Вебер Дэвид Марк. В руках врага (Хонор Харрингтон - 7)

   - Рада познакомиться с вами, - сказала Хонор. - Должна сказать, что меня чрезвычайно заинтересовали ваши соображения относительно новой тактики конвоев, опубликованные в "Военных записках". Мне хотелось бы обсудить с вами эту тему поподробнее.
   - О, разумеется, миледи.
   Глаза Маршана блеснули: взгляд его стал куда более человеческим. Пожимая ему руку, Хонор почувствовала, что эмоциональное напряжение несколько ослабло, хотя, конечно же, не исчезло совсем. Чтобы развязать этот узел, требуется время, но ей, похоже, удалось найти ниточку, за которую можно было потянуть для начала.
   - Ну а этот офицер, миледи, как мне кажется, не нуждается в представлении, - заявил капитан Гринтри, кивнув в сторону стоявшего рядом с ним щеголеватого коммандера в мундире КФМ.
   Андреас Веницелос был ростом с обыкновенного грейсонца, зато ладно пригнанный мундир носил с отменным изяществом. Этот темноволосый, стройный, мускулистый мужчина с орлиным носом по части самообладания и грации движений мог бы поспорить даже с древесным котом.
   - Разумеется, капитан, - откликнулась Хонор, с теплой улыбкой протягивая Веницелосу руку. - Рада тебя видеть, Энди. Похоже, рядом со мной всегда оказывается кто-нибудь из старых боевых товарищей. Это уже входит в привычку.
   - Да, мэм, я об этом слышал, - ответил Веницелос со столь же искренней улыбкой, принесшей Хонор облегчение. Далеко не каждый офицер обрадовался бы перспективе оставить командование легким крейсером ради штабной работы. Конечно, Веницелоса перевели на новое место службы еще до того, как ей было поручено командование Восемнадцатой эскадрой: зато Хонор вытребовала его для службы в своем штабе.
   По штатному расписанию начальники штабов в звании капитана полагались лишь адмиралам и вице-адмиралам: контр-адмирал мог заполучить такового лишь как знак особого расположения Адмиралтейства. Хонор как коммодору полагался штабист не старше коммандера или лейтенант-коммандера, и она, увидев в списках знакомую фамилию, немедленно забрала Веницелоса к себе. Правда, решение привить ему опыт штабной работы для дальнейшего продвижения в ранг капитана второго ранга было принято на более высоком уровне. О чем Андреас, конечно же, знал, хотя Хонор не была уверена, понимает ли он значение происходящего. Опыт работы в штабе объединенной эскадры, укомплектованной персоналом и кораблями с трех различных флотов, мог оказаться неоценимым для его дальнейшей карьеры. По догадкам Хонор, Веницелоса готовили как будущего флаг-офицера - и это звание он мог получить гораздо скорее, чем считал возможным.
   - Ну что ж... - Хонор выбросила из головы посторонние мысли, сцепила руки за спиной и, легонько покачиваясь на каблуках, несколько секунд рассматривала подчиненных. - Я с нетерпением ожидаю встречи с остальными офицерами, как вашими, капитан, так и штабными, Андреас. Вот только устроюсь и осмотрюсь.
   - Разумеется, миледи, - ответил Гринтри. - Позвольте проводить вас в вашу каюту.
   - Благодарю, капитан, - сказала Хонор и двинулась вперед.
   Стоявшие в почетном карауле морские пехотинцы затянутыми в перчатки руками приставили к ноге импульсные ружья и замерли по стойке "смирно". Гринтри и Маршан следовали за леди Харрингтон, отстав точно на предписанные уставом полшага. Через некоторое время она оглянулась и чуть не рассмеялась: сопровождающие сформировали целую процессию. Впереди шли Эндрю Лафолле и Веницелос, за ними МакГиннес, присматривавший за двумя стюардами третьего класса, нагруженными личным багажом Хонор, а замыкали шествие Джеймс Кэндлесс и Роберт Уитмен, двое ее постоянных телохранителей. Хотя Хонор уже начала привыкать к многочисленным и разномастным свитам, ей показалось забавным, что вокруг нее толчется разом столько народу. К сожалению, выбирать не приходилось: она только надеялась, что корабельный лифт окажется достаточно большим, чтобы туда втиснулась вся компания.
