Вэнс Джек Холбрук. Умирающая Земля

   Конь зашевелился и зашуршал листьями. Воздух был насыщен влагой. Гвила начало знобить.
   Темнота густела. Юноша решил, что лучше поскорей убраться подальше от проклятой деревни. Скорее прочь…
   Он вывел коня и стал прислушиваться. Издалека доносились хриплые крики.
   Гвил повернул в противоположную сторону и предоставил коню полную свободу в выборе дороги.
   Сучковатые ветки, сплетаясь над Гвилом, еле пропускали гаснущий багряный свет. В воздухе неприятно пахло плесенью. Конь ступал очень осторожно, а седок, напрягаясь всем телом, чутко вслушивался в тишину. Глаза Гвила уже плохо различали предметы, но он ощущал всей кожей, что где-то совсем рядом притаилась смерть.
   Обливаясь холодным потом, боясь лишний раз пошевелиться, Гвил все же соскользнул со скакуна, достал волшебный плащ, укрылся сам и закрыл коня. Юноше было страшно. Кругом таилась опасность.
 
   Тусклый красный свет утра сочился сквозь ветви. Гвил вылез из-под плаща.
   Позавтракал сухими фруктами, накормил коня овсом из торбы. И они продолжили свой путь к горам.
   Лес кончился, и перед ними открылась горная страна. Гвил рассматривал скальный кряж. Алел восток. Темно-зелёная гряда тянулась с запада от Мелантина к востоку, к Земле Падающей Стены.
   Где же Осконское ущелье? — юноша тщетно всматривался вдаль.
   По-прежнему моросил дождь. Склоны были покаты, утёсы щерились, как гнилые зубы. Гвил повернул коня и поехал вверх по склону.
   Ночь он провёл в седле. Древний путь через Осконское ущелье привёл его в северную тундру. Они с конём мёрзли под холодным свинцовым небом, мокли под дождём.
   Приподнявшись в седле, Гвил начал рассматривать место, где они сейчас находились. Вдалеке высились утёсы. Кругом была бесплодная земля. Монотонность пейзажа лишь изредка разнообразили сухие кусты.
   Гвил погнал коня. В ушах свистел ветер. Горы вдали походили на неведомых исполинских животных. Конь остановился у края широкой долины. Стало тихо. Гвил огляделся. Внизу лежал тёмный заброшенный город. Туман стлался над его улицами. В отблесках вечерней зари слабо вырисовывались крыши домов.
   Конь зафыркал и начал спускаться по каменистому откосу.
   — Странный город, — произнёс Гвил, который за время своего путешествия привык разговаривать с конём, — ничего не видно, никого не слышно, не пахнет дымом… Кажется, это покинутые жителями древние развалины…
   Он подумал, стоит ли рассматривать улицы. Иногда казалось, что руины населены духами. Но улицы могут вывести его в тундру.
   Гвил спустился вниз, въехал в город. Копыта коня звонко цокали по булыжникам. Здания были каменные и известняковые. Неразрушенные дома встречались очень редко. Немногие оставшиеся целыми двери стучали, болтаясь на петлях. В стенах темнели большие дыры, но сам камень мало пострадал от времени. Перед негостеприимными домами росли цветы. Гвил отметил, что за ними никто не ухаживает.
   Внезапно юноша почувствовал запах дыма.
   — Э-Эй! — крикнул он.
   Но никто не выглянул из дверей, окна не зажглись. Гвил медленно поехал дальше. Улица повернула к большому дому, в окнах которого блестел свет.
   Это было высокое здание с четырьмя окнами без стёкол, над которыми сохранилась бронзовая филигрань. Каждое окно украшал маленький балкончик.
   Сияла мраморная балюстрада перед террасой, портал равнодушно взирал на окружающих. Слышалась тихая музыка.
   Но Гвила заинтересовало нечто иное. Он соскочил с коня и поклонился девушке, которая задумчиво сидела в конце балюстрады. Несмотря на холод, на ней было только бледно-жёлтое платьице, а на плечах лёгкая косынка.
