Она увидела, что по крайней мере двоих ей напугать удалось. Пак лишь сузил глаза, и Сирокко понятия не имела, что за ними скрывается.
   — Если она выживет... — начал Пак. Глаза его совсем сузились. — Она в конце концов придет в Беллинзону.
   — Думаю, это неизбежно.
   — Что же нам тогда делать? — спросила Шалом. Сирокко пожала плечами:
   — Понятия не имею. Возможно, вам удастся изобрести оружие, которое ее убьет. Надеюсь, что удастся. — Большим пальцем она указала в сторону невидимой стены Преисподней. — Быть может, лучший выход — сдаться ей и стать, как те жалкие душонки внутри. Поклонитесь ей и скажите, какая она великая и в каком вы восторге от ее последнего фильма. Три раза в день ходите на ее фильмы и будьте благодарны, что остались в живых. Я просто не знаю, что для вас лучше — умереть стоя или жить на коленях.
   — Лично я, — тихо проговорил Пак, — предпочел бы умереть. Но это не тема для обсуждения. Я весьма ценю вашу оценку данной гипотетической ситуации. Быть может, теперь вы перейдете к тому, что нам делать сегодня?
   «Надо же, как лишняя звездочка придает человеку смелости», — подумала Сирокко. Затем она подалась вперед и приняла предельно серьезный вид. Чувствовала она себя картежницей, намеренной объявить игру.
   — Слышали вы когда-нибудь про корриду?

ЭПИЗОД XVIII

   Крис спустился по лестнице с верха стены на землю. Там он простоял несколько оборотов, чуть к западу от ворот «Юниверсал», издалека наблюдая за армией Сирокко.
   Поначалу зрелище производило впечатление. Казалось, там куча народу. В обзорный телескоп он ясно различал размеры и вид фургонов, тип униформы на солдатах и деловитую уверенность их движений.
   Но чем дольше Крис смотрел, тем больше сомневался. Тогда он по мере сил попытался прикинуть, сколько там солдат. Он раз за разом это проделывал, но даже самая большая цифра оказалась меньше той, на которую он надеялся. Титанид тоже было меньше. Нельзя сказать, чтобы Крис бил баклуши. Пока тревожные слухи о приближающейся армии распространялись по киностудиям, он взялся прикидывать общую силу Преисподней. Делать это Крис старался незаметно — хотя полагал, что Гее все равно. Она никогда не пыталась что-то скрывать ни от него, ни от кого-то еще в Преисподней. По сути, богиня часто в открытую хвасталась, что у нее сто тысяч бойцов.
   Так оно и есть, решил Крис. И в то же время — не так. За стеной действительно собралось примерно столько народу, и вся эта публика намеревалась воевать. Однако он предполагал, что армия Сирокко знает, как ей сражаться. А все, казалось Крису, чему выучились солдаты Геи, — это как дожидаться, пока расставят камеры, как корчить в бою яростные гримасы, орать благим матом и принимать позы, демонстрирующие несгибаемую целеустремленность.
   Но кое-что ему все-таки хотелось передать Сирокко. Грош цена разведчику, если он не может извлечь никаких ценных сведений на вражеской территории. При мысли об этом захотелось кружечку пива...
   Крис бешено замотал головой. Он уже решил не пить ни капли, пока не кончится бой. Ему надо быть наготове, если представится шанс... хотя Крис не знал, как ему понять, когда такой шанс представится. Он блуждал в потемках. И от этого хотелось кружечку пива...
   Проклятье.
   По стене шагала Гея. Она ходила повсюду, проверяя позиции своего войска, перемещая подразделения взад и вперед, изматывая их еще до начала боя.
   — Эй, Крис! — крикнула она. Крис повернулся и посмотрел на нее. Гея ткнула пальцем на север — в сторону армии Сирокко. — Ну, как тебе? Красотища, правда?
   — Готовь задницу, Гея, — отозвался Крис. — Скоро тебя высекут.
