Ван Ластбадер Эрик. Зеро

   — Докладывай, Дэйдзо, — велел он, когда все собрались.
   — Появляются все новые и новые юнцы, — сказал гигант. — Они больше напоминают свору бешеных псов, сами знаете. К нам приходят любители побаловаться травкой, наркоманы, рокеры. — Он усмехнулся. — Они величают себя изгоями. На самом деле это просто шпана. Им не хватает дисциплины. Ха! Они и слова такого не слышали.
   — Всякое боевое подразделение должно подчиняться дисциплине, — сказал Кодзо Сийна, не глядя ни на Дэйдзо, ни на Каэру. Любуясь игрой мускулов Масаси, он вспоминал те времена, когда его тело было таким же сильным и гибким. — Как показывает история, даже у самых неискушенных полководцев в армии была дисциплина. Иначе войну не выиграть.
   — Новобранцев обучат, — спокойно сказал Масаси. — Этим займется Дэйдзо. Они ведь как овцы, эти «крутые» парни, нэ,Дэйдзо? Они ничего из себя не представляют, поэтому им нужен вожак, чтобы думал за них. — Он перешел к другому тренажеру. — Где теперь их вожак, Дэйдзо?
   Гигант ухмыльнулся.
   — Висит вниз головой в их казарме.
   — Он мертв? — спросил Кодзо Сийна, словно осведомляясь у торговца рыбой, свежий ли у него улов.
   — Запашок появился, — ответил, смеясь, Дэйдзо. — Они спрашивают, когда я его сниму. Я ответил, что ему еще надо дозреть. А когда решу, что пора скормить его им, лишь тогда и сниму.
   — Они теперь боятся Дэйдзо, как никогда не боялись своего вожака, — сказал Каэру, пожилой молчаливый человек, по всей видимости, начисто лишенный самолюбия. Он был главным стратегом. Это он изобрел способ провозить в Японию груды сделанных в разных странах товары и доставлять их на этот склад без таможенного досмотра. — У них в глазах появился проблеск мысли. Они начинают превращаться в армию.
   Кодзо Сийна кивнул. Он тоже ценил ум Каэру. Может быть, в этом лысом человеке он нашел родственную душу. Сийна был не из тех, кто недооценивает силу мысли.
   — Нам отчаянно не хватает пространства, — сказал Сийна. — Это знали наши прадеды, когда шли завоевывать Китай. В этой перенаселенной стране нам негде развернуться. Мы возимся, будто муравьи, и земля почернела от наших тел. Мы уже ползаем друг по дружке, но нас это не заботит. Мы совершенно невозмутимы перед лицом ужасного будущего, которое вот-вот станет настоящим. Война и первые послевоенные годы показали, что народ способен творить чудеса. И если предоставить ему такую возможность, чудо может повториться. Вот наша цель. Поход будет недолгим, и от тебя, Дэйдзо, требуется превратить этот сброд в боеспособную армию.
   — Я подготовлю их, — пообещал Дэйдзо.
   — А как насчет оружия? — спросил Сийна Каэру.
   — Как вам известно, — ответил Дэйдзо, — ввоз наркотиков позволил нам использовать ту же сеть и для доставки в Японию оружия. Реальная угроза исходит от таможни. Если обнаружат хоть один из этих ящиков, начнется такая кутерьма, что продолжать ввоз и сборку будет практически невозможно.
   — Более того, — сказал Кодзо Сийна, — армейские подразделения будут прочесывать весь порт в поисках такого рода грузов.
   — Совершенно верно, — согласился Каэру. — Поэтому, наладив работу сети по доставке наркотиков, я занялся таможней. Существует много способов оказывать давление. Я выбираю самые действенные.
   — А те чиновники, на которых оказывается давление, — спросил Сийна, — что им известно?
   — Волшебное слово, — сказал Каэру. — «Опиум». Они понятия не имеют, что на самом деле лежит в этих ящиках.
   — А Нобуо Ямамото? — спросил Сийна, глядя на Масаси. — Выполняет ли он свои обязательства?
