Жесты рук с большими перстнями направлены сверху вниз. Сразу видно, что он привык повелевать. Вот он, один из истинных правителей Баделенда.
   Над кем властвует король? Армия и кучка жалких королевских найтов, не знающих прелести свободного полета. Подати, конечно же, собирает король. И что с того, что купцы платят подати в королевскую казну? Гильдия, если захочет, вполне может и короля скинуть. Кто закупает подсолнечное масло и вино у крестьян? Кто возит шкуры из северных лесов, шерсть из гор Осси, хлопок и пшеницу из Рогейна? Кто дает ссуды ремесленникам, кто владеет рудниками Ремма, дорожными кемпингами и паромами через Данюб? С чьих податей содержится армия?
   Да и свободные найты не такие уж и свободные. Ведь их тоже, в основном, нанимают купцы.
   – Справишься? - голос тучного Тильбермана был на удивление визгливым.
   – Справлюсь, - Шуре сесть не предложили, и он стоял перед нанимателем.
   Дело предстояло долгое, но денежное и не слишком хлопотное. Всего лишь сопроводить караван. Правда, путь предстоял далекий - через весь Баделенд, до самой границы с Рогейном. Зато бензин - Тильбермана.
   – Разбойники, говорят, в Плойне буянят…
   – Я - справлюсь.
   Купец вздохнул.
   – Пятнадцать эджей.
   – Но эта работа стоит не меньше двадцати. - Шура знал, что даже при его сорока девяти ключах Тильберман занизил оплату.
   – Уж лучше мне нанять двоих с десятком ключей за пятнадцать.
   – Они могут не знать, где обычно пасутся разбойники Плойны. Я - знаю.
   Сокрушительный вздох купца. И лицо такое скорбное, будто отдает последние штаны.
   – Семнадцать.
   Шуре хотелось плюнуть в одутловатое лицо, и гордо удалиться. Но сильно хотелось кушать, а еще неизвестно, могут ли в Гильдии предложить другой заработок. Ох, слишком часто свободным найтам приходится преступать через свою гордость.
   – Половину - сейчас. И обед для меня и рулевого.
   – Сейчас треть. Остальное выдаст ведущий каравана, когда благополучно достигнете Рогейна. Вацлав, - окликнул Тильберман прислужника, - накорми найта. - Удачной дороги, - пожелал он напоследок, давая понять, что встреча закончена.
   Еще бы ему не беспокоиться об удаче - ведь это его товары будут охранять Шура и Заг. Путь-то предстоит неблизкий. А Дорога - женщина капризная…
   – Слушай, - обратился Шура к повару, когда они с Загом, усевшись на кухне, предавались маленькой радости, набивая желудки нормальной пищей, - а отчего горят фары в большом зале? Не могут они светиться сами по себе.
   – Не знаю я. Да меня это и не волнует, - повар обмазывал специями тушку маджинлендского фазана, что хозяин заказал на обед, и был весь поглощен этим действом.
   Когда они покидали купеческий дом, Шура задал этот вопрос прислужнику, закрывавшему двери.
   – От аккумулятора, - створки дверей захлопнулись.
   – Вон оно как, - пробормотал Шура. - Нет, ты понял, Загги, для чего они используют аккумуляторы? Дармоеды… Погнали.
   Не города основа Баделенда, а его села. И дороги. Сколько тех городов? И что за счастье в них жить? Видеть не горизонт с зеленеющими полями, а упираться взглядом в серые стены. Ездить не по широким удобным дорогам, а по узким улицам. Дышать не вольным воздухом открытых просторов, а духотой нагретого камня. Ночью любоваться не звездами, а факелами стражников да купеческими окнами. Даже ремесленники предпочитали жить в селах. Только на ярмарку и выбирались в город - товар свой распродать и снова к любимому верстаку, гончарному кругу или у кого что есть.
   А стихия найта - открытые просторы. В ограниченности городов кроется подвох - там не разовьешь скорость на захламленных дорогах, стиснутых домами, не повернешь в нужном направлении до тех пор, пока улицы не пересекутся. В городе не было свободы, одно лишь стеснение.
