Страница:
– Какого рода предложение, драгоценный преждерожденный?
– Должностное, – не задумываясь, ответил Баг.
Секретарша молчала еще дольше. «Холодок бежит к лопатке, – увлеченно тянул на одной ноте Богдан, листая книгу. – Шум на улицах слышней. С добрым утром! Все в порядке с милой Родиной моей…»
– Боюсь, преждерожденный Джимба не сможет с вами говорить, – ответила наконец секретарша. В голосе ее прорезалась безрадостность, тщательно скрытая поначалу. – Я припоминаю, преждерожденный Лобо, драгоценный преждерожденный Джимба позавчера предупреждал меня, что вы можете позвонить. Это относительно должности начальника стражи, не правда ли?
– Сущая правда, – ответил Баг и кивнул, ровно секретарша могла его видеть.
– Боюсь, – уже вполне доверительно сказала секретарша, – что вы опоздали.
– Должность отдана другому? – цепко спросил Баг.
– Нет. Но драгоценный преждерожденный Джимба просил его не звать к телефону ни при каких обстоятельствах. Последние дни он пребывает в некоем удручении. Сейчас он предается медитации и обдумывает, как он сказал поутру, некое решение, самое важное за последние пятнадцать лет. Извините. Я ему передам, что вы звонили, преждерожденный Лобо, как только он освободится. Попробуйте позвонить завтра к вечеру, однако…
– Но прер Джимба… здоров? – чуть замявшись, спросил Баг. Не мог же он бахнуть прямо: «Прер Джимба не спятил?»
– Надеюсь, да.
– Я тоже надеюсь, – сказал Баг и дал отбой. «В удручении… Поди ж ты! В Зале Созерцания, – вспоминал он, убирая трубку обратно в рукав, – Джимба сказал, что тоже проходил курс лечения в „Тысяче лет“. Отсюда вопрос: или он сказал неправду, заманивая меня в лечебницу, или он тоже опиявлен по самые уши и, следовательно, мы ошибаемся, и он не преступник, а жертва, или… или обработка пиявками осуществляется совсем не в лечебнице. Одно из трех».
Некоторое время он перебирал варианты, прикидывая так и этак…
Нет, все равно не выстраивалось. Ни так, ни этак.
– Это ужас что такое, – сказал Богдан, захлопнув книгу. – И главное, подлость какая, конец-то от настоящего «Слова» взяли. Ровно в издевку, – он опустил глаза на последнюю страницу и прочитал вслух: – «Солнце светится на небе, а Игорь-князь в Русской земле; русские девицы поют славу Игорю на Дунае – вьются голоса их через море до самого Киева. То Игорь едет в Киев по Боричеву подъему к церкви святой Богородицы Пирогощей. Страны рады, грады веселы…» Так и было, после великого-то брачного пира, действительно все страны-участницы радовались – но с чего при тут описанном раскладе ликовать? Свое войско положил, с братским народом поссорился…
– Я тоже не понял, – саркастически скривился Баг.
– На циферки на полях обратил внимание?
– А то!
– Как думаешь, что это?
– Ну… Чтобы удобнее переписывать было… Я думал, ты мне растолкуешь. Ты же минфа.
Богдан пожал плечами.
– И при чем тут этот бред? – то ли сердито, то ли обиженно проговорил он и захлопнул книжку. Протянул ее обратно Багу. – Ничего не понимаю! Три человека в черном за нее полегли, чтобы тебе не досталась… Один боярин ее жег тщательно перед самоубийством – а ведь ему явно невмоготу было, в окошко хотелось жуть как! А вот жег, чтобы не увидел никто этого опуса… Другой – прятал тщательно, сам тоже уж почти в полете… Нет, надо с научниками толковать. Которые по древнерусской литературе доки. Открытие, конечно, историческое – то, что текст «Противу-Слова» наконец станет доступным для них, но… обстановка такая, что даже это меня как-то не радует. Что Джимба? – сменил он тему.
Баг пересказал свой маловразумительный разговор с секретаршей. Богдан покачал головой.
– И тут что-то непонятное…
– Так, – сказал Баг. – Давай сначала.
– Давай.
Время от времени горячась и перебивая друг друга, они принялись строить версии. В каком – то смысле все было ясно – но, к сожалению, лишь до определенного момента. Потом все сыпалось.
Получалось, что имеются два главных преступника: совершенно несомненный Джимба и почти несомненный Сусанин. Однако убедительных улик покамест нет ни на того, ни на другого. Одни подозрения. Сильные подозрения, да. Но – и только. Работать с ними как с явными подозреваемыми невозможно.
Допустим, Джимба дал денег на подкуп американцев, чтобы пиявку вывезли – образец, так сказать, для дальнейшего размножения и использования. И на создание лечебницы денег дал. Борманджин Сусанин, пользуясь старыми связями, вышел на сотрудников секретной американской науки и оплатил хищение и перевозку оной пиявки. Теперь Сусанин там, в лечебнице, должен, по идее, под видом лечения – вернее, попутно с лечением, программировать высокопоставленных ордусян. А Джимба, пользуясь своим весом в обществе, заманивает туда новых. Чтобы те, будучи опиявлены, действовали в его интересах.
Вот первая неувязка: исполнителя давно убрали, а это почерк человеконарушителей матерых. Да и заморские человекоохранители говорят, тут происки мафии. Стало быть, Джимба с этими скорпионами уже много лет связан. Вероятно это? Исключить нельзя, но крайне маловероятно. Что, в Ордуси много людей, с мафией связанных? Да еще на таком уровне? Если с Джимбой считать, то один. Не могло это пройти незамеченным. Никак. А получается, что все ж таки прошло. Странно. В сущности, невозможно.
Вот вторая неувязка: да, Сусанин научный владыка и главлекарь лечебницы, это так. Но не один же он в ней работает. И вряд ли ведь главлекарь пиявок самолично лепит всем больным. Или лепит? Маловероятно, махнул рукой Баг. Еще можно представить, что он сам розовых пиявок лепит, особых, – но все равно неясно, как он это объясняет: повышенным уважением к пациентам, что ли? Коли вы боярин, стало быть, вам пиявица особенной красоты, розовенькая… И все равно, какие-то люди еще при том должны присутствовать, помощник какой, или случайно вдруг зайдет в кабинет кто… Стало быть, и тут противучеловечная деятельность, кажется, не могла остаться незамеченной.
Конечно, мысль насчет инспекции, невзначай подброшенная шустрым нихонским князем, была весьма соблазнительна. По бревнышку там в лечебнице все разнести… Тут уж точно была бы ясность.
А коли не найдем ничего предосудительного?
