Васина Нина. Интернат, или сундук мертвеца

   — Комиксов? — удивленно спросил старик.
   — Косметика?! — громко спросил русский, который хотел раздеть хохлушку.
   — Да нормально, у нее в паспорте ребенок семи лет.
   — А ты чего про косметику спросил? — поинтересовался старик, открывая глаза. Самолет на Москву пошел на взлет.
   — Да так, — замялся русский, — я тут у женщины вещи проверял, русская, вы сами мне ее документы дали. Она раскрашена, а косметики никакой, только зеркальце в боковом кармане большой сумки.
   — И что? — Старик окончательно проснулся.
   — Она… Она везла с собой немного лишних денег в иностранной валюте. — Таможенник говорил неохотно. — Я как раз хотел с вами посоветоваться, как это оформить. Вот. — Таможенник подошел к столу и открыл ящик. Выгреб на стол мелкие обрывки долларов.
   — Ну и? — Старик встал и рассмотрел внимательно бумажки. — Они настоящие, знаешь, что это значит?
   — Нет, — понуро сказал молодой, он уже ругал себя последними словами. Надо было просто выбросить это и забыть.
   — Позвони, — махнул рукой старик на дверь, — узнай, самолет улетел? Как у вас это по-русски? Ты сел на яйцо. Был обыск?
   — Нет, она сама достала эти две лишние сотни, очень расстроилась, раскричалась и порвала.
   — Самолет улетел, — сказали старику.
   — Тут может быть все, — вздохнул старик, — но скорей всего, она этих денег провезла несколько тысяч. Не меньше десяти. Или что-то еще интересней на себе. Это известный трюк. Нервный пассажир рвет возмущенно сотню-две, когда нужно провезти много. Ладно, не огорчайся. За что ему выговор дадим? — спросил старик остальных.
   — Не раздел женщину? — попробовал угадать знаток английского.
   — Не угадал, — самодовольно улыбнулся старик.
   — Мне выговор за то, что не сказал вам сразу про отсутствие косметики у раскрашенной женщины, — казнил сам себя таможенник.
   — А вот это — в точку!
 
   Хамид забылся тревожным сном только под утро. Он судорожно вздрагивал и вздыхал, ворочаясь на огромной кровати. Хамид всегда спал хорошо, сейчас, мучаясь и злясь, он спрашивал сам себя — за что наказан? Близко к глазам, как только он сжимал веки, подступало мутное пространство воды. В воде плавала, извиваясь, красивая женщина в золотой кольчуге и с короной на голове. Женщина улыбалась ему, грозила пальцем. Разворачиваясь, она показывала великолепный чешуйчатый хвост, который так пугал задремавшего Хамида, что он дергался, кричал и просыпался.
   Тревожным колоколом прозвучал входной звонок. Хамид подождал несколько минут, лежа неподвижно. Не выдержал, вскочил и подбежал к окну, из которого виден въезд в ворота. Полицейская машина. Его человек уже шел по дорожке, из машины вышли двое и ждали за оградой.
   Хамид быстро оделся, уговаривая себя не волноваться, приказал разбудить Никитку и приготовить угощение.
   Полицейские не пошли в дом. Это было очень неприятно. Ему нужно было проехать с ними.
   — Ты поедешь со мной! — прошипел он заспанному Никитке. — Одевайся быстро, я пока позвоню своему адвокату.
   — Слушаюсь, господин, — съерничал Никитка, но оделся быстро.
   Полицейские не разрешили секретарю сесть с ними, Никитка занервничал было, но к воротам подъехал огромный «роллс-ройс». Лиза открыла дверь и кивнула.
   — Мы что, поедем в полицию на этом? — удивился Никитка.
   — Пусть прочувствуют, да и адвоката нужно захватить по дороге.
   Никитка, хмыкая, разглядывал огромный салон. На сиденьях навалены крошечные подушечки в бархате, подушечки пронзительно пахли сладким тягучим парфюмом.
