Вебер Дэвид Марк. В руках врага (Хонор Харрингтон - 7)

   А тем временем Джеймс МакГиннес, уединившись в спальне Хонор, сидел в кресле, уставившись на застекленный шкафчик с реликвиями: вложенным в усыпанные драгоценными камнями ножны Мечом Харрингтон, Ключом землевладельца и Звездой Грейсона. Он сидел, не шевелясь, не производя ни звука, но по его щекам струились слезы.
   * * *
   Со вздохом подняв голову от книги, которую она уже битый час делала вид, будто читает, Хонор устало протерла глаза, спустила ноги с узкой койки, вышла в центр тесной каюты, которую делила с Марсией МакГинли, Джеральдиной Меткалф и Сарой Дюшен, и приступила к упражнениям на растяжку.
   МакГинли оторвалась от шахматной задачи и, подняв бровь, взглянула на Дюшен. Астрогатор понимающе кивнула, и обе женщины присоединились к Хонор. Та посторонилась, и они закружили на тесном пятачке свободного пространства в неком подобии танца. Меткалф, для которой пространства не хватило, наблюдала за ними с койки, а Нимиц, решив, что негоже таким славным коленям пропадать впустую, перебрался с изножия кровати Хонор к ней на ноги и перевернулся на спинку, предлагая погладить пушистый животик.
   Присматривая за остальными краешком глаза, Хонор выполняла упражнения и очень сожалела о нехватке свободного пространства. Чтобы проделать ката по-настоящему, места было маловато даже для нее одной, а вздумай она все же заняться этим в компании, то могла бы ненароком нанести кому-нибудь увечье. Однако теснота имела определенные преимущества: строго говоря, военнопленных следовало содержать в одиночных каютах, в изоляции друг от друга, и на более крупном корабле ей пришлось бы обходиться без компании.
   Но "Граф Тилли" был всего лишь линейным крейсером, и Турвиль, передав через Богдановича свои глубочайшие извинения, поселил Хонор в спальной каюте, предназначавшейся для размещения шестерых младших офицеров. Леди Харрингтон делила каюту с МакГинли, Меткалф и Дюшен, являвшимися при всей, весьма существенной, разнице в чине между ними и Хонор старшими по званию среди пленных женщин.
   На первых порах Меткалф и Дюшен чувствовали себя неловко, испытывая нечто вроде вины из-за того, что стесняют коммодора, лишая ее подобающего сану комфорта. Хонор старалась сгладить эти шероховатости, в чем ей очень помогла МакГинли. Ни Меткалф, ни Дюшен прежде с Харрингтон не служили: они видели ее лишь во время кратких визитов на борт "Принца Адриана". МакГинли, командир оперативной части штаба Хонор, стала своего рода связующим звеном между коммодором и другими пленницами. Имея такое же звание, как у них, она, с другой стороны, являлась вторым по должности членом штаба Харрингтон, находилась с ней в давних и тесных рабочих отношениях и стала неплохим посредником.
   Разумеется, даже самые налаженные отношения не отменяли воинской субординации: по отношению к остальным Хонор являлась не только старшей по званию, но и их командиром. О панибратстве не могло быть и речи, однако отношения между пленницами установились доверительные, что радовало. Не имея контакта с остальными пленными и не зная, что происходит с людьми, за которых она по-прежнему чувствовала себя в ответе, Хонор, чтобы противостоять гнетущему страху перед будущим, нуждалась в хоть каком-то ощущении стабильности.
   А вот Нимиц выглядел ничуть не обеспокоенным... хотя, конечно, внешность могла быть и обманчивой. Он понимал, что оказался в ловушке, и от Хонор этого понимания скрыть не мог, однако легко дурачил своим добродушным оптимизмом всех, с кем не имел эмоциональной связи. Кот постоянно ластился ко всем трем младшим офицерам, без конца веселил их своими выходками, и Хонор, возможно, ощутила бы ревность, не знай она, что Нимиц сознательно проводит с пленницами нечто вроде сеансов психологической разгрузки и что преодоление первоначального дискомфорта во многом является его заслугой.