Дальше. Пусть все это безобразие Джимба затеял исключительно для того, чтобы прошла крайне выгодная для него челобитная. Пусть. Семьдесят процентов его мощностей расположены на территории Александрийского улуса, а научные центры – просто-таки все тут, без исключения. Можно допустить, что он на такое решился. Но Сусанину это зачем? Только ради денег? Но ведь он крупный специалист, мог бы блистать на научном небосклоне и зарабатывать на свои личные нужды не меньше того, что самый богатый миллионщик лично имеет. Почему он так легко пошел на сомнительные, как говорят гокэ, авантюры? Очень подозрительно.
И, тридцать три Яньло, при чем тут черные дружинники-маньяки и вообще это окаянное кромешное «Противу-Слово», где все радуются и ликуют по случаю проигранного братоубийственного сражения? Ну люди в черном – понятно: жертвы впрыскивания в кровь какой-то дряни, вырабатываемой искусственной пиявкой. Но почему «Слово»? Почему они ради этой книжки жизнь ни во что не ставят?
И, триста тридцать три Яньло, откуда котяра взял розовую пиявку?
А, между прочим, голосование по челобитной – послезавтра. Послезавтра!
Тем временем солнце коснулось крыш домов на той стороне проспекта, а потом стало неспешно прятаться. В кабинете потемнело и отчетливо посвежело; Баг поднялся и закрыл форточку.
Через четверть часа в кабинете снова поплыл табачный дым. Бедняга Богдан только глаза тер: щипало очень.
– Пошли-ка, еч, – заметив наконец его мучения, устало сказал Баг. – Ничего мы тут не высидим. Пошли пройдемся… может, на ходу чего путное измыслим.
– Измыслим путное на пути, – вяло скаламбурил вымотанный до предела Богдан.
Баг чуть развел руками:
– Дао кэ дао фэй чан дао [47].
И принялся наводить порядок: проверил, закрыты ли все ящики стола, отключен ли и обесточен ли магнитофон и прочая аппаратура, составил чашки на столике одна в другую, чтобы удобнее было прихватить с собой при выходе. Без особой необходимости Баг никогда не гонял штатных трапезных прислужников, старался обходиться сам. С детства привык, приучила матушка Алтын-ханум на всю оставшуюся жизнь. Как, бывало, выйдет из юрты и давай чуть ли не на всю степь: то почему не сделано, это почему не прибрано, а корм верблюду кто задаст, а коза у кого не доена…
– Стой, – глядя в стену, вдруг сказал Богдан. Баг понял его буквально и замер в весьма неудобной позе.
– Стою, – сказал он.
– Да нет… – сказал Богдан и куснул губу. Медленно перевел взгляд на Бага. – Как сказал Дэдлиб? Точно?
– О чем?
– О человеке, который связывался с Софти.
Баг пожал плечами.
– Почем же я точно помню? – он пошел к столу и, моля Будду дать ему терпение и оставить ему любовь к другу и ечу несмотря ни на что, вновь принялся включать аппаратуру. – На это у меня магнитофон есть…
Не прошло и минуты, как в стенах кабинета вновь звучал немного менторский голос Дэдлиба: «… некий второстепенный персонаж из свиты Крякутного как раз тогда установил…»
– Это?
– И еще что-то было.
«Вся доступная нам информация о лице, контактировавшем с Софти, сводится к одной фразе из подслушанного телефонного разговора. Фраза такая: он скромненький, вечно в последних рядах держался…»
– Так, – сказал Богдан. – Так.
И достал из кармана ветровки телефонную трубку.
– Выключать? – сам удивляясь своей смиренности, спросил Баг. Богдан отстраненно кивнул, а через мгновение уже говорил в трубку:
– Справочное? Мне срочно нужно получить номер, по которому я могу позвонить тележурналистке Катерине Шипигусевой. Вот именно, где бы она ни была Нет, это не поклонник. Нет, это не любовник…
Теперь Баг поразился уже смиренности еча.
– Нет, вы опять не угадали, – Богдан даже улыбнулся. – Я срединный помощник Возвышенного Управления этического надзора. Ну вот. Она мне срочно нужна по делу.
«Это еще зачем?» – подумал Баг и присел на край стола. Судья Ди наконец приподнялся, выгнул было спину, начавши зевать, но в последний момент отчего-то раздумал и уставился на Богдана. Тот, вдохновенный, как молодой Пу Си-цзин – или, наоборот, как пожилой Ли Бо, упившийся до ловли в воде лунного отражения, набирал новый номер.
«Ох, она ему сейчас вломит за беспокойство! – с некоторым даже злорадством подумал Баг и запустил пальцы в теплую шерсть на загривке Судьи Ди; кот независимо тряхнул головой, но стерпел и даже смурлыкнул нечто хоть и короткое, но дружелюбное. Характер тележурналистки после посещения апартаментов ад-Дина был у Бага как на ладони. – Между прочим, муж уже вторые сутки в больнице, без ума и без памяти, а она до сих пор не проявилась никак…»
Он настолько увлекся предвкушением того, как Богдан, мягкий с другими и по временам совершенно невыносимый тиран с ним, с напарником, получит сейчас от взбалмошной журналистки по тридцать три Яньло повсеместно, что прослушал начало разговора.
– Да, я понимаю… – со вполне искренним сочувствием бубнил Богдан. – Да, разумеется. Вы входите в число крайне немногочисленных, можно сказать – избранных журналистов мира, допущенных ожидать, когда супруга нихонского императора разрешится от бремени, дабы вовремя оповестить об этом мировую общественность. Мне все понятно… Состояние вашего супруга, говоря по правде, довольно тяжелое, но ровное, он под присмотром опытнейших лекарей, так что вы не беспокойтесь и делайте свое дело безо всяких угрызений…
«Это он тоненько издевается над нею или правда успокаивает? – в полном недоумении подумал Баг. – Да ее дело – бросить всех императоров и императриц на свете и на коленях стоять у постели супруга, в слезах, с совком и метелкой… Нет, честное слово, еч ее всерьез утешает! Ну, Богдан…»
– Я по другому поводу. Мне помнится, седмицы три назад по улусному телевидению показывали репортаж о нескольких наиболее приметных и прославленных лечебницах улуса. Я припоминаю, его делали вы и ваша группа. Правильно? Довольно короткий… Полторы минуты, ага. Там был, среди прочих, материал о «Тысяче лет здоровья»? Всего лишь семнадцать мгновений эфирного времени? Ага… А рабочие материалы по этой лечебнице сколько заняли? Сорок минут? М-м… Да, вы правы, снимаешь полдня, а в эфир идет два взмаха рукой и три притопа… «Ну, Богдан…»
– Могу ли я где-то ознакомиться с этими материалами? На студии – вряд ли? Почему? Ах, уже… да? Не понял? Прямо дома? Как удачно. Вы позволите?… Да-да, хорошо. Не смею вас долее отвлекать от важной и ответственной работы. Вы оказали большую помощь след…
Даже Баг услышал, как в трубке напарника попискивание женского голоса сменилось раздраженными короткими гудками: крайне занятая Шипигусева отключилась, не дожидаясь, когда собеседник закончит фразу. Богдан медленно спрятал трубку, шумно выдохнул и провел по лбу тыльной стороной ладони.
