Варли Джон Герберт. Демон

   — А сколько будет самолетов? Ты уже знаешь?
   — В смысле, бомбадулей? Уверена, осталось еще восемь боевых групп. Значит, восемьдесят самолетов. Кстати, как там учеба?
   — Отлично. Теперь у меня классных пилотов больше, чем самолетов.
   — Что касается самолетов, больше их уже не будет. Только те, что есть. Так что поэкономнее.
   Конел почувствовал секундное раздражение. Не в обычае Сирокко было так говорить. Взглянув на нее, Конел вдруг с ужасом разглядел, что выглядит она почти на свой возраст. Тяжкая, должно быть, у нее ноша.
   — Знаешь, Конел... может, сейчас об этом не время. Я только что вернулась с Робин из одного похода и заметила... что она сильно нервничает.
   — В каком смысле? Отчего она нервничает?
   — Ну... мне показалось... пожалуй, она боится, что мне все это дело слишком по вкусу. — Она мотнула головой в сторону учебного лагеря, но жест включал в себя и нечто большее.
   Думал об этом и Конел.
   — Мне уже приходило в голову, — сказал он, — что твою должность у тебя уже никому не отобрать. Даже если ты пойдешь на выборы.
   — Ты прав.
   — Это колоссальная власть.
   — Да, верно. Я сказала тебе, как это будет выглядеть — еще в самое первое наше обсуждение. Но слышать — одно, а видеть — совсем другое.
   По спине у Конела поползли ледяные мурашки. Давненько такого не случалось. Средоточием его вселенной была эта загадка по имени Сирокко Джонс. Их взаимоотношения зарождались в крови и страдании. Их связь прошла этап господства страха и подчинения, затем этап признания, едва ли не поклонения... и наконец пришла к дружеским узам.
   Но глубоко в душе у Конела всегда оставался крошечный кусочек сухого льда.
   Тогда, в пещере, Конелу одно время казалось, что он умрет. Сирокко и Менестрель уже килооборот с лишним не возвращались. Конел существовал в полусонном состоянии, вполне соответствовавшем неизменному свету. Оставленные ему скудные продукты давным-давно закончились. Конел смотрел, как мясо буквально тает на его костях, и понимал, что его бросили.
   Казалось, такого не может быть. Он не ожидал, что Сирокко это сделает.
   Но это же рождало в Конеле странное чувство превосходства. Он уже выучил несколько уроков о себе самом и знал, что парень, который изголодается до смерти за несколько следующих недель, сделается лучшим мужчиной, чем тот, что однажды подошел к затянутой в черное незнакомке в титанидском баре. Если Сирокко позволит ему умереть, это станет для нее потерей.
   Но в один прекрасный «день» в пещеру забрался Менестрель, и весь вновь выстроенный Конелом мир рухнул вокруг него. Они меня проверяли, подумал он. Пусть-ка изголодается, тогда и посмотрим, что за мысли придут ему в голову. Что с того, что парень малость свихнется? Тогда им еще легче будет управлять.
   Все эти мысли метались в голове Конела какую-то долю секунды. Затем он увидел, что Менестрель весь изранен, истекает кровью в доброй дюжине мест, а одна рука у него на перевязи. Как же он в таком состоянии сюда добрался...
   — Мне очень стыдно, — усталым голосом сказал тогда Менестрель. — Будь это в пределах возможного, я бы уже давно сюда пришел. Но мы даже с места не могли двинуться. Сирокко велела передать, что если она выживет, то извинится перед тобой лично. Однако, живая или мертвая, ныне она дарует тебе свободу от этой пещеры. Тебя вообще не стоило здесь оставлять.
   Конела переполняли тысячи вопросов — но ни один из их уже не казался ему важным, когда он увидел еду. Менестрель приготовил бульон и еще некоторое время оставался с Конелом, пока не убедился, что с ним все будет в порядке. Ни на какие вопросы, когда Конел все-таки до них добрался, он не отвечал. Сказал только, что Сирокко была тяжело ранена, но сейчас находится в относительно безопасном месте.
