Варшавский Илья Иосифович. Человек, который видел антимир (сборник)

   — Значит, вы полагаете, что в этом комке мозгового вещества действительно идут мыслительные процессы?
   — "Я существую, следовательно я мыслю". Вот единственная обобщающая формула деятельности мозговой ткани, — ответил Сильвестров. — Теперь перейдем к третьему и самому сложному вопросу о влиянии этого комка ткани на ваш мозг. На этот вопрос может ответить только очень тщательно поставленный эксперимент. Признаться, я никогда не верил в существование передачи мыслей на расстояние. Однако и в этом случае приходится считаться с фактами. Приборы объективно зафиксировали нечто такое, что трудно объяснить. Самое правильное воздержаться пока от каких-либо предположений по этому вопросу и продолжать наблюдение. Вы говорите, что продолжительность ваших приступов непрерывно увеличивается?
   — Да, несмотря на то, что я с ними борюсь как могу.
   — А вы попробуйте не бороться. Может быть, тогда картина проявится более четко…
   * * * Когда на следующий день привлеченная шумом Марина вбежала в лабораторию, она нашла Васильева на полу: он стоял на четвереньках в углу за шкафом.
   Васильев медленно поднялся на ноги и левой рукой потер лоб, приходя в себя после приступа.
   Посмотрел на Марину и смущенно улыбнулся. Разжал правую руку.
   На ладони у него лежал задушенный мышонок.

Маскарад

   Ритмично пощелкивая, автомат проводил замеры. Я полулежал в глубоком кресле, закрыв глаза, ожидая окончания осмотра.
   Наконец раздался мелодичный звонок.
   — Так, — сказал врач, разглядывая пленку, — сниженное кровяное давление, небольшая аритмия, вялость общий тонус оставляет желать лучшего. Ну что ж, диагноз поставлен правильно. Вы просто немного переутомились. Куда вы собираетесь ехать в отпуск?
   — Не знаю, — ответил я, — откровенно говоря, все эти курорты… Кроме того, мне не хочется сейчас бросать работу.
   — Работа работой, а отдохнуть нужно. Знаете что? — Он на минуту задумался. — Пожалуй, для вас лучше всего будет попутешествовать. Перемена обстановки, новые люди, незнакомые города. Небольшая доза романтики дальних странствий куда полезнее всяких лекарств.
   — Я обдумаю ваш совет, — ответил я.
   — Это не совет, а предписание. Оно уже занесено в вашу учетную карточку.
   * * * Я брел по улице чужого города.
   Дежурный в гостинице предупредил меня, что раньше полуночи места не освободятся, и теперь мне предстояло решить, чем занять вечер.
   Мое внимание привлекло ярко освещенное здание. На фронтоне было укреплено большое полотнище, украшенное масками:

   БОЛЬШОЙ ВЕСЕННИЙ СТУДЕНЧЕСКИЙ БАЛ-МАСКАРАД.

