Страница:
Затем высвободилась рука.
Стало слышно, как трещат кости. Всем было ясно, что кости трещат не у змеи. Высоко подняв голову, Наца бесстрастно смотрела на свою жертву. Давненько не попадалась ей добыча столь роскошная. Геффалумпы уже надоели. Даже не убегают.
Высвободилась другая рука. Обе руки принялись шарить, нащупали петлю и потянули.
Змеи не имеют выражения лиц. Почти все, что они делают, — это разевают пасть, моргают и высовывают язык. Наца принялась бить хвостом.
Гея, по-прежнему ослепленная, доковыляла до стены. Стукнувшись об нее, она, похоже, решила, что это удачная мысль. И отошла стукнуться снова. Верхние три метра стены обрушились. Гея еще раз в нее врезалась.
Некоторые кольца Нацы обмякли. Стала заметна Геина макушка. По-прежнему слышался громкий хруст. Кости Геи трещали, как бамбук. Более гибкие кости Нацы трещали, как толстые жердины.
Гея принялась нашаривать голову змеи. Наца подскочила, закачалась и еще сильнее сжала кольца. Под жутким нажимом затрещала целая бамбуковая роща.
Затем Гея оказалась на верху стены. И принялась отдирать от себя змею — по десять метров за один рывок. Те куски, которые она отрывала, уже не двигались.
Наца раскрыла пасть. Больше ей ничего не оставалось.
Гея упала навзничь. Сбитый со своего вращающегося стола, шар ворот «Юниверсал» откатился к дальней стороне стены. Гея опять сумела подняться... и наконец нашарила голову змеи. Она раскрыла ей пасть — раскрывала все шире и шире.
Голова Нацы треснула. Гея принялась барабанить ею об стену, пока та не превратилась в бесформенную массу. Совсем обалдев и едва переводя дух, Гея стояла, держа в руках голову мертвой змеи. Затем она швырнула и голову, и еще сотню метров колец через стену — в ров. Акулы мгновенно впали в бешенство и принялись рвать мясо.
Гея была... искорежена. Все ее суставы были вывернуты. Голова походила на давленую дыню, позвоночник выписывал кренделя почище любой швейцарской горной дороги.
Потом Гея начала корчиться. Выбросила одну руку вверх, и что-то с хрустом встало на место. Дернула бедрами — раздался еще более громкий треск. Поднеся ладони к лицу, богиня вправила там все кости. Так, шаг за шагом, она восстанавливалась. А когда снова стала целой и невредимой, то засверкала глазами на Сирокко, которая все это время бесстрастно стояла со сложенными на груди руками.
— Это был подлый трюк! Слышишь, ты, сука? — завопила Гея. Затем она повернулась, спрыгнула внутрь Преисподней и крикнула стражу у ворот.
— Отвори-ка дверцу! И мосток опусти. Сейчас она у меня попляшет.
Один из ее военных советников попытался что-то сказать. Это стоило ему такого пинка, что отбросил его разбитый труп миль на десять оттуда, на территорию «Уорнер». А страж ворот уже лихорадочно их распахивал.
Едва мост начал опускаться, Гея поставила на него ногу. Под ее массой барабан завертелся с такой скоростью, что канат задымился и вспыхнул. Затем Гея протопала по мосту и оказалась на подъезде к воротам «Юниверсал».
Она вышла из магического круга.
ЭПИЗОД XX
ЭПИЗОД XXI
ЭПИЗОД XXII
Стало слышно, как трещат кости. Всем было ясно, что кости трещат не у змеи. Высоко подняв голову, Наца бесстрастно смотрела на свою жертву. Давненько не попадалась ей добыча столь роскошная. Геффалумпы уже надоели. Даже не убегают.
Высвободилась другая рука. Обе руки принялись шарить, нащупали петлю и потянули.
Змеи не имеют выражения лиц. Почти все, что они делают, — это разевают пасть, моргают и высовывают язык. Наца принялась бить хвостом.
Гея, по-прежнему ослепленная, доковыляла до стены. Стукнувшись об нее, она, похоже, решила, что это удачная мысль. И отошла стукнуться снова. Верхние три метра стены обрушились. Гея еще раз в нее врезалась.
Некоторые кольца Нацы обмякли. Стала заметна Геина макушка. По-прежнему слышался громкий хруст. Кости Геи трещали, как бамбук. Более гибкие кости Нацы трещали, как толстые жердины.
Гея принялась нашаривать голову змеи. Наца подскочила, закачалась и еще сильнее сжала кольца. Под жутким нажимом затрещала целая бамбуковая роща.
Затем Гея оказалась на верху стены. И принялась отдирать от себя змею — по десять метров за один рывок. Те куски, которые она отрывала, уже не двигались.
Наца раскрыла пасть. Больше ей ничего не оставалось.
Гея упала навзничь. Сбитый со своего вращающегося стола, шар ворот «Юниверсал» откатился к дальней стороне стены. Гея опять сумела подняться... и наконец нашарила голову змеи. Она раскрыла ей пасть — раскрывала все шире и шире.
Голова Нацы треснула. Гея принялась барабанить ею об стену, пока та не превратилась в бесформенную массу. Совсем обалдев и едва переводя дух, Гея стояла, держа в руках голову мертвой змеи. Затем она швырнула и голову, и еще сотню метров колец через стену — в ров. Акулы мгновенно впали в бешенство и принялись рвать мясо.
Гея была... искорежена. Все ее суставы были вывернуты. Голова походила на давленую дыню, позвоночник выписывал кренделя почище любой швейцарской горной дороги.
Потом Гея начала корчиться. Выбросила одну руку вверх, и что-то с хрустом встало на место. Дернула бедрами — раздался еще более громкий треск. Поднеся ладони к лицу, богиня вправила там все кости. Так, шаг за шагом, она восстанавливалась. А когда снова стала целой и невредимой, то засверкала глазами на Сирокко, которая все это время бесстрастно стояла со сложенными на груди руками.
— Это был подлый трюк! Слышишь, ты, сука? — завопила Гея. Затем она повернулась, спрыгнула внутрь Преисподней и крикнула стражу у ворот.
— Отвори-ка дверцу! И мосток опусти. Сейчас она у меня попляшет.
Один из ее военных советников попытался что-то сказать. Это стоило ему такого пинка, что отбросил его разбитый труп миль на десять оттуда, на территорию «Уорнер». А страж ворот уже лихорадочно их распахивал.
Едва мост начал опускаться, Гея поставила на него ногу. Под ее массой барабан завертелся с такой скоростью, что канат задымился и вспыхнул. Затем Гея протопала по мосту и оказалась на подъезде к воротам «Юниверсал».
