Васина Нина. Интернат, или сундук мертвеца

   Застывшая от ужаса, Ева уставилась на фотографию.
   — Но это же!.. — сказала она неуверенно, просмотрев следующие, где голова, только что развороченная взрывом, приобрела нормальный вид и улыбалась пухлым лицом Феди Самосвала.
   — Да. Делал на заказ. День рождения был, заказчик попросил чего-нибудь этакого. Всем понравилось. За это меня выдернули голого из дома, отвезли к нему за город. Хотели наградить. — Стас грустно смотрел перед собой. — Жизнь — вещь непредсказуемая, — неожиданно закончил он, протягивая Еве чашку. Ева налила кофе из турки.
   Стас сидел такой грустный и несчастный, расставив ноги и забыв про распахивающееся кимоно, что Ева не удержалась и засмеялась, показывая на его повисший в русых кудряшках унылый член.
   Стас внимательно рассмотрел свой орган, вздохнул, пожал плечами.
   — Я с ними сплю, — он кивнул назад, предполагая, вероятно, свою огромную кровать, — потому что страшно одному спать. Понимаешь? А так я совершенно безопасен. Я стал извращением. И никто не может мне помочь. Позировала когда-нибудь?
   — Нет. — Ева покачала головой. — А что такое в твоем понимании извращение? — спросила она, все еще не в силах перестать улыбаться.
   — Это когда я смотрю на тебя, понимаю, что вижу совершенство, а хочу большую, толстую и старую женщину.
   — Может, это профессиональное заболевание? — предположила Ева, принявшись за банку с красивой клубничиной на этикетке. — Ты переел красивого.
   — Красота здесь ни при чем. Ладно, давай оговорим дела. Как желаешь умереть?
   — В ванне, — махнула Ева огромной ложкой, — выстрел в голову с близкого расстояния, мозги, как там у тебя, запах и все такое.
   — Почему в ванне?
   — Ну, я так представила: лежу я в ванне, видна только моя голова, как я дышу — не видно, воду можно сделать красной. Я доедаю? — Она показала почти опустевшую банку.
   Стас махнул рукой и наконец запахнулся.
   — А что там насчет запаха? — решил уточнить он. — Запах — это очень дорого.
   — Хочу запах! — потребовала Ева. — Для правдоподобия и по необходимости сигнала.
   Ну представь, — улыбнулась она изумлению Стаса, — лежу я в воде целый день, а никто ко мне не приходит! Придется позвонить, как бы жалоба соседей, что воняет. Стас задумался.
   — Ты не знаешь, сколько тебе надо будет так лежать?
   — Не знаю, — вздохнула Ева.
   — Как ты выйдешь из этой ситуации?
   — Не знаю!
   — Что у вас делают с трупами, когда их осмотрят?
   — Грузят на каталку и увозят в морг.
   — На каталку, — задумался Покрышкин, — значит, голую и мокрую — на каталку. Предположим, что за время погружения на каталку ты ни разу не захихикаешь от щекотки, но что потом? В морге?
   — Ну не знаю я! Посмотрю по обстоятельствам. Я думаю, что в квартиру приедет мой начальник из отдела убийств. Я ему подам какой-нибудь знак! Потому что цель всего — не напугать. А сделать вид, что я умерла, и исчезнуть до более подходящего времени!
   — Значит, получится так, что твой начальник глянет на тебя в ванне, а ты подашь ему знак, да? Предупреждаю, подморгнуть видным глазом ты не сможешь! Он у тебя не будет моргать еще часа три после укола.
   — Какого еще укола? — повысила голос Ева.
   — Ладно, давай работать, у меня на два часа назначена важная встреча. Ты сможешь отсидеться в гардеробной. А пока раздевайся. Ты носила когда-нибудь шляпы?
   — О, шляпы! — мечтательно сказала Ева. — Огромные шляпы, вуали, «кадиллаки»…
   Виллы, бассейны, наемные убийцы, отрезанные головы!..
   — Неплохо, — похвалил Стас, — с ассоциациями у тебя неплохо.
