Страница:
Рука Адрианы поднялась и упала в том же самом жесте, который так запомнился мисс Силвер — легком, грациозном и выразительном.
— О, после нас — хоть потоп! Если меня убьют, можете делать все, что вам заблагорассудится! — воскликнула актриса с чувством, которое, впрочем, тут же иссякло — нахмурившись, она пробормотала:
— Зачем я это сказала?
Я не собиралась так говорить. Нам лучше заняться теми, кто бывает в доме, — она забарабанила пальцами по подлокотнику кресла. — Я не знаю, что вам обо мне известно, но все знают, что я оставила сцену. Живу в старом доме у реки в трех милях от Ледбери. Дом называется Форд-хаус.
Я купила его три года тому назад потому, что мне понравилось название. Я — урожденная Рутерфорд, но на сцену вышла как Адриана Форд. Некоторые из моих родственников остались верны своей шотландской фамилии, а некоторые, вслед за мной, стали называть себя Фордами. Я — последний представитель нашего старшего поколения. Ну а теперь — об обитателях Форд-хауса. Алфред Симмонс и его жена — дворецкий и кухарка. Оба служат у меня уже двадцать лет и живут в доме, как и Мейсон, которую можно назвать моей горничной. Она занималась моими костюмами и очень мне предана. Начала работать у меня еще девочкой, а теперь ей под шестьдесят. Еще двое приходящих служанок: девчонка по имени Джоан Катл — глупое создание, которое меня бесит, но невозможно представить себе, чтобы она захотела кого-нибудь отравить, — и вдова средних лет, чей муж был младшим садовником. Ее фамилия, если вам, конечно, интересно, — Прэтт. Рядом с домом живет садовник по имени Робертсон и при нем еще молодой человек — Сэм Болтон. Он обслуживает машину и вообще следит за техникой.
Пока мисс Силвер записывала имена в свою тетрадку, Адриана пребывала в мрачном молчании, а затем сказала:
— Ну, это все слуги Форд-хауса, и я не могу придумать ни малейшей причины, чтобы кто-то из них захотел убрать меня с дороги.
— А наследства им не положено?
— А как же! За кого вы меня принимаете? Мейсон служит у меня уже сорок лет, а Симмонсы — двадцать.
— Они знают, что упомянуты в завещании?
— Они бы очень огорчились, если бы я этого не сделала.
— Мисс Форд, я вынуждена просить вас выражаться точнее. Они действительно знают, сколько именно им положено по завещанию?
— Конечно, они это знают!
— И это значительная сумма?
— Я никогда не мелочусь!
— А остальным слугам тоже что-нибудь полагается?
— Да нет. По пять фунтов за каждый год службы. Так что всем остальным — не больше сотни.
Мисс Силвер провела под записями жирную черту.
— Так. Со слугами разобрались. Могу я спросить, кто еще живет в Форд-хаусе?
Палец Адрианы скользил по вырезанным на подлкотнике кресла листьям аканфа.
— Мой кузен Джеффри Форд и его жена Эдна. Джеффри уже под пятьдесят. Его доходы не так велики, как ему хотелось бы, так что жизнь деревенского джентльмена его вполне устраивает. Сначала он наносил мне визиты, которые от раза к разу становились все более продолжительными, а теперь он живет в Форд-хаусе почти постоянно. Джеффри — человек приятный, и мне нравится, что он живет в доме. Его жена — одна из тех невыносимых женщин, которые всегда хотят как лучше — постоянно мешает слугам и называет это работой по дому. Дай ей волю, она все запрет под замок, а выдавать будет не больше суточной порции, да и то по большой просьбе. И еще она страшно ревнует Джеффри — просто смехотворно!
Мисс Силвер занесла карандаш над тетрадным листом.
— Говоря «смехотворно», вы хотели сказать, что оснований для ревности у нее нет.
Адриана хрипло рассмеялась.
— Что вы! Я бы сказала, для этого у нее есть все основания! Но на что она, собственно, рассчитывала? Она старше Джеффри, да ее и прежде нельзя было назвать привлекательной. Никто так и не смог понять, почему он на ней женился. Насколько мне известно, денег у нее нет. Ну, довольно о Джеффри и Эдне. Есть еще Мириэл.
Мисс Силвер записала имя в тетрадку, переспросив:
— Мириэл? А фамилия?
— О, разумеется, Мириэл Форд. По крайней мере последние двадцать три года — или около того — ее зовут именно так. Не имеет смысла спрашивать, откуда она взялась, потому что взялась она из ниоткуда. Можно сказать, ее мне подбросили и она пожелала остаться. От нее все шарахаются. Яркая личность — тридцать три несчастья.
— Чем она занимается?
— Цветами, — Адриана презрительно скривила рот.
— Вы не задумывались о том, чтобы дать ей какую-нибудь профессию?
— О, конечно думала, но все, чем она когда-либо хотела заниматься, это выйти на сцену и блистать. Работать ей не хочется, да и таланта нет. На самом деле все это очень печально.
«Эмоциональная, разочарованная, недовольная» — записала мисс Силвер напротив имени Мириэл Форд. И, подняв голову от записей, заметила, что Адриана смотрит на нее и в ее взгляде явственно читается сомнение.
— Это те, кто постоянно живет в доме, но ведь есть еще и гости. Думаю, что вас они не интересуют.
— Вы хотите сказать, что во время всех встревоживших вас происшествий в доме были гости?
— Ода!
— В таком случае, думаю, вам лучше сообщить мне их имена.
Адриана наклонилась вперед.
— Хорошо, первая — это Мейбл Престон. Она была в Форд-хаусе в тот день, когда я сломала ногу, но она, конечно, не имеет к этому никакого отношения.
— А кто такая эта Мейбл Престон?
Адриана скорчила гримасу.
— О, просто старая подруга и очень несчастная. Она была широко известна как Мейбл Престейн, но вышла замуж не за того человека и покатилась вниз. Он растратил все, что она имела, и, когда у нее ничего не осталось, бросил ее, бедняжку. Я как-то пригласила ее к себе, чтобы поддержать, но должна признаться, в тот момент как раз совершенно не хотела ее видеть.
Карандаш замер, и мисс Силвер спросила:
— Она как-то упомянута в вашем завещании?
Адриана опечаленно посмотрела на нее.
— Ну да. Я и теперь немного помогаю ей, а потом она будет получать пожизненную ренту. Но для нее моя смерть вряд ли выгодна — думаю, она потеряет гораздо больше, чем приобретет. Я ведь ей время от времени кое-что подбрасываю — ну, вы знаете, одежду и всякое такое. Нет, Мейбл можете выбросить из головы — и незачем даже записывать ее в вашу тетрадь. Я знаю ее вот уже сорок лет — она и мухи не обидит.
— У вас есть еще кандидатуры?