Она вышла из магического круга.
ЭПИЗОД XX
Крис протянул руку к холодильнику рядом с креслом. Гея с неизменной щедростью обеспечивала ему все нужное пиво и все холодильники — холодный флакон всегда был под рукой. Достав бутылку, Крис ее откупорил. Поначалу поединок Геи со змеей приводил в ужас. Но чем дальше, тем больше он становился похож на сотни фильмов про монстров, которые Крис за последний год просмотрел. Исход был предопределен. Все понимали, что женщина намерена убить змею. Она так и сделала.
В голове уже приятно гудело от пива. Адам по-прежнему сидел на полу балкона и обалдело таращился через столбики ограды. Такого фильма он еще никогда не видел. Время от времени он вскакивал и для лучшего обзора подбегал к телескопу.
Крис никогда в жизни не чувствовал себя таким беспомощным. Но приказы Сирокко были предельно точны. Он должен оставаться на месте, пока она за ними не придет. Что ж, вон она там — лишь темное пятнышко во главе немыслимой армии. Быть может, ему следовало выбраться к воротам «Юниверсал» и проскользнуть мимо Геи, пока она билась со змеей? Особого смысла не было, да и побуждения к этому Крис не чувствовал.
«Кто-нибудь за тобой придет», — сказала тогда Сирокко.
Хорошо бы кто-нибудь сюда добрался.
Тут-то Габи и хлопнула его по плечу.
Крис выронил бутылку пива, которая мигом разлетелась по всей мраморной террасе. Увидев битое стекло, Адам рассмеялся. Совсем как в «Трех простофилях».
— Крис, ты трезв? — спросила Габи, и глаза ее сузились.
— Вполне.
— Тогда слушай, что ты должен сделать.
Она сказала. Много времени не ушло. Не очень сложно, но довольно страшно. «Целый год я тут торчал, — подумал Крис. — Целый год ни черта не делал — только болтал с ребенком. А теперь я должен сделаться супергероем».
Тут он понял, что сейчас захнычет, и торопливо кивнул.
Габи испарилась.
Крис поспешил к Адаму, взял его на руки и как мог радостнее улыбнулся.
— Пойдем прогуляемся, — сказал он.
— Не хочу. Хочу дальше смотреть, как Гея дерется.
— Потом посмотришь. Прогулка будет еще интересней.
Адам явно сомневался, но ничего не сказал, когда Крис поспешил вниз по лестнице — мимо спящих тел Ампулы, Русалки и всех остальных домашних слуг. Выскочив в заднюю дверь, он устремился б лес жил.
В середине прохода Гея помедлила. Что-то шло не так.
Разум ее был раздроблен, но Гея уже привыкла и знала, как с этим справляться. Все больший ее процент концентрировался в этом теле. Борясь со змеей, она уже почти ни о чем другом подумать была неспособна. То же самое — когда она сосредоточивалась на самоисцелении.
Но теперь происходило что-то еще. Сейчас она разберется. Громадный лоб задумчиво нахмурился.
И тут послышались крики. В то же самое время другая группа титанид, организованная в оркестр горнов и барабанов, принялась исполнять исключительно громкий номер и замаршировала к востоку. Таким образом, Сирокко осталась одна, почти в километре перед своей армией.
Так-так, прикинем. Первая группа титанид теперь, должно быть, почти у ворот «Дисней». Эта новая направляется к «Голдвину». Не рассредоточивает ли Сирокко свои силы, готовясь к атаке?
Послышалось двенадцать хлопков. Гея подняла взгляд и увидела, как с запада на восток снова летят крошечные самолетики. Этот фактор тоже следует учесть. Самолеты миновали Свистолет... а тот вдруг почему-то показался Гее короче. К тому же пузырь пускал не то дым, не то пар...
Тут Гея сообразила. Свистолет казался короче, потому что он двигался к ней. И прямо у нее на глазах он еще больше спрямил курс, направляясь чуть ли не вертикально вниз. Затем с его хвоста полились тонны балластной воды, и дирижабль стал подниматься все выше, пока не превратился в массивный круг на фоне желтого неба. Тогда он снова пошел вниз.
«Пар» на поверку оказался вылетающими из верхних вентиляционных отверстий херувимами, а также мириадами существ — большинство не крупнее мыши — что выпрыгивали с боков, опускаясь на концах крошечных парашютиков. Эвакуация шла полным ходом. Зрелище было устрашающее, особенно в сопровождении жуткого звука: надсадного, скорбного воя, от которого у Геи отвисла челюсть.
То был предсмертный вопль дирижабля.
Лютер стоял в одиночестве на верху стены — неподалеку от своей часовни у ворот «Голдвин». Все выходило так, будто он остался в стороне от событий.
Лютер знал, что жить ему осталось недолго. Он безропотно терпел раны, оказавшись в лапах Коллегии кардиналов папы Джоанны, долгое время после триумфа Кали удостаивался невнимания Геи. Лютер оказался вне круга приближенных — и это было больнее всего. Ибо все, чего ему хотелось, — это служить Гее.
Он наблюдал за битвой Геи со змеей. Гея победила, а он не почувствовал ни радости, ни боли.
Затем он увидел, как свой заход делает дирижабль...
И в этот самый момент, прежде чем богиня взглянула в небо, какая-то малая часть его разума, по-прежнему настроенная на мысли Геи, уловила ее сомнения.
Лютер пал на колени. Он терзал свою плоть и молился.
Разум Лютера был похож на грузовик с квадратными колесами. Понемногу двигался, но с неимоверными усилиями. Лютер напрягался, подымая свой разум на угол — и наконец тот с глухим стуком переваливался на новую мысль. Тогда Лютер снова напрягался.
«Где Дитя?» — подумал он.
Еще напрячься, поднять, и... бумм.
«Вся армия дьявола здесь, на севере». Бумм.
«Что, если все это отвлекающий удар?» Бумм. «Что, если настоящая атака последует откуда-то еще?»
Тут в самое ухо Лютеру зашептал чей-то голос. Так похоже на жену... но у него нет никакой жены. Это Гея... конечно же, это Гея.
— Ворота «Фокс» на юге, — произнес голос.
— Ворота «Фокс», ворота «Фокс», — забормотал Лютер. Вернее, не совсем то. Рот его уже превратился в такую руину, что оттуда доносилось только «хохоха хох, хохоха хох».
На станции «Голдвин» ждал поезд. Лютер забрался туда, на узкий монорельс, что бежал по верху стены.
Так, вначале должен быть паровоз. Забравшись в кабину машиниста, Лютер до упора вытянул на себя большой железный рычаг. Поезд двинулся, быстро набирая скорость.