   Личико печально и задумчиво.
   Когда Гвил поздоровался, девушка кивнула ему и, улыбнувшись, поправила упавшие на глаза волосы.
   — Скверная ночка для путешествий!
   — Да, но не очень приятная и для мечтаний при луне, — откликнулся Гвил.
   Она снова улыбнулась:
   — Мне не холодно. Я сижу и думаю… И слушаю музыку.
   — Что это за место? — поинтересовался Гвил, оглядывая улицу, но ещё больше любуясь девушкой. — Кроме тебя здесь ещё кто-нибудь есть?
   — Это Карчезл. Он покинут людьми десять веков назад. Только мы со старым дядюшкой нашли здесь пристанище, скрываясь от сапонидов из тундры.
   Гвил подумал, что девушка очаровательна.
   — Тебе холодно? — спросила она. — У нас тебе будет хорошо. О, я так рада тебе! — и она встала.
   — Спасибо, но сначала надо позаботиться о коне.
   — Его можно поставить вон в том сарае.
   Гвил посмотрел, куда она указала, и увидел маленький домик с открытой дверью. Он расседлал коня и поставил его отдыхать.
   После Гвил стал прислушиваться к музыке, на которую до этого почти не обращал внимания. Плавные, таинственные звуки висели в воздухе.
   — Очень странно, — пробормотал он, поглаживая коня. — Дядя играет, девушка одна ночью… Впрочем, что-то я стал чересчур подозрительным. Девушка чудная, и нет никакой опасности. Если они просто беженцы и любят музыку… К тому же они гостеприимны. — И, достав из седельной сумки свою флейту, Гвил вернулся к девушке.
   — Как тебя зовут? — спросила она, — а то я не знаю, как тебя представить дяде.
   — Я Гвил из Сферы, которая находится за рекой Скаум в Асколайсе. А твоё имя?
   Она засмеялась, открывая входную дверь. Мягкий жёлтый свет упал на булыжную мостовую.
   — У меня нет имени. Зачем оно, ведь кроме нас с дядей здесь никого нет.
   Гвил удивился, все было очень загадочно, но он постарался скрыть своё удивление. Может, она считает его колдуном и боится порчи?
   Когда они вошли в дом, звуки флейты стали громче.
   — Я буду называть тебя Амис, если можно, — попросил Гвил. — Так называется южный цветок, золотистый и прелестный, похожий на тебя.
   Она кивнула:
   — Пожалуйста, если хочешь.
   Они вошли в комнату, украшенную гобеленами, большую и тёплую. У одной из стен ярко горел камин, невдалеке от него стоял накрытый стол. В кресле сидел старик, взлохмаченный и неопрятный. Его спутанные седые волосы падали в беспорядке на спину, всклокоченная, грязно-жёлтая борода выглядела не лучше. На ногах старика были потрескавшие сандалии. Как ни странно, он продолжал играть на флейте, не замечая вошедших. Гвилу показалось, что девушка движется в такт музыке.
   — Дядюшка Людовик! — весело крикнула она, — я привела гостя, сэра Гвила из Сферы.
   Гвил остановил взгляд на старике и поразился. Его глаза, невзирая на возраст, лихорадочно и молодо блестели и очень умно смотрели. Гвилу даже показалось, что они как-то странно смеются, и это немного обескуражило его. Но морщины на лице старика говорили о перенесённых страданиях.
   — Дядя — великий музыкант, в этот час он всегда занимается музыкой. Он придерживается такого режима уже много лет…
   Гвил вежливо поклонился.
   Амис направилась к столу.
   — Угощайся, Гвил, я налью тебе вина. А потом, может, тоже поиграешь нам на флейте.
   — С радостью. Я неплохо музицирую, — откликнулся юноша и увидел, что лицо старика просветлело, а уголки рта задрожали.
   Гвил ел, Амис подливала ему вина. Наконец комната поплыла у него перед глазами.
   Дядя Людовик продолжал играть свою мелодию, нежную и журчащую, которая убаюкивала юношу. Сквозь дрёму тот ещё видел, как Амис танцует.