   В полицейском участке они сразу услышали громкий возмущенный голос Хамида. Хамид кричал по-турецки, его уговаривали успокоиться. Он вышел в коридор, адвокат Хамида прошел в кабинет к старшему офицеру.
   — Дело такое, — сказал он, вернувшись через несколько минут, — ночью был найден труп молодой красивой женщины. Труп лежал в сумке недалеко от виллы одного не очень законопослушного гражданина из России. Они говорят, что ты должен проехать в морг, осмотреть тело и сказать, не твоя ли это девочка. Ты что-нибудь понимаешь? Я — нет, — категорично заявил адвокат. — Посиди, я сейчас оформлю протест, пусть покажут фотографию, и никуда ехать не надо. Дело вообще странное, потому что при ней найдены документы, она фотомодель из международного агентства. Если бы это была твоя девочка, какие могут быть документы?
   — Помолчи, — сказал Хамид и задумался, — ничего не надо делать, я поеду и посмотрю.
   — Зря, — спокойно сказал адвокат, — если уж мне ничего не известно, скажи конкретно, что надо делать? Зачем ты меня пригласил?
   — Может так случиться, что это будет не модель, а именно моя девочка. Ну может же такое случиться?! — волновался Хамид, повышая голос.
   — Если это твоя девочка, которая, как указано у них в протоколе, заколола клиента и покончила с собой, бросившись в море, то как она отрезала себе при этом голову, переоделась, взяла чужие документы и легла в сумку у виллы Паши Закидонского?!
   — А это ты придумаешь там по ходу, может, она и не утонула?! — Хамид вопросительно смотрел на Никитку.
   — Минутку, — сказала рассудительная Лиза, — вы должны ее видеть, а потом уже решим, что говорить.
   — Заткнись, я и так знаю, что это она, моя девочка! — зашипел Хамид.
   — Я должен тебя предупредить, — тронул Хамида за рукав адвокат. — Там очень молодой и очень подозрительный человек в кабинете старшего офицера. Он русский, одет с иголочки и разговаривает нагло, он очень интересовался тобой.
   — Плевал я на всех подозрительных русских! Здесь все турки и те русские! Что он мне сделает? У меня турецкое гражданство! Я поеду смотреть.
 
   Хамид прошел на опознание не один. К нему где-то незаметно присоединился идеально выбритый молодой человек.
   «Не больше двадцати пяти, — определил про себя Хамид, — симпатяга!»
   Молодой человек действительно имел очень располагающую внешность. Красиво уложенные русые волосы открывали высокий лоб. Голубые глаза смотрели сквозь круглые стекла очков удивленно и ласково, большие губы были все же довольно красиво очерчены, щеки на пределе приятной пухлости, руки у него были крупные, с сильными пальцами.
   Он стоял рядом с Хамидом и улыбался. Санитар пришел с полицейским, сверился со своими записями и выдвинул совсем немного ящик с номером 505.
   Голова Светы Кошкиной лежала чуть отдельно от туловища в тусклом золоте блестящих волос.
   — Что это? — спросил Хамид и показал непроизвольно на нее пальцем.
   — Это женщина, которую нашли сегодня ночью в сумке «Аэрофлот» возле виллы Слоника, — ласково улыбаясь, сказал молодой русский.
   Хамид настолько опешил, что спросил совсем уж нелепо:
   — А других женщин не было?
   — Других не было. Узнаете эту женщину? — спросил русский, перестав улыбаться.
   — Нет. Впервые вижу. Не узнаю, — он задержал руку санитара, — подождите, можно посмотреть дальше?
   — Не стоит, уважаемый, — твердо сказал обаятельный русский, — кроме головы, ничего не отрезано, руки и ноги в порядке, — перечислял он монотонно. — Женщина обнаружена босой, приехала к особняку на огромном «кадиллаке», машина принадлежит известному в Стамбуле адвокату, он уже заявил о краже. Что странно, в «кадиллаке» есть туфли на высоком каблуке, но совершенно не подходят ей по размеру! Под ногтями кожа и кровь, она пыталась бороться. Значит, вы не узнаете эту женщину?