   Затем титанида снова покинула Конела, оставив запас пищи в стеклянных банках, немного топлива, а также парашют. Попутно Менестрель объяснил свои действия, заверяя Конела, что его шансы на спасение превосходны, если ему придется воспользоваться парашютом — по крайней мере пока он не окажется на земле. Однако он пояснил, что на данный момент самым безопасным местом в Гее остается эта пещера и что по этой самой причине он собирается принести сюда Сирокко. Ужасные дела творятся повсюду на земле, сказал Менестрель Конелу, и самым лучшим для него будет оставаться здесь, пока не кончится пища. Менестрель поклялся, что только его смерть помешает ему вернуться в пещеру. Так что, если он не покажется прежде, чем кончится пища, Конелу надо будет прыгать.
   Отсутствовал Менестрель, впрочем, недолго. Он вернулся вместе с Сирокко, чьи раны было просто не сосчитать. Она потеряла много крови и сильно сбавила в весе. Лишилась Фея и двух пальцев, которые позднее отросли. Она горела в лихорадке и в сознание почти не приходила.
   Вместе с ними пришла титанида по имени Рокки. Этот Рокки был целителем и понемногу выходил Сирокко.
   Но времени ушло много, и за это время, как Конел и рассчитывал, у него появилась некая возможность. Обе титаниды находились у входа в пещеру, погруженные в свой полусон-полуявь. Они сидели спиной к Конелу. А Сирокко спала на тюфяке лишь в метре от него.
   Конел вытащил из ее рюкзака пистолет. Взвел большим пальцем курок. Прижал дуло к ее виску. И стал ждать, что он сделает дальше.
   Чуть-чуть надавить на спусковой крючок — и Сирокко будет мертва.
   Конел вспомнил, как он поднял голову, чтобы посмотреть, следят ли за ним титаниды. Они не следили. Родилось еще одно подозрение, и он быстро проверил, заряжен ли пистолет. Пистолет был заряжен.
   Тогда он убрал его от головы Сирокко, аккуратно опустил курок и положил оружие на место. Когда Конел поднял взгляд, оказалось, что обе титаниды стоят совсем рядом. На лицах у них были странные выражения, но гневными они не казались. Конел точно знал — они видели, как он убирал пистолет. Позднее он понял, что они сознавали все его действия, и с тех пор его вера в суждение титаниды о человеке сделалась абсолютной.
   Вскоре после этого Рокки приложил свое ухо к голове Сирокко и заявил, что услышал там нечто странное...
   — Конел?
   Он поднял изумленный взгляд.
   — Такое впечатление, что ты в миллионе миль отсюда.
   — Наверное, так оно и было. Ты спрашивала, тревожит ли меня то, что ты станешь постоянным диктатором Беллинзоны.
   Сирокко внимательно на него смотрела.
   — Напрямую я этого не спрашивала... но, похоже, мысль верная.
   — Отвечу так: мне безразлично. Если ты останешься диктатором, то будешь делать это лучше любого другого, кроме, возможно, Робин. Но ее я надеюсь убедить выйти из правительства и отправиться со мной жить в маленькой хижине в Метиде, а также, быть может, завести еще пару детишек. Ты, Искра, Крис и все титаниды сможете приходить к нам в гости на дни рождения. Еще я думаю — ты знаешь, что делаешь. И сомневаюсь, что ты останешься на этом посту... хотя бы потому, что ты слишком для этого умна.
   — Н-да. — Сирокко покачала головой, затем рассмеялась. — Ты прав. Это соблазнительно — даже для такой безнадежно одинокой старухи, как я. Но ты опять-таки прав, когда говоришь, что это не настолько соблазнительно.
   — Тогда зачем ты сюда пришла? — спросил Конел.
   — Наверное, чтобы выслушать откровенное мнение. В последнее время у меня развилась жуткая паранойя. Порой кажется, что даже титаниды говорят мне только то, что я хочу слышать.
   — А я разве нет? Сирокко ухмыльнулась:
   — Конечно нет, Конел. Твоим словам я всегда доверяю.

ЭПИЗОД XXIX

   Предполагалось, что это собрание станет последним перед началом Великого Похода — всего за гектаоборот до него. Подытоживались планы парада. Парад этот, казалось, представлял собой одну головную боль. Войска следовало баржами переправить в Беллинзону, высадить, провести парадом по городу, снова погрузить на баржи и доставить на южную оконечность Рока, где наземный путь к шоссе был ровен и легок. Ничего тут, однако, было не поделать. Городу непременно требовалось увидеть свою армию. А армии необходимо было знать, что за ней стоит весь народ, пока она выходит на поле брани. Гибельно было бы недооценить значимость боевого духа.