   «Странно, — подумал Гвил, — эти люди живут в одиночестве, но они добры и прекрасно образованы».
   Гвил очнулся, закончил есть и встал из-за стола. Людовик все ещё что-то наигрывал, мелодия походила на пение птиц на восходе солнца. Амис танцевала, подвигаясь все ближе к Гвилу. Он чувствовал тонкий аромат духов и совсем близко видел её золотые волосы. Её лицо дышало счастьем.
   Людовик почему-то смотрел на неё сердито, не говоря ни слова.
   — Ну, а сейчас, может, поиграешь ты? Ты такой молодой и сильный, — сказала Амис, увидев, что Гвил раскрыл глаза. — Я знаю, что ты не откажешься сыграть для дяди, он будет очень доволен и скоро уйдёт спать, а мы посидим и поговорим.
   — С удовольствием! Я поиграю, — проговорил Гвил, с трудом шевеля онемевшими губами. — Это все из-за вашего вина… Пусть моя музыка расскажет вам о Сфере.
   Случайно взглянув на старика, Гвил был удивлён странным выражением его лица. Замечательно, что человек так любит музыку.
   — Ну же, играй! — попросила Амис, подталкивая его к Людовику и флейте.
   — Я лучше подожду, пока дядя закончит. Боюсь оказаться невежливым, — завозражал Гвил.
   — Нет, чем быстрее ты покажешь, что хочешь играть, тем скорее он закончит. Просто возьми флейту. Он плохо слышит, — сказала девушка.
   — Ну что же, — согласился Гвил, — но я лучше возьму свою флейту. — И он достал её.
   В чем дело? Гвил увидел, что с девушкой и стариком произошло что-то странное.
   Глаза Анис сверкнули, а дядя обрадовался, но на его лице застыло выражение какой-то безнадёжной покорности.
   Гвил отвернулся, смутившись.
   — Тебе не хочется играть? — На мгновение наступила тишина. Амис в этот момент была особенно привлекательна:
   — Но я уверена, что своей игрой ты обрадуешь дядю. Ему кажется, что игра другого на его инструменте будет необычайно красива.
   Людовик кивнул, и его старые глаза опять как-то странно сверкнули.
   У него был действительно чудесный инструмент, сделанный из светлого металла и инкрустированный золотом.
   Дядя жадно держался за него.
   — Возьми флейту, — сказала Амис, — он плохо соображает.
   Людовик отрицательно затряс головой, и Гвил с участием посмотрел на него, на его запачканную бороду, трясущуюся голову.
   — Я сыграю на своей флейте, мне не хочется огорчать дядю. Слушайте! — И Гвил поднял флейту к губам. — Это мелодия Кайна, называется «Песня у моря».
   Он заиграл. Музыка была прекрасна.
   Людовик следил за ним, зевая. Амис слушала, полузакрыв глаза и покачивая в такт рукой.
   — Тебе понравилось? — спросил Гвил, закончив играть.
   — Очень! Можешь ты эту мелодию сыграть на дядиной флейте? У его флейты звуки более лёгкие и мягкие.
   — Нет, — заупрямился Гвил. — Я играю только на своём инструменте. — И он снова стал играть. Это был танец радости — быстрый, вихревой.
   Людовик играл то же, но классически точно. Амис самозабвенно танцевала свой собственный танец.
   Гвил заиграл бешеную тарантеллу.
   Амис кружилась все быстрее и быстрее, её руки плавно взлетали, волосы красиво рассыпались по плечам.
   Звуки флейты Людовика то взмывали вверх, то падали вниз, инструмент серебристо звучал, сплетаясь звуками с мелодией Гвила. Мелодии украшали друг друга.
   Людовик зажмурил глаза и больше не видел танцующей девушки.
   Неожиданно он изменил темп на чересчур быстрый. Гвил поддержал его своей флейтой. Они выводили невообразимые рулады, высокие быстрые и ясные.
   Глаза старика закатились, пот струился по лицу. Его флейта восторженно вторила, заставляя содрогаться воздух.
