Прайс снова открыл глаза. В сером полумраке комната казалась огромной и незнакомой. Скоро рассвет. Впрочем, света от этого почти не прибавится.
Ничего не поделаешь, приходилось выбирать между немного более ярким светом и лишними десятками миллиардов киловатт мощности. Достаточно того, что Сфера Прайса пропускает инфракрасные лучи, все остальное могут заменить фосфоресцирующие светильники, благо они почти не расходуют энергию. А сколько шума было вначале. "Запретить затею Прайса", "Прайс обрекает человечество на световой голод", "Проект Прайса угрожает здоровью детей".
Хороши бы они были сейчас без Сферы Прайса с ее солнечными батареями, когда все энергетические запасы Земли исчерпаны. Теперь хоть можно как-то перебиться и даже, если ограничить потребности, накопить за несколько лет необходимое количество энергии для Решающего Опыта Прайса. Тогда, в случае удачи… Даже дух захватывает, когда об этом подумаешь.
Резким движением Прайс откинул одеяло. Пора завтракать. Он быстро пробежал глазами меню. Бесплатный завтрак: теплая каша, холодный кофе ультразвуковой заварки, желе. К черту бесплатные завтраки! Сегодня он будет расточителен. В такой день можно позволить себе горячую пищу. Прайс взял со стола пистолет-кошелек. Двадцать тысяч Энергетических Единиц. Здесь все его сбережения, да еще шесть тысяч Единиц, выданных Советом для поездки в Город Биологов. Он вставил ствол в отверстие автомата и набрал шифры на диске.
Через минуту на лотке появились тарелка горячего рагу и чашка с дымящимся кофе. Прайс взглянул на счетчик пистолета. Завтрак стоил сто Единиц.
Допив кофе, он приступил к осмотру своего гардероба. Нет, бесплатная одежда из синтетической ткани решительно не годится для этого случая.
Сегодня он должен предстать перед Эдной во всем великолепии. Никакой синтетики. Костюм из самой настоящей шерсти.
Прайс долго рассматривал каталоги одежды, прежде чем набрать шифр. В автомате раздался протяжный гудок, и мелодичный женский голос произнес:
— Абонент ХЕ-1263-971, повторите заказ, очевидно, произошла ошибка.
Прайс снова набрал номер. Небольшая пауза.
— Абонент, ваш заказ стоит две тысячи Единиц, натуральная пряжа очень энергоемка. Подтвердите согласие на оплату.
— Хорошо. — Прайс вставил ствол пистолета в отверстие автомата.
— Заказ принят. Будет выполнен через двадцать минут.
Теперь можно поговорить с Эдной, она, вероятно, уже встала.
На посадочной площадке движущегося тротуара висело объявление, прикрепленное к кронштейну фосфоресцирующего светильника:
"В целях экономии энергии скорость движения снижена до десяти километров в час. Тротуар включается при нагрузке не менее одного человека на десять погонных метров".
Проще было идти пешком.
В ближайшей видеофонной будке он вызвал аэропорт.
Появившаяся на экране девушка кокетливо ему улыбнулась.
Лицо Прайса было хорошо известно всем телезрителям еще со времени дискуссии о Сфере.
— Мне нужен билет до Города Биологов — Когда вы хотите лететь?
— Сегодня.
Девушка замялась.
— Регулярные рейсы отменены. Мы не можем набрать столько пассажиров.
Боюсь, что единственный выход — заказать специальную машину, но это будет стоить, — она раскрыла справочник, — пять тысяч Единиц в один конец.
— Меня это не смущает, — нетерпеливо ответил Прайс, — когда можно вылететь?
— К сожалению, не раньше вечера. Я должна запросить Управление. Думаю, что все будет в порядке, — опять улыбнулась она, — вам они, конечно, не откажут.
— Хорошо, я позвоню в пять часов.
Он как-то раньше не думал об этой проблеме. До окончания Решающего Эксперимента придется жить с Эдной врозь. Здесь, в Городе Энергетиков, ей нечего делать. А потом нужно решать. Собственно говоря, решать нечего.
Просто придется перейти работать к биологам. От такого математика никто не откажется. Жаль, но ничего не поделаешь, необходимо менять специальность.
В лаборатории его ждали. Очевидно, церемония встречи была заранее прорепетирована, но Агата от волнения все перепутала.
— Поздравляем вас. Роб, и все такое… — пробормотала она и, окончательно смутившись, чмокнула его в щеку.
— Последнее целование смертного Прайса, — сказал Хенс. — Нужно надеяться, что на пороге бессмертия люди все же отдают должное и девичьим поцелуям и горячему чаю.
Прайс взглянул на свой стол. Так и есть, литровый термос с горячим чаем.
Теперь эти ребята два дня будут питаться теплой кашей.
— Сегодня мы пируем, как троглодиты над тушей мамонта, — сказал он, подходя к автомату. — Прошу закрыть глаза. Раз… два… три!
В руках у Прайса было блюдо с горячими пирожками. Агата разливала чай в маленькие посеребренные чашки.
— Не меньше девяноста градусов, — сказал Хенс, пережевывая пирожок. Великий Прайс в роли расточителя Энтропии — зрелище поистине достойное богов. Бессмертный показывает им пример высокотемпературных излишеств.
— Жаль, что не каждый день, — сказала Агата, убирая термос — Что дальше?
