Важин Александр. Властелины дорог

   Будто вручая подарок, волны вытолкали на берег и бросили к ногам белый хрустальный купол. Пышный и парящий в воде, на песке он тут же беспомощно сник. Шура склонился над ним и дотронулся. И тут же отдернул руку - эта штука оказалась слизистой и болезненно жгучей. Будто крапива ужалила.
   Не очень приятный подарок преподнесло ему Море. Непонятный.
   Зато вода с зеленоватым отливом оказалась поражающе чистой. Сквозь нее можно было разглядеть смазанные волнами очертания водных растений, среди которых мелькали большие и маленькие тени, иногда отдающие блеском в заходящих лучах.
   Долго Шура смотрел вдаль. Иногда взор выхватывал серебристых птиц, которые пронзительно кричали над головой. Легкий ветерок заполнял уши, гомону пернатых вторило плескание волн, лениво наползающих на берег.
   Взгляд поймал одну из птиц, что вдруг резко бросилась прямо в воду.
   "Неужели она решила себя убить?" - мелькнула мысль у Шуры. Сложив крылья, серебристый летун скрылся в волнах. Но вскоре птица показалась на поверхности, и в ее клюве живым серебром трепетало вытянутое тельце с плавниками.
   Море настораживало и манило одновременно. В нем была сокрыта необъяснимая, сокрушительная мощь. И в то же время оно ласкалось у ног словно Рыжий, когда хотел чтобы его погладили.
   Шура прямо в одежде шагнул в воду и забрел почти по шею. Он стоял, ловя телом слабое трепетание моря и старался, чтобы соленая вода отмывала тело от крови. Ее давно уже не было на теле, но он продолжал ее чувствовать.
   Мимо, молотя лапами по воде, проплыла серебристая птица. Она проследовала дальше, постоянно косясь на человека, словно приглашала двигаться за собой. Но Шура не мог идти дальше, ведь тогда вода захлестнет его с головой. А молотить воду так же, как птица, он не мог.
   Он вышел на берег, снял одежду и принялся натирать тело мокрой прибрежной глиной. Потом смывал ее, катаясь по мелководью.
   Ночевали они в шатре на высоком глинистом берегу. Так приятно было засыпать под мелодичное плескание волн внизу. Шепот моря убаюкивал, напевая колыбельную, колыхая в приятных волнах сна.
   А под утро Шура вскочил от рева снаружи. Стены шатра трепыхались и ходили ходуном, будто кто-то огромный пытался перевернуть натянутый брезент.
   Найт растолкал Зага и выбрался наружу. Порыв мощного ветра тут же обжег лицо и плеснул солеными брызгами. Как же так? Ведь вчера море было далеко внизу.
   Еще только начинало светать, а они уже впопыхах складывали вырывающийся шатер. Ведь их запросто могло снести прямо в море все усиливающимся ветром. Шура бросал опасливые взгляды в сторону воды.
   Море из вчерашнего ласкового щенка сегодня превратилось в бушующего, гневно рычащего зверя. Этот зверь рвался на сушу и тут же убегал назад, чтобы с новой силой ринуться к своей неведомой цели на берегу. Упорно, раз за разом, вода атаковала глину и песок, утягивая с собой частицы суши.
   Там, где вчера Шура стоял на кромке воды, теперь вздымались волны высотой в два его роста.
   Сегодня не летали даже пестрые юркие птицы, устроившие себе гнезда прямо в норах, вырытых в глине обрывистого берега.