— Еще моя юная внучатая племянница. Стар Сомерс, — о ней вам следует знать. Очень хорошенькая и привлекательная и достигла немалых успехов на сцене — в комедийных постановках. Она не живет в Форд-хаусе, но постоянно приезжает сюда — потому что с нами живет се маленькая дочка с няней. Стар год назад разошлась с мужем, иногда он приходит навестить ребенка, но надолго не задерживается. Еще к нам в гости наведывается кузен Стар Сомерс, Ниниан Рутерфорд. Они любят друг дружку, как родные брат и сестра — их отцы были близнецами. Как только в Форд-хаусе появляется Стар, приезжает и Ниниан.
Мисс Силвер записала новое имя и спросила:
— Кто из этих людей останавливался в доме, когда вы упали с лестницы?
В глазах Адрианы появился насмешливый блеск.
— О, да все они — за исключением Робина Сомерса.
Нет, погодите — я уверена, что он тоже там был. Как правило, он не спускается вниз, если знает, что Стар в доме, но это был день рождения малышки Стеллы, а он никогда об этом не забывал. Стар не хотела его видеть — она была в бешенстве. Устроили небольшой детский праздник — пригласили нескольких детей, живущих по соседству — и я оказалась в центре всей этой суеты, но все-таки поднялась наверх и попыталась уговорить Стар спуститься вниз, а она отказывалась — из-за Робина. Так что он наверняка находился в доме, когда я упала… Когда же это было? Ах, ну да — пятнадцатого марта.
Мисс Силвер записала и это тоже.
— А случай с супом из шампиньонов?
— О, это было в августе. Точнее не вспомню, даже не спрашивайте. День, когда я упала, я только потому и запомнила, что это Стеллин день рождения. Вероятно, история с супом случилась на выходные — если, конечно, вам это хоть что-то даст, — потому что дома были и Стар, и Мейбл, да и все остальные, за исключением Робина. Хотя, в конце концов, точно этого никто из нас не знает. Но что касается пилюли, то, как вы, вероятно, и сами понимаете, ее мог положить в пузырек кто угодно и когда угодно. Вообще говоря, — сказала Адриана, ослепительно улыбаясь, — все это с равным успехом мог сделать любой из них, а может, никто ничего и не делал, — распахнув старое кроличье манто, она небрежно и весело сбросила его. — Теперь, когда я все вам рассказала, вы представить себе не можете, насколько мне стало легче. Вы знаете, как это бывает: думаешь и думаешь ночи напролет, и не можешь перестать.
А теперь я вижу, что все это я сама выдумала — от начала и до конца. Я просто поскользнулась и упала. Муха попала в каплю супа и умерла своей смертью — чего не бывает? Что касается пилюли, то ее могли положить в пузырек по ошибке, — скажем, это какой-то другой препарат, а может быть, она бракованная, да мало ли что еще. Надо просто выбросить все это из головы, и чем скорее, тем лучше.
Мисс Силвер молчала, серьезная, собранная. Она видела — Адриана Форд уговаривает самое себя, и сомневалась в действенности этих уговоров. И помолчав, сказала посетительнице:
— Как вы сами говорите, ваши подозрения практически ни на чем не основаны. Падение с лестницы вполне могло оказаться случайностью, да и доказательства того, что в суп что-то подложили, было тоже весьма сомнительное.
А вот пилюля дает некоторую почву для размышлений. Очень жаль, что вы ее выбросили. Но раз уж вы обратились ко мне, я постараюсь дать вам самый лучший совет. Не расставаясь с вашими домочадцами и не меняя образа жизни, вы могли бы кое-что сделать.
Адриана подняла брови:
— Что именно?
— Вы можете распорядиться, что впредь будете обедать и ужинать за одним столом со всеми остальными. Персональные блюда отравить проще. Это раз.
— А два?
— Дайте понять вашим домочадцам, что внесли изменения в завещание. Если кто-то из них считает, будто ваша смерть ему выгодна, то подобное заявление заставит его усомниться и, возможно, удержит от искушения.
Адриана всплеснула руками.
— О, моя дорогая мисс Силвер!
— Вот такой вам мой совет, — сказала мисс Силвер успокаивающим тоном.
Адриана откинула голову назад и рассмеялась низким мелодичным смехом.
— Вы знаете, что я собираюсь сделать?
— Думаю, что догадываюсь.
— Тогда вы даже догадливее, чем вам кажется. Я собираюсь начать новую жизнь и жить так, как мне хочется. Я поняла это, сидя здесь и рассказывая вам о том, что кто-то хочет меня убить, и сама уже не веря в это или веря, но не придавая этому значения. Я собираюсь жить. И я не намерена влачить прежнюю жизнь прикованного к постели инвалида — нет, я имею в виду настоящую жизнь. На сегодня я наняла машину и в ней меня ждет Мейсон. Выйдя отсюда, я отправлюсь за покупками и куплю кучу новой одежды и уложу волосы — давно пора!. А затем вернусь в Фордхаус и устрою там такое… Когда-то о моих приемах ходила такая слава! Не знаю, почему я от них отказалась — сперва война, а потом мне уже не хотелось, чтобы меня беспокоили — но теперь я начну все с начала. Но ухо буду держать востро, обещаю вам. Если кто-то и мечтает убрать меня с дороги, он скоро убедиться, что это не так-то просто!
Глава 4
В гостиной Форд-хауса было слишком много мебели, отчего в этой просторной комнате с тремя высокими, выходящими на террасу стеклянными дверями, казалось даже темновато. Свет поглощали и старые расписные деревянные панели, приобретшие с годами серебристо-зеленый оттенок, и тяжелые портьеры серого бархата, закрывавшие большую часть стекла. В те дни, когда Адриана Форд давала приемы, эти приглушенные оттенки цвета мха и лишайника выгодно подчеркивали ее пламенеющие волосы и все ее великолепие. Но в отсутствие главной героини на сцене Доминировала мебель: огромные чиппендейловские горки, заставленные коллекционным фарфором; отделанный перламутром рояль черного дерева; столы и столики — золоченой бронзы с инкрустацией и ореховые с мозаикой из атласного дерева; монументальные диваны; огромные кресла; мраморный камин, величественный, словно вход в гробницу; расставленные в художественном беспорядке безделушки. Когда-то Адриана озаряла все это, подобно факелу, а теперь здесь, казалось, царил мрак и запустение.