   Богиня разразилась громовым хохотом, затем переступила через шар ворот «Юниверсал» и продолжила свой обход. В последнее время Крис все чаще оказывался в роли придворного шута, способного на отважную реплику, допустимую лишь для комической фигуры. Его моральный дух такие реплики никак не поднимали. Самому Крису они даже забавными уже не казались.
   Проклятье, неужели никак не передать Сирокко хоть словечко?
   Ей следовало бы знать, что у Геи есть пушки.
   Хотя, быть может, она и так знает, и Крис зря беспокоится. Да и пушки не ахти какие. Крис присутствовал на испытаниях — наблюдал с безопасного расстояния, как от взрыва одной из ранних модификаций полегло шестнадцать человек.
   Радиус обстрела этих пушек был так себе, а точность совсем никуда. Однако железные мастера недавно изобрели новые разрывные ядра. Взрываясь, они осыпали довольно обширную площадь тысячами гвоздей. Если Сирокко решится на штурм, у нее могут возникнуть проблемы.
   Были у защитников Преисподней и котлы с кипящим маслом, но Крис прикидывал, что уж это для Сирокко не будет неожиданностью. Еще он знал, что у Геи есть лучники...
   Скверных известий набиралось немало. Так, у Геи были ружья. Правда, не так много, и к тому же это были примитивные кремневые ружья, на перезарядку которых требовалась целая вечность. Взрывались же они еще чаще, чем пушки. Люди, которым они достались, просто боялись из такой дьявольщины палить.
   Крис задумался, что хуже: носить оружие, которое может враз оторвать тебе руки... или идти в бой с добрым колом.
   Недавно пришлось пережить очень скверный момент, когда он увидел отделение солдат в новехоньких легких бронежилетах, вооруженных лазерными ружьями. За плечами у солдат висели ранцы с питанием для ружей. Одна рота таких солдат, не сомневался Крис, могла бы запросто истребить целый римский легион.
   Но затем он встретил одного из таких солдат в буфете. На расстоянии трех метров обман сразу бросался в глаза. Лазерные ружья были всего лишь из дерева и стекла. Ранцы оказались пустой скорлупой. А броня жилетов — какой-то разновидностью пластмассы.
   Крис пустился назад, к Таре. По пути постоянно приходилось отходить в сторону, пропуская бегущие рысцой группы солдат.
   Попадались и кавалеристы, восседавшие на конях, которых Гея использовала в своих героических вестернах. Сабли у кавалеристов были настоящие, а вот револьверы — деревянные. И еще Крис случайно узнал, что, по нужной команде, все эти кони падут на землю, притворяясь подстреленными, как их тому выдрессировали. Ну разве не славно было бы передать эту команду Сирокко?
   Потом мимо промаршировал римский легион. Просто красотища! Латунные щиты и нагрудники да еще какие-то багряные юбки. За легионом гусиным шагом проследовал полк нацистских штурмовиков, а за ними — волочащая ноги компания штурмовиков из сериала «Звездные войны». Прежде чем Крис добрался до Тары, он успел повидать гурков из «Гунга Дин», пехотинцев из «На Западном фронте без перемен», солдат армии южан из «Унесенных ветром», гуннов, монголов, буров, «северян», «красные мундиры», апачей, зулусов и троянцев.
   Да, подумал Крис, что там ни говори, а костюмеры в Преисподней работают потрясающе.
   Поднявшись по широкой лестнице плантаторского дома, он нашел Адама в одной из громадных комнат. Мальчик сидел на мраморном полу и играл в железную дорогу. Чудо что за дорога — серебряная, украшенная такими алмазами, которые Адам не смог бы проглотить, если бы даже их выковырял, — а он вечно все выковыривал, хотя глотать то, что явно не было едой, уже не пытался. Прицепив вагоны к локомотиву, Адам устремлялся вперед на коленях и тащил за собой поезд. Задние вагоны отцеплялись и переворачивались, но мальчику все было нипочем — он несся дальше и пыхтел: «чух-чух, чух-чух, чух-чух!»