– Ну как? – ехидно спросил Баг. Богдан показал ему большой палец.
– Темпераментная и очень самоотверженная женщина, – сказал он. – Ад-Дину сильно повезло в жизни. Ладно. Поехали опять к нему домой.
– Зачем? – оттопырил нижнюю губу Баг. – Там же теперь опечатано все, это уж не апартаменты больного, а место преступления…
– Ты опечатал, ты и распечатаешь.
– И что мы там будем делать?
Богдан посмотрел напарнику в глаза.
– Кино смотреть.
Баг демонстративно пересел с края стола в удобное кресло и сложил руки па груди.
– Пока толком не объяснишь, в чем дело, с места не стронусь, – заявил он. – Я тебе не мальчик.
Судья Ди воздвигся на столе во весь рост и в ожидании навострил уши. Богдан поправил очки.
– Прости, – тихо сказал он. – Идея совершенно безумная. Пока я не удостоверюсь… даже не знаю, какие слова говорить, чтобы было хоть немножко убедительно. Просто не знаю. Два куста загадок у нас. Один – вокруг пиявки, другой – вокруг «Слова». Понимаешь, если ты ходишь кругом загадочного животного и видишь то хвост, то рога, то опять хвост, то опять рога… и думаешь: вот это, может, цилинь?… а вот это, может, сыбусян? То…
– То что?
– То надо предположить, что это не два загадочных животных, а одно, – сказал Богдан. – И не цилинь, и не сыбусян. Какое-то третье. Но главное – одно… Пора нам предположить это – и постараться как-то проверить.
Баг помолчал, пытаясь это переварить и понять, на что Богдан намекает, почти цитируя двадцать вторую главу «Лунь юя», потом понял, что не переварит нипочем, и пружинисто встал. Сказал с вызовом:
– Легко.
Апартаменты Богдана Руховича Оуянцева-Сю,
– Должностное, – не задумываясь, ответил Баг.
Секретарша молчала еще дольше. «Холодок бежит к лопатке, – увлеченно тянул на одной ноте Богдан, листая книгу. – Шум на улицах слышней. С добрым утром! Все в порядке с милой Родиной моей…»
– Боюсь, преждерожденный Джимба не сможет с вами говорить, – ответила наконец секретарша. В голосе ее прорезалась безрадостность, тщательно скрытая поначалу. – Я припоминаю, преждерожденный Лобо, драгоценный преждерожденный Джимба позавчера предупреждал меня, что вы можете позвонить. Это относительно должности начальника стражи, не правда ли?
– Сущая правда, – ответил Баг и кивнул, ровно секретарша могла его видеть.
– Боюсь, – уже вполне доверительно сказала секретарша, – что вы опоздали.
– Должность отдана другому? – цепко спросил Баг.
– Нет. Но драгоценный преждерожденный Джимба просил его не звать к телефону ни при каких обстоятельствах. Последние дни он пребывает в некоем удручении. Сейчас он предается медитации и обдумывает, как он сказал поутру, некое решение, самое важное за последние пятнадцать лет. Извините. Я ему передам, что вы звонили, преждерожденный Лобо, как только он освободится. Попробуйте позвонить завтра к вечеру, однако…
– Но прер Джимба… здоров? – чуть замявшись, спросил Баг. Не мог же он бахнуть прямо: «Прер Джимба не спятил?»
– Надеюсь, да.
– Я тоже надеюсь, – сказал Баг и дал отбой. «В удручении… Поди ж ты! В Зале Созерцания, – вспоминал он, убирая трубку обратно в рукав, – Джимба сказал, что тоже проходил курс лечения в „Тысяче лет“. Отсюда вопрос: или он сказал неправду, заманивая меня в лечебницу, или он тоже опиявлен по самые уши и, следовательно, мы ошибаемся, и он не преступник, а жертва, или… или обработка пиявками осуществляется совсем не в лечебнице. Одно из трех».
Некоторое время он перебирал варианты, прикидывая так и этак…
Нет, все равно не выстраивалось. Ни так, ни этак.
– Это ужас что такое, – сказал Богдан, захлопнув книгу. – И главное, подлость какая, конец-то от настоящего «Слова» взяли. Ровно в издевку, – он опустил глаза на последнюю страницу и прочитал вслух: – «Солнце светится на небе, а Игорь-князь в Русской земле; русские девицы поют славу Игорю на Дунае – вьются голоса их через море до самого Киева. То Игорь едет в Киев по Боричеву подъему к церкви святой Богородицы Пирогощей. Страны рады, грады веселы…» Так и было, после великого-то брачного пира, действительно все страны-участницы радовались – но с чего при тут описанном раскладе ликовать? Свое войско положил, с братским народом поссорился…
– Я тоже не понял, – саркастически скривился Баг.
– На циферки на полях обратил внимание?
– А то!
– Как думаешь, что это?
– Ну… Чтобы удобнее переписывать было… Я думал, ты мне растолкуешь. Ты же минфа.
Богдан пожал плечами.
– И при чем тут этот бред? – то ли сердито, то ли обиженно проговорил он и захлопнул книжку. Протянул ее обратно Багу. – Ничего не понимаю! Три человека в черном за нее полегли, чтобы тебе не досталась… Один боярин ее жег тщательно перед самоубийством – а ведь ему явно невмоготу было, в окошко хотелось жуть как! А вот жег, чтобы не увидел никто этого опуса… Другой – прятал тщательно, сам тоже уж почти в полете… Нет, надо с научниками толковать. Которые по древнерусской литературе доки. Открытие, конечно, историческое – то, что текст «Противу-Слова» наконец станет доступным для них, но… обстановка такая, что даже это меня как-то не радует. Что Джимба? – сменил он тему.
Баг пересказал свой маловразумительный разговор с секретаршей. Богдан покачал головой.
– И тут что-то непонятное…
– Так, – сказал Баг. – Давай сначала.
– Давай.
Время от времени горячась и перебивая друг друга, они принялись строить версии. В каком – то смысле все было ясно – но, к сожалению, лишь до определенного момента. Потом все сыпалось.
Получалось, что имеются два главных преступника: совершенно несомненный Джимба и почти несомненный Сусанин. Однако убедительных улик покамест нет ни на того, ни на другого. Одни подозрения. Сильные подозрения, да. Но – и только. Работать с ними как с явными подозреваемыми невозможно.