Стар Сомерс осторожно присела на подлокотник одного из кресел. Ее внешность совсем не сочеталась с убранством этой комнаты. Она была в сером, но не того сумрачного, темно-серого, оттенка, как портьеры, — ее прекрасно сшитый костюм отливал звездным серебром, прекрасно гармонируя с ее сияющим именем[2]. На лацкане сверкала бриллиантовая брошь, а вырез тончайшей белой, блузки пересекала нитка жемчуга. И на сцене, и вне ее Стар была одинаково изысканна. Будь в этой комнате вдвое больше света, он бы не выявил ни малейшего изъяна этой восхитительной кожи, прекрасных глаз и бледно-золотых волос молодой женщины. И совершенство это вовсе не было результатом искусного макияжа. Природа дала ее ресницам именно тот оттенок, который подчеркивал серый цвет глаз, а румяна были ей просто не нужны. Когда она радовалась, ее щеки розовели, когда грустила — бледнели. Очаровательная форма губ была чуть акцентирована помадой самого приятного оттенка. В эту минуту ее глаза были широко распахнуты, рот приоткрыт, а щеки заливал румянец.
— Вы и не думали мне сообщить! — воскликнула она. — Вы позволили няне уйти и ничего мне не сказали!
Эдна Форд, жена ее кузена Джеффри, опустила взгляд на свой длинный нос. Все в ней было каким-то блеклым: волосы, всегда напоминавшие Стар выгоревшую на солнце траву, бледно-голубые глаза в обрамлении песочного цвета ресниц, тонкие бесцветные губы с брюзгливо опущенными уголками. Даже вышивка, над которой Эдна работала в данный момент, казалась бледной и невыразительной: фон — тусклым, краски — какими-то мутными, а сам рисунок — чересчур симметричным и оттого неживым. Эдна молча втыкала и снова вытаскивала иглу, словно бы говоря этим, что Стар поднимает шум из-за пустяка. Дескать, видали мы сцены — вы, актеры, вообще слишком эмоциональные. И почему ты, Стар, не можешь сидеть в кресле, как люди, — обязательно надо пристраиваться на подлокотнике, как птица на жердочке? Обивка вон уже совсем вытерлась, а менять ее выйдет недешево, — но платить-то Адриане, а не тебе, голубушке. С трудом сдерживаясь, Эдна наконец ответила:
— Как вам известно, у нее давно не было отпуска.
Стар посмотрела на нее с упреком.
— Но вы же знаете, я никогда не помню дат. А вы не сказали об этом мне — вы ничего мне не говорите. Притом что прекрасно понимаете, что никогда я не смогу уехать в Америку, пока не буду совершенно спокойна за Стеллу — что у нее все в порядке!
Эдна завела глаза, моля Господа послать ей терпение.
— Милая Стар, я не понимаю, о чем вы толкуете. Вы забываете, что Стелла не младенец — ей уже, слава богу, шесть лет. Здесь буду я, и Мейсон, и миссис Симмонс, и эта славная девушка Джоан Катл, которая приходит из соседней деревни. Безусловно, мы — любая из нас — сумеем присмотреть за одной маленькой девочкой, да и няни-то не будет каких-то две недели.
Серые глаза вспыхнули, мелодичный голос дрожал:
— Когда шестеро взрослых присматривают за одним ребенком, каждый из них полагается на другого, а до ребенка просто-напросто никому нет дела! А у Мейсон, как вы прекрасно знаете, хватает хлопот и с Адрианой! Миссис Симмонс — кухарка, а не нянька. Она и так постоянно твердит, что у нее на все рук не хватает! А что касается Джоан Катл, то о ней мне вообще ничего не известно — разве я оставлю Стеллу с человеком, о котором практически ничего не знаю! Да, эти гастроли — прекрасный шанс сделать карьеру, но я готова отказаться от них, если не буду уверена, что со Стеллой все в порядке! Пусть няня немедленно вернется!
Эдна позволила себе легкую улыбку.
— Она уехала в один из этих автобусных туров — Франция, Италия, Австрия…
— Эдна, это ужасно!
— Я понятия не имею, где она сейчас. Скорее всего, она не сможет вернуться раньше обещанного срока.
Глаза Стар наполнились слезами.
— Даже если бы мы знали, где ее искать, она ведь упряма, как черт, — вполне может и отказаться вернуться, — слеза упала на бриллиантовую брошь. — Придется телеграфировать Джимми — пусть ищет другую исполнительницу.
Эта роль прямо для меня написана, а теперь он отдаст ее этой ужасной Джин Помрой. Она ее, конечно провалит, но что я могу поделать? Стелла прежде всего!
— Моя дорогая, вы слишком драматизируете.
Стар уставилась на Эдну взглядом, исполненным скорби, а не ярости. Румянец сбежал с ее лица. Она достала маленький носовой платок и прижала его к глазам.
— Вам, конечно, не понять. Что взять с человека, у которого никогда не было детей.
Несвойственный Эдне румянец подтвердил, что шпилька попала в цель. А печальный мелодичный голос продолжал:
— Конечно, все именно так и будет. Джимми будет в бешенстве. Он же сколько раз говорил, что эту роль могу сыграть только я! Но я всегда думала в первую очередь о Стелле и впредь намерена поступать так же. Я не могу — и не стану оставлять ее одну, если только… если только… — платок упал, а румянец вернулся. Стиснув руки, Стар порывисто произнесла:
— У меня появилась идея!
Эдна приготовилась к худшему:
— Вы же не станете брать ее с собой…
— Об этом я не могу даже мечтать! Конечно, это было бы здорово — о, правда здорово! Но я даже и думать об этом не смею! Нет, я подумала о Дженет!
— Дженет?
Нет, за мыслями Стар невозможно уследить. Она перескакивает с одного предмета на другой, и при этом совершенно уверена, что все вокруг обязаны понимать, о чем речь.
— Дженет Джонстон, — продолжала Стар, — дочь священника из Дарнаха, городка, где я обычно гостила у Рутерфордов. Мы с Нинианом часто встречались с ней, и Стелле она понравится. Если с девочкой останется Дженет, я могу не беспокоиться. Это такой надежный человек!
Надежный, но не ханжа — а, вам не понять. Но на Дженет можно абсолютно во всем положиться. Прекрасный выход!
Эдна изумленно воззрилась на Стар.
— Она работала няней?
— Нет, конечно нет! Она — секретарша Хьюго Мортимера. Того самого, который, ну вы знаете, написал «Экстаз» и «Белый ад». Он уехал в трехмесячный отпуск — не то на охоту, не то на рыбалку, а может быть, еще куда-нибудь, так что теперь она сама по себе и вполне может провести здесь пару недель, пока наша няня не вернется из своего турне, так что могу уехать совершенно спокойно.
— Но Стар…
Стар спрыгнула с ручки кресла легко и грациозно, словно кошка.
— Никаких «но»! Я позвоню ей прямо сейчас!
Глава 5
Дженет подняла трубку и услышала чарующий голос Стар Сомерс.
— Дорогая, это ты?
— Была я.
— Как это была?
— Да столько всего навалилось. Мы вкалывали до последней минуты — я прямо превратилась в машину. Но теперь все кончилось. Он уехал во вторник.
— Как мрачно! Ты заслужила отпуск.
— Вот именно.
