Август, не притрагиваясь к блокноту, прочел: "Здесь чуть ли не каждый говорит о семье... У одного жена погибла в борьбе с теми, кого они считают врагами. У другого жена - боевая подруга... А что я могу сказать о своей жене? Она встала на их сторону и пошла против меня! Не смогла, не захотела меня понять! Даже решилась разоблачить, как это у них называется. Я заставил ее умолкнуть... Я пытался найти другую и нашел, но кого она мне предпочла? Чужестранца Аслана..."
Помолчав немного, Август сказал Анатолию:
- А ведь Аслан чувствовал неладное. Его подозрения в отношении Мрвы оправдались. А мы, хотя и выслушали тогда Аслана, серьезных выводов не сделали. Теперь видно, сколько вреда причинил Мрва. Это он, очевидно, навел на нас вражескую авиацию. По его вине мы понесли большие потери в Опчине. Мы не проявили должной бдительности. И в результате - потеряли такого человека, как Павло. Я не прощу себе этой ошибки...
Таким образом, последняя встреча с Мрвой у Аслана не состоялась; вернее, она состоялась, но сторону Аслана представляли тысячи других людей. Мрва был против них один.
...Спустя час по приказу командира партизанской бригады Мрва был расстрелян. Ни одна душа на свете не опечалилась по поводу его бесславной смерти.
А проститься с Павло пришли тысячи людей - даже старики, едва державшиеся на ногах, калеки и женщины с детьми.
Зоре так и не довелось принять участие в заключительных боях за Триест: ее ранило на дальних подступах к городу. Когда на улицах Триеста шли ожесточенные бои, она лежала в итальянском партизанском госпитале. Там она и встретила весть о победе и полной капитуляции Германии...
...Однажды ранним майским утром Зора сошла с трамвая в Опчине и радостно удивилась: всюду трепетали флаги, пестрели лозунги, за расклейку которых еще недавно можно было поплатиться жизнью.
Зора улыбнулась и не спеша направилась по знакомым улицам, потом завернула на Зеленый базар. "Может быть, увижу Силу", - с надеждой думала девушка. Впереди стояла группа людей. Подойдя ближе, Зора заинтересовалась: "Что тут происходит?"
Высокий американец-полицейский что-то выговаривал испуганному старику, - оказалось, обвинял его в спекуляции, ибо тот не хотел по дешевке отдать ему свои часы. Люди требовали, чтобы полицейский оставил старика в покое.
- Не вмешивайтесь не в свое дело! Тут защитники не нужны, - орал американец.
- Мы требуем справедливости!
- А я говорю, не вмешивайтесь не в свое дело!
- Это - наше дело. Мы - жители города и его хозяева!: - кричали горожане.
- Хозяева, хозяева! - передразнил их полицейский и вдруг рявкнул: Молчать!
- Не будем молчать! Мы освободили город! И если кто-нибудь помог нам, то только не вы. Не имеете права хозяйничать.
- Эй, не зарывайтесь! - кричал полицейский. - Мы говорим с вами именем югославского короля и правительства.
- Где этот король?
- В Лондоне!
- Долой короля! Да здравствует свободный Триест!
- Полицай? - насмешливо спросила Зора. Звонкий голос ее прозвучал на всю площадь. - Для этого мы дрались? Чтобы он тут стоял? И указывал, что нам делать?
Она гневно поджала губы. Значит, чужеземцы будут помыкать гражданами Триеста? Они прибыли грабить и оскорблять нас! И это - союзники?
Увидев подбежавшего на помощь солдата, полицейский совсем обнаглел. Он попытался насильно утащить с собой старика. Но разгневанные жители не позволили сделать это.
На каждом шагу Зора убеждалась, что Триест наводнен англо-американскими войсками. Военная комендатура искала постоянные казармы для частей. На улицах шлялись пьяные джи*.
______________
* Джи. - Так называли американских солдат.