   — Семьи Ямамото и Таки дружат много лет. — Масаси употребил слово, обозначающее дружбу на всю жизнь, им редко пользовались за пределами Японии. — Нобуо предоставьте мне.
   — Без него мы не сможем выступить, — напомнил Сийна.
   — Я сказал, предоставьте его мне.
   — Хорошо, — согласился Сийна. — Все идет по плану. Мы будем готовы через десять дней. Для Японии начнется новая эра.
   Мужчины церемонно поклонились. Дэйдзо бросил взгляд на часы.
   — Мне пора.
   Он вышел вместе с Каэру, оставив Масаси наедине с Сийной.
   — Если бы у меня был сын, — сказал Кодзо Сийна, все еще разглядывая мускулистое тело Масаси, — он был бы похож на вас.
   — А вы, — отвечал Масаси. В комнате воняло потом. Его руки в черных перчатках сжимали сверкающую хромом штангу. Масаси со стоном нагнулся, потом выжал вес до конца. На выдохе опустил штангу. Он без труда выжимал сто фунтов. — Вы враг моего отца.
   — Был врагом, — поправил его Сийна. — Ваш отец умер.
   — Я его наследник, — сказал Масаси. Он облизал залитые потом губы. — Я оябун Таки-гуми. Я то, что осталось после Ватаро Таки.
   Кодзо Сийна неподвижно смотрел на него. Стоя вплотную к Масаси, он вспоминал, каким сильным было в юности его собственное тело. Теперь его единственным врагом стало время. Впрочем, он давно это знал.
   Масаси отпустил штангу и отошел от тренажера. Снял с вбитого в стенку крюка полотенце и на ходу вытерся. Остановившись перед Сийной, он сунул полотенце ему под нос.
   — Вот, — сказал он, — полюбуйтесь, что есть у меня и чего вы давно лишены. — Масаси отшвырнул полотенце в сторону. — Вы стары, Сийна. И слабы. Я нужен вам, потому что я — ваши руки и ноги. Без меня вы просто беспомощный старик, мечтавший о славе. Без меня ваши мечты не сбудутся. — Он наклонился над сидевшим Сийной. — Я хочу, чтобы вы помнили об этом, когда вам опять придет в голову взять верх на этих встречах. Это мои люди. Они подчиняются мне. Вероятно, вы забыли, что здесь я вас только терплю.
   — Я вношу свой вклад, — спокойно сказал Сийна, — как и все остальные.
   — Смотрите, не переусердствуйте с этим вкладом, — пригрозил Масаси.
   Когда Кодзо Сийна сел в поджидавшую машину, он все еще чувствовал на своем лице тепло тела Масаси. Впервые в жизни он так остро ощутил свою собственную унизительную телесную немощь.
   Сийна дал знак водителю, и машина тронулась. Когда они въехали в город, Сийна сказал, куда ему нужно.
   Очутившись в районе Синдзуки, он приказал:
   — Остановись здесь и жди. У меня назначена встреча.
   Водитель вылез и ступил на тротуар. Народу было много. Сийна посмотрел на часы. Нескоро еще удастся где-нибудь смыть с лица пот Масаси. Ярость, которую Сийна старательно сдерживал, теперь нахлынула на него. Он сжал кулаки. Даже такой выдержанный человек, как Кодзо Сийна, едва терпел заносчивость Масаси.
   В юности Сийне не приходилось сносить оскорбления. Он вспомнил, как однажды, когда он учился в колледже, кто-то из старшекурсников высмеял его. Тогда Сийна был молод и горяч. Он тотчас набросился на обидчика, и в награду за прыть его вываляли в грязи возле школы. Но тем дело не кончилось. Сийна затаился. Он перебрал множество способов мести. И наконец остановился на самом изящном, а поэтому самом сладостном. В конце семестра, когда этот старшекурсник вместе с другими подающими надежды выпускниками должен был целый день держать экзамен, от итогов которого зависело, попадет ли он в одно из престижных министерств, Сийна перевел стрелки будильника. Парень на три часа опоздал на экзамен, и его исключили. Не помогли даже мольбы могущественного папаши. Карьера сынка была загублена.