   — Не узнаю, — подавленно сказал Хамид.
   — И сумку не узнаете? — вкрадчиво и тихо спросил русский.
   Хамид посмотрел в его лицо долгим спокойным взглядом.
   — С кем я разговариваю? — спросил он тоже тихо.
   — Василий Денисов, служба разведки ФСБ России, — представился русский. — Документы я могу показать вам в машине.
   — В какой машине? Какой разведки? — не понял Хамид.
   — Я хотел бы поговорить с вами, в моей машине удобно.
   — Нам не о чем говорить. — Хамид решительно направился к дверям.
   — Не хотите в машине, давайте здесь, у меня к вам несколько вопросов по поводу Федора Самохвалова, убитого у вас в доме. Я попрошу всех выйти, это ненадолго. — Он опять чуть улыбнулся.
   — Две минуты, — сказал Хамид.
   — Какие проблемы! Дело в том… — Денисов чуть замялся, словно подбирая правильно слова. — Я молодой сотрудник, — сказал он вдруг невпопад, — но дело это мне представляется запутанным. Вот, к примеру, что мы нашли на шее убитой женщины…
   Хамид помедлил, но подошел к выдвинутому ящику.
   — Посмотрите, — предложил Денисов, наклонившись и поманив Хамида рукой. — Как вы это объясните?
   — Что? — Хамид наклонился пониже, рассматривая чуть кривой отрез на уже отмерших тканях.
   — Что частей всего две? А не шесть? — спросил его русский и схватил за ухо.
   Хамид только подносил, скривясь, руку к голове, а русский уже сделал молниеносное движение, уху стало горячо. Хамид сначала ничего не почувствовал, только увидел, как на мертвое лицо женщины брызнула струя крови.
   Он приложил руку к пустому месту. Еще не веря, Хамид прижал ладонь сильней к тому месту, где только что было его ухо, и тут же почувствовал резкую сильную боль.
   — Ах ты гаденыш! — закричал он. — Что же это ты сделал? — Хамид шагнул к русскому, тот, спокойно улыбаясь, показал ему отрезанное ухо и положил его на рассыпанные медные волосы. Потом медленно и с любовью провел пальцами по лезвию небольшого ножа.
   — Я тебе, уважаемый, ухо отрезал. Ты не выполнил договор и убил совсем не ту женщину.
   Хамид одной рукой прижимал изо всех сил рану, а другой нажал кнопку у себя на пейджере.
   Через несколько секунд в комнату вбежала Лиза, держа двумя руками пистолет.
   — Уже ухожу! Уже ушел! — радостно улыбаясь, сообщил ей Василий Денисов, показывая пустые руки и медленно подходя к двери. — Твой хозяин так расстроился, что не выполнил обещанного, представляешь, ухо отрезал себе от позора! Восток, что с него возьмешь?! Пусть, говорит, мое ухо похоронят с этой бедной девушкой, сердечный!
   — Лиза! — крикнул Хамид. — Дай мне платок, в конце концов!
   Никитка удивленно смотрел на скривившегося Хамида, залезающего боком в машину. Лиза рванула с места, Никитка навалился, падая, на Хамида, тот взвыл, прижимая к голове окровавленный платок.
   — Что случилось? — Никитка показал жестом себе на ухо. — Это она там, скажи, это она?
   — Оторви мне подол, — спокойно приказала Лиза.
   — Какой по-подол, ей-Б-б-богу?
   — Оторви мне подол на платье! До больницы еще минут десять! Он истечет кровью.
   Никитка трясущимися руками рвал платье, хлопок трещал, но шел хорошо.
   — Я убью твоего отстрельщика… Я его так убью! Я пока не придумал… — пробормотал Хамид я потерял сознание.
 
   Отстрельщик сел в самолете рядом с красивой и желтоволосой, а хохлушка села перед ними. Он пил коктейль и косился на коленки соседки — коленкам не хватало места.
   — Как вас зовут? — спросил он. — А то неудобно, лететь вместе почти три часа.
   — Далила, — сказала она грустно.
