Васильева Ксения. Извини, парень

   По московским переулкам гулял в это время наш старый знакомый, полузабытый вами, - Касьян. Со своим Оликом.
   Роман их ещё был в разгаре, но давал сбои в силу многих причин, в основном - касьяновых деловых. Сейчас Олик тихо начинала злиться.
   Касьян не тащил её к себе домой, хотя они были совсем недалеко от Гоголевского бульвара и Метростроевской, а ныне - Остоженки, где он жил. ... Мог бы и не водить её по этим старым и дряхлым переулкам, восхищаясь каждой развалюхой, а пригласил бы в кафе, если уж не домой...
   Они медленно добрели до переулка, где находился клуб "БАМБИНО", и Касьян со страстью коренного и любящего свою столицу москвича, стал рассказывать, что вот сейчас они подойдут к одному дворику, закрытому со всех сторон, а внутри там находятся, можно сказать, останки первого в советском государстве и, тогда единственного,
   кооператива театральных работников. Когда-то здесь жили братья Хенкины, великая Барсова, Рыжовы и многие другие, а теперь внуки и правнуки все распродали...
   Они подошли к железной оградке, и Касьян воскликнул. - Ну, что я говорил! Смотри: КЛУБ "БАМБИНО"... ДЛЯ ДАМ... Ну и так далее... Поняла?
   Олик прочла небольшую, весьма пристойную, подсвеченную табличку с разъяснением - что за клуб и когда работает, - и сказала с интересом. - У них сегодня открытие! Зайдем?
   Касьян засомневался, стоит ли: раз - открытие, то значит пьянка-тусовка и, наверняка, по пригласительным.
   Олик надулась: всегда ты что-нибудь найдешь не то. Я замерзла! Ветер прямо пронизывает! - Хорошо, - вздохнул Касьян, - попробуем.
   Вот так они появились в клубе "БАМБИНО".
   Открыв дверь, Витюша, заменивший ушедшего куда-то Стаса, увидел парочку и несколько растерялся: только-только выпроводили девок, а тут парочка! Поедят и попьют они, конечно, за свой счет, но ведь ни шоу, ни остального быть не может. ... Не пускать? Сказать, что у них - рабочее открытие и,вообще, не открытие?
   Или пустить?..
   Он был один перед этой парочкой - посоветоваться не с кем.
   Не бежать же к В.Н., сказав парочке: постойте здесь.
   А парочка - ничего, молодые.
   Девчонка - прехорошенькая, каких он всегда любил: румяненькая, с блестящими глазками, роскошными волосами и фигурка - все на месте, что надо. Парень - постарше, посуше, но тоже не вахлак - одет, причесан, светлый, кудреватый, с приятным и необычным лицом: небольшие глаза, но какие-то очень пристальные и яркие, хороший мужской нос с горбинкой и острые скулы.
   Парень заметил замешательство Витюши и, обращаясь к девушке, сказал. Я же говорил, что нас здесь не ждут, пойдем!
   Тут Витюша, на свой риск, решил их пустить - все же прибыль и, потом, ему стало как-то неловко держать их на пороге, и он приосанился и сказал. Простите, просто у нас сегодня как бы репетиция открытия, мы никого не приглашали, кто придет - тому рады! Проходите, пожалуйста, мы час как открылись, вы у нас - вторые гости...
   Все это он говорил уже на ходу, проводя парочку в зал.
   А там, у столика В.Н., сбились в кучу все "работнички" - пока безработные.
   На шаги вошедших они обернулись, и у всех на лицах была такая растерянность, что Касьян рассмеялся и сказал, что понимаю, клуб только для дам, но Оля - мой пропуск, а она очень хотела посмотреть, что тут у вас...
   Все это он произнес легко и весело, а сам цепко рассматривал, - что же это за клуб?..
   Ясно! Хорошенькие мальчики для скучающих и притом - хорошо бы! богатых дамочек, а руководитель всего - парень явно его возраста со вполне интеллигентной внешностью, Совершенно приличная дама в красивом фартуке... Странная компания.
   Не такие люди открывают подобные заведения.