   Амис танцевала. Она была очень красива в своей неистовой пляске.
   Эта музыка могла поднять даже мертвеца. Играя, Гвил вдруг заметил, что у Амис начался припадок, на губах выступила пена. Дядя, прихрамывая, подошёл к ней, и случилось что-то ужасное и непонятное. Старик начал играть песню смерти.
   Гвил из Сферы резко повернулся и выбежал из комнаты с широко открытыми от ужаса глазами.
   Людовик, ничего не замечая, продолжал свою жуткую игру. Каждая нота его песни будто острым ножом резала девушку.
   Гвил выбежал, и холодный воздух отрезвил его. Шёл дождь со снегом. Юноша вбежал в сарай, белый конь повернул к нему голову.
   Набросив седло, он взнуздал коня и поскакал прочь из этого старого города. Булыжник звенел под копытами. Прочь от песни смерти! Гвил мчался галопом. Немного погодя он оглянулся. И был изумлён и обескуражен. Позади расстилалась ровная каменистая равнина. Но где же город? На его месте видны были только осыпающиеся руины… Кругом царила мёртвая тишина, прерываемая шорохом осыпающихся камней. Гвил отвёл взгляд и поехал своей дорогой. На север.
 
   Утёсы, к которым вела тропа, были сложены из серого гранита, сплошь покрытого алым и чёрным лишайником и голубой плесенью.
   Копыта коня звонко цокали по камням. Этот звук убаюкивал Гвила — он очень устал после бессонной, сумасшедшей ночи. Дрёма уносила его в неведомую страну, и Гвил старался стряхнуть с себя оцепенение. Но усталость восторжествовала, и он свалился с седла. Встрепенувшись, Гвил решил отдохнуть.
   Утёс поднимался высоко в небо. Солнце было в зените. Тропа петляла.
   Вверху голубело небо. Гвил размышлял. Кругом не было ни души. Чтобы добраться до подножия горы, ему надо пересечь сотни миль прерии. Надо быть начеку.
   Он ехал по земле, заросшей травой и цветами. Впереди появилась пустынная возвышенность с группой тёмных деревьев. У её подножия блестело озеро, на другой стороне которого виднелись серо-белые руины, плохо различимые в тумане.
   Не Музей ли это Человека?
   Дул холодный ветер. Все больше смеркалось. Прерия окутывалась темнотой.
   Гвил остановил коня, решив переночевать. Потерять тропу во мраке грозило массой неприятностей.
   Вдруг раздался какой-то очень печальный звук. Гвил замер, всматриваясь в небо.
   Вздох? Стон? Плач?
   Звук приблизился, теперь он очень походил на шелест одежд.
   Гвил съёжился в седле. Из темноты выступил кто-то в белых одеждах, глаза его темнели, подобно пустым глазницам черепа.
   Существо издало печальный вопль и исчезло… Гвил услышал только шум ветра. От испуга он упал на землю, а вскочив, укутал себя и коня волшебным плащом. Очутившись в темноте и тепле, Гвил согрелся и заснул.
   Как прошла ночь, Гвил и не заметил. Проснувшись, он сразу отправился в путь. Тропа вела его узкой лентой по белому песку, между кустами серого дрока.
   Она остановилась у поросшей деревьями возвышенности. Гвилу так хотелось увидеть сквозь листву крыши и дымок над ними. Он огляделся: справа и слева были поля, заливные луга и яблоневые сады. Должны же быть люди!
   Тут он увидел ограду из камней и чёрных брёвен. На камнях были высечены четыре перчатки, указывающие на центральную колонну. На бревенчатых перилах были вырезаны спирали. За оградой зияла воронка, выкопанная или, может быть, выжженная каким-то ужасным орудием.
   Гвил присмотрелся и вдруг увидел трех человек, спешащих к нему.
   Конь занервничал. Незнакомцы приблизились, оглядели оценивающе Гвила и взяли под уздцы его коня. Это были высокие, прекрасно сложенные люди, одетые в плотно облегающие костюмы из чёрной кожи, их шапки походили на мятые каштаны, поля закрывали уши. У всех — продолговатые лица, кожа цвета слоновой кости, золотистые глаза и блестящие чёрные волосы.