   — Виктор, — сказал отстрельщик. — В Москву?
   Далила кивнула молча и закрыла глаза, выпрямившись поудобней в высоком кресле.
   Отстрельщик смотрел на длинные кисти рук. Безупречной формы пальцы лежали расслабленно, не выделяясь суставами и к ногтю уменьшаясь с необыкновенностью, которую он видел только на картинах старых мастеров. Он думал, что такой формы пальцев не бывает. И вдруг вздрогнул. Он так дернулся, что Далила открыла глаза и посмотрела на побледневшего соседа.
   — Вам плохо? — спросила она.
   — Да… Нет… Извините, мне надо выйти. — Он с трудом пролез мимо ее коленок, ему стало душно, на лбу выступил пот.
   В туалете он бросил сумку на пол, облился холодной водой и, как человек, привыкший ко всяким неожиданностям в работе, уговорил себя успокоиться и все хорошо вспомнить.
   И он вспомнил.
   Женщина вырубила двух полицейских, ударив одного известным ему приемом — напряженными пальцами в горло.
   Она не смогла бы этого сделать, если бы у нее были длинные ногти.
   Такие длинные, которые царапали ему руку, когда он закрыл ей рот.
   Очень длинные ногти.
   Он посмотрел на свои руки. Отчетливые глубокие царапины.
   Накативший на него ужас медленно сошел холодным потом, отстрельщик успокоился и вернулся на свое место.
   Далила улеглась в кресле поудобней, она повернулась на бок, подогнув одну ногу, и заснула, приоткрыв рот, занавесившись густыми желтыми волосами.
   Отстрельщик не стал ее будить и сел на свободное место через проход.
   Через час полного оцепенения он сказал сам себе:
   «Я убил райскую птичку»«.
   Еще час он думал, что с ним теперь сделают.
   А через полчаса самолет приземлился в Шереметьеве.
   На таможенном досмотре на вопрос: «Что везете запрещенного?» — неуемная хохлушка громко сказала: «Три кило наркотиков». Таможенник досадливо поморщился, видя, как ее равнодушно обнюхала невзрачная собачонка, обозвал «юмористкой» и махнул рукой: проходи, мол, и не мешай работать.
   — А вас попрошу пройти со мной, — сказал он отстрельщику, и тот не сразу понял, что обращаются к нему, он вертел головой, боясь потерять взглядом грустную Далилу.
   — Что случилось? — спросил отстрельщик с досадой спешащего человека.
   — Нам надо осмотреть вашу сумку.
   — Смотри, я не против! — Отстрельщик еще не почувствовал неприятностей.
   — Откройте. — Таможенник нажал под стойкой кнопку срочного вызова.
   Отстрельщик с удивлением смотрел на собачонку, которая вертелась около него и повизгивала.
   Когда он открыл сумку и стал доставать свои так хорошо подготовленные вещи, то сразу же зацепил взглядом странный кожаный футляр от очков, которого не было, когда он осматривал сумку у камер хранения.
   — Эй, ребята, — сказал он, — что это вы придумали? Это не моя вещь, у меня такого не было! — Он дернулся в сторону, прикидывая боковым зрением возможное для быстрого бега пространство, но почувствовал на плечах чужие руки.
   — Да ты не дергайся, не твое так не твое, сейчас посмотрим. — Двое подошли к нему так неслышно, что он мысленно поставил себе двойку с минусом.
   Сцепив зубы, отстрельщик лихорадочно соображал: как могло случиться, что в сумке, которую он не спускал с рук, появился посторонний предмет?! К нему даже никто не подходил, никто не терся подозрительно, имитируя давку в очереди! Или?.. Нет, не может быть, этого не может быть! Отстрельщик быстро нашел взглядом хохлушку, она стояла примерной девочкой возле сумок и внимательно наблюдала за происходящим. Только она садилась рядом с ним и облокачивалась на сумку!
   — Почему? — кричал отстрельщик, вырываясь, когда его уводили. — Ну почему, сука, что тебе надо?!
