Варшавский Илья Иосифович. Контактов не будет (сборник)

   Спать лег рано, приняв соответствующие меры против непрошеных визитеров.
   23 марта.
   Первый допрос Долорес Сальенте. Все получилось совершенно неожиданно. Я готовил себе завтрак, когда она пришла на кухню:
   - Доброе утро, мистер Клинч!
   - Доброе утро, сеньора!
   - Можете называть меня Долорес.
   - Благодарю вас!
   Она села на табуретку. Я невольно залюбовался ею, до того она была хороша в кружевном пеньюаре. Пахло от нее уже знакомыми мне духами.
   Я предложил ей кофе.
   Она сидела опустив глаза, пока я жарил яичницу. Женщины обычно плохо умеют скрывать волнение. В таких случаях их выдает напряженная поза. Долорес несколько раз порывалась что-то сказать, но не решалась. Пришлось прийти ей на помощь:
   - Вы хотите меня о чем-то спросить?
   - Да.
   - Пожалуйста!
   - Почему... почему вы меня не допрашиваете?
   Я рассмеялся.
   - А почему вы решили, что я должен вас допросить?
   Она взглянула мне в глаза, и я почувствовал, что это крепкий орешек, гораздо крепче, чем можно было предположить. Во взгляде мексиканки было нечто такое, что трудно определить. Какая-то смесь страха и твердой решимости бороться до конца. Раненая пантера, приготовившаяся к прыжку.
   - Ведь вы меня, наверное, подозреваете в убийстве Майзеля, - сказала она спокойным тоном, будто речь шла о совершенно обыденных делах.
   Нужно было чем-то сбить этот тон, и я спросил:
   - Зачем вы вчера заходили ко мне в комнату?
   Она побледнела и закусила губу.
   - Случайно. Я привыкла поддерживать в ней порядок, и вчера, совершенно машинально...
   - Не лгите, Долорес! Вы вырвали лист из тетради. Почему? Что там было такого, что вам обязательно понадобилось это убрать?
   - Ничего. Клянусь вам, ничего особенного!
   - И все же?
   - Ну... там были... стихи, и я боялась, вы неправильно поймете...
   Словом, все это личное.
   - Где эти стихи?
   - У меня в комнате.
   - Пойдемте!
   Несколько секунд она колебалась.
   - Ну что ж, пойдемте!
   В коридоре мы столкнулись с Лоретти. Нужно было видеть выражение его лица, когда я вслед за Долорес входил в ее комнату.
   - Вот! - Она протянула мне сложенный вчетверо тетрадный лист.
   На полях, рядом с данными гравитационных измерений, были нацарапаны стихи, которых раньше я не заметил.
   Когда со светом фонаря Смешает бледный свет Мертворожденная заря, В окно вползает бред.
   И то, что на меня ползет, Огромно, жадно и безлико.
   Мне страшно, раздирают рот В тиши немые спазмы крика.
   Мне от него спасенья нет.
   Я тяжесть чувствую слоновью...
   И говорят, что этот бред В бреду я называл любовью.
   - Эти стихи посвящены вам?
   - Не знаю. Возможно.
   - Он был вашим любовником?
   - Нет.
   - Он вас любил?
   - Да... кажется.
   - А вы его?
   - Нет.
   Я вернул ей листок со стихами. Мне он был не нужен, а ей... Кто разберется в душе женщины, да еще к тому же красивой.
   - Как умер Эдуард Майзель?
   - Он застрелился.
   - Где?
   - Около шахты.
   - Кто его обнаружил?
   - Милн.
   - Как там очутился Милн?
   - Эдуард не пришел ночевать, и Милн отправился его искать.
   - Милн принес труп на базу?
   - Нет, он прибежал за нами, и мы втроем...
   - Куда стрелял Майзель?
   - В голову.
   - Рана была сквозная?
   - Не знаю. Череп был сильно изуродован, и я...
   - Договаривайте!
   - И я... Мне было тяжело на это смотреть.
   - И все же вы его собственноручно кремировали?
   - Я обязана была это сделать.
   - Вам кто-нибудь помогал?
   - Энрико.