Допустим, Джимба дал денег на подкуп американцев, чтобы пиявку вывезли – образец, так сказать, для дальнейшего размножения и использования. И на создание лечебницы денег дал. Борманджин Сусанин, пользуясь старыми связями, вышел на сотрудников секретной американской науки и оплатил хищение и перевозку оной пиявки. Теперь Сусанин там, в лечебнице, должен, по идее, под видом лечения – вернее, попутно с лечением, программировать высокопоставленных ордусян. А Джимба, пользуясь своим весом в обществе, заманивает туда новых. Чтобы те, будучи опиявлены, действовали в его интересах.
Вот первая неувязка: исполнителя давно убрали, а это почерк человеконарушителей матерых. Да и заморские человекоохранители говорят, тут происки мафии. Стало быть, Джимба с этими скорпионами уже много лет связан. Вероятно это? Исключить нельзя, но крайне маловероятно. Что, в Ордуси много людей, с мафией связанных? Да еще на таком уровне? Если с Джимбой считать, то один. Не могло это пройти незамеченным. Никак. А получается, что все ж таки прошло. Странно. В сущности, невозможно.
Вот вторая неувязка: да, Сусанин научный владыка и главлекарь лечебницы, это так. Но не один же он в ней работает. И вряд ли ведь главлекарь пиявок самолично лепит всем больным. Или лепит? Маловероятно, махнул рукой Баг. Еще можно представить, что он сам розовых пиявок лепит, особых, – но все равно неясно, как он это объясняет: повышенным уважением к пациентам, что ли? Коли вы боярин, стало быть, вам пиявица особенной красоты, розовенькая… И все равно, какие-то люди еще при том должны присутствовать, помощник какой, или случайно вдруг зайдет в кабинет кто… Стало быть, и тут противучеловечная деятельность, кажется, не могла остаться незамеченной.
Конечно, мысль насчет инспекции, невзначай подброшенная шустрым нихонским князем, была весьма соблазнительна. По бревнышку там в лечебнице все разнести… Тут уж точно была бы ясность.
А коли не найдем ничего предосудительного?
Дальше. Пусть все это безобразие Джимба затеял исключительно для того, чтобы прошла крайне выгодная для него челобитная. Пусть. Семьдесят процентов его мощностей расположены на территории Александрийского улуса, а научные центры – просто-таки все тут, без исключения. Можно допустить, что он на такое решился. Но Сусанину это зачем? Только ради денег? Но ведь он крупный специалист, мог бы блистать на научном небосклоне и зарабатывать на свои личные нужды не меньше того, что самый богатый миллионщик лично имеет. Почему он так легко пошел на сомнительные, как говорят гокэ, авантюры? Очень подозрительно.
И, тридцать три Яньло, при чем тут черные дружинники-маньяки и вообще это окаянное кромешное «Противу-Слово», где все радуются и ликуют по случаю проигранного братоубийственного сражения? Ну люди в черном – понятно: жертвы впрыскивания в кровь какой-то дряни, вырабатываемой искусственной пиявкой. Но почему «Слово»? Почему они ради этой книжки жизнь ни во что не ставят?
И, триста тридцать три Яньло, откуда котяра взял розовую пиявку?
А, между прочим, голосование по челобитной – послезавтра. Послезавтра!
Тем временем солнце коснулось крыш домов на той стороне проспекта, а потом стало неспешно прятаться. В кабинете потемнело и отчетливо посвежело; Баг поднялся и закрыл форточку.
Через четверть часа в кабинете снова поплыл табачный дым. Бедняга Богдан только глаза тер: щипало очень.
– Пошли-ка, еч, – заметив наконец его мучения, устало сказал Баг. – Ничего мы тут не высидим. Пошли пройдемся… может, на ходу чего путное измыслим.
– Измыслим путное на пути, – вяло скаламбурил вымотанный до предела Богдан.
Баг чуть развел руками:
– Дао кэ дао фэй чан дао [47].
И принялся наводить порядок: проверил, закрыты ли все ящики стола, отключен ли и обесточен ли магнитофон и прочая аппаратура, составил чашки на столике одна в другую, чтобы удобнее было прихватить с собой при выходе. Без особой необходимости Баг никогда не гонял штатных трапезных прислужников, старался обходиться сам. С детства привык, приучила матушка Алтын-ханум на всю оставшуюся жизнь. Как, бывало, выйдет из юрты и давай чуть ли не на всю степь: то почему не сделано, это почему не прибрано, а корм верблюду кто задаст, а коза у кого не доена…
– Стой, – глядя в стену, вдруг сказал Богдан. Баг понял его буквально и замер в весьма неудобной позе.
– Стою, – сказал он.
– Да нет… – сказал Богдан и куснул губу. Медленно перевел взгляд на Бага. – Как сказал Дэдлиб? Точно?
– О чем?
– О человеке, который связывался с Софти.
Баг пожал плечами.
– Почем же я точно помню? – он пошел к столу и, моля Будду дать ему терпение и оставить ему любовь к другу и ечу несмотря ни на что, вновь принялся включать аппаратуру. – На это у меня магнитофон есть…
Не прошло и минуты, как в стенах кабинета вновь звучал немного менторский голос Дэдлиба: «… некий второстепенный персонаж из свиты Крякутного как раз тогда установил…»
– Это?
– И еще что-то было.
«Вся доступная нам информация о лице, контактировавшем с Софти, сводится к одной фразе из подслушанного телефонного разговора. Фраза такая: он скромненький, вечно в последних рядах держался…»
– Так, – сказал Богдан. – Так.
И достал из кармана ветровки телефонную трубку.
– Выключать? – сам удивляясь своей смиренности, спросил Баг. Богдан отстраненно кивнул, а через мгновение уже говорил в трубку:
– Справочное? Мне срочно нужно получить номер, по которому я могу позвонить тележурналистке Катерине Шипигусевой. Вот именно, где бы она ни была Нет, это не поклонник. Нет, это не любовник…
Теперь Баг поразился уже смиренности еча.
– Нет, вы опять не угадали, – Богдан даже улыбнулся. – Я срединный помощник Возвышенного Управления этического надзора. Ну вот. Она мне срочно нужна по делу.
«Это еще зачем?» – подумал Баг и присел на край стола. Судья Ди наконец приподнялся, выгнул было спину, начавши зевать, но в последний момент отчего-то раздумал и уставился на Богдана. Тот, вдохновенный, как молодой Пу Си-цзин – или, наоборот, как пожилой Ли Бо, упившийся до ловли в воде лунного отражения, набирал новый номер.