   Главный из них выступил вперёд. Его лицо было непроницаемо.
   — Привет тебе, чужеземец!
   — Здравствуйте, — осторожно сказал Гвил, — вы из Сапониса?
   — Да, наш народ живёт в Сапонисе. — Предводитель с любопытством оглядел Гвила:
   — Судя по твоему виду, ты с юга?
   — Я Гвил из Сферы, что на реке Скаум в Асколайсе.
   — Долог же был твой путь! — заметил сапонид. — Опасное путешествие. У тебя, должно быть, накопилась уйма впечатлений.
   — Путь кажется короче, когда ясно видишь цель, — ответил Гвил.
   Сапонид вежливо предположил:
   — Ты пересёк Фер Аквилу?
   — Конечно, проходил через какие-то камни. — Гвил посмотрел на молчавших людей:
   — Только вчера я был в ущелье, где встретил привидение, но думаю, оно мной не заинтересовалось.
   Его слова вызвали неожиданно бурную реакцию у сапонидов. Лица у всех троих вытянулись, губы сжались. Предводитель попытался разрядить обстановку, но тоже посмотрел на небо с плохо скрываемым страхом.
   — Привидение? В белых одеждах? Растаяло в воздухе?
   — Ну да. Вы о нем слышали?
   Снова наступила тишина.
   — Пожалуй, да, — проговорил сапонид. — А ты продолжай, продолжай!
   — Немного уже осталось. Я укрылся и уснул. А утром спустился в прерию.
   — Больше тебя никто не беспокоил? Не видел ли ты Кильбао — Ходячего Змея, который спускается с неба, предвещая беду?
   — Никого я больше не видел: ни змей, ни других гадов; меня защищало благословение отца.
   — Очень интересно…
   — Но, — прервал Гвил, — раз я здесь, не скажете ли вы мне, что это у вас за привидение и что ему надо?
   — Этого я не знаю, — осторожно ответил сапонид. — О привидении лучше помалкивать, чтобы не навлечь на себя беду.
   — Хорошо, — сказал Гвил, — вы больше ничего не скажете… — и умолк.
   Он решил, что до того, как попасть в Музей Человека, неплохо бы понаблюдать за сапонидами и, если надо, помочь им.
   — Ну так что? — поинтересовался сапонид. — Смотрел на пустырь за оградой из брёвен и камней.
   — Кто все это выжег?
   Сапонид кинул взгляд туда же и пожал плечами.
   — Это очень древнее место. Смерть поселилась там, злой дух, который все уничтожает. Впрочем, хватит об этом. Ты, наверное, хотел бы отдохнуть.
   Мы тебя проводим.
   Они двинулись по тропинке в город. Гвил, ни слова не говоря, поехал за ними. Приблизившись к холму, заросшему деревьями и кустами, тропа перешла в широкую дорогу. Справа раскинулось озеро, на берегах которого рос багряный камыш. За его зарослями был виден причал из чёрных брусьев, рядом на воде покачивались лодки. Причал был построен в виде серпа и высоко поднимался над водой.
   Поднялись в город. Богато украшенные резьбой трехэтажные бревенчатые дома золотисто-коричневого цвета казались построенными на века. Гвил с любопытством разглядывал резные узоры: спирали, цветы, листья, ящериц и всякую всячину. Наличники окон также были украшены орнаментом: листьями, животными, звёздами.
   Было ясно, что эти дома принадлежат богатым людям. Узкая улочка поднималась все выше и выше. Дома утопали в пышной листве деревьев. Сапониды шли впереди, тихо переговариваясь. Они выглядели элегантно, чего Гвил никак уж не ожидал увидеть на севере.
   Внезапно все остановились. Главный обернулся и сказал:
   — Подожди меня здесь, я должен предупредить Воеводу, чтобы тот приготовился к встрече.