   Меня потянуло зайти.
   У входа я купил красную полумаску и красный бумажный плащ. Какой-то юноша в костюме Пьеро, смеясь, сунул мне в руку розовую гвоздику.
   Вертя в руках цветок, я пробирался между танцующими парами, ошеломленный громкой музыкой, ярким светом и мельканием кружащихся масок.
   Высокая девушка в черном домино бросилась мне навстречу. Синие глаза смотрели из бархатной полумаски тревожно и взволнованно.
   — Думала, что вы уже не придете! — сказала она, беря меня за руки.
   Я удивленно взглянул на нее.
   — Не отходите от меня ни на шаг! — шепнула она, пугливо оглядываясь по сторонам. — Магистр, кажется, что-то задумал. Я так боюсь! Тс! Вот он идет!
   К нам подходил высокий, тучный человек в костюме пирата. Нелепо длинная шпага колотилась о красные ботфорты. Черная повязка скрывала один глаз, пересекая щеку там, где кончалась рыжая борода. Около десятка чертей и чертенят составляли его свиту.
   — Однако вы не трус! — сказал он, хлопая меня по плечу. — Клянусь Наследством Сатаны, вы на ней сегодня женитесь, чего бы мне это ни стоило!
   — Жених, жених! — закричали черти, пускаясь вокруг нас в пляс. — Дайте ему Звездного Эликсира!
   Кто-то сунул мне в руку маленький серебряный флакон.
   — Пейте! — сурово сказал Пират. — Может быть, это ваш последний шанс.
   Я машинально поднес флакон ко рту. Маслянистая ароматная жидкость обожгла мне небо.
   — Жених, жених! — кричали, притопывая, черти. — Он выпил Звездный Эликсир!
   Повелительным жестом Пират приказал им замолчать.
   — Здесь нам трудно объясниться, — сказал он, обращаясь ко мне, пойдемте во двор. А вы, сударыня, следуйте за нами, — отвесил он насмешливый поклон дрожавшей девушке.
   Он долго вел нас через пустые, запыленные помещения, заставленные старыми декорациями.
   — Нагните голову, — сказал Пират, открывая маленькую дверцу в стеке.
   Мы вышли во двор. Черная карета с впряженной в нее четверкой лошадей была похожа на катафалк.
   — Недурная повозочка для свадебного путешествия! — захохотал Пират, вталкивая меня и девушку в карету. Он сел на козлы и взмахнул бичом.
   Окованные железом колеса гремели по мостовой. Вскоре звук колес стал тише, и, судя по покачиванию кареты, мы выехали на проселочную дорогу.
   Девушка тихо всхлипывала в углу. Я обнял ее за плечи, и она неожиданно прильнула ко мне в долгом поцелуе.
   — Ну нет! — раздался голос Пирата. — Сначала я должен вас обвенчать, потом посмотрим, будет ли у вас желание целоваться! Выходите! — грубо рванул он мою попутчицу за руку.
   На какое-то мгновение в руке девушки блеснул маленький пистолет. Вспышка выстрела осветила придорожные кусты и неподвижные фигуры, стоявшие у кареты.
   — Магистр убит, умоляю вас, бегите! — крикнула незнакомка, отбиваясь от обступивших ее серых теней.
   Я выскочил ей на помощь, но тут же на меня набросились два исполинских муравья, связали мне руки за спиной и втолкнули опять в карету. Третий муравей вскочил на козлы, и карета помчалась, подпрыгивая на ухабах.
   Я задыхался от смрада, испускаемого моими тюремщиками. Вся эта чертовщина уже совершенно не походила на маскарад.
   Карета внезапно остановилась, и меня потащили вниз по какому-то наклонному колодцу.
   Наконец я увидел свет. В огромном розовом зале важно сидели на креслах пять муравьев.