   Мало того, коту удалось очаровать не только пленниц. Шэннон Форейкер наведывалась к Хонор - и Нимицу - с такой регулярностью, что Харрингтон начала опасаться за ее судьбу. Офицер Народного Флота, водивший тесное знакомство с монти, запросто мог угодить под подозрение, и Хонор даже чувствовала себя чуточку виноватой из-за того, что так и не остерегла Форейкер. Однако посещения гражданки коммандера радовали пленницу, и она оправдывалась тем, что Форейкер посещала ее с разрешения и даже по распоряжению адмирала Турвиля.
   Конечно, если контр-адмирал хотел быть уверенным в том, что с пленными обращаются как следует, Форейкер была подходящей кандидатурой, однако Хонор подозревала, что у Турвиля имелись и другие мотивы. Несмотря на продвижение по службе, Форейкер не слишком изменилась с тех пор, как Харрингтон встречалась с ней на Силезии, и явно хотела отплатить за проявленное к ней на борту королевского корабля радушие. Однако если на флотах большинства держав естественная благодарность была бы встречена с пониманием, в Народной Республике дело обстояло иначе. Харрингтон подозревала, что Турвиль специально назначил Форейкер ответственной за содержание пленных, дабы ее повышенный интерес к врагам всегда можно было оправдать служебным рвением, проявленным при исполнении приказа.
   Сама Форейкер, скорее всего, даже не догадывалась о хитрости своего командира, ибо при всем блестящем даровании отличалась удивительной, придававшей ей особое очарование наивностью. Отнюдь не будучи глупой или недалекой, она просто не замечала того, как пронизывает идеология все аспекты жизни Народного флота, и была напрочь лишена той инстинктивной осторожности, которая позволяла многим ее коллегам огибать окружавшие их "минные поля". При мысли о том, что может статься с Форейкер, если вышестоящие сочтут, что более не нуждаются в ее талантах, Хонор пробирало холодом. На первый взгляд было странно беспокоиться о судьбе неприятельского офицера, чья одаренность доставила немало хлопот Королевскому Флоту. Однако Хонор трудно было соглашаться с этим, в то время, как Форейкер заботилась о полноценном питании пленников, играла в шахматы с МакГинли, угощала сельдереем Нимица и даже распорядилась доставить Меткалф ее принадлежности для рисования, оставшиеся на "Принце Адриане".
   Форейкер, похоже, совершенно не осознавала какую-либо опасность для себя лично, но она прекрасно понимала, что тревожит Хонор, и предпринимала в связи с этим определенные усилия. Она не только приводила других хевенитов и знакомила их с Нимицем, но и под предлогом необходимости "прогуливать зверюшку" брала кота с собой на палубы. Это позволяло команде "Графа Тилли" проникнуться очарованием Нимица и убедиться в том, что он совершенно безобиден. Хонор была благодарна ей за это, хотя и подозревала, что Турвиль насчет безобидности древесных котов иллюзий не питает. Гражданин контр-адмирал взял за обыкновение приглашать на обед ее, МакКеона и "полковника" Лафолле как трех самых высокопоставленных пленных. Леди Харрингтон, несмотря на то что обеды не лучшим образом сказывались на Лафолле, ценила эти встречи, на одной из которых гражданин контр-адмирал "случайно проговорился" о том, что разведка Народного Флота собрала на Хонор изрядное досье.