   Хохлушка посмотрела весело и вдруг шутливо застрелила его пальцем, вытянув руку и продув после этого несуществующее дуло.
   Отстрельщик разом ослабел, ноги его подкосились.
   — Обыщите ее, — попросил он почти шепотом, — ну пожалуйста, на ней золотая кольчуга и полкило бриллиантов! Ну обыщите ее, это же она! Или у меня крыша поехала…
   — Мужик, да успокойся ты, мы же еще не знаем, что там у тебя в этих пакетиках, а ты уже в штаны наложил! — успокаивал его бравый спецназовец.
   В пакетиках из футляра для очков было шестьдесят граммов героина отличной выработки. Поэтому задержание Хрустова Виктора Степановича, русского, майора в отставке, холостого, сорока девяти лет, было оформлено по всем правилам.
 
   Ева Николаевна подъехала на такси к главному управлению и, еле волоча опротивевшие ей сумки, подошла к окошку дежурного. Она смотрела в незнакомое молодое лицо грустно.
   — Курганова Ева Николаевна, из отдела по экономическим, мне нужно пройти в отдел по наркотикам, я притащила три килограмма героина и очень устала и замерзла.
   — Ваши документы, пожалуйста.
   Дождавшись, когда опешивший дежурный, не сводя с нее глаз, открыл паспорт несуществующей Катерины из Краснодара и потянулся к кнопке, она бросила сумки и взлетела по ступенькам на второй этаж. Она бежала между дверей по длинному коридору и вдруг обнаружила, что плачет. Слезы заполнили глаза, мешая смотреть.
   Начальник отдела по борьбе с незаконным хранением и распространением наркотиков собрал на пятиминутку четверых своих сотрудников для обсуждения расширения контактов с наводчиками и информаторами, потому что без этих самых контактов и тем более без их расширения отдел практически мог похвастаться только случайными задержаниями мелких распространителей.
   Дверь открылась сильным рывком, в комнату влетела взъерошенная женщина с впечатляющими формами и размазанной косметикой.
   — Козлов, голубчик, это я! — почти зарыдала она, снимая дутую безрукавку и бросаясь обнимать опешившего Козлова.
   — Гражданка, минуточку, — отбивался Козлов.
   Женщина размазывала по лицу черные потеки слез.
   — Это же я, Ева Курганова, я привезла три килограмма героина из Турции. Половина в безрукавке, половина на мне.
   Женщина стащила вниз рейтузы и отдирала липучки, снимая накладки с ягодиц. Потом она расстегнула бюстгальтер сквозь свитер, ножницами из органайзера отрезала бретельки и вытащила накладки.
   — Вот! — гордо заявила она, показывая пальцем на всю эту кучу, сваленную сверху безрукавки. — Если я расскажу, что со мной было, этому все равно никто не поверит, поэтому я буду рассказывать это только один раз и всем сразу! Зови моих, зови Лариску и Симакова, зови Гнатюка!
   Из пятерых опешивших мужчин первым пришел в себя Козлов. Он встал, осмотрел, что Ева бросила на пол, не прикасаясь к этому, и подвинул стул.
   — Садитесь, гражданочка, и поспокойней, поспокойней! Сейчас всех пригласим, все расскажем. Э… Оружие есть? — спросил он ласково, глядя ей в глаза.
   — За гражданочку ответишь, Козлов! Нет у меня оружия, только наркотики.
   — Из Турции?
   — Из Турции.
   — Каким рейсом, позвольте спросить, прилетели?
   — Только что, утренним, я к вам сразу из аэропорта, ну Козлов, ну хватит, это же я!
   — Да вы садитесь, я вас потрогаю немножко, вот так. — Козлов быстрым движением провел у женщины по бокам. Женщина схватила его больно за нос. Один из сотрудников вытащил пистолет.
   В комнату вошли двое из отдела по убийствам, потом еще Лариска, Гнатюк и Симаков из отдела по розыску пропавших.
   — Господи, как же я вас всех люблю! — сказала им женщина и собралась опять зареветь.