   Да и парни похожи на студентов и мальчиков из хороших семей,
   Касьяна уже интересовали все эти люди, которые тут же улетучились от стола "руководителя", - так определил Касьян молодого, но гораздо старше остальных, - мужика.
   К ним подошел красивенький мальчик, сказал, что его зовут Фрэнком.
   Касьян опять рассмеялся и заметил: наверное, мама с папой по-другому назвали. - По-другому, - ответил парнишка, но твердо заявил: - мы сами захотели выбрать себе другие имена, артистические... А вы артисты? Театра? Кино? Цирка - Вцепился как клещ во "Фрэнка" Касьян, но тот отмахнулся безликим "да" и тут же спросил, что они будут заказывать, перечислив наготовленное Ириной Андреевной.
   Олик захотела все: и отбивную, и салат, и "Наполеон", и коктейль...
   Касьян заказал себе кофе, тосты и коктейль "Лина".
   Парень очень быстро принес заказ, и Касьян про себя отметил, что ведет он себя как-то очень осторожно, а та дама в красивом фартуке вовсе не из руководителей, а просто - кухарка.
   Еда же оказалась по-настоящему вкусной, домашней, кофе - крепким, горячим, а "Наполеон" - выше всяких похвал.
   За фортепиано сел пресимпатичный мальчонка и вполне профессионально стал играть попурри из песенок давних лет. - Ой, - шепнула Олик, - мне так тут нравится! - Потом поговорим, - ответил также тихо Касьян.
   Тут он увидел ещё одного красавчика - черногривого, мощного ну, прямо Чингачгук в юности!
   Парень открыл какие-то двухстворчатые двери и сказал: если гости хотят, то можно посмотреть фильм или сыграть в нарды, кости, шашки или потанцевать - и он обаятельно улыбнулся. ... Нет, пожалуй, не такие уж простаки здесь, подумал Касьян и ещё решил, что постарается не забыть это местечко и как-нибудь нагрянуть сюда с Оликом.
   В зале произошло какое-то движение, все мальчонки собрались в кучу и как-то стояли прямо и вытянувшись, как на параде, глядя куда-то в глубь, за поворот.
   Оттуда вышла ДАМА.
   За ней горделиво и. вместе с тем, как-то подобострастно что ли, - шел "руководитель".
   Когда Касьян увидел Даму, он понял, что ошибся, что тот мужик никакой не руководитель, все вершит она.
   Она была не молода, но прекрасно выглядела, стройна и высока, в потрясающем платье на потрясающей фигуре, с белокурыми волосами, уложенными а ля Марлен Дитрих.
   Взглянула зелеными, как изумруды, глазами и глубоким голосом обратилась к Касьяну и Олику: я приветствую наших первых гостей и желаю, чтобы мы им понравились, как и они - нам, и спою для них...
   Она легко взошла на эстраду, а руководитель (теперь - бывший руководитель) с придыханием сказал: это наша звезда, - Лина, но смею уверить - звезда не только нашей обители.
   Мальчонка-тапер снова сел за фортепиано и стал наигрывать старый американский шлягер - песенка из фильма "Серенада солнечной долины". Лина пела очаровательно, не очень большим, но проникающим голосом, и Касьян заслушался.
   Странные чувства вызывал у него этот ни на что не похожий клуб, а теперь ещё - эта женщина и этот глубокий голос, певший не повседневную попсу, а нечто совсем иное...
   ... Нет, положительно здесь преинтересно! Только если сюда зачастит мужчина... Не нарушит ли он "экологию" клуба?
   Лина закончила петь и, поклонившись, опять легко сошла с эстрады, не опираясь на руку администратора.
   Касьян отбил ладоши, хлопая Лине, потом шепнул Олику, чтобы она сидела и не двигалась, выскочил из клуба, провожаемый изумленными взглядами.
   На углу он, не торгуясь, купил розы на длинных стеблях, сколько, не считал, благо, деньги были, и ринулся обратно.
   Лина сидела за столом с Оликом, и они о чем-то беседовали.
   Касьян разлетелся и, склонившись в поклоне, протянул розы Лине.