   А теперь, когда Сийна увидел направляющегося к машине человека, его кулаки разжались. Он улыбнулся. Грубость Масаси была мгновенно забыта; сладостное удовлетворение от изощренной мести наполнило его душу.
   Водитель распахнул заднюю дверцу. Подошедший человек заглянул в машину, потом сел рядом с Сийной. Мгновение спустя машина влилась в полуденный поток транспорта.
   — Как я уже сказал вам по телефону, — обратился Сийна к своему спутнику, — я полностью в вашем распоряжении. — Он улыбнулся. — Я знаю один чайный домик. Там очень тихо и удобно. Там мы будем пить чай и есть рисовые лепешки. И вы расскажете мне, чем я могу быть вам полезен.
   — Вы очень добры, Сийна-сан, — сказал его собеседник. — Думаю, мы сумеем прийти к соглашению, которое отвечало бы нашим обоюдным желаниям.
   Он подвинулся, и солнце осветило его лицо.
   Это был Дзёдзи Таки.

* * *

   В 8.22 утра Лилиан сняла трубку телефона-автомата на главной улице Джорджтауна. Она набрала местный номер, услышала щелчок, потом гудок, и набрала номер телефона по ту сторону Атлантики, который помнила наизусть.
   После третьего гудка ответил голос с заметным парижским акцентом. Лилиан назвалась, но не своим настоящим именем.
   — Мне нужно с ним поговорить, — бегло произнесла она по-французски.
   — Его здесь нет, — неуверенно ответил мужской голос на другом конце провода.
   — Тогда свяжитесь с ним, — настаивала Лилиан. Она прочла вслух номер телефона-автомата. — Я пробуду здесь десять минут. Пусть он позвонит мне.
   — Я попробую, мад...
   Она резко нажала на рычаг и тут же подняла трубку, незаметно придерживая его. Разглядывая любителей попялиться на витрины, она делала вид, будто разговаривает по телефону.
   В ожидании звонка Лилиан попробовала успокоиться и собраться с мыслями. Но ни о чем другом, кроме страшной опасности, грозившей Майклу, она думать не могла. После смерти Филиппа и похищения Одри Лилиан и так еле держала себя в руках. А теперь еще это. Не слишком ли? Она закрыла глаза, пытаясь сдержать подступающие слезы.
   Телефон зазвонил через девять минут. Лилиан вздрогнула от неожиданности, у нее заколотилось сердце. Она отпустила рычаг.
   — Алло, — на французский лад сказала она.
   — Бонжур, мадам, — произнес приятный мужской голос. — Как у вас дела?
   — Я в ужасе, — призналась Лилиан.
   — Этого следовало ожидать, — сказал голос. — Но вы не передумали?
   — Я думаю об опасности, — сказала Лилиан. — Впервые в жизни.
   — Это значит, что вы живы, — ответил голос. — «Праздничный пир ощущений опасность приносит».
   — Который там у вас час? Никак не могу сообразить.
   — Начало пятого вечера. А зачем вам это?
   — Вы скоро пойдете домой к жене, — сказала она. — Я пытаюсь себе это представить. Иногда полезно подумать о неприятном.
   — Все будет в порядке, Лилиан.
   — Все будет в порядке у вас. В вашем положении все очень просто.
   — В моем положении, — произнес голос, — ничто не просто. Пожалуйста, запомните это.
   По улице проносились машины. Лилиан казалось, что она смотрит на экран телевизора. Она уже начала отгораживаться от суеты жизни.
   — Когда к вам попадет то, что нужно? — спросил голос.
   — Завтра вечером.
   Почему у нее так стучит сердце?
   — Но вы все равно далеко.
   Потому ли, что знала, как опасен может быть этот человек? Конечно, не для нее. Для других.
   — Вы все сделаете, как надо, — мягко произнес голос. — Я в вас верю. Что касается вашей семьи, еще раз заверяю, что я не причастен к смерти вашего мужа.
   — Вы что-нибудь слышали об Одри?
   — Боюсь, что нет. Ее похищение не менее загадочно, чем гибель Филиппа.
   Сейчас он говорил совсем как Джоунас. Впрочем, у этих двух мужчин действительно много общего. Лилиан прижалась лбом к стеклу.