   — Вот, — показал на нее Козлов, потирая нос, — говорит, что она Ева Курганова, и распускает руки.
   — Еву убили в Турции, — тихо сказал Гнатюк, — утопили за Федю Самосвала.
   — Я засунула булавку в задницу и открыла наручники, Далила сдернула крючком замок, я выплыла!
   — У нее были волосы, — неуверенно сказала Лариска.
   — У меня были волосы, прощай теперь мои волосы, остригусь налысо!
   — Синие глаза, ни у кого не было таких синих глаз, — сказал совершенно незнакомый Еве сотрудник.
   — Будут тебе глаза, только линзы вытащу, и так ничего не вижу, когда реву! — Ева вскочила.
   — Сидеть! — негромко приказал Гнатюк. Ева, не сводя с него глаз, медленно залезла на стол. Выпрямилась.
   — Ребята, — сказала она, — не злите меня! «Плохие мальчики!» Ну?! «И хулиганчики нам оставляют в вещдоках пальчики!» — Она отбивала чечетку, стол трясся. — Любимая припевка Николаева! Симаков! — закричала она вдруг закурившему от волнения Симакову. Он дернулся и встал по стойке «смирно». — Ты же не курил!
   — Так точно, — улыбнулся Симаков, — не курил. Закуришь тут! Стреляли нас и резали, а теперь еще и топят в сундуке!
   Ева вдруг прыгнула, расставив руки, на Козлова, словно хотела обнять его. Они упали на пол. Ева встала первой. У нее в руках был пистолет Козлова.
   — Ложись! — закричала Лариска и первая бросилась на пол боком, обхватив живот.
   За ней дружно и быстро улеглись четверо сотрудников Козлова. Сам Козлов лежал на боку, вытаращив глаза, и ощупывал пустую кобуру.
   — Симаков, стоять! — крикнула Ева, заметив, что Симаков неуверенно опускается на колени. — Встань у стены в профиль ко мне и не шевелись. Сейчас я отучу тебя курить!
   — Не надо, — процедил сквозь сильно сжатые зубы и почти перекушенную сигарету Симаков, боясь пошевелиться.
   — Надо, Симаков, надо! — Ева выстрелила почти не целясь. Симаков ощутил лицом легкое движение воздуха и болезненные уколы штукатурки. С его сигареты пулей сшибло пепел.
   — Ева! — крикнул Козлов и первый полез обниматься.
   — Евушка!.. — удивленно сказал Гнатюк.
   — Ой, подождите, сейчас зареву опять, дайте вытащить линзы! — попросила Ева, прежде чем на ней повисла, плача, Лариска.
   Через пять минут экипировку Евы Николаевны отнесли на анализ, она вытащила линзы и смотрела на всех своими настоящими глазами, в комнату набилось огромное количество народу.
   — Слушай, как же так, у меня по информации с этого рейса сняли курьера с мелочевкой? — не мог поверить в происходящее Козлов.
   — Это я ему подложила в сумку, он у меня был уловкой номер один.
   — А номер два?
   — О! Это целый спектакль в Стамбуле, я в истерике порвала двести долларов. Ну как, Козлов, хорошая я ученица? Я подложила отстрельщику немного героина и сама на него донесла. Его шмонали, а меня не тронули, хотя я на нашей таможне честно сказала, что везу три килограмма. А ведь я только иногда забегала к вам чаю попить!
   — Что за отстрельщик? — поинтересовался Гнатюк.
   — Это длинная история и персонально для вас. Ребята, я ведь зарезала Федю ножом. Я метнула нож метра на два, первый раз в жизни в человека!
   — У тебя и в манекен неплохо получалось!
   — Ева, я брошу курить, — пообещал Симаков. — Все равно у меня теперь предынфарктное состояние.
   — Слушай, Ева, у нас Козлов хохму такую изобразил. — Лариска схватила Еву за руку и не отпускала. — Написал заявление: «Прошу назначить меня начальником отдела по законному распространению наркотиков»! Ну, ты что, не понимаешь, законному!