 
   Начальник отдела убийств в пятый раз перечитывал докладную оперуполномоченного Мураша. Мураш честно и подробно описал, как Ева Курганова и Вася Денисов поссорились в баре казино «на тему предательства и коррупции». Имена свидетелей этой ссоры прилагались.
   Наряд, посланный в квартиру Евы Кургановой, обнаружил эту квартиру пустой, в смысле, без хозяйки, но ужасно разворошенной. Гнатюку доложили, что обыск у Евы был еще вчера, до убийства. Одна из сотрудниц отдела, поколебавшись, сообщила, что сняла в квартире Евы по ее просьбе прослушки.
   Гнатюк впал в задумчивость. Поколебавшись, позвонил Далиле Мисявичус, которая указывалась в докладной как свидетель ссоры.
   — Чушь собачья, — сказала Далила в трубку, когда ее нашли с трудом в школе для недоразвитых детей. — Пистолет у Денисова был?
   — Как? — удивился Гнатюк.
   — У этого убитого Денисова было оружие?
   — Минутку. — Гнатюк посмотрел отчет места происшествия. — Да, оружие имелось. В кобуре.
   — Значит, он не стрелял? Этого не может быть. Все, что я помню, это как он кричал, что не собирается Еву арестовывать, а просто убьет, и все. Получается, что, если бы он захотел ее убить, он бы достал оружие, а уже потам она бы выстрелила. И с какой стати ей тащить его на свое новое место работы?
   — Минуточку, я не спрашиваю вашего мнения, я только хочу знать о ссоре. Что это вы так уверены в самообладании Кургановой, забыли свой отчет?
   — Порвите и выбросьте, — сказала Далила и положила трубку.
   Гнатюк рассердился, но неожиданно подумал, с чего это Курганова стреляет несколько раз? Ей всегда вполне хватало одного — и промеж глаз!
   Он набрал номер и приказал провести тщательную экспертизу оружия и пуль. Вызвать специально баллистов и чтобы с полным отчетом о расстоянии выстрела.
   Ему принесли ордер на арест Кургановой Евы Николаевны, старшего лейтенанта милиции, временно отстраненной от работы.
 
   Ева спала, свернувшись калачиком на полу в гардеробной. Она лежала на шкуре белого медведя, медведь угрожал мертвым оскалом, демонстрируя длинные желтые клыки.
   Гардеробная была без окон, почти все пространство занимали стойки с костюмами на плечиках, пахло духами и пылью. Светились разноцветными огоньками маленькие лампочки у самого пола. Когда к Стасу пришли, Ева закрылась в гардеробной и попробовала еще раз проанализировать ситуацию, в которую попала. У нее было три варианта происшедшего. Первый: исходя из того, что в деле пистолет адвоката, значит, пистолет привезли в Москву. Допустим, это сделал Денисов. Тогда тот, кто его убил из этого оружия, должен был стереть отпечатки. А они есть, и неплохие. Получается, этот человек должен знать Еву, знать о ссоре, он из тех, кто был в баре. Вариант второй: оружие привез отстрельщик, и он же убил Денисова, подставив ее специально. И третий: Денисова убил кто-то по его «жабским» делам, воспользовался пистолетом случайно, взяв его у Денисова, который, в свою очередь, мог отобрать оружие у адвоката и подставлять ее не собирался.
   Она с удивлением обнаружила, что совершенно спокойна — вот что значит хорошая нора! Если не считать легкого расстройства желудка и странной раскраски лица — Стас сам сделал ей макияж, любуясь отстраненно своими мазками и напряженно дыша в лицо, — Ева чувствовала себя прекрасно. Заснув, она дышала спокойно и почти неслышно, во сне расслабленно раскрылся сжатый кулак.
   Из большой комнаты слышалась тихая музыка. Дверь гардеробной открылась, осветив на мгновение ярким светом лежащую на шкуре женщину.
   На нее задумчиво смотрел взъерошенный Ангел Кумус. Он держал за длинную лапу обвисшую белую лягушку.
   Ева проснулась и сощурилась от света.
   — Приветствую тебя, доктор Кумус, уничтожитель вампиров. — Ева потянулась и зевнула.