«Ох, она ему сейчас вломит за беспокойство! – с некоторым даже злорадством подумал Баг и запустил пальцы в теплую шерсть на загривке Судьи Ди; кот независимо тряхнул головой, но стерпел и даже смурлыкнул нечто хоть и короткое, но дружелюбное. Характер тележурналистки после посещения апартаментов ад-Дина был у Бага как на ладони. – Между прочим, муж уже вторые сутки в больнице, без ума и без памяти, а она до сих пор не проявилась никак…»
Он настолько увлекся предвкушением того, как Богдан, мягкий с другими и по временам совершенно невыносимый тиран с ним, с напарником, получит сейчас от взбалмошной журналистки по тридцать три Яньло повсеместно, что прослушал начало разговора.
– Да, я понимаю… – со вполне искренним сочувствием бубнил Богдан. – Да, разумеется. Вы входите в число крайне немногочисленных, можно сказать – избранных журналистов мира, допущенных ожидать, когда супруга нихонского императора разрешится от бремени, дабы вовремя оповестить об этом мировую общественность. Мне все понятно… Состояние вашего супруга, говоря по правде, довольно тяжелое, но ровное, он под присмотром опытнейших лекарей, так что вы не беспокойтесь и делайте свое дело безо всяких угрызений…
«Это он тоненько издевается над нею или правда успокаивает? – в полном недоумении подумал Баг. – Да ее дело – бросить всех императоров и императриц на свете и на коленях стоять у постели супруга, в слезах, с совком и метелкой… Нет, честное слово, еч ее всерьез утешает! Ну, Богдан…»
– Я по другому поводу. Мне помнится, седмицы три назад по улусному телевидению показывали репортаж о нескольких наиболее приметных и прославленных лечебницах улуса. Я припоминаю, его делали вы и ваша группа. Правильно? Довольно короткий… Полторы минуты, ага. Там был, среди прочих, материал о «Тысяче лет здоровья»? Всего лишь семнадцать мгновений эфирного времени? Ага… А рабочие материалы по этой лечебнице сколько заняли? Сорок минут? М-м… Да, вы правы, снимаешь полдня, а в эфир идет два взмаха рукой и три притопа… «Ну, Богдан…»
– Могу ли я где-то ознакомиться с этими материалами? На студии – вряд ли? Почему? Ах, уже… да? Не понял? Прямо дома? Как удачно. Вы позволите?… Да-да, хорошо. Не смею вас долее отвлекать от важной и ответственной работы. Вы оказали большую помощь след…
Даже Баг услышал, как в трубке напарника попискивание женского голоса сменилось раздраженными короткими гудками: крайне занятая Шипигусева отключилась, не дожидаясь, когда собеседник закончит фразу. Богдан медленно спрятал трубку, шумно выдохнул и провел по лбу тыльной стороной ладони.
– Ну как? – ехидно спросил Баг. Богдан показал ему большой палец.
– Темпераментная и очень самоотверженная женщина, – сказал он. – Ад-Дину сильно повезло в жизни. Ладно. Поехали опять к нему домой.
– Зачем? – оттопырил нижнюю губу Баг. – Там же теперь опечатано все, это уж не апартаменты больного, а место преступления…
– Ты опечатал, ты и распечатаешь.
– И что мы там будем делать?
Богдан посмотрел напарнику в глаза.
– Кино смотреть.
Баг демонстративно пересел с края стола в удобное кресло и сложил руки па груди.
– Пока толком не объяснишь, в чем дело, с места не стронусь, – заявил он. – Я тебе не мальчик.
Судья Ди воздвигся на столе во весь рост и в ожидании навострил уши. Богдан поправил очки.
– Прости, – тихо сказал он. – Идея совершенно безумная. Пока я не удостоверюсь… даже не знаю, какие слова говорить, чтобы было хоть немножко убедительно. Просто не знаю. Два куста загадок у нас. Один – вокруг пиявки, другой – вокруг «Слова». Понимаешь, если ты ходишь кругом загадочного животного и видишь то хвост, то рога, то опять хвост, то опять рога… и думаешь: вот это, может, цилинь?… а вот это, может, сыбусян? То…
– То что?
– То надо предположить, что это не два загадочных животных, а одно, – сказал Богдан. – И не цилинь, и не сыбусян. Какое-то третье. Но главное – одно… Пора нам предположить это – и постараться как-то проверить.
Баг помолчал, пытаясь это переварить и понять, на что Богдан намекает, почти цитируя двадцать вторую главу «Лунь юя», потом понял, что не переварит нипочем, и пружинисто встал. Сказал с вызовом:
– Легко.
Апартаменты Богдана Руховича Оуянцева-Сю,
22-й день восьмого месяца, вторница,
вечер
– Вы голодны, мальчики? – с улыбкой спросила Жанна. – После твоего звонка, Богдан, я сразу бросилась на кухню, но ничего особенного не успела…
– Позже, – нетерпеливо сказал Богдан. Баг азартно кивнул: ему тоже не терпелось понять, что такое измыслил его напарник на сей раз.
– Как хотите… – чуть обиженно и, во всяком случае, разочарованно проговорила молодица.
– Спасибо, Жанночка, – Богдан ласково, благодарно коснулся плеча жены. – Но, правда, нам не терпится…
Она пожала плечами и повернулась уйти, чтобы оставить мужчин наедине, но Богдан торопливо сказал:
– Родная, нам опять нужна твоя помощь.
– Мы без тебя как без рук, – поддержал Баг, совершенно не понимая, что имеет в виду Богдан. «Кажется, у них это называется талант, – подумал честный человекоохранитель. – Или что-то в этом роде. Впрочем, какая разница… Приятно сделать приятное приятному человеку, вот и все. А как это называется… Хоть горшком назови».
Жанна обернулась, засияв глазами.
– Правда?
– Правда.
– Что, опять кому-то микрофон воткнуть [48]? Мужчины от души засмеялись, вспомнив, как помогла им однажды молодая супруга Богдана в самый ответственный момент расследования похищения креста из Патриаршей ризницы.
– Нет, – сказал Богдан, – проще. Пошли в гостиную. Баг, сможешь прокрутить то, что у нее в видеокамере?
– Нет вопросов, – пожал плечами Баг. И, наклонившись к Богдану, просительно сказал: – Только побыстрее бы. Ты не забывай – у меня кот в повозке оставлен. – Помялся. – Я не знал, как Жанна отнесется…
– Я помню, – кивнул Богдан. – Сорок минут. – Он весь был напряжен, ровно гончая, взявшая след.
Баг подошел к телевизору «Родник», заглянул сзади – где что. Вынул из висевшей на плече сумки взятую в разгромленных ночной битвой – места преступления, разумеется, никто не прибирал – апартаментах ад-Дина видеокамеру. Богдан сделал Жанне знак: садись в кресло, вот сюда, смотреть будем. Явно волнуясь, поправил очки.