   Увидев Криса, Адам радостно швырнул бесценный локомотив в стену, варварски сминая мягкий металл (все непременно починят, когда Дитя уснет, не сомневался Крис).
   — Папа, хочу полетать! — заорал мальчик.
   Крис подошел к нему, поднял и понес по воздуху будто аэроплан. Адам прыснул, захихикал — и остановиться никак не мог. Тогда Крис посадил его на закорки и вынес на балкон второго этажа. Они стали смотреть на север.
   Гея все еще шагала по стене. Она уже побывала у ворот «Голдвин» и теперь возвращалась к воротам «Юниверсал», которые находились ближе всего к расположению войск Сирокко. «Юниверсал» были у Адама одними из трех любимых. Ему нравился Микки Маус на верху ворот «Дисней», большой каменный лев на верху «МГМ» и вращающийся шар на верху «Юниверсал» — именно в таком порядке. Адам ткнул пальцем.
   — Вон Гея! — проорал он. Замечая издалека ее громаду, Адам неизменно преисполнялся радости и гордости. — Папа, хочу вниз, — потребовал он, и Крис поставил его на ноги.
   Адам поспешил к телескопу. В Таре была добрая сотня превосходных телескопов, причем как раз для такой цели. Как и со всеми своими игрушками, Адам варварски с ними обращался. Но всякий раз, как он просыпался, разбитые линзы были заменены, сальные отпечатки пальцев стерты, латунные цилиндры блестели.
   Теперь Адам уже лихо управлялся с телескопами. Покрутив трубкой туда-сюда, он быстро засек Гею. Крис подошел к другому прибору, чтобы видеть то же, что и Адам.
   Гея выкрикивала приказы солдатам внутри Преисподней, тыкая пальцем в разные стороны. Потом она повернулась наружу, упершись кулаками в бедра. Взглянув на Адама, Крис заметил, что мальчик слегка перевел телескоп и теперь рассматривает роскошные луга Гипериона, где, будто муравьи, роились солдаты Сирокко. Адам указал пальцем:
   — Что это, папа?
   — Это, сынок мой смышленый, Сирокко Джонс и ее армия.
   Адам, явно заинтересованный, снова уставился в телескоп. Наверно, он подумал, что сможет разглядеть саму Джонс. В последнее время он множество раз ее видел — в таких фильмах, как «Пожиратели мозгов», «Сирокко Джонс и Дракула» и «Тварь из Черной лагуны». Немногие из этих фильмов представляли собой подлинный земной продукт, где Сирокко порой просто замещала монстра, а порой добавочные сцены показывали превращение довольно зловещей Капитана Джонс в какое-нибудь ходячее бедствие, пожирающее Токио на этой самой неделе. Большинство фильмов, однако, было местным продуктом, с маркой «Сделано в Преисподней», где все права на постановку принадлежали «Гее, Великой и Могучей». Для некоторых сцен у Геи имелся вполне убедительный дублер Сирокко, а со всем остальным справлялись компьютеры. Качество выходило так себе, зато бюджеты были щедрые. Из болтовни в буфетах Крис знал, что бесконечные потрошения, расчленения, обезглавливания и выбрасывания из окон во всех этих приключенческих монструадах вовсе не спецэффекты и никакого отношения к каскадерам не имеют. Часто, добиваясь желаемого эффекта, Гея предпочитала похоронить статистов.
   Сложно было сказать, как эти фильмы действовали на Адама. В основном там господствовало откровенное морализаторство, когда злодейку, которую играла Сирокко, в самом конце, к восторгу зрителей, убивали. С другой стороны, Крис помнил, что и Дракула, и Франкенштейн — древние кинематографические злодеи — всегда воспринимались детьми с определенной долей восхищения. Реакция Адама казалась схожей. Стоило Сирокко появиться на телеэкране, как его возбуждение резко возрастало.