   И все же купцы предпочитали города, хоть у каждого и был большой дом в селе.
   Шура их не понимал. Почитают своего зеленого бога, верят лишь количеству монет, а не человеческому слову.
   Радуясь, что они покидают город, Шура включил магнитофон. Как всегда, песня соответствовала моменту:
 
Ты посмотри как он быстро устал стал старым, старым
Все, что он видел вокруг он считал товаром, варом
Ум, красота и талант - все заслонил прейскурант
И получилось что жизнь он отдал задаром, даром
Все заслонила цена
Все заслонила цена…
 
   Точно. Шура был согласен с древним певцом. За пару эджей купец пешком загоняет воробья в чистом поле. Только вот что Шуре было непонятно - неужели у всемогущих предков были те же проблемы, что и у них? Иначе зачем певцу байкеров петь о купцах? Выходит, в мире божественных прародителей были такие же торговцы, были свои землепашцы и воины.
   Когда караван из двух десятков мотороллеров вырвался из плена узких душных улиц, Шура вдохнул полной грудью. Жаль, Заг не может сильно разогнаться. Ведь эти выкидыши мотоциклов ползут по дороге, словно цепочка муравьев. Длинная цепочка - целых два десятка больших муравьев. Да и купец небедный, может себе позволить снарядить такой караван.
   Доверху заполнены кузова с наращенными бортами. В деревянных ящиках, переложенные соломой, бултыхаются пузатые бутылки с выдержанным вином; плотно упакована хрупкая посуда из радужного бримонского стекла. Из кузова идущего последним мотороллера торчит толстая связка древков с широкими наконечниками. Крепкие долгомерные копья работы мастера Зилиона предназначались найтам Рогейна.
   Два мотороллера оставят свой груз в Плойне, взамен возьмут мешки с солью. В приграничных районах Рогейна соль - очень хороший товар.
   А назад караван пойдет с мешками белой муки, с тугими рулонами цветастых тканей, с мешочками, в которых душистый перец и мускатный орех, с пестрыми голосистыми птицами в клетках.
   Сопровождение каравана - самая спокойная работа для добывания денег на бензин и еду. Катайся вдоль цепочки, хочешь - езжай впереди, хочешь - тащись в хвосте. Разбойники? Только самые бесшабашные, которые не дорожат своими головами, могут позариться на караван под охраной найта.
   Этот караван был довольно большим, потому в пределах Плойны придется быть повнимательнее. Кто знает, может там появилась не менее дерзкая банда, чем когда-то были Фоксы? Глупо будет погибнуть от руки пешего разбойника.
   Деньги легкие, но путь далекий. Эх, живи пока, Красный Волк. Живи и жди возмездия, как только Шура вернется от границ Рогейна.
   "Планете" пришлось в обратном направлении проделать тот путь, что Шура с Загом проехали, направляясь в Сторкип. Восточные земли Эджа, правый берег Данюба, паром с верзилой-перевозчиком. Только теперь паромщику и его подручным пришлось попотеть, переправляя по тройкам все мотороллеры. Зато старший каравана щедро отвалил серебра, чтобы хозяин парома переправлял их в первую очередь.
   "Планета" отправилась первой ходкой, и потом с высокого левого берега Шура целый день зорко наблюдал, как прибывают все новые тройки каравана.
   Когда почти половина мотороллеров оказалась на этом берегу, к переправе подкатил тяжелый мотоцикл излюбленного найтами черного цвета. Шура даже не дернулся за Большим Жалом. Во-первых, Кодекс предостерегал от схваток с охранителем каравана. Но это была не самая важная причина сидеть в седле спокойно. Просто он сразу же узнал "К-750" с коричневым Медведем, вставшим на дыбы.
   – Так вот кто занял переправу! - прогремел зычный голос.
   – Да, это я. Рад видеть тебя не похудевшим, брат.