   Я задумался. Тут была одна тонкость, которая давала повод для размышлений. Долорес, видимо сама того не замечая, называла Майзеля и Лоретти по имени, а Милна - по фамилии. Это не случайно. Очевидно, отношения между членами экспедиции были в достаточной мере сложны.
   - Как вы думаете, почему застрелился Майзель?
   Я намеренно немного отпустил поводья. Сделал вид, что верю, будто это самоубийство. Однако во взгляде Долорес снова мелькнул страх.
   - Не знаю. Он вообще был какой-то странный, особенно в последнее время.
   Я его держала на транквилизаторах.
   - Он всегда был таким?
   - Нет, вначале это не замечалось. Потом он стал жаловаться на бессонницу, ну а после взрыва...
   - Он прибегал к снотворному?
   - О да!
   Еще одна загадка. Если убийца - Долорес, то проще ей было его отравить.
   Ведь она - врач и сама должна была определить причину смерти. Проще простого вкатить смертельную дозу наркотика, а в заключении поставить диагноз:
   паралич сердца. Нет, тут что-то не то! И все же откуда у нее этот страх? Я вспомнил слова Лоретти о яде, который могут подсыпать в пищу. Они все тут чего-то боятся. Не зря же питаются только консервами. Остерегаются друг друга? Бывает и так, когда преступление совершено сообща.
   Я решил провести разведку в другом направлении.
   - Что вам известно о взрыве в шахте?
   - Почти ничего. Эдуард сказал, что это от скопления газов.
   - В это время кто-нибудь был на рабочей площадке?
   - Мы все были на базе. Взрыв произошел во время обеда.
   В каждом допросе есть критическая точка, после которой либо допрашиваемый, либо следователь теряет почву под ногами. Я чувствовал, что наступает решающий момент, и спросил напрямик:
   - Взрыв в шахте мог быть результатом диверсии?
   Кажется, я попал в цель. Теперь во взгляде Долорес было такое выражение, какое бывает у тонущего человека.
   - Нет, нет! Это невозможно!
   - Почему?
   - Не знаю.
   Мне показалось, будто что-то начинает проясняться, и я задал новый вопрос:
   - У вас есть оружие?
   - Есть... пистолет.
   - Такой? - Я достал из кармана пистолет Майзеля.
   - Да.
   - Зачем он вам? Ведь здесь, на Мези, не от кого защищаться.
   - Не знаю. Все экспедиции снабжаются оружием.
   Проклятье! Я вспомнил, что в документах нет никаких данных о номерах пистолетов. Тот, что я сейчас держал в руках, мог принадлежать любому члену экспедиции.
   - Как пистолет Майзеля оказался в его комнате?
   - Я его подобрала около шахты.
   - А почему вы, после моего появления здесь, смыли с него отпечатки пальцев?
   Она удивленно подняла брови.
   - Не понимаю, о чем вы говорите.
   - Позавчера вечером пистолет был промыт спиртом.
   - Клянусь вам, что я об этом не знаю!
   Возможно, что на этот раз она не лгала.
   - Благодарю вас, Долорес! Пожалуйста, никому не рассказывайте, о чем мы тут с вами беседовали.
   - Постараюсь.
   Я откланялся и пошел к себе. Итак, новая версия: Долорес взрывает шахту.
   Об этом становится известно Майзелю, и она в спешке приканчивает его из своего пистолета. Затем берет его пистолет, а свой оставляет на месте преступления. Однако сколько требуется натяжек, чтобы эта версия выглядела правдоподобно!
   24 марта.
   Снова спал очень плохо. Ночью кто-то тихо прошел по коридору, постоял у моей двери, а затем тихонько попробовал ее открыть. Я схватил пистолет и распахнул дверь, но в коридоре уже никого не было. Потом я долго не мог уснуть. Я не робкого десятка, но иногда мне тут просто становится страшно.
   Есть что-то зловещее во всей здешней обстановке. Утром решил осмотреть шахту. Впрочем, утро - понятие довольно относительное. Живем мы все тут по земному времени. Фактически же ни дня, ни ночи нет. Всегда сумерки, а вечно маячащий на горизонте багровый диск скорее греет, чем светит. Я невольно вспомнил стихи Майзеля. "Мертворожденная заря", - сказано очень точно.