   Он увидел, как расцвело её лицо, став совсем молодым и совершенным, и это было наградой для него.
   Она, мило поблагодарив и потушив радость, сказала. - А мы с Оленькой говорили о том, как хороши некоторые старые песни! Я составила репертуар из старья, - она улыбнулась, - как и я сама, но кое-что будет совсем новое.
   Она обернулась на тапера. - Наш Би (Ага, этот - БИ, ну, дают ребята!) - настоящий композитор. Приходите через недельку, мы, надеюсь, уже развернемся, и вы увидите всю нашу программу... ... По-моему, это нежно завуалированное приглашение на выход, - подумал Касьян и, ещё раз поблагодарив Лину за доставленное наслаждение, потянул Олика из клуба.
   Она не хотела, но он выразительно посмотрел на неё и, надувшись, она все же последовала за ним.
   Их провожали, как дорогих гостей.
   Они вышли на улицу, ещё светлую, в клубе Касьян и Олик пробыли недолго, но впечатление было такое непонятное, что говорить об этом сразу не хотелось.
   Только отойдя уже довольно далеко, они вернулись в разговоре к "БАМБИНО".
   Олик настаивала на том, что клуб - вполне респектабельное заведение, что Лина - настоящая светская дама и актриса, что Олик её узнала.
   Касьян сказал, урезонивая ее: но ведь я ни в чем их, а тем более Лину - не обвиняю! - Но я же тебя знаю! - почти кричала Олик. - Ты всех подозреваешь! Тебе везде видятся преступники! - Я не считаю их преступниками. С чего ты взяла? - отбивался Касьян. - А Лина - просто прелесть! Только чем они там занимаются? Вернее, чем занимаются их мальчики? Я-то, честно говоря, думаю, что они... - тут он замолчал, потому что Олик демонстративно заткнула уши пальцами и потому, что ей совсем не нужно знать, что думает он по поводу их занятий. - Но мы ещё сходим туда? уже примирительно потом спросила Олик. - Обязательно, - откликнулся Касьян.
   Но вскоре наступили иные времена.
   В "БАМБИНО" же, после их ухода, опять начался некоторый раскардаш: каждый высказывал свое мнение.
   Одна часть настаивала на том, что парочки и даже мужчины, могут приходить в клуб, но с них надо брать двойную плату за вход...
   В это время в зал вошла, всем показалось, девочка из приличной семьи хрупкая, невысокая блондиночка.
   Ее ввел Стас.
   На гостье была небольшая синяя шляпка с маленькими твердыми полями и муаровой лентой - такие носят в некоторых английских колледжах. Синяя расклешенная юбочка - не длинная и не короткая, колени наполовину прикрыты, - и маленький синий жакетик, на который был аккуратно выложен белоснежный пикейный воротник.
   Из-под шляпки до бровей доходила густая челка изумительного платинового цвета, прическа была - длинноватое каре.
   Личико у неё было остренькое, бледное, с тонкими, чуть подкрашенными розовым, губами. В руках она зажала явно дорогую, из чешуек, сумочку (похоже, иностранка, и не бедная, предположил В.Н.) и растерянно оглядывала зал.
   Минутный всеобщий ступор прошел, каждый постарался привести себя в чувство после лицезрения такого необыкновенного создания.
   К ней незамедлительно подскочил все тот же самый быстрый Саша-Эл.
   Он весело сыпал словами: куда она хочет сесть и где ей будет уютнее? И что она хочет: что-нибудь съесть или выпить, или только кофе? У них отличный торт "Наполеон"... И какую музыку она любит, и вообще, будьте как дома, ни на кого не обращайте внимания. Нравится быть одной - будете одна, никто вам не помешает, а если захочется поболтать, то он или кто-нибудь другой из клуба, может составить ей компанию, если она не против... (Саша потом говорил, что мурашки по шкуре пошли, когда она подняла голову и взглянула на него голубыми, узкими, совсем змеиными глазами и улыбнулась. Ну, как кобра, ребята, клянусь мамой, - он так вошел в роль восточного человека, что даже с ними начинал сыпать присловьями Кавказа, - я испугался. Подумал, может, иностранка, а она чисто по-русски говорит: не беспокойтесь так, я сяду здесь и осмотрюсь, а вы, если не сложно, принесите мне кофе и рюмку коньяку! А у нас коньяка - нет! Видели, как я улетел?