Крис несся по лесу жил. Адаму это, похоже, нравилось.
— Быстрее, папа, быстрее! — кричал он.
Тьма была бы хоть глаз выколи, не плыви где-то впереди загадочный голубой огонек. Крису ничего не оставалось, как надеяться, что огонек указывает путь, ибо без него, даже с фонариком, он бы мгновенно заблудился.
— Догони его, папа!
«Надеюсь, не догоню, — подумал Крис. — Если я его догоню, что мне с ним дальше делать? Надеюсь, он так и будет плыть метрах в пятидесяти впереди. И еще надеюсь, что ни обо что тут не споткнусь...»
Где-то далеко-далеко послышался долгий рокочущий взрыв.
Крис задумался, что бы это могло быть.
Кельвин занял сиденье бомбардира — как раз под самым кончиком гигантского корпуса Свистолета. С головы до ног окутанный роскошными тканями, он все равно дрожал. Не по себе ему было. Кельвин никак не мог избавиться от озноба. Все, что он ел, сразу просилось назад. И почти непрерывно болела голова.
Кельвин не знал, что у него за болезнь. Диагноз, наверное, можно было поставить, а вот в своей излечимости он сильно сомневался. В чем он не сомневался — так это в том, что пришло время паковать барахлишко.
Ста двадцати шести лет Кельвину хватило с избытком. Старый и больной, он уже повидал за свою жизнь миллион с лишним оборотов Великого Колеса, и этого было достаточно.
— Почему бы тебе просто меня не выкинуть? — спросил Кельвин у Свистолета. — До могилы я и пешком дойду. А ты еще как пить дать два-три столетия проживешь.
В ответ он услышал нежный свист. Кельвин не воспринимал его в словесной форме. Там говорилось о связи, сущность которой он не смог бы объяснить ни одному человеку. Они со Свистолетом вместе росли и делили при этом нечто, о чем невозможно было рассказать ни другому дирижаблю, ни другому человеку. Вместе они были готовы и умереть.
— Ну, предложить-то я должен был, — ухмыльнулся Кельвин. Затем он откинулся на спинку сиденья, достал сигару и зажигалку, которые ему оставила Габи, и снова ухмыльнулся. На сей раз он даже прыснул со смеху. — Надо же, запомнила, — сказал он. Когда-то Кельвин курил сигары — но так давно, что почти об этом забыл.
Свежая сигара, ароматная. С удовольствием ее понюхав, Кельвин откусил кончик и щелкнул зажигалкой. Закурил, сделал затяжку. Восхитительно.
Потом он еще раз щелкнул зажигалкой и поднес ее к ткани на своем правом боку. Позади послышался глубокий свист — открывались клапана, и водород, смешиваясь с воздухом, летел прямо к Кельвину.
Взрыва он уже не услышал.
В голове уже приятно гудело от пива. Адам по-прежнему сидел на полу балкона и обалдело таращился через столбики ограды. Такого фильма он еще никогда не видел. Время от времени он вскакивал и для лучшего обзора подбегал к телескопу.
Крис никогда в жизни не чувствовал себя таким беспомощным. Но приказы Сирокко были предельно точны. Он должен оставаться на месте, пока она за ними не придет. Что ж, вон она там — лишь темное пятнышко во главе немыслимой армии. Быть может, ему следовало выбраться к воротам «Юниверсал» и проскользнуть мимо Геи, пока она билась со змеей? Особого смысла не было, да и побуждения к этому Крис не чувствовал.
«Кто-нибудь за тобой придет», — сказала тогда Сирокко.
Хорошо бы кто-нибудь сюда добрался.
Тут-то Габи и хлопнула его по плечу.
Крис выронил бутылку пива, которая мигом разлетелась по всей мраморной террасе. Увидев битое стекло, Адам рассмеялся. Совсем как в «Трех простофилях».
— Крис, ты трезв? — спросила Габи, и глаза ее сузились.
— Вполне.
— Тогда слушай, что ты должен сделать.
Она сказала. Много времени не ушло. Не очень сложно, но довольно страшно. «Целый год я тут торчал, — подумал Крис. — Целый год ни черта не делал — только болтал с ребенком. А теперь я должен сделаться супергероем».
Тут он понял, что сейчас захнычет, и торопливо кивнул.
Габи испарилась.
Крис поспешил к Адаму, взял его на руки и как мог радостнее улыбнулся.
— Пойдем прогуляемся, — сказал он.
— Не хочу. Хочу дальше смотреть, как Гея дерется.
— Потом посмотришь. Прогулка будет еще интересней.
Адам явно сомневался, но ничего не сказал, когда Крис поспешил вниз по лестнице — мимо спящих тел Ампулы, Русалки и всех остальных домашних слуг. Выскочив в заднюю дверь, он устремился б лес жил.
В середине прохода Гея помедлила. Что-то шло не так.
Разум ее был раздроблен, но Гея уже привыкла и знала, как с этим справляться. Все больший ее процент концентрировался в этом теле. Борясь со змеей, она уже почти ни о чем другом подумать была неспособна. То же самое — когда она сосредоточивалась на самоисцелении.
Но теперь происходило что-то еще. Сейчас она разберется. Громадный лоб задумчиво нахмурился.
И тут послышались крики. В то же самое время другая группа титанид, организованная в оркестр горнов и барабанов, принялась исполнять исключительно громкий номер и замаршировала к востоку. Таким образом, Сирокко осталась одна, почти в километре перед своей армией.
Так-так, прикинем. Первая группа титанид теперь, должно быть, почти у ворот «Дисней». Эта новая направляется к «Голдвину». Не рассредоточивает ли Сирокко свои силы, готовясь к атаке?
Послышалось двенадцать хлопков. Гея подняла взгляд и увидела, как с запада на восток снова летят крошечные самолетики. Этот фактор тоже следует учесть. Самолеты миновали Свистолет... а тот вдруг почему-то показался Гее короче. К тому же пузырь пускал не то дым, не то пар...
Тут Гея сообразила. Свистолет казался короче, потому что он двигался к ней. И прямо у нее на глазах он еще больше спрямил курс, направляясь чуть ли не вертикально вниз. Затем с его хвоста полились тонны балластной воды, и дирижабль стал подниматься все выше, пока не превратился в массивный круг на фоне желтого неба. Тогда он снова пошел вниз.
«Пар» на поверку оказался вылетающими из верхних вентиляционных отверстий херувимами, а также мириадами существ — большинство не крупнее мыши — что выпрыгивали с боков, опускаясь на концах крошечных парашютиков. Эвакуация шла полным ходом. Зрелище было устрашающее, особенно в сопровождении жуткого звука: надсадного, скорбного воя, от которого у Геи отвисла челюсть.