Прайс протянул ей листок бумаги.
— Составьте программу для большого анализатора.
Внезапно раздался звонок, и анализатор смолк. Прайс взглянул на счетчик и тихо выругался. Кончился дневной лимит энергии. Как это некстати, именно сегодня, когда ему, наконец, удалось вывести уравнение. Придется идти просить дотацию у Причарда. Старика иногда удается разжалобить. Прайс вздохнул и отправился на второй этаж…
Пергаментное лицо директора с навсегда застывшей улыбкой казалось искусно сделанной маской.
— Мне очень не хочется, Прайс, огорчать вас в такой день, но Совет высказался против проведения эксперимента.
Прайс поморщился. Он не любил подобных шуток.
— Вы очень остроумны, — вяло ответил он, — в наши дни ученый, сохранивший чувство юмора, просто находка.
В пристальном взгляде шефа Прайс прочел сострадание. Ему стало страшно.
— Вы… это… серьезно?
— К сожалению, серьезно. Двадцать голосов против, два — за.
— Я обжалую решение!
— Боюсь, что это вам не удастся. Оно уже утверждено.
— Но почему?!
— Все складывается против вашего эксперимента. Нельзя рисковать последними ресурсами энергии. Подумайте сами, какова, по-вашему, вероятность успеха.
— Если я скажу, что вероятность равна 0,5, то это вам ничего не объяснит. Нужно просто верить в успех. Положение таково, что нам приходится играть ва-банк.
— Вот этого мы и не можем сейчас себе позволить. Попытки искусственного создания сверхновых звезд делались еще сто лет назад.
— Но тогда никто не мог добиться такой концентрации энергии в пучке.
Было бы преступлением не использовать это достижение!
— Совет и предлагает вам использовать его.
— Каким образом?
— Для частичного вскрытия Сферы.
— Что?!
— Успокойтесь, Прайс. Положение серьезнее, чем вы предполагаете. Биологи настаивают, чтобы по крайней мере десять процентов солнечного света полного спектра попадало на Землю. Дальнейшее световое голодание угрожает здоровью людей.
— Чепуха! В крайнем случае, речь идет о здоровье одного поколения. А вы подумали о грядущих поколениях? Что вы им оставите в наследство?
Улыбка на лице директора стала еще шире, признак, не предвещавший ничего хорошего.
— А вы забыли, Прайс, о том, что это поколение — дети?
— Так что ж, по-вашему, сдаться без боя?
— Почему? Ведь есть другие идеи.
— Например, проект Лунда?
— Хотя бы.
— Вы считаете его более перспективным?
— Может быть, менее блестящим, но более реальным.
Прайс пошел к двери.
— Подождите, Прайс! — Причард положил на плечо Прайса желтую руку. Решение Совета вовсе не означает прекращения теоретических работ. Может быть, со временем расчетные данные…
— Когда будет вскрыта Сфера, эксперимент потеряет всякий смысл, он станет просто опасным, — перебил его Прайс.
— Пожалуй… и все же нужно продолжать. Могут выясниться новые обстоятельства. Обещаю вам свою поддержку во всем. Кстати, вы ко мне шли, очевидно, с каким-то вопросом?
— Нет, просто зашел попрощаться. Вечером улетаю.
— Поздравляю вас от всей души. Вы получаете все, о чем может мечтать человек. Честное слово, если бы я не был уверен, что вы самый достойный, то завидовал бы вам, Прайс.
— Спасибо.
Пришлось перерыть половину архива, пока он разыскал эту пленку. Теперь квазиматериальными изображениями никто не пользовался. Они требовали слишком большой затраты энергии.
Кадры истории энергетики шли в обратном хронологическом порядке. Мало кто интересовался давно прошедшими событиями.
Прайс быстро пропустил эру синтеза легких элементов, эпоху расщепления ядра, столетия гидро- и ветроэнергетики. Теперь в ограниченном пространстве демонстрационного объема царила эра огня. Он рвался из сопел ракет, бушевал в цилиндрах двигателей, светился в топках паровозов, горел в допотопных металлургических печах. Дальше, дальше. Прайс нетерпеливо нажимал кнопку смены кадров. Наконец, то, что он искал — картина, поразившая его еще в раннем детстве: одетые в звериные шкуры люди у первобытного костра.
Настраивая левой рукой фокусировку, он выпустил из пистолета максимальный заряд и зажмурился от удовольствия, почувствовав на лице отблеск огня.
— Счастливцы, — пробормотал он, снова нажимая на гашетку. Красные языки пламени уже превратились в ослепительно белое бушующее море огня, но он без перерыва выпускал заряд за зарядом.
Он знал, чем это кончится, знал по мигающим сигналам тревоги, по реву сирены, по топоту ног на лестнице, по запаху дымящейся на нем одежды.
Закрыв глаза от нестерпимо яркого света, он вырвал зубами штифт ограничителя и с перекошенным лицом нажал до отказа гашетку…
Из желтого коттеджа вышли долговязый юноша с удочками на плече и златокудрая красотка в прозрачном нейлоновом купальнике. Тихий шепот пронесся по зрительному залу, публика узнала свою любимицу Лиллит Марлен самую яркую звезду в созвездии Голливуда. Оператор отлично подал белую кожу актрисы на фоне красного автомобиля. Зрители, затаив дыхание ловили каждое ее слово.