   Шура стоял над обрывом и смотрел на мощь, бушующую у его ног. Он ловил телом силу могучего ветра, который в союзе с водой рождал сокрушительную мощь. Когда волна откатывала, суша быстро возводила из песка защитные валы. Но тщетно - новый набег воды тут же разрушал их.
   Это было похоже на то неистовство, что пробудилось в нем самом под действием допинга. Но сила зеленых горошин рождала безумную ярость, а сейчас под его ногами билась мощь уверенности и превосходства.
   Шура чувствовал, что эту силу не остановить никому из смертных. Ни меч, ни копье, ни даже тысяча лучших найтов, вставших на пути бушующей воды, не смогут удержать ее. Яростное море сметет всех, как эти горы из песка на пляже.
   Море словно приняло в свои воды много-много зеленых горошинок допинга.
   Пошатываясь от порывов неуязвимого ветра и слушая рев сердитого моря, Шура внезапно понял, что ему нужно. Он должен научиться рождать в себе такую же силу по своему желанию, а не под действием допинга или еще чего-то.
   Перед ним все потемнело, словно вместо рассвета нежданно опустилась глухая ночь. И темень перед глазами вдруг разрезала яркая вспышка. Будто молния ударила прямо перед ним.
   Он вздрогнул, заново ощущая на себе удары, которыми его награждали новобранцы на заставе. В ушах звучали крики сержанта Коглина, перед глазами вставали ночные безмолвные тренировки.
   Тело будто снова вбирало в себя все былые ощущения.
   Следующая вспышка ослепила глаза, и он оказался в гуще боя с крепкими волосатыми людьми в шкурах. Он снова уворачивался от ужасающих дубин, бил в ответ пехотным копьем и мечом.
   Дальше из темноты проступила ночная схватка с охраной каравана, короткий меч, спрятанный под одеждой, клетчатая доска, по которой скачут белые и черные блюдца.
   Потом явился Вайс, протягивая длинную жердь и соляной камень. Жердь без промаха разила чучело, а камень разлетался от легкого движения сильных пальцев.
   Еще через миг перед ним потянулась длинная вереница схваток верхом на мотоцикле. Дорога мчалась вдаль, на ней одни умирали, другие катились дальше с очередным добытым ключом.
   Из бака несущегося на него мотоцикла вырвался на свободу огненный джин, поглощая своим телом седоков черной машины.
   Следом за этим мелькнули испуганные глаза жреца Линора на фоне большого пламени, вздымающегося над борнийским лагерем.
   И еще раз Шуру сотрясло от дрожи, вызванной в теле зеленой горошиной, замелькали лица убитых борнийцев, застывшие на поле машины и мертвые тела на растоптанных зеленых ростках.
   Сейчас словно опыт всех десяти лет скитаний собрался воедино, сосредоточился в единую осязаемую сущность, в мощь, подобную той, что сейчас бушевала у его ног. Он старался почувствовать в себе эту всесокрушающую силу, запомнить ее, сделать частицей себя. Допинг - вещь страшная. Он прячется лишь в зеленой горошине и забирает много сил из тела. А часть этой Силы может остаться с ним навсегда, если он сумеет ее взять из бьющегося внизу Моря.
   "Только пройдя весь Путь до конца можно ощутить и покорить эту Силу Воина", вспомнились слова Вайса.
   галаз се ощущения.оторыми его награждали новобранцы на заставе.
   Он очнулся, когда его за плечо тронул Заг.
   – Поехали. Уже целый час торчишь здесь. Еще в море сдует.

