Мисс Силвер продолжала обследовать пруд с помощью палки. Всего три фута глубины и ни кусочка камня, о который Мейбл Престон могла бы удариться головой и потерять сознание. Конечно, коктейли — вещь коварная. Она, разумеется, выпила, но не могла быть слишком пьяна, иначе не добралась бы сюда, да и к тому же, как бы нетвердо она ни стояла на ногах, падение вниз головой в холодную воду должно было вызвать хоть какую-то реакцию. Она вполне могла дотянуться руками до дна, значит, она могла и должна была попытаться оттолкнуться и выбраться из воды. В таком случае, как ее руки могли остаться на берегу в той же позиции, что и в момент падения? Адриана расспрашивала Сэма Болтона и расспрашивала очень толково. Колени мертвой женщины все еще находились на парапете, когда он попытался вытащить ее на берег. Адриана повторила его слова:
   — Иначе бы у меня ничего не вышло. Все, что я сделал, это залез в воду и вытолкнул ее наверх, так и это, скажу я вам, была та еще работенка.
   Еще бы не работенка — вытолкнуть на берег труп, который тянуло вниз тяжелое, намокшее пальто, но когда Мейбл Престон упала в пруд, она была живой, а пальто — сухим.
   Должно было пройти немало времени, чтобы толстая ткань пропиталась водой. Так почему же не было никаких попыток выбраться, ни реакции на падение в холодную воду?
   Почему живая, продолжавшая дышать женщина осталась в той же самой позе и захлебнулась? При всем желании мисс Силвер смогла объяснить это единственным образом: Мейбл Престон столкнули в пруд, и тот, кто ее столкнул, удерживал ее голову под водой, пока она не захлебнулась.
   Шокирующий вывод, но другого объяснение просто не было. Мисс Силвер решила проверить, возможно ли, стоя на коленях у парапета, удержать голову упавшего человека под водой. Низкий парапет возвышался на восемнадцать дюймов над идущей вокруг пруда мощеной дорожкой, но от внутреннего края парапета до поверхности пруда оказалась каких-то три-четыре дюйма: воды прибыло из-за недавних сильных дождей. Если бы убийца наклонился над парапетом или встал на колени рядом с ним, он имел все возможности не дать упавшей женщине выбраться из воды.
   Мисс Силвер пошла прочь — лицо ее выражало крайнюю мрачность. Тут было прелестно — в этот теплый осенний день яркая синева неба отражалась в воде пруда, а лучи солнца ослепительно играли на его поверхности. И еще не раз в его тихой воде отразятся и солнце, и небо, прежде чем кто-то, посетив этот уголок, снова сможет спокойно любоваться его прелестью, не вспоминая об ужасной трагедии. В чем-чем, а в этом она не сомневалась.
   Ни у кого не было причины желать смерти Мейбл Престон. Ее убили потому, что приняли за кого-то другого.
   Она покрасила волосы, чтобы быть похожей на Адриану форд и встретила свою смерть в пальто Адрианы. Описание этого пальто, сделанное Адрианой, всплыло в памяти мисс Силвер — в крупную черную и белую клетку с пересекающими их изумрудными полосками. Даже в сумерках или слабом свете электрического фонарика подобный рисунок должен бросаться в глаза. И Адриана носила это пальто настолько долго, что даже не позволила Мириэл его надеть. «Оно слишком заметное — я не хочу, чтобы люди болтали, будто я отдаю ей обноски. Она вполне без него обойдется!» Не так ли говорила Адриана? Если и не совсем теми словами, то с тем же смыслом.
   Когда мисс Силвер проходила под аркой, луч солнца высветил что-то яркое и она остановилась. За ветки тиса зацепился клочок ткани. Он был настолько мал, что, не упади солнечный луч прямо на него, мисс Силвер его бы просто не заметила. Когда она наконец отцепила лоскуток от колючей ветки, в руках у нее оказалось несколько шелковистых волокон того пронзительно-алого цвета, который называют «цикламеновый». Она осторожно засунула эти ниточки в один из пальцев перчатки и вернулась в дом.