   – Рад видеть тебя живым, брат. Значит, ты еще не встретил Одиночку.
   Это был Толстый Юсуф. С этим найтом у Шуры сложились почти приятельские отношения, если таковые вообще могут быть между воинами Дороги. Однажды они даже на пару взялись и провели большой караван по опасным местам.
   А когда-то их пути пересеклись и они двигались друг навстречу другу с копьями наизготовку. Тот день вполне благоприятствовал хорошей схватке, когда один из них мог отправиться в Страну Бескрайних Дорог. Тогда у молодого найта Осы было двадцать два ключа…
   …Завидев черный "К-750", Заг прижал "Планету" к правому краю дороги. Приготовив копье, Шура внимательно следил за найтом Медведя. За тощей спиной маленького рулевого возвышался настоящий человек-холм. Это был самый большой из людей, виденных ранее Шурой. Даже Толстый Сэмми, признанный пузан Ковыльных Сопок, и тот по сравнению с этим найтом казался недорослем.
   "К-750" остановился рядом с "Планетой". Копье Медведя покоилось на коляске, но Шуру это обмануть не могло - оно было отстегнуто, и большой найт в любой момент мог его пустить в дело. Правда, с виду найт казался таким неуклюжим.
   – Ох, и жарко сегодня, - вздохнул толстяк, левой рукой снимая большущий красный шлем. - Угостите водичкой.
   Не выпуская древко из руки, Шура опустил копье и полез под полог коляски за канистрой с водой.
   С опущенным копьем Медведь подкатил к Осе.
   – Благодарствую, - залив себе в брюхо полканистры, толстяк протянул ее обратно. - Теперь можно и подраться. Или лучше поесть? Как считаешь, Томбо?
   – Лучше повернуть к Храму, - буркнул его рулевой, человечек небольшого роста с крысиным лицом. - Нужно опять менять амортизаторы. Не держит тебя наш медвежонок.
   – Уговорил. Значит, стоит поесть.
   Шура удивленно слушал этот будничный разговор. Уже было ясно, что поединка не будет.
   – Покатили, - сказал он Загу.
   – Погодите, - встрял толстый найт. - Присядем на обочине, поболтаем. Я пока поем. И вы можете покушать. Но свое. Мы бы поделились с вами, но боюсь, мне самому не хватит.
   Шура улыбнулся. Они с Загом остались здесь. Такая странная пара, как Медведи, на Дороге им еще не попадалась.
   – Присоединяйтесь, - широким жестом пригласил рулевой по имени Томбо, когда на куске брезента разложили копченую баранину, несколько запеченых кур, калачи, иджибельские колбасы, жареные грибы, соусы с аль-барейнскими пряностями, головку белинского сыра и еще много чего. Шура аж рот разинул от удивления, сколько жратвы возят с собой Томбо и его найт.
   – Приступаем, - потирая руки, сказал Юсуф. - Кто не успел, то пусть пеняет сам на себя, - и живо схватив курицу, обмазал ее соусом, отломил большой кусок калача. Через пару минут от курицы остались лишь кости, а толстый найт потянулся к баранине, попутно запихивая в себя сыр.
   – Не волнуйтесь, на всех хватит, - успокоил Томбо. - Ешьте побольше, не торопитесь. Посплетничаем. У нас и так вся коляска забита едой. Лишнюю канистру с бензином некуда приткнуть.
   Так состоялось знакомство Шуры с Юсуфом. С тех пор их пути еще пару раз пересекались, и всегда они останавливались на Дороге, чтобы поболтать о разных пустяках. Юсуф уже больше десятка лет катался по Дороге и сейчас его шею украшали семьдесят четыре ключа
   Толстяк на первый взгляд двигался неуклюже. Когда он залезал в седло, бедный мотоцикл жалобно скрипел.
   – Скоро опять будем менять амортизаторы, - каждый раз сокрушался рулевой Медведя.