   Возможно, это было частью плана Геи. Возможно, она хотела, чтобы Адам солидаризировался с плохим малым — даже если это Сирокко.
   С другой стороны, была ведь и эта переработанная на компьютере версия «Кинг Конга».
   Сам Крис ни одного из этих древних фильмов никогда не видел, но давным-давно Сирокко рассказала ему примерный сюжет «Кинг Конга» — когда он подумывал отправиться в Северную Фебу и предпринять героическое убийство Генного порождения.
   Версия телевидения Преисподней сильно отличалась от оригинала. Гея снималась в роли Конга, а Сирокко — в роли Карла Денхэма. Фэй Рей в фильме почти что и не было. Конг/Гея никогда никоим образом ей не угрожал(а); все, чем он/она занимался(лась), — это уберегал(а) ни в чем неповинных очевидцев от буйных попыток Денхэма убить Конга. В самом конце, загнанная на крышу небоскреба, страшно израненная небольшими бипланчиками, Гея погибает. Крис помнил классическую финальную фразу: «Красота убила этого зверя». А в версии ТВ Преисподней Денхэм/Сирокко говорил(а): «Теперь весь мир в моих руках».
   Невозможно было думать о Конге без вызывающего тошноту взгляда на шоссе Двадцати Четырех Каратов. Невдалеке от того места, где оно упиралось в ворота Тары, находился большой черный шар с оттопыренными ушами. Это была голова Конга. Всякий раз, как Крис проходил мимо головы, скорбные глаза следовали за ним.
   — Что будет дальше, папа?
   Крису пришлось вернуться в настоящее. Адам задал свой любимый вопрос. Всякий раз при просмотре кинофильма, когда нарастало напряжение, Адам в страхе и нетерпении поворачивался к Крису и спрашивал, что будет дальше.
   «Что же дальше?»
   «Эх, нам бы самих себя спросить», — подумал Крис.
   — Думаю, будет война, Адам.
   — Ух ты! Война! — И Адам снова прильнул к телескопу.

ЭПИЗОД XIX

   Атака на Преисподнюю началась через два декаоборота после того, как был разбит последний лагерь. Началась она с исполнения титанидским оркестром медных духовых армии Беллинзоны «Колокола Свободы» сочинения Джона Филипа Соузы.
   Гея, стоя на своей каменной стене, наблюдала за сбором оркестра. Посмотрела, как блистают в прекрасном свете Гипериона отполированные инструменты, прослушала два такта вступительной фразы. Потом вдруг подпрыгнула от восторга.
   — Да это же просто... Монти Пайтон! — завопила она.
   И замерла в изумлении. Невесть как Сирокко то ли научила, то ли убедила, то ли заставила титанид маршировать. Титаниды всегда обожали маршевую музыку, но ни малейшего таланта маршировать в ногу не имели. Обычно они как попало подпрыгивали — поддерживая при этом неизменный ритм марша, словно отмеренный незримым метрономом. Теперь же они построились и четко пошли в ногу — исполняя марш так, как это умеют только титаниды. Зрелище было потрясающее. «Колокол Свободы», один из ранних маршей Соузы, некогда выбрали в качестве ведущей темы для одного из мюзиклов, и он был прекрасно знаком Гее по многим фильмам и телепередачам.
   Вскоре Гея окончательно втянулась. Она принялась маршировать взад и вперед по каменной стене и выкрикивала проклятия своим стоящим внизу войскам до тех пор, пока те устало не выстроились и не взялись маршировать взад и вперед заодно с ней.
   Оставаясь на разумном расстоянии от рва, что окружал стены, титаниды начали маршировать вокруг Преисподней против часовой стрелки, направляясь к воротам «Юнайтед Артистс». Они закончили «Колокол Свободы» и сразу же, не делая паузы, начали «Полковник Богги». Гея ненадолго помрачнела, припомнив недавнюю скверную сцену с фильмом, но быстро приободрилась, особенно когда половина титанид отложили свои инструменты и стали насвистывать припев.