   Собрание тоже казалось досадным излишеством. Сирокко сидела молча, выслушивая обычные жалобы, предложения, выставления напоказ своего "я", и ожидала своей очереди.
   А большой палатке легко помещались четыре генерала, двадцать полковников и сотня майоров, которые образовывали командный состав армии. Каждого Сирокко знала по имени — ибо политик обязан помнить имя каждого, и Фея была в этом плане неизменно дотошна. Однако про себя ей нравилось называть их по номерам их подразделений.
   Всего насчитывалось четыре дивизии, и каждой командовал генерал. Таким образом, были генералы Два, Три, Восемь и Сто Один, стоявшие во главе соответственно Второй, Третьей, Восьмой и Сто Первой дивизий. То, что Первой, Четвертой и т. д. дивизий не существовало, Сирокко нимало не беспокоило. Номера были выбраны по причинам чисто исторического порядка, которые наверняка оценила бы Гея.
   Каждый генерал имел в подчинении пять легионов, находившихся под командой полковников. В каждом последовательно пронумерованном легионе насчитывались две тысячи солдат.
   Далее, каждый легион делился на пять когорт, когорта — на десять рот, а рота — на два отделения. Отделениями командовали сержанты, которых в армии Беллинзоны насчитывалось шестнадцать сотен.
   Числа эти родились из бесконечных пререканий и до сих пор являлись предметом дебатов. Большинство командного состава сошлось на том, что отношение офицеры/рекруты безнадежно мало. На сорок тысяч солдат с точки зрения профессиональных военных требовалось гораздо больше офицеров.
   Вторая основная жалоба была на недостаток оружия и обмундирования. Снабжение явно не соответствовало предполагаемой задаче. Сирокко спокойно выслушивала, как генерал Сто Один оглашает цифры: нехватка X мечей, Y щитов, Z нагрудников.
   Третьим пунктом шла недостаточная подготовка. Старшие офицеры горько сетовали на то, что им не на ком было попрактиковаться. В результате войска так и не почуяли вкуса крови — кроме горстки тех, кому это счастье улыбнулось на Земле.
   Выслушав всех, Сирокко наконец встала.
   — Первое, — начала она, указывая пальцем на генерала Два, — вы уволены. Вы презираете человеческую жизнь, а значит — вам следует вернуться на Землю нажимать кнопки и создавать пустыни на месте городов. Как только появится возможность, я вас туда отошлю. А пока что назначаю вам два килооборота тюремного заключения. Ваше барахло уже упаковано. Марш домой писать мемуары. — В гнетущем безмолвии Сирокко ждала, пока краснолицый мужчина выйдет из палатки. Затем она ткнула пальцем в полковника Шесть: — Вы назначаетесь на его место. На вашей койке уже лежит генеральская звезда. Назначьте своего преемника для управления Шестым легионом — причем это не обязательно должен быть один из ваших майоров. — Она указала еще трижды: — Вы, вы и вы. Вы трое больше не полковники. Вам нельзя доверить командование легионом.
   — Указанные трое встали и вышли. Безмолвие сделалось еще более гнетущим.
   — Я недостаточно хорошо знаю майоров, чтобы выносить резонные суждения касательно их действий, так что можете вздохнуть спокойно. Но я призываю каждого делать максимум необходимого по части отставок и понижений в должности с целью создания более эффективного командного состава. А теперь... теперь я намерена решить все ваши проблемы. Я намерена произвести децимацию ваших войск. — Дождавшись, пока уляжется шум голосов, Сирокко обратилась к генералам: — Необходимо отдать приказы сержантам. Каждый из них отвечает за двадцать солдат. Пусть они выберут двоих худших и отправят их домой. Предлагаю выбирать самых зеленых рекрутов. Парней, что вечно возятся со шнурками и колются о собственные мечи. Девушек, которые неспособны держать голову чуть пониже и не помнят, какой конец стрелы кладут на тетиву... Короче, я требую отбраковать всех портачей, неудачников, слабаков и кретинов. Выявляйте их в течение двадцати килооборотов, а затем — почетное увольнение, никаких ярлыков. — Тут Сирокко небрежно махнула рукой. — Совсем не обязательно, чтобы это были по двое от каждого отделения. Некоторые отделения могут остаться нетронутыми, а в других следует отбраковать по четыре-пять человек. Браковка должна работать на уровне роты и когорты... но она должна работать. Через двадцать оборотов этой армии следует уменьшиться на десять процентов.