Дженет невольно подумала о том, что ее отпуск стал фикцией — поскольку в последний миг Хьюго пулей вылетел из кабинета, не подписав чек на ее жалованье. В тот день Дженет положила этот чек перед ним, протянула авторучку, и тут зазвонил телефон. Пока она отвечала на звонок, шеф подарил ей воздушный поцелуй и умчался на поезд, так и оставив посреди стола неподписанный чек. Она ему, конечно, послала письмо, но получит ли он его — вот вопрос. Если у него и были конкретные планы поездки, это не означает, что он их не изменит в последний момент.
Стремление к неизведанному! Сколько неудобств оно причиняет окружающим! Во всяком случае лично ей, Дженет Джонстон. Она услышала, как Стар сказала:
— Милочка, ты можешь просто роскошно провести свой отпуск — прямо вот с этой минуты. Ты ведь ничего еще не решила, правда? Ты же мне говорила, что ничего не можешь планировать до самого отъезда Хьюго, помнишь?
— У меня просто не было на это времени.
— Вот и великолепно! Можешь приехать хоть завтра! Это прелестное местечко и здесь никто не будет тебя беспокоить!
Если ты играл с человеком в детстве и делился с ним тайнами в юности, то мало найдется вещей, которых бы ты о нем не знал. Знание Стар давало ей возможность со спокойной совестью оставить Стеллу на Дженет и принять участие в новом мюзикле Джимми дю Парка. А знание Дженет подсказывало, что Стар в очередной раз хитрит. В ответ она произнесла с легким шотландским акцентом:
— Лучше скажи мне прямо, чего тебе нужно.
— Мой ангел, я уверена, что ты меня спасешь — ты всегда меня выручала! Понимаешь, все из-за Стеллы — дура Эдна отпустила няньку в какой-то идиотский автобусный тур, а мне завтра ехать в Нью-Йорк — нет, послезавтра и ни днем позже! Но времени уже нет, ты ведь понимаешь? А я не могу уехать, если не буду уверена, что со Стеллой все в порядке — вот бы ты с ней осталась! Эдна совсем не умеет обращаться с детьми — своих ведь у нее нет. Я, между прочим, так ей и сказала — не думаю, чтобы это пришлось ей по душе!
— А у меня их, по-твоему, сколько?
— Милочка, ты так чудесно с ними справляешься! Это дар от бога! Ты ведь сделаешь это, не правда ли? Тебе здесь понравится! Это дивный старинный дом, а сад какой — просто мечта! Теперь он немного запущен, не то что прежде, но это потому, что у нас теперь только два садовника, а не четыре, но, по-моему, их и не нужно так много. Это же ужас, если Адриана промотает все свое состояние — она и так ужас сколько тратит, притом что ничего не зарабатывает! Знаешь, добавочный налог — это так ужасно! Невозможно сэкономить ни пенни! К счастью для всех, Адриане это как-то удается. Только на это и надежда! Право, не знаем, кому она собирается оставить все это — ведь, честно говоря, нет смысла делить имущество на кусочки? Одному косок, другому кусок — так все по кускам и разойдется, ты ведь понимаешь?
Серебряный голосок на минуту замолчал, и Дженет наконец удалось вставить слово:
— Нет, не понимаю — и никто бы не понял. И согласия я покамест не давала.
— Давала, давала, милочка! Ты просто-напросто должна это сделать — а то я пропала! Только представь себе: я не поеду и эта ужасная девица Джин Помрой получит роль!
Джимми ей отдаст — я точно знаю! Она еще и успеха добьется, не приведи бог… Она может — мне назло!
— Да не тараторь ты! — оборвала подругу Дженет. — У меня от тебя голова кругом идет. Ты же мне толком ничего не объяснила. Откуда ты звонишь?
— Милочка, конечно же из Форд-хауса! Представляешь, спускаюсь вниз, чтобы попрощаться со Стеллой и проверить, все ли в порядке, и что я узнаю? Нянька — с Эдниного разрешения! — умчалась на континент в автобусный тур!
— Это ты уже говорила. А Форд-хаус — это дом Адрианы Форд, так?
— Разумеется, милочка — ты же знаешь! Это все знают!
Ты просто несносна! Полгода тому назад с ней произошел несчастный случай и теперь домом худо-бедно заправляет эта Эдна!
— А кто такая Эдна?
— Жена моего родственника Джеффри. Родственник он мне еще тот — кажется, у нас была общая прабабка. Никто не мог понять, почему Джеффри на ней женился. У те даже денег не было! И детей у них нет. Люди вообще иногда делают странные вещи, правда?
Последнюю реплику Дженет пропустила мимо ушей.
— Он тоже там?
Голос Стар взлетел еще выше:
— Конечно! Я же тебе говорю, у них нет ни гроша и поэтому они живут тут. Ты, возможно, найдешь его очаровательным — он умеет нравиться, когда захочет.
— А вообще он чем занимается?
— Бродит по окрестностям с ружьем. Но миссис Симмонс утверждает, что она не будет больше готовить кроликов — все равно их никто из прислуги не ест!
— Хорошо, теперь о прислуге. Кто там есть?
— О, народу хватает. Тебе ничего не придется делать.
Тут и Симмонсы — дворецкий и кухарка, и еще Мейсон — она присматривает за Адрианой, бывшая ее костюмерша и предана ей, как собака, — но для остальных и пальцем не шевельнет. Еще из деревни двое приходят — тетка и девчонка по имени Джоан Катл — вот наградил бог фамилией![3] И, конечно, Мириэл, которая занимается цветами.
— Что за Мириэл?
— Вот уж тут ты меня подловила, милочка, — это никому не известно. Впечатлительная натура с пышной гривой.
И никто не знает, не то Адриана родила ее тайком, то ли просто подобрала и удочерила — с нее станется. Я, когда хочется позлить Джеффри, говорю ему, что Мириэл — точно дочка Адрианы и что ей все и достанется!
— Сколько ей лет?
— Не знаю, года двадцать три или двадцать четыре, так что вряд ли она может быть дочкой: Адриане уже восемьдесят, хотя и это никому точно не известно — Адриана старается помалкивать о своем возрасте. Но она — сестра моего деда, и, по-моему, старшая, но это — страшная тайна.
Все из-за тех скандалов, — ну, знаешь, давнишних, еще до того, как она стала мировой знаменитостью. Сама понимаешь, когда публика воспринимает тебя как Офелию, Дездемону и Джульетту, она перестает думать о твоей личной жизни. Я уверена, что в роли Дездемоны она выглядела просто душераздирающе. А потом еще такие роли — и фру Алвинг, и другие ибсеновские героини, а еще и леди Макбет — впечатляет, правда! Так что теперь никого уже не интересует, жила ли она с эрцгерцогом, и крутила ли роман с испанским торреро. Она — только Адриана Форд, и ее имя пишется на афишах трехфутовыми буквами, а публика штурмует кассы, чтобы посмотреть спектакль.