   — Мне нужна моча девственницы, — сказал Кумус, проигнорировав приветствие.
   — Извини, Ангел, чего нет, того нет. — Ева встала и вышла в большую комнату.
   Стас Покрышкин провожал у дверей крупную женщину с длинной желтой косой по спине. Женщина оглянулась и встретилась глазами на одно мгновение с глазами Евы. Она тут же отвела взгляд, протянула руку и погладила Стаса по щеке, притянув его голову к себе. Что-то прошептала ему на ухо, еще раз быстро и осторожно глянула на Еву и вышла.
   Стас показал Еве, чтобы она прошла за ним в кухню.
   — Ты прячешься, потому что убила Федю? — Он, дергаясь лицом, протягивал Еве фотографии, где улыбающийся довольно Самосвал щурил маленькие глазки. — Ты что, не нашла лучше места? Почему — я?!
   — Остынь. Федя тут ни при чем. Я пришла к тебе, потому что мне нужно изобразить мою смерть, понимаешь?! Не бойся, к Феде это не имеет никакого отношения. Почти, — добавила Ева, подумав. — Ладно, если ты так переживаешь, я могу тебе все подробно рассказать.
   — Нет! — закричал Стас тонко и протестующе замахал руками. — Ничего не желаю знать! Люди Феди знают, где я живу! Они могут наведаться ко мне, понимаешь? Мне только что сказали, что это ты… Федю!
   — Те, кто меня сейчас ищет, никогда в жизни не догадаются, что я здесь. Клянусь, — сказала Ева серьезно и строго.
   — Ладно, — вздохнул Стас и махнул рукой, внезапно успокоившись и заблудившись на лице Евы глазами. — Один раз помирать… Иди в ванную, будем репетировать. Как ты реагируешь на сильные болеутоляющие средства?
   — Что? — испугалась Ева.
   — Местная анестезия! Переносишь?
   — Да. А что ты собираешься делать?
   — Я собираюсь качественно и красиво изобразить развороченную выстрелом голову. Но предупреждаю, врач, который начнет вскрытие, сразу обнаружит, что ты жива!
   — Спасибо тебе, я надеюсь, что до этого не дойдет.
   — Подожди, — Стас остановил Еву, направившуюся в ванную, — у меня есть пистолет. Я сейчас его принесу. Ты умеешь стрелять, как я слышал в тюрьме. Просьба такая. Воспользуйся, пожалуйста, этим своим умением, если начнут вышибать дверь.
   — Это — всегда пожалуйста! Я только хотела спросить — зачем Ангелу моча девственницы?
   — Не могу сказать точно, по-моему, для снадобья против ведьм. Сушеная мышиная лапка, кожа лягушки, еще что-то и моча девственницы. — Стас говорил очень серьезно, обмеряя голову Евы портняжным метром. — Где стриглась? Салонная работа, — похвалил он звезду на макушке. — Странно, — пробормотал он, — у мужчины голова — шар, у женщины — конус…
   — А у меня? — удивилась Ева его замешательству.
   — У тебя — шар.
   — Ну, как приятно знать, что и у меня есть физические недостатки!
   — Значит, так. Лежать ты будешь в воде комнатной температуры. Из ванны вытащим наружу руку. Ложись, чего ждешь? Руку сюда. По этой руке, надеюсь, будут проверять, бьется ли у тебя пульс. На руке сделаем наклейку. Пульс не прощупается. Но на всякий случай и на шею нужно будет наложить резиновую кожу. С той стороны, где шея будет присутствовать. Сделаем открытый глаз, хочешь?
   — Как это, разве такое возможно? — удивилась Ева. — А я моргну?!
   — Не моргнешь. Сделаем пару уколов и закрепим веко. Один глаз у тебя вообще как бы вышибет, а второй наколем и закрепим. Полуприкрытое веко, а? Зато ты сможешь видеть всех, кто к тебе подойдет. Да, насчет запаха. Это очень дорого, но можно. Я против, поэтому за запах будешь платить сама.
   — Идет, — кивнула Ева, — черным жемчугом возьмешь?