– У самоотверженной тележурналистки Шипигусевой сохранились рабочие материалы передачи, которую она некоторое время назад делала для серии «Здоровье и мы», – пояснил Богдан. – В частности, один из сюжетов касался «Тысячи лет здоровья». Как она мне сегодня любезно сообщила…
Подключавший провода Баг негромко хмыкнул, вспомнив, как звучала беседа Богдана с тележурналисткой.
– … данный сюжет занял лишь семнадцать мгновений эфирного времени, но материалов было отснято минут на сорок. Я полагаю, что по такому торжественному случаю перед объективами так или иначе должны были помелькать все сотрудники лечебницы. Или весьма многие, по крайней мере. Даже для инспекции собрать их так вот разом было бы весьма затруднительно… а кроме того, если человеконарушители и впрямь работают там, всякая нежданная инспекция их бы неизбежно насторожила… вот. А тут случай другой: телевизионные съемки. Жанночка, пожалуйста, смотри на экран внимательно.
– И что? – недоуменно повернулась к мужу Жанна. Баг непроизвольно кинул взгляд на ее затылок. Нет, не видно ничего; только пышная прическа.
Что за мысли в голову крадутся…
– Жанна-то тут при чем? – спросил он.
– Может, и ни при чем, – вздохнул Богдан. Жанна пожала плечами.
– Обязательно скажи мне, если кого-нибудь узнаешь, – голос Богдана стал умоляющим. Похоже было, он очень рассчитывает на… непонятно на что. Баг даже подумал, что у напарника озарение – из числа тех, что редко, но с большой пользой посещали его самого. В озарения он верил. – Пусть даже не вспомнишь, кто это, пусть…
– Да поняла я, поняла, – сказала Жанна, усаживаясь перед телевизором поудобнее. Азартно крикнула: – Киношник! Крути давай!
– Эйтс-с-с-с-с… – Баг, присев в другое кресло, нажал пальцем на кнопочку «ленивчика». Замелькали кадры.
Смотреть рабочие материалы – совсем не то, что смотреть выверенный, осмысленный и скрепленный голосом сюжет. Невзирая на очевидное искусство снимателя, в кадре постоянно мелькало что-то постороннее или – несведущему совершенно непонятное; например, с минуту они любовались на идеально белую дверь с табличкой «Коррекция кармы»…
Богдан глядел в основном на Жанну. Беспокоясь, что она не решится сказать хоть слово, если не будет совсем уверена, он следил за ее лицом – надеясь по малейшим изменениям угадать узнавание. Жанна может не вспомнить, почему чье-то лицо показалось ей знакомым, или решит, что это какое-то совпадение… Но в первый момент ее глаза обязательно как-то ее выдадут. А большего Богдану на первый случай и не надо.
Баг полностью положился на друга: озарение есть озарение. В конце концов, что решат сорок минут, даже если они и пройдут напрасно и озарение Богдана на деле не окажется таковым. Пока просмотр казался ему лишенным всякого смысла. Точнее – смысл просмотра ускользал от него. Пока ускользал. Но Баг был терпелив, он умел ждать. Хотя лично он сначала озаботился бы посмотреть личные файлы обслуги, чтобы знать, кто есть кто – ну хотя бы из начальства, из главных персон… Мельтешат, мельтешат… «Вот кто это? Пузатый такой… А этот скромный, стоит поодаль? Может, сам Сусанин? И с чего Богдан так заторопился, шилом его кольнули, что ли? Тиран. Нет, правда, тиран. Гегемон-ба [49]. Хоть бы объяснил… Может, я тоже кого знакомого увижу? – подумал Баг минут через пять. – И что? Говорить, или мои знакомства его совершенно не волнуют? Почему это к напарнику такое пренебрежение?» Он оттопырил нижнюю губу, и тут его внимание привлекла фигура в белом, мимолетно показавшаяся на краю изображения – мелькнула и исчезла за спинами более близких к снимателю людей, бестолково суетящихся перед объективом. Баг вздрогнул. Это был тот человек в белом, в которого тыкал сегодня поутру своим длинным пальцем Юллиус Тальберг. Не обращая внимания на съемку и суету вокруг нее, преждерожденный в белом шел куда-то по своим делам, неторопливо, не скрываясь, но и не стараясь попасть в кадр. «Деловитый, – подумал Баг, – не тщеславный… Сказать? Может, позже… Подождем, чем это все кончится, чего еч от Жанны ожидает. А… а вот еще один», – отметил он чуть растерянно, увидев, как на заднем плане, то пропадая за фигурами других людей, то вновь на миг появляясь, не спеша идет рослый мужчина в таком же белом халате и обеими руками, с натугой несет, прижав к животу, какой-то весьма увесистый с виду металлический треножник – с опорами в виде тигриных лап и с красным крестом на медном боку. «Так это просто низовая обслуга, – разочарованно понял Баг, увидев, как человек с треножником остановился, а навстречу ему со ступенек одного из входов в корпус торопливо сбегает на помощь еще один. – Вот и этот… Тьфу! – Баг снова откинулся на спинку кресла. – Это же просто милосердные братья! Что-то у меня нынче с головой…» Оба милосердных, взяв треножник за ручки с двух сторон, поволокли его по ступеням в здание, и их тут же заслонил какой-то представительный человек, обрядившийся по торжественному случаю в парадное славянское одеяние – порты и рубаха с галстуком; рядом с ним смущенно, молча тушевался щуплый застенчивый человек в белом – тоже, кстати, белом! – халате и в очках, чем-то неуловимо, но определенно напомнивший Багу напарника. Представительный велеречиво стал излагать преимущества поправления любых неполадок в организме именно в лечебнице «Тысяча лет здоровья», а щуплый только крутил головой, жмурился да неловко, почти виновато улыбался, словно прося у зрителей прощения за каждое слишком уж напыщенное и хвастливое слово говоруна. «Сейчас вот как скажу: узнал, – подумал Баг. – А когда еч спросит: кого, скажу: тебя! И ткну в этого щуплого…»
Потом ему пришло в голову, что щуплый, должно быть, и есть Сусанин. «Вытолкнули вперед, как главлекаря, – понял Баг, – а расхваливать себя он все равно так и не научился. Наверное, какому-нибудь коммерческому владыке перепоручил. Как-то он не похож на человеконарушителя… Хлипкий какой-то. Понимаю богдановы сомнения».
И тут Жанна нерешительно сказала:
– Погоди-ка…
Баг тронул кнопку остановки мгновенно. Изображение замерло, продернувшись чуть дрожащими серебряными нитями.
– Что? – стараясь говорить спокойно, спросил Богдан.