   Многие, особенно те, кто не насобирал еще и десятка ключей, думали, что толстый найт будет легкой добычей для их копья. Ключи таких наивных бедолаг пополняли цепочку Юсуфа. В бою он становился резвым и проворным, при том был очень сильным. На одном из турниров Шура наблюдал, как Юсуф ударил копьем наотмашь, от чего рулевой и найт соперника улетели аж за ограду…
   …Теперь, узнав приятеля, Шура обрадовался. Можно скоротать время, пока переправляется караван, разузнать, что нового творится на Дороге. Да и в коляске Медведя наверняка припасено много чего вкусного. Можно будет отнять кусочек у Юсуфа.
   Так и случилось. Толстый и Томбо развернули на траве харчи, пригласив к обеду Шуру и Зага.
   Жуя кусочек мяса и глядя, как по реке ползет паром, Шура поинтересовался у Юсуфа.
   – Я вот все хочу спросить. Зачем тебе Дорога? Стал бы купцом, сидел бы спокойно около кухни и ел бы себе в удовольствие.
   – Так на свежем воздухе аппетит лучше, - усмехнулся Юсуф, не переставая жевать. - Понимаешь, если я не буду трясти свой живот по кочкам, то совсем заплыву жиром. Придется меньше есть, а этого я не переживу. И быстро умру. Так что на Дороге мне безопаснее.
   – Да, тебе безопаснее. Прячешься за моей спиной, - окрысился Томбо.
   – Тебе то что. Ты же в бою хоронишься в складках моего живота.
   – Точно. Такую броню из жира ни одно копье не пробьет.
   Они постоянно подтрунивали друг над другом, эта странная пара Медведя.
   – Вот только с женщинами мне туго, - вздохнул Юсуф. - Закажешь себе у хозяина в кемпинге, так ни одна меня не выдерживает.
   – Надо будет тебя с Кайрой познакомить. Эта женщина как раз для тебя. Если она тебя не убьет, то выдержит троих таких как ты.
   – Я уже ее хочу, - заблестели глазки у Толстого.
   После полудня Юсуф и Томбо поплыли на правый берег, а караван Шуры пошел дальше. По пути завернули в Храм, за счет Тильбермана набрали четыре канистры в коляску, Шура взял себе новый шлем - и вперед.
   На пятый день пути цепочка заглушенных мотороллеров припала к обочине. У одного из этих недоношенных мотоциклов забарахлил двигатель, и водитель сейчас с озабоченным видом ковырялся во внутренностях.
   Пользуясь остановкой, Заг тоже что-то регулировал в "Планете", а Шура развалился прямо на земле и жевал травинку. От терпкой зелени во рту набиралась горькая слюна, отчего хотелось пить. Но подниматься, доставать из коляски канистру с водой было лень.
   Звук двигателя донесся с той стороны, откуда прибыл караван. На тех, кто сопровождает караваны, обычно не нападают. Стоит ли на это надеяться? Лучше подняться и быть готовым. Береженому и заступничество предков-байкеров помогает.
   Из дорожной пыли вырвался мотоцикл. Жреческая машина - мощная, быстрая и маневренная. Не сбавляя скорости, она непринужденно начала обходить цепочку мотороллеров.
   Глядя на мотоцикл, Шура не сразу сообразил, что в нем не так. И лишь когда машина с ним поравнялась, он осознал - цвет! Не оранжевая, как положено жреческой, а красная с черной коляской. Красный Волк?!
   Шура никогда не видел его раньше. Только представлял, тысячи раз тот приходил в красочные видения мести. И вот Шура впервые увидел заклятого Врага. Наяву, а не в грезах.
   Глухой черный шлем с забралом не позволял разглядеть лица, зато мотоцикл не оставлял сомнений - на коляске щерил пасть ненавистный красный волк. Именно таким он его представлял - мощный загривок, большие клыки, сильные лапы. Шерсть цвета крови.
   Быстрый у Волка оказался мотоцикл. Пролетел мимо оторопевшего Шуры и, миновав замерший караван, стремительно стал отдаляться.
   – Погнали!!! - Шура наконец очнулся от смятения, в два прыжка оказываясь в седле.