   Глава 6
   Когда при ее появлении и Роб Пьер и Оскар Сен-Жюст поднялись с мест, Эстер МакКвин в очередной раз заставила себя просто кивнуть им в ответ. Пора бы перестать удивляться: они поступали так всякий раз, когда встречались с ней, вместе или порознь, и она, странное дело, верила, что это искренняя любезность, а не какой-то способ манипуляции. Из чего отнюдь не следовало, будто Эстер была способна забыть о том, что оба они - непревзойденные манипуляторы. Просто проявлявшаяся ими в узком кругу старомодная учтивость на фоне нынешней агонии Республики казалась почти гротескной.
   "А Республика-то и вправду агонизирует", - мрачно подумала Эстер, шагая по ковру, устилавшему пол небольшой комнаты для совещаний. Достаточным доказательством тому служили ее недавнее сражение с Уравнителями.. и ставшие его следствием чудовищные массовые захоронения.
   До сих пор никто не комментировал ее роль в этой немыслимой бойне, и МакКвин это, в общем-то, радовало. Комитет по открытой информации и вовсе утверждал, будто все погибшие были убиты мятежниками, - и Эстер не до конца понимала, следует ей гневаться на пропагандистов или благодарить их. С одной стороны, у нее не имелось ни малейшего желания вписать себя в историю как убийцу миллионов соотечественников, пусть столь жесткие меры и диктовались необходимостью. С другой стороны, лживость официальных сообщений была очевидна для любого разумного человека, ибо использовать современное вооружение в таком городе, как Новый Париж, не истребив при этом уйму народу, решительно невозможно: таким образом, она становилась соучастницей государственного обмана. Впрочем, Эстер понимала, что попала в ловушку: как ни старайся, а выглядеть в глазах общества незапятнанной ей все равно не удастся. Конечно, это не она подорвала два ядерных заряда, тайно заложенных Уравнителями в обеих столичных казармах Бюро госбезопасности. Бомбы сделали свое дело, лишив руководство БГБ сил, способных эффективно противодействовать повстанцам. Очевидно, лидеры Уравнителей решили, что такой результат вполне оправдывает гибель множества живших рядом с казармами мирных граждан...
   МакКвин предпочла бы думать, что сама она не такая, как эти мясники, однако та самая честность по отношению к себе, которая помогла ей стать выдающимся флотоводцем, не позволяла поддаться самообману.
   "Единственная реальная разница, - сказала она себе, - заключается в том, что они начали первыми. Мое кинетическое оружие было "чище", но для погибших детей эта разница не имеет никакого значения."
   А вот Уравнители детьми не были. Заварив эту кашу и применив то, что по-прежнему называют "оружием массового поражения", они с самого начала раскрыли природу своего мышления. МакКвин понимала, что у них на уме, знала, к чему могут привести их усилия, и сделала то, что должна была сделать, ибо ее бездействие обернулось бы худшими бедами. Принимать решение ей пришлось под давлением не менее жестким, чем при обороне Звезды Тревора, но впоследствии, размышляя о случившемся, она ни разу не усомнилась в правильности своего поступка. Беда заключалась в том, что ни отсутствие у нее реального выбора, ни уверенность в правильности поступка никоим образом не меняли того факта, что она, скорее всего, погубила не меньше людей, чем Уравнители. Ей приходилось жить с этим знанием, находя оправдание лишь в том, что в отличие от них она не только убила многих невинных, но и покарала нескольких реально виновных.
   "Клянусь Богом, так оно и было", - сказала себе Эстер, усаживаясь в отодвинутое для нее Сен-Жюстом кресло. И если ее кооптация в состав Комитета общественного спасения стала наградой за содеянное, то эта награда ею заслужена. И еще, для того чтобы вернуть агонизирующую Народную Республику на правильный путь, необходимы время и свежие силы: проявив терпение, она может обрести достаточно власти, чтобы покарать и других виновных... включая двоих мужчин, сидевших сейчас с нею в совещательной комнате.
   - Рад видеть, что вам стало легче двигаться, гражданка адмирал, сказал Пьер, начиная разговор, и МакКвин улыбнулась. Сломанные - точнее сказать, переломанные во многих местах - ребра оказались самым тяжелым повреждением, полученным ею, когда в самом конце сражения ее бот рухнул на землю. Хирургия и интенсивная терапия позволили быстро залечить раны и восстановить мягкие ткани, но с костями эти методы не срабатывали. После того как медики удалили из ее грудной клетки многочисленные костные осколки и скрепили концы ребер, они срастались более двух месяцев, а восстановить подвижность полностью ей не удалось до сих пор.
   - Спасибо, - ответила она. - Мне и правда лучше, гражданин председатель и...