   — Все равно, — пробормотал Стас, не удивившись. — Но дело в том, как ты сама выдержишь этот запах. И вообще, насчет дыхания. Дышать ты можешь, но медленно и размеренно. Вывод трубки будет под резиной назад, к затылку. Какой специалист, ты говорила, будет тебя смотреть? — спросил Стас.
   — Не знаю, но до медэксперта, который пощупает кое-где поверхностно, меня точно посмотрят несколько человек немедиков.
   — Тогда тебя можно будет всю обвешать слезающей от разложения кожей. А что? Может, ты в очень горячей воде застрелилась! Это облегчит тебе жизнедеятельность, под слезающей кожей можно и пошевелиться слегка.
 
   Отстрельщик Хрустов начал следить за Далилой, как только убедился, что приехавший в квартиру Кургановой наряд никого там не обнаружил. Только около одиннадцати утра с большим трудом, назвавшись братом, ему удалось уговорить кого-то из института Далилы сказать, где она. Он покопался в справочнике, ничего там не нашел и позвонил из автомата по ноль-девять. Там тоже долго искали, но наконец Хрустов получил адрес и телефон специального интерната для недоразвитых детей. Далила напросилась работать туда. Хрустов пожал плечами, поехал к интернату и только после шести увидел Далилу. Красавица вышла из интерната грустная и уставшая. Прижимая к себе сумку, попробовала голосовать. Потом побрела к автобусной остановке.
   Хрустов перегнулся назад в машине, достал теплую шапку с большим нависающим козырьком, надел очки с обыкновенными стеклами и подкатил к ней за две минуты до автобуса.
   Она села к нему не одна, пока раздумывала, в машину быстро просочился озабоченный интеллигентный старик.
   Отстрельщик отвез ее домой. Копаясь в карманах в поисках денег, Далила извинялась, роняла что-то из сумки, наклонялась, чтобы это поднять, заполнив все пространство автомобиля вывалившимися из капюшона тяжелыми волосами, которые пахли вкусно и тепло, вздыхала и чертыхалась. Он мог поклясться, что женщина ни разу не глянула ему в лицо. Отстрельщик подождал немного, наблюдая, как она плетется к подъезду, и сцепил сильно зубы: у него стали дрожать руки и заныло в низу живота. Это еще не было желанием, это было предупреждение о желании.
   Он видел ее силуэт в светлом окне. Она прощалась с большим и бесформенным силуэтом, — и действительно, из подъезда через несколько минут вышла тучная женщина в шляпке с перышками. Потом Далила носила на себе ребенка, ребенок сидел впереди, обхватив ее ногами и руками. Отстрельщик устроил поудобней машину, достал одеяло и выключил свет. Он был уверен, что пока танцорки здесь нет.
   К половине второго ночи — он не стал рисковать и включать печку — забрал одеяло и ушел в подъезд. Расстелив газеты, сел у батареи и обдумал свои шансы на то, чтобы отглядеть возмездие лично. Вариантов было ноль. Даже если Курганова не легла на дно и не спряталась, ее могли арестовать в другом месте. Отстрельщик утешал себя тем, что сделал все возможное. Он решил проводить Далилу завтра утром на работу и прекратить слежку. Придется дернуть за кое-какие ниточки в органах, чтобы просто получать свежую информацию.
 
   Стас Покрышкин собирал большой чемодан, Ангел Кумус паковал камеру. Ева, нервно сжимая руки, не находила себе места.
   Красивые часы с бесконечно двигающимися по кругу шариками на эллипсоидных орбитах пробили два раза.
   — Два часа ночи, — сказал Стас. — Ну что еще? — Он заметил расширившиеся в ужасе глаза Евы.
   — Оружие! Господи, у меня нет оружия. Чем же я застрелюсь?!
   — Какие проблемы, возьми мой пистолет, он мне не нужен. Я все равно стреляю хреново. — Покрышкин протянул Еве пистолет. — Осторожно, заряжен.
   — А он чистый? — спросила Ева.
   — Вытри, — предложил Покрышкин.
   — Да я не про то, — махнула она рукой, — из него никого не?..