   За чаем, на который ее пригласила Адриана, мисс Силвер показала ей находку:
   — У кого-нибудь из живущих в этом доме есть платье такого цвета?
   Адриана смотрела на ткань в ее руке с отвращением.
   — У Мириэл — и оно ей совершенно не к лицу. Чтобы носить вещи такого цвета, нужно быть блондинкой с прекрасной кожей и безупречным макияжем. Мириэл не слишком умна, а жизнь ее мало била. Она нацепила это платье на прием и выглядела посмешищем. Ее помада отличалась от него на целых три тона! Но ей бесполезно говорить об этом — она тут же приходит в бешенство. Где вы нашли это?
   Я была бы рада, если бы она изорвала этот наряд в клочья — так, чтобы не смогла его больше надеть. Ну так где вы его нашли?
   — Он зацепился за куст изгороди, окружающей пруд.
   — Изгороди? — переспросила Адриана резко.
   — С внутренней стороны одной из арок. Я заметила его, когда уходила. Прошла бы мимо, если бы луч солнца случайно не упал прямо на него.
   Адриана ничего не ответила — ее лицо застыло, превратилось в маску. Прежде чем она нашла в себе силы заговорить, в комнату вошла Мейсон с чайным подносом и только когда служанка уже собралась уходить, Адриана ее окликнула:
   — Герти, взгляни на это! — в руках она держала обрывок ткани.
   Мейсон прищелкнула языком.
   — Ну и ну, разве это не от платья Мириэл! Заплатить двадцать гиней за платье — я точно знаю, я видела чек — и бросить его валяться в комнате, да так, что первым же сквозняком его сдуло на пол! А потом испортить его в первый же день, стоило только надеть!
   — О, так она его испортила? В субботу?
   Мейсон кивнула.
   — Ну, не могу сказать, что я была в восторге от платья, но она совершенно его испортила! Залила кофе перед так, что пятно никогда не исчезнет и никакая химчистка не поможет!
   — Так она пролила на платье кофе?
   — Говорит, что кто-то толкнул ее под локоть. «Боже мой! — говорю. — Что это с вами стряслось?» и она ответила, что кто-то толкнул ее под локоть. «Ну, — говорю, — это уже никогда не вывести, — кофе не отстирывается, видит бог!» Тогда она просто ушла и оттолкнула меня, будто я и не человек, а вещь! Ну да что возьмешь с Мириэл!
   Что бы она ни натворила, виноват всегда будет кто-то другой! Она с самого детства так себя ведет!
   Мейсон могла бы продолжать бесконечно, но ее перебили:
   — Когда все это произошло?
   — Что произошло, голубка?
   Адриана сделала нетерпеливый жест.
   — Кофе пролился.
   — Откуда же мне знать?
   — Ты же знаешь, когда увидела платье Мириэл с пятном от кофе.
   Мейсон опустила глаза.
   — Ах, это? Дайте подумать — примерно в то время, когда все начали разъезжаться, поскольку я сказала себе: «Ну хорошо, что прием кончился, и лучше бы, чтобы бы он закончился побыстрей».
   — Что она сделала с платьем?
   — Отнесла его в понедельник в химчистку. Но им никогда не вывести этих пятен, так я ей и сказала. «Покрасьте его, — сказала я, — хоть в черный, или в коричневый, или в темно-синий. Темно-синий цвет очень подходит леди».
   И по этому поводу она не нашла что мне возразить.
   Когда Мейсон ушла, Адриана с вызовом посмотрела на мисс Силвер:
   — Итак?
   Мисс Силвер вязала с очень задумчивым видом. Она с головой ушла в процесс умножения двух на два. Ничего, кроме банального «четыре» не выходило.
   — А что думаете об этом вы, мисс Форд?
   Адриана взяла чайник и твердой рукой начала разливать чай.