Над портиком гостиницы "Континенталь" еще развевалось красное знамя, по фасаду пламенели революционные лозунги. "Наконец гостиница стала такой, какой должна быть", - думала Зора. Она пересекла площадь. Вот и знакомый двор, а во дворе - подвал, в котором она жила.
У ворот стояла будка, а около нее - часовой.
- Вам куда? - спросил он.
- В подвал.
Часовой удивленно посмотрел на нее и иронически улыбнулся.
- Что с вами? По собственному желанию хотите сесть под арест?
Зора смотрела на него, ничего не понимая.
- Дорогая, тут гауптвахта, - пояснил часовой. - Тебе ведь там нечего делать?
- Мы раньше там жили.
- Так и сказала бы. Все, кто там жил, переехали на другие квартиры... Да постой, постой, ты чья?
- Я дочь Августа Эгона.
- Августа Эгона, командира бригады? Неужели?
Зора утвердительно кивнула головой.
- Так и сказала бы. Он живет здесь, на верхнем этаже. Подожди минуточку.
Часовой позвонил куда-то. Пришел боец и повел Зору за собой. Поднимаясь по ступенькам, Зора то и дело поглядывала вниз, на двери подвала.
Боец привел Зору на верхний этаж. Она сама открыла дверь.
Август встал и молча обнял дочь.
- Ты стала совсем взрослой, дочурка!
Он ерошил ей волосы, целовал в щеки, в глаза. И плакал. А Зора не замечала этого, радостная улыбка не сходила с ее губ. Ничего, что отец постарел и сильно поменялся, ничего, что поседели волосы, что он похудел и лицо покрылось морщинами, - главное, что отец с ней и по-прежнему, как в детстве, ласково, тепло звучит его голос...
Они наперебой задавали друг другу вопросы. Зора рассказала, как была ранена, как лечили ее в итальянском партизанском госпитале... Потом она осмотрела большую, светлую комнату, подумала: "Будем жить, как настоящие люди", обрадовалась, увидев на стене портрет Ленина, нарисованный ее же рукой. Спасибо Павле - это, конечно, он сохранил портрет и передал отцу. И вещий сон понемногу сбывается...
В углу на этажерке стояли книги Маркса, Энгельса, Ленина.
- Папа, теперь такие книги всегда можно будет открыто держать?
- Думаю, их никто уж не запретит.
Дверь скрипнула и медленно приоткрылась. В комнату вошел большой пушистый кот. Это был Континент. Сначала он не узнал Зору, потом подошел к ней, ласково замяукал, стал тереться о ее ноги. Зора взяла его на руки.
- Мой красавец, умник мой, - приговаривала она, Континент, закрыв глаза, блаженно мурлыкал.
Зора задумалась, не зная, как спросить про Силу.
- Васко часто спрашивал про тебя, - сказал вдруг отец.
- Васко? - спокойно спросила Зора. И выдала себя: - А Сила где?
Август опустил глаза, промолчал.
- Папа, где Сила, где он? - уже не стесняясь, тормошила его девушка. Молчание отца приводило ее в ужас. Август, подняв голову, тихо ответил:
- Доченька, его брат, Анатолий, начальником штаба у нас... А Сила последнее время был моим адъютантом...
- А потом? Где он сейчас?! - так громко закричала дочь, что отец все понял.
- Пропал без вести.
- Пропал без вести? - девушка побледнела. - Как это случилось, папа?
- Очень просто. Пропал, и все. Мы долго искали. Кое-кто говорил даже, что видел его в американском лагере для военнопленных. Мы отправили запросы во все лагеря, но до сих пор не получили никакого ответа. Анатолий усердно ищет его. Может быть, Сила арестован....
- За что его могли арестовать? - чуть не плача, спросила Зора. - За что? Кто имеет право тронуть его?
- Знай, доченька, что патриотов, сражавшихся с фашистами, здесь сегодня снова преследуют, бросают в тюрьмы, убивают из-за угла.
- Это ужасно! Сколько их погибло в боях за Триест! Сколько похоронено в братских могилах!