То был предсмертный вопль дирижабля.
Лютер стоял в одиночестве на верху стены — неподалеку от своей часовни у ворот «Голдвин». Все выходило так, будто он остался в стороне от событий.
Лютер знал, что жить ему осталось недолго. Он безропотно терпел раны, оказавшись в лапах Коллегии кардиналов папы Джоанны, долгое время после триумфа Кали удостаивался невнимания Геи. Лютер оказался вне круга приближенных — и это было больнее всего. Ибо все, чего ему хотелось, — это служить Гее.
Он наблюдал за битвой Геи со змеей. Гея победила, а он не почувствовал ни радости, ни боли.
Затем он увидел, как свой заход делает дирижабль...
И в этот самый момент, прежде чем богиня взглянула в небо, какая-то малая часть его разума, по-прежнему настроенная на мысли Геи, уловила ее сомнения.
Лютер пал на колени. Он терзал свою плоть и молился.
Разум Лютера был похож на грузовик с квадратными колесами. Понемногу двигался, но с неимоверными усилиями. Лютер напрягался, подымая свой разум на угол — и наконец тот с глухим стуком переваливался на новую мысль. Тогда Лютер снова напрягался.
«Где Дитя?» — подумал он.
Еще напрячься, поднять, и... бумм.
«Вся армия дьявола здесь, на севере». Бумм.
«Что, если все это отвлекающий удар?» Бумм. «Что, если настоящая атака последует откуда-то еще?»
Тут в самое ухо Лютеру зашептал чей-то голос. Так похоже на жену... но у него нет никакой жены. Это Гея... конечно же, это Гея.
— Ворота «Фокс» на юге, — произнес голос.
— Ворота «Фокс», ворота «Фокс», — забормотал Лютер. Вернее, не совсем то. Рот его уже превратился в такую руину, что оттуда доносилось только «хохоха хох, хохоха хох».
На станции «Голдвин» ждал поезд. Лютер забрался туда, на узкий монорельс, что бежал по верху стены.
Так, вначале должен быть паровоз. Забравшись в кабину машиниста, Лютер до упора вытянул на себя большой железный рычаг. Поезд двинулся, быстро набирая скорость.
Крис несся по лесу жил. Адаму это, похоже, нравилось.
— Быстрее, папа, быстрее! — кричал он.
Тьма была бы хоть глаз выколи, не плыви где-то впереди загадочный голубой огонек. Крису ничего не оставалось, как надеяться, что огонек указывает путь, ибо без него, даже с фонариком, он бы мгновенно заблудился.
— Догони его, папа!
«Надеюсь, не догоню, — подумал Крис. — Если я его догоню, что мне с ним дальше делать? Надеюсь, он так и будет плыть метрах в пятидесяти впереди. И еще надеюсь, что ни обо что тут не споткнусь...»
Где-то далеко-далеко послышался долгий рокочущий взрыв.
Крис задумался, что бы это могло быть.
Кельвин занял сиденье бомбардира — как раз под самым кончиком гигантского корпуса Свистолета. С головы до ног окутанный роскошными тканями, он все равно дрожал. Не по себе ему было. Кельвин никак не мог избавиться от озноба. Все, что он ел, сразу просилось назад. И почти непрерывно болела голова.
Кельвин не знал, что у него за болезнь. Диагноз, наверное, можно было поставить, а вот в своей излечимости он сильно сомневался. В чем он не сомневался — так это в том, что пришло время паковать барахлишко.
Ста двадцати шести лет Кельвину хватило с избытком. Старый и больной, он уже повидал за свою жизнь миллион с лишним оборотов Великого Колеса, и этого было достаточно.
— Почему бы тебе просто меня не выкинуть? — спросил Кельвин у Свистолета. — До могилы я и пешком дойду. А ты еще как пить дать два-три столетия проживешь.
В ответ он услышал нежный свист. Кельвин не воспринимал его в словесной форме. Там говорилось о связи, сущность которой он не смог бы объяснить ни одному человеку. Они со Свистолетом вместе росли и делили при этом нечто, о чем невозможно было рассказать ни другому дирижаблю, ни другому человеку. Вместе они были готовы и умереть.
— Ну, предложить-то я должен был, — ухмыльнулся Кельвин. Затем он откинулся на спинку сиденья, достал сигару и зажигалку, которые ему оставила Габи, и снова ухмыльнулся. На сей раз он даже прыснул со смеху. — Надо же, запомнила, — сказал он. Когда-то Кельвин курил сигары — но так давно, что почти об этом забыл.
Свежая сигара, ароматная. С удовольствием ее понюхав, Кельвин откусил кончик и щелкнул зажигалкой. Закурил, сделал затяжку. Восхитительно.
Потом он еще раз щелкнул зажигалкой и поднес ее к ткани на своем правом боку. Позади послышался глубокий свист — открывались клапана, и водород, смешиваясь с воздухом, летел прямо к Кельвину.
Взрыва он уже не услышал.
ЭПИЗОД XXI
Все дирижабли гибнут в огне. Такова их участь. Ничто другое убить их не может. Сирокко смотрела, как Свистолет опускается к Гее, которая стояла, будто парализованная, на широком деревянном мосту.
«Это по доброй воле, — напомнила она себе. — Они сами так решили».
Почему-то не помогло.
— Все на землю! — крикнула Сирокко через плечо. — Закройтесь щитами! — Повернувшись обратно, она увидела, что нос Свистолета находится уже в какой-то сотне метров от Геи и продолжает опускаться.
Тут Сирокко заинтересовало, побежит Гея или нет. Та не побежала. Богиня твердо стояла на месте и, пока колоссальный пузырь опускался к ней, заносила кулак. Удар вышел бы на славу — но кулак угодил уже в огненный шар.
Пламя вспыхнуло на носу Свистолета и облизало его бока быстрее, чем мог уследить глаз. Грохот стоял невообразимый. Огненный цветок пятнадцати километров в вышину бешено ревел в небе, а тело дирижабля, комкаясь, стало опускаться на то самое место, где прежде стояла Гея. Казалось, оно на миг помедлило, до сих пор распираемое еще не сгоревшими внутренними газами, но затем величественное падение продолжилось. Падал мертвый пузырь целую вечность.
То, что дирижабль легче воздуха, не означает, что он не тяжел. Просто он весит меньше вытесняемого им воздуха. Объем одних газовых оболочек Свистолета составлял полмиллиарда кубических футов; такой объем воздуха при давлении двух атмосфер имеет чудовищную массу.