   — Она спустилась к пруду тогда, когда на ней еще было это платье.
   — Да.
   — Она была в гостиной все то время, пока прибывали гости, но потом там стало слишком много народу, чтобы я с уверенностью могла сказать, там она или нет. Мириэл могла ускользнуть в любую минуту, только зачем ей это?
   — Она не носила это платье прежде?
   — Нет.
   — Следовательно, она была в саду в тот вечер, поскольку этот обрывок ткани от ее платья я обнаружила на изгороди у пруда.
   — Вам с молоком и сахаром? — спросила Адриана.
   — Молока, если можно, но сахару не надо, — она отложила вязанье, взяла чашку и продолжала, как будто никто ее и не прерывал:
   — Таким образом у нас есть два неопровержимых факта: что мисс Мириэл ходила к пруду и что ближе к концу приема она сказала Мейсон, что пролила кофе на свое платье. Вы сами видели эти пятна? Во время приема или, может быть, после него?
   Адриана изумленно взглянула на собеседницу и, налив себе чаю, поставила чайник на поднос.
   — Но она же переоделась — когда я вышла на площадку лестницы и все они собрались в холле, на ней было другое платье!
   — Вы в этом совершенно уверены?
   — Конечно уверена. Она надела свое старое платье из зеленого крепа. Отвратительное платье — не знаю, зачем она его купила, но у нее никогда не было вкуса в том, что касается одежды. — Адриана добавила в чашку молока и поднесла ее к губам, но пить не стала — ее рука внезапно дрогнула и она поспешила поставить чашку.
   — Постойте, к чему все это? Вы хотите, чтобы я поверила, что Мириэл — Мириэл! — пошла к пруду и столкнула в него Мейбл? Потому, что на той было мое пальто, потому, что она приняла ее за меня? Вы хотите, чтобы я поверила в это?
   Мисс Силвер смотрела на нее с сочувствием.
   — Я этого не говорила, мисс Форд. Это сказали вы.
   — Не все ли равно, кто это сказал? Вы ведь думали об этом? Вы верите в то, что Мириэл столкнула бедную Мейбл Престон в пруд и держала ее там, полагая, что это я? И что потом она пришла домой и вылила на платье кофе — в надежде скрыть пятна. Вы же знаете, что парапет зарос мхом и вода в пруду тоже могла оставить грязные пятна, но кофе — кофе поможет скрыть любую другую грязь.
   Мисс Силвер жестко проговорила:
   — Мисс Форд, я ничего подобного не говорила. Это сказали вы сами. Такое вполне возможно, но то, что возможно, вовсе не обязательно воспринимать как неопровержимый факт. Косвенные улики могут быть обманчивыми.
   Мисс Мириэл была недалеко от пруда в том платье и позднее сменила его, потому что пролила на него кофе. Существует возможность, что кофе был пролит намеренно, с целью скрыть другие, изобличающие ее пятна, но нет доказательств, что все было именно так.
   Адриана снова поднесла к губам чашку, но на этот раз сделала долгий, спокойный глоток. Затем снова поставила чашку и сказала:
   — Она обижена на меня и уже довольно давно. Мириэл считает, что я должна использовать свое влияние, чтобы протолкнуть ее на сцену. Но она не желает учиться. Она считает, что может, не пошевелив пальцем, с легкостью достичь высот и думает, что я могу ей помочь. Но я не могу, даже если бы захотела, и не захочу, если бы у меня и была такая возможность, — так я ей и сказала однажды и она меня за это возненавидела. А последние несколько дней она злилась на меня из-за этого проклятого пальто. Знаете, она всегда была такой — стоит ей на что-то положить глаз, она непременно должна это получить. Но если она получит то, что хотела, в девяти случаях из десяти она тут же потеряет к нему всякий интерес. Мириэл есть Мириэл! Но я все же не думаю…
   Она осеклась. Под тщательно наложенным макияжем лицо стало бледным как мел. Адриана глубоко вздохнула и продолжила, как ни в чем не бывало:
   — Я не думаю, что она попытается меня убить.