   — Я устала, — сказала она. — Я так устала.
   — Осталось совсем немного, — произнес голос. — Через три дня мы встретимся и все кончится. Навсегда.
   — А мои дети?
   — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы уберечь их от беды. Как Бог, простирающий над ними свою длань.
   — Может, мне тогда уповать на вас? Собеседник непринужденно рассмеялся.
   — Как, — сказал он, — разве вы еще не поняли? Вы ведь это и делаете.

* * *

   — Ты хочешь очутиться со мной в постели? — спросил Майкл.
   Элиан рассмеялась.
   — Возможно. Пожалуй, да. — Они сидели в кухне, Элиан готовила обед. — А почему ты спросил?
   — Пытаюсь понять, зачем ты пригласила меня сюда.
   — Затем, что мне так хотелось, — просто и откровенно ответила девушка. Она умела быть откровенной. Подойдя к холодильнику, Элиан достала зелень.
   — А как же твой дружок?
   — Что мой дружок? — Она оторвала несколько листьев латука.
   — Он из якудзы.
   Она повернулась, ее руки замерли.
   — Откуда ты знаешь? Я тебе этого не говорила.
   — Еще как говорила. Ты упомянула гири, а это слово из языка якудзы. Или гири имеет отношение к твоей прошлой жизни в большом городе?
   — Что ты знаешь о якудзе? — спросила Элиан, снова принимаясь за зелень. Майкл встал.
   — Достаточно, чтобы мне стало не по себе, если бы твой приятель сейчас появился в дверях.
   Элиан улыбнулась.
   — После того как ты спас меня сегодня, мне трудно представить себе, чем вообще тебя можно напугать.
   — Пистолетом, — ответил Майкл и положил в рот листик салата.
   Элиан смотрела, как он ест.
   — В газетах много пишут о якудзе. Но откуда ты узнал про гири?
   — Я несколько лет учился в Японии, — ответил Майкл. — Отец послал меня туда. После войны он служил в американских войсках в Токио.
   Элиан резала зелень.
   — Чему ты учился в Японии?
   — Живописи, — ответил он.
   — А еще? — спросила она. — В твоем «джипе» я заметила катану. Ты думаешь ею пользоваться?
   — Я многому научился в Японии. Но самое главное — живопись.
   — И ты этим зарабатываешь на жизнь? Живописью?
   — Частично. Когда я рисую, я счастлив. Но еще приходится думать о хлебе. — Он рассказал ей, что начал печатать репродукции картин.
   Элиан улыбнулась, продолжая шинковать зелень.
   — Как это здорово — взять в руки кисть и что-нибудь нарисовать. — Она рассмеялась. — Я завидую тебе. Всякая пустота приводит меня в ужас. Чистые страницы, чистые холсты. Мне все время хочется закрасить их черным цветом.
   — Но тогда, — сказал Майкл, — они исчезнут.
   — Нет, они мне просто больше не страшны. — Она отодвинула кучку нарезанной зелени и принялась за грибы. — Заключенная в них анархия становится управляемой или, по крайней мере, удерживается в рамках.
   — Анархия?
   — Да. Тебя никогда не пугало пустое полотно? Слишком много возможностей. Это сбивает с толку.
   — Конечно, — сказал Майкл, — если подходишь к холсту, не зная заранее, что собираешься нарисовать.
   Элиан нахмурилась.
   — А ты всегда знаешь, что собираешься делать? Это, должно быть, очень скучно.
   — Вот ты сама и ответила на свой вопрос. — Майкл улыбнулся. — Я знаю, с чего и как начну... А дальше... — Он пожал плечами.
   Она явно о чем-то задумалась.
   — Насколько хорошо ты знаешь якудзу? Ты говорил, что некоторое время жил в Японии. Ты встречал кого-нибудь из них?
   — Может, и встречал, но мне об этом не известно. Наверное, они не очень отличаются от других людей.
   — Еще как отличаются, — сказала Элиан. — Они стоят особняком. Японское общество считает их неприглядными, и они наслаждаются этой ролью. Слово «якудза» составлено из иероглифов трех чисел. При сложении получается количество очков, соответствующее проигрышу в азартных играх. Якудза считают, что обречены быть героями в своем маленьком мирке.