- Да, это так. Вместе сражались и гибли словены, итальянцы и русские.
- А жив ли Аслан? - спросила Зора, уже не надеясь на утешительный ответ. Ее вопрос удивил Августа.
- Ты разве знала его?
- Я много о нем слышала. Сила прислал мне его фотокарточку. И песню "Катюша", переписанную его рукой. Я нарисовала его портрет...
Зора достала портрет Аслана, который хранила между страницами книги. Август сказал:
- Большое спасибо, дочка. Ты - настоящий художник. Увеличить бы этот рисунок... Он висел бы у нас на самом видном месте...
- Но жив ли Аслан?
- Жив. Был тяжело ранен. В последний момент немцы его снова схватили в бою, допрашивали, расстреливали. Но не убили. Теперь он поправился. Большим уважением пользуется, награжден многими орденами и медалями.
- Где же он теперь?
- Пока здесь. Ты сможешь его увидеть. Он готовится ехать на родину. И думает взять с собой одну девушку.
Глаза Зоры расширились от изумления.
- Значит, он хочет взять на родину свою возлюбленную?
И, взглянув еще раз на портрет Аслана, Зора вздохнула:
- Счастливые!
С улицы, еще не протрезвившейся после радостного похмелья первых дней свободы, донеслась ее любимая песня:
По волне скользя, близ Триглава
В лодке песню я пою.
Вторит эхо ей величаво,
Горы слушают песнь мою...
Радостно и тревожно забилось сердце девушки. Но грубые голоса иностранных солдат вернули ее на землю.
- Папа, я не понимаю, какая же власть теперь в городе?
Август посмотрел на дочь. Что ей ответить? После громадных жертв, всевозможных лишений, после того, как в боях пролито столько крови, чем он мог обрадовать дочь? Сбылось ли все, о чем мечталось? Главное - чума фашизма уничтожена. Солнце озаряет древний город Триест... Иногда появляются и черные тучи, но рано или поздно ветер разгонит их.
И Август задумчиво сказал:
- Ты права, доченька! Американские и английские солдаты топчут землю нашего города. Поэтому для нас, жителей Триеста, борьба за правду и справедливость еще не окончена...
1947-1948
Помолчав немного, Август сказал Анатолию:
- А ведь Аслан чувствовал неладное. Его подозрения в отношении Мрвы оправдались. А мы, хотя и выслушали тогда Аслана, серьезных выводов не сделали. Теперь видно, сколько вреда причинил Мрва. Это он, очевидно, навел на нас вражескую авиацию. По его вине мы понесли большие потери в Опчине. Мы не проявили должной бдительности. И в результате - потеряли такого человека, как Павло. Я не прощу себе этой ошибки...
Таким образом, последняя встреча с Мрвой у Аслана не состоялась; вернее, она состоялась, но сторону Аслана представляли тысячи других людей. Мрва был против них один.
...Спустя час по приказу командира партизанской бригады Мрва был расстрелян. Ни одна душа на свете не опечалилась по поводу его бесславной смерти.
А проститься с Павло пришли тысячи людей - даже старики, едва державшиеся на ногах, калеки и женщины с детьми.
Зоре так и не довелось принять участие в заключительных боях за Триест: ее ранило на дальних подступах к городу. Когда на улицах Триеста шли ожесточенные бои, она лежала в итальянском партизанском госпитале. Там она и встретила весть о победе и полной капитуляции Германии...
...Однажды ранним майским утром Зора сошла с трамвая в Опчине и радостно удивилась: всюду трепетали флаги, пестрели лозунги, за расклейку которых еще недавно можно было поплатиться жизнью.
Зора улыбнулась и не спеша направилась по знакомым улицам, потом завернула на Зеленый базар. "Может быть, увижу Силу", - с надеждой думала девушка. Впереди стояла группа людей. Подойдя ближе, Зора заинтересовалась: "Что тут происходит?"