   — Она — девушка очень несдержанная, — заметила мисс Силвер.
   Адриана кивнула соглашаясь.
   — Это просто выход избытка эмоций. Я провела всю жизнь среди таких, как она. Такие люди легко впадают в бешенство и делают это от всего сердца. Только выглядит их ярость куда страшнее, чем есть на самом деле. Артистический темперамент — это проклятье, когда к нему в комплекте не придается таланта, чтобы дать ему выход!
   Мейсон вернулась за подносом, но не спешила его уносить.
   — Назвать меня чертовой шпионкой и старой сплетницей? — заявила она тоном человека, вынужденного сносить смертельное оскорбление.
   Адриана, которой подобное настроение служанки не было внове, задала вопрос, которого та с нетерпением ждала:
   — Кто же это назвал тебя шпионкой и сплетницей?
   — Чертова шпионка и старая сплетница — вот как меня назвали, а двадцать лет назад я ее нянчила и шлепала за подобные слова! Вы ее избаловали — вот что! И далеко не в первый раз я говорю вам о том, что добром это не кончится! Это я-то — шпионка! Это я — сплетница! Такого мне и злейший враг не посмел бы сказать! "Смотри, Мириэл, — сказала я, — это уже слишком! Мисс Форд показала мне клочок от платья, которое вы порвали, а я на это только и сказала: «Оно порвано, а то, что порвано, то уже новым не назовешь!» А она налетела на меня, как бешеная, и как заорет — мол, клянется самой что ни есть страшной клятвой, что в жизни его не рвала! А я ей: «Нет, порвали, милочка! А что вы изволили делать у этого ужасного пруда в прекрасном совсем новом платье — об этом не мне судить!»
   Ну, милые мои, тут она так взвилась, словно ее хлыстом огрели. «Я не ходила к пруду», — кричит. «Ходили-ходили, сударыня! И там вы порвали ваше платье, потому что мисс Силвер нашла там лоскуток от него! Я была за дверью и собиралась ее открыть, когда она рассказывала мисс Форд о том, что нашла его на кусте изгороди!»
   — Герти, так ты подслушивала!
   Мейсон осеклась.
   — Ну я же как раз открывала дверь, ведь так? А если у вас от меня секреты завелись — так ничего тут хорошего!
   Что я такого сказала Мириэл, что она имела наглость сказать мне такие слова! Сплетница и шпионка! Мне за нее стыдно, и я ей так и сказала! При мистере Джеффри и миссис Эдне, которые вышли из своих комнат, и мистере Ниниане и Симмонсе, которые были в холле! Что они могли подумать!
   Когда Мейсон наконец вышла, мисс Силвер сказала очень мрачно:
   — Мисс Форд, вы обратились ко мне за советом, но когда я предложила вам его, вы не были склонны обратить на него внимание. Поэтому здесь произошла трагедия. Вы с большой поспешностью вызвали меня сюда и вот я здесь.
   После всего нескольких часов, проведенных в доме, я не в состоянии предложить объяснение всего произошедшего или заявлять без обиняков, что и как, но я чувствую, что должна предупредить вас. Есть моменты, которые могут вызвать или ускорить дальнейшее развитие событий.
   Адриана посмотрела на нее тяжелым взглядом.
   — Какие моменты?
   — Я должна вам на них указать?
   — Да.
   Мисс Силвер уступила.
   — Среди живущих в вашем доме есть три человека, находящихся в состоянии конфликта. Один из них проявляет все признаки эмоциональной нестабильности. Смерть мисс Престон произошла приблизительно между шестью часами вечера и началом девятого. Вы сами мне сказали, что видели ее самое позднее в шесть. Вы же говорили мне, что мисс Мириэл была на виду до того же самого времени.