   — Превосходительство! — сказал один из моих стражей, обращаясь к толстому муравью, у ног которого я лежал. — Предатель доставлен!
   — Вы ведете вероломную и опасную игру! — заорал на меня тот, кого называли превосходительством. — Ваши донесения лживы и полны намеренных недомолвок! Где спрятано Наследство Сатаны?! Неужели вы думаете, что ваши неуклюжие попытки могут хоть на мгновение отсрочить день, когда мы выйдем на поверхность?! День, который подготовлялся двадцать пять тысяч лет! Знайте, что за каждым вашим шагом следили. Вы молчите, потому что вам нечего сказать. Ничего, завтра мы сумеем развязать вам язык! Вы увидите, что мы столь же жестоки, как и щедры! А сейчас, — обратился он к моим стражам, — бросьте его в яму, ведь сегодня его брачная ночь.
   Громкий хохот присутствующих покрыл его слова.
   Меня снова поволокли в темноту.
   Вскоре я почувствовал, что падаю, и услышал звук, захлопывающегося люка над своей головой.
   Я лежал на мягкой, вонючей подстилке. Сдержанные рыдания слышались поблизости. Я зажег спичку и увидел девушку в маске, припавшую головой к стене.
   — Это вы? — шептала она, покрывая поцелуями мое лицо. — Я думала, что они вас уже пытают! Вы не знаете, на что способны эти чудовища, лучше смерть, чем ужасная судьба оказаться у них в лапах! Нам нужно во что бы то ни стало бежать!
   Ее отчаяние придало мне мужества. С трудом разорвав путы на своих руках, я подошел к стене. На высоте человеческого роста была решетка, через которую виднелся длинный коридор.
   Собрав все силы, я вырвал руками прутья и помог незнакомке влезть в образовавшееся отверстие.
   Мы бесконечно долго бежали по скупо освещенному коридору, облицованному черным мрамором, пока не увидели у себя над головой звездное небо.
   На траве, у выхода, лежал труп Пирата. Я нагнулся и вытащил у него из ножен длинную шпагу.
   Трое муравьев бросились нам навстречу. Я чувствовал, с каким трудом острие шпаги пронзает их хитиновые панцири.
   — Скорее, скорее! — торопила меня незнакомка. — Сейчас здесь их будут сотни!
   Мы бежали по дороге, слыша топот множества ног за своей спиной. Внезапно перед нами блеснул огонек. Черная карета стояла на дороге. Крохотный карлик в красной ливрее держал под уздцы лошадей.
   — Мы спасены! — крикнула девушка, увлекая меня в карету.
   Карлик вскочил на козлы и яростно стегнул лошадей.
   Карета мчалась, не разбирая дороги. Нас кидало из стороны в сторону.
   Неожиданно раздался треск, и экипаж повалился набок.
   — Скорее, скорее! — повторяла девушка, помогая мне выбраться из-под обломков. — Необходимо попытаться спасти карту, пока Слепой не узнал про смерть Магистра. Страшно подумать, что будет, если они завладеют Наследством Сатаны!
   На полутемных улицах предместья редкие прохожие удивленно оборачивались, пораженные странным нарядом моей спутницы. Свой маскарадный костюм я потерял в схватке с муравьями.
   Я подвел девушку к фонарю, чтобы снять с нее маску.
   — Кто вы?! — воскликнула она, глядя мне в лицо широко раскрытыми глазами.
   Испустив протяжный крик, она бросилась прочь. Я кинулся за ней. Белые бальные туфельки незнакомки, казалось, летели по воздуху.
   Несколько раз, добегая до угла, я видел мелькающее за поворотом черное домино. Еще несколько поворотов, и девушка исчезла.
   Я остановился, чтобы перевести дыхание…