   Девица села за столик в углу, лицом к залу, и принялась пить Коньяк, медленно потягивая из рюмки.
   Она с откровенным любопытством осматривала зал и всех, кто там находился.
   И первой была Лина, которая уже уходила, когда девица уселась за столик.
   Они взглянули друг другу в глаза: изумрудные, сверкающие, и узкие светло-голубые, не сверкающие и не сияющие, а источающие какой-то холодный ледяной отсвет, - скрестились и, возможно, многое сказали и многое узнали, но о том - молчание, потому что слов-то не было въяве.
   Но мнение у каждой создалось сразу. ... Какая красавица и аристократка, с завистью подумала Александра-Кика (ибо это была она!), но тут же сказала себе, успокаиваясь и с усмешкой, - Но стара, мать, - стара!
   Лина же удивилась: как может сочетаться в женщине прелестный облик и явственные волны холода и опасности, идущие от нее. И Лина ещё подумала: испортит она наших мальчиков... ( Вообще, проблема морали и моральности их предприятия - мучила не только В.Н. и Ирину, но и Лину.
   Пока они создавались, носились с ремонтом, переделкой-перестройкой, планами, даже созданием шоу - все это было похоже на игру, и они все заигрались, как несмышленые дети, не думая о том, во что обязана превратиться эта игра. По их же замыслу.)
   Лина ушла. Если перед той симпатичной парочкой ей просто захотелось спеть, захотелось посидеть с ними, то от этой женщины хотелось тут же уйти. И, конечно, она не девчушка, какой показалась вначале.
   Посмотрев ей в глаза, Лина поняла, что дамочке этой или около сорока или даже за сорок - выдавал взгляд, - не лицо.
   А в зале вокруг новой посетительницы создался тихий круговорот.
   Витюша превзошел себя, играл и пел все подряд - от "Осени" Шевчука, через Гребенщикова, - до английской военной "Ту Типерери"...
   Саша сидел рядом с дамой, пил с ней коньяк, и они оживленно о чем-то беседовали (потом, говорил Саша, я перестал её бояться, веселая девчонка. Ну, ей лет тридцать, а может, меньше, заводная! Хочу, говорит, какую-нибудь необыкновенную штуку, придумай! Я хотел ей наше шоу показать, но В.Н. пока запретил).
   Витюша заиграл что-то бурно танцевальное, и Саша с дамой пошли отплясывать.
   Она раскраснелась, скинула шляпку и жакетик, осталась в маленькой кофточке, не прикрывающей плоский бледный живот.
   Танцевала она классно.
   Игорек смотрел, смотрел, а потом нахально перехватил её у Саши.
   Сподобился и Стас, он оторвался от своей двери, благо больше пока никто не звонил, и тоже с незнакомкой станцевал, под Витюшины изыски. Наконец, она устала и заявила. - А теперь я жутко хочу есть!
   И сразу же перед ней возникли все изготовления Ирины.
   Она ела с таким аппетитом и нахваливая, что любо-дорого было смотреть.
   С ней за столом уже сидели все, и она держала стол, как говорят: то принесите шампанского, то спойте, то сыграйте, то, чтобы непременно Игорек её поцеловал. Тот жутко смутился и легонько чмокнул её в щеку.
   Тогда она приказала пить на брудершафт.
   Это было встречено бурей восторга. - И мы, наконец, познакомимся, заявила она.
   Перецеловавшись со всеми и по-настоящему (мальчики уже сильно возбудились, и каждый готов был отправиться с ней в комнату наверх, но не имел права предлагать сам. Должна первое слово сказать дама. Она этого, наверно, не знала и не предполагала, что есть такие комнаты... а может, и догадывалась, просто их мучила), сказала. - А теперь я хочу узнать о вас все, что можно, - добавила она со значением. - Называйтесь, рассказывайте! Вот ты, - кивнула она на Сашу, - давай.