— Шестиместный лимузин «крайслер» модели тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года расходует на десять процентов меньше горючего, чем машины этого класса других фирм. Покупая автомобиль «крайслер», вы не только экономите деньги, но и выполняете свой долг перед человечеством, сберегая драгоценное топливо. Подумайте о судьбе грядущих поколений, покупайте автомобили «крайслер»!
…Лимузин медленно набирал скорость, достаточно медленно, чтобы публика могла через стекла расширенного обзора насладиться зрелищем легендарного бюста несравненной Лиллит Марлен, сидящей за рулем.
"Цунами" откладываются
Человек, который видел антимир
— Очень трудно объяснить, как это получается, — сказал он, чертя прутиком какой-то узор на песке. — Представьте себе окружающий вас мир (кончик прутика прочертил большой круг), а это вы (появился крестик в центре). Все люди видят окружающее их пространство вот так (лучи от крестика к окружности), а я одновременно и внутри и снаружи (стрелки вне круга, устремленные к центру). Впрочем, вряд ли это все можно так просто себе представить.
— Действительно, трудно, — согласился я, — непонятно, как вы можете видеть все предметы одновременно спереди и сзади.
— Не совсем так. Скорее, снаружи и изнутри, но это вовсе не значит, что я вижу то, что у вас здесь, — он дотронулся прутиком до моей груди. Снаружи и изнутри не отдельные предметы, а весь мир в целом. Я вижу мир в его противоположностях, — добавил он, помолчав. — Может быть, я недостаточно точно выразился. Скорее всего, правую и левую модели мира одновременно.
— Как же это все выглядит?
— Очень небольшой участок пространства, в котором вместе существуют наблюдаемые мною предметы и их зеркальные отображения. Иногда они накладываются друг на друга полностью, а иногда только частично, но вместе с тем они всегда разделены какой-то неизвестной нам материальной средой, в которую погружены, как в жидкость.
Это был наш первый разговор. После этого мы много раз встречались в том же маленьком скверике, затерянном среди нагромождения многоэтажных зданий, и беседовали о его удивительной способности видеть мир. У меня создалось такое впечатление, что все это происходило у него в состоянии, близком к трансу.
Он несколько раз мне говорил, что его дар связан со способностью сосредоточиваться, отвлекаясь от окружающей обстановки. Для этого он подолгу фиксировал взгляд на каком-то блестящем предмете, о котором он рассказывал очень неохотно, приписывая ему, по-видимому, некую особую силу талисмана.
Как-то я ему напомнил, что такой прием далеко не нов и известен йогам уже много тысячелетий. Почему-то это его очень рассердило.
— Ни один йог не видит дальше своего носа, — ответил он сухо и поднялся со скамьи. Ушел он не попрощавшись.
Несколько дней я тщетно поджидал его на обычном месте. Когда наконец он появился, у него был очень утомленный вид.
По его словам, все эти дни он был занят попытками установить связь с таинственным зеркальным изображением нашего мира. Результаты превзошли все его ожидания. Ему удалось обнаружить там своего двойника и даже разговаривать с ним, но это потребовало такого колоссального напряжения всех его сил, что кончилось обмороком, продолжавшимся несколько часов.
В этот вечер мы долго беседовали. Он говорил о том, что вселенная представляется ему совокупностью множества миров в общем пространстве. Эти миры пронизывают друг друга, но контакт между ними невозможен. Очевидно, они существуют в различных временных ритмах или полностью проницаемы друг для друга. Явления в них зеркально перевернуты. Это касается не только образов, но и понятий.
Его слова меня несколько озадачили. Я ему сказал, что не могу представить себе зеркального отображения понятий.
— Не понимаю, что вас смущает, — возразил он. — Возьмем хотя бы понятие о добре и зле. Они складываются из суммы представлений о том, что хорошо и что плохо. Дикарь делит таким образом только явления внешнего мира: живой тигр это плохо, убитый тигр это хорошо. Современный человек прибавил сюда еще массу этических и моральных категорий, но сущность остается той же: что нам во вред — это плохо, что на пользу — это хорошо. В антимире иные взаимодействия этих слагающих.
— Значит, там убитый тигр — это плохо, а живой тигр — хорошо?
— Почему бы и нет, если тигр там не враг, а друг?
— Ну, а другие миры? — спросил я.
— Они вообще недоступны нашему воображению, — ответил он, подумав. Нельзя представить себе того, что не имеет аналогий, хотя бы отрицательных.
Только наш антимир может быть еще как-то воспринят человеческим мозгом, но для этого требуются совершенно новые органы чувств, вроде тех, которыми меня наградила природа.
У него был вид тяжело больного человека. Особенно поразили меня его глаза, воспаленные, с кровавыми прожилками. Казалось, они были обожжены видением того, что недоступно воображению.
Я сказал ему, что нужно на время прекратить все эксперименты и полечиться. По-видимому, напряжение последних дней губительно сказалось на его нервной системе.
— Неужели вы думаете, что я могу сейчас остановиться на полпути? невесело рассмеялся он. — Я уверен, что нахожусь уже у порога самой увлекательной тайны мироздания. Пройдет еще несколько дней, и мне, наверное, удастся раскрыть ее при помощи своего антидвойника.
Он поднялся на ноги, но зашатался от слабости, и я был вынужден взять его под руку.