   — Как ты помнишь, я любитель высасывания крови. Он не мой. Забыл один парень. Три года назад. Его уже нет в живых. СПИД. Ну что, вперед?
   Втроем они спустились во двор и уселись в машину Евы.
   — Я живу вон в том подъезде, — показала Ева рукой, когда они подъехали к ее дому. — Вы как предпочитаете — лезть со мной через соседний подъезд по чердаку или просто войдете в квартиру?
   — Я по чердаку не полезу, — отказался Стас. — Давай так. Мы войдем в твой подъезд и посидим на ступеньках. В квартиру я тоже без тебя не пойду. А как только ты проберешься…
   — Четвертый этаж, — сказала Ева, — но вы поднимитесь выше, на пятый. Ждите меня там.
   Она осмотрела внимательно двор и могла поклясться, что никто ее не ждал. Стало даже немного обидно.
   Стас Покрышкин и Ангел Кумус пошли спокойным шагом к подъезду, Ева пробежалась к соседнему.
   Она поднялась на последний этаж и обнаружила, что предусмотрительные жильцы поставили решетку между лестничной площадкой и ступеньками вверх к чердаку. В какой-то момент ей захотелось на все плюнуть и спокойно войти в свой подъезд со двора. Она вздохнула глубоко и достала отмычки.
   Пробравшись на чердак, Ева несколько секунд привыкала к темноте и большому захламленному пространству. Она пошла почти на ощупь, этот путь был ей знаком: дважды она попадала в свою квартиру таким образом, через чужой подъезд.
   Ангел Кумус услышал возню над головой и посмотрел вверх. Он толкнул Покрышкина, Стас поднялся по лестнице к чердачному люку.
   Люк был массивный, с длинной щеколдой и пузатым навесным замком.
   Свободный художник и оператор — гроза вампиров, подняв головы и открыв рот, пронаблюдали, как люк приподнялся, в образовавшуюся щель просунулась рука с отмычкой и стала открывать замок.
   Они стояли в оцепенении, даже когда Ева не удержала замок и он с грохотом, похожим в ночной тишине на взорвавшуюся бомбу, упал к ногам зрителей.
   Ева спустилась вниз, подняла замок, опять взобралась по ступенькам и стала его закрывать.
   — Вы что, заснули? — Она смотрела сверху и улыбалась. — Я иногда так прихожу домой, сейчас из той квартиры, у лестницы, раздастся вопль. Я всегда роняю замок, понимаете?
   — Проститутки, педерасты! — страшным голосом заорал кто-то из-за двери у лестницы.
   Стас Покрышкин и Ангел Кумус, как по команде, дернулись и, подхватив чемодан и камеру, побежали вниз.
   Ева открыла дверь квартиры и вошла первой.
   Стас, увидев разоренную прихожую, попытался бежать, но Ева удержала его за рукав и сказала, что у нее всегда так.
   Она занавешивала окна, Ангел Кумус доставал камеру, Стас Покрышкин, поколебавшись, сбросил все со стола и открыл на нем чемодан.
   — Полтора часа, — сказал он. — Максимум, — добавил, подумав.
   — Надо было брать бутафора, — сказал Кум-ус. — Позвони ему сейчас, пусть приходит. Все-таки специалист.
   — Я сам делал отрезанную голову, — отказывался Стас.
   — Но взрыв на дне рождения делал он! Какой план хочешь?
   — Смотри на натуру! — Покрышкин кивнул на раздевающуюся Еву.
   — Это не натура, — пробормотал Кумус, пристраивая на нее камеру, — это насмешка Господа над всеми остальными людьми. А свет ни к черту!
   — А что это будет? — поинтересовалась Ева.
   — Клип это будет, — подумав, сказал Стас, — клип про несчастную любовь. Ну что, садись, клей готов. Осторожно! — Он показал на пузырек, который Ева чуть не задела. — Разобьешь запах!
   Через час Ева, с прикрепленной на правой стороне головы иллюзией смерти, бродила по квартире от зеркала в ванной до зеркала в прихожей. Особенно ее восхищал выпавший и болтающийся глаз.