* * *

   — Ну, как вы себя чувствуете? — спросил врач, снимая с моей головы контакты. Я все еще не мог отдышаться.
   — Отлично! — сказал он, просматривая новую пленку. — Сейчас примете ионный душ, и можете отправляться работать. Это трехминутное путешествие даст вам зарядку по крайней мере на полгода. Зайдете ко мне теперь уже после отпуска.

Джейн

   В это утро Модест Фомич проснулся с каким то тревожным чувством. Лежа с закрытыми глазами, он пытался сообразить, почему не зазвонил будильник и он, Модест Фомич Никулин, вместо того чтобы находиться на работе, валяется в постели, хотя лучи утреннего солнца уже добрались до его подушки. Время, значит, было уже позднее, никак не меньше десяти часов утра.
   Модест Фомич сел в постели и открыл глаза.
   — Приветик, Фомич! — крикнул попугай в клетке, давно ожидавший пробуждения хозяина.
   Никулин встал босыми ногами на коврик и засмеялся.
   "Вот она началась, — подумал он, — новая жизнь!".
   Прошедшие пять дней были до предела насыщены хлопотами в связи с уходом на пенсию. Вчера, по правде сказать, он немного хлебнул лишнего на прощальном вечере, устроенном в его честь сослуживцами.
   Сегодня первый день пенсионера Никулина, решившего, наконец, целиком посвятить себя своей давнишней страсти.
   Модест Фомич натянул брюки, всунул ноги в туфли и подошел к аквариуму с золотыми рыбками. Взяв пригоршню корма, он постучал пальцем о стенки аквариума. Пять золотых рыбок построились гуськом, выполнили сложную фигуру, напоминающую заход бомбардировщиков на цель, и застыли полукольцом, ожидая пищи. Только сам Никулин знал, какого титанического труда стоило обучить рыбок этому нехитрому фокусу.
   Его любимица кошка Джейн, лежа на диване с полузакрытыми глазами, внимательно наблюдала за хозяином. Только легкое подрагивание кончика хвоста свидетельствовало о том, что она чего-то ожидает.
   — Доброе утро, Джейн!
   Кошка лениво потянулась, мягко соскочила с дивана и, подойдя к Никулину, нехотя подала ему лапу.
   Никулин быстро выпил чаю, приладил новый воздушный шарик для подачи воздуха в аквариум и обернулся к Джейн, опять лежавшей на диване.
   — Кончилась принцесская жизнь, Джейн, — сказал он, — пора по-настоящему приниматься за работу!
   Он поманил Джейн пальцем, она прыгнула ему на плечо, и они вышли из дома.
   Дрессировка животных была единственной слабостью Модеста Фомича, над которой часто подшучивали сослуживцы. За глаза его даже называли «Укротитель». Весь свой небольшой досуг он посвящал изучению книг по зоопсихологии и экспериментам с домашними животными.
   Сегодня должна была начаться давно задуманная программа обучения Джейн танцам.
   Модест Фомич прошел в конец бульвара на небольшую площадку, носившую название "клуб пенсионеров", и уселся на облюбованную им скамейку.
   В этот час в «клубе» было еще мало народа, и Никулин начал заниматься с Джейн, не опасаясь зевак, могущих отвлечь кошку.
   Однако вскоре на площадке появился толстый, низенький человечек, с интересом наблюдавший за тем, как Джейн ходит на задних лапах. Он проторчал около них все утро и удалился только тогда, когда Никулин отправился с Джейн обедать.
   Так продолжалось несколько дней. Ежедневно Никулин заставал утром на площадке толстяка, явно поджидавшего начала занятий с Джейн.
   Наконец, однажды утром, толстяк сел на скамейку рядом с Модестом Фомичом и кратко сказал:
   — Будем знакомы, — доктор Гарбер, пенсионер.
   Никулин пожил протянутую ему плотную, волосатую руку и назвал свою фамилию.
   — Должен сознаться, — сказал Гарбер, — что ваши опыты с кошкой меня очень интересуют.
   — Вы любитель животных? — спросил Никулин, бросив исподлобья взгляд на доктора.
   — По правде сказать, нет, — ответил тот. — Ваши опыты интересуют меня не потому, что я люблю животных, а потому, что меня волнует будущность человечества.
   Никулин недоуменно взглянул на Гарбера:
   — Простите, но какая связь между кошкой и будущностью человечества?
   — Постараюсь вам объяснить. Сколько вам лет?
   — Шестьдесят, но какое это имеет значение?
   — А сколько лет было потрачено на ваше обучение?
   — Около шестнадцати лет.
   — Это не считая того, что вас учили ходить, разговаривать, есть кашу ложкой, вести себя в обществе. Если вы все это сложите, то окажется, что больше трети вашей жизни ушло на обучение тому, что люди, жившие раньше вас, уже знали. А вот ваша кошка прекрасно могла бы обойтись без всякого обучения. То, что ей необходимо в жизни: умение находить себе пищу, ориентироваться в окружающем ее мире, чувствовать приближающуюся опасность, воспитывать котят, — заложено в ней самой. Она просто пользуется тем, что передали ей ее предки.
   — Но ведь это слепой инстинкт, а человека обучают тому, что относится к сознательной деятельности. Воспитание человека всегда требует подавления животных инстинктов, заложенных в нашей природе.
   — В этом-то вся беда! Природа, путем тончайшего анализа, отобрала полезный опыт, накопленный отдельными особями вида, и наиболее ценный сделала достоянием всего биологического вида. Ваша кошка безошибочно находит лечебную траву, когда она больна, а человека учат искусству врачевания десятилетиями.
   — Но кошка может сама излечиться от одной-двух болезней, а человек создал медицину, как научную дисциплину, и установил общие законы не только лечения, но и профилактики болезней.