   Адриана ответила:
   — Вы можете считать, что это было в половине седьмого. В двадцать минут седьмого я сама разговаривала с Мириэл, так вот, бедняжка Мейбл — ее было слышно, даже во всем этом шуме: у нее был очень характерный, высокий и дребезжащий голос.
   — Это сужает промежуток времени, в который происходили известные события, до полутора часов. В это время мисс Престон и мисс Мириэл обе были у пруда. Мы не знаем, что привело их туда, но известно, что обе они были внутри меньшей из изгородей. Нет, конечно, никаких доказательств того, что приход мисс Мириэл туда как-то связан с появлением мисс Престон. Возможно, это так, а возможно, нет. В любом случае теперь она знает, что ее присутствие там обнаружено и теперь это известно и вам, и вашим домочадцам.
   — Каким домочадцам?
   — Вы слышали, что сказала Мейсон — что мистер Джеффри и его жена были на лестничной площадке, когда Мириэл обвинила ее в распространении сплетен. О том, что клочок ее платья был найден на живой изгороди, окружающей пруд, было сказано достаточно ясно. Они могли это слышать. Мистер Ниниан Рутерфорд и Симмонс были в холле внизу. Они тоже могли слышать, о чем шла речь.
   Фактически Мейсон сама заявляет, что они все слышали.
   И вы предполагаете, что завтра хоть один человек в этом доме не будет знать, что мисс Мириэл была в тот вечер у пруда? Или вы верите, что эта новость не выйдет за пределы дома?
   — Что вы имеете в виду? — спросила Адриана.
   — Вам нужно, чтобы я это вам сказала?
   — Конечно.
   И мисс Силвер ответила спокойным, ровным голосом:
   — Вполне возможно, что появление мисс Мириэл у пруда никак не связано с мисс Престон и ее смертью. Она могла прийти туда и уйти, так и не увидев ее. А возможно, что она видела мисс Престон и стала свидетельницей ее смерти. Возможно, она в этой смерти замешана. Возможно, оставаясь незамеченной, она видела, как причиной этой смерти стал кто-то другой. Мне нет необходимости указывать вам, что в подобном случае ей может угрожать опасность.
   — Не слишком ли сильно сказано? — спросила Адриана резко.
   Мисс Силвер неодобрительно кашлянула.
   — Иногда нагнетание страха и обиды может форсировать развитие трагических событий.
   — На это я бы ответила «Вздор!» — хрипло проговорила Адриана.
   — Но не отвечаете?
   — Пока нет. Что мне теперь делать?
   — Отошлите куда-нибудь мисс Мириэл и уезжайте сами.
   Пусть все это волнение немного уляжется.
   Возникла пауза. После довольно долгого молчания Адриана сказала:
   — Боюсь, я плохо это умею — убегать.

Глава 24

 
   Никто и не ждал, что вечер будет приятным. Слишком много разногласий, опасений и обид занимало мысли шестерых обитателей Форд-хауса, собравшихся после обеда в гостиной. Из-за задернутых серых бархатных портьер и серого ковра под ногами казалось, что все вокруг затянуто туманом — не тем, что подбирается все ближе и ближе, мешая дышать, а таким, который просто окружил кольцом и покуда ждет. Было время, когда Адриана согревала и озаряла гостиную одним своим присутствием, но не сегодня.
   Этим вечером на ней было отороченное темным мехом серое бархатное платье, почти сливающееся с портьерами и ковром. Промолчав весь обед, она намеренно хранила безмолвие и дальше, держа на коленях книгу, которую и не думала читать, только время от времени перелистывала страницу. Когда с ней заговаривали, она односложно отвечала и снова погружалась в отстраненное молчание.