   Она легла в ванну, Кумус, наставив лампы, снимал, Ева болтала ногами и показывала пальцами фигурки собак и птиц на стене.
   — Ну что, — вздохнул Стас, — скоро пять. Ты поспи немного, а услышишь шум у двери — действуй по плану.
   — Минутку, я пойду пальну. — Ева закрылась в туалете и выстрелила в четыре тома «Введения в юриспруденцию», сложенных друг на друга. — Значит, по плану. — Она положила пистолет на пол возле ванны и расставляла книги на полке, зажав в руке пулю. Ей приходилось высоко поднимать голову и смотреть одним глазом. Она достала магнитофон и пристраивала его в углу комнаты среди валяющейся одежды.
   — Ну, давай укол, и будем прощаться. — Стас достал шприц.
   — Пожелай мне удачи, — прошептала Ева, скривившись под резиной, когда тонкая игла проткнула кожу у брови.
   — Позвони, как все было. — Стас стоял у двери и прислушивался. — Поправь внизу под подбородком, добавь немножко слизи. И не болтай сильно головой, глаз отвалится.
 
   Отстрельщик, зевая, смотрел, как Далила грела мотор своего «Москвича» и копалась под капотом. Кричал и прыгал около нее желтоволосый мальчик. Далила отвезла сына в садик, за два квартала, вырулила на магистраль и почти потерялась, потому что отстрельщик не успел проскочить за ней на светофоре. Он успокоился через несколько минут: ее остановил гаишник. Далила размахивала руками, мотала головой, взметая волосы, и кричала. Гаишник стоял невозмутимый, как бегемот, выпятив большой живот и с интересом наблюдая реакцию нарушительницы.
   Отстрельщик проехал вперед, а когда она его обогнала, с досадой подумал, что и следующего гаишника ей не миновать.
   Далила ехала к дому Кургановой. Отстрельщик почувствовал удачу. У него так бывало, когда нужный человек не находился по несколько дней, а потом вдруг предчувствие — легкое возбуждение и уверенность.
   Далила въехала во двор, вышла из машины и посмотрела на окна Евы. Запирая машину, скользнула взглядом по его «Жигулям» и вдруг нахмурилась и остановилась. Отстрельщик наклонился в машине вниз. Когда он поднял голову, Далила уже входила в подъезд.
   Отстрельщик стал устраиваться поудобней, как вдруг услышал шум открывающегося окна. Он осторожно выглянул и увидел Далилу, распахнувшую окно и схватившуюся рукой за горло.
   — Помогите! — простонала она в пустой двор. — Господи, помогите!..
   Отстрельщик удивленно поднял брови.
   Далила не успела отойти от окна, ее вырвало. Она, плохо видя сквозь пелену слез, нащупала телефон и замерла, прижав к себе трубку. Потом судорожным движением выпотрошила свою сумочку, нашла клочок бумаги и стала набирать номер, всхлипывая.
   — Ва-валентина Мураша, пожалуйста! — заплакала она в трубку. — Как не работает? А, спасибо.
   Мураш сегодня должен выйти только в ночь.
   — Он должен быть дома, он должен быть. — Далила путалась в цифрах. — Мураш? Мураш, миленький, приезжай скорей, я не знаю, кому звонить! Ева… — Она заплакала. — Ева застрелилась!.. Врача? Не думаю, она в голову, Мураш, кому мне звонить? Как это? А! Нет, не трогала. Здесь так пахнет, я ничего не понимаю. Хорошо, я выйду на улицу и там подожду!
   Она медленно подошла к двери ванной, закрыла рот рукой и, плача, выбежала из квартиры, оставив дверь открытой.
   Хрустов увидел выбежавшую из подъезда Далилу, согнувшись, она сдерживала рвоту, кое-как дошла до скамейки у грибка с песочницей, нащупала ее, села и заревела.
   Хрустов сидел, постукивая пальцами по рулю. Когда он почти решился пойти в квартиру Кургановой, во двор на бешеной скорости влетела машина. Из нее выбежал высокий красавец брюнет, которого отстрельщик видел у казино, паренек помоложе и защитник Евы в джинсовой куртке. Далила бросилась к ним, они побежали в подъезд, не дожидаясь ее.