   Поначалу это известие ее несколько удивило, хотя по здравом размышлении ничего удивительного в нем не было. Она и сама не раз знакомилась с досье на тех офицеров Народного Флота, которых мантикорская разведка находила заслуживающими внимания. Хонор просто не думала, что Народный Флот может точно так заинтересоваться ею. Однако хевениты, похоже, основательно изучили ее биографию, в том числе и все, относящееся к ее действиям на Грейсоне. По некоторым ремаркам Турвиля Хонор поняла, что их достоянием стали и кровавые кадры из архивов службы безопасности, включавшие историю о том, как она и Нимиц сорвали попытку покушения на семью Бенджамина Девятого. У всякого, увидевшего эту пленку, не осталось бы ни малейших сомнений в том, что древесные коты смертельно опасны. Правда, сам Турвиль держался в присутствии Нимица без опаски, но Хонор не могла быть уверена в том, что другие высокопоставленные лица после ознакомления с записью будут относиться к коту так же.
   С этой точки зрения существование досье таило в себе угрозу разлуки с Нимицем: на месте хевенитов она и сама не разрешила бы никому из пленных оставить при себе "домашнего любимца", способного убивать людей. Ничего удивительного, что новая угроза усугубила ее и без того угнетенное состояние. Привыкшая самостоятельно справляться со всеми затруднениями, она пришла к мучительному осознанию того, что идеи и принципы, в норме являвшиеся опорой и внутренним стержнем личности, в определенных обстоятельствах могут обратиться против нее. Сам отданный ею приказ о сдаче в плен обратил чувство долга и ответственности перед королевой и Флотом в источник вины, а не силы. Другой причиной дискомфорта служило осознание невозможности исполнить долг командира по отношению к подчиненным. Разумеется, она старалась выступать как их представитель перед хевенитами, но отдавала себе отчет в том, что сносные условия содержания и хорошее отношение к ее людям объяснялись прежде всего порядочностью Турвиля и Форейкер. Было совершенно очевидно, что как только Турвиля сменит другой начальник, она никого и никак защитить не сможет. Но самым тяжким испытанием оборачивалась ее связь с Нимицем. То, что на протяжении более чем сорока лет было для нее важнейшей жизненной опорой, средоточием верности и любви, к которым она могла прибегнуть даже в самые тяжкие минуты, теперь обернулось страшной угрозой. Нимица могли забрать у нее - и даже убить! - по прихоти любого головореза из Бюро госбезопасности или даже простого охранника лагеря для военнопленных. Сознание полного бессилия перед этой жуткой угрозой буквально разрушало ее личность. Если ей и удавалось скрывать свое отчаяние от подчиненных, то избавиться от него было невозможно.
   Ужас разъедал ее, словно ржа, отравлял, как яд. Она подозревала, что МакКеон, Лафолле и, возможно, МакГинли догадываются об этом ненавистном, обессиливающем страхе, но искренне надеялась, что остальные ни о чем не подозревают. Людям хватает своих проблем, своих страхов, своих поводов для переживаний. Она не должна обнаруживать слабость перед теми, кто имеет право ожидать от нее помощи и поддержки. Но...
   Послышался мелодичный звонок, и Хонор подняла голову, радуясь тому, что кто-то прервал ее движение по все уплотняющейся спирали самоосуждения. Люк плавно открылся, и в проеме появилась Шэннон Форейкер. Хонор собралась было приветственно улыбнуться, но что-то в выражении лица пришедшей заставило ее насторожиться. Видимо, то же самое ощутили и МакГинли с Дюшен: она спиной почувствовала, что они замерли, прервав упражнения.
   - Чем обязаны, гражданка коммандер? - осведомилась Хонор, уже в который раз подивившись тому, что внутренние терзания никак не отразились на спокойном звучании ее голоса.
   - Гражданин адмирал Турвиль приказал засвидетельствовать вам свое почтение и сообщить, что нами получены новые приказы.
   Голос Форейкер показался Хонор совершенно неестественным. Даже слова прозвучали словно чужие, как будто пришедшая читала по бумажке. Впрочем, сообразила Хонор, она ведь говорит не от своего лица, а от лица контр-адмирала Турвиля.