— О, после нас — хоть потоп! Если меня убьют, можете делать все, что вам заблагорассудится! — воскликнула актриса с чувством, которое, впрочем, тут же иссякло — нахмурившись, она пробормотала:
— Зачем я это сказала?
Я не собиралась так говорить. Нам лучше заняться теми, кто бывает в доме, — она забарабанила пальцами по подлокотнику кресла. — Я не знаю, что вам обо мне известно, но все знают, что я оставила сцену. Живу в старом доме у реки в трех милях от Ледбери. Дом называется Форд-хаус.
Я купила его три года тому назад потому, что мне понравилось название. Я — урожденная Рутерфорд, но на сцену вышла как Адриана Форд. Некоторые из моих родственников остались верны своей шотландской фамилии, а некоторые, вслед за мной, стали называть себя Фордами. Я — последний представитель нашего старшего поколения. Ну а теперь — об обитателях Форд-хауса. Алфред Симмонс и его жена — дворецкий и кухарка. Оба служат у меня уже двадцать лет и живут в доме, как и Мейсон, которую можно назвать моей горничной. Она занималась моими костюмами и очень мне предана. Начала работать у меня еще девочкой, а теперь ей под шестьдесят. Еще двое приходящих служанок: девчонка по имени Джоан Катл — глупое создание, которое меня бесит, но невозможно представить себе, чтобы она захотела кого-нибудь отравить, — и вдова средних лет, чей муж был младшим садовником. Ее фамилия, если вам, конечно, интересно, — Прэтт. Рядом с домом живет садовник по имени Робертсон и при нем еще молодой человек — Сэм Болтон. Он обслуживает машину и вообще следит за техникой.
Пока мисс Силвер записывала имена в свою тетрадку, Адриана пребывала в мрачном молчании, а затем сказала:
— Ну, это все слуги Форд-хауса, и я не могу придумать ни малейшей причины, чтобы кто-то из них захотел убрать меня с дороги.
— А наследства им не положено?
— А как же! За кого вы меня принимаете? Мейсон служит у меня уже сорок лет, а Симмонсы — двадцать.
— Они знают, что упомянуты в завещании?
— Они бы очень огорчились, если бы я этого не сделала.
— Мисс Форд, я вынуждена просить вас выражаться точнее. Они действительно знают, сколько именно им положено по завещанию?
— Конечно, они это знают!
— И это значительная сумма?
— Я никогда не мелочусь!
— А остальным слугам тоже что-нибудь полагается?
— Да нет. По пять фунтов за каждый год службы. Так что всем остальным — не больше сотни.
Мисс Силвер провела под записями жирную черту.
— Так. Со слугами разобрались. Могу я спросить, кто еще живет в Форд-хаусе?
Палец Адрианы скользил по вырезанным на подлкотнике кресла листьям аканфа.
— Мой кузен Джеффри Форд и его жена Эдна. Джеффри уже под пятьдесят. Его доходы не так велики, как ему хотелось бы, так что жизнь деревенского джентльмена его вполне устраивает. Сначала он наносил мне визиты, которые от раза к разу становились все более продолжительными, а теперь он живет в Форд-хаусе почти постоянно. Джеффри — человек приятный, и мне нравится, что он живет в доме. Его жена — одна из тех невыносимых женщин, которые всегда хотят как лучше — постоянно мешает слугам и называет это работой по дому. Дай ей волю, она все запрет под замок, а выдавать будет не больше суточной порции, да и то по большой просьбе. И еще она страшно ревнует Джеффри — просто смехотворно!
Мисс Силвер занесла карандаш над тетрадным листом.
— Говоря «смехотворно», вы хотели сказать, что оснований для ревности у нее нет.
Адриана хрипло рассмеялась.
— Что вы! Я бы сказала, для этого у нее есть все основания! Но на что она, собственно, рассчитывала? Она старше Джеффри, да ее и прежде нельзя было назвать привлекательной. Никто так и не смог понять, почему он на ней женился. Насколько мне известно, денег у нее нет. Ну, довольно о Джеффри и Эдне. Есть еще Мириэл.
Мисс Силвер записала имя в тетрадку, переспросив:
— Мириэл? А фамилия?
— О, разумеется, Мириэл Форд. По крайней мере последние двадцать три года — или около того — ее зовут именно так. Не имеет смысла спрашивать, откуда она взялась, потому что взялась она из ниоткуда. Можно сказать, ее мне подбросили и она пожелала остаться. От нее все шарахаются. Яркая личность — тридцать три несчастья.
— Чем она занимается?
— Цветами, — Адриана презрительно скривила рот.
— Вы не задумывались о том, чтобы дать ей какую-нибудь профессию?
— О, конечно думала, но все, чем она когда-либо хотела заниматься, это выйти на сцену и блистать. Работать ей не хочется, да и таланта нет. На самом деле все это очень печально.
«Эмоциональная, разочарованная, недовольная» — записала мисс Силвер напротив имени Мириэл Форд. И, подняв голову от записей, заметила, что Адриана смотрит на нее и в ее взгляде явственно читается сомнение.
— Это те, кто постоянно живет в доме, но ведь есть еще и гости. Думаю, что вас они не интересуют.
— Вы хотите сказать, что во время всех встревоживших вас происшествий в доме были гости?
— Ода!
— В таком случае, думаю, вам лучше сообщить мне их имена.
Адриана наклонилась вперед.
— Хорошо, первая — это Мейбл Престон. Она была в Форд-хаусе в тот день, когда я сломала ногу, но она, конечно, не имеет к этому никакого отношения.
— А кто такая эта Мейбл Престон?
Адриана скорчила гримасу.
— О, просто старая подруга и очень несчастная. Она была широко известна как Мейбл Престейн, но вышла замуж не за того человека и покатилась вниз. Он растратил все, что она имела, и, когда у нее ничего не осталось, бросил ее, бедняжку. Я как-то пригласила ее к себе, чтобы поддержать, но должна признаться, в тот момент как раз совершенно не хотела ее видеть.
Карандаш замер, и мисс Силвер спросила:
— Она как-то упомянута в вашем завещании?
Адриана опечаленно посмотрела на нее.
— Ну да. Я и теперь немного помогаю ей, а потом она будет получать пожизненную ренту. Но для нее моя смерть вряд ли выгодна — думаю, она потеряет гораздо больше, чем приобретет. Я ведь ей время от времени кое-что подбрасываю — ну, вы знаете, одежду и всякое такое. Нет, Мейбл можете выбросить из головы — и незачем даже записывать ее в вашу тетрадь. Я знаю ее вот уже сорок лет — она и мухи не обидит.
— У вас есть еще кандидатуры?