 
Не всем волчатам стать волками,
Не всякий взмах сулит удар
Есть странный дар - лететь на пламя,
Чтоб там остаться навсегда
 

   Звуки песни сменили рокот отдаляющегося моря.
   Шура возвращался на Дорогу. Его мотоцикл не имеет себе равных. У него прекрасный рулевой, о таком можно только мечтать. Скоро ему будет противостоять лучший из воинов Дороги. Это должно вызывать лишь радость, ведь такая схватка может быть лишь один раз в жизни.
   Он заслужил такой поединок.
   Он уже увидел море. Теперь можно было и умереть. Но сначала нужно раздать долги, накопленные за десять лет.

6

   Дедок был самым обычным - сухоньким, слегка сгорбленным, с каналами морщин на лице. Из-под соломенной шляпы, надвинутой на самые глаза, выбивались острые седые усы, на теле - видавшая виды кацавейка с множеством заплат.
   Он встревожено смотрел на человека, идущего по полю к его шалашу. Человек сошел с далекого мотоцикла, остановившегося на дороге.
   Сторож знал, что мотоциклисты не приносят ничего хорошего. Потому, склонив голову, он смиренно ждал неприятностей.
   Подошедший оказался молодым парнем с двумя связками мотоциклетных ключей на шее. Шрамы на лице и колючий взгляд серых глаз сразу заставляли потупиться в землю и молча, с внутренним трепетом ждать, чтобы он побыстрее убрался. Правда, найт старался казаться приветливым и глаза его слегка потеплели.
   Эти найты и убивают с такими приветливыми глазами.
   – Дай руку, - требовательно сказал найт.
   Сторож напряженно, словно опасаясь, что его будут бить, протянул руку. Вместо удара на ладонь легли… семь желтых монет.
   Целых семь золотых монет! Пусть это не эджи, но золото все-таки. Зачем он издевается над бедным стариком?
   – Ни в чем себе не отказывай, - серьезно сказал найт. - И прости.
   Семь золотых монет. Сторож растерянно стоял с протянутой рукой. Это ж сколько можно будет на них сделать? Внуку хату срубить, еды накупить, еще одну козу завести…
   – Можно, я возьму один? - спросил странный найт, показывая на арбузы.
   – Бери…
   – Спасибо!
   Найт склонился над полем, постучал костяшками пальцев по одному, потом по второму арбузу. Аккуратно оторвал хвостик и взял зеленый шар под мышку.
   – А как же… - сказал дед найту.
   Мотоциклист уже развернулся и медленно шел к дороге, петляя между зелеными шарами арбузов.

* * *

   Чесса Шура не нашел. То ли его навсегда поглотило горнило последнего сражения, то ли он сейчас во главе своих бойцов-пехотинцев выдворял остатки борнийцев из Рогейна. Или вернулся на северную границу, где следовало пресечь набеги баберов. Как бы то ни было, Шуре не удалось распить с боевым приятелем бутылку-другую хорошего вина, как они договаривались накануне битвы.

* * *

   – А я тебя уже заждался, - сказал Асиней, вытирая руки подолом фартука.
   Он только что закончил растирать какой-то порошок, от чего ладони у него были черными-пречерными, с синим отливом.
   – А я все же приехал, - сказал Шура, соскакивая с седла.
   – Вижу новый мотоцикл. Не вижу на нем той, которую ты должен был привезти.
   – Слушай, дружище, тебе важно именно "привезти"? Или дочь короля важнее? Ведь привезти - только слово. А она - живая.
   Лекарь задумался, отряхнул фартук.
   – Сдается мне, что ты увиливаешь от своего обещания, - проговорил он медленно. Потом на его лице зажглась все та же тронутая улыбка до ушей. - Конечно же, мне главное, чтобы я мог видеть Ее.
   – На Дороге среди найтов и сказителей бытует пословица: "Если Храм не едет к мотоциклу, то мотоцикл едет к Храму". Предлагаю переиначить пословицу и отвезти тебя к дочери короля. Марва ждет.
   – Ч?дно.
   – А еще тебе обещали должность королевского лекаря. Марва слаба здоровьем и ей понадобится регулярный уход. Надеюсь, ты справишься?
   Она ждала у ворот одного из королевских домиков неподалеку от Сторкипа. У Марвы были светлые волосы, как у короля, и такая же дурацкая ухмылка, как у Асинея.
   Завидев Марву, лекарь на удивление резво выскочил из коляски, подбежал к девушке. Они взялись за руки, смотрели один на одного и молча улыбались.
   – Любите друг друга. - На лице Шуры появилась улыбка, хотя, как он ни старался, она все же не получилась такой широкой, как у тех двоих. Видя, что на него перестали обращать внимание, он тронул за плечо рулевого. - Погнали, Загги.

* * *

   До Шуры донеслась весть, что в одном из кемпингов сказитель поведал о смерти какого-то пасечника-землепашца.
   Часть борнийцев отступала через север. И пришли они в край, где над полями высятся древние курганы, покрытые седовласым ковылем. В одном из тамошних сел они бесчинствовали, обобрали землепашцев, разорили богатую пасеку. Хотели над селянами измываться, да пасечник предложил провести их путями тайными на восток, чтобы армия Баделенда и охотники свободные их не настигли.
   И повел он их тропами степными, потом привел к Руине, где можно укрыться в подземельях древних да переждать, пока пройдут преследователи в серой форме. Укрылись борнийцы под землей, да и хотели пасечника убить, дабы их не выдал. Но успел скрыться он.
   А в канализациитой долго сидеть нельзя. После дождя сильного отрезала вода борнийцев поганых от выхода, и вот-вот уже должны были они потонуть, как котята слепые. И пришел к ним пасечник, и тайным ходом вывел на свет.
   Они успели схватить его, и со злобы за свои скитания мечами изрубили. Да заметили загонщиков, и опять, неразумные, решили идти под землей. А дожди в те дни были сильные. И никто уже не мог злодеям помочь…
   Слушая этот пересказ, Шура горестно качал головой.
   Так поступить мог только один человек. Дариан, Дариан… Не спас я тебя, того, кто учил любить людей и до конца остался верен своим принципам.
   В тот день Шура сидел в одиночестве на высоком холме, похожем на курган, смотрел вдаль, и перед его глазами стояла добродушная улыбка Дариана…