   Гвилу и в голову не пришло, что это подвох. Он кивнул головой. Сапонид ушёл, а Гвил задумался. Он думал о гостеприимном городе, высоко поднявшемся над холодной равниной.
   Подошла стайка девушек и стала рассматривать юношу, пересмеиваясь. На них были красивые полосатые шерстяные платья. Они нравились Гвилу, гибкие, стройные и очень кокетливые.
   Вернулся сапонид:
   — Ну что же, сэр Гвил, пойдём дальше?
   Но у Гвила возникло какое-то странное предчувствие, и он сказал:
   — Благодаря отцовскому благословению я проделал этот путь, и я готов отправиться по любой дороге, которая приведёт меня к цели.
   Сапонид сделал вид, что не понял.
   — Конечно, ты отправишься куда хочешь. Но разреши проводить тебя к Воеводе, которому очень хочется увидеть путешественника с юга.
   Гвил поклонился, и они пошли дальше, а через сотню шагов очутились на плантации, где росли кусты с маленькими листиками в виде сердечек.
   Листья были красные, зеленые, чёрные.
   Сапонид повернулся к Гвилу:
   — Я должен предупредить тебя, чужеземец. Это одно из наших священных мест, и обычай требует строго наказать любого, кто наступит на эти листья.
   — Я учту. Постараюсь не нарушать ваших законов.
   Они очутились в густых зарослях. Откуда-то с ужасными криками выпрыгнули страшилища с горящими глазами. Конь Гвила шарахнулся в сторону и наступил на священные листья.
   Откуда ни возьмись налетели сапониды, схватили коня под уздцы и стащили с седла Гвила.
   — Стойте! — закричал он. — Что все это значит? Объясните мне!
   Но его проводник укоризненно покачал головой:
   — Ведь я только что объяснил тебе все!
   — Но чудища напугали коня! — пытался возражать Гвил. — Я не вижу в этом особого греха. Оставьте нас в покое, и мы отправимся дальше.
   — Боюсь, что за осквернение священного места тебя ждёт наказание. Протесты не помогут. Впереди суровое испытание.
   Существа, которых вы напугали, — безвредные домашние животные. Ты сам ехал верхом на животном, которое дёрнулось, хотя ты его и удерживал. Даже, если ты извинишься, то все равно будешь виноват в преступной неосторожности.
   Твои действия непредсказуемы, и нам придётся заново освятить осквернённую землю. Ты говоришь о случайности и сейчас, когда не сидишь на своём скакуне, а ведёшь его под уздцы.
   Итак, сэр Гвил, я вынужден признать твою вину и охарактеризовать её как дерзость и неуважение.
   Я как сенешаль и сержант-распорядитель Литэна вынужден арестовать тебя как правонарушителя. Пока не исправишься, мы подержим тебя в тюрьме.
   — Вы что, издеваетесь? — взорвался Гвил. — Так жестоко обращаться с путником!..
   — Ничего не могу поделать, — ответил сенешаль. — Мы гуманны: наши обычаи завещаны предками. Мы чтим прошлое больше, чем настоящее. Таковы наши законы!
   Гвил внезапно успокоился.
   — И какое же наказание ждёт меня?
   Сенешаль заявил:
   — Выучить наизусть три заповеди арестанта. Мне кажется, что это немного.
   Но за тобой будут следить!
 
   Гвила поместили в тёмный, но хорошо проветриваемый подвал. Каменный пол был сухим, на потолке и стенах не было видно насекомых. Гвил остался в одиночестве и чувствовал себя очень неуютно. Светящийся кинжал у него отобрали.
   Мысль юноши лихорадочно работала. Он лежал на камышовой подстилке, обдумывая ситуацию, и незаметно уснул.
   Прошёл ещё один день. Пленнику исправно приносили еду и питьё. Наконец его посетил сенешаль.
   — Ты родился под счастливой звездой, — сказал сапонид. — Мы не нашли в твоём поступке злого умысла, а только невнимательность. Наказание могло быть очень суровым. Приказ предписывает три вида кары: первая — отрезать на ногах пальцы и вшить перец в кожу на шее; вторая — три часа бить преступника, а потом предать анафеме за осквернение святыни; третья — спустить виновного на дно озера в свинцовых башмаках и заставить найти утерянную Книгу Келлса. — Сенешаль благодушно смотрел на Гвила.