   - Пожалуйста, гражданка... Эстер, - протестующе поднял руку Пьер. - Мы стараемся обходиться без лишних формальностей... по крайней мере в узком кругу.
   - Понимаю, Роб, - отозвалась она, ощутив на языке вкус его имени.
   В этой демонстративной фамильярности, как и в нарочитой любезности вставших при ее появлении членов Комитета, ей мерещилось нечто сюрреалистическое. Она была не настолько наивной, чтобы поверить, будто этот человек видит в ней не только инструмент, временно понадобившийся ему для достижения своих целей, - она и сама не собиралась, когда придет время, оставлять его в живых, - однако сейчас, пока Республика горела в огне, они сидели за столом и старательно разыгрывали роли единомышленников и соратников.
   - Спасибо, - повторила МакКвин. - Мне действительно стало гораздо лучше, поэтому я и попросила тебя и граж... Оскара о сегодняшней встрече. Я хочу приступить к работе, но наши предыдущие консультации прояснили не все аспекты. Надеюсь, вы объясните мне, какого рода деятельности от меня ждут.
   Эстер снова улыбнулась, а Пьер откинулся в своем огромном, стоявшем во главе стола кресле, обдумывая ее пожелание. Впрочем, все кресла в совещательной комнате были велики и до неприличия удобны, однако председательское превосходило все прочие, и когда председатель, опершись о подлокотники, свел пальцы под подбородком, уподобляясь сидящему на троне монарху, перед мысленным взором МакКвин возник образ засевшего в центре своих тенет паука. Даже понимая, что это набившее оскомину клише, она находила ассоциацию удачной.
   Некоторое время Пьер молча рассматривал сидевшую напротив худощавую темноволосую женщину. Ее зеленые глаза светились мягкой любезностью, да и всем своим обликом, несмотря на золотое плетение эполет и многочисленные знаки отличия на мундире, она мало походила на хладнокровного и сурового боевого командира. С другой стороны, и Оскар Сен-Жюст едва ли похож на таинственного и грозного главу Бюро государственной безопасности. Это стоит взять на заметку, подумал Пьер, в свое время использовавший внешнюю безобидность Сен-Жюста при подготовке и осуществлении переворота.
   Но МакКвин, по крайней мере сейчас, приступая к своей работе, демонстрировала надлежащий такт и понимание ситуации. Войдя в состав Комитета почти три месяца назад, она, однако, согласилась с официальной версией, согласно которой полученные ранения не позволяли ей немедленно приступить к выполнению своих обязанностей. Разумеется, то была не слишком хитрая отговорка: раны, даже болезненные, не лишали ее трудоспособности, но МакКвин предпочла не спорить, а согласиться. Она едва ли догадывалась, что подлинная причина отсрочки состоит в том, что ей было предпочтительнее приступить к работе в отсутствие на Хевене Корделии Рэнсом с ее патологическим недоверием к военным. Пьер понимал: хотя внешне Корделия и согласилась на кооптацию в Комитет представителя военных, это не изменило ее убеждений, а он не нуждался в трениях между нею и гражданкой адмиралом, во всяком случае до тех пор, пока МакКвин не обретет почву под ногами. Он не собирался информировать ее об этом - следил за реакцией, желая понять, насколько она готова к сотрудничеству. Так или иначе, МакКвин согласилась с официальной версией об отсрочке вступления в должность по причине нездоровья: от Сен-Жюста ему было известно, что, прежде чем обратиться с просьбой о встрече, она даже заручилась разрешением лечащего врача.
   Это могло быть как очень хорошим знаком, так и очень плохим. Едва весть о том, кто остановил Уравнителей, разлетелась по Новому Парижу, популярность МакКвин в народе взлетела на недосягаемую высоту. Комитет по открытой информации приложил колоссальные усилия, чтобы преуменьшить роль флота и превознести силы госбезопасности, многие сотрудники которых, как признавал Пьер, проявили куда большую стойкость и отвагу, чем от них ожидали, однако на городских улицах уже знали правду. В результате к репутации адмирала, удерживавшего Звезду Тревора свыше восемнадцати стандартных месяцев, МакКвин добавила славу "спасительницы Республики". Тот факт, что она перебила ничуть не меньше их друзей и соседей, чем сами Уравнители, для городской толпы ничего не значил. Разумеется, любовь черни непостоянна и зыбка: в долгосрочном плане она не имела значения, однако в настоящий момент Эстер могла бы воспользоваться положением любимицы народа и потребовать от Комитета предоставления ей более широких прав и полномочий. Подобные опасения существовали, и Пьер с Сен-Жюстом даже разработали тайный план ее устранения: осложнения после тяжелых ранений могли повлечь за собой неожиданную кончину гражданки адмирала.