   — Судя по тому, что я о них знаю, — сказал Майкл, — такой романтизм не очень вяжется с их общественной опасностью.
   Она кивнула.
   — Они очень опасны. — Элиан положила нож, включила одну из конфорок и поставила на нее кастрюлю. — Может быть, я зря это говорю, но, — она одарила его мимолетной улыбкой, — ты обязан защищать меня до конца моих дней, так ведь?
   Майкл промолчал, и она продолжала:
   — Дело в том, что мой приятель действует мне на нервы. Ты прав. Он член якудзы. Знаешь, поначалу мне даже нравилось встречаться с ним. Да нет, тебе этого не понять.
   — Он большая шишка, — сказал Майкл. — Сам кахуна. Очень даже понятно. — Майкл положил в рот немного зелени. — И что произошло?
   — Он очень груб, — сказала она, — кичится своим положением, любит ввязываться в драки. Я терпеть этого не могу.
   Майкл пожал плечами.
   — Ты скажи ему.
   Элиан рассмеялась.
   — Я говорила, а что толку? Он никого не слушает и делает, что хочет. Слишком своеволен. Я ничего не могу сделать.
   — Можешь, — сказал Майкл, — если захочешь.
   — Пистолет и мне действует на нервы, — сказала она и вдруг вскрикнула. Выронив кастрюлю с кипящей водой, она принялась дуть на обожженную руку. — Черт!
   Майкл взял ее руку, повернул к себе; кожа покраснела, на месте ожога образовался волдырь.
   — Какие-нибудь антисептики у тебя есть?
   Элиан покачала головой.
   — И бинтов тоже нет. Не беспокойся, я не умру. — Она прижала ранку к губам. Майкл посмотрел на нее.
   — Так этим твой друг и занимался? — спросил он, возвращаясь к прерванному разговору. — Размахивал пистолетом у тебя перед носом?
   — Возможно, — сказала она, снова беря в руки нож, и слегка поморщилась от боли. — Сначала он меня ударил.
   — Господи, — Майкл подумал об Одри и Гансе. О том, что он сотворил с немцем.
   — Он очень... сильный.
   Вот тут бы ему сказать: «Ты сама впуталась в эту историю, сама и выпутывайся». Но он этого не сказал. Почему? А если ее дружок и впрямь работает на толстяка Итимаду? Строя из себя ревнивого любовника, Майкл мог бы выиграть время, если его поймают на участке толстяка. А это время ему очень пригодится, когда надо будет выбираться оттуда. Точно, подумал Майкл. Вот оно. Найти повод для вторжения на участок Итимады оказалось детской забавой.
   — На кого он работает, этот твой дружок? — спросил Майкл.
   — Что ты собираешься делать?
   — Если от наемных служащих мало проку, — сказал он, — обратись к начальнику агентства.
   Элиан рассмеялась.
   — Какая прелесть.
   — Я не шучу.
   — Я тебе не верю.
   — А ты испытай меня. На кого работает твой дружок?
   — Есть такой толстяк Итимада. Он главный кахуна якудзы на островах.
   — А где он живет? — спросил Майкл, заранее зная ответ.
   — Чуть дальше того места, где мы столкнулись. В Кахакулоа, помнишь?
   — Мне пора, — сказал Майкл, направляясь к двери.
   — Куда ты собрался? — Она вытерла руки о фартук. — Обед почти готов.
   — Ты сказала, что я должен оберегать тебя.
   Она обошла его и приблизилась к двери.
   — Ты это серьезно?
   Майкл взглянул на нее.
   — А ты нет?
   — Да брось ты. — Она засмеялась, пытаясь обратить все в шутку. — А кроме того, там пистолеты. Много пистолетов. Итимада не любит незваных гостей.
   Майкл направился к двери.
   — Замечательно, — сказал он. — Придется их избегать.
   — За каким чертом ты в это ввязываешься?
   — Я тебе уже сказал.