   Как и ожидала Сирокко, последовали еще разговоры. Она выдавила из себя улыбку. Да, отношение офицеры/рекруты чертовски улучшалось — но такого решения им и в голову не приходило.
   — Далее, — продолжила Сирокко, указывая на генерала Три. Тот слегка съежился. — Ваша дивизия самая новая. В ней также самый высокий процент новобранцев. Я считаю вас неплохим генералом, проявляющим неподдельную заботу о благополучии ваших солдат. Не ваша вина в том, что ваша дивизия — слабейшая из всех четырех. Тем не менее она действительно слабейшая. Посему она станет дивизией местной обороны.
   — Прошу прощения, но...
   Сирокко не пришлось слишком громко рычать, чтобы погрузить генерала в молчание. Тот быстро понял, что переступил отведенные ему границы, — и заткнулся.
   — Итак, как я сказала, ваша дивизия останется здесь. Так мы решим проблему со снаряжением и разберемся с проблемой недостаточной подготовки, раз уж вы передадите свое снаряжение и продолжите обучать солдат, пока все остальные пойдут маршем на Преисподнюю.
   Генерал сглотнул комок в горле, но не сказал ни слова.
   — Снаряжение вы будете получать по мере его производства. Остальным из нас придется обходиться тем, что мы захватим с собой... и чего теперь будет вполне достаточно. Вашей задачей станет организация двух гарнизонов — одного на восточной дороге, что ведет в Япет, а другого на западном горном перевале. Эти гарнизоны должны обеспечить защиту Беллинзоны, если Гея пошлет свои армии в Дионис. Вы также установите форпосты на северной оконечности Рока. После консультации с гражданскими властями вам предстоит основать Военно-Морской Флот для патрулирования Рока. Тактические решения остаются за вами, хотя я рекомендовала бы выстроить некоторые фортификации в городе, а также разместить неподалеку определенное количество солдат, — быть может, один легион. Если мы потерпим поражение, оборона Беллинзоны целиком ляжет на ваши плечи.
   Вид у генерала Три был уже куда более заинтересованный, хотя Сирокко понимала, что заставить его смириться с новым назначением невозможно.
   — И еще одно, генерал. Когда мы отсюда уйдем, то оставим позади худшую дивизию. Когда же мы вернемся, она должна стать лучшей — или ищите себе другую работу.
   — Так и будет, — сказал генерал.
   — Хорошо. Начать можете прямо сейчас.
   Генерал Три явно удивился, но затем быстро встал и вышел из палатки в сопровождении своих полковников и майоров. Когда все они вышли, количество пустых стульев произвело впечатление. Сирокко только что урезала свою армию более чем на четверть — и была весьма довольна собой. Не торопясь, она переводила взгляд с одного лица на другое, а когда закончила, улыбнулась.
   — Итак, леди и джентльмены, — сказала она, — к походу на Преисподнюю мы готовы.

ФИЛЬМ ТРЕТИЙ

   Быка обязательно нужно брать за рога.

Сэм Голдвин

ЭПИЗОД I

   Возможно, Гея прослышала о параде. Ошибочно было бы сваливать на зловредное вмешательство Геи все до единой неприятности, но тот дождь, что мочил армию на всем ее пути по Беллинзоне, наверняка бы очень богиню порадовал. Дождь этот, впрочем, никак не повлиял на воодушевление граждан; казалось, все беллинзонцы столпились на уличных углах или торчат из окон — только бы посмотреть, как по городу маршируют войска. Сами же войска, разумеется, ненавидели парад точно так же, как все солдаты ненавидели всевозможные парады с самой зари военных действий. Ботинки воинов насквозь промокли, а нагрудники из уплотненной кожи, еще не размякшие от пота, масла и носки, казались им экономичных размеров железными девами.
   Тем не менее армия плелась дальше. Люди уже перенесли плавание по необычно бурному Року. Ожидаемое их число пострадало от морской болезни. Высадились они на западном берегу Рока в целом море грязи, присоединясь к тысячам массивных фургонов с добром, — фургонов, половина из которых уже успела увязнуть по самые оси.