Впервые за наше знакомство я проводил его до дома.
Он жил в старом, запущенном доме на берегу Обводного канала. Мы долго шли по мрачным дворам, загроможденным штабелями дров, пока не остановились у двери под одной из многочисленных арок.
— Дальше меня провожать не нужно, — сказал он, подавая мне руку. Извините, что не приглашаю вас к себе, но в настоящее время это просто невозможно. Думаю, что вы поймете меня правильно и не обидитесь.
Прошло две недели. Горст не появлялся.
Я был уверен, что он заболел, но не решался явиться к нему без приглашения.
Мне казалось, что его нежелание видеть меня у себя было как-то связано с тайной талисмана, которую он тщательно оберегал.
Все эти дни я обдумывал разные способы навестить его без риска показаться назойливым.
Однажды вечером, тщетно прождав его в сквере больше двух часов, я набрался смелости и отправился к нему на дом.
С большим трудом на полутемной лестнице я отыскал дверь с нацарапанной надписью: "И. П. Горст".
Мне открыла дверь девочка лет двенадцати. Я спросил, как здоровье Изекииля Петровича. Она молча провела меня в конец коридора и также молча указала на дверь.
Я постучал, но никто не отозвался.
Зайдя в комнату, я увидел Горста, сидящего в кресле у стола. Сначала меня испугал его остановившийся взгляд. Мне показалось, что он мертв. Однако это было только первым впечатлением. Его ноздри раздувались в медленном ритме дыхания йогов. Очевидно, он был целиком погружен в созерцание загадочного антимира.
Я понял, что мой приход оказался очень некстати, и сделал уже несколько шагов к двери, но непреодолимое любопытство заставило меня вернуться, чтобы взглянуть на таинственный талисман, к которому был прикован взгляд Горста.
Это была обыкновенная рюмка, наполненная до краев. О ее содержимом было легко догадаться по этикеткам многочисленных уже опорожненных бутылок, стоявших на столе.
Ничего не поделаешь, приходилось выбирать между немного более ярким светом и лишними десятками миллиардов киловатт мощности. Достаточно того, что Сфера Прайса пропускает инфракрасные лучи, все остальное могут заменить фосфоресцирующие светильники, благо они почти не расходуют энергию. А сколько шума было вначале. "Запретить затею Прайса", "Прайс обрекает человечество на световой голод", "Проект Прайса угрожает здоровью детей".
Хороши бы они были сейчас без Сферы Прайса с ее солнечными батареями, когда все энергетические запасы Земли исчерпаны. Теперь хоть можно как-то перебиться и даже, если ограничить потребности, накопить за несколько лет необходимое количество энергии для Решающего Опыта Прайса. Тогда, в случае удачи… Даже дух захватывает, когда об этом подумаешь.
Резким движением Прайс откинул одеяло. Пора завтракать. Он быстро пробежал глазами меню. Бесплатный завтрак: теплая каша, холодный кофе ультразвуковой заварки, желе. К черту бесплатные завтраки! Сегодня он будет расточителен. В такой день можно позволить себе горячую пищу. Прайс взял со стола пистолет-кошелек. Двадцать тысяч Энергетических Единиц. Здесь все его сбережения, да еще шесть тысяч Единиц, выданных Советом для поездки в Город Биологов. Он вставил ствол в отверстие автомата и набрал шифры на диске.
Через минуту на лотке появились тарелка горячего рагу и чашка с дымящимся кофе. Прайс взглянул на счетчик пистолета. Завтрак стоил сто Единиц.
Допив кофе, он приступил к осмотру своего гардероба. Нет, бесплатная одежда из синтетической ткани решительно не годится для этого случая.
Сегодня он должен предстать перед Эдной во всем великолепии. Никакой синтетики. Костюм из самой настоящей шерсти.
Прайс долго рассматривал каталоги одежды, прежде чем набрать шифр. В автомате раздался протяжный гудок, и мелодичный женский голос произнес:
— Абонент ХЕ-1263-971, повторите заказ, очевидно, произошла ошибка.
Прайс снова набрал номер. Небольшая пауза.
— Абонент, ваш заказ стоит две тысячи Единиц, натуральная пряжа очень энергоемка. Подтвердите согласие на оплату.
— Хорошо. — Прайс вставил ствол пистолета в отверстие автомата.
— Заказ принят. Будет выполнен через двадцать минут.
Теперь можно поговорить с Эдной, она, вероятно, уже встала.
* * *
Прайс вышел на улицу.На посадочной площадке движущегося тротуара висело объявление, прикрепленное к кронштейну фосфоресцирующего светильника:
"В целях экономии энергии скорость движения снижена до десяти километров в час. Тротуар включается при нагрузке не менее одного человека на десять погонных метров".
Проще было идти пешком.
В ближайшей видеофонной будке он вызвал аэропорт.
Появившаяся на экране девушка кокетливо ему улыбнулась.
Лицо Прайса было хорошо известно всем телезрителям еще со времени дискуссии о Сфере.
— Мне нужен билет до Города Биологов — Когда вы хотите лететь?
— Сегодня.
Девушка замялась.
— Регулярные рейсы отменены. Мы не можем набрать столько пассажиров.
Боюсь, что единственный выход — заказать специальную машину, но это будет стоить, — она раскрыла справочник, — пять тысяч Единиц в один конец.