   — А я ни на секунду не поверила. Во-первых, мы только что встретились. Во-вторых, почему это нужно делать именно сейчас, а не завтра, как сделал бы любой нормальный человек?
   — Днем, — сказал Майкл, — Итимада меня увидит.
   — Ты идешь не из-за меня, — сказала она. — Тебе самому что-то нужно от Итимады.
   — Возможно. — Он пожал плечами. — Что из того?
   — Зачем было лгать мне? К чему вся эта чепуха об обязательстве заботиться обо мне?
   — Это не чепуха, — ответил он.
   — Не могу понять, — Элиан удивленно покачала головой, — шутишь ты или говоришь серьезно.
   — И не пытайся, — ответил он. — Иногда я и сам себя не понимаю.
   Увидев, что он все-таки собирается уходить, она сняла передник.
   — Хорошо, тогда мы едем вместе.
   — Ни в коем случае.
   Она надела жакет, отбросила со лба волосы.
   — Интересно, как ты собираешься попасть в темноте в поместье Итимады?
   — Как-нибудь попаду, — сказал он.
   — Ты уверен? Тебе известно о собаках, проводах под током, прожекторах? — Элиан смотрела ему в глаза. — А кроме того, ты не знаешь, ни как зовут моего дружка, ни как он выглядит.
   Майкл понял, что без нее ему не обойтись. Он не хотел никого с собой брать, но другого выхода не было. Эта женщина знала, что он ей лгал, что у него свои причины лезть на участок толстяка Итимады. Если он не возьмет ее с собой, она вполне может тут же позвонить своему дружку. У Майкла не было ни малейшего желания встретить в Кахакулоа поджидавших его вооруженных охранников.
   — Хорошо, — буркнул Майкл, открывая дверцу. — Садись. Но держи язык за зубами и делай, что я тебе скажу, ладно?
   — Конечно, босс, — ухмыльнулась Элиан. — Как скажете.

* * *

   — Рука болит?
   — Не очень.
   Но он успел рассмотреть ее руку, когда она садилась в машину. Около Лахайны Майкл свернул с шоссе, и дорога очень скоро вывела его к аптеке. Он купил бинты, мазь от ожогов, рулончик пластыря и небольшой флакон аэрозольного бак-тина.
   Вернувшись в «джип», Майкл обработал обожженную руку Элиан аэрозолью, убрал флакон в карман. Затем наложил мазь, забинтовал руку и закрепил повязку пластырем.
   — Ну как?
   — Лучше, — сказала Элиан, — спасибо.
   Они тронулись и опять поехали на северо-запад. Справа от них крепостной стеной высилась зубчатая громада Западных гор Мауи. Слева лунный свет прочертил мерцающую дорожку по темной глади Тихого океана. Маячили черные кресты мачт, стоявших на якоре рыбачьих судов. Можно было даже разглядеть входящий в бухту океанский лайнер.
   Цепочки огоньков украшали его палубу. Один раз ветер донес звуки судового оркестра.
   — Думаю, тебе нужен новый друг, — сказал Майкл.
   — Прежде всего мне нужен был старый, — ответила она.
   Они проезжали мимо Каанапали, самого большого курорта. Здесь было много отелей, кооперативных жилых домов, ресторанов и даже единственный на всю округу кинотеатр.
   Через десять минут они уже миновали Капалуа с его площадками для гольфа и приближались к океану. Шоссе кончилось. Они проехали мимо небольшого универсального магазина, свернули направо, на стертую дорогу. Скоро они достигнут самой северной точки Мауи. Дорога сделала поворот, и вот они уже едут на юг, в Кахакулоа. Теперь лицо Элиан было в тени, а лунный свет заливал дорогу перед ними. Видно было плохо, пришлось сбавить скорость. От напряжения у Майкла болели плечи: дорога в любой момент могла превратиться в грязную колею.
   В пятистах футах под ними волны дробились об острые камни утесов. Они миновали Флемминг-Бич. Оставался самый мучительный отрезок пути — вдоль утесов Хонокохау.
   Майкл выключил фары, сбавил ход. Он был вынужден двигаться с потушенными фарами, иначе его могли заметить охранники из поместья толстяка Итимады.