Первая половина Свистолета в том месте, где находилась Гея, теперь сильно напоминала гармошку. А все остальное, уже не сдерживаемое водородом, кувыркалось как попало. Горящая оболочка упала на киностудию «Юниверсал» и часть западной стены. Все, кроме камня, полыхнуло огнем.
Вначале, когда казалось, что огненная слива подпирает собой небо, жар был просто невыносимым. Но Сирокко не двинулась с места — лишь подняла руку, прикрывая лицо. Она слышала, как шипят, сгорая, кончики ее волос. Одежда как будто слегка дымилась. Щиты залегшей в километре оттуда армии так раскалились, что к металлической их части было не прикоснуться.
Однако тот громадный погребальный костер из водорода очень скоро погас. Киностудия «Юниверсал» пылала вовсю, но очень уж сильного жара от нее не шло.
Огромная груда похожей на сухой брезент шкуры, что прежде была Свистолетом, еще некоторое время горела. И все на нее смотрели. Еще бы — под ней находилась Гея. Скорее всего она упала в ров. Глубину рва не знал никто.
Когда прошло десять минут, а никакого движения не последовало, армия подняла крик. Сирокко оглянулась. Солдаты швыряли в воздух все, что попадалось под руку. Они отважились поверить, что Гея мертва. Затем, заметив, что Сирокко все так же не двигается с места, они постепенно затихли.
Снова повернувшись лицом к Преисподней, Сирокко стала смотреть на костер.
Двести панафлексов, более тысячи аррифлексов и несчетное количество болексов погибли в адском пламени. Утрачены были бесценные материалы битвы Геи с гигантской змеей.
Главный оператор начал вызывать батальоны фотофауны из других киностудий... хотя это вряд ли уже требовалось. Сначала большинство оставалось на своих постах, мрачно прокручивая несколько метров пленки по мере прохождения мимо их ворот титанидских оркестров. И лишь немногие заторопились к воротам «Юниверсал», заслышав, как из-под земли вырывается огромная змея.
Затем на севере к небу взметнулся колоссальный огненный столп.
Так-так.
Конечно, фотофауне были даны приказы, но это оказалось уж слишком. С таким же успехом можно просить голодного ребенка сидеть смирно и ничего не трогать в комнате, заваленной шоколадом. С таким же успехом можно сообщить толпе самых оголтелых папарацци, что в соседнем квартале, прямо посреди дороги, английская королева дает самой знаменитой кинозвезде... но только ребята, Бога ради, давайте уважим их достоинство, ага? Короче говоря, фотофауну уже ничто другое не интересовало.
И почти разом все болексы, аррифлексы и панафлексы Преисподней по кратчайшему маршруту устремились к огненному столпу.
Выбежав из леса жил, Крис попал в какое-то странное затишье.
Он осторожно огляделся и никого не увидел. Наверное, все на стене, на защитных позициях, решил он.
Крис оказался невдалеке от северного конца главной улицы Фокс. Впрочем, так близко к тросу почти никакие части киностудии не располагались. Здесь были деревья, лужайки и немного кустарников. Само место называлось парком Продюсеров. По обе стороны дороги лицом друг к другу, на высоких пьедесталах, где перечислялись доходы от их фильмов, стояли статуи великих людей прошлого — вдвое против их натуральной величины. В самом начале дороги, спиной к Крису, высилась над остальными еще более массивная статуя Ирвинга Тальберга. А дальше стояли Голдвин и Луис Б. Мейер, Джек Уорнер и Занук, Де Лаурентис и Понти, Форман и Лукас, Замятин и Фонг, Кон и Ласкер — всего добрая сотня продюсеров, постепенно уменьшающихся на расстоянии. Стояли они в задумчивых позах. Большинство смотрели вниз — с тем, чтобы визитер парка мог, подняв глаза, увидеть, что на него вытаращилась знаменитая личность из истории кинематографа.
Но в данный момент статуи вдумчиво изучали выкрашенное золотой краской дорожное полотно. Это их, похоже, не сильно расстраивало.
Крис уже не видел тот путеводный огонек. Задумавшись, что это был за огонек, Крис пришел к выводу, что наверняка он имел какое-то отношение к Габи.
Очевидно, Габи считала, что дальнейший путь Криса уже ясен. Она велела поспешить, а здесь никого во всей округе не наблюдалось. Тогда, обогнув статую Тальберга, Крис побежал по дороге.
Продюсеры молча провожали его глазами.
Далеко слева Крис увидел небольшой клуб белого дыма. Это означало, что к югу по монорельсу направляется поезд. Они с Адамом множество раз на нем катались. Поезд этот был одной из приятнейших достопримечательностей Преисподней.
Крис задумался, знают ли едущие на нем люди, что путь их кончится у ворот «Юниверсал».
На безопасном расстоянии от ворот «Парамаунт» титанидский оркестр горнов и барабанов прекратил играть, аккуратно положил свои инструменты на землю и полным галопом пустился дальше по ходу часовой стрелки.
По другую сторону Преисподней то же самое сделал оркестр медных духовых.
И за той, и за другой акцией, разумеется, наблюдали со стен. Однако титаниды к воротам не приближались. Они прилежно держались на одном и том же расстоянии от стены — как раз на дистанции пушечного выстрела.
Приказы были точны. Стоять и сражаться. Защищать ворота. Так что в то время как мелкие подразделения тщетно пытались соревноваться в беге с грохочущим стадом в стремлении доложить, если титаниды вдруг попытаются одолеть ров и атаковать между ворот, в целом действия оркестров ощутимого эффекта на оборону Киностудии не оказали.
Лес подходил довольно близко к воротам «Фокс». На этот счет у Габи имелись кое-какое соображения.
Ворота «Фокс» охраняли Гаутама и Сиддхартха, два самых немощных в боевом отношении жреца. Это также было важно. А то, что ворота эти располагались в ста восьми градусах от ворот «Юниверсал» — на максимальном удалении по кольцу Преисподней, — было уже просто удачей. Габи чувствовала свою ответственность. Ей требовалось еще лишь чуть-чуть, чтобы выполнить задуманное и не потерять никого из своих друзей.
С другой стороны — и это было скверно, — Гаутама располагал двумя ротами ополченцев, вооруженных кремневыми ружьями. У Сиддхартхи имелась пара пушек.
А Лютеру до ворот «Фокс» было еще добираться и добираться.