— Меня это не смущает, — нетерпеливо ответил Прайс, — когда можно вылететь?
— К сожалению, не раньше вечера. Я должна запросить Управление. Думаю, что все будет в порядке, — опять улыбнулась она, — вам они, конечно, не откажут.
— Хорошо, я позвоню в пять часов.
Он как-то раньше не думал об этой проблеме. До окончания Решающего Эксперимента придется жить с Эдной врозь. Здесь, в Городе Энергетиков, ей нечего делать. А потом нужно решать. Собственно говоря, решать нечего.
Просто придется перейти работать к биологам. От такого математика никто не откажется. Жаль, но ничего не поделаешь, необходимо менять специальность.
В лаборатории его ждали. Очевидно, церемония встречи была заранее прорепетирована, но Агата от волнения все перепутала.
— Поздравляем вас. Роб, и все такое… — пробормотала она и, окончательно смутившись, чмокнула его в щеку.
— Последнее целование смертного Прайса, — сказал Хенс. — Нужно надеяться, что на пороге бессмертия люди все же отдают должное и девичьим поцелуям и горячему чаю.
Прайс взглянул на свой стол. Так и есть, литровый термос с горячим чаем.
Теперь эти ребята два дня будут питаться теплой кашей.
— Сегодня мы пируем, как троглодиты над тушей мамонта, — сказал он, подходя к автомату. — Прошу закрыть глаза. Раз… два… три!
В руках у Прайса было блюдо с горячими пирожками. Агата разливала чай в маленькие посеребренные чашки.
— Не меньше девяноста градусов, — сказал Хенс, пережевывая пирожок. Великий Прайс в роли расточителя Энтропии — зрелище поистине достойное богов. Бессмертный показывает им пример высокотемпературных излишеств.
— Жаль, что не каждый день, — сказала Агата, убирая термос — Что дальше?
Прайс протянул ей листок бумаги.
— Составьте программу для большого анализатора.
* * *
Он сидел за столом, прислушиваясь к монотонному ритму работы машины.Внезапно раздался звонок, и анализатор смолк. Прайс взглянул на счетчик и тихо выругался. Кончился дневной лимит энергии. Как это некстати, именно сегодня, когда ему, наконец, удалось вывести уравнение. Придется идти просить дотацию у Причарда. Старика иногда удается разжалобить. Прайс вздохнул и отправился на второй этаж…
Пергаментное лицо директора с навсегда застывшей улыбкой казалось искусно сделанной маской.
— Мне очень не хочется, Прайс, огорчать вас в такой день, но Совет высказался против проведения эксперимента.
Прайс поморщился. Он не любил подобных шуток.
— Вы очень остроумны, — вяло ответил он, — в наши дни ученый, сохранивший чувство юмора, просто находка.
В пристальном взгляде шефа Прайс прочел сострадание. Ему стало страшно.
— Вы… это… серьезно?
— К сожалению, серьезно. Двадцать голосов против, два — за.
— Я обжалую решение!
— Боюсь, что это вам не удастся. Оно уже утверждено.
— Но почему?!
— Все складывается против вашего эксперимента. Нельзя рисковать последними ресурсами энергии. Подумайте сами, какова, по-вашему, вероятность успеха.
— Если я скажу, что вероятность равна 0,5, то это вам ничего не объяснит. Нужно просто верить в успех. Положение таково, что нам приходится играть ва-банк.
— Вот этого мы и не можем сейчас себе позволить. Попытки искусственного создания сверхновых звезд делались еще сто лет назад.
— Но тогда никто не мог добиться такой концентрации энергии в пучке.
Было бы преступлением не использовать это достижение!
— Совет и предлагает вам использовать его.
— Каким образом?
— Для частичного вскрытия Сферы.
— Что?!
— Успокойтесь, Прайс. Положение серьезнее, чем вы предполагаете. Биологи настаивают, чтобы по крайней мере десять процентов солнечного света полного спектра попадало на Землю. Дальнейшее световое голодание угрожает здоровью людей.
— Чепуха! В крайнем случае, речь идет о здоровье одного поколения. А вы подумали о грядущих поколениях? Что вы им оставите в наследство?
Улыбка на лице директора стала еще шире, признак, не предвещавший ничего хорошего.
— А вы забыли, Прайс, о том, что это поколение — дети?
— Так что ж, по-вашему, сдаться без боя?
— Почему? Ведь есть другие идеи.
— Например, проект Лунда?
— Хотя бы.
— Вы считаете его более перспективным?
— Может быть, менее блестящим, но более реальным.
Прайс пошел к двери.
— Подождите, Прайс! — Причард положил на плечо Прайса желтую руку. Решение Совета вовсе не означает прекращения теоретических работ. Может быть, со временем расчетные данные…
— Когда будет вскрыта Сфера, эксперимент потеряет всякий смысл, он станет просто опасным, — перебил его Прайс.
— Пожалуй… и все же нужно продолжать. Могут выясниться новые обстоятельства. Обещаю вам свою поддержку во всем. Кстати, вы ко мне шли, очевидно, с каким-то вопросом?
— Нет, просто зашел попрощаться. Вечером улетаю.
— Поздравляю вас от всей души. Вы получаете все, о чем может мечтать человек. Честное слово, если бы я не был уверен, что вы самый достойный, то завидовал бы вам, Прайс.
— Спасибо.