   Это была моя первая вылазка за пределы базы. В ущелье дул ветер, и идти против него было нелегко.
   С годами у меня выработалось обостренное чувство опасности. Я обычно инстинктивно поворачиваюсь раньше, чем выстрелят в спину. Это не раз спасало мне жизнь. Вот и сейчас, идя согнувшись в сплошной пелене хлеставшего по глазам дождя, я чувствовал, что за мной кто-то крадется. Несколько раз, на ходу, я просматривал пространство за собой при помощи карманного зеркальца.
   Однажды мне показалось, что за уступ скалы скользнула какая-то тень. Я сунул руку в карман и перевел предохранитель пистолета в боевое положение. К сожалению, это мало что меняло. Шум дождя заглушал все другие звуки, а для того, кто крался сзади, я был отличной мишенью.
   Все же до шахты я добрался без всяких приключений. Здесь, над небольшим пятачком, где располагалась бурильная установка и стояли бездействующие механизмы, скалы нависали со всех сторон, образуя своеобразное перекрытие.
   Ветер тут свирепствовал с особой силой.
   Я заглянул в глубь ствола и увидел зеркало воды, примерно в десяти метрах от поверхности.
   Я попытался представить себе все, что тут произошло, и внезапно меня осенило. Нужно точно выяснить, где был обнаружен труп, а затем попытаться найти гильзу от патрона. В случае самоубийства она должна была находиться где-то рядом. На всякий случай я решил осмотреть почву возле самой шахты, благо со мной был электрический фонарь.
   Я был целиком поглощен поисками, и только присущее мне шестое чувство заставило отпрыгнуть в сторону, раньше чем на место, где я стоял, обрушился сверху обломок скалы.
   Теперь отпали все сомнения. Меня хотят убрать по той же причине, по которой убили Майзеля. Из охотника я превратился в дичь.
   3 ИЗ ДНЕВНИКА ДЖЕКА КЛИНЧА 25 марта.
   Вчера я вернулся на базу совершенно разбитый. Повесил сушить одежду и завалился на кровать. Несмотря на усталость, спал плохо. Во сне мерещились то серая тень с пистолетом в руке, то Роу, приказывающий найти убийцу, то окровавленный Майзель, который, стоя на краю шахты, взывал к возмездию.
   Проснулся с твердым намерением, не откладывая, довести до конца все, что решил вчера. Оделся и, не завтракая, постучал в дверь к Томасу Милну.
   В ответ послышался хриплый голос, приглашавший войти.
   Великий боже! Мне показалось, что я попал в клетку со скунсом.
   Неприбранная кровать с грязными простынями, стол, заставленный химической посудой, обрывки бумаги и окурки на полу. Запах давно не мытого тела и алкоголя.
   Химик сидел полуодетый на кровати и уписывал консервы. В ногах у него стояла уже опорожненная бутылка виски.
   - А, комиссар Мегрэ! - приветствовал он меня с а насмешливой улыбкой. Вот не ожидал! Ну что ж, давайте выпьем по этому поводу! - Он подошел к шкафу и достал новую бутылку. - Вот черт! Где-то был стакан. Впрочем, пейте из горлышка первый, я-то не брезгливый, могу после вас.
   Я взял бутылку, подошел к шкафу, поставил ее на место, запер дверцу и положил ключ в карман.
   Он смотрел на меня вытаращив глаза.
   - Эй! Какого дьявола вы распоряжаетесь в моей комнате?!
   - По праву старшего.
   - Тут нет старших. У нас персимфанс, оркестр без дирижера, так что отдайте ключ и катитесь к чертовой матери!
   - Я инспектор отдела полезных ископаемых.
   Тут он взорвался окончательно:
   - Сукин сын вы, а не инспектор! Будь вы инспектором, вы бы видели, что тут творится! Пора закрывать эту лавочку, не то...
   - Что же вы замолчали? Я вас слушаю.
   Он устало махнул рукой.
   - Отдайте ключ.
   - Не отдам. Вы мне нужны в таком состоянии, чтобы дойти до шахты.