* * *

   На коляске идущего навстречу тяжелого мотоцикла развалился вальяжный и толстый зверь коричневого цвета.
   Найты не поднимали копий, рулевые держались каждый своей части дороги. И дело было даже не в Перемирии, просто эти воины хорошо знали друг друга.
   "Харлей" притормозил около черного "К-750".
   – Здравствуй, брат!
   – Здорово, Юсуф! Куда путь держишь?
   – Да дел полно, даже поесть толком не успеваю. Мотоциклы с ключиками пооставались на полях и дорогах Баделенда. В основном зеленые. Технари все не успевают подбирать. Вот и находятся желающие сесть на халявный мотоцикл. Дурни, не пекутся о своем здоровье. А еще разбойничков подразвелось, те тоже норовят себе машину приныкать. Жрецам и королю сие не по душе, а значит нашему брату - работа. Так что нынче объявлен сезон ловли новоявленных владельцев зеленых мотоциклов.
   – Ну, успешной охоты, брат!
   – Удачной Дороги, брат!

* * *

   – Много славных найтов переселилось в Страну Бескрайних Дорог после Великой битвы.
   Закончив сказание о Большом Сражении, Эривэн принялся рассказывать о том, как бежали борнийцы из пределов Баделенда.
   – Кролики на клеверном лугу бегают медленнее, чем скакало войско императора Бистия. А доблестные найты Баделенда, коим равных нет на всей Земле, собирали обильную жатву из ключей борнийских. И много зеленых мотоциклов забрали жрецы опосля, и начали Храмы восстанавливать. Много борнийцев станут прочищать каналы, трудиться на рудниках, месить глину на стройках.
   Сказитель перевел дыхание, хлебнул пива. Обвел невидящим взглядом слушателей, пытаясь на слух определить, сколько денег положат в его сумку.
   – Я слышал, что вошел найт, - произнес сказитель. - Я узнал его шаги. Я слышал ранее звук двигателя того мотоцикла, что остановился сейчас на стоянке.
   – Да, это я, Эривэн.
   – Я уже рассказал сегодня историю о Синей Молнии, наводящей страх на борнийцев. Но я обещал ее задаром рассказать лично для тебя.
   – Эривэн, не утруждайся. Я все там знаю.
   – А знаешь, как Синяя Молния гналась за самим императором Бистием? А он бежал на четырех конечностях и копье покалывало его в то самое место, которое он хотел водрузить на трон Баделенда?
   Шура усмехнулся.
   – Вот об этом я как раз не слышал.
   На молодого найта смотрело много глаз, все посетители харчевни. Еще бы, среди них стоял человек, о котором еще при жизни стали слагать такие сказания. Он, его рулевой и чудесный мотоцикл - именно о них толковали байкари. Слава Синей Молнии и ее седоков уже начинала затмевать деяния прославленного Фамироса.
   – Ты о многом не слышал, - на обезображенном лице Эривэна появился хитрый прищур. - Значительных событий так много, что они просто не помещаются в сказания. А ведь скоро опять может стать довольно скучно. Правда, грядущие события могут дать пищу для новых, не менее ярких сказаний. К примеру, сейчас все только и говорят о предстоящей схватке Синей Молнии и Красного Волка. Вот это будет история. Хотел бы я на это поглядеть, да не суждено. Кто же станет победителем?
   "Интересно, какие ставки у жрецов? - почему-то подумал Шура. Кто у них фа-во-рит? Или у них сейчас столько своих проблем, что им просто не до схваток каких-то там найтов".
   – Эривэн, при следующей встрече я тебе расскажу, кто победил. Задаром.
   – Если ты мне первому расскажешь все в подробностях, то я тебе заплачу, - ухмыльнулся сказитель.
   – Договорились.