   — Ты как, будущая мамаша, в порядке? Чего, весело тут у вас? — спросила Ева.
   — А то! — разволновался Козлов. — Пятый фээсбэшник за месяц с наркотой попался, двое мертвенькими!
   — А Слоник в Стамбуле в морге лежит. — Ева осмотрела притихших ребят. — Секретарь Феди Самосвала пишет о нем роман-эпопею, отстрельщик попутал меня с красивой фотомоделью и отрезал ей голову.
   — Куда нам до тебя! — грустно заметил кто-то от двери, Ева его не видела. — У нас тут скукотища.
   — Разрешите доложить? — Оперуполномоченный Козлова протиснулся в комнату с трудом. — Три килограмма крахмала!
   — Что? — спросила Ева, еще не веря и улыбаясь. — Да ладно тебе, не шути.
   — Чистый крахмал, товарищ майор! Доллары в количестве тысячи — настоящие, а в контейнерах, или как это назвать, крахмал.
   — Ничего себе подставочка в три килограмма! — с восхищением сказал Козлов. — Это кто тебя так?
   — Адвокат Дэвид Капа, конфиденциально и быстро, — пробормотала Ева механически.
   — Да ты не огорчайся, меньше писанины, ты только представь, как бы мы это оформляли? Это же звездануться можно: офицер милиции провезла из Турции кучу наркоты! Тебя бы по комиссиям затаскали! Как бы ты это объяснила? Стала бы подробно описывать свои приключения? Психушка как минимум.
   — Я ничего не понимаю, — совсем приуныла Ева. — Подождите! Если я сделала себе подставку, то может быть?.. А что, если и я была подставкой? Ведь он мне не поверил.
   — Ты хочешь сказать… — начал было Гнатюк.
   — Разрешите доложить! — радостно крикнул оперуполномоченный Козлова.
   — Что еще? — Козлов смотрел в молодое веселое лицо подозрительно.
   — Женщина на пропуске требует провести ее к инспектору Еве Кургановой, а у нас Ева Николаевна в коридоре висит в траурной рамке, она и давай рыдать!
   — Кто-то по старым делам? — предположила Лариска.
   — Он мне не поверил, — не слушала Ева.
   — Она говорит, что она психолог! — крикнул оперуполномоченный.
   — Как? — встал Гнатюк.
   Далила! — закричала Ева и бросилась к двери, переползая через колени сидящих мужчин.
 
   Далила шла по коридору в сопровождении двух милиционеров.
   — Рыдает и рыдает чего-то, ничего не понимаем, — сказал один из них. — То в отдел убийств требует, то в экономические!
   — Я так и знала, что это была ты! — закричала Далила и села на пол у стены. — Почему у тебя глаза были коричневые, я думала, что сошла с ума!..
   — Далила! Что ты везла? Ты виделась ночью с адвокатом? Что ты везла?! — закричала Ева и встала возле Далилы на колени.
   — Ожерелье. Комиксы. Пошлятина полная, только бумага хорошая. Я принесла. — Далила высморкалась и достала из рюкзака журнал.
   — Ну конечно! Комиксы! У тебя же было настоящее ожерелье! Я тебя люблю! — Она выхватила журнал и потрясла его.
   — А я тебя ненавижу. Я думала, что ты утонула! Почему ты не подплыла к нашей шхуне? Казимир умер. Что ты сделала с волосами? Это отвратительно…
   — Здесь ничего нет! — Ева исступленно трясла журнал.
   — Не дергай его. — Козлов отнял журнал.
   — Вы живы, — сказал Гнатюк, улыбаясь. — Мне было так нехорошо на душе, когда я вас отпустил, а вы все сделали правильно. Психолог! — радостно сказал он, оглядывая стоящих. — Какой-то там психолог, понимаете? Да вы вставайте, что ж вы на полу.
   — Меня ноги не держат.
   — Пятьдесят листов с выпуклыми картинками, в каждой картинке впечатана таблетка. Итого — приблизительно тысяч на триста американских. — Козлов подбежал радостный, подмигнул Еве.