   Опять это знакомое мне выражение испуга:
   - До шахты? Я туда не пойду.
   - Почему?
   - Мне там нечего делать.
   - Вы помните место, где подобрали труп Майзеля?
   - А что?
   - Покажите мне.
   - Не могу.
   - Как это - не можете?
   - Забыл.
   Я подошел к нему, схватил за плечи и тряхнул с такой силой, что у него лязгнули зубы.
   - Одевайтесь и пошли!
   - Я не могу, - вдруг захныкал он, - я болен!
   - Вы не больны, а пьяны.
   - Нет, болен. У меня кашель, высокая температура и еще печень болит.
   - Хорошо. Сейчас я приглашу сюда сеньору Сальенте. Она определит, больны вы или нет, и, если нужно, даст лекарство.
   Внезапно он протрезвел:
   - Сальенте? Ну нет! Скорее я суну голову в львиную пасть, чем возьму лекарство из рук этой гадюки!
   - Почему?
   - Хочу еще пожить.
   Я начал терять терпение:
   - Послушайте, Милн. Или вы перестанете валять дурака и говорить загадками, иди я вас так трахну головой о стену, что вы забудете, как вас зовут!
   - Я не говорю загадками. Просто я боюсь этой женщины.
   - Вы считаете, что она могла убить Майзеля?
   Он расхохотался.
   - Убить Майзеля?! Ох, уморил! Долорес могла убить Майзеля! Да вы знаете, что она нянчилась с этим хлюпиком, как с малым ребенком? После взрыва в шахте он запсиховал, ну что-то вроде нервной горячки. Так она с ним ночи сидела напролет. А вы - убить! Нет, уважаемый Шерлок Холмс, тут ваш метод дал осечку.
   - Вы уверены, что Майзель покончил с собой?
   - А кто его знает? Может, и покончил. Я при этом не присутствовал. А вообще он был чокнутый, этот Майзель.
   - Хватит! Одевайтесь!
   Видно, он понял, что я от него все равно не отвяжусь.
   - Отдайте ключ, тогда дойду.
   - Не отдам. Вернемся, пейте сколько влезет.
   - Ну один глоточек!
   - Черт с вами! Лакайте!
   Я отпер шкаф и налил ему в мензурку на два пальца. Но тут у меня опустилась рука, и содержимое бутылки полилось на ноги. Среди огрызков хлеба и недокуренных сигарет на столе лежала стреляная гильза.
   - Перестаньте разливать виски! - крикнул Милн. - У меня его не так много осталось, чтобы поливать пол.
   Я поставил бутылку.
   - Скажите, Милн, откуда у вас эта гильза?
   Он выпил и еще раз налил. На этот раз я ему не препятствовал.
   - Откуда гильза? Подобрал около шахты.
   - Когда?
   - Не помню. Давно.
   - Зачем?
   - А чего ей там валяться?
   Я взял гильзу. Судя по влажным окислам на поверхности, она долго находилась под открытым небом и попала на стол к Милну не далее чем вчера.
   - Ладно, - сказал я, - поход отменяется, а теперь сядьте и поговорим по душам.
   - А разве до этого мы говорили не по душам?
   Он снова начал хмелеть, но я подумал, что, может, это лучше. Больше вероятности, что проболтается спьяну.
   - Слушайте, Милн. Есть основание считать, что Майзель был убит, и подозрение падает на вас.
   Он ухмыльнулся:
   - Ну нет, номер не пройдет! У меня - железное алиби. Я тогда два дня не уходил с базы.
   - Но именно вы нашли труп.
   - Это еще ничего не доказывает.
   Милн нахмурился и засопел. Видимо, такая постановка вопроса ему была не очень приятна. Я выдержал долгую паузу и спросил:
   - Вы вчера шли за мной к шахте?
   - Шел.
   - Зачем?
   - Обожаю детективные романы. Хотел поглядеть, как работает прославленный Джек Клинч.
   - И, чтобы облегчить работу, спрятали гильзу?
   - Может быть.
   - Где вы ее обнаружили?
   - Она сама попалась мне под ноги. Около входа на пятачок. Видно, отнесло туда ветром.