* * *
Прайс взглянул на часы. Оставалось два часа, которые нужно было чем-то занять. Он спустился в фильмотеку.Пришлось перерыть половину архива, пока он разыскал эту пленку. Теперь квазиматериальными изображениями никто не пользовался. Они требовали слишком большой затраты энергии.
Кадры истории энергетики шли в обратном хронологическом порядке. Мало кто интересовался давно прошедшими событиями.
Прайс быстро пропустил эру синтеза легких элементов, эпоху расщепления ядра, столетия гидро- и ветроэнергетики. Теперь в ограниченном пространстве демонстрационного объема царила эра огня. Он рвался из сопел ракет, бушевал в цилиндрах двигателей, светился в топках паровозов, горел в допотопных металлургических печах. Дальше, дальше. Прайс нетерпеливо нажимал кнопку смены кадров. Наконец, то, что он искал — картина, поразившая его еще в раннем детстве: одетые в звериные шкуры люди у первобытного костра.
Настраивая левой рукой фокусировку, он выпустил из пистолета максимальный заряд и зажмурился от удовольствия, почувствовав на лице отблеск огня.
— Счастливцы, — пробормотал он, снова нажимая на гашетку. Красные языки пламени уже превратились в ослепительно белое бушующее море огня, но он без перерыва выпускал заряд за зарядом.
Он знал, чем это кончится, знал по мигающим сигналам тревоги, по реву сирены, по топоту ног на лестнице, по запаху дымящейся на нем одежды.
Закрыв глаза от нестерпимо яркого света, он вырвал зубами штифт ограничителя и с перекошенным лицом нажал до отказа гашетку…
* * *
В гаснущем зареве взрыва на экране возник шестиместный лимузин.Из желтого коттеджа вышли долговязый юноша с удочками на плече и златокудрая красотка в прозрачном нейлоновом купальнике. Тихий шепот пронесся по зрительному залу, публика узнала свою любимицу Лиллит Марлен самую яркую звезду в созвездии Голливуда. Оператор отлично подал белую кожу актрисы на фоне красного автомобиля. Зрители, затаив дыхание ловили каждое ее слово.
— Шестиместный лимузин «крайслер» модели тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года расходует на десять процентов меньше горючего, чем машины этого класса других фирм. Покупая автомобиль «крайслер», вы не только экономите деньги, но и выполняете свой долг перед человечеством, сберегая драгоценное топливо. Подумайте о судьбе грядущих поколений, покупайте автомобили «крайслер»!
…Лимузин медленно набирал скорость, достаточно медленно, чтобы публика могла через стекла расширенного обзора насладиться зрелищем легендарного бюста несравненной Лиллит Марлен, сидящей за рулем.
"Цунами" откладываются
В штабе посредников заканчивались последние приготовления. В комнату вошел Адъютант и доложил, что передислокация войск закончена.
Генерал обвел взглядом присутствующих.
— Напоминаю, господа, условия маневров «Цунами». Они проводятся на уровне дивизий, стрелковые подразделения поддерживаются танковыми, парашютными частями и артиллерией. Кроме того, каждой стороне приданы ракетно-атомные батареи. Отличительной особенностью этих маневров является то, что «ягуарами» будет командовать электронная машина. Цель маневров захват безыменной высоты, удерживаемой «медведями». Прошу, сэр, можете сводить в свою машину данные об исходном расположении частей.
— О'кэй! — крикнул Профессор.
Он подал знак Ассистенту, и тот начал пробивать на перфокарте причудливо чередующиеся отверстия.
Некоторое время, после того как в машину были введены необходимые сведения, на ее панели вспыхивали разноцветные лампочки. Затем на большом табло загорелся красный крест.
— Готово? — спросил Генерал.
— Машина не согласна с предложенной дислокацией и требует перегруппировки, — ответил Профессор.
— Чего же она хочет?
— Сейчас посмотрим.
Профессор нажал зеленую кнопку на панели, и из машины поползла бумажная лента, испещренная нулями и единицами.
— Любопытно, — сказал Полковник, посредник «ягуаров».
Ассистент считывал знаки с ленты и делал какие-то пометки у себя в записной книжке.
— Она требует ликвидации фланговых резервов. Восемь стрелковых подразделений должны занять позиции вдоль линии фронта.
— Начало не очень удачное, — сказал Генерал. — Что же, она хочет оставить «ягуаров» совсем без флангового прикрытия?
— Она настаивает, чтобы две группы танков прорыва были переброшены на фланги и заняли позиции позади стрелковых частей.
— Гениально! — сказал Полковник.
— Еще что? — спросил Генерал.
— Знамя дивизии должно быть расположено в центре, рядом с ракетно-атомной батареей, позади стрелковых подразделений.
— Здорово! — воскликнул Полковник, — И о знамени не забыла!
Генерал поморщился, но ничего не сказал.
— Справа и слева от них должны быть расположены две легкие батареи, продолжал Ассистент. — Рядом с батареями она хочет разместить парашютно-десантные соединения.
— Надеюсь, все?
— Нет, она требует, чтобы убрали полевой госпиталь.
— Куда убрали?
— Чтобы он совсем не участвовал в маневрах.
Профессор схватился за сердце и застонал.
— Что с вами? — спросил Генерал.
— Сердечный приступ, — пробормотал Профессор, опускаясь на стул. Прошу отложить маневры на завтра. Очень прошу вас!