— Еще моя юная внучатая племянница. Стар Сомерс, — о ней вам следует знать. Очень хорошенькая и привлекательная и достигла немалых успехов на сцене — в комедийных постановках. Она не живет в Форд-хаусе, но постоянно приезжает сюда — потому что с нами живет се маленькая дочка с няней. Стар год назад разошлась с мужем, иногда он приходит навестить ребенка, но надолго не задерживается. Еще к нам в гости наведывается кузен Стар Сомерс, Ниниан Рутерфорд. Они любят друг дружку, как родные брат и сестра — их отцы были близнецами. Как только в Форд-хаусе появляется Стар, приезжает и Ниниан.
Мисс Силвер записала новое имя и спросила:
— Кто из этих людей останавливался в доме, когда вы упали с лестницы?
В глазах Адрианы появился насмешливый блеск.
— О, да все они — за исключением Робина Сомерса.
Нет, погодите — я уверена, что он тоже там был. Как правило, он не спускается вниз, если знает, что Стар в доме, но это был день рождения малышки Стеллы, а он никогда об этом не забывал. Стар не хотела его видеть — она была в бешенстве. Устроили небольшой детский праздник — пригласили нескольких детей, живущих по соседству — и я оказалась в центре всей этой суеты, но все-таки поднялась наверх и попыталась уговорить Стар спуститься вниз, а она отказывалась — из-за Робина. Так что он наверняка находился в доме, когда я упала… Когда же это было? Ах, ну да — пятнадцатого марта.
Мисс Силвер записала и это тоже.
— А случай с супом из шампиньонов?
— О, это было в августе. Точнее не вспомню, даже не спрашивайте. День, когда я упала, я только потому и запомнила, что это Стеллин день рождения. Вероятно, история с супом случилась на выходные — если, конечно, вам это хоть что-то даст, — потому что дома были и Стар, и Мейбл, да и все остальные, за исключением Робина. Хотя, в конце концов, точно этого никто из нас не знает. Но что касается пилюли, то, как вы, вероятно, и сами понимаете, ее мог положить в пузырек кто угодно и когда угодно. Вообще говоря, — сказала Адриана, ослепительно улыбаясь, — все это с равным успехом мог сделать любой из них, а может, никто ничего и не делал, — распахнув старое кроличье манто, она небрежно и весело сбросила его. — Теперь, когда я все вам рассказала, вы представить себе не можете, насколько мне стало легче. Вы знаете, как это бывает: думаешь и думаешь ночи напролет, и не можешь перестать.
А теперь я вижу, что все это я сама выдумала — от начала и до конца. Я просто поскользнулась и упала. Муха попала в каплю супа и умерла своей смертью — чего не бывает? Что касается пилюли, то ее могли положить в пузырек по ошибке, — скажем, это какой-то другой препарат, а может быть, она бракованная, да мало ли что еще. Надо просто выбросить все это из головы, и чем скорее, тем лучше.
Мисс Силвер молчала, серьезная, собранная. Она видела — Адриана Форд уговаривает самое себя, и сомневалась в действенности этих уговоров. И помолчав, сказала посетительнице:
— Как вы сами говорите, ваши подозрения практически ни на чем не основаны. Падение с лестницы вполне могло оказаться случайностью, да и доказательства того, что в суп что-то подложили, было тоже весьма сомнительное.
А вот пилюля дает некоторую почву для размышлений. Очень жаль, что вы ее выбросили. Но раз уж вы обратились ко мне, я постараюсь дать вам самый лучший совет. Не расставаясь с вашими домочадцами и не меняя образа жизни, вы могли бы кое-что сделать.
Адриана подняла брови:
— Что именно?
— Вы можете распорядиться, что впредь будете обедать и ужинать за одним столом со всеми остальными. Персональные блюда отравить проще. Это раз.
— А два?
— Дайте понять вашим домочадцам, что внесли изменения в завещание. Если кто-то из них считает, будто ваша смерть ему выгодна, то подобное заявление заставит его усомниться и, возможно, удержит от искушения.
Адриана всплеснула руками.
— О, моя дорогая мисс Силвер!
— Вот такой вам мой совет, — сказала мисс Силвер успокаивающим тоном.
Адриана откинула голову назад и рассмеялась низким мелодичным смехом.
— Вы знаете, что я собираюсь сделать?
— Думаю, что догадываюсь.
— Тогда вы даже догадливее, чем вам кажется. Я собираюсь начать новую жизнь и жить так, как мне хочется. Я поняла это, сидя здесь и рассказывая вам о том, что кто-то хочет меня убить, и сама уже не веря в это или веря, но не придавая этому значения. Я собираюсь жить. И я не намерена влачить прежнюю жизнь прикованного к постели инвалида — нет, я имею в виду настоящую жизнь. На сегодня я наняла машину и в ней меня ждет Мейсон. Выйдя отсюда, я отправлюсь за покупками и куплю кучу новой одежды и уложу волосы — давно пора!. А затем вернусь в Фордхаус и устрою там такое… Когда-то о моих приемах ходила такая слава! Не знаю, почему я от них отказалась — сперва война, а потом мне уже не хотелось, чтобы меня беспокоили — но теперь я начну все с начала. Но ухо буду держать востро, обещаю вам. Если кто-то и мечтает убрать меня с дороги, он скоро убедиться, что это не так-то просто!
Глава 4
В гостиной Форд-хауса было слишком много мебели, отчего в этой просторной комнате с тремя высокими, выходящими на террасу стеклянными дверями, казалось даже темновато. Свет поглощали и старые расписные деревянные панели, приобретшие с годами серебристо-зеленый оттенок, и тяжелые портьеры серого бархата, закрывавшие большую часть стекла. В те дни, когда Адриана Форд давала приемы, эти приглушенные оттенки цвета мха и лишайника выгодно подчеркивали ее пламенеющие волосы и все ее великолепие. Но в отсутствие главной героини на сцене Доминировала мебель: огромные чиппендейловские горки, заставленные коллекционным фарфором; отделанный перламутром рояль черного дерева; столы и столики — золоченой бронзы с инкрустацией и ореховые с мозаикой из атласного дерева; монументальные диваны; огромные кресла; мраморный камин, величественный, словно вход в гробницу; расставленные в художественном беспорядке безделушки. Когда-то Адриана озаряла все это, подобно факелу, а теперь здесь, казалось, царил мрак и запустение.
Стар Сомерс осторожно присела на подлокотник одного из кресел. Ее внешность совсем не сочеталась с убранством этой комнаты. Она была в сером, но не того сумрачного, темно-серого, оттенка, как портьеры, — ее прекрасно сшитый костюм отливал звездным серебром, прекрасно гармонируя с ее сияющим именем[2]. На лацкане сверкала бриллиантовая брошь, а вырез тончайшей белой, блузки пересекала нитка жемчуга. И на сцене, и вне ее Стар была одинаково изысканна. Будь в этой комнате вдвое больше света, он бы не выявил ни малейшего изъяна этой восхитительной кожи, прекрасных глаз и бледно-золотых волос молодой женщины. И совершенство это вовсе не было результатом искусного макияжа. Природа дала ее ресницам именно тот оттенок, который подчеркивал серый цвет глаз, а румяна были ей просто не нужны. Когда она радовалась, ее щеки розовели, когда грустила — бледнели. Очаровательная форма губ была чуть акцентирована помадой самого приятного оттенка. В эту минуту ее глаза были широко распахнуты, рот приоткрыт, а щеки заливал румянец.