Габи некоторое время позанималась с совсем уж никудышным разумом Лютера. Основывалась она на обнаруженном там недовольстве. Преданность Лютера Гее пошатнуть было невозможно, однако он так возмущался невниманием богини, что утратил свою обычную осторожность. Габи стоило только шепнуть ему на ухо — и вот Лютер уже бросил свой пост у «Голдвина» и пустился в дорогу. А у нее в запасе осталась еще пара фокусов.
Лютер был слабым звеном. Габи очень не нравилось, что приходится так на него полагаться. Но в стенах Преисподней прямых действий она предпринимать не могла. Максимум, что ей было доступно, — это, к примеру, погрузить в сон всю обслугу Тары.
Джин тоже был слабым звеном. Но что тут поделаешь? Он непременно должен был сыграть свою роль — тут Габи ему задолжала. А кроме того... то, что предстояло проделать Джину, больше никто проделать не мог.
Габи ждала на опушке леса, когда наконец показались четыре титаниды и три человека. Она поприветствовала каждого по имени. Заметив потрясение на лице Робин, Габи пожалела, что нет времени переговорить с маленькой ведьмой, которую она от всей души любила. Слишком много еще оставалось сделать.
Она дала им инструкции. Оружие они с собой захватили. Остальное уже зависело от них самих.
Сидя верхом на Рокки, Конел наблюдал, как маленькая струйка пара ползет по ободу Преисподней. Он не знал, что там такое. Знал он только одно — то, что сказала Габи. Когда струйка достигнет определенной отметки на стене, им надо двигаться.
Конел с удивлением понял, что за себя не боится. Но он До смерти боялся, что погибнет Робин.
Оружие у них имелось. Каждая титанида была вооружена длинным мечом и ружьем со сменными магазинами. Люди имели при себе пистолеты. Они долго практиковались и с ружьями, и с пистолетами и выяснили, что даже с относительно плавно движущейся площадки титанидской спины попасть во что-то из ружей практически невозможно. С пистолетами получалось немного лучше. Мечи у них тоже были, но люди надеялись, что пользоваться ими не придется, так как неясно было, какой от них толк, пока ты стоишь на титаниде. Если же пришлось бы с нее спрыгнуть, это наверняка означало бы, что титанида, по меньшей мере, тяжело ранена.
Клуб дыма достиг нужной отметки. Конел почувствовал, как ему крепко жмут руку. Ладонь Робин показалась совсем ледяной. Конел нагнулся и поцеловал ее. Говорить уже было не о чем.
Выдвинувшись на открытое место, титаниды начали свою атаку.
Тело Свистолета почти догорело, прежде чем останки зашевелились.
Позади них все еще бешено пылала киностудия «Юниверсал». Во рву плавало множество всевозможных обломков. Вываренные трупы громадных восьмиметровых акул покачивались брюхом кверху вокруг скомканной руины дирижабля.
Как и в случае с Нацей, сначала появилась рука. Затем, медленно, предпринимая титанические усилия, Гея выбралась из черной кучи и встала на наружном берегу рва. Вид у нее был дикий.
Сирокко резко подавила желание расхохотаться. Раз начавшись, хохот неизбежно перешел бы в истерику. И все-таки Гея...
Богиня выглядела как персонаж какого-нибудь мультфильма после одной из классических хохм. Злополучному рисованному животному вручают круглую черную бомбу с шипящим запалом, оно на нее таращится, внимательно разглядывает — а потом глаза у животного вылезают на лоб — и БАБАХ! Когда рассеивается дым, персонаж оказывается в том же самом положении, что и раньше, но с пустыми руками и совершенно черный. Шерсть стоит дыбом, струйки дыма вьются кверху... персонаж дважды моргает — только глаза и видно — и валится на спину.
Сплошь черный, кроме глаз. Точно так же выглядела и Гея. Но она не повалилась на спину.
Она опять стала корчиться. Невыносимо было смотреть. Гея тянулась туда-сюда, и кожа ее начала трескаться. Протягивая руки к животу, к ногами, к ступнями, она яростно терла себя ладонями. И кожа стала слезать.
Вся чернота сошла одним громадным куском — как детский комбинезончик. Под ней оказалась сияющая белая кожа, белокурые волосы... новая Гея, целая и невредимая, хотя, пожалуй, на метр пониже. Немного постояв, она двинулась на Сирокко.
«Это по доброй воле, — напомнила она себе. — Они сами так решили».
Почему-то не помогло.
— Все на землю! — крикнула Сирокко через плечо. — Закройтесь щитами! — Повернувшись обратно, она увидела, что нос Свистолета находится уже в какой-то сотне метров от Геи и продолжает опускаться.
Тут Сирокко заинтересовало, побежит Гея или нет. Та не побежала. Богиня твердо стояла на месте и, пока колоссальный пузырь опускался к ней, заносила кулак. Удар вышел бы на славу — но кулак угодил уже в огненный шар.
Пламя вспыхнуло на носу Свистолета и облизало его бока быстрее, чем мог уследить глаз. Грохот стоял невообразимый. Огненный цветок пятнадцати километров в вышину бешено ревел в небе, а тело дирижабля, комкаясь, стало опускаться на то самое место, где прежде стояла Гея. Казалось, оно на миг помедлило, до сих пор распираемое еще не сгоревшими внутренними газами, но затем величественное падение продолжилось. Падал мертвый пузырь целую вечность.
То, что дирижабль легче воздуха, не означает, что он не тяжел. Просто он весит меньше вытесняемого им воздуха. Объем одних газовых оболочек Свистолета составлял полмиллиарда кубических футов; такой объем воздуха при давлении двух атмосфер имеет чудовищную массу.
Первая половина Свистолета в том месте, где находилась Гея, теперь сильно напоминала гармошку. А все остальное, уже не сдерживаемое водородом, кувыркалось как попало. Горящая оболочка упала на киностудию «Юниверсал» и часть западной стены. Все, кроме камня, полыхнуло огнем.
Вначале, когда казалось, что огненная слива подпирает собой небо, жар был просто невыносимым. Но Сирокко не двинулась с места — лишь подняла руку, прикрывая лицо. Она слышала, как шипят, сгорая, кончики ее волос. Одежда как будто слегка дымилась. Щиты залегшей в километре оттуда армии так раскалились, что к металлической их части было не прикоснуться.
Однако тот громадный погребальный костер из водорода очень скоро погас. Киностудия «Юниверсал» пылала вовсю, но очень уж сильного жара от нее не шло.
Огромная груда похожей на сухой брезент шкуры, что прежде была Свистолетом, еще некоторое время горела. И все на нее смотрели. Еще бы — под ней находилась Гея. Скорее всего она упала в ров. Глубину рва не знал никто.