— Вы опять вчера играли с ней в шахматы?
— Да, сэр, а что?
— А программу вы у нее сменили?
— Н-н-не помню, — смутился Ассистент.
— То-то! "Н-н-не помню"! Разве вы не заметили, что она расставляла подразделения, как фигуры на доске?!
Наступившее затем молчание первым прервал Ассистент:
— Жаль все-таки, что вы не дали ей попробовать. Вчера она изумительно работала. Я чуть не проиграл.
Генерал обвел взглядом присутствующих.
— Напоминаю, господа, условия маневров «Цунами». Они проводятся на уровне дивизий, стрелковые подразделения поддерживаются танковыми, парашютными частями и артиллерией. Кроме того, каждой стороне приданы ракетно-атомные батареи. Отличительной особенностью этих маневров является то, что «ягуарами» будет командовать электронная машина. Цель маневров захват безыменной высоты, удерживаемой «медведями». Прошу, сэр, можете сводить в свою машину данные об исходном расположении частей.
— О'кэй! — крикнул Профессор.
Он подал знак Ассистенту, и тот начал пробивать на перфокарте причудливо чередующиеся отверстия.
Некоторое время, после того как в машину были введены необходимые сведения, на ее панели вспыхивали разноцветные лампочки. Затем на большом табло загорелся красный крест.
— Готово? — спросил Генерал.
— Машина не согласна с предложенной дислокацией и требует перегруппировки, — ответил Профессор.
— Чего же она хочет?
— Сейчас посмотрим.
Профессор нажал зеленую кнопку на панели, и из машины поползла бумажная лента, испещренная нулями и единицами.
— Любопытно, — сказал Полковник, посредник «ягуаров».
Ассистент считывал знаки с ленты и делал какие-то пометки у себя в записной книжке.
— Она требует ликвидации фланговых резервов. Восемь стрелковых подразделений должны занять позиции вдоль линии фронта.
— Начало не очень удачное, — сказал Генерал. — Что же, она хочет оставить «ягуаров» совсем без флангового прикрытия?
— Она настаивает, чтобы две группы танков прорыва были переброшены на фланги и заняли позиции позади стрелковых частей.
— Гениально! — сказал Полковник.
— Еще что? — спросил Генерал.
— Знамя дивизии должно быть расположено в центре, рядом с ракетно-атомной батареей, позади стрелковых подразделений.
— Здорово! — воскликнул Полковник, — И о знамени не забыла!
Генерал поморщился, но ничего не сказал.
— Справа и слева от них должны быть расположены две легкие батареи, продолжал Ассистент. — Рядом с батареями она хочет разместить парашютно-десантные соединения.
— Надеюсь, все?
— Нет, она требует, чтобы убрали полевой госпиталь.
— Куда убрали?
— Чтобы он совсем не участвовал в маневрах.
Профессор схватился за сердце и застонал.
— Что с вами? — спросил Генерал.
— Сердечный приступ, — пробормотал Профессор, опускаясь на стул. Прошу отложить маневры на завтра. Очень прошу вас!
* * *
Уже показались огни города, когда Профессор вполне здоровым, но немного недовольным голосом спросил Ассистента:— Вы опять вчера играли с ней в шахматы?
— Да, сэр, а что?
— А программу вы у нее сменили?
— Н-н-не помню, — смутился Ассистент.
— То-то! "Н-н-не помню"! Разве вы не заметили, что она расставляла подразделения, как фигуры на доске?!
Наступившее затем молчание первым прервал Ассистент:
— Жаль все-таки, что вы не дали ей попробовать. Вчера она изумительно работала. Я чуть не проиграл.
Человек, который видел антимир
Рассказ-шутка
Его фамилия была Горст. Горст Изекииль Петрович. Он дважды повторил свое имя, тщательно скандируя его по слогам. Вообще, это был очень скрупулезный человек, склонный к самоанализу. Я это почувствовал с самого начала, когда он впервые рассказал мне о своем даре. Он обнаружил его у себя года три назад.— Очень трудно объяснить, как это получается, — сказал он, чертя прутиком какой-то узор на песке. — Представьте себе окружающий вас мир (кончик прутика прочертил большой круг), а это вы (появился крестик в центре). Все люди видят окружающее их пространство вот так (лучи от крестика к окружности), а я одновременно и внутри и снаружи (стрелки вне круга, устремленные к центру). Впрочем, вряд ли это все можно так просто себе представить.
— Действительно, трудно, — согласился я, — непонятно, как вы можете видеть все предметы одновременно спереди и сзади.
— Не совсем так. Скорее, снаружи и изнутри, но это вовсе не значит, что я вижу то, что у вас здесь, — он дотронулся прутиком до моей груди. Снаружи и изнутри не отдельные предметы, а весь мир в целом. Я вижу мир в его противоположностях, — добавил он, помолчав. — Может быть, я недостаточно точно выразился. Скорее всего, правую и левую модели мира одновременно.
— Как же это все выглядит?
— Очень небольшой участок пространства, в котором вместе существуют наблюдаемые мною предметы и их зеркальные отображения. Иногда они накладываются друг на друга полностью, а иногда только частично, но вместе с тем они всегда разделены какой-то неизвестной нам материальной средой, в которую погружены, как в жидкость.