   Отстрельщик неуверенно улыбнулся и решил подождать, что будет дальше.
   370
   Ковалев вбежал в открытые двери квартиры первый. Он зажал нос и почти влетел в ванную. Первое, что он увидел, — полуприкрытый фиолетовый глаз, который смотрел в него. Ковалев отшатнулся, столкнувшись с Волковым.
   Волков постоял несколько секунд, трясясь и закрыв глаза. Потом заставил себя их открыть. У него помутилось в голове. Ева лежала в красной воде, половину головы ей разнесло выстрелом, из ванны свешивалась рука, на руке облазила кожа. Он упал, как стоял, назад, в коридор, потеряв сознание, ударившись подпрыгнувшей при падении головой. Мураш, один сохраняющий спокойствие, обошел Волкова, потрогал свисающую руку, нащупывая пульс и зажимая нос. Он опустился на колени и понюхал дуло, почти ткнувшись в него носом.
   Потом нашел телефон и позвонил в отдел убийств. Ему повезло — Гнатюк был на месте. Мураш подробно описал увиденное.
   — Ты ее опознал? — спросил Гнатюк. — Что ты там говоришь про развороченную голову?
   — Так точно, — сглотнул Мураш, — можно сказать, опознал.
   — Оружие трогал? Это ее табельный ТТ?
   — Никак нет! Это не ТТ, я ничего не трогал.
   — Ты вот что… Ты подними ее и посмотри, есть ли шрам на боку. От пулевого ранения. Я подожду у телефона.
   371
   — Слушаюсь, — пробормотал Мураш и осторожно положил трубку рядом с телефоном.
   Ковалев, утешающий Далилу, сначала отказывался, но когда Мураш пригрозил, что попросит Гнатюка с ним поговорить, пошел с Мурашом в ванную.
   Они постояли несколько секунд, сдерживая дыхание. Потом Мураш нащупал ноги, удивившись, что вода теплая, а Ковалев просунул руку под спину Евы, удивившись, что тело теплое. Ковалев кивнул Мурашу, они быстро подняли тело, с которого стекала розовая вода. Голова запрокинулась назад, сдвинулся на развороченных мышцах и белеющих осколках костей в крови и слизи вывалившийся глаз.
   Бросив тело обратно в воду, Мураш прислонился к стене, тяжело дыша, Ковалев бросился в туалет.
   — Так точно, — сказал Мураш в трубку, — есть шрам от пулевого ранения. — Тут он вдруг увидел на своих руках тонкие, похожие на истлевшую резину кусочки кожи и слизь, бросил трубку, и его наконец вырвало.
   — Алло! — кричал Гнатюк в трубку. — Куда ты пропал?
   — Слушаю, — сказал бледный до синевы Мураш.
   — Сделаем так. Кто обнаружил труп? Понятно… Я постараюсь приехать через полчаса. Ничего в квартире не трогать, ты с кем? И Волков там? Забирай своих друзей, уходите из квартиры, а то вы так натопчете… Оставь этого… психолога. Какой может быть запах?! Ее еще вчера не было в квартире!
   — Я не останусь! — кричала Далила. — Не останусь!
   — Нам надо вынести Волкова, не кричи, кто-то должен быть в квартире, подожди хотя бы десять минут.
   — Хорошо, — поникла вдруг Далила. — Конечно, идите. Я посижу. Этого не может быть, — вскинула она на Мураша глаза в дрожащей пелене слез. — Понимаешь, просто не может быть… Это не она!
   Мураш выходил из кухни с вымытыми руками. Ковалев поднимал Волкова.
   Отстрельщик пронаблюдал торжественный вынос храбреца в джинсовой куртке на улицу. Его били по щекам, положив на улице на скамейку, потом поддерживали под спину, пока он таращился бессмысленно на своих друзей.
   — Ну все, — не выдержал отстрельщик, — хватит с меня этого цирка! — Он решительно вышел из машины и спокойно прошел к подъезду.