   Саша ответил, что его зовут Эл Гро, он работает здесь, в Клубе всем... - Как это - всем? Что, у тебя нет определенных обязанностей? А если тебя заставят полы мыть?.. - поразилась она. - Буду мыть, - твердо ответил Саша.
   Они говорили достаточно громко, и В.Н., который так и продолжал сидеть за своим столиком с блокнотиком и ручкой, иногда что-то в блокнот вписывая, - администратор, неприметный и никому не нужный, - почти все слышал.
   Он боялся, что эта белесая мадам сможет обвести мальчиков вокруг своего тоненького бледненького пальчика, унизанного перстнями. и они расколются... ... С ней нельзя подниматься в комнаты, подумал он. А с кем, скажи, можно? спросил он себя и не ответил, но ответ знал: ни с кем нельзя и не надо! - Ох, ты какой крутой! И полы-то он моет и стирку стирает! Может, ко мне придешь - помочь? - то ли шутила, то ли издевалась она. Теперь ты, - обратилась она к Витюше.
   Тот, конечно, съерничал: мадам прокурор, не велите казнить велите миловать - безработный скоморох, юродивый, Би Бар. Тоже мою полы и делаю постирушки!
   Она нарочно заводила их и оскорбляла, но мальчонки и ухом не вели.
   Когда она узнала обо всех то же и оно же, хлебнув коньяка, заявила. Конечно, все вы мне наврали, но я не в обиде, - вы меня не знаете, и я вас - тоже. Правильно, мальчики, так держать! Но о себе скажу правду, мне бояться некого, - уколола все же она их, хотя и перешла на вполне дружескую ногу, - меня зовут... Кика, но, в отличие от вас, я назову истинное имя Александра, а если хотите, то - Александра Константиновна. Я - домашняя хозяйка, ничем больше не занимаюсь, как, впрочем, и самим домом. И если мы подружимся, то я у вас здесь поселюсь. Вы мне почти понравились.
   Она открыла сумочку и каждому дала по двадцать долларов, оплатила всю еду, и сказала: я очень мало заплатила за огромное удовольствие, которое получила здесь... В следующий раз будет по-другому, я ведь просто вышла прогуляться.
   Тут Кика-Александра кивнула на В.Н. и спросила нарочито испуганно внятным шепотом: а это ваш начальник? - Очень большой! - Ответил Витюша.
   Она хихикнула.
   Потом как-то сразу собралась, напялила свою детскую шляпку, поправила волосы, напудрила разгоревшиеся щечки и девочкой-паинькой удалилась.
   Еще за вечер заглянули две парочки, посидели, безразличные ко всему, выпили, позажимались, и ушли.
   Приперлась компашка пьяноватых мужиков, но Стас и Саша их не пустили, сказав, что Клуб уже закрыт и, вообще, Клуб - дамский, и подвыпивших мужчин здесь не принимают.
   Мужики попытались устроить базар, но парни были здоровые на входе и решительные, и мужички, ругаясь,удалились.
   После них решили прикрыться и подбить итоги.
   Вышла Лина, какая-то поблекшая и постаревшая.
   У В.Н. заболело о ней сердце: что произошло? Неужели она так расстраивается, что напилась вчера? Ну и что? В конце-то концов, один раз можно!
   Потушили все клубные зазывы, закрыли двери и уселись в зале.
   Оказалось, не заработали, естественно, фактически - ничего.
   Этих первых девок поили и кормили за свой счет! Но они же - первые! Так и полагается.
   Кикины деньги мальчики хотели внести в кассу, но В.Н. чуть не разорался на них: они - ваши, и слушать ничего не хочу!
   Поговорили о перспективах, показавшихся безрадостными.
   Саша заметил: эта Кика готова была со всеми... И за шоу бы заплатила будь здоров! Но мы с ней, наверное, слишком осторожничали, а? - и он посмотрел на всех.
   Мальчики были с ним согласны, но Лина возразила, что она не так проста, эта Кика, и откуда её занесло к нам в первый же вечер неизвестно...