   Интендантский корпус — отдельная, нестроевая группа, занятая подбором снаряжения и обучением возниц на дороге Диониса, — уже успел приобрести определенные навыки обращения с единственным тягловым скотом в Гее. Животные эти, водившиеся в Метиде, звались джипами. До самого последнего времени названия у них вообще не имелось, если не считать упоминания их в титанидских песнях. Сирокко велела выдрессировать и приучить к упряжи пятнадцать сотен джипов. Больших проблем не возникло. Джипы оказались неторопливыми и смирными, всеядными животными. Сделаны они были по образу и подобию тех ранних предшественников носорога, что некогда процветали в доисторической Персии и ростом почти вдвое превосходили современных слонов. Лапами они напоминали медведей, головами — верблюдов, а их передние ноги были вдвое длиннее задних. Походка джипов из-за этого выглядела комически. Ели они все, что оказывалось поблизости. С джипами под рукой избавление от мусора никогда не превращалось в проблему. Худшим их свойством была поразительная способность путаться в собственных ногах и переворачивать фургоны, которые они тащили. Однако джипы были чистоплотны, пахли вполне сносно и откликались на привязанность. Большинство дрессировщиков вскоре их оценили.
   Джипы могли перетаскивать чудовищные тяжести на солидные расстояния, довольствуясь при этом лишь небольшим количеством воды. Над плечами у них располагались крупные, качающиеся из стороны в сторону горбы, где, в расчете на голодные времена, мог запасаться жир.
   Вскоре джипы уже тащили целые колонны фургонов.
   ... И стоило армии войти в Япет, как облака рассыпались по сторонам и подул теплый ветерок. Вскоре воздух буквально заискрился, а дорога высохла. Видно стало аж до самой Мнемосины. Похоже было, что лучшего дня для начала похода и пожелать нельзя — что бы ни ждало путников в конце пути.
   Ветерок трепал ярко расцвеченные знамена во главе каждого легиона, когорты и роты. На знаменах были начертаны номера или буквы — но больше никаких символов. А в самом начале процессии флага не было вовсе. Многие настаивали на том, чтобы ввести флаг Беллинзоны, но Сирокко сопротивлялась. Да, она согласна быть мэром, согласна поднять, натаскать и снарядить армию и согласна вести ее в бой... но что касалось флага, то тут она провела черту. Пусть Гея поднимает свой флаг и за него бьется.
   Солнечный свет Япета сверкал на бронзовых нагрудниках офицеров. Воздух полнился скрипом деревянных колес, стуком кожаных ботинок, а также странным хрюканьем, издаваемым джипами, как никогда возбужденными.
   Людские легионы маршировали вместе. Между ними шли контингенты из пятидесяти титанид, что сами тянули свои фургоны, которые казались крепче и лучше сработанными — а также безусловно более привлекательными на вид, нежели человеческие. Титаниды, и сами-то по себе достаточно красочные, надели свои лучшие драгоценности и украсили свои тела и фургоны самыми яркими цветами. Знамен у них не было. Тысяча титанид образовывала боевую группу, причем весьма спорным представлялся вопрос, титаниды или почти тридцать тысяч человек составляют более грозную силу.
   В добавление к этому регулярному войску далеко впереди колонны и в двадцати километрах от ее флангов сновали титанидские разведчики. Не существовало такой засады, которую не почуяли бы титаниды. Единственная опасность в этот день могла исходить с воздуха. Кое-кто из солдат большую часть времени наблюдал за ясным небом, мечтая об облаках.
   Во главе когорт маршировали майоры. Каждый легион вел полковник — также пешим порядком. Трех титанид особенно легкого нрава удалось убедить везти на себе генералов во главе их дивизий. Титанидам это не нравилось — они едва знали упомянутых генералов и не привыкли носить на своих спинах никого из людей, кроме самого близкого друга. Потому они и старались сделать езду как можно менее комфортной. Генералы также кипели недовольством. Но не из-за якобы ухабистой дороги — никто из них и понятия не имел о гладкости обычного титанидского аллюра — а из-за того, что невозможно было сидеть верхом на этих немыслимых существах и смотреть вперед из-за их широких спин. Практичную езду спиной вперед, давным-давно разработанную Сирокко, генералам запрещало чувство собственного достоинства. Единственную цель такой верховой езды составляла в конечном счете необходимость возвысить генералов над обычными пехотинцами. Так что трое несчастных терпели тряску и недостаток обзора, пытаясь держать себя при этом как можно благороднее.