   Однако МакКвин никаких требований не выдвигала, а благодарность Комитета и предложение войти в его состав приняла если и не со скромностью, то без высокомерия. Что, разумеется, тоже было отмечено Пьером: в ее положении демонстрация скромности была бы явным лицемерием. Она не хуже его знала, кто спас Комитет... и знала, что даже после этого никто не предложил бы ей места в высшем органе управления, если бы Пьер не счел это полезным. Похоже, эта особа была готова воспринимать действительность такой, какова она есть, не зарываясь. Именно так - во всяком случае внешне - она воспринимала приказы командования. Пьер позволил себе надеяться, что поступки Эстер точно отражают ее отношение к делу: его бы это вполне устроило.
   Однако он не имел склонности к скоропалительным выводам. Планы действий на случай непредвиденных обстоятельств, разработанные ею самовольно, под носом у гражданина Фонтейна, сыграли важную - если не решающую - роль в спасении Комитета, однако заниматься ими ей вовсе не следовало. Безусловно, способность Эстер вести за собой людей являлась одним из качеств, определяющих ее ценность как военачальника, однако та же способность позволяла ей убеждать подчиненных участвовать в составлении несанкционированных планов и фактически в хитроумном обмане гражданских властей. Недаром Сен-Жюст приставил к ней в качестве комиссара именно Эразмуса Фонтейна.
   Фонтейн являлся одним из лучших сотрудников госбезопасности, однако со стороны производил впечатление законченного болвана. Идея, одобренная Пьером заключалась в том, чтобы, оказавшись под присмотром явного идиота, МакКвин почувствовала себя в безопасности и утратила бдительность. Разумеется, для этого ему требовалось убедить ее в том, что он не только выглядит дураком, но и впрямь таковым является. Похоже, Эразм со своей ролью справился, и его истинная суть раскрылась перед Эстер лишь после того, как мятеж Уравнителей заставил его сбросить личину и решительно действовать совместно с ней. Однако, несмотря ни на что, об осторожности она не забыла и ухитрилась скрыть от него тайную деятельность своего штаба. Причем не частично, а полностью. В своем отчете комиссар с обезоруживающей откровенностью признавал, что это стало для него полнейшей неожиданностью.
   Пьеру такая прямота понравилась: слишком многие на его месте попытались бы скрыть собственные промахи, замаскировав их лавиной обвинений. Кроме того, Фонтейн, как подлинный профессионал, постарался довести до сведения вышестоящих свое видение личности МакКвин, и Пьер с его выводами согласился. Если эта женщина столь умело скрывала свои замыслы от человека, которого считала остолопом, то в отношении людей, явно не имевших в ее глазах репутации дураков, от нее можно было ждать гораздо большей осмотрительности. По этой причине безупречное поведение Эстер настораживало Пьера чуть ли не сильнее, чем встревожила бы попытка выкроить для себя побольше власти. Что бы он ни говорил Корделии, Пьер понимал, что Эстер МакКвин - обоюдоострый меч, и не хотел, чтобы клинок лишил его пальцев. С другой стороны, он осознавал, что человек в его положении легко может оказаться жертвой чрезмерной подозрительности, парализующей волю и заставляющей даже в критической ситуации не действовать, а вновь и вновь размышлять о потенциальных угрозах, которые, скорее всего, никогда не реализуются.
   - Наверное, нам уже давно следовало объяснить, что у нас на уме, сказал он, с улыбкой кивнув МакКвин. - Прошу прощения, Эстер, за то, что мы до сих пор не ввели тебя в курс дела. Отчасти причина в том, что суматоха, связанная с попыткой переворота, заставила нас пересмотреть все планы и графики, но, должен признаться, имелись и некоторые политические соображения. Уверен, ты сама понимаешь, что идея прямого представительства военных в Комитете по душе не всем его членам
   - Я вполне допускаю, что кто-то может не испытывать энтузиазма по этому поводу, - спокойно ответила МакКвин, глядя Пьеру прямо в глаза.
   Нельзя сказать, чтобы это было подлинным столкновением воли с волей, однако мало кто, не считая Корделии, был способен выдержать его взгляд, и Пьер, как ни странно, ощутил легкий прилив удовольствия, словно фехтовальщик, скрестивший клинки с достойным противником.