   Рулевой выжал из "Планеты" все, на что старушка была способна. Они немного приблизились к удаляющемуся красно-черному мотоциклу, но было ясно, что не догонят жреческую машину. Заг непрерывно сигналил, а Шура дико орал и размахивал руками. Но разве мог Красный Волк услышать их на такой скорости?
   Услышать Догер не мог, Шура тщетно надрывал связки. И все же красный мотоцикл с черной коляской сначала притормозил, потом стал разворачиваться. Наверное, Красный Волк увидел преследователей в зеркало.
   Шура помахал копьем, показывая свои намерения. Только бы Догер не пренебрег его приглашением к поединку!
   Сердце неистово забилось в груди. Вот оно! Свершилось!
   Жреческий мотоцикл непривычной расцветки лениво развернулся и помчался навстречу.
   Наконец-то Дорога их свела. Умри, Красный Волк!
   Догер летел навстречу, а Шура клокотал и весь дрожал. "Наконец-то!" - будто заклинило его. Этот миг он часто видел во снах, но сны никогда не показывали исхода схватки. Только мысли-видения позволяли насадить Красного Волка на широкое острие.
   Сколько раз в мыслях убийца матери умирал мучительной смертью. Красный Волк не должен был сдохнуть от одного удара копья. Он должен чувствовать боль и умолять о пощаде, раскаиваясь в содеянном злодеянии.
   Глядя на приближающегося врага, Шура позабыл обо всем. Лишь копье в руке подрагивало. И почему-то в этот долгожданный момент страх впервые полностью задавил красного волка в голове. Страх пророс сомнениями и неуверенностью. Сможет ли Шура одолеть такого маститого найта? Готов ли наконец свершить то, к чему шел долгих десять лет? Назад пути нету.
   Загу ничего не нужно объяснять. "Планета" уже медленно катила навстречу с быстро несущимся Красным Волком.
   Шура попытался вообще отключить голову, чтобы его не терзали сомнения в собственных силах. Есть лишь ненавистный враг, перевесивший копье через руль, и есть Большое Жало в собственных руках. Не подведи, верное острие!
   Теперь все внимание на копье Догера.
   Легонький стук соприкоснувшихся копий потонул в звуках моторов. Наконечник Большого Жала миновал встречное острие, легонько скользнул по чужому древку, наверняка оставляя там небольшую царапину. Совсем небольшую, чтобы не сбиться с намеченного пути и продолжить движение к цели.
   Шура готов был к долгому бою, к нескольким разъездам, к работе мечей. Но уже при первом столкновении копий понял, что его копье с первого раза попадет именно туда, куда он его направил. В грудь Догера.
   Уже ничто не могло остановить смертоносный кончик Большого Жала. Чужое копье было бессильным и уходило в сторону.
   Не успел Шура удивиться тому, что так легко одолел матерого врага, как Догер сделал немыслимое. Будто играясь с острым наконечником, летящим в него на большой скорости, Волк слегка подал тело по ходу встречного копья, поворачиваясь в седле боком. Наконечник Большого Жала слегка вспорол красный комбинезон и продолжил путь, проваливаясь в пустоту.
   А Догер небрежным движением левой руки подправил движение своего копья. Большой наконечник ударил прямо в грудь Зага.
   Стремительность Красного Волка и сильно ударившее встречное копье отбросили рулевого назад. Толчок был насколько мощным, что даже Шуру вышиб из седла. Молодой найт слетел на землю раньше, чем Заг.
   Скорость "Планеты" была небольшой, и приземлился он удачно. Левая рука перед этим сжимала рукоять Жала и в полете успела вырвать меч из седельных ножен. Падая на спину, он продолжил катиться назад, гася скорость, чтобы через пару кувырков встать на ноги. Шура уже готов был продолжать бой. Неравный, уже проигранный поединок.
   Но все же сдаваться он не собирался. Когда Шура поднимался на колено, длинный меч уже изготовился в руке, а взгляд ощупывал пространство.