   Затем последовали «Семьдесят шесть тромбонов». Многие из исполненных в дальнейшем номеров, судя по всему, так или иначе увязывались с кино.
   Пока звук пропадал на расстоянии, Гея оглянулась на север, откуда приближалась единственная затянутая в черное фигура — в добрых пятидесяти метрах впереди еще одного отряда из трехсот титанид. Позади, в безупречном боевом построении, шли легионы. Только командиры, во главе каждой группы солдат, носили бронзовые доспехи, что, подумала Гея, со стороны Сирокко довольно дешево. Зато вся та бронза была отполирована до блеска, и Гее пришлось признать, что обычные пехотинцы выглядели бодрыми и отдохнувшими, умелыми и целеустремленными.
   С северо-запада также приближался дирижабль. Даже за двадцать километров нетрудно было различить, что это Свистолет.
   Наземная группа продолжала маршировать вперед, а пузырь пододвигался все ближе, пока не остановился на высоте трех километров и на отдалении пяти — от Преисподней. Медленно громада его разворачивалась, пока бок не оказался обращен к Гее.
   Тут рядом с Сирокко показались какие-то люди. Эти не были похожи на солдат. Они что-то такое перед ней установили. Затем бок Свистолета замерцал, и вскоре на нем высветилось лицо Сирокко. Гея сочла это удачным фокусом. Она не знала, что пузыри на такое способны.
   — Гея, — загудел откуда-то со стороны дирижабля голос Сирокко.
   — Я слышу тебя, Демон, — крикнула в ответ Гея. Для того чтобы усилить ее голос, никаких технических трюков не потребовалось. Голос богини слышали аж в Титанополе.
   — Гея, я здесь во главе могучего войска, призванного свергнуть твой зловредный режим. Но мы не хотим с тобой сражаться. И предлагаем тебе сдаться с миром. Тебе не причинят вреда. Избавь себя от унижения полного и окончательного разгрома. Опусти мосты к Преисподней. Мы все равно победим.
   На краткое мгновение Гея задумалась, что станет делать эта безмозглая сука, если она вдруг и впрямь сдастся. Интересно, есть у Сирокко пара подходящих по размеру наручников? Но мысль быстро развеялась. Этот бой следовало довести до конца.
   — Ясное дело, вы не хотите сражаться, — принялась насмехаться она. — Потому что все вы, до последнего солдата, будете убиты. Мое войско пройдет маршем до Беллинзоны и подавит тех немногих, кто останется тебе верен. Сдавайся, Сирокко.
   Такой ответ Сирокко явно не удивил. Наступила долгая тишина, а затем стремительная серия взрывов породила беспокойство в стенах Преисподней. Люди подняли глаза и увидели Военно-Воздушные Силы Беллинзоны — все двенадцать действующих самолетов, выходящие из своих пике. Ничего, кроме сверхзвуковых хлопков, они на Преисподнюю, однако, не сбросили.
   Самолеты шли с востока на запад. Вот они пошли вверх, выполнили весьма элегантный маневр, после чего устремились по прямой, только что не соприкасаясь кончиками крыльев. Набирая скорость, они начали выпускать прерывистые точки дыма. Когда они пролетали над Преисподней, снова послышались сверхзвуковые хлопки. А точки стали образовывать слова.
   — Люди Преисподней, — ревел массивный образ Сирокко на боку Свистолета... а самолеты печатали слова ЛЮДИ ПРЕИСПОДНЕЙ в ясном небе Геи.
   Челюсть Геи отвисла. Следовало отдать должное, все выходило очень эффектно. Самолеты снова взмыли вверх и быстро заняли позиции для очередного захода.