   Я мысленно обругал себя болваном. Эту возможность я не предусмотрел. В самом деле, ветер такой силы вполне мог откатить легкую гильзу.
   - А потом из-за того же интереса к детективным сюжетам вы пытались меня убить?
   - Я этого не делал. Слышал, как упал обломок скалы, но я находился тогда внизу.
   - Что же, он сам так просто и свалился?
   - Возможно. Такие вещи тут бывают. Полно бактерий, разлагающих горные породы. Остальное делает ветер.
   - А вы не допускаете мысли, что этот обломок кто-то сбросил нарочно?
   - Вполне допускаю.
   - Кто же это мог сделать?
   Он удивленно взглянул на меня:
   - Как кто? Конечно, Энрико. Вы его еще не знаете. Угробил двух жен, и вообще ему убить человека легче, чем выкурить сигарету.
   О господи! Час от часу не легче! Я вообще уже перестал что-либо понимать. Если даже допустить, что все они убили Майзеля сообща, то какой ему резон топить Лоретти? Ведь о главной улике - оболочке пули, найденной в пепле, - им ничего не известно. Зачем же Милну так легко соглашаться с версией убийства? На суде все равно вскроется правда, тем более что изворачиваются они очень неумело. Однако так или иначе, но допрос нужно было довести до конца.
   - Значит, Лоретти мог и Майзеля убить?
   - Конечно!
   - Вы располагаете какими-нибудь данными на этот счет?
   - Я же вам сказал, что это законченный негодяй.
   - Ну а взрыв в шахте - тоже дело чьих-нибудь .рук?
   - Не думаю. Тут все объясняется просто. Бактерии выделяют много водорода. Я предупреждал Майзеля, чтобы он был осторожнее.
   - И он вас не послушал?
   - Видно, не послушал, раз произошел взрыв.
   В комнате было нестерпимо душно, и я весь взмок. Хотелось поскорее уйти из этого логова алкоголика, но многое в Милне мне еще оставалось неясным. Я решил повернуть допрос в новое русло:
   - Скажите, Милн, почему вы так опустились? На Земле у вас - жена и трое детей. Неужели вам не стыдно было бы предстать перед ними в таком виде?
   Он вздрогнул, будто я ударил его по лицу.
   - Мне страшно, Клинч, - произнес он после небольшой паузы. Весь его гаерский тон куда-то улетучился. - Вы знаете, что такое страх?
   - Знаю.
   - Нет, не знаете, - вздохнул он. - Вам, наверное, никогда не приходилось умирать от страха. Мне кажется, что я схожу с ума. Я боюсь всего. Боюсь этой проклятой планеты, боюсь Лоретти, боюсь Долорес, боюсь...
   - Меня? - подсказал я.
   - Да, вас. Боюсь, что вы мне пришьете дело об убийстве, в котором я не виноват!
   Я протянул ему бутылку, и он с жадностью припал к горлышку.
   - Не собираюсь вам пришивать дело, Милн, но если в моих руках будет достаточно улик, тогда берегитесь!
   - Спасибо за откровенность! - Он запрокинул голову и вылил себе в глотку добрых полпинты неразбавленного виски.
   - И вот что еще, - сказал я, - отдайте мне ваш пистолет.
   Милн безропотно вытащил из кармана брюк вороненый "хорн" и подал его мне.
   Пистолет был на боевом взводе со спущенным предохранителем. У меня заныло под ложечкой, когда я подумал, что все это время ему было достаточно сунуть руку в карман, чтобы выпустить мне в живот целую обойму. Впрочем, так открыто он вряд ли бы на это решился. Такие обычно наносят удар из-за угла.
   Я встал и уже в дверях как бы невзначай задал вопрос:
   - Кстати, не вы ли на днях смыли спиртом следы пальцев с пистолета Майзеля?
   - Я.
   - Почему?
   - Все по той же причине. Там могли быть и мои следы.
   26 марта.
   Опять не мог уснуть. Поводов для размышлений было более чем достаточно.