   - Так или иначе, - продолжил он, - предубеждение существует, и я, прежде чем подключить тебя к работе, хотел выждать, пока все чуточку утрясется.
   - Могу ли я считать, что все утряслось?
   - Можешь.
   Пьер не собирался говорить ей, что, учитывая популярность МакКвин у толпы, как раз назначение ее в Комитет, как бы это ни маскировалось, и сыграло решающую роль в помянутой "утряске". Не понимать этого могла бы разве что дурочка, а дурой Эстер явно была, однако председатель решил, что если она сочтет, будто он числит ее в глупцах, не способных сообразить очевидного, это будет кстати.
   - На самом деле, - продолжил он, - если бы не твоя просьба о встрече, я сам попросил бы тебя зайти нам с Оскаром завтра утром.
   МакКвин, откинувшись в кресле, подняла бровь, и Пьер улыбнулся. Но улыбка его тут же растаяла: он подался вперед и заговорил очень серьезно.
   - Мятеж Уравнителей обнажил новую проблему и заставил пристальнее взглянуть на некоторые из уже известных. Новая состоит в том, что Уравнителям удалось пробраться в сам Комитет. С чисто военной точки зрения они не смогли бы подложить бомбы или парализовать работу командной сети без помощи изнутри, а с политической - они просто должны были рассчитывать на публичную поддержку представителей нынешнего Народного собрания, чтобы после победы обрести видимость легитимности. Конечно, они могли бы заполучить несколько говорящих голов на голографических проекторах, с приставленными к виску пульсерами, однако если рядовые Уравнители в массе своей - придурки, то сам Ла Бёф и его ближайшие соратники были умны и опасны. Я убежден - и Оскар разделяет мое мнение, - что они никогда не выступили бы, не будь у них уверенности в долгосрочной поддержке части Комитета. К сожалению, выявить изменников в своих рядах нам не удалось, а стало быть, мы имеем дело с серьезной внутренней проблемой. Конечно, люди Оскара, - он кивнул на Сен-Жюста, - работают над ней. Результаты пока не впечатляют, но они будут рыть землю, пока не докопаются до внедрившихся предателей. А мы тем временем поразмыслим о радикальном сокращении Комитета: предполагается уменьшить число его членов вдвое. Разумеется, мы не можем пойти на столь радикальный шаг немедленно. Кроме того, даже по завершении чистки у нас не будет уверенности в том, что все чуждые элементы удалены. Но вот что в наших силах, так это сохранить людей, более всего заслуживающих доверия.
   Пьер умолк, наблюдая за МакКвин. Сказанное им сейчас фактически было обещанием оставить ее в составе нового, урезанного Комитета, однако она ничем не выдала, что поняла намек. Если не считать легкого поджатия губ и едва заметного кивка, она никак не отреагировала на услышанное: лицо ее оставалось внимательным и спокойным.
   - Как я уже сказал, с этим придется немного повременить, - продолжил Пьер, - но вот с застарелыми, хорошо известными проблемами надо разбираться без проволочек. К числу таких проблем относится и то, что монти лупят нас почем зря, а мы - в понятие "мы" я включаю и Комитет общественного спасения, и БГБ - ухитрились кастрировать собственный Флот. По моему мнению, нам пора перестать винить Флот за неудачи и признать, что возникшие у него проблемы созданы нами. А уладить эти проблемы мы предлагаем тебе.
   При всем своем самообладании МакКвин удивленно моргнула. Такой степени откровенности и тем более признания своей вины в бедственном положении Флота она от председателя не ожидала. Сама краткость и четкость признания сделали его еще более весомым, а полная неожиданность заставила ее задуматься и несколько секунд помедлить с ответом.
   - Гражданин председатель, - сказала она наконец нарочито официальным тоном, - я никак не могу не согласиться с только что услышанным. Сама бы я, вероятно, этого не сказала: находящемуся на службе офицеру едва ли подобает выступать со столь... откровенной критикой, но я была очень рада услышать такое от вас. Если вы и Комитет действительно придерживаетесь такой точки зрения и намерены поддержать меня, я готова немедленно начать работу по исправлению ситуации. Но должна быть честной: без определенной, разумеется, приемлемой для вас свободы действий результаты моих усилий будут далеки от желаемых.
   МакКвин умолкла, чувствуя, что покрывается потом. Она высказалась, пожалуй, слишком откровенно и зашла даже дальше, чем сам Пьер. Лицо ее оставалось невозмутимым.