   — Сбросьте цепи рабства, — прогудела Сирокко. СБРОСЬТЕ ЦЕПИ РАБСТВА. Затем вверх, разворот — и снова по прямой...
   Все, очевидно, проделывалось с помощью компьютеров. На сверхзвуковых скоростях человеческие рефлексы просто не могли так работать — не могли так идеально расставлять все эти точки дыма. Все, что требовалось от пилотов, это держаться прямой линии. Как только строчка оказывалась написана, высотные завихрения, вызванные прохождением самолетов, стирали слова, оставляя место для следующей.
   — Свергните кабалу Геи... опустите подъемные мосты... бегите на холмы... вы будете под защитой...
   «Хватит, довольно», — решила Гея. И отдала приказы уже для своего представления. В считанные мгновения все небо заполнилось рвущимися фейерверками. Это помогло отвлечь умы людей от небесной писанины. Гея позаботилась, чтобы побольше пиротехники полетело в сторону громадного дирижабля. Надежды добраться до него, конечно, не было, но немного подергать его тоже не мешало.
   Со Свистолетом что-то странное происходит", — подумала Гея. Ей уже приходили донесения о его действиях над Беллинзоной. Но слышать и видеть — разные вещи. Обычно осторожный пузырь не стал бы находиться в одном и том же воздушном пространстве с опасными огнедышащими самолетиками. И одной хорошей ракеты, выпущенной в том направлении, должно было хватить, чтобы он принялся удирать в Рею с такой скоростью, какую только могли позволить его массивные хвостовые плавники. А уж тем более — тех воздушных разрывов, которые устроила в небе Гея. Однако Свистолету, казалось, все нипочем.
   Довольно скоро и фейерверки, и письмо по небу закончились. И то и другое имело символическое значение, предположила Гея. Сирокко в этом отношении заметно продвинулась. Гея задумалась, не окажется ли она так же хороша и в бою.
   Но тут земля начала уходить у нее из-под ног.
 
   Только один из трех генералов понял, что имела в виду Сирокко, говоря про корриду. Однако даже он корриды не видел.
   Сирокко подумала, что она сейчас, наверное, последняя из людей, кто видел настоящую живую корриду. Мама сводила ее туда еще юной девочкой незадолго до того, как их изгнали из Испании, последней страны, которая их допустила.
   Мама Сирокко считала, что не следует закрывать ребенку глаза на грубость и уродство окружающего мира. Она не одобряла корриды — которая несколькими десятилетиями раньше стала, с подачи движения «Спасем китов», проблемой политической, — но считала, что это станет интересным воспитательные опытом. Сирокко была дитя войны, дитя изнасилования, а ее мама, жесткая, полагающаяся только на себя женщина, после срока, проведенного в арабском исправительно-трудовом лагере, обзавелась некоторыми странностями.
   Коррида стала для Сирокко одним из самых ярких воспоминаний детства.
   Немногие представления могут похвастаться такой красочностью. Наряд матадора россыпью искр так просто не назовут.
   Сирокко завороженно наблюдала, как конники подъезжают к могучему быку и всаживают ему в спину свои копья. До сих пор она помнила, как по бокам быка стекала ярко-алая кровь. К тому времени, когда на арену вышел матадор, бык уже представлял собой жалкое зрелище: ошеломленный, сбитый с толку и озверевший настолько, что готов был бросаться на все, что движется.
   И тут к нему подступил ссыкливый матадоришка. Нагло выставляя напоказ все свое мачо, весь свой мужской шовинизм, он играл с животным, раз за разом дурача его своей магической мулетой. Матадор поворачивался спиной к быку, пока тот стоял, одуревший от боли и неспособный понять, почему вдруг весь мир обратился против него, да еще в такой садистско-изощренной манере. Сирокко хотелось как-то отделиться от толпы. Она ненавидела толпу. Ей до смерти хотелось увидеть, как бык порвет этого матадора от мохнатых яиц до бритого подбородка. Девочка бешено бы рукоплескала, когда кишки ублюдка задымились бы под жарким испанским солнцем.