   Кровавая пелена перед глазами едва позволила разглядеть распластанное тело Зага неподалеку. Вращалось колесо на коляске перевернутой "Планеты". Из ее утробы высыпались кровавые внутренности разбитых арбузов, разбросанных по всей дороге.
   И еще он увидел отдаляющийся мотоцикл Догера.
   Сердце отмерило всего несколько стуков, он подхватил Большое Жало и поставил мотоцикл на три колеса.
   Он догонит подлеца!
   Заглохшая "Планета" не заводилась. Пришлось выключить зажигание и еще раз включить. Пальцы с таким остервенением повернули ключ в замке, что головка осталась у Шуры в руках. Но тело ключа успело провернуться в замке и включить зажигание.
   Нога озверело дернула заводную ножку, и сразу же сердитый звук мотора начал вторить безумному рычанию Шуры.
   Он врубил передачу, выжал газ. Потом резко бросил сцепление.
   Мотоцикл дернулся и заглох.
   Заг!
   Вся сущность Шуры гнала его вперед. Несмотря ни на что, он должен настичь врага. Догнать любой ценой. Ведь он так долго за ним охотился. Красный волк в голове Шуры наконец проснулся и разъяренно метался, застилая глаза кровавым туманом.
   Лишь маленькая частица души напоминала о Заге. И ей удалось победить красного волка, на время загнать зверя в темный угол головы.
   Спрыгнув с мотоцикла, Шура подбежал к распростертому рулевому, склонился над безжизненным телом, расстегнул шлем. На губах Зага выступала кровь, медленно собираясь в уголке рта, откуда ярко-красные капли падали на дорогу. На небритом подбородке кровоточил глубокий порез. Слишком яркий на фоне мертвенно бледного лица.
   Шура рванул куртку на груди рулевого, снял броню с покореженной на уровне сердца пластиной и лишь потом, моля предков-байкеров о милосердии, приложил пальцы к шее Зага. Подождите, там, в Стране Бескрайних Дорог. Подождите еще! Он должен жить!
   Сердце рулевого отозвалось слабыми толчками.
   Наконечник не пробил броню и, срикошетив от нее, к счастью миновал горло, лишь разрезав подбородок. Наверняка сломана грудина и ребра. И что-то из внутренностей разорвало, раз идет кровь.
   Сколько у Зага шансов на жизнь? Ответить мог только лекарь. Нужен хороший лекарь.
   Мотоцикл опять не хотел заводиться. Шура достал из бардачка плоскогубцы и с их помощью провернул туда-сюда обломок ключа в замке. Лишь потом дернул ножку и двигатель заработал.
   Быстро закинул в коляску перепачканные арбузным соком и пылью вещи - канистру, веревку, брезент, сверху бросил шлем Зага.
   "Планета" жалобно пыхтела, когда Шура бережно усаживал рулевого в коляску. Дотянуть бы до лекаря. И к копам караван, который останется без сопровождения, и негодяя Догера, который почему-то не счел нужным забрать ключ. Ключ, половина которого торчала в замке зажигания, а вторая осталась валяться в каше из пыли и арбузной мякоти.

2

   – У меня рулевой умирает!
   – Тише, тише. Много вас умирает на дорогах каждый год. Не стоит из-за этого кричать.
   – Помоги ему. Я сделаю для тебя все, что попросишь.
   – Вот и сделай. Я попрошу семь эджей. Золотых, естественно.
   – У меня сейчас всего четыре.
   – Вот и придешь, когда будет семь.
   – Мастер, умоляю вас. Спасите его. Я потом отдам. В два раза больше. В три раза!
   – Юноша, я лучший лекарь Плойны. Пойми, я не работаю в долг. Прошу тебя покинуть прием. Меня ждут другие хворающие.
   – Мастер, ну помогите! Солнцем вас заклинаю. Предками-байкерами молю. Спасите моего друга… Я буду вам служить. Я заработаю много денег.