   - Понятно, - пробормотал Пьер, покосился на Сен-Жюста и снова обернулся к МакКвин. - Действительно, прежде чем мы начнем совместную работу необходимо договориться о том, как каждый из нас ее себе представляет. А поскольку ты специалист в военной области, прошу тебя осветить нам наиболее острые проблемы.
   Эстер понимала, что ступает на очень тонкий и хрупкий лед, однако она уже ощутила выброс адреналина в кровь. Нельзя сказать, что это было то же чувство, какое она испытывала перед боем, однако во многих отношениях ситуация казалась схожей. При всех своих политических амбициях она была адмиралом и посвятила Флоту всю свою жизнь. Чем бы это ни грозило, она не могла упустить случай донести заботы и тревоги военных до тех людей, которые принимали решения. А стало быть, с самым могущественным человеком в Республике следовало говорить предельно откровенно.
   - Наша самая тяжкая проблема, - не колеблясь начала она, - состоит в том, что офицеры имеют не больше возможности проявить инициативу, чем трехдневный труп. Я не возражаю против подотчетности военных гражданским властям: такая система существовала и при Законодателях и должна существовать сейчас. Однако есть существенная разница между безусловным исполнением приказов и состоянием постоянного испуга, не позволяющего без приказа пошевелить даже пальцем. Скажу открыто: в этом отношении госбезопасность зашла слишком далеко.
   Ее зеленые глаза перебежали вбок, и она, не дрогнув, встретилась взглядом с Оскаром Сен-Жюстом.
   - Весь персонал Флота, а прежде всего командный состав, находится под постоянным и чрезмерно сильным давлением. Возможно, как гарантия послушания это себя оправдывает, но чтобы Флот действовал эффективно, ему нужны не слепые исполнители, а инициативные лидеры. Речь идет не о неподчинении директивам высших властей, а о возможности действовать по своему усмотрению в ситуациях, не предусмотренных приказами. Недавняя попытка переворота ясно показала, какими угрозами чревато чрезмерное подавление инициативы. Когда Уравнители взорвали ядерные заряды в самом сердце Нового Парижа, никто из командиров столичного флота не пришел мне на помощь. Офицеры боялись, что любое самостоятельное действие будет истолковано как мятеж, и, едва суматоха уляжется, они будут незамедлительно расстреляны служащими госбезопасности.
   Она осеклась, переводя дух. Пьер ощутил прилив гнева, однако тут же заставил себя вспомнить причину своего недовольства. Хотя в глазах МакКвин пылала подлинная страсть, даже о наболевшем она говорила ровно и спокойно: не обвиняя, не поучая, а просто констатируя факты. В конце концов, он сам просил ее указать болевые точки, и если ему не нравится услышанное, то кто в этом виноват? Она? Или все-таки те, кто довел флот до подобного положения?
   По большому счету ее ответы не имели для него значения: Пьер хотел, чтобы МакКвин заняла этот пост, полагая, что она может принести определенную пользу. Для этого, разумеется, им следовало определиться с проблемами и полномочиями. Проблемы для него были, в общем-то, ясны; он просто не привык к тому, чтобы о них говорили без обиняков.
   - Я согласен с тем, что отсутствие инициативы представляет собой одну из реально существующих проблем, - внешне бесстрастно сказал он. - Но, судя по твоему тону, у флота есть и другие.
   - Гражданин председатель, - откровенно сказала МакКвин, - я могу часами перечислять имеющиеся у нас проблемы, однако большая их часть вполне может быть решена усилиями командиров. Если эти командиры будут знать, что их усилия будут поддержаны высшим руководством, а допущенные оплошности - я говорю о случайных промахах, а не об измене! - не станут поводом для немедленного расстрела их самих и заключения в тюрьму их близких. Отсутствие инициативы - это лишь один из симптомов нашей истинной проблемы, сэр. Нашим офицерам некогда думать о противнике; они постоянно оглядываются через плечо и боятся не только действовать самостоятельно, но и нарушить любой приказ, даже если совершенно очевидно, что к моменту поступления он никак не соответствует обстановке. Другой стороной того же явления можно назвать отстрел офицеров, честно исполнивших свой долг, но потерпевших неудачу: это значит, что они уже никогда не получат возможности извлечь урок из собственных ошибок. Для ведения успешных военных действий необходимы профессиональные кадры, уверенные в себе и в надежной поддержке тыла. На данный момент мы с трудом пытаемся восстановить профессиональный уровень, имевшийся при прежнем режиме, но у нас нет уверенности ни в себе, ни в качестве нашей техники, ни, прошу прощения, в поддержке нашего политического руководства.