   — Погодите, это еще не все. Волчонок, потерявший мать, не погибает и очень быстро учится делать все то, что делали его предки, а человеческий детеныш, будучи изолированным от человеческого общества, если и не погибнет чудом, то никогда не научится человеческой речи, являющейся отличительным признаком человека от животного. Бобры, пчелы и муравьи, руководствуясь только инстинктом, строят изумительные по своей целесообразности сооружения.
   Попробуйте человеку, никогда не видавшему построек, дать построить себе дом.
   Легко представить, что из этого получится!
   — Однако человек способен к творческой деятельности, на что ни муравьи, ни пчелы не способны, — возразил Никулин.
   — Совершенно верно! Но тем обиднее, что замечательные достижения человеческого разума, добытые им в борьбе с природой, не передаются по наследству. Ведь переходят же у животных условные рефлексы в безусловные, если они способствуют выживанию вида. Почему же человечеству не воспользоваться этим свойством для передачи по наследству накопленных им знаний?
   — Не может же передаваться по наследству умение решать дифференциальные уравнения, — раздраженно сказал Никулин. — Это же чистейшая фантазия!
   — А почему бы и нет? Для этого только нужно, чтобы это умение, хранящееся в индивидуальной памяти в коре головного мозга, перешло в наследственную память, хранилищем которой являются глубинные области мозга.
   Мозг имеет тончайший анализирующий центр, оценивающий приобретенные условные рефлексы и обладающий вентильными свойствами, регулирующими отбор условных рефлексов для превращения их в инстинкты, передающиеся по наследству. Для этого центра существует только один критерий: биологическая целесообразность. Однако мы можем заставить его быть менее разборчивым и, так сказать, фуксом протащить в инстинкт любой приобретенный условный рефлекс. Для этого нужно только временно подавить функциональные возможности этого центра.
   — По-вашему выходит, что если бы я научил Джейн ходить на передних лапах, то это умение можно было бы передать ее потомству? — улыбаясь спросил Никулин.
   — Вот именно. Об этом я и хотел с вами поговорить. Мне удалось подобрать комбинацию алкалоидов, которые действуют на мозговой центр, ведающий отбором условных рефлексов для превращения их в инстинкты. Под влиянием инъекций можно полностью парализовать его работу. Я проводил опыты с морскими свинками, но я плохой дрессировщик и мог проверить только передачу простейших рефлексов на звонок, связанных с пищей. Последующие поколения сохранили этот рефлекс с расщеплением в потомстве по обычной схеме.
   Прошло больше недели, прежде чем Гарберу удалось уговорить Никулина произвести опыт с Джейн, ожидавшей потомство.
   В течение месяца дома у Гарбера Модест Фомич учил Джейн стоять на передних лапах. Перед каждым сеансом Гарбер вводил в спинной мозг кошки шприц розоватой жидкости.
   Придя однажды утром, он застал Гарбера в углу на коленях, кормящего котят из рожка.
   — Ваша Джейн, — сказал Гарбер, — ведет себя очень странно. Она не обращает на котят никакого внимания и, кажется, не собирается их кормить.
   Похоже на то, что у нее совершенно отсутствует материнский инстинкт. Троих она задушила во время родов. Оставшихся трех я был вынужден изолировать от нее. Они очень плохо сосут молоко из рожка. Просто не знаю, что с ними делать!
   — А где Джейн? — спросил Никулин.
   — Лежит на кухне и делает вид, что ее все это не касается.
   Никулин пошел на кухню.
   — Джейн! — позвал он кошку, но она даже не повернула головы. Котята нормально росли, и Гарбер с нетерпением ждал, когда же они начнут ходить.
   Через несколько дней Гарбер сообщил Никулину, что Джейн ушла из дома.
   Все попытки разыскать ее оказались тщетными.
   Однажды, поздно вечером, к Модесту Фомичу прибежал возбужденный Гарбер.
   — Они стоят! — закричал он, преодолевая одышку. — Все трое на передних лапах! Идемте скорее!
   То, что они увидели, превзошло все ожидания.
   Трое котят уверенно стояли на передних лапах.
   Гарбер взял одного из них на руки, но он вырвался и вновь принял положение вниз головой.
   — Что я вам говорил? — хихикнул Гарбер. — Теперь вы видите, Фома неверный? Вы понимаете, что это значит? Выходит, что мысль о младенцах, знающих от рождения дифференциальные уравнения и правила грамматики, не так уж нелепа? Сегодняшний день, дорогой мой, откроет новую эру в истории человечества!
   На следующее утро, не дождавшись чая, Модест Фомич помчался к Гарберу.
   — Не могу понять, — сказал тот, — что с ними делается. Они не спали всю ночь. Торчат вниз головой в каком-то оцепенении. Я пробовал их насильно уложить в корзину, но у них при этом начинаются судороги. Они ничего не едят и не пьют.
   Котята сдохли через три дня. Гарбер рассказал, что они все это время провели стоя на передних лапах.
   С тех пор Модест Фомич перестал увлекаться дрессировкой животных.
   Аквариум с рыбками и попугая он подарил соседским детям.
   Его часто ночью преследует один и тот же сон: истощенные младенцы в распашонках исступленно решающие дифференциальные уравнения.
   Он ежедневно появляется в "клубе пенсионеров" где до вечера играет в домино.
   В середине дня обычно появляется Гарбер, направляющийся к столикам с шахматами.
   Увидя друг друга, они с Никулиным холодно раскланиваются.