* * *

   – Учитель, я хочу знать, почему ты стал найтом?
   Вайс и его ученик встретились на Дороге. Бывший предводитель армии найтов Баделенда зачем-то посмотрел на свою левую руку, где отсутствовали мизинец и безымянный, потом перевел взгляд на Шуру.
   Его глубокие глаза смотрели сквозь молодого найта.
   – Я променял могущество техномагии на свободу Дороги.
   – Ты был жрецом?!
   – Я так и не получил сан инженера. Ушел на Дорогу прямо из младших.
   – Вайс, а ты мне раньше не рассказывал.
   – Зачем? Я научил тебя владеть копьем. И, надеюсь, научил думать.
   – То, выходит, ты жил в Храме?
   – Меня еще мальцом подобрали на дороге. Иных жрецы покупают у бедных родителей, а меня взяли бродяжкой. Так я стал бурсаком при одном из Храмов. Потом перевели в викарии, хоть не прилежанием в учебе я отличился, а, как говорили наставники, умом. Позже меня определили в инженеры при Храме. Катаясь с викариями на оранжевом мотоцикле по дорогам и подбирая там машины без ключей, я так проникся этим духом борьбы, что мне постепенно опротивела сытая и самодовольная жреческая жизнь. Наверное, адреналина не хватало в статусе Неприкасаемого на Дороге. Тогда я и ушел из Храма, стал на Путь воина.
   – И тебя отпустили?
   – Не любят жрецы отступников. Бензин для меня стоил очень дорого, ремонт и того дороже, хоть и не отказывали совсем. Много найтов хотели получить мою голову, чтобы умаслить жрецов. Вот мне и пришлось стать самым лучшим из свободных охотников, если хотел голову свою сберечь. Как ты знаешь, мне это удалось.
   – Учитель, а как же получилось, что борнийцы посягнули на Храмы?
   – Бистию, что объединил племена полупустынной Борнии, когда-то отказали в жреческом звании. Он хотел возвести Храмы в своей стране, овладеть техномагией, чтобы завоевать мир.
   Наш Совет клириков и старших инженеров прохлопал, как выросло могущество Борнии. Никто не обратил внимание на то, что Рогейн стал закупать слишком много мотоциклов. Преимущественно марки "Чизетта". А когда прервалась связь с Храмами Рогейна и Диссалии, уже было поздно.
   Храмы в Баделенде самые величественные, самые богатые. А заводы в Ремме - так вообще на всю цивилизованнуючасть Земли единые. Потому Бистий так упорно рвался на другой берег Данюба.
   – Учитель, почему Хранитель отдал "Харлей" мне?
   – Может потому, что ты очень сильно хотел? Победить Красного Волка…
   – Учитель, у меня к тебе еще много вопросов. Я их тебе задам, если останусь жить. Сейчас только один вопрос: чем ты будешь заниматься сейчас?
   – Как ты мне сказал во время нашей последней встречи? Время рассудит - хуже не будет. Хорошие слова, правильные. Возникло у меня несколько интересных позицый на шахматной доске, когда битва была. Собираюсь над ними помозговать.
   – Свидимся?
   – Обязательно. Ты уже с копьем обращаешься почти как я. И уже должен понять, что копье - не главное. То, что внутри - гораздо важнее.
   – Учитель, я уже понял.

7

 
Твой флаг поднят вверх,
Идет жизнь без помех, вперед
Все взял, что хотел,
А то что не успел - не в счет
 