   - С Барнетта вернулось наше курьерское судно, - продолжила она. Депеши гражданина контр-адмирала Турвиля предназначались командующему системой гражданину адмиралу Тейсману, однако в настоящее время в системе находится член Комитета общественного спасения гражданка Рэнсом, и ее, разумеется, ознакомили с донесениями.
   При упоминании имени Тейсмана, флотоводца, с которым она встречалась в бою и которого знала как отважного и честного человека, в сердце Хонор всколыхнулась надежда - растаявшая без следа, стоило ей услышать зловещее имя Корделии Рэнсом. Однако Харрингтон сумела не выдать свой страх и заставила себя спокойно посмотреть Форейкер прямо в глаза.
   - Большая часть пленных из числа рядовых, старшин и младших офицеров, продолжила та после короткой паузы, - будет препровождена в Таррагон, где находится подведомственный флоту лагерь для военнопленных. Вы лично со старшими офицерами и некоторыми из старшин останетесь на борту "Графа Тилли" и будете доставлены на Барнетт.
   Гражданка коммандер снова выдержала паузу, словно ей очень не хотелось завершать сообщение. Однако избежать этого было невозможно, и она безжизненным тоном произнесла:
   - Гражданка Рэнсом возложила на гражданина адмирала Турвиля личную ответственность за доставку вас на Барнетт, коммодор. Судя по всему, она хочет до определения вашей участи побеседовать с вами лично.
   - Понятно.
   Сопрано Хонор не дрогнуло: ей казалось, будто она видит и слышит себя со стороны. Она достаточно знала о Комитете и о самой Корделии Рэнсом, чтобы понять, какого рода "беседа" и что за "участь" ее ждут. Странно, но в этот миг она испытала чувство, похожее на облегчение: во всяком случае, с муками неопределенности и несбыточных надежд покончено.
   Нимиц, спрыгнув с колен Меткалф, подбежал к ней, и она, подхватив его с палубы, прижала к себе так сильно, что впору было удивиться, что он не запищал от боли. Мир вокруг замер: несколько мгновений она ощущала лишь пушистое тело кота и видела лишь глаза Форейкер, похоже, вполне разделявшей предположение Хонор о том, что ждет ее в будущем.
   И тут неожиданно она со всей отчетливостью осознала, что даже сейчас не вправе уклониться от своего долга. Долга перед королевой, которую не могла опозорить, выказав слабость. Долга перед людьми, которые, может быть, сейчас нуждались в ней больше, чем когда-либо. И наконец, долга перед самой собой, предписывавшего ей собрать остатки истощенных и подорванных сил - и встретить неизбежное, хотя бы внешне сохраняя достоинство.
   - Спасибо, Шэннон. И передайте мою благодарность за информацию гражданину адмиралу Турвилю, - невозмутимо сказала дама Хонор Харрингтон и улыбнулась.
   Глава 20
   Хэмишу Александеру показалось, что получил удар кулаком в живот. Опустившись в кресло, он не отрывал взгляда от лица адъютанта Робардса. Воцарившаяся в его роскошной каюте на борту корабля ГКФ "Бенджамин Великий" гробовая тишина нарушалась лишь ритмичным тиканьем старинных часов. Краешком сознания Белая Гавань отметил, что эти часы подарил ему герцог Кромарти мысль, услужливо подвернувшаяся лишь для того, чтобы хоть на миг его отвлечь. Но сейчас их тиканье звучало громом, словно сам флагманский супердредноут не мог поверить в то, что только что сказал адьютант.
   - Считается пропавшей без вести? - повторил он наконец, и собственные слова прозвучали для него так, будто их произнес человек, способный обратить желаемое в истину, лишь закрыв глаза и просто этого пожелав...
   - Так точно, милорд, - сказал молодой грейсонский офицер. - Здесь записано сообщение адмирала Сорбан.
   Он протянул Белой Гавани планшет, который держал под мышкой с таким видом, словно хотел поскорее от него избавиться, но граф покачал головой.