Когда прошло десять минут, а никакого движения не последовало, армия подняла крик. Сирокко оглянулась. Солдаты швыряли в воздух все, что попадалось под руку. Они отважились поверить, что Гея мертва. Затем, заметив, что Сирокко все так же не двигается с места, они постепенно затихли.
Снова повернувшись лицом к Преисподней, Сирокко стала смотреть на костер.
Двести панафлексов, более тысячи аррифлексов и несчетное количество болексов погибли в адском пламени. Утрачены были бесценные материалы битвы Геи с гигантской змеей.
Главный оператор начал вызывать батальоны фотофауны из других киностудий... хотя это вряд ли уже требовалось. Сначала большинство оставалось на своих постах, мрачно прокручивая несколько метров пленки по мере прохождения мимо их ворот титанидских оркестров. И лишь немногие заторопились к воротам «Юниверсал», заслышав, как из-под земли вырывается огромная змея.
Затем на севере к небу взметнулся колоссальный огненный столп.
Так-так.
Конечно, фотофауне были даны приказы, но это оказалось уж слишком. С таким же успехом можно просить голодного ребенка сидеть смирно и ничего не трогать в комнате, заваленной шоколадом. С таким же успехом можно сообщить толпе самых оголтелых папарацци, что в соседнем квартале, прямо посреди дороги, английская королева дает самой знаменитой кинозвезде... но только ребята, Бога ради, давайте уважим их достоинство, ага? Короче говоря, фотофауну уже ничто другое не интересовало.
И почти разом все болексы, аррифлексы и панафлексы Преисподней по кратчайшему маршруту устремились к огненному столпу.
Выбежав из леса жил, Крис попал в какое-то странное затишье.
Он осторожно огляделся и никого не увидел. Наверное, все на стене, на защитных позициях, решил он.
Крис оказался невдалеке от северного конца главной улицы Фокс. Впрочем, так близко к тросу почти никакие части киностудии не располагались. Здесь были деревья, лужайки и немного кустарников. Само место называлось парком Продюсеров. По обе стороны дороги лицом друг к другу, на высоких пьедесталах, где перечислялись доходы от их фильмов, стояли статуи великих людей прошлого — вдвое против их натуральной величины. В самом начале дороги, спиной к Крису, высилась над остальными еще более массивная статуя Ирвинга Тальберга. А дальше стояли Голдвин и Луис Б. Мейер, Джек Уорнер и Занук, Де Лаурентис и Понти, Форман и Лукас, Замятин и Фонг, Кон и Ласкер — всего добрая сотня продюсеров, постепенно уменьшающихся на расстоянии. Стояли они в задумчивых позах. Большинство смотрели вниз — с тем, чтобы визитер парка мог, подняв глаза, увидеть, что на него вытаращилась знаменитая личность из истории кинематографа.
Но в данный момент статуи вдумчиво изучали выкрашенное золотой краской дорожное полотно. Это их, похоже, не сильно расстраивало.
Крис уже не видел тот путеводный огонек. Задумавшись, что это был за огонек, Крис пришел к выводу, что наверняка он имел какое-то отношение к Габи.
Очевидно, Габи считала, что дальнейший путь Криса уже ясен. Она велела поспешить, а здесь никого во всей округе не наблюдалось. Тогда, обогнув статую Тальберга, Крис побежал по дороге.
Продюсеры молча провожали его глазами.
Далеко слева Крис увидел небольшой клуб белого дыма. Это означало, что к югу по монорельсу направляется поезд. Они с Адамом множество раз на нем катались. Поезд этот был одной из приятнейших достопримечательностей Преисподней.
Крис задумался, знают ли едущие на нем люди, что путь их кончится у ворот «Юниверсал».
На безопасном расстоянии от ворот «Парамаунт» титанидский оркестр горнов и барабанов прекратил играть, аккуратно положил свои инструменты на землю и полным галопом пустился дальше по ходу часовой стрелки.
По другую сторону Преисподней то же самое сделал оркестр медных духовых.
И за той, и за другой акцией, разумеется, наблюдали со стен. Однако титаниды к воротам не приближались. Они прилежно держались на одном и том же расстоянии от стены — как раз на дистанции пушечного выстрела.
Приказы были точны. Стоять и сражаться. Защищать ворота. Так что в то время как мелкие подразделения тщетно пытались соревноваться в беге с грохочущим стадом в стремлении доложить, если титаниды вдруг попытаются одолеть ров и атаковать между ворот, в целом действия оркестров ощутимого эффекта на оборону Киностудии не оказали.
Лес подходил довольно близко к воротам «Фокс». На этот счет у Габи имелись кое-какое соображения.
Ворота «Фокс» охраняли Гаутама и Сиддхартха, два самых немощных в боевом отношении жреца. Это также было важно. А то, что ворота эти располагались в ста восьми градусах от ворот «Юниверсал» — на максимальном удалении по кольцу Преисподней, — было уже просто удачей. Габи чувствовала свою ответственность. Ей требовалось еще лишь чуть-чуть, чтобы выполнить задуманное и не потерять никого из своих друзей.
С другой стороны — и это было скверно, — Гаутама располагал двумя ротами ополченцев, вооруженных кремневыми ружьями. У Сиддхартхи имелась пара пушек.
А Лютеру до ворот «Фокс» было еще добираться и добираться.
Габи некоторое время позанималась с совсем уж никудышным разумом Лютера. Основывалась она на обнаруженном там недовольстве. Преданность Лютера Гее пошатнуть было невозможно, однако он так возмущался невниманием богини, что утратил свою обычную осторожность. Габи стоило только шепнуть ему на ухо — и вот Лютер уже бросил свой пост у «Голдвина» и пустился в дорогу. А у нее в запасе осталась еще пара фокусов.
Лютер был слабым звеном. Габи очень не нравилось, что приходится так на него полагаться. Но в стенах Преисподней прямых действий она предпринимать не могла. Максимум, что ей было доступно, — это, к примеру, погрузить в сон всю обслугу Тары.
Джин тоже был слабым звеном. Но что тут поделаешь? Он непременно должен был сыграть свою роль — тут Габи ему задолжала. А кроме того... то, что предстояло проделать Джину, больше никто проделать не мог.
Габи ждала на опушке леса, когда наконец показались четыре титаниды и три человека. Она поприветствовала каждого по имени. Заметив потрясение на лице Робин, Габи пожалела, что нет времени переговорить с маленькой ведьмой, которую она от всей души любила. Слишком много еще оставалось сделать.
Она дала им инструкции. Оружие они с собой захватили. Остальное уже зависело от них самих.