– Баг, – явно в сомнении попросила Жанна. – Можно немножко назад?
Люди на экране шустро заходили спинами вперед, а говорун принялся, делая вывернутые наизнанку жесты и нелепо разевая рот, беззвучно глотать только что произнесенные речи.
– Так… так… вот!
Палец Бага молниеносно ткнул кнопку сызнова.
Жанна молчала.
– Ну? – тихо спросила Богдан.
– Я не уверена… очень плохо видно, и он стоит вполоборота…
Баг вдруг почувствовал, что его слегка зазнобило: вот оно! Он еще ничего не понял – но шестым чувством ощутил высунувшийся из спутанного клубка кончик нити. Приносящее свои плоды озарение.
– И тем не менее? – спросил Богдан.
– Вот тот, в белом, который вышел… навстречу другому, с треножником…
– Тот, который несет? – уточнил Богдан.
– Да нет же. Тот, который бежит ему помочь…
– Ну?
– По-моему, это он подходил ко мне на улице. Помнишь, я тебе рассказывала…
Мгновение было тихо. Баг уставился на Богдана с недоумением. Богдан встал.
– Баг, – сказал он, подходя к экрану телевизора и пальцем показывая на виднеющееся из-за спины рослого, стоящего теперь к зрителям спиной первого милосердного брата маленькое, простое, озабоченное повседневным трудом лицо. Лицо как лицо. Моложавое, но сам человек явно не первой молодости. Незаметный. Обычный. Наверное, в жизни может быть весьма обаятельным – неброско так, задушевно… Типичный прислужник, которому никогда не суждено подняться выше, стать кем-то значительным. Пусть и в лечебнице прислужник, пусть его работа очень важна для людей – все равно… На всякий случай Богдан вопросительно глянул на Жанну; та молча кивнула: да-да, этот. – Баг, можно этого подданного как-то увеличить… а потом по изображению найти, кто он? Быстро, прямо от меня?
Баг опять оттопырил нижнюю губу.
– Конечно, – сказал он. – Я только в повозку спущусь, возьму оттуда свой «Керулен». И… – он тоже вопросительно покосился на Жанну, – и кота. Еч Жанна, вы ничего не имеете против кота?
– Кота? – чуть удивленно переспросила Жанна.
– Да, такого… рыжего кота.
– Баг, – уже не в силах сдерживать нетерпение, напомнил Богдан, – у меня тоже «Керулен» стоит.
– Позже, – нетерпеливо сказал Богдан. Баг азартно кивнул: ему тоже не терпелось понять, что такое измыслил его напарник на сей раз.
– Как хотите… – чуть обиженно и, во всяком случае, разочарованно проговорила молодица.
– Спасибо, Жанночка, – Богдан ласково, благодарно коснулся плеча жены. – Но, правда, нам не терпится…
Она пожала плечами и повернулась уйти, чтобы оставить мужчин наедине, но Богдан торопливо сказал:
– Родная, нам опять нужна твоя помощь.
– Мы без тебя как без рук, – поддержал Баг, совершенно не понимая, что имеет в виду Богдан. «Кажется, у них это называется талант, – подумал честный человекоохранитель. – Или что-то в этом роде. Впрочем, какая разница… Приятно сделать приятное приятному человеку, вот и все. А как это называется… Хоть горшком назови».
Жанна обернулась, засияв глазами.
– Правда?
– Правда.
– Что, опять кому-то микрофон воткнуть [48]? Мужчины от души засмеялись, вспомнив, как помогла им однажды молодая супруга Богдана в самый ответственный момент расследования похищения креста из Патриаршей ризницы.
– Нет, – сказал Богдан, – проще. Пошли в гостиную. Баг, сможешь прокрутить то, что у нее в видеокамере?
– Нет вопросов, – пожал плечами Баг. И, наклонившись к Богдану, просительно сказал: – Только побыстрее бы. Ты не забывай – у меня кот в повозке оставлен. – Помялся. – Я не знал, как Жанна отнесется…
– Я помню, – кивнул Богдан. – Сорок минут. – Он весь был напряжен, ровно гончая, взявшая след.
Баг подошел к телевизору «Родник», заглянул сзади – где что. Вынул из висевшей на плече сумки взятую в разгромленных ночной битвой – места преступления, разумеется, никто не прибирал – апартаментах ад-Дина видеокамеру. Богдан сделал Жанне знак: садись в кресло, вот сюда, смотреть будем. Явно волнуясь, поправил очки.
– У самоотверженной тележурналистки Шипигусевой сохранились рабочие материалы передачи, которую она некоторое время назад делала для серии «Здоровье и мы», – пояснил Богдан. – В частности, один из сюжетов касался «Тысячи лет здоровья». Как она мне сегодня любезно сообщила…
Подключавший провода Баг негромко хмыкнул, вспомнив, как звучала беседа Богдана с тележурналисткой.
– … данный сюжет занял лишь семнадцать мгновений эфирного времени, но материалов было отснято минут на сорок. Я полагаю, что по такому торжественному случаю перед объективами так или иначе должны были помелькать все сотрудники лечебницы. Или весьма многие, по крайней мере. Даже для инспекции собрать их так вот разом было бы весьма затруднительно… а кроме того, если человеконарушители и впрямь работают там, всякая нежданная инспекция их бы неизбежно насторожила… вот. А тут случай другой: телевизионные съемки. Жанночка, пожалуйста, смотри на экран внимательно.
– И что? – недоуменно повернулась к мужу Жанна. Баг непроизвольно кинул взгляд на ее затылок. Нет, не видно ничего; только пышная прическа.
Что за мысли в голову крадутся…
– Жанна-то тут при чем? – спросил он.
– Может, и ни при чем, – вздохнул Богдан. Жанна пожала плечами.
– Обязательно скажи мне, если кого-нибудь узнаешь, – голос Богдана стал умоляющим. Похоже было, он очень рассчитывает на… непонятно на что. Баг даже подумал, что у напарника озарение – из числа тех, что редко, но с большой пользой посещали его самого. В озарения он верил. – Пусть даже не вспомнишь, кто это, пусть…
– Да поняла я, поняла, – сказала Жанна, усаживаясь перед телевизором поудобнее. Азартно крикнула: – Киношник! Крути давай!
– Эйтс-с-с-с-с… – Баг, присев в другое кресло, нажал пальцем на кнопочку «ленивчика». Замелькали кадры.