   - Потом, - хрипло высказал он, взглянул вниз, на свои руки, и тяжело вздохнул. - Я просмотрю сообщение потом, Натан. А сейчас изложите мне его краткое содержание.
   - Милорд, сообщение адмирала Сорбан само по себе скупо на детали, почтительно возразил Робардс.
   Александер лишь нетерпеливо дернул головой. Адьютант с несчастным видом сунул планшет обратно под мышку, выпрямился, принял нечто вроде стойки "вольно" и заговорил:
   - Как сообщает дама Мадлен, хевениты временно овладели системой Адлер, полностью уничтожив эскадру коммодора Иржин, а леди... - Робардс сбился, как будто его собственный доклад захватил его врасплох, откашлялся в кулак и продолжил: - Леди Харрингтон, эскортировавшая направлявшийся в систему конвой, ничего о случившемся не знала. По каким-то пока не выясненным причинам во время прибытия конвоя в систему леди Харрингтон находилась на борту летевшего в авангарде крейсера "Принц Адриан", вышедшего в обычное пространство за два часа до остального конвоя. Обнаружив неприятеля, она направила к точке перехода конвоя беспилотный аппарат с адресованным ее флаг-капитану категорическим приказом немедленно возвращаться в гипер и уводить конвой на Клермонт. Сама леди Харрингтон намеревалась вернуться на Клермонт самостоятельно. Когда "Принца Адриана" видели в последний раз, он находился довольно далеко от единственного неприятельского крейсера, способного навязать ему лишь краткий бой. Но...
   Робардс умолк, понурился и встретился с адмиралом взглядом.
   - Это все, что нам известно, милорд, - тихо сказал он. - По сообщению курьера с Клермонта, "Принц Адриан" не прибыл в назначенное время, и по истечении пятидесяти часов адмирал Сорбан распорядилась числить его пропавшим без вести...
   - Понятно, Натан. - Белая Гавань уставился в столешницу и тяжело вздохнул. - Спасибо. Оставьте сообщение Мадлен у меня, попозже я его просмотрю.
   - Есть, милорд.
   Адъютант положил планшет на уголок письменного стола и удалился. Люк затворился за его спиной, и каюту вновь затопила гнетущая, нарушаемая надоедливым тиканьем часов тишина.
   Граф сидел неподвижно, размышляя о том, сколько кораблей, числившихся пропавшими без вести, в конечном итоге благополучно возвращались на базы. Должно быть, немало. Но сейчас он не мог припомнить ни одного названия и почему-то был уверен, что "Принц Адриан" не из их числа.
   Но как же это могло случиться? - недоумевал адмирал. И она, и МакКеон слишком опытны и умелы, чтобы дать одолеть себя одному вражескому кораблю. Что же, во имя Всевышнего, произошло?
   Спрашивая себя об этом, Белая Гавань уже знал ответ: хевениты пустили в ход те самые ракетные подвески, относительно которых предупреждала его Хонор. И приданы они были не тому, обнаруженному кораблю: буксируемые платформы снизили бы его ускорение, что было бы сразу замечено таким офицером, как леди Харрингтон.
   Граф встал и, сложив руки за спиной, стал мерить каюту шагами, пытаясь мысленно восстановить картину случившегося.
   Видимо, корабль, оснащенный подвесками, находился в засаде и до последнего момента никак себя не обнаруживал. Шансы нарваться на такую засаду невелики, но, с другой стороны, застраховаться от нее практически невозможно.
   Да, скорее всего так оно и было. Корабль, имевший на буксире смертоносные подвески, стал набирать скорость и выдал себя лишь тогда, когда у Хонор уже не было возможности избежать столкновения. Представив себе само это столкновение - хищную стаю самонаводящихся ракет, ядерные взрывы, трансформирующиеся в убийственную энергию рентгеновских лучей, и кровавую бойню, свидетелем каковой ему не раз доводилось быть, - Александер в ужасе закрыл глаза.