   — Что же будет со мной? — сухо осведомился тот.
   Сапонид пошевелил кончиками пальцев.
   — Есть указ Воеводы. Ты должен поклясться, что никогда больше не будешь осквернять наши святыни и нарушать обычаи.
   — Клянусь, — сказал Гвил и замолчал.
   — И ещё, — продолжал сенешаль с лёгкой усмешкой, — ты должен узнать, почему наши девушки никак не могут определить первую красавицу.
   — Ужасно трудно, — пробормотал Гвил, — не слишком ли велико наказание?
   Сапонид принял глубокомысленный вид:
   — Многие пытались решить этот вопрос… Каждый горожанин предлагает выбрать девушку из своей семьи: дочь, сестру, племянницу. Но вопрос должен решить незаинтересованный человек. Тебя же никто не сможет обвинить в предвзятости, и ты вполне можешь нам помочь в выборе первой красавицы.
   Гвил поверил в искренность сапонида, но его удивило, почему именно он должен выбирать красавицу.
   — Что же будет, когда я все исполню? — поинтересовался Гвил.
   Но сенешаль уже вышел, оставив дверь открытой.
   Гвил, проведший в темнице несколько дней, был огорчён, что его костюм оставляет желать лучшего после стольких приключений. Он умылся, причесался. Когда он вышел, то с грустью подумал, что выглядит достаточно неприглядно.
   Они с сенешалем поднялись на вершину холма. Обернувшись к спутнику, Гвил сказал:
   — Вы обещали показать дорогу.
   Сапонид пожал плечами:
   — Верно, но пока тебя освободили лишь временно, и ты должен нам помочь в выборе девушки. Всему своё время.
   С холма Гвил увидел, что по озеру плывут три полукруглых лодки, нос и корма которых опущены в воду. Юношу это заинтересовало.
   — Почему у вас лодки такой странной формы?
   Сенешаль удивлённо посмотрел на него:
   — Разве у вас на юге не растут такие стручки?
   — Ничего подобного я раньше не видел.
   — Такие плоды растут на лозах-великанах, как видишь, они имеют форму ятагана. Когда стручки созревают, мы их срезаем, очищаем, делая внутренний разрез, соединяем концы и сдавливаем, пока стручок не раскроется.
   Потом вставляем внутрь распорки, сушим, полируем, украшаем стручок резьбой, покрываем лаком — и корпус лодки готов.
   Площадка, на которую они поднялись, была окружена высокими домами из чёрного дерева. Это было место, где проводятся собрания и праздники горожан.
   Сами жители города, столпившиеся здесь, казались подавленными каким-то горем и безразлично взирали на происходящее.
   Сотня девушек печально стояла в центре. Гвилу все это зрелище казалось забавным.
   Девушки были пёстро одеты, их волосы, казалось, были умышленно растрёпанны, а лица выглядели грязными и мрачными.
   Гвил повернулся к своему проводнику:
   — Этим девушкам, похоже, совсем не нравится стоять здесь?
   Сенешаль криво усмехнулся:
   — Скромность не позволяет им выделяться. Она всегда была характерной чертой сапонидок.
   Но в душу Гвила прокралось сомнение.
   — Что это за процедура? Я многого у вас не понимаю, и мне не хочется никого обидеть.
   Сенешаль невозмутимо заявил:
   — Здесь не может быть никаких обид. Мы обычно проводим этот конкурс как можно быстрее и проще. Ты пройдёшь перед строем и укажешь на ту, которая тебе больше понравится.
   Гвил наконец понял, что от него требуется, и почувствовал себя дураком: идиотское наказание за нарушение нелепой традиции. Он решил побыстрее справиться с этим делом и направился к девушкам. Те смотрели на него с ненавистью и беспокойством. Его задача была не из простых, многие из девушек были миловидны, несмотря на выпачканные лица и гримасы.