   В самой главе колонны, в нескольких сотнях метров от Сто Первой дивизии, находились четыре человека и пять титанид. Впереди, в своих неукрашенных черных одеждах и черной же шляпе, верхом на Менестреле ехала Сирокко Джонс. За ней, не соблюдая четкой последовательности, следовали Конел верхом на Рокки, Робин верхом на Змее и... Искра верхом на Верджинели. Рядом в одиночку трусила Валья.
   Говорить им было почти не о чем. И праздничной атмосферы не чувствовалось. Этот день должен был стать единственным, когда Конел двигался вместе с армией, поэтому Рокки и Змей следили, чтобы он почаще оказывался рядом с Робин. Но все, что они могли друг другу сказать, было, судя по всему, уже сказано. После первого бивака Конелу предстояло отправиться к северным нагорьям и принять командование Военно-Воздушными Силами.
   Верджинель, по просьбе Искры, держалась в стороне от этой парочки. Младшая ведьма и бывшая бюрократка — она уволилась после шумной перебранки с Сирокко и была заменена кем-то из клана Трини — хотела предоставить своей матери и ее любовнику все время, какое им осталось провести вместе. Между ведьмой и титанидой рождались новые, более зрелые взаимоотношения. Искра, согласно Верджинели, все еще была далека от совершенства — но она к нему стремилась. Она уже множество раз об этом говорила, и с каждый разом они смеялась все громче. Верджинель, со своей стороны, стыдилась своего поведения. Юную титаниду все еще больно колола та нотация, что прочитала ей ее задомать, когда услышала о сцене с Искрой.
   Время от времени Искра тянулась к своей талии и трогала висящий на поясе мешочек. Украшенный древним символом инь-ян, мешочек этот содержал в себе зомбицид, нечаянно открытый Искрой, который отныне по закону должен был в любое время носить при себе каждый беллинзонец. Такие мешочки вскоре превратились в талисманы общего назначения. Этот дала Искре стыдливая корейская девушка по имени Ли, у которой по-прежнему была масса проблем с английским. Что ж, зато она прекрасно изъяснялась на всеобщем языке любви. Проводы вышли жаркими. Искра сама не понимала, как ей удавалось так долго не замечать такую красоту и такую чувственность. Ли работала в ее статистическом бюро. «Неужели это любовь?» — думала Искра. Что ж, быть может. Рано было судить. Но Ли, по крайней мере, была той, кому можно писать из похода письма и кто будет поддерживать домашний очаг.
   Во главе колонны с прямой спиной ехала Сирокко Джонс. Сидела она так, сознавая, что на нее смотрит вся армия, — и вела сама с собой военный совет.
   Генералы предупреждали Сирокко, что для неподготовленных солдат марш-бросок первого дня слишком длинен. За гектаоборот до старта глубоко в Япете был разбит лагерь с палатками, которые затем предстояло снять и прибавить к добру на фургонах.
   Сирокко знала, что дистанция слишком велика, — но именно такой она ее и задумывала. Фея собиралась произвести очередную децимацию.
   Поэтому она немилосердно гнала свое войско через все усиливающуюся жару и неизменный свет Япета. Ряды солдат редели. По мере того как это происходило, неспособных двигаться дальше грузили в фургоны. Когда колонна наконец добралась до лагеря, большая часть армии уже достигла едва ли не полного изнурения. Немало офицеров пало у обочины.
   — Теперь мы сделаем вот что, — сказала Сирокко высшему офицерскому составу — прежде чем людям удалось добраться до палатки-столовой. — Те солдаты, которые потеряли сознание или имеют в результате сегодняшнего марш-броска медицинские проблемы, останутся здесь. На этом самом месте они из подручных материалов построят Промежуточный лагерь. Оружие и другое снаряжение останется у них, но фургоны мы заберем с собой. Промежуточный лагерь будет укреплен и станет местом постоянной дислокации двух когорт из одного легиона. Три другие когорты установят сходные, но меньшие форпосты к северу, югу и востоку. Задачей этих подразделений станет приведение в порядок шоссе, а также маневренная оборона на случай атаки из Гипериона. Все они будут находиться под командованием генерала Третьей дивизии, расквартированной в Беллинзоне. Пошлите гонца его об этом известить. И реквизируйте фургоны, которые потребуются, чтобы доставить обратно в город наиболее серьезных больных — тех, у кого дело зашло дальше обычного изнурения. Все ясно?