   Мириэл переоделась в зеленое платье — как поняла мисс Силвер, то самое, старое креповое, о котором Адриана отозвалась столь нелестно. При искусственном освещении оно казалось выцветшим и ничуть не смягчало мрачный облик его владелицы. Сама мисс Силвер была в аккуратненьком синем крепдешиновом платье, которое Этель Бэркетт убедила ее купить во время прошлогоднего отпуска. Оно стоило намного больше, чем мисс Силвер привыкла платить за подобные вещи, но Этель настаивала, и была права. «Тетушка, вы ведь никогда об этом не пожалеете. Такой хороший материал и такой замечательный фасон. Оно прослужит вам многие годы, и в нем вы всегда будете хорошо себя чувствовать и отлично выглядеть». В сочетании с золотым медальоном с выгравированными монограммами ее родителей, внутри которого хранились их локоны, это платье вполне удовлетворяло понятиям мисс Силвер о подобающей одежде для пожилой леди. В течение всего обеда она поддерживала неторопливую беседу, а перейдя в гостиную, открыла свою сумку с вязаньем и достала длинные спицы, с которых свисало три-четыре дюйма шарфика для близнецов Дороти Силвер.
   Мисс Силвер устроилась рядом с миссис Джеффри Форд, которая механически поднимала и опускала иглу над лежащими у нее на коленях пяльцами. Когда принесли кофе, Эдна выпила две чашки подряд, причем без молока, и снова вернулась к своей вышивке. Старое черное платье висело на ней как на вешалке, не оживляемое ни брошью, ни ниткой жемчуга. На ее ногах были давно вышедшие из моды разношенные туфли на ремешках с огромными стальными пряжками. Одна из пряжек держалась слабо и болталась из стороны в сторону. Эдна не имела привычки пользоваться косметикой, но и та вряд ли смогла бы скрасить впечатление от ее измотанного и напряженного лица. Но говорить у нее еще хватало сил, чем она и занималась. Пустяковые подробности обыденной домашней работы в загородном доме лились непрерывным потоком из ее поблекшего рта:
   — Конечно, мы сами выращиваем овощи, а то бы я не знала, что и делать. Но в этом нет никакой экономии.
   Наоборот, Джеффри даже подсчитал однажды — один кочан капусты обходится нам в полкроны или даже три шиллинга. Джеффри, ты не помнишь, во сколько именно?
   Джеффри Форд, на коленях которого стоял кофейный поднос, оглянулся через плечо и улыбнулся:
   — Дорогая, понятия не имею, о чем ты.
   В голосе Эдны зазвучали резкие нотки.
   — О капусте — ты однажды подсчитал, сколько она нам стоит, и, конечно, еще цветная капуста и все остальное ложе. Не то полкроны, не то три шиллинга и шесть пенсов.
   Джеффри рассмеялся.
   — Я не думаю, что я когда-нибудь подсчитывал все это до последней горошины! Разумеется, выращивать свои овощи — это причуда, но весьма приятная, — Джеффри опустил на поднос свою чашку. — Ладно, мне еще нужно написать несколько писем.
   Эдна сделала очередной стежок на своей безукоризненно симметричной вышивке и спросила:
   — Кому ты собираешься писать? — а затем, когда во взгляде мужа появилось нечто, весьма напоминающее отвращение, добавила поспешно:
   — Я просто подумала, что если ты будешь писать кузену Уильяму, то передай ему привет от меня.
   — А почему ты решила, что я собираюсь писать Уильяму Терви?
   Ее рука дрогнула.
   — Я… я просто подумала…
   — Это очень дурная привычка.
   Джеффри вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.
   Мириэл рассмеялась.
   — О, Джеффри и его письма! — сказала она, но продолжать не стала.
   Эдна перешла к ценам на рыбу.
   В гостиную вместе вошли Ниниан и Дженет и отвлекли внимание Мириэл на себя.
   — Ваш кофе остыл. Где можно было так застрять?
   Ей ответил Ниниан.
   — Мы поднялись наверх, чтобы пожелать Стелле спокойной ночи.
   — Она должна быть уже в постели! — выкрикнула Мириэл.
   — Так оно и есть. Ну так и что? — ответил Ниниан весело.