   Он представил себе ее в том момент, когда она осознала происходящее и поняла, что избежать катастрофы уже невозможно, резко повернулся лицом к украшавшему кабинет портрету Бенджамина Четвертого, и лицо его исказилась от боли. Пропала без вести! Вновь и вновь повторяя эту звучавшую для него издевательски формулировку, он стиснул за спиной кулаки. Из всего, что удалось узнать, следовало одно: если Хонор и жива, то она в плену. Ни на что иное надеяться не приходилось.
   Графу вновь вспомнился разговор с гранд-адмиралом Мэтьюсом и возникшие у него тогда чувства. Он так и не разобрался в них, отложив на потом, и вот... Все шло к тому, что ответов на появившиеся тогда вопросы ему не получить уже никогда.
   Так же, как никогда не избавиться от чувства вины за случившееся. Ведь Хонор отправилась на Адлер лишь потому, что слишком рано вернулась к своим обязанностям, что, так или иначе, стало следствием разговора, состоявшегося между ними в библиотеке.
   Граф не мог бы сказать, сколько времени простоял он в угрюмом молчании, невидящими глазами глядя на портрет давно умершего Протектора, чье имя носит его флагманский корабль, однако в конце концов глубоко вздохнул и постарался взять себя в руки. Рано считать ее погибшей, попытался убедить себя Александер. Она не раз демонстрировала способность выходить целой и невредимой из самых опасных ситуаций, а ведь если корабль и гибнет, хоть кто-то из экипажа, как правило, спасается. До тех пор, пока ее смерть не подтверждена официально, Хонор останется для него живой.
   Отвернувшись от портрета, адмирал вернулся за стол, протянул было руку к оставленному Робардсом планшету, но тут же отдернул. "Потом", - снова решил он, и занялся текущими делами. Раньше Александер и представить себе не мог, что погружение в повседневную бюрократическую рутину может оказаться желанным, но сейчас он стремился найти забвение в делах со рвением человека, спасающегося от демонов.
   * * *
   Темно-зеленый мундир Томаса Тейсмана был наброшен на спинку кресла, внушительного размера ножищи водружены на кофейный столик, ворот рубахи расстегнут, а угрюмый взгляд устремлен в дно стакана. Цены на виски со Старой Земли были слишком высоки даже для гражданина адмирала, и Тейсман выпивал нечасто. Не будучи завзятым выпивохой, он не имел собственных запасов спиртного, однако его интендант раздобыл по приемлемой цене виски с земной этикеткой, но местного, барнеттского розлива. Тейсман не был знатоком крепких напитков, однако даже он, лишь пригубив обжигающее пойло, мигом распознал грубую подделку. Это не помешало ему осушить бокал и наполнить его снова: янтарная жидкость, не отличаясь тонким букетом, оказывала желаемое дурманящее воздействие. Гражданин адмирал пил, мысленно проклиная злую судьбу.
   К моменту прибытия курьера от Турвиля Корделия Рэнсом находилась в системе Барнетта уже десять дней, и адмирал даже позволил себе надеяться, что она в конце концов уберется отсюда, не успев так уж сильно навредить. Ее операторы шныряли по всем отсекам, суя носы и камеры куда попало, путаясь под ногами не только у офицеров, но и у рядовых и внося в жизнь базы полнейшую сумятицу. Сотрудники разведки сбивались с ног, стараясь обеспечить сохранение военной тайны.