Высокий американец-полицейский что-то выговаривал испуганному старику, - оказалось, обвинял его в спекуляции, ибо тот не хотел по дешевке отдать ему свои часы. Люди требовали, чтобы полицейский оставил старика в покое.
- Не вмешивайтесь не в свое дело! Тут защитники не нужны, - орал американец.
- Мы требуем справедливости!
- А я говорю, не вмешивайтесь не в свое дело!
- Это - наше дело. Мы - жители города и его хозяева!: - кричали горожане.
- Хозяева, хозяева! - передразнил их полицейский и вдруг рявкнул: Молчать!
- Не будем молчать! Мы освободили город! И если кто-нибудь помог нам, то только не вы. Не имеете права хозяйничать.
- Эй, не зарывайтесь! - кричал полицейский. - Мы говорим с вами именем югославского короля и правительства.
- Где этот король?
- В Лондоне!
- Долой короля! Да здравствует свободный Триест!
- Полицай? - насмешливо спросила Зора. Звонкий голос ее прозвучал на всю площадь. - Для этого мы дрались? Чтобы он тут стоял? И указывал, что нам делать?
Она гневно поджала губы. Значит, чужеземцы будут помыкать гражданами Триеста? Они прибыли грабить и оскорблять нас! И это - союзники?
Увидев подбежавшего на помощь солдата, полицейский совсем обнаглел. Он попытался насильно утащить с собой старика. Но разгневанные жители не позволили сделать это.
На каждом шагу Зора убеждалась, что Триест наводнен англо-американскими войсками. Военная комендатура искала постоянные казармы для частей. На улицах шлялись пьяные джи*.
______________
* Джи. - Так называли американских солдат.
Над портиком гостиницы "Континенталь" еще развевалось красное знамя, по фасаду пламенели революционные лозунги. "Наконец гостиница стала такой, какой должна быть", - думала Зора. Она пересекла площадь. Вот и знакомый двор, а во дворе - подвал, в котором она жила.
У ворот стояла будка, а около нее - часовой.
- Вам куда? - спросил он.
- В подвал.
Часовой удивленно посмотрел на нее и иронически улыбнулся.
- Что с вами? По собственному желанию хотите сесть под арест?
Зора смотрела на него, ничего не понимая.
- Дорогая, тут гауптвахта, - пояснил часовой. - Тебе ведь там нечего делать?
- Мы раньше там жили.
- Так и сказала бы. Все, кто там жил, переехали на другие квартиры... Да постой, постой, ты чья?
- Я дочь Августа Эгона.
- Августа Эгона, командира бригады? Неужели?
Зора утвердительно кивнула головой.
- Так и сказала бы. Он живет здесь, на верхнем этаже. Подожди минуточку.
Часовой позвонил куда-то. Пришел боец и повел Зору за собой. Поднимаясь по ступенькам, Зора то и дело поглядывала вниз, на двери подвала.
Боец привел Зору на верхний этаж. Она сама открыла дверь.
Август встал и молча обнял дочь.
- Ты стала совсем взрослой, дочурка!
Он ерошил ей волосы, целовал в щеки, в глаза. И плакал. А Зора не замечала этого, радостная улыбка не сходила с ее губ. Ничего, что отец постарел и сильно поменялся, ничего, что поседели волосы, что он похудел и лицо покрылось морщинами, - главное, что отец с ней и по-прежнему, как в детстве, ласково, тепло звучит его голос...
Они наперебой задавали друг другу вопросы. Зора рассказала, как была ранена, как лечили ее в итальянском партизанском госпитале... Потом она осмотрела большую, светлую комнату, подумала: "Будем жить, как настоящие люди", обрадовалась, увидев на стене портрет Ленина, нарисованный ее же рукой. Спасибо Павле - это, конечно, он сохранил портрет и передал отцу. И вещий сон понемногу сбывается...
В углу на этажерке стояли книги Маркса, Энгельса, Ленина.
- Папа, теперь такие книги всегда можно будет открыто держать?