Сидя верхом на Рокки, Конел наблюдал, как маленькая струйка пара ползет по ободу Преисподней. Он не знал, что там такое. Знал он только одно — то, что сказала Габи. Когда струйка достигнет определенной отметки на стене, им надо двигаться.
Конел с удивлением понял, что за себя не боится. Но он До смерти боялся, что погибнет Робин.
Оружие у них имелось. Каждая титанида была вооружена длинным мечом и ружьем со сменными магазинами. Люди имели при себе пистолеты. Они долго практиковались и с ружьями, и с пистолетами и выяснили, что даже с относительно плавно движущейся площадки титанидской спины попасть во что-то из ружей практически невозможно. С пистолетами получалось немного лучше. Мечи у них тоже были, но люди надеялись, что пользоваться ими не придется, так как неясно было, какой от них толк, пока ты стоишь на титаниде. Если же пришлось бы с нее спрыгнуть, это наверняка означало бы, что титанида, по меньшей мере, тяжело ранена.
Клуб дыма достиг нужной отметки. Конел почувствовал, как ему крепко жмут руку. Ладонь Робин показалась совсем ледяной. Конел нагнулся и поцеловал ее. Говорить уже было не о чем.
Выдвинувшись на открытое место, титаниды начали свою атаку.
Тело Свистолета почти догорело, прежде чем останки зашевелились.
Позади них все еще бешено пылала киностудия «Юниверсал». Во рву плавало множество всевозможных обломков. Вываренные трупы громадных восьмиметровых акул покачивались брюхом кверху вокруг скомканной руины дирижабля.
Как и в случае с Нацей, сначала появилась рука. Затем, медленно, предпринимая титанические усилия, Гея выбралась из черной кучи и встала на наружном берегу рва. Вид у нее был дикий.
Сирокко резко подавила желание расхохотаться. Раз начавшись, хохот неизбежно перешел бы в истерику. И все-таки Гея...
Богиня выглядела как персонаж какого-нибудь мультфильма после одной из классических хохм. Злополучному рисованному животному вручают круглую черную бомбу с шипящим запалом, оно на нее таращится, внимательно разглядывает — а потом глаза у животного вылезают на лоб — и БАБАХ! Когда рассеивается дым, персонаж оказывается в том же самом положении, что и раньше, но с пустыми руками и совершенно черный. Шерсть стоит дыбом, струйки дыма вьются кверху... персонаж дважды моргает — только глаза и видно — и валится на спину.
Сплошь черный, кроме глаз. Точно так же выглядела и Гея. Но она не повалилась на спину.
Она опять стала корчиться. Невыносимо было смотреть. Гея тянулась туда-сюда, и кожа ее начала трескаться. Протягивая руки к животу, к ногами, к ступнями, она яростно терла себя ладонями. И кожа стала слезать.
Вся чернота сошла одним громадным куском — как детский комбинезончик. Под ней оказалась сияющая белая кожа, белокурые волосы... новая Гея, целая и невредимая, хотя, пожалуй, на метр пониже. Немного постояв, она двинулась на Сирокко.
ЭПИЗОД XXII
— Пора, Джин.
— Знаю, что пора, — сказал он. — Проклятье, ты же сама говорила...
Тут он прекратил работу и огляделся. Габи рядом не было. Джину показалось, что он слышал ее голос, но он не был уверен в этом. Тогда он пожал плечами и вновь занялся устройством у себя на коленях.
Сидел Джин на большом ящике с наклейкой «ДИНАМИТ: Сделано в Беллинзоне». Ящик в свою очередь покоился на громадной зеленоватой трубе — нерве Геи — в мертвом сердце Океана. Повсюду вокруг были расставлены такие же ящики.
Устройство же, которое он держал на коленях, было часовым механизмом. Джину казалось — он знает, как им пользоваться. Зацепить вот эту ерундовину вон за ту дулю, завести фигулечку на задней крышке всей этой хренотени и...
Ничего. Даже не тикает. Вообще ни хрена.
Предполагалось, он все подрубит и все тут к чертовой матери взорвет. Выбираться отсюда Джин не планировал, так что, когда Габи дала команду, он просто выждал, как ему показалось, сколько надо, а потом взялся за работу. Теперь же все выходило так, что работать эта бандура вообще не собиралась. Ведь как эту фигульку ни цепляй, все одно ни хрена собачьего.
Джин беспомощно зарыдал.
Вот сейчас бы славный кусманчик рыбки. Просто обалденно, какой сразу вкус у вонючих тварей, стоит их малость на огне обуглить. Какого черта ему раньше в голову не пришло?
Джин уже собрался было встать и сходить за рыбкой, но тут вспомнил, сколько туда и обратно идти. Тьфу ты, пакость! Так вот почему он так долго ждал, прежде чем взяться за работу с этой ерундовиной. Ждал и прикидывал, сколько уйдет времени, чтобы опять подняться по этой скотской лестнице...
— Знаю, что пора, — сказал он. — Проклятье, ты же сама говорила...
Тут он прекратил работу и огляделся. Габи рядом не было. Джину показалось, что он слышал ее голос, но он не был уверен в этом. Тогда он пожал плечами и вновь занялся устройством у себя на коленях.
Сидел Джин на большом ящике с наклейкой «ДИНАМИТ: Сделано в Беллинзоне». Ящик в свою очередь покоился на громадной зеленоватой трубе — нерве Геи — в мертвом сердце Океана. Повсюду вокруг были расставлены такие же ящики.
Устройство же, которое он держал на коленях, было часовым механизмом. Джину казалось — он знает, как им пользоваться. Зацепить вот эту ерундовину вон за ту дулю, завести фигулечку на задней крышке всей этой хренотени и...
Ничего. Даже не тикает. Вообще ни хрена.
Предполагалось, он все подрубит и все тут к чертовой матери взорвет. Выбираться отсюда Джин не планировал, так что, когда Габи дала команду, он просто выждал, как ему показалось, сколько надо, а потом взялся за работу. Теперь же все выходило так, что работать эта бандура вообще не собиралась. Ведь как эту фигульку ни цепляй, все одно ни хрена собачьего.
Джин беспомощно зарыдал.
Вот сейчас бы славный кусманчик рыбки. Просто обалденно, какой сразу вкус у вонючих тварей, стоит их малость на огне обуглить. Какого черта ему раньше в голову не пришло?
Джин уже собрался было встать и сходить за рыбкой, но тут вспомнил, сколько туда и обратно идти. Тьфу ты, пакость! Так вот почему он так долго ждал, прежде чем взяться за работу с этой ерундовиной. Ждал и прикидывал, сколько уйдет времени, чтобы опять подняться по этой скотской лестнице...