   Что представляет собой Милн? Откуда эта смесь наглости и страха? Почему он старается выгородить Долорес и поставить под подозрение Лоретти? Отчего не спрятал гильзу, а оставил ее на столе? Трудно предположить, чтобы он не ожидал моего визита. Тогда что же? Желание поиграть в опасную игру? К тому же мне казалось, что временами он прикидывался более пьяным, чем был на самом деле.
   Если принимать поведение Милна всерьез, то напрашивается версия, при которой преступники - Милн и Долорес, а Лоретти что-то знает, но по неизвестным причинам не решается их разоблачить. Тогда становятся понятными загадочные слова Лоретти о яде, который могут подсыпать в пищу.
   Кроме того, оставалось невыясненным вчерашнее падение камня. Случайность это или покушение?
   Видимо, с камня и нужно начинать распутывать весь клубок.
   Я оделся и, стараясь двигаться как можно тише, чтобы никого не разбудить, вышел на воздух.
   Ветер стих, дождя тоже не было, и я дошел до шахты значительно быстрее, чем позавчера. На этот раз я был уверен, что за мною никто не крадется, поэтому позволил себе полностью расслабиться. После нескольких дней непрерывного напряжения впервые я наслаждался чувством безопасности и с удовольствием вдыхал свежий воздух.
   Без особого труда мне удалось найти место, где я чуть было не отправился к праотцам. Обломок скалы весом в несколько тонн выглядел достаточно внушительно для надгробного памятника ирландцу на чужбине. Такого не постыдился бы даже мой дед, заказавший себе при жизни самый роскошный склеп в Дублине.
   Я вооружился лупой и самым тщательным образом исследовал поверхность обломка. Милн говорил правду. Весь разлом, за исключением тонкой перемычки, был изъеден, как сыр рокфор. Впрочем, оставшуюся перемычку могли с одинаковым успехом сломать и ветер, и человек.
   Оставалось только бегло осмотреть почву. Следы крови давно уже должны были быть смыты дождями, а на какую-нибудь случайную находку я мало рассчитывал.
   Вскоре я отправился назад, так и не обнаружив ничего интересного.
   До базы оставалось не более сорока шагов, когда я услышал громкие голоса. На всякий случай я спрятался за выступ скалы и, выждав немного, осторожно высунул голову.
   У дверей базы оживленно разговаривали Милн с Лоретти. Вернее, говорил Милн, а Лоретти весело смеялся. Затем Лоретти похлопал Милна по плечу, и они, продолжая беседовать, скрылись в дверях.
   Я простоял в своем укрытии еще несколько минут, а затем с беспечным видом пошел к дому.
   Однако выдержки мне хватило ровно настолько, чтобы дойти до своей комнаты. Там я бросился на кровать и в отчаянии схватился за голову. Теперь я решительно ничего не понимал! У меня даже мелькнула мысль, не разыгрывают ли тут меня. Неплохой сюжетик для водевиля. Сыщик явился для расследования убийства, а изнывающие от безделья ученые подсовывают ему одну липовую версию за другой и потом веселятся за его спиной. Если так... Впрочем, нет!
   Весь мой многолетний опыт детектива подсказывает, что это не то. Я вспомнил выражение испуга во взгляде Долорес. Нужно быть изумительной актрисой, чтобы играть с таким искусством. Кроме того, Майзель мертв, а у меня в кармане - оболочка пули. Тут уж не до шуток. Для убийцы дело пахнет максимальным сроком заключения, если не хуже.
   Я вымыл голову под краном и решил побриться, но тут мне был преподнесен новый сюрприз. Кто-то постучал в дверь, и голосок Долорес произнес сладчайшим тоном:
   - Мистер Клинч, идите завтракать!
   Этого я ожидал меньше всего.
   В кают-компании моему взору представилась поистине буколическая картина.
   Во главе стола восседала прекрасная Долорес. На ней было ажурное платьице, на изготовление которого ушло меньше шерсти, чем можно было бы настричь с моих усов. Справа от нее сидел свежевыбритый Милн в крахмальной рубашке с галстуком, к тому же совершенно трезвый. Слева - Лоретти, красивый, как супермен на сигарной этикетке.
   Они ели яичницу с беконом. В центре стола красовалось большое блюдо с тостами.