Это был наш первый разговор. После этого мы много раз встречались в том же маленьком скверике, затерянном среди нагромождения многоэтажных зданий, и беседовали о его удивительной способности видеть мир. У меня создалось такое впечатление, что все это происходило у него в состоянии, близком к трансу.
Он несколько раз мне говорил, что его дар связан со способностью сосредоточиваться, отвлекаясь от окружающей обстановки. Для этого он подолгу фиксировал взгляд на каком-то блестящем предмете, о котором он рассказывал очень неохотно, приписывая ему, по-видимому, некую особую силу талисмана.
Как-то я ему напомнил, что такой прием далеко не нов и известен йогам уже много тысячелетий. Почему-то это его очень рассердило.
— Ни один йог не видит дальше своего носа, — ответил он сухо и поднялся со скамьи. Ушел он не попрощавшись.
Несколько дней я тщетно поджидал его на обычном месте. Когда наконец он появился, у него был очень утомленный вид.
По его словам, все эти дни он был занят попытками установить связь с таинственным зеркальным изображением нашего мира. Результаты превзошли все его ожидания. Ему удалось обнаружить там своего двойника и даже разговаривать с ним, но это потребовало такого колоссального напряжения всех его сил, что кончилось обмороком, продолжавшимся несколько часов.
В этот вечер мы долго беседовали. Он говорил о том, что вселенная представляется ему совокупностью множества миров в общем пространстве. Эти миры пронизывают друг друга, но контакт между ними невозможен. Очевидно, они существуют в различных временных ритмах или полностью проницаемы друг для друга. Явления в них зеркально перевернуты. Это касается не только образов, но и понятий.
Его слова меня несколько озадачили. Я ему сказал, что не могу представить себе зеркального отображения понятий.
— Не понимаю, что вас смущает, — возразил он. — Возьмем хотя бы понятие о добре и зле. Они складываются из суммы представлений о том, что хорошо и что плохо. Дикарь делит таким образом только явления внешнего мира: живой тигр это плохо, убитый тигр это хорошо. Современный человек прибавил сюда еще массу этических и моральных категорий, но сущность остается той же: что нам во вред — это плохо, что на пользу — это хорошо. В антимире иные взаимодействия этих слагающих.
— Значит, там убитый тигр — это плохо, а живой тигр — хорошо?
— Почему бы и нет, если тигр там не враг, а друг?
— Ну, а другие миры? — спросил я.
— Они вообще недоступны нашему воображению, — ответил он, подумав. Нельзя представить себе того, что не имеет аналогий, хотя бы отрицательных.
Только наш антимир может быть еще как-то воспринят человеческим мозгом, но для этого требуются совершенно новые органы чувств, вроде тех, которыми меня наградила природа.
У него был вид тяжело больного человека. Особенно поразили меня его глаза, воспаленные, с кровавыми прожилками. Казалось, они были обожжены видением того, что недоступно воображению.
Я сказал ему, что нужно на время прекратить все эксперименты и полечиться. По-видимому, напряжение последних дней губительно сказалось на его нервной системе.
— Неужели вы думаете, что я могу сейчас остановиться на полпути? невесело рассмеялся он. — Я уверен, что нахожусь уже у порога самой увлекательной тайны мироздания. Пройдет еще несколько дней, и мне, наверное, удастся раскрыть ее при помощи своего антидвойника.
Он поднялся на ноги, но зашатался от слабости, и я был вынужден взять его под руку.
Впервые за наше знакомство я проводил его до дома.
Он жил в старом, запущенном доме на берегу Обводного канала. Мы долго шли по мрачным дворам, загроможденным штабелями дров, пока не остановились у двери под одной из многочисленных арок.
— Дальше меня провожать не нужно, — сказал он, подавая мне руку. Извините, что не приглашаю вас к себе, но в настоящее время это просто невозможно. Думаю, что вы поймете меня правильно и не обидитесь.
Прошло две недели. Горст не появлялся.
Я был уверен, что он заболел, но не решался явиться к нему без приглашения.
Мне казалось, что его нежелание видеть меня у себя было как-то связано с тайной талисмана, которую он тщательно оберегал.
Все эти дни я обдумывал разные способы навестить его без риска показаться назойливым.
Однажды вечером, тщетно прождав его в сквере больше двух часов, я набрался смелости и отправился к нему на дом.
С большим трудом на полутемной лестнице я отыскал дверь с нацарапанной надписью: "И. П. Горст".
Мне открыла дверь девочка лет двенадцати. Я спросил, как здоровье Изекииля Петровича. Она молча провела меня в конец коридора и также молча указала на дверь.
Я постучал, но никто не отозвался.
Зайдя в комнату, я увидел Горста, сидящего в кресле у стола. Сначала меня испугал его остановившийся взгляд. Мне показалось, что он мертв. Однако это было только первым впечатлением. Его ноздри раздувались в медленном ритме дыхания йогов. Очевидно, он был целиком погружен в созерцание загадочного антимира.
Я понял, что мой приход оказался очень некстати, и сделал уже несколько шагов к двери, но непреодолимое любопытство заставило меня вернуться, чтобы взглянуть на таинственный талисман, к которому был прикован взгляд Горста.
Это была обыкновенная рюмка, наполненная до краев. О ее содержимом было легко догадаться по этикеткам многочисленных уже опорожненных бутылок, стоявших на столе.