- Думаю, их никто уж не запретит.
Дверь скрипнула и медленно приоткрылась. В комнату вошел большой пушистый кот. Это был Континент. Сначала он не узнал Зору, потом подошел к ней, ласково замяукал, стал тереться о ее ноги. Зора взяла его на руки.
- Мой красавец, умник мой, - приговаривала она, Континент, закрыв глаза, блаженно мурлыкал.
Зора задумалась, не зная, как спросить про Силу.
- Васко часто спрашивал про тебя, - сказал вдруг отец.
- Васко? - спокойно спросила Зора. И выдала себя: - А Сила где?
Август опустил глаза, промолчал.
- Папа, где Сила, где он? - уже не стесняясь, тормошила его девушка. Молчание отца приводило ее в ужас. Август, подняв голову, тихо ответил:
- Доченька, его брат, Анатолий, начальником штаба у нас... А Сила последнее время был моим адъютантом...
- А потом? Где он сейчас?! - так громко закричала дочь, что отец все понял.
- Пропал без вести.
- Пропал без вести? - девушка побледнела. - Как это случилось, папа?
- Очень просто. Пропал, и все. Мы долго искали. Кое-кто говорил даже, что видел его в американском лагере для военнопленных. Мы отправили запросы во все лагеря, но до сих пор не получили никакого ответа. Анатолий усердно ищет его. Может быть, Сила арестован....
- За что его могли арестовать? - чуть не плача, спросила Зора. - За что? Кто имеет право тронуть его?
- Знай, доченька, что патриотов, сражавшихся с фашистами, здесь сегодня снова преследуют, бросают в тюрьмы, убивают из-за угла.
- Это ужасно! Сколько их погибло в боях за Триест! Сколько похоронено в братских могилах!
- Да, это так. Вместе сражались и гибли словены, итальянцы и русские.
- А жив ли Аслан? - спросила Зора, уже не надеясь на утешительный ответ. Ее вопрос удивил Августа.
- Ты разве знала его?
- Я много о нем слышала. Сила прислал мне его фотокарточку. И песню "Катюша", переписанную его рукой. Я нарисовала его портрет...
Зора достала портрет Аслана, который хранила между страницами книги. Август сказал:
- Большое спасибо, дочка. Ты - настоящий художник. Увеличить бы этот рисунок... Он висел бы у нас на самом видном месте...
- Но жив ли Аслан?
- Жив. Был тяжело ранен. В последний момент немцы его снова схватили в бою, допрашивали, расстреливали. Но не убили. Теперь он поправился. Большим уважением пользуется, награжден многими орденами и медалями.
- Где же он теперь?
- Пока здесь. Ты сможешь его увидеть. Он готовится ехать на родину. И думает взять с собой одну девушку.
Глаза Зоры расширились от изумления.
- Значит, он хочет взять на родину свою возлюбленную?
И, взглянув еще раз на портрет Аслана, Зора вздохнула:
- Счастливые!
С улицы, еще не протрезвившейся после радостного похмелья первых дней свободы, донеслась ее любимая песня:
По волне скользя, близ Триглава
В лодке песню я пою.
Вторит эхо ей величаво,
Горы слушают песнь мою...
Радостно и тревожно забилось сердце девушки. Но грубые голоса иностранных солдат вернули ее на землю.
- Папа, я не понимаю, какая же власть теперь в городе?
Август посмотрел на дочь. Что ей ответить? После громадных жертв, всевозможных лишений, после того, как в боях пролито столько крови, чем он мог обрадовать дочь? Сбылось ли все, о чем мечталось? Главное - чума фашизма уничтожена. Солнце озаряет древний город Триест... Иногда появляются и черные тучи, но рано или поздно ветер разгонит их.
И Август задумчиво сказал:
- Ты права, доченька! Американские и английские солдаты топчут землю нашего города. Поэтому для нас, жителей Триеста, борьба за правду и справедливость еще не окончена...
1947-1948