   Я пожелал им приятного аппетита. Долорес жестом указала мне место напротив себя.
   - Вам кофе с молоком или черный? - спросила она.
   - Благодарю вас, черный.
   Лоретти пододвинул ко мне сковороду с яичницей, и мы с ним обменялись любезнейшими поклонами.
   Я подумал, что, видимо, это мой последний завтрак в жизни. Неплохо придумано! Трое свидетелей внезапной смерти Джека Клинча. Виноват, Юджина Коннели, инспектора и т. д. Дальше все по трафарету. Контейнер с прахом отправляется на Землю, прелестные пальчики мадемуазель Лоран повязывают траурный креп на урне, скромные похороны на кладбище в Космополисе.
   - Почему вы не едите? - поинтересовалась Долорес.
   - Спасибо, не хочется.
   - Боитесь, что отравят? - усмехнулся Милн.
   - Нет, не боюсь.
   - Боитесь! - Он поддел вилкой большой кусок с моей сковороды и отправил себе в рот. - Ну что? Убедились?
   - Убедился. - Я мысленно вознес молитву святому Патрику и залпом выпил кофе.
   - Как вам здесь нравится? - светским тоном осведомилась Долорес.
   - Ничего, очень мило. А у вас сегодня что, какой-нибудь праздник?
   - У нас теперь каждый день - праздник, - сказал Милн. - Делать-то нам нечего.
   - Смотря кому, - поморщился Лоретти, - мне так работы хватает.
   - Вот как, вы продолжаете работу? - Для меня это было новостью.
   - Делаю кое-что.
   - Когда же нас все-таки отправят на Землю? - снова задала вопрос Долорес.
   - Не знаю. Это должен решить мистер Роу.
   - Ну а ваше мнение?
   - Я думаю, что базу нужно ликвидировать. Откачать воду из шахты вряд ли удастся, а бурить такую толщу скал невозможно.
   - Правильно! - хлопнул рукой по столу Милн. - Вот это слова! Приятно слушать!
   Лоретти встал со стула:
   - Прошу извинить, у меня - дела.
   Я тоже поднялся:
   - Спасибо за кофе, Долорес! Мне нужно с вами поговорить, сеньор Лоретти.
   Он удивленно поднял брови.
   - Пожалуйста, но только не раньше чем через час. Я должен закончить опыт.
   Я провел этот час у себя в комнате, пытаясь разобраться, чем была вызвана удивительная метаморфоза. Чем больше предположений я строил, тем меньше что-нибудь понимал.
   Так ничего и не решив, я направился к Лоретти.
   Дверь комнаты Милна была открыта. Я заглянул туда. Долорес босиком, в шортах мыла пол. Милн, с видом пай-мальчика, без ботинок, поджав ноги, сидел на тщательно застеленной кровати. Окно было распахнуто, и даже видневшееся в нем небо имело какой-то непривычно голубоватый оттенок.
   Поистине день чудес!
   Долорес меня заметила и, откинув тыльной стороной руки прядь волос, улыбнулась:
   - Не правда ли, мистер Клинч, Милн ужасная неряха?!
   Я неплохо разбираюсь в женских ногах и могу сказать без преувеличения, что у Долорес они выше всяких похвал. Увы! Детективу часто приходится приносить в жертву самое лучшее, чем может жизнь одарить мужчину. Впрочем, лирику побоку! Мне предстоял важный разговор, который мог кое-что прояснить.
   Я постучал в дверь Лоретти.
   Он сидел за микроскопом и кивком головы предложил мне сесть.
   Я огляделся по сторонам. В комнате был идеальный порядок. В углу, над кроватью, висела фотография молодой девушки, почти ребенка. Мне невольно вспомнилась история с несовершеннолетней дочерью миллионера.
   - Поглядите, мистер Клинч, металлургический завод в миниатюре.
   Я подкрутил окуляры по своим глазам. В капле на предметном столике копошились какие-то твари.
   - Бактериологическое разложение осмистого иридия, - пояснил Лоретти. Полный переворот в технике. Огромная экономия, не нужно ни электрического тока, ни сложного оборудования. Все идет без вмешательства человека.