   Под звуки этой песни Синяя Молния подъезжала к условленному месту схватки.
   Красный Волк уже ждал их. На развилке, откуда в четырех направлениях расходятся дороги. Сегодня отсюда уедет только один мотоцикл.
   Шура с Загом заранее прибыли к месту поединка. Еще даже не рассвело. Легкий ветерок доносил запах скошенной травы, где-то над полем начинала свою песню первая дневная птица. Из-за открытого горизонта уже пробивались лучи, но самого светила еще не было видно.
   На голове Догера - черный, закрытый наглухо шлем. Копье спокойно перевешено через руль копье. Весь вид Красного Волка говорил об уверенности, о скрытой до поры до времени угрозе. И, безусловно, он хорошо знал своего противника, видел его в бою рядом с собой, когда они вместе бились с борнийцами.
   Догер выглядел обманчиво-расслабленным, но знающие его могли сказать, что он максимально собран.
   "Харлей" остановился в двух сотнях метров от Красного Волка. Стараясь быть таким же расслабленным, как Догер, Шура надел шлем. Наверное, надо было что-то сказать врагу перед схваткой. Что-то вроде "Умри, негодяй!". Но к чему слова? Пусть говорит оружие.
   – Загги, готов?
   Привычный кивок в ответ.
   Шура сжал в руке новое Большое Жало. Он отсалютовал копьем, показывая Догеру, что готов. Сразу же заработал двигатель Красного Волка и два мотоцикла понеслись по дороге. На смертельную встречу друг с другом.
   Шура по привычке ждал появления красного волка, ожидал мудрых советов от страха. Но никаких чувств не осталось. Он просто мчался вперед, спокойно сжимая копье. Он должен победить Догера. Просто отдавая дань десятилетней привычке.
   Он видел Красного Волка в бою и знал, что тот сильнее, опытнее, и копье в его руках движется гораздо ловчее.
   Как он собирается его побеждать?
   В этот момент ни страх, ни красный волк ему не советчики.
   Шура на мгновение прикрыл глаза.
   И снова очутился на ветреном берегу, где ловил телом силу урагана.
   … могучий ветер в союзе с водой рождал сокрушительную мощь. Он обладал чудовищной силой, напором, быстротой и неукротимостью. Море идет вперед и его не заботит, кто стоит перед ним: зверь или человек, крестьянин или опытный воин, один солдат или тысяча. Море уверено в своей силе и его не заботят преграды. Оно равнодушно идет к своей цели и всегда ее достигает. Никто и ничто не способно остановить напор воды и ветра…
   Острый кончик Малого Жала причинял боль Догеру, но он снисходительно улыбался. В его серых, широко распахнутых глазах не мелькало даже тени страха. Не было там и мольбы о пощаде. И, как ни странно, не было желания побыстрее умереть.
   Красный Волк жил только этим моментом - острие акинака у горла и нависший сверху молодой найт.
   – За смерть матери, - прошептал Шура, слегка надавливая на меч.
   Острие еще больше натянуло кожу, от чего ухмылка на лице Догера стала еще шире. Казалось, перед смертью он насмехается над своим палачом…
   И в этот момент, когда жизнь уже изготовилась вытечь из горла Красного Волка, чей младший собрат давно исчез, Шура почувствовал свою СИЛУ. Он убивает лучшего из найтов, значит он - еще лучше, еще сильнее.
   "Сильный волен миловать", прорезались в памяти давно забытые слова Дариана, первого Учителя.
   Чуть позже Шура пытался сам себе объяснить, почему отпустил его. Он знал, что даря жизнь заклятому врагу, дает тому возможность в будущем выследить и взять верх над собой. Но быть в постоянной готовности Шуре не привыкать, уж этому он у Вайса и у Дороги научился.
   А может, он отпустил Красного Волка, чтобы не ощущать разочарования по поводу уже достигнутой цели? Живой враг будет разгуливать на свободе, не давая Шуре расслабиться и потерять вкус к жизни. Ведь такого врага у него уже никогда не будет.
   Отпуская Догера, Шура испытал облегчение. Он достиг цели и в то же время не утратил смысл жизни. Когда-то в предгорьях Осси он уже испытал чувство покорения вершины. Поднимался на высоченную скалу. Шаг за шагом совершал трудный подъем. Перелазил через острые камни и прорывался через колючие кусты. И вот она, вершина. И все, и некуда больше идти. Несколько минут можно полюбоваться пейзажем, раскинувшимся внизу. А потом предстоит долгий и нудный спуск.
   Дариан был прав, только сильный волен миловать и прощать.
   – Одно скажи - почему ты не забрал ключ тогда. Когда победил найта Осы? - спросил он у Красного Волка, садящегося в седло своего мотоцикла.
   – Спешил.
   Догер дернул заводную лапку и его мотоцикл с красным зверем на коляске помчался прочь, вздымая за собой шлейф пыли.
   А Шура остался стоять на дороге, глядя на большой красный диск восходящего светила. Меч торчал воткнутым в землю почти на половину клинка.
   Мудрый Заг не беспокоил молодого найта. Тот молча стоял, глядя прямо на восток. Начинался новый день, рождалось новое Солнце. Предстояло начинать новую жизнь. Куда ему идти дальше? Что делать? Каким воздухом дышать и что видеть?
   Он стоял, темным силуэтом выделяясь на фоне всплывающего над полем большого красноватого шара. Стоял до тех пор, пока Солнце не оторвалось от горизонта.
   Отсюда ведут четыре дороги. Если направиться по одной из них, то можно попасть в родную Тимберию. Там завести пасеку, хлопотать над пчелами, вспоминать мудрого Дариана и жить под покровительством Благодатного Светила. Он мог бы учить мальчишек грамоте и любви к людям.
   Другая дорога привела бы к развалинам хижины Вайса. Ее можно поправить и жить там, вдалеке от всех, в своем Маленьком Мирке. Размышляя о вечном. О смысле жизни. О пути землепашца и воина. Научиться играть в шахматы сам с собой.
   В конце третьей дороги его бы встретили Ванда и Глашек. Там ему будут рады и встретят очень приветливо. Особенно Ванда. Если их не зацепил ураган отступающих борнийцев.
   Четвертая дорога лежала прямиком в Эдж. Альбина, поди, уже истосковалась вся. Если за это время не пригрела того, с ветвистыми рогами.
   Он достал из кармана маленькое бронзовое солнышко, посмотрел на отблеск большого Светила.
   Внезапно Шура понял, что может достичь чего угодно. Нет больше в этом мире такого, чего он не мог бы добиться. Нет такой дороги, по которой он не мог бы пройти или проехать.
   Может, стать королем? А что? Он будет суровым, но справедливым правителем. Баделенд станет процветать с ним, он позаботиться о королевстве.
   После того, как он прошел испытание силой и властью над жизнями, на пути правителя у него не будет проблем.