   Как, наверное, славно жилось флотоводцам до изобретения парусов Варшавской, сделавших возможным межзвездное сообщение. Теперь курьеры, пусть им приходилось находиться в пути недели, а то и месяцы, к сожалению, рано или поздно достигали пункта назначения. Крупнейшие информационные агентства, такие как Объединенные Галактические Новости, Беовульф-Рейтер и Межзвездная Служба Новостей - штаб-квартиры всех трех находились на планетах Солнечной Лиги, - тоже изрядно портили военным кровь, однако бдительность служб безопасности позволяла сводить причиняемый ими вред к минимуму. Правда, корреспонденты пытались обойти все препоны, требуя обеспечения "свободы слова" и проявляя исключительное нахальство. Похоже, эти проходимцы считали, будто журналистские удостоверения делают их богами: морпехам из охраны базы "ДюКвесин" удалось сцапать двоих, одного с ОГН, а другого с МСН при попытке проникнуть на снабженческий катер с явным намерением попасть на борт супердредноута и взять интервью у кого-нибудь из команды. Однако куда большие опасения внушали Тейсману не чужаки, от которых, худо-бедно, отделаться было можно, а собственные пропагандисты. Эти, по своему полнейшему невежеству, ради идиотской агитки могли разболтать сведения, никоим образом не подлежащие огласке, а поскольку разведка монти отслеживала эфир Народной Республики так же старательно, как разведка хевенитов - эфир Звездного Королевства, утечка информации могла иметь самые тяжкие последствия.
   Вездесущие сотрудники Рэнсом раздражали его, как заноза в заднице, но постоянные встречи с Корделией позволяли надеяться, что, возможно, он не намечен на роль козла отпущения, который потребуется Комитету после неизбежного падения системы Барнетта. Конечно, до полной уверенности было далеко, очень далеко - Корделия славилась своим коварством, - однако она провела с ним слишком много времени и записала слишком много сюжетов, чтобы после этого пустить его в расход, да и сочиненные ее сценаристами тексты поддерживали эту надежду. По его мнению, они были слишком примитивны и прямолинейны, однако гражданин Томас Тейсман представал в них героем. Маловероятно, чтобы Комитет информации затратил столько усилий и личного времени самого секретаря на прославление человека, от которого предстояло избавиться. В конце концов, разве гражданка секретарь Комитета по открытой информации не объявила его публично защитником Республики? Хотя возможность мельтешить на экранах отнюдь не вдохновляла адмирала, уплатить такую цену за выживание он был готов. Но даже если появление Рэнсом не угрожало жизни, оно в силу неприятной случайности обещало оставить еще одно пятно на его совести. Ибо, не нагрянь Рэнсом на Барнетт, чтобы отснять материал о героизме Тейсмана, она никогда не увидела бы донесения Турвиля.
   Невнятно выругавшись, адмирал сделал еще один изрядный глоток обжигающего спиртного, но облегчения не почувствовал и с тяжелым вздохом откинулся в кресле.
   Он понятия не имел о том, как ухитрился Турвиль добиться согласия на это своего комиссара, однако, как следовало из донесения, гражданин контр-адмирал намеревался препроводить всех захваченных им пленных в находившийся в ведении флота лагерь для военнопленных на Таррагоне. Разумеется, это заведение отнюдь не являлось санаторием, однако в отличие от БГБ военные были заинтересованы в пристойном обращении с пленными. Более того, Комиссия Солнечной Лиги контролировавшая выполнение воюющими сторонами Денебских соглашений, имела на Таррагоне представительство и вела учет всех прибывающих туда военнопленных. Иными словами, Звездное Королевство получило бы информацию о судьбе "Принца Адриана" в считанные недели... а Хонор Харрингтон оказалась бы в относительной безопасности. Конечно, ГБ могла вытребовать любого из пленных в свое распоряжение, но до сих пор такое почти не практиковалось. Во всяком случае, Тейсман и Турвиль могли надеяться, что БГБ не станет изменять сложившуюся практику ради леди Харрингтон. Что бы ни пришло в головы костоломам, стань местонахождение Хонор Харрингтон известным, само ее громкое имя стало бы для нее дополнительной защитой. Только полный идиот мог позволить себе дурное обращение со столь видной персоной в условиях полной гласности: поступить так означало предоставить Альянсу дополнительные пропагандистские возможности.