оставят жизнь в такой смертельно опасной игре?
   Я внимательно просмотрел замусоренные ящики кухонного стола, полки, глянул в помойное ведро, вывернул карманы спортивных шароваров, лежащих на полу, покопался в цветочных горшках. Ни-че-го.
   Жаль, что трупы, пробитые арматурными стержнями, так неразговорчивы. И жаль, что мечта господина Макова не исполнится уже никогда: он так надеялся закончить свой жизненный путь в батистовой постели в окружении ангелоподобных мальчиков. Что там говорить, не всегда наши мечты исполняются.
   Я сел за столик и решил ещё раз прогуляться взглядом по кухне. Это называется шестым чувством: по логике вещей Николя за свой провокационный труд должен был заработать некую сумму. Получать наличными и прятать их под кухонный кафель? Едва ли? От секретного сотрудника Х. пришла информация о том, что героическая четверка высокопоставленных чиновников имеют личные счета в «Оргхимбанке», а также пластиковые карточки на мелкие карманные расходы. А почему бы господину Макову не иметь этот пластик, хотя что это мне даст?.. И тут взгляд остановился на люстре, выполненной в виде декоративной керосиновой лампы, где сбоку замечалась маленькая дверца для фитиля. А что там за дверцей? И, решив утолить любопытство, вскарабкался на стул, вытянулся в полный рост и… вытащил позолоченную пластмассовую пластинку. Буквы утверждали, что это есть кредитная карточка «Оргхимбанка». Без лишних раздумий я спрятал её в карман куртки, поскольку для других эта кредитка не представляла никакого интереса.
   — Какой ужас, — сказала Марина, когда я вернулся. — Никогда не думала, что это так гадко.
   — Ничего, привыкнешь, — успокоил.
   — Саша, ну что ты говоришь!
   — Кстати, у нас что-то есть, — продемонстрировал пластик, обнаруженный в декоративной керосинке.
   — Что это?
   — Не горка ли золотых монет, — предположил. — Или фига пустая. Проверить бы?
   — А я знаю магазин, где такими кредитками рассчитываются, — вспомнила моя спутница.
   — Хочешь куплю жвачку, родная.
   — Мечтаю.
   И мы поехали в торговый центр «Гелиос» за жвачкой — там были огромные торговые ряды, заставленные всевозможной праздничной снедью. Конкретно не буду перечислять пищевые продукты, а то голодный народец из пыльных окраин и ультрамариновой глубинки меня неправильно поймет.
   Я прогулялся меж этими рядами, как наш кондовый турист из Засрацка по площадям Парижа и, вернувшись к кассам, цапнул из лоточка пачку жевательной резины:
   — Вот, — сказал я миленькой продавщице. — Жувачка. — А вот кредитка за жувачку.
   — Минуточку, — озадаченно улыбаясь, покосилась на меня, чрезмерно богатенького покупателя. И передала пластик своей коллеге, тоже премиленькой. Та отправилась к какому-то странному аппарату и тиснула туда кредитку.
   Результат превзошел все мои ожидания — счет был аннулирован: 00 руб. 00 коп.
   — Кажись, банк лопнул, — возмутился я, вытряхивая из кармана мелочь. Вот такие вот дела, девочки, а это за жувачку. Сдачи не надо.
   — Счастливо пожевать жувачку, — пожелали мне и я отправился восвояси.
   Как говорится: хрустальная мечта о синих островах разбилась о шлакоблочную панель быта. Напрасно Николя Маков тешил себя иллюзиями о райской жизни. И тут никто не виноват, кроме него самого — не надо обманываться, если даже очень хочется.
   Я вернулся к скучающей в джипе Марине, передал ей продукт, полезный для зубов по утверждению агрессивной ТВ-рекламы, потом переломил надвое пластик.
   — Ноль-ноль рублей, ноль-ноль копеек, — посчитал нужным сообщить.
   Девушка пожала плечами — этого стоило ожидать. Тут раздался сигнал сотового телефона и я выслушал сообщение секретного сотрудника Y.: ещё четверка высокопоставленных чиновников держала личные счета в «Оргхимбанке».
   Не удивлюсь, если и сексот Z. выдаст похожую информацию. Такое впечатление, что все дороги ведут в этот проклятый банк. Не пора ли познакомиться с его управляющим по известной мне уже фамилии — Тихий? Нет, пока рановато, да и комбинация слишком проста — подозрительно проста. Что-то во всей этой истории меня смущает. Именно некая простота, которая хуже…
   Голос Марины прерывает мои размышления на вечные темы:
   — Не пора ли нам пообедать, а то от этой жувачки…
   — Можно, — сказал я. — Какие будут предложения?
   Дальнейшие события привели меня в крайнее изумление. Они были настолько нелепы и трагикомичны, что в моем пересказе происходящее выглядит, как анекдот. Во-первых, девушка выбрала ресторан гостиницы «Балчуг», что само по себе неплохо, если не знать завиральные цены на блюда. Во-вторых, наше прибытие не осталось незамеченным для гостиничных халдеев. И в-третьих, моя спутница вдруг превратилась в светскую львицу и мне пришлось делать вид, что являюсь её телохранителем. И стреляю без предупреждения при малейшем подозрении.
   С крайней предупредительностью мы были проведены в зал. Гранит и мраморные колоннады, зеркала и зимний садик с кипарисами, барбарисами и пальмами. Фонтанчик с живыми аллигаторами. Впрочем, крокодилы передохли от нашей хлорированной воды, но все остальное правда.