— Вы и не думали мне сообщить! — воскликнула она. — Вы позволили няне уйти и ничего мне не сказали!
Эдна Форд, жена ее кузена Джеффри, опустила взгляд на свой длинный нос. Все в ней было каким-то блеклым: волосы, всегда напоминавшие Стар выгоревшую на солнце траву, бледно-голубые глаза в обрамлении песочного цвета ресниц, тонкие бесцветные губы с брюзгливо опущенными уголками. Даже вышивка, над которой Эдна работала в данный момент, казалась бледной и невыразительной: фон — тусклым, краски — какими-то мутными, а сам рисунок — чересчур симметричным и оттого неживым. Эдна молча втыкала и снова вытаскивала иглу, словно бы говоря этим, что Стар поднимает шум из-за пустяка. Дескать, видали мы сцены — вы, актеры, вообще слишком эмоциональные. И почему ты, Стар, не можешь сидеть в кресле, как люди, — обязательно надо пристраиваться на подлокотнике, как птица на жердочке? Обивка вон уже совсем вытерлась, а менять ее выйдет недешево, — но платить-то Адриане, а не тебе, голубушке. С трудом сдерживаясь, Эдна наконец ответила:
— Как вам известно, у нее давно не было отпуска.
Стар посмотрела на нее с упреком.
— Но вы же знаете, я никогда не помню дат. А вы не сказали об этом мне — вы ничего мне не говорите. Притом что прекрасно понимаете, что никогда я не смогу уехать в Америку, пока не буду совершенно спокойна за Стеллу — что у нее все в порядке!
Эдна завела глаза, моля Господа послать ей терпение.
— Милая Стар, я не понимаю, о чем вы толкуете. Вы забываете, что Стелла не младенец — ей уже, слава богу, шесть лет. Здесь буду я, и Мейсон, и миссис Симмонс, и эта славная девушка Джоан Катл, которая приходит из соседней деревни. Безусловно, мы — любая из нас — сумеем присмотреть за одной маленькой девочкой, да и няни-то не будет каких-то две недели.
Серые глаза вспыхнули, мелодичный голос дрожал:
— Когда шестеро взрослых присматривают за одним ребенком, каждый из них полагается на другого, а до ребенка просто-напросто никому нет дела! А у Мейсон, как вы прекрасно знаете, хватает хлопот и с Адрианой! Миссис Симмонс — кухарка, а не нянька. Она и так постоянно твердит, что у нее на все рук не хватает! А что касается Джоан Катл, то о ней мне вообще ничего не известно — разве я оставлю Стеллу с человеком, о котором практически ничего не знаю! Да, эти гастроли — прекрасный шанс сделать карьеру, но я готова отказаться от них, если не буду уверена, что со Стеллой все в порядке! Пусть няня немедленно вернется!
Эдна позволила себе легкую улыбку.
— Она уехала в один из этих автобусных туров — Франция, Италия, Австрия…
— Эдна, это ужасно!
— Я понятия не имею, где она сейчас. Скорее всего, она не сможет вернуться раньше обещанного срока.
Глаза Стар наполнились слезами.
— Даже если бы мы знали, где ее искать, она ведь упряма, как черт, — вполне может и отказаться вернуться, — слеза упала на бриллиантовую брошь. — Придется телеграфировать Джимми — пусть ищет другую исполнительницу.
Эта роль прямо для меня написана, а теперь он отдаст ее этой ужасной Джин Помрой. Она ее, конечно провалит, но что я могу поделать? Стелла прежде всего!
— Моя дорогая, вы слишком драматизируете.
Стар уставилась на Эдну взглядом, исполненным скорби, а не ярости. Румянец сбежал с ее лица. Она достала маленький носовой платок и прижала его к глазам.
— Вам, конечно, не понять. Что взять с человека, у которого никогда не было детей.
Несвойственный Эдне румянец подтвердил, что шпилька попала в цель. А печальный мелодичный голос продолжал:
— Конечно, все именно так и будет. Джимми будет в бешенстве. Он же сколько раз говорил, что эту роль могу сыграть только я! Но я всегда думала в первую очередь о Стелле и впредь намерена поступать так же. Я не могу — и не стану оставлять ее одну, если только… если только… — платок упал, а румянец вернулся. Стиснув руки, Стар порывисто произнесла:
— У меня появилась идея!
Эдна приготовилась к худшему:
— Вы же не станете брать ее с собой…
— Об этом я не могу даже мечтать! Конечно, это было бы здорово — о, правда здорово! Но я даже и думать об этом не смею! Нет, я подумала о Дженет!
— Дженет?
Нет, за мыслями Стар невозможно уследить. Она перескакивает с одного предмета на другой, и при этом совершенно уверена, что все вокруг обязаны понимать, о чем речь.
— Дженет Джонстон, — продолжала Стар, — дочь священника из Дарнаха, городка, где я обычно гостила у Рутерфордов. Мы с Нинианом часто встречались с ней, и Стелле она понравится. Если с девочкой останется Дженет, я могу не беспокоиться. Это такой надежный человек!
Надежный, но не ханжа — а, вам не понять. Но на Дженет можно абсолютно во всем положиться. Прекрасный выход!
Эдна изумленно воззрилась на Стар.
— Она работала няней?
— Нет, конечно нет! Она — секретарша Хьюго Мортимера. Того самого, который, ну вы знаете, написал «Экстаз» и «Белый ад». Он уехал в трехмесячный отпуск — не то на охоту, не то на рыбалку, а может быть, еще куда-нибудь, так что теперь она сама по себе и вполне может провести здесь пару недель, пока наша няня не вернется из своего турне, так что могу уехать совершенно спокойно.
— Но Стар…
Стар спрыгнула с ручки кресла легко и грациозно, словно кошка.
— Никаких «но»! Я позвоню ей прямо сейчас!
Глава 5
Дженет подняла трубку и услышала чарующий голос Стар Сомерс.
— Дорогая, это ты?
— Была я.
— Как это была?
— Да столько всего навалилось. Мы вкалывали до последней минуты — я прямо превратилась в машину. Но теперь все кончилось. Он уехал во вторник.
— Как мрачно! Ты заслужила отпуск.
— Вот именно.