   Но оказалось, что всем она понравилась, своя, хотя и нахальная, но это даже смешно, молодая, лет тридцать, богатая или хочет такой казаться, и что скоро снова придет к ним или не придет никогда...
   Лина ответила спокойно: явится. А дома, наверное, муж-бедняга полуголодный сидит, на кулинарии жареной-пареной. И дети... правда, если есть, - то взрослые.
   Все удивились, а Лина беспощадно продолжила. - Поверьте моему опыту, мальчики, ей - за сорок.
   Мальчонки заорали в возмущении.
   Лина усмехнулась. - Молчу.
   Лина хотела уехать домой, но Ирина и В.Н. уговорили её остаться (а засиделись они до двух).
   Она нехотя согласилась, но предупредила, что, по мере возможности и её надобности, она будет уезжать домой.
   Ирина вдруг предложила. - Линочек, наверное, тебе не нравится эта твоя каморка? Так ложись на террасе... Там тепло и чудная тахта... Или в комнате наверху?..
   Лина решила расположиться на террасе.Взяла с собой коньяк и сигареты, зажгла настольную лампу, лежала, курила и думала. Мысли были отрывочные. Хаотичные. Ну, во-первых, она с трудом, но вспомнила, КАК произошло со Стасом.
   Это было ужасно.
   Разве она могла предположить, что Стас - такой?.. Да, но ты сама давала Стасу повод!
   Какой? Кокетство на школьном уровне?! Но сейчас заметно, что она к нему изменилась, а вот этого - не надо. Как бы ей снова стать с ним доброжелательной? Пока она не может на него смотреть. И он, как пришибленный.
   И ей вдруг стало его жаль. "Бедняжка", подумала она с грустью, наверное, все же расстраивается?..
   А "бедняжка" как раз шел к ней.
   Надо с ней налаживать, она его ненавидит, а ему деваться некуда: вчера звонил матери, та сообщила, что приходила милиция, какая-то девица пропала, и её нашли только сейчас, в лесу...
   Он заорал, чтобы она не рассказывала ему всякие ужасы и сплетни, которые его не касаются, приедет он и зайдет в милицию, ыяснит, что им от него надо.
   Так что - дело его труба!
   Лина уже потушила лампу...
   Подумала в полусне, что не сняла макияж, но вставать было лень, и она, как говорили в старые-старые добрые времена, о которых мы знаем лишь понаслышке, смежила веки.
   Но как смежила, так и "размежила", услышав тихий стук.
   Это был Стас. ... Господи, что мне делать? Устроить скандал? Все услышат. Шипеть как змея?.. Пустить? Но, что у него на уме?..
   А он шептал. - Лина, молю, откройте, мне надо вам сказать... Я не могу больше так... Я клянусь, что не дотронусь до вас! Лина, молю, - и столько безысходности было в его голосе, что она решилась открыть. ... Действительно, чего ей бояться? Рядом В.Н., мальчики, в конце концов, да и она - трезвая, и - главное - равнодушная. Она откроет и просто послушает, что он скажет.
   И она прошептала. - Сейчас. Но имейте в виду...
   Она не договорила, потому что он прошептал: клянусь вам...
   Она вскочила, надела свой шелковый халат, который любила синий, тонкий, с золотым цветочком у плеча. Надо выглядеть хорошо! Надо! - и все тут.
   Посмотрела мельком в зеркало: здорово, что не сняла макияж пригодилось!
   - Можно!
   Она сидела на тахте, и Стас осмотрелся, куда присесть, он понимал, что плюхаться рядом с ней на тахту он не имеет права, свободной оказалась узенькая табуреточка, он устроился на ней было до беса неудобно, но делать нечего,
   Лина молчала, а хорошо бы набросилась с упреками, и ему ловко было бы начать оправдываться, а там - как пойдет...
   Стас не исключал и "второго захода" - всякое бывает!
   Но не вынес того мертвенного молчания, он начал говорить.
   Он бормотал, что был пьян, что себя не помнил, что к Лине...