   … В мою рюмку gаrsоn наливал липучую дрянь цвета янтаря. Мы с Мариной, уже сидя за столиком на двоих, ждали, когда этот сатанист в кушаке а ля русс оставит нас.
   — Спасибо, — гаркнул я. — Вы свободны.
   — Приятного аппетита-с…
   Я внимательно осмотрелся: суета, мишура и устрицы в собственном соку, а публика… По привычке я приметил её. Нельзя было сказать, что любители деликатесных рыбных палочек занимали очередь в этот общепит с шести утра, то есть наличествовали свободные места на три четверти зала.
   Жующая публика состояла из двух желтых китайских подданных в кимоно, трех корейцев с юга и одного с севера, собирающихся проводить по залу демаркационную полосу. Раскормленная донельзя, шумная семейка Зусманов из земли обетованной. Маленький японец под кипарисом. Хамовитые янки у фонтанчика. Французская парочка после напряженной одноименной любви. Ржущие соплеменники Гете с пенящим пивом. И четверка наших отечественных бандюг в золотых финтифлюшках.
   — А почему решила обедать именно здесь? — спросил я, когда понял, что наш обед далеко не случаен.
   — Я хочу, чтобы ты переговорил с одним человеком, — призналась.
   — Каким человеком?
   — Моим женихом, — помедлив, ответила.
   — Женихом, — поперхнулся боржоми. — У тебя жених?
   — А почему у меня не должно быть его, — улыбнулась с милой издевкой. Я девушка на выданье.
   — И кто он?
   Не ответила, лишь улыбалась. Я понял, что мне нужно срочно взять тайм-аут. Поклонившись молоденькой чужой невесте, я удалился весь в раздумьях о женском коварстве. Какой ещё к черту жених? Нам так было хорошо общаться. В Большой опять же ходили. На кухоньке пили малиновую настойку. Нет, сколько живу, а понять противоположный пол не могу.
   Сделав свое нехитрое дело в клозете, похожем на римский храм искусства, если я верно представляю древний Рим, я чинно поднялся по мраморной лестнице…
   Дальнейшие события приняли неожиданный и фантасмагорический оборот. Такое не могло привидится в самом страшном сне руководству зеркального общепита и посетителям его. Дело в том, что, помимо многих положительных качеств, я обладаю ещё одним: фантастическим чутьем на опасность. Это прирожденное чувство и объяснить его словами трудно.
   Так вот я заступил на гранитный пол ресторана и тотчас же почувствовал присутствие смерти. Кто, как и почему? Не знаю, но счет шел на три секунды.
   Раз — державный метрдотель, халдеи, посетители за столиками.
   Два — Марина.
   Три — под кипарисом маленький японец поднимается из-за столика и я вижу в его руках странный подозрительный предмет, схожий на авторучку Паркер. Он что, решил взять автограф у моей спутницы, спутав с голивудской прелестницей Sharon Stone? Он делает шаг… И скорее по вдохновению, чем по мысли, моя рука рвет пистолет из кобуры.
   Скоротечность ситуации и присутствие свидетелей помешали мне. Хотел прострелить запястье с опасным предметом, да получилось, как всегда: пуля аккуратно влипилась в лоб представителя Дальнего Востока. От столь радикального механического воздействия его череп раскололся, как будто древняя амфора мастера Китомото из страны Заходящего Солнца.
   Неприятное зрелище, спорить не приходится. Для тех, кто плотно харчевал московской соляночкой с осетринкой, скабленочкой по-парижски, почками Брошед, холодным поросенком и прочими деликатесами. Может быть, по этой причине жующая публика рухнула на пол, чтобы освободиться от лишних шлаков, как это делали в древнем Риме патриции путем пихания в горло красивых павлиньих перьев.
   И все было бы хорошо, одного не учел я, что в ресторане присутствуют нервные бригадиры — представители бандитского среднего класса. И вот они решили, что я киллер и прибыл на стрелку. И открыли ураганный, лучше не скажешь, огонь из «Магнумов-357».
   Неплохо, что я знал дикие нравы и успел нырнуть под защиту мраморного фонтанчика. Оттуда я и махнул Марине, которая, кажется, не понимала, что она ест, поскольку держала вилку у рта и очень долго держала — пока трещали выстрелы.
   Наконец как апофеоз действия: красиво и звонко рухнула зеркальная стена, погребая семейство Зусманов из земли обетованной, спесивых янки, горлопанящих германцев, французскую парочку, двух побелевших китайцев, подружившихся корейцев и весь обслуживающий персонал.
   Потом наступила гробовая тишина, когда боезапас у пошляков закончился. Приспело время переговоров.
   — Эй, братва! — загорланил я. — Вы чего?.. — И определил их душевное состояние емким словом, выражающие крайнее мое удивление.
   — А ты кто, мужик?
   — Так, телохранитель, — упростил общение, — у молодой леди, которая кушает устрицы.
   — Ааа, так бы и сказал.
   Переговоры присутствующими были выслушаны самым внимательным образом. Когда публика поняла, что пальба по зеркалам отменяется, заштормило так, что возникло желание продолжить выяснение отношений на языке револьверов.
   Пока все заполошно орали, я присел за столик и принялся пить боржоми, стараясь привести в чувство девушку — своим спокойствием.
   — Все нормально? — спросил я. — Кажется, нам хотели испортить обед.
   — Что это все значит, Саша?
   — Тебя хотели убить, — ответил я. — Кто, кроме твоего жениха, знал о встрече.
   — Никто, — ответила она.