Экзамен

   Нужно было сдавать экзамен по английскому языку, и это приводило меня в смятение.
   Я совершенно лишен способности к языкам. Особенно трудно дается мне заучивание слов. Впрочем, с правилами грамматики дело обстоит не лучше, особенно когда речь идет об исключениях, а их, как известно, в английском языке более чем достаточно.
   День экзамена неуклонно приближался, и чем больше я зубрил, тем меньше оставалось в памяти.
   Трудно перечислить все ухищрения, к которым я прибегал: то повторял задания непосредственно перед сном, то твердил их утром в постели. В конце концов я начал рифмовать английские слова с русскими, и дело немного продвинулось.
   — Мы пойдем сегодня в лес?
   — Иес.
   — Или может все равно?
   — Но.
   — Так вставай же поскорей!
   — Тудей.
   К сожалению, дальнейшее развитие этого многообещающего метода ограничивалось моими поэтическими способностями.
   Я уже потерял всякую надежду, когда случай свел меня с молодым аспирантом, занимающимся вопросами психологии обучения.
   Достаточно было краткого разговора с ним, чтобы понять, как безрассудно я тратил драгоценное время перед экзаменом.
   — Проблема, перед которой вы стали в тупик, — сказал он, глядя на меня сквозь очки с толстыми стеклами, — не нова. Человеческая память не может считаться неограниченной. Это усугубляется еще тем, что мы чрезмерно перегружаем участки мозга, в которых концентрируются сознательно приобретенные понятия. Чем больше усложняются окружающие нас условия, чем обширнее становится объем необходимых нам знаний, тем труднее заучивается то, что не может быть вызвано из недр памяти при помощи ассоциаций. Я думаю, что чем дальше пойдут в своем развитии люди, тем труднее они будут усваивать понятия, требующие механического запоминания и не связанные с уже приобретенными понятиями.
   Теперь моя неспособность к языкам получила теоретическое обоснование.
   Может быть, это меня и утешило бы, если бы не приближающийся экзамен.
   — Что же все-таки делать, если необходимо заучивать слова?
   — О! Для этого существуют неограниченные возможности! Я уже говорил вам, что мы недостаточно рационально используем наш мозг. Человек совершенно не пользуется при обучении подсознательными разделами своей памяти. Знаете ли вы, что за несколько минут внушения в состоянии гипноза можно усвоить на всю жизнь в десятки раз больше знаний, чем за многие часы самой яростной зубрежки?
   — Я об этом слышал, но, насколько мне известно, еще нигде не функционируют гипнотические курсы иностранных языков. Я не могу ждать, пока они появятся у нас в городе. У меня через две недели экзамен!
   — Этого и не требуется. Такие курсы вы можете организовать у себя на дому. Больше того: вам не придется тратить время на заучивание слов и грамматических правил. Все это будет происходить помимо вашей воли во сне.
   — Как во сне?
   — Очень просто. Состояние сна и гипноза сходны. В обоих случаях мы имеем дело с разлитым торможением в коре головного мозга. Запишите то, что вам нужно запомнить, на ленту магнитофона. При помощи нехитрого устройства, подключаемого к будильнику, пусть ночью магнитофон включается на десять, пятнадцать минут. Этого достаточно, чтобы выучить все, что угодно. Наилучшее время для запоминания — от трех до четырех часов утра, когда мозг достаточно отдохнул.
   Признаться, я был поражен. Просто удивительно, как такая простая идея не пришла мне раньше в голову.
   — Ладно, ладно, — прервал он мои излияния, — благодарить будете потом.
   Кстати, лучше всего, если то, что вам нужно запомнить, будет записано на магнитофоне с вашего голоса.
   Самовнушение, как выяснилось, наиболее эффективно при использовании этого метода.
   Покупка магнитофона не была предусмотрена нашим бюджетом, но нужно отдать справедливость жене, она проявила полное понимание срочной необходимости этого приобретения.
   На изготовление контактного устройства к будильнику ушло два дня.
   Наконец настал долгожданный вечер, когда я лег в постель, поставив магнитофон на стул, придвинутый к изголовью.
   Полный надежд, я долго не мог уснуть.
   Проснулся я от ощущения, похожего на удар по затылку. Сначала мне показалось, что в комнату ворвалось стадо быков. Пытаясь понять, откуда идет этот дикий рев, я повернул выключатель и увидел бледное лицо жены, сидевшей в кровати.
   "Кровать-э бед, стол — э тэбл, карандаш — э пэнсл" — надрывался чей-то противный голос в магнитофоне.
   Я рассмеялся, вспомнив, что забыл вечером отрегулировать громкость.
   Первый опыт прошел неудачно, и до самого утра я не мог заснуть.
   На следующий день мы с женой подобрали тембр и силу звука и опытным путем определили расстояние от кровати до магнитофона, необходимые для внушения без перерыва сна.
   Было немногим больше двух часов ночи, когда я почувствовал, что кто-то трясет меня за плечо.
   — Я не могу спать, — сказала плачущим голосом жена, — все время жду, что он заговорит!
   Кое-как я ее успокоил, но оба мы лежали без сна, прислушиваясь к тиканью будильника. Опыт снова не удался.