Смотреть рабочие материалы – совсем не то, что смотреть выверенный, осмысленный и скрепленный голосом сюжет. Невзирая на очевидное искусство снимателя, в кадре постоянно мелькало что-то постороннее или – несведущему совершенно непонятное; например, с минуту они любовались на идеально белую дверь с табличкой «Коррекция кармы»…
Богдан глядел в основном на Жанну. Беспокоясь, что она не решится сказать хоть слово, если не будет совсем уверена, он следил за ее лицом – надеясь по малейшим изменениям угадать узнавание. Жанна может не вспомнить, почему чье-то лицо показалось ей знакомым, или решит, что это какое-то совпадение… Но в первый момент ее глаза обязательно как-то ее выдадут. А большего Богдану на первый случай и не надо.
Баг полностью положился на друга: озарение есть озарение. В конце концов, что решат сорок минут, даже если они и пройдут напрасно и озарение Богдана на деле не окажется таковым. Пока просмотр казался ему лишенным всякого смысла. Точнее – смысл просмотра ускользал от него. Пока ускользал. Но Баг был терпелив, он умел ждать. Хотя лично он сначала озаботился бы посмотреть личные файлы обслуги, чтобы знать, кто есть кто – ну хотя бы из начальства, из главных персон… Мельтешат, мельтешат… «Вот кто это? Пузатый такой… А этот скромный, стоит поодаль? Может, сам Сусанин? И с чего Богдан так заторопился, шилом его кольнули, что ли? Тиран. Нет, правда, тиран. Гегемон-ба [49]. Хоть бы объяснил… Может, я тоже кого знакомого увижу? – подумал Баг минут через пять. – И что? Говорить, или мои знакомства его совершенно не волнуют? Почему это к напарнику такое пренебрежение?» Он оттопырил нижнюю губу, и тут его внимание привлекла фигура в белом, мимолетно показавшаяся на краю изображения – мелькнула и исчезла за спинами более близких к снимателю людей, бестолково суетящихся перед объективом. Баг вздрогнул. Это был тот человек в белом, в которого тыкал сегодня поутру своим длинным пальцем Юллиус Тальберг. Не обращая внимания на съемку и суету вокруг нее, преждерожденный в белом шел куда-то по своим делам, неторопливо, не скрываясь, но и не стараясь попасть в кадр. «Деловитый, – подумал Баг, – не тщеславный… Сказать? Может, позже… Подождем, чем это все кончится, чего еч от Жанны ожидает. А… а вот еще один», – отметил он чуть растерянно, увидев, как на заднем плане, то пропадая за фигурами других людей, то вновь на миг появляясь, не спеша идет рослый мужчина в таком же белом халате и обеими руками, с натугой несет, прижав к животу, какой-то весьма увесистый с виду металлический треножник – с опорами в виде тигриных лап и с красным крестом на медном боку. «Так это просто низовая обслуга, – разочарованно понял Баг, увидев, как человек с треножником остановился, а навстречу ему со ступенек одного из входов в корпус торопливо сбегает на помощь еще один. – Вот и этот… Тьфу! – Баг снова откинулся на спинку кресла. – Это же просто милосердные братья! Что-то у меня нынче с головой…» Оба милосердных, взяв треножник за ручки с двух сторон, поволокли его по ступеням в здание, и их тут же заслонил какой-то представительный человек, обрядившийся по торжественному случаю в парадное славянское одеяние – порты и рубаха с галстуком; рядом с ним смущенно, молча тушевался щуплый застенчивый человек в белом – тоже, кстати, белом! – халате и в очках, чем-то неуловимо, но определенно напомнивший Багу напарника. Представительный велеречиво стал излагать преимущества поправления любых неполадок в организме именно в лечебнице «Тысяча лет здоровья», а щуплый только крутил головой, жмурился да неловко, почти виновато улыбался, словно прося у зрителей прощения за каждое слишком уж напыщенное и хвастливое слово говоруна. «Сейчас вот как скажу: узнал, – подумал Баг. – А когда еч спросит: кого, скажу: тебя! И ткну в этого щуплого…»
Потом ему пришло в голову, что щуплый, должно быть, и есть Сусанин. «Вытолкнули вперед, как главлекаря, – понял Баг, – а расхваливать себя он все равно так и не научился. Наверное, какому-нибудь коммерческому владыке перепоручил. Как-то он не похож на человеконарушителя… Хлипкий какой-то. Понимаю богдановы сомнения».
И тут Жанна нерешительно сказала:
– Погоди-ка…
Баг тронул кнопку остановки мгновенно. Изображение замерло, продернувшись чуть дрожащими серебряными нитями.
– Что? – стараясь говорить спокойно, спросил Богдан.
– Баг, – явно в сомнении попросила Жанна. – Можно немножко назад?
Люди на экране шустро заходили спинами вперед, а говорун принялся, делая вывернутые наизнанку жесты и нелепо разевая рот, беззвучно глотать только что произнесенные речи.
– Так… так… вот!
Палец Бага молниеносно ткнул кнопку сызнова.
Жанна молчала.
– Ну? – тихо спросила Богдан.
– Я не уверена… очень плохо видно, и он стоит вполоборота…
Баг вдруг почувствовал, что его слегка зазнобило: вот оно! Он еще ничего не понял – но шестым чувством ощутил высунувшийся из спутанного клубка кончик нити. Приносящее свои плоды озарение.
– И тем не менее? – спросил Богдан.
– Вот тот, в белом, который вышел… навстречу другому, с треножником…
– Тот, который несет? – уточнил Богдан.
– Да нет же. Тот, который бежит ему помочь…
– Ну?
– По-моему, это он подходил ко мне на улице. Помнишь, я тебе рассказывала…
Мгновение было тихо. Баг уставился на Богдана с недоумением. Богдан встал.
– Баг, – сказал он, подходя к экрану телевизора и пальцем показывая на виднеющееся из-за спины рослого, стоящего теперь к зрителям спиной первого милосердного брата маленькое, простое, озабоченное повседневным трудом лицо. Лицо как лицо. Моложавое, но сам человек явно не первой молодости. Незаметный. Обычный. Наверное, в жизни может быть весьма обаятельным – неброско так, задушевно… Типичный прислужник, которому никогда не суждено подняться выше, стать кем-то значительным. Пусть и в лечебнице прислужник, пусть его работа очень важна для людей – все равно… На всякий случай Богдан вопросительно глянул на Жанну; та молча кивнула: да-да, этот. – Баг, можно этого подданного как-то увеличить… а потом по изображению найти, кто он? Быстро, прямо от меня?
Баг опять оттопырил нижнюю губу.
– Конечно, – сказал он. – Я только в повозку спущусь, возьму оттуда свой «Керулен». И… – он тоже вопросительно покосился на Жанну, – и кота. Еч Жанна, вы ничего не имеете против кота?
– Кота? – чуть удивленно переспросила Жанна.
– Да, такого… рыжего кота.
– Баг, – уже не в силах сдерживать нетерпение, напомнил Богдан, – у меня тоже «Керулен» стоит.