   – Ага. Сейчас все оставлю и буду работать в долг. Тебя потом заколют на Дороге, а мои деньги пропадут. Я не работаю в долг.
   Шура беспокойно топтался на месте, не зная, что же еще сказать.
   – Убью, если не поможешь… - прошипел он.
   На бледном лице Леммана появился страх. Лекарь попятился назад, за спины двоих огромных бородачей, похожих, словно братья. Те буднично обнажили мечи и приготовились вышвырнуть Шуру из приемной лекаря. Живого или мертвого.
   От злобы Шура заскрежетал зубами. Мечи у них большие. Но проворен акинак, его небольшой клинок может превратить эти горы мяса в окровавленную плоть. Да что это изменит для Зага?
   Бородачи бесстрастно надвигались на Шуру. На их одинаковых вытянутых лицах не было ожесточения или ненависти. Они просто делали свою работу, за которую им платили.
   Шуре очень хотелось сорвать на них свою злость. А потом разгромить эту чистенькую приемную, вскрыть акинаком толстое брюхо и посмотреть на цвет потрохов скряги-лекаря. Сможет ли тот сам себе зашить живот? Но с этими здоровяками все же придется повозиться, а в это время там, в коляске, умирает Заг.
   Шура лишь зло сплюнул и быстро покинул приемную Леммана.
   Возле мотоцикла сидел Рыжий. Верный пес жалобно лизал бессильно свисающую руку Зага.
   Кровь уже не текла изо рта рулевого, но белизна лица не предвещала надежды на исцеление. Дышал он неровно, рывками заглатывая смрадный воздух города. Из горла доносились свистящие хрипы. Безымянный холмик вдоль дороги уже ждал тело рулевого. А душу звали предки-байкеры из Страны Бескрайних Дорог.
   Прости, дружище Заг. Не уберег я тебя. Уже ничего не могу для тебя сделать.
   Три золотых - вот цена жизни. Проклятые деньги! Стоп. А если продать мотоцикл? За бесценок. Наверняка найдется желающий. И тогда хватит эджей, чтобы лекарь Лемман сделал Загу операцию. Главное, чтобы рулевой остался жив. А мотоцикл они еще раздобудут. Заг, конечно, не одобрит поступок Шуры. Пусть сначала выживет.
   И тут Шура вспомнил о еще одной ценной вещи. Магнитофон.
   На Торжище Мидриаса можно купить все. Халаты из пестрого рогейнского шелка, штаны и куртки из прочной хэмской кожи, мечи из стали Рэмма, чудные винные бокалы из бримонского стекла, целые стволы ценного северного дуба и поделки из ценного дерева. А всякой кудахтающей да блеющей живности, продуктов, вина и масла, рыбы вяленой, копченой и сырой вообще не счесть.
   Шура продавал магнитофон. Вещь многим незнакомую. Удивительную. Дорогую. Продавал за тридцать жалких эджей. Не цена для такого творения, как магнитофон, предмет великой магии жрецов-хранителей.
   Прожженный, вальяжный купец наверняка знал настоящую цену этой редкой вещи. Но по купеческой привычке все равно торговался.
   – За двадцать эджей заберу.
   У Шуры не было времени препираться и ждать лучшего покупателя. Заг умирал. Двадцать - это больше, чем недостающие три.
   – Забирай.
   В узких глазах купца промелькнуло довольство от выгодной покупки. Теперь он сможет хвастать перед другими звучанием музыки в своем доме. Или продаст не менее чем за триста золотых эджей. Или еще больше запросит.
   – Я заплачу тридцать.
   Шура уже собирался протянуть магнитофон купцу. Его рука замерла, и он посмотрел на смуглого парня в соломенной треуголке. Тот уже несколько минут стоял рядом, разглядывая магнитофон в руках найта. С виду обычный крестьянин, сын землепашца, выбравшийся на Торжище продать масло. Или мед. Такой вряд ли вообще когда-либо в жизни держал в руках больше пяти золотых эджей вместе. И ведомо ли ему, что это за штука такая - магнитофон?