   Но все вышло иначе. Победил плохой малый. Вонючий гад повернулся лицом к полумертвому быку и всадил меч ему в сердце. Потом он под оглушительные аплодисменты гордо зашагал прочь. Будь у Сирокко в тот момент ружье с оптическим прицелом и умей она с ним обращаться, вонючий гад стал бы вдобавок и дохлым. А так ее просто вырвало.
   Теперь же она сама собралась выступить в ролы матадора.
   Впрочем, прежде чем погрузиться в бездну самоненавистничества, ей следовало уяснить для себя две вещи. Во-первых, Гея никак не была каким-нибудь тупым «торо». Не беспомощна, не невинна и не глупа.
   А во-вторых, Сирокко выходила на бой не забавы ради. И при любом разумном подсчете все преимущества оказывались у Геи.
   Человеку, ничего не сведущему в корриде, на первый взгляд тоже могло показаться, что все преимущества у быка. Но стоило только все проанализировать, пронаблюдать за приготовлениями и сопоставить разум быка и разум матадора, как сразу становилось ясно, что только самый безмозглый матадор подвергает себя какой-то реальной опасности. Он немного забавлялся с усталым животным, убивал его... и дурачил всех, кому казалось, что на арене происходит нечто славное и отважное, а не подлое и трусливое.
   Принцип, однако, остался тот же. Сирокко намеревалась сбить Гею с толку и все время держать ее в этом состоянии: одуревшей от боли, постоянно следящей за ярко-красной мулетой, не понимающей, почему от ее рогов никакого толку... и вонзить меч, когда Гея окажется умственно и эмоционально истощена.
   Итак, первая часть представления закончилась. Слова в небе, громкая музыка. Гея еще и сама помогла с фейерверками.
   — Помни, — в последнее их свидание сказала Габи. — Во многих отношениях Гея умственно регрессировала примерно до пятилетнего возраста. Она обожает зрелища. Именно они больше всего привлекли ее в кинофильмах. Здесь, помоги нам Боже, кроется главная причина, почему она начала войну. Устрой ей славное зрелище, Рокки, а уж я позабочусь об остальном. Но ни на миг не забывай, что детоподобна лишь некоторая ее часть. В остальном она всегда будет настороже. Будет готова к фокусам. Правда, она не знает, что откуда последует. И не подозревает, насколько мы обо всем осведомлены. Всякий раз, как ты на нее пойдешь, все должно выглядеть натурально.
   Держа все это в голове, Сирокко велела съемочной группе убраться с дороги, выступила чуть вперед, сложила руки на груди и призвала Нацу.
 
   Земля под Геей выгнулась. Балансируя руками, она отшатнулась на несколько метров, затем повернулась и с изумлением стала наблюдать, как взрывается шоссе Двадцати Четырех Каратов.
   Взрыв, впрочем, вышел какой-то волнистый — его путь проходил от места на полдороге к Таре до того места, где стояла сама Гея. Твердые золотые кирпичи и комья почвы полетели во все стороны — а потом какая-то гигантская петля обвила ее лодыжку.
   Поваленная на землю, Гея тупо уставилась на голову Налы — жемчужно-белую, чешуйчатую, поднявшуюся в небо метров на триста.
   «Монти Анаконда», — подумала она и покатилась прочь.
 
   Крис и Адам наблюдали с балкона Тары.
   — Кинг Конг! — заверещал Адам.
   Крис тревожно на него взглянул. Мальчик, похоже, был в восторге.
 
   Змея быстро обвила Гею своими массивными кольцами. А Гея катилась. Она так славно раскатилась, что начисто снесла три киносъемочных павильона, прежде чем сумела встать на ноги. Вдобавок прикончила сотни статистов. Те, кто видел, как она встает, не могли поверить своим глазам. Из-под мощных колец виднелась только ступня и часть другой ноги.