   Дженет слегка покраснела. В своем коричневом платье со старомодной жемчужной брошью она выглядела юной и очень хорошенькой. Она сказала:
   — Звонила Стар. Она сегодня не вернется.
   Мириэл рассмеялась.
   — Ну, теперь, когда вы здесь, давайте чем-нибудь займемся! Я поставлю какую-нибудь музыку и мы можем потанцевать.
   Ниниан посмотрел на Адриану. Она на мгновение подняла на него глаза и перевернула страницу. Ну, раз сама хозяйка этого хочет… Но если Мириэл думает, что он собирается танцевать с ней, оставив Дженет неизвестно кому, то она сильно ошибается.
   Но Мириэл думала совсем о другом. Она отложила принесенную пластинку и повернулась к двери.
   — Я сейчас приведу Джеффри. Что за чушь он придумал — отправиться писать письма! Кроме того, неужели кто-то в это верит? Я — точно нет! Или, может быть, ему помогает Эсме Трент?
   Мириэл вышла из комнаты так быстро, что не заметила осуждающего взгляда, брошенного на нее Адрианой.
   Эдна ничего не сказала и даже, кажется, не шевельнулась — только на мгновение прикрыла глаза. Ее руки лежали на пяльцах — в них даже не было иглы. Вновь открыв глаза, Эдна обнаружила, что мисс Силвер обращается к ней:
   — Как удачно, что Стелла ходит в этот класс у викария.
   А что, там все девочки ее возраста?
   — Дженни немного старше, а Молли — младше.
   — Там, кажется, есть еще мальчик, не так ли?
   — Он не из семьи викария.
   — Правда? Но ведь он живет где-то поблизости?
   — Да, поблизости.
   Адриана подняла взгляд от книги и сказала решительно:
   — Он живет с матерью в сторожке того большого пустующего дома, почти напротив дома викария. Его мать — вдова, ее имя — миссис Трент. Она совсем не занимается мальчиком, а мы практически не поддерживаем с ней отношений.
   Если расспросы мисс Силвер и имели целью отвлечь внимание Эдны Форд от последней фразы Мириэл, то в результате возымели обратный эффект. Эдна произнесла дрожащим голосом:
   — Она дурная женщина — совершенно распущенная. Мы не должны принимать ее в доме, — ее бесцветные глаза уставились на Адриану. — Вы не должны были приглашать ее на прием. Это было совершенно не правильно. Она безнравственна.
   Адриана пожала плечами.
   — Дорогая Эдна, я не полиция нравов!
   Чрезмерно сухой тон, которым это было сказано, заставил мисс Силвер вспомнить о том, что говорилось о самой Адриане Форд примерно сорок лет тому назад. Но Эдна была выше деликатности или такта.
   — Она порочна до мозга костей. Она не думает ни о ком, кроме себя. Ей все равно, какой ценой, но она своего добьется.
   Адриана бросила на нее презрительный взгляд и заметила:
   — Ради бога, Эдна! Разве можно выставлять себя таким посмешищем?
   У граммофона в другом конце гостиной Ниниан пробормотал себе под нос:
   — Похоже, тишина в морге грубо нарушена. Останемся в стороне или примем участие?
   Дженет ответила ему мрачным взглядом. В электрическом свете лампы ее глаза казались такими же темными, как и волосы. Ниниан находил этот оттенок очень красивым.
   Он почти не слышал, о чем она говорила, поскольку его мысли были заняты совсем другим, уловил только, что она предпочитает не вмешиваться в разговор. Впрочем, последнюю ее фразу он все-таки расслышал:
   — Это не имеет к нам никакого отношения.
   И неожиданно для себя самого до смешного обрадовался этому «к нам», словно объединявшему его и Дженет и выносящему их двоих за скобки общей беседы, — и поражаясь самому себе, Ниниан с ужасом понял, что краснеет и не знает, что сказать. А Дженет наконец почувствовала себя отмщенной. Давненько ей этого не удавалось и теперь грело душу.