   Склоны Кахакулоа.
   Машина Элиан упала с обрыва в какой-нибудь четверти мили отсюда. Майкл проехал мимо закрытой калитки. Мгновение спустя он съехал на обочину, специально выдолбленную в скале. Такие обочины были устроены вдоль всей дороги, иначе встречные машины не смогли бы разъехаться.
   Майкл выключил мотор.
   — Ладно, — сказал он. — Дальше ты не поедешь. Как зовут твоего дружка?
   — Блуто.
   — А тебя Оливковое Масло.
   Элиан, как его зовут?
   — Если я скажу, ты меня здесь оставишь.
   — Именно так я и сделаю.
   — Я хочу пойти с тобой, — сказала она.
   — Зачем?
   — Если помнишь, ударили именно меня. Неужели ты не понимаешь, что я могу тебе помочь?
   — Поэтому-то я и прошу сказать, как его зовут.
   Элиан покачала головой.
   — Ты сюда приехал не затем, чтобы с помощью толстяка Итимады держать моего дружка подальше от меня.
   — Но и ты сюда приехала совсем по другой причине, не так ли?
   Она пыталась разглядеть в полутьме его лицо.
   — Похоже, мы оба не доверяем друг другу, — Элиан пожала плечами. — Что же, так и должно быть. Я тебя не знаю, поэтому не доверяю.
   Это безумие, подумал он. Я не могу вовлекать в это гражданских лиц. Ему и в голову не пришло, что еще вчера он сам был штатским.
   — Оставайся здесь, Элиан. Серьезно тебе говорю.
   Он взял сумку с катаной и вышел из машины. Подошел к калитке, достал из сумки кусачки и принялся за проводку. Когда проем стал достаточно большим, Майкл протиснулся внутрь.
   Элиан тихо сидела в машине. Их разделяла сияющая в лунном свете перерезанная колючая проволока. Стрекотали цикады, где-то в вышине пели ночные птицы.
   — Майкл, — прошептала она, — возьми с собой!
   Он начал подниматься по холму, идя параллельно дороге.
   — Майкл, — сказала она, вставляя ключ в замок зажигания, — не оставляй меня здесь. — Зажглись фары.
   — Господи, — воскликнул он, — ты что, с ума сошла? Выключи немедленно!
   — Возьми меня с собой!
   — Элиан, Христа ради, нас же увидят.
   — Возьми меня с собой! Я могу тебе помочь. Ты слышал о капканах?
   Майкл остановился. О капканах он не знал. В тех документах, что передал ему Джоунас, о ловушках не было сказано ни слова.
   Она увидела выражение его лица.
   — Значит, не слышал. Их установили на прошлой неделе. Я знаю, где они находятся.
   Майкл посмотрел на звезды, взвешивая «за» и «против». Как узнать, правду ли она говорит?
   — Хорошо, — сказал он наконец. Далеко впереди залаяла собака.

* * *

   Толстяк Итимада увидел свет у главных ворот, когда его вертолет подлетел к дому. Он целый день искал Майкла Досса. Устав от машины, он провел весь день в вертолете, подальше от дорожной грязи. И от возможной слежки со стороны Удэ. Толстяка злило, что Майкл исчез, как в воду канул.
   Пилот, рядовой член якудзы по имени Вэйлеа Чарли, сказал:
   — Хотите, я по радио свяжусь с домом, и они спустят собак? Или вы ждете гостей?
   — Погоди, — Итимада уже прижал к глазам бинокль ночного видения. Он разглядел сидящую в машине женщину. Потом, когда фары погасли, он проследил, как она перешла через дорогу и пролезла сквозь умело проделанную в изгороди дыру. Там ее кто-то поджидал. Это был мужчина. — Спустись пониже, — сказал Итимада, — и быстро. Вэйлеа Чарли заложил вираж, желудок толстяка, казалось, провалился в яму. Толстяк взял себя в руки, чтобы не Ц потерять мужчину из поля зрения. У бинокля была отличная разрешающая способность, но мужчина стоял спиной. Толстяк отдал приказание, и вертолет опустился еще ниже.