   Она прервала его и сказала: - ЭТО БЫЛО У-ЖАС-НО! УЖАСНО, Стас! Что вы болтаете о пьянстве и прочем! Ни один порядочный мужчина, если он не подонок, будь он хоть сто раз пьян, не станет...
   Она вспомнила опять все и прервала себя. ... Ужасно, ужасно! Да ничего ужасного не было. подумаешь, по-пьяни перепихнулись! - Думал Стас, меж тем покаянно опустив голову.
   Она молчала.
   Тогда он встрепенулся и почти крикнул: - Простите меня!
   И опять забормотал. - Я сделаю все, чтобы вы забыли, я постараюсь не показываться вам на глаза, вы меня не будете видеть, только скажите, что вы когда-нибудь простите меня... Мне больше ничего не нужно! Я могу надеяться?..
   Лина смотрела на него и думала. ... Так притворяться? У него неподдельная боль в глазах! Ведь его же, он это сегодня понял, никто не выгоняет, никто вообще не знает обо всем этом... Он понимает, что я не скажу и что я не из тех, кто будет гадко мстить. НО! Лина, помни заповедь: не обольщайся!
   И она сказала. - Я никому не собираюсь говорить. К вам же хорошо относятся, даже наш В.Н. Чего ж вам ещё нужно? ... Хочет, чтобы признался, как я её обожаю! Ладно, где наша не пропадала! - Лина, - сказал он проникновенно (он был никакой актер и никогда не актерствовал в жизни, не было нужды, а вот теперь - зарези, наверное, поэтому он выглядел почти искренним), - вы же понимаете, что для меня важно ВАШЕ отношение, а не Витюшино или Владимира Николаевича даже! Вы же понимаете! Зачем вы меня мучаете? - это вырвалось у него вполне искренне, потому что было правдой.
   И Лина, как всякая глупая мыслящая женщина, сразу же предалась рефлексиям и стала обвинять себя в том, что она... Ну, и так далее и тому подобное. Конечно, не вслух. Понимаете, Стас... Со мной никогда так... не обращались. Поэтому я просто не знаю, - смогу ли вас простить, смогу ли забыть... Но даю слово, - очень постараюсь. Понимаете, это помимо меня.
   Стас с облегчением понял, что опасность миновала.
   А вслух сказал. - Спасибо. С этого дня все начинается с белого листа. Вы согласны?..
   Она мягко кивнула. а он вдруг сразу как-то вскочил с табуретки, шепнул, - я ухожу, потому что боюсь себя.
   И ушел, исчез.
   Что ж, и у таких, как Стас, бывают звездные минуты.
   Лина осталась в недоумении, волнении и сожалении о том, что она не поняла его, что все-таки он...
   Она забыла первую заповедь. Не обольщайтесь!
   И вдруг среди ночи, тишины и тьмы во входную дверь загрохотали, и вроде бы чей-то голос что-то просил...
   Тут же вскочил В.Н., спавший теперь вполглаза.
   Ирина проснулась и сжалась в постели от страха, не представляя себе кто это может быть... Они ж только открылись! У них же пока - не должно быть врагов! И рэкету рано...
   Лина вздрогнула и очнулась, вскочила с постели, на ходу накинув халат, и встретилась с испуганной Ириной в холле.
   У двери с замком возился В.Н. - он открывал... Кому?!
   В холл ввалился, - кто бы вы думали?
   Леха! Собственной персоной.
   Он был, конечно, под газами, но не сильно, на нем был тот же костюм "Сафари", теперь выглядевший так, будто Леха и впрямь побывал на сафари где-нибудь в Африке и встретился врукопашную со львом: костюм был грязен и в нескольких местах порван.
   Увидев их троих, он повалился на колени и стал плакать, выкрикивая отдельные фразы. - Простите меня! Я - дурак... Еле нашел, на автопилоте... Только к вам... - вы такие люди!
   В.Н. как-то быстро и жестоко затащил его в дом (женщины удивились: силой В.Н. не отличался, а тут этого здоровенного Леху вволок в холл мгновенно...), закрыл дверь и приказал. - Хватит вопить! Мы не в театре!
   Леха тут же перестал орать и только утирал настоящие слезы (или водочные?..).