 
Он до цели доберется
По своей пройдет стезе,
Он дотронется до Солнца,
Сокрушит преграды все,
 

   – тихо шептали его губы памятные строки из волшебной песни.
   Солнце сегодня дарило свет с особенно красным отливом. Даже каким-то рыжим. А этот цвет был фартовым для Шуры. И поднималось светило как раз над той дорогой, что вела в столицу.
   А еще он мог выбрать просто Дорогу. Он уже породнился с ней. Изучил эту капризную женщину, знает ее прелести, ведает, где может подстерегать опасность и как ее преодолеть.
   – Ты давно видел себя со стороны?
   Странный вопрос Зага оторвал Шуру от раздумий.
   – Ну, когда…
   Он силился вспомнить, но так и не смог. Наверное в зеленой воде Данюба, когда последний раз ожидали парома.
   – Ты очень похож на него… - сказал Заг, показывая рукой в ту сторону, куда укатил красно-черный мотоцикл.
   Шура не стал раздумывать над словами рулевого.
   – Погнали, - сказал он, пальцем нажимая на кнопку магнитофона.
   Волшебная шкатулка родила музыку, заиграла словами, как всегда подсказывая нужное направление.

 
Все сказаны слова,
Все сделаны дела
И снова вместе на дороге мы с тобой
Время вдаль лететь,
Нет больше сил теперь
Когда ты в коже, на коне, а конь стальной
Я не состарюсь никогда,
В крови огонь, а не вода
А не по нраву я кому-то - мне плевать
Колеса есть и есть друзья,
Горячий ветер и гроза
Пока не сдохнем - по дороге будем гнать!
 

   Взревел мотор, "Харлей" плавно тронулся, оставляя за собой небольшое облачко пыли и след протекторов, который, как и все следы, будет смыт ближайшим дождем.
   Мотоцикл помчался навстречу восходящему Солнцу.
 
    Александр Важин, 2007
    В книге использованы фрагменты текстов песен из репертуара группы "Ария". Стихи М. Пушкиной, А. Елина.