Дженет невольно подумала о том, что ее отпуск стал фикцией — поскольку в последний миг Хьюго пулей вылетел из кабинета, не подписав чек на ее жалованье. В тот день Дженет положила этот чек перед ним, протянула авторучку, и тут зазвонил телефон. Пока она отвечала на звонок, шеф подарил ей воздушный поцелуй и умчался на поезд, так и оставив посреди стола неподписанный чек. Она ему, конечно, послала письмо, но получит ли он его — вот вопрос. Если у него и были конкретные планы поездки, это не означает, что он их не изменит в последний момент.
Стремление к неизведанному! Сколько неудобств оно причиняет окружающим! Во всяком случае лично ей, Дженет Джонстон. Она услышала, как Стар сказала:
— Милочка, ты можешь просто роскошно провести свой отпуск — прямо вот с этой минуты. Ты ведь ничего еще не решила, правда? Ты же мне говорила, что ничего не можешь планировать до самого отъезда Хьюго, помнишь?
— У меня просто не было на это времени.
— Вот и великолепно! Можешь приехать хоть завтра! Это прелестное местечко и здесь никто не будет тебя беспокоить!
Если ты играл с человеком в детстве и делился с ним тайнами в юности, то мало найдется вещей, которых бы ты о нем не знал. Знание Стар давало ей возможность со спокойной совестью оставить Стеллу на Дженет и принять участие в новом мюзикле Джимми дю Парка. А знание Дженет подсказывало, что Стар в очередной раз хитрит. В ответ она произнесла с легким шотландским акцентом:
— Лучше скажи мне прямо, чего тебе нужно.
— Мой ангел, я уверена, что ты меня спасешь — ты всегда меня выручала! Понимаешь, все из-за Стеллы — дура Эдна отпустила няньку в какой-то идиотский автобусный тур, а мне завтра ехать в Нью-Йорк — нет, послезавтра и ни днем позже! Но времени уже нет, ты ведь понимаешь? А я не могу уехать, если не буду уверена, что со Стеллой все в порядке — вот бы ты с ней осталась! Эдна совсем не умеет обращаться с детьми — своих ведь у нее нет. Я, между прочим, так ей и сказала — не думаю, чтобы это пришлось ей по душе!
— А у меня их, по-твоему, сколько?
— Милочка, ты так чудесно с ними справляешься! Это дар от бога! Ты ведь сделаешь это, не правда ли? Тебе здесь понравится! Это дивный старинный дом, а сад какой — просто мечта! Теперь он немного запущен, не то что прежде, но это потому, что у нас теперь только два садовника, а не четыре, но, по-моему, их и не нужно так много. Это же ужас, если Адриана промотает все свое состояние — она и так ужас сколько тратит, притом что ничего не зарабатывает! Знаешь, добавочный налог — это так ужасно! Невозможно сэкономить ни пенни! К счастью для всех, Адриане это как-то удается. Только на это и надежда! Право, не знаем, кому она собирается оставить все это — ведь, честно говоря, нет смысла делить имущество на кусочки? Одному косок, другому кусок — так все по кускам и разойдется, ты ведь понимаешь?
Серебряный голосок на минуту замолчал, и Дженет наконец удалось вставить слово:
— Нет, не понимаю — и никто бы не понял. И согласия я покамест не давала.
— Давала, давала, милочка! Ты просто-напросто должна это сделать — а то я пропала! Только представь себе: я не поеду и эта ужасная девица Джин Помрой получит роль!
Джимми ей отдаст — я точно знаю! Она еще и успеха добьется, не приведи бог… Она может — мне назло!
— Да не тараторь ты! — оборвала подругу Дженет. — У меня от тебя голова кругом идет. Ты же мне толком ничего не объяснила. Откуда ты звонишь?
— Милочка, конечно же из Форд-хауса! Представляешь, спускаюсь вниз, чтобы попрощаться со Стеллой и проверить, все ли в порядке, и что я узнаю? Нянька — с Эдниного разрешения! — умчалась на континент в автобусный тур!
— Это ты уже говорила. А Форд-хаус — это дом Адрианы Форд, так?
— Разумеется, милочка — ты же знаешь! Это все знают!
Ты просто несносна! Полгода тому назад с ней произошел несчастный случай и теперь домом худо-бедно заправляет эта Эдна!
— А кто такая Эдна?
— Жена моего родственника Джеффри. Родственник он мне еще тот — кажется, у нас была общая прабабка. Никто не мог понять, почему Джеффри на ней женился. У те даже денег не было! И детей у них нет. Люди вообще иногда делают странные вещи, правда?
Последнюю реплику Дженет пропустила мимо ушей.
— Он тоже там?
Голос Стар взлетел еще выше:
— Конечно! Я же тебе говорю, у них нет ни гроша и поэтому они живут тут. Ты, возможно, найдешь его очаровательным — он умеет нравиться, когда захочет.
— А вообще он чем занимается?
— Бродит по окрестностям с ружьем. Но миссис Симмонс утверждает, что она не будет больше готовить кроликов — все равно их никто из прислуги не ест!
— Хорошо, теперь о прислуге. Кто там есть?
— О, народу хватает. Тебе ничего не придется делать.
Тут и Симмонсы — дворецкий и кухарка, и еще Мейсон — она присматривает за Адрианой, бывшая ее костюмерша и предана ей, как собака, — но для остальных и пальцем не шевельнет. Еще из деревни двое приходят — тетка и девчонка по имени Джоан Катл — вот наградил бог фамилией![3] И, конечно, Мириэл, которая занимается цветами.
— Что за Мириэл?
— Вот уж тут ты меня подловила, милочка, — это никому не известно. Впечатлительная натура с пышной гривой.
И никто не знает, не то Адриана родила ее тайком, то ли просто подобрала и удочерила — с нее станется. Я, когда хочется позлить Джеффри, говорю ему, что Мириэл — точно дочка Адрианы и что ей все и достанется!
— Сколько ей лет?
— Не знаю, года двадцать три или двадцать четыре, так что вряд ли она может быть дочкой: Адриане уже восемьдесят, хотя и это никому точно не известно — Адриана старается помалкивать о своем возрасте. Но она — сестра моего деда, и, по-моему, старшая, но это — страшная тайна.
Все из-за тех скандалов, — ну, знаешь, давнишних, еще до того, как она стала мировой знаменитостью. Сама понимаешь, когда публика воспринимает тебя как Офелию, Дездемону и Джульетту, она перестает думать о твоей личной жизни. Я уверена, что в роли Дездемоны она выглядела просто душераздирающе. А потом еще такие роли — и фру Алвинг, и другие ибсеновские героини, а еще и леди Макбет — впечатляет, правда! Так что теперь никого уже не интересует, жила ли она с эрцгерцогом, и крутила ли роман с испанским торреро. Она — только Адриана Форд, и ее имя пишется на афишах трехфутовыми буквами, а публика штурмует